Текст книги "Пейзанизм"
Автор книги: В. Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– Теперь не присядет. Пару дней. Потом – повторить. Раза три-четыре.
– Зачем?
– Для памяти. Одно дело – наказание, другое – поучение. Наказание – во след, поучение – наперёд.
Сухомлинские средневековые. Песталоцци свято-русские. Хотя... надо бы глянуть в "Поучение" Мономаха. Там вроде бы тоже что-то есть. Что-то такое... кнутобойно-педагогическое. Или не у Мономаха, а в "Изборнике"? А, вспомнил:
"Казни сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою и даст красоту души твоей; и не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет. Ты бо, бия его по телу, а душу его избавляеши от смерти... Любя же сына своего, учащай ему раны, да последи о нем возвеселишися, казни сына своего измлада и порадуешься о нем в мужестве... Не смейся к нему, игры творя: в мале бо ся ослабиши – велице поболиши [пострадаешь] скорбя... И не дашь ему власти во юности, но сокруши ему ребра, донележе растет, и, ожесточав, не повинет ти ся и будет ти досажени, и болезнь души, и тщета домови, погибель имению, и укоризна от сусед, и посмех пред враги, пред властию платеж, и досада зла".
Хорошо сказано: "сокруши ему ребра", а то будет "досада зла" и "пред властию платеж".
Но детей в этом педагогическом пособии рекомендовано бить не розгой, а "жезлом". Это дубье какое-то? Или какая-то железяка? Ладно, своих детей у меня тут пока нет. Разве что Ольбега? "и не ослабляй, бия младенца". Как-то не хочется. Пусть уж Аким сам внука своего этим дубьём...
Разные люди разное важнейшим в делах моих полагают. Иным милее всего победы воинские. Поражения врагов наших, пределы Русской земли раздвинутые. Другие более мирными делам моим радуются – новым городам поставленным, путям проторенным. Иные славословят за церкви православной укрепление и устроение.
Однако сие все не мною сотворено, но по слову моему. Сотворено людьми моими. Мною собранными, обученными, на дела сии поднятыми. А были бы не обучены, то и слова мои шумом пустым остались бы.
Как людей учить – сие забота велика есть. Дитя поротое, битое хоть розгой, хоть рукой – честным мужем стать не может. Поступая в делах своих от страха наказания телесного, может ли сей отрок юный понять страх от совести своей? Дух честной не растёт из задницы, плетью полосованной. Честь в душу не вбивать надобно, уподобляя её затычке в бочке, а выращивать, подобно дереву из семени. Добрые "садовники" надобны.
Вот и полагаю я, что главное дело моё – что сыскал таких "садовников", что дал им "делянки", что сумел "сады" эти сберечь и приумножить. А не было бы сего – и все остальное не случилось бы.
Только вытащил у Светаны из зубов свою портянку – вся промокла от слюней, теперь сушить надо – как пошёл текст с подвыванием.
– Чарджи, миленький, помоги подняться.
Мда. Надумала овечка у волка сочувствия просить. А холопка – у инала. Чарджи ласково улыбнулся, погладил её по лицу и сообщил;
– Жрать давай, дура. Быстро. А то я еще добавлю.
Все. Нет сочувствия – незачем плакаться. Тут еще и Николашка открытой ладонью по ягодичкам хлопнул. По раскрасневшимся в полоску. Баба, умываясь слезами и взвизгивая при каждом движении, слетела со стола как ракета. Вся одежда мгновенно упала по фигуре. Побежала. Скособоченная. Простоявший все это время в дверях с заинтересованно-доброжелательным видом Хотен, ущипнул пробегавшую мимо бабу за задницу. Она снова взвыла, а он попался мне на глаза. Ну-ка иди сюда, кухарь-медосборщик. Представитель древнейшей профессии. Но не женской.
"Опять в краю моем
Цветёт медвяный вереск
А мёда мы не пьём"
А что еще имеет место быть «в краю моем»?
Команда: "фильтруй базар", когда "базар" исполняется Хотеном, требует полного напряжения сил и постоянного внимания. Пока мои ребята выносили под дождь "подписанный" Светаной стол – ну не завтракать же в таком интерьере? – Хотен сообщил свою "сводку Информбюро". Таки да – я многое пропустил.
После того, как я позавчера вырубился, в усадьбе остались два покойника. Лежат в малой "господской" бане. Обмытые, но не похороненные – гробов нет. Звяга, наш плотник, который гробы делает в свободное от основной работы время, сильно ругается – работы много. Типа: когда ж это кончится? Когда же упокойнички перестанут, как рыба на нерест, косяком ходить?
Пришлось объяснить Хотену для передачи приказа в производство: в гробо-изготовительном бизнесе надо переходить от работы на заказ к работе на рынок. Мелкосерийное производство налаживать. Косяк – не косяк, а запас должен быть. Конкретно: две домовины постоянно в запасе. Впрок. Кажется, я что-то не то сказал. Как-то туземцы не очень понимают насчёт "неснижаемые остатки на складах". Потому что у Хотена отвалилась челюсть. А пробегавшая Светана чуть корзину с хлебом не упустила.
– А... Э... Господине... А для кого? Под какой размер-то делать?
– Для кого – найдётся. Не боись – не залежится. Размер – твой. Кстати, тебе и могилы копать. Впрок. Чтоб всегда две были заготовлены. А то, сам понимаешь, гробы Звяга понаделает, а куда класть – нет. Непорядок.
С мёртвыми разобрались – пошли о живых. Причём некоторые – ну очень живые. Даже чересчур. Макуха, после моего цирка, сунулся, было, еще раз младшего Хохряковича допросить. Тот после смерти брата и отца – никакой. Есть дурни что думают, будто калёным железом можно любую тайну вызнать. Правильно думают. Но забывают, что железо это надо к тому прикладывать, кто эту тайну знает, и говорить может. А Хохрякович – и говорить не может. Плачет, воет, в обморок падает. Толку – нуль и нуль в периоде.
Макуха... ну снаряд самонаводящийся! – решил, что у волхвов тоже еще много чего есть. Из особо ценного, легкоуносимого. "Малёк вон – пуд серебра приволок. Нешто здоровые мужи и по-более не возьмут?".
Давай моего "скалозуба" допрашивать. А тот после болотного марша... сильно неразговорчивый. Тоже сунулись с железом. Но не вышло.
"Тут чья усадьба? Тут кто хозяин?". Влез Аким с комментариями на тему: кто этого полонянина взял, да как это пришивается к делам хоть о смерти Храбрита, хоть о битых "пауках". И какие последствия он обеспечит по статье: "Порча чужой собственности без достаточных оснований". И как выглядит: "Превышение должностных полномочий" в его, славного сотника смоленских стрелков, описании. И вообще: "Сущность принадлежит тому, кто в состоянии её уничтожить". Без непереносимых для себя последствий.
Была куча криков и "вятшести". Интересно, что Аким меня в качестве пугала приспособил. Дословно прозвучало: "А вот сынок мой счас подымется и своего "живого упокойника" на вас натравит". Уважают, однако.
Глава 66
Крикнуто и выпито было много. И того и другого – чересчур. В результате, вчера утречком раненько куча народа отправилась в «Паучью» весь.
Макуха со своими – для проведения карательной операции против плетнёвских "медвежатников", Аким со своими – для поддержки "карателей" и присмотра на предмет разбазаривания и нецелевого использования.
Я, было, вздохнул спокойно. Сидят княжии с рябиновскими себе у "пауков", дуют тамошнее слабенькое пивко, смотрят как дождик идет. Лишь бы между собой не передрались. Я не учёл, что дождь пошёл вчера не с утра, а с обеда. И еще: нормальные люди там, конечно, есть. Но в начальниках – больные. Сплошные "болеславы".
Пивка они, конечно, приняли. И подняли народ громить "волхвов богомерзких". Народ бы, конечно, сам не поднялся, но полтора десятка оружных... Причём один "начальный человек" – княжий вирник, а другой – местный владетель. Которого на прошлой неделе еще не было, а вот теперь есть, и как эта "новая метла" мести будет... Ну его, от греха подальше, сходим-поглядим.
Есть такое понятие: "встречный бой". Именно эта тактическая находка и имела место быть. Неожиданно для всех участников.
Я чувствовал правильно: пока в Плетнёвском урочище хоть один волхв живой – покоя не будет. Почему "медвежатники" полезли из своего болота среди дня – я понял несколько позже: в святилище строгая иерархия. Семь волхвов с чётким порядком старшинства. Но медведь самому главному головёнку оторвал, еще двое сгорели в костре. Одного Чарджи снял стрелой во время поиска меня. Следующий волхв никак не мог умереть от ожогов. Вот как он к своему "морганатическому" Велесу перебрался, с соответствующими ритуалами, так следующий начальник немедленно скомандовал "поход". Да и приближающийся дождь их подстёгивал – при дожде с этих болот не выберешься.
Две объединённые, пышущих пивом и отвагой, или чем там еще, ватаги наших удальцов столкнулись с противником в лесу, вдали от полосы препятствий типа "линия Маннергейма" угрянского изготовления.
У каждого пескаря в реке есть свой участок. Когда самцы сталкиваются в воде, а не на сковородке, то они разворачиваются по линии, соединяющей центры их владений, и смещаются в сторону более слабого. Чем ближе к центру собственной территории, тем слабый становится наглее, а сильный – трусоватее. Когда наступает равновесие – это точка определяет границу участка на данном направлении. Проще: "дома и стены помогают".
"Медвежатники" были вне своей территории и, по пескариному принципу, побежали домой. Макуха, вдохновлённой пивом и видом бегущих язычников, рванул галопом преследовать. Его "вирниковы" поскакали следом, а "паучья" пехота отстала. Яков успел своих остановить. Кроме одного – того самого "верного" которому Храбрит руку сломал. Мужик за время вылёживания заскучал и рванул в атаку как голый в баню.
Точка "пескариного равновесия" наступила в глубине полосы препятствий. Когда "больной славой", а также корыстолюбием, христианской проповедью и "вятшестью" Макуха влетел в ловчую яму. Вместе с конём.
Пигмеи в африканских лесах ловят слонов ямками. На слоновьей тропе копается конусовидная ямка, в середине которой вкапывается заострённый кол. Слон проваливается, надевается на кол животом. А сужающаяся конусом нижняя часть ямы зажимает ему ноги. Что существенно ограничивает свободу перемещения и позволяет уменьшить объем земляных работ.
Известна история об одном европейском путешественнике, которому не повезло в такую ямку провалился. На кол он не наделся, целый день выкарабкивался. Наконец вылез, отряхнулся и... провалился в соседнюю.
Нашим не повезло дважды.
Во-первых, княжий вирник Степан Макуха при выполнении служебного долга влетел в ловчую яму.
Во-вторых, влетел с конём. Кол пробил коня насквозь, но седло сыграло, Макуху сбросило и зажало между конским боком и стенкой ямы. Живого. Был бы мёртвый – было бы проще. Он же кричит – надо вынимать. Я про соседнюю яму у пигмеев не зря вспоминал. Здесь тоже сработало. Против старшего вирниковых стражников. Тоже влетел. Только кол пошёл иначе: сквозь конский бок и гридню чуть наискось снизу в живот. Тоже сперва кричал. Тоже надо вытаскивать. А когда в двадцати шагах заранее подготовленный лесной завал, и оттуда летят дротики и стрелы... А потом и сами толпой...
Вытащили всех. Спасибо Якову – угодил сулицей в волхва. После этого медвежатники несколько осадили. Интересно, из того что я слышу, получается что волхвов в нормальном бою, мечом или саблей, взять не удаётся. Только издалека и в общей свалке. "Глаза отводят"? Или еще какие боевые искусства для ближнего боя?
Из вытащенных – часть сразу мёртвые, часть умерло по дороге, пока в "Паучью" весь тащили. Часть умрёт сегодня-завтра. Ранения с существенной кровопотерей – быстро смертельны. Черепно-мозговые – возможны варианты. В брюшную полость – от одного до трёх дней. Сепсис. В разных вариантах. Гангрена, "антонов огонь", лихорадка, заражение. Собственно заражение крови убивает примерно за сутки. Багратион при Бородино был ранен в ляжку. Умер после нескольких дней горячки. В какой момент, на какой перевязке зараза попадёт в кровотоковые каналы – непредсказуемо. Обычно, кровоток – стерилен. Но попала зараза и... "бздынь" – получи микроба в мозги. Сам микроб – очень милое существо. Ну размножается быстро. Но ведь он еще и дохнет. Чем больше родилось, тем больше сдохло. Как человечество. Потрогайте кучу свежего дерьма – чувствуете тепло? Процесс распада и гниения идет с выделением энергии. У нас в мозгу. Энергия выделяется, мозги подогреваются. Как дойдёт до сорока с небольшим... Яйца варили? Я имею ввиду – куриные. А яичницу? Видели как белок сворачивается? Аналогично. Как у нас в мозгах.
Оценить потери по рассказу Хотена можно только весьма приблизительно. Что радует: стратегический план Макухи – заполнить полосу препятствий смердами-"пауками" не сработал. Был бы вирник умнее – погнал бы крестьян вперёд. А сам бы следом как по асфальту – по вскрытым, заполненным, сработавшим ловушкам. Но он же вирник – пристав судебный. Привык к полицейским акциям против мирного населения в местах плотного расселения. Ну, или "операция "Перехват" против разбойного ватажка. Так там таких укреплений не строят.
Понимать Хотена тяжело, но одно я уловил: битое воинство скоро вернётся и взыщет с моего "скалозуба". За своё – "не преуспели". Поскольку "медвежатники" против княжьей власти осмелились, а этот – из тех. Хотя алиби у него по данному эпизоду железное – в порубе сидел, но... Пойдёт как соучастник. Сперва – на дыбу, потом – на плаху. Или здесь, или в волости, в Елно. Показательная пытка с таковой же казнью. Показывает успехи официальных лиц в части распространения "благой вести". Раскалённое железо в ручках поносить – это просто так, это для доказывания невиновности в отдельном конкретном эпизоде.
А оно мне надо? То есть, конечно, "да". Соучастник, язычник, вообще плохой человек с обожжённой физиономией, плохими зубами и такими же манерами. Но мне от этого какая прибыль? Макухе – понятно. Не зря сходил. Акиму? Ну, медальку за искоренение наркопритона. "Религия – опиум для народа". А у ж чужая вера – и вовсе чистый героин и контрафакт.
А мне где здесь профит? Тяжкое это дело – когда все дружно побежали-закричали, одного всем гуртом бить намылились... А самому взять и остановиться, поперёк всеобщего единения и устремления, и попытаться... Даже не сделать чего-нибудь, просто понять: а мне-то чего надо?
Иметь под боком "медвежатников"... не камильфо. Совсем. У них там, по моему счету остался один волхв. Придурок-подносчик. И чего он там выпляшет перед толпой лесовиков... Сам-то он, вроде, трусоват. В лоб не полезет. А вот оставшихся "скалозубов" может "благословить на труды ратные" И начнётся партизанская война. Против нас. А у нас тут покос должен начаться, в усадьбе народа целый день не будет – приходи и запаливай хоть с четырёх углов. Да и косцы... на лужку да из лука по медленно двигающимся белым рубахам...
Надо как-то разойтись мирно с этими голядскими голядями. Нахрапом, в лоб конным отрядом – не прошло. Устраивать затяжную оборонительную... Я тут что, французский генштаб накануне Первой Мировой? Выкуривать их оттуда? А троекратные потери атакующей стороны при прорыве укрепрайона? Там я видел полсотни "зрителей". Так это все воины. Ну ладно – охотники. Так и у нас – не Старая Гвардия. И что, положить полторы сотни своих? А они есть? А зачем оно все тогда? Надо расходиться миром. Есть у меня одна идейка. Пойду-ка проверю. Пока "болеславы" битые не вернулись.
* * *
Снова поруб, снова в полутьме у стенки полу-мумия.
– Ну что, придумал как душу Сухану назад поставить?
– Не знаю. Подумать еще надо. У старцев поспрашивать. Вроде бы можно. Мы же души вселяем. В вещи, в зверей, в дерева. В других людей. Но это – на малое время. А ты хочешь на всю жизнь... На Мологу бы сходить, там такие мудрецы есть...
Опа. Прокол. Я же сказал: начал говорить – уже "не девочка". "Мысль изречённая есть ложь". Но даже один и тот же человек по одному и тому же поводу врёт по-разному.
"В начале было слово...". Потом второе, третье... А там, глядишь, и дело до дела дойдёт. Лишь бы говорил, после и до правды доврётся. Вот и "скалозуб" – выдал район дислокации их учебно-тренировочного центра. Или – культурно-образовательного. Прокололся и понял это. И, естественно, обозлился.
– Все. Больше ни слова не скажу.
– Нет так нет. Сам придумаю.
– Ха! Ты – глупый, сопливый мальчишка, хочешь сделать то, что не умеют наши мудрецы! Таракан, возомнивший себя крокодилом...
– Таракан, говоришь? Вы на звезды смотрите? Вы видите как ход созвездий меняется? Тогда ты должен знать – пришло время перемен. Прежде закрытые пути – открылись. Тропы непроходимые прежде – дорогами торными стали. Дорогами между мирами. Вижу, ты понял о чем я. Видите и не разумеете! Разуй глаза! Или не учили вас думать? Всех знаний ваших сокровенных – вязки вязать да в бубен бить?! Остановись, человече! Глянь взором чистым, прежними истинами не замазанным. Глянь в небо звёздное, глянь в душу собственную – или не видишь? Или – и видеть не хочешь?!
Голядина под моим напором несколько отшатнулся, прижался к стенке поруба.
– Ты чего? Ты... эта... про что? Чего я не увидел?
– Смысла ты не увидел. Вестников не услышал. А и услышал, да не понял. И уши ваши, хоть и не залиты воском, а вам не надобны. Мусор там древесный да мох болотный. Вот, слышал же ночью голос волка у святилища вашего. Слышал, а не понял.
– Так ты и вправду волчий оборотень? Из какого рода? Какому богу служишь?
– Здоров ты, дядя. Ростом велик, а умом – дитё. Кончился час Медведя. Кончился. Последние крохи добираете. Но не час Волка грядёт его сменить. Иное надвигается, иное – незнаемое. Ибо пришёл на Русь новый зверь. Зверь невиданный и неслыханный. Пришёл тропами новыми, прежде не хожеными, до времени закрытыми. Вам, волхвам Велесовым – не ведомыми. И нет у вас от него защиты. Ни у кого нет. Ни у зверей, ни у людей, ни у птиц небесных, ни у гадов ползучих. Волки вольные власть его приняли, впереди него бегут вестниками, позади него бегут слугами. Лучшие из лучших бегут у стремени. Коль найдёте следы волчии у святилища – сами увидите. То не простого зверя серого след, не лесовика-чащобника обычного. То следы князь-волка. Князя-волка – прислужника. Ты и сам голос его слышал. И его призыв да и отзыв мой. Не велел я слуге своему в бой ввязываться, захотелось мне посмотреть-поприсутствовать. На игрищи ваши Велесовые по-любопытствовать.
– Так... Ты, чего, уйти мог?
– Так я и ушёл. И человека своего забрал, и душу его. Вот и тебя прихватил. Ну и что в этом?
– Постой. А что это за зверь, которого мы не видели, не слышали? Мы всех зверей в лесу знаем...
– Дурни безмозглые! Они знают... Или мир лесом вашим кончается?! Или иных миров нет?! Или и там звери не живут? Звери страшные, звери лютые. Вот вы волков "лютым зверем" называете. А они ягнята малые. Цыплята желторотые против истинного зверя, что пришёл сюда, в чащобы ваши болотные.
– К-какой? Какой з-зверь?
– Ты такого не видывал, про такое не слыхивал. Всадник бледный на скакуне зелёном.
Даже в полутьме подземелья было видно как расширилась щель в повязках. Щель за который был рот бедного туземца. А в верхней щели – глазной – мечущийся блеск его глаз.
– Что, голядина медвежия, не видал коней зелёных? Не встречал в лесах здешних? Так ведь в болоте сидите, бревну молитесь. Да и не конь то. То иной зверь грядёт. Не копытами землю топчет, рвёт когтями кривыми длинными, а и хвост у него не по ветру вьётся – по земле волочится. Тем хвостом он быков на один удар бьёт до смерти, дерева ломает играючи. А и пасть у него вся зубов полна. Зубки белые, зубки острые. Не для травушку-муравушку пощипати, а для – мясо красное да косточки белые погрызти. Как возьмёт он голову медведя вашего в пасть – да и раскусит её как гнилой орех. Да и сделать с ним ничего нельзя – весь закрыт он чешуёю крепкою. Ни железо калёное, ни кость зачарована – ту чешую не берет, отскакивает. И бежит-то он не по конскому, и глядит-то он не по жеребячьему. Зеленым огнём у него глаз горит, злобой яростной светится. А ведь ты, волхв, и имя ему знаешь. Имени тому кланяешься. Имя скакуна того – Крокодил.
– Так... Ну это же... Мы про то знаем...
– Плевать мне – про что вы знаете! Вы и знаете, да не разумеете! Огрызки знания древнего, ошмётки ведовства прежнего! То и есть, что дурням в головы вбить удалося. Слова повторяете – смысла не понимаете. А хоть и так – прикинь-ка, волхв, у кого Крокодил под седлом пойдёт? Кого он себе на спину пустит? И кто на ту спину влезть осмелится? Да еще и править, за поводья дёргать, плёточкой погонять-подстёгивать?
– Д..д, мм..., кто?
– Крокодил в ваш мир и прежде хаживал, пути-дороги ему ведомы. А везёт он ныне господина нового, господина сурового, господина невиданного. Обезьяна на нем верхом сидит. Высоко сидит, ухмыляется. Обезьяна белая, бесхвостая, бесшёрстая. Гл-а-а-а-денькая. Ростом не велика, не мала. Нет у неё ни когтей длинных, ни зубов острых, ни чешуй прочных. Глянет на неё дурень, тебе подобный, да и далее пойдёт, бессмысленный. Пойдёт, коли позволит она. Ибо сила её – не сила звериная, сила телесная. Сила у неё – умственная, сила у неё – смысленная. Все видит она и умом-разумом во всякую вещь проникает. Только глянет на тебе – и уже ведомо ей: кто ты есть, и на что ты годен. Где пути твои, где судьба твоя. Ты и не понял ничего, а уж стал исчисленным да измеренным. Хрустнула в лесу веточка, повернулся ты на звук. И смерть твоя пришла – налетел виском на сук берёзовый. Охнул и помер. И нет никого. Ни наездника бледного, ни скакуна зелёного. Ты сам пошёл, по своим путям. Ты сам смерть нашёл, на своих ногах. А чего там веточка хрустнула – и сказать некому. Только ведь и веточка та исчислена была, и сук берёзовый – измерен. И сам ты – взвешен да и понят. Вот где страх, голядина. Когда и разуму своему верить нельзя, и сила твоя – против тебя. И глаза твои наяву сны видят, и уши твои в тишине песни слышат. И за что не возьмись, а понять нельзя – то ли истинно оно, то ли наваждение зверево.
В полутьме поруба звенела тишина. "Скалозуб" в формате мумии египетской, вжавшийся в бревенчатую стенку, даже дышать перестал. Эсхатолотогия. Ожидание конца света. На Руси – как каша гречневая. Обычный и повсеместный элемент существования. Каждый ждёт конца света. Хоть своего личного, хоть общего. Лучше общего – индивидуализм на Руси не в чести. Как говорил персонаж Лелик в "Бриллиантовой руке": "Сядем усе".
Не, не катит у нас египетская "Книга мёртвых" с её детальным описанием как обустроить каждого отдельного мертвеца. Как именно его выпотрошить, чем набить, что и куда вложить и засунуть. У нас коллективизм. У нас если "засунуть", то всем и сразу. Как водку пьём – залпом и одновременно. Вот тут мы далеко от арийцев ушли: у них там все по кругу ходит, цикличность. А у нас как у германцев: Рагнарек и абзац. "Один на всех. Мы за ценой не постоим".
Почему именно в русском характере ожидание скорого и всеобщего абзаца есть настолько сильный и общий элемент – не знаю. Вон у евреев "Судный день" – каждый год. Доведён до уровня регулярного общенародного праздника. Его отмечают, с ним поздравляют. Прямо по Маяковскому:
"Я себя под Господом чищу
Чтобы плыть в царство божие дальше".
Этакий вариант ежегодного собрания акционеров: «за отчётный период имели место быть отдельные проблемы и гадости, которые мы успешно преодолели. Успешность и законность наших действия подтверждена решением вышестоящего органа. Переходим к процедурным вопросам»
Мы христиане, нам Иоанн со свои "Апокалипсисом" довлеет. Христианство вообще возникло и развивалось на первых порах, как эсхатологическая религия. Все послания апостолов и особенно книга "Откровения" пропитаны мыслью о том, что скоро грядёт конец и христиане должны ожидать возвращения Иисуса Христа на землю. "И будет всем счастье". В форме полного и окончательного абзаца.
И позднее идея близкого пришествия Христа пронизывала многие книги "отцов церкви". Но, к примеру, германцы крестились и про свой Рагнарек забыли. А мы крестились и совместили. "Смерть богов" с Иоанном Богословом.
Кстати, возможно именно поэтому и крещение Руси как-то относительно спокойно прошло. Акция состоялась около 988 года. А по всем христианским богословам того времени, после Рождества Христова через тысячу лет приходит вот это самый всеобщий абзац. Все жрецы на Руси тоже самое обещают. А вот когда – не говорят. И только эти греческие чётко по своим книгам читают: осталось 12 лет. С разными подробностями. Можно хоть как-то планировать жизнь на оставшийся временной интервал.
На западе психоз был повальный. Как встречать мессию – примерно известно. Имущество – продать, добрых дел – насовершать. Полезно принять монашеский постриг, поназаказывать молебнов, заготовить гроб, чистое белье. При первом гудке архангельской трубы, занять горизонтальное положение согласно купленным билетам и, сложив ручки на груди, изобразить радостную улыбку. Некоторые поближе ко всяким святым местам и монастырям перебирались – рассчитывали попасть в радиус поражения при первом же ударе. Всем понятно – народу будет много, еще и мёртвые восстанут, а в очереди стоять никому не хочется. Цены на недвижимость на порядок перекосило: доходная – упала, освящённая – подорожала.
Дамы – те больше на белье упирали. Не сколько на сексуальность, сколько на святость. Одна за тридцать лет начала готовится – сорочку носила не снимая. Естественно – не стирая. Понятно, с таким запахом – только в царство божие. Убрать вонищу – никакой ладан уже не может, только божий промысел.
Но на Западе это дело отшумело и ушло, а вот на Руси...
Во-первых, когда сроки вышли, а "оно все не начинается" народ несколько возмутился: "вот, еще и с концом света кинули". Типа как в анекдоте: "еще и акула глухая оказалась". Всякие волхвы этим воспользовались, и сыну Владимира Крестителя Ярославу Мудрому пришлось немало по Руси побегать.
Во-вторых, любовь к ожиданию всеобщего абзаца осталась. К каким вывертам это привело, к примеру, в русском расколе... Про секту бегунов не слышали? Смысл такой: удар будет наноситься по месту прописки. Если тебя там нет, то ты "лицо без определённого места жительства". Наказать тебя за былое не смогут. И войдёшь ты в царствие небесное "аки агнец безгрешный". Вообще, вопрос прописки и бомжевания на Руси имеет длинную и разнообразную историю.
"Бегуны" эти бегали по стране, нигде не задерживаясь. Ведь когда грянет – никто точно не знает. Но климат у нас... Зимой не набегаешься. Тогда появились в секте "наши не наши" – "верят, но живут оседло". Сидит себе такой мужичок на хуторке. И каждую зиму у него полная горница "спасающихся". Целая система убежищ по России была создана. Конечно, такой "оседлый" – бегающей братии завидует. Понимает свою грешность и ограниченность в смысле святости. И просит помочь "отдыхающих" в трудном деле прокормления страждущих единоверцев. Единоверцы превращаются в дармовую рабочую силу – за корм и кров. И с хорошей идеологической погонялкой: "не на меня, сирого, трудитесь, но на истинно верующих". Конфликты между работником и работодателем решается уже не по КЗОТу, а по Святому Писанию. Несколько купеческих семейств в восемнадцатом-девятнадцатом веках в Российской империи на этой "эсхатологиии" весьма поднялись.
Времена те прошли, а жажда абзаца осталась. Не буду всего вспоминать, но хохмочки с концом света по календарю древних майя... Сами потомки майя об этом забыли. А у нас – чужое вспомнили и как своё приняли. Что это все язычество, что по чистой православной догматике конец света предсказан быть не может в принципе... Что точка начала отсчёта пресловутого древнего календаря не идентифицируется, что речь идет не о "Рагнареке", а о продолжающемся медленном смещении направления оси вращения планеты ("прецессия"), и переходе этой математической абстракции в поле другого видимого созвездия. Которое (созвездие) есть еще одна выдуманная абстракция. Причём у разных народов – разные... Но – ждём-с. И нас с этого прёт. Тут аргументация бесполезна, тут Тертулиан работает: "верую ибо абсурдно".
Для Велесовых служителей "конец света" – понятие давно знакомое, ожидаемое и радостное. По, примерно тем же основаниям, что и для христиан: "воздам каждому по делам его... и да расточатся врази... и приде царствие божие...". Разница в деталях: кто на этот раз будут "врази", как будут дела взвешиваться и по результатам воздаваться, какой именно бог будет главным начальником в этом гуляюще-приходящем царстве.
Разница в эпитетах: одно дело – царство божие на земле, другое – "все – в подвал", все в к мёртвым. Но что живые будут с мертвецами в обнимку – в обоих случаях гарантируется. С учётом динамики численности человечества – мертвецов явно будет больше.
Для конкретно этого "скалозуба", на мои вариации по "Апокалипсису" наложился еще и его личный "Рагнарек" – безобразия, учинённые в святилище у него на глазах, его личная неспособность мне помешать, вынужденное подчинение, обожжённое лицо... потеря самого себя. Но мужик попался крепкий.
– Сие тайна сокрытая есть?
– Тайна? Нет. Сие было тайною пока обезьяна слаба была. А ныне – нет. Надобно тебе и еще одно знать: крокодил бежит – куда обезьяна укажет. Но и над ней есть высшая сила. Вот об этом говорить пока не могу. Не смотри так: знал бы – сказал. Но одно ведаю: горе вставшему на пути у них. Ибо не может обезьяна сойти со своей тропы. Как не может крокодил поводьев её не слушаться. Вот об этом и надлежит тебе рассказать в урочище вашем. Там люди многие. Долгие годы вы, волхвы, их учили служению Велесову. Вы им указывали – что истина есть, а что ложь. Вот тебе, боевому волхву и идти к ним. Тебе и рассказать им, что прежние истины – ложны. Что времена изменились. Я на лесовиков ваших зла не держу. Пусть уходят. Пусть уходят с тропы, по которой обезьяна едет. Ибо ей – не остановиться. А они вольны. Уйдут – живы будут. Останутся... крокодилу в зубы пойдут.
– А ты сам-то видел их? Зверей этих? Всадника бледного на скакуне зелёном?
Крепко укоренившееся собственное правило – никогда не врать. Ни слова лжи.
– Видел. И обезьяну, и крокодила.
– Где?! Как?!
– Здесь – у нас в реке.
И не только в реке. Как в ведро заглядываю – совершенно лысая, бесхвостая обезьянья морда. И крокодилов я не раз видел. И в Таиланде, и на Кубе. На Кубе один из ящеров у подруги палку перекусил. В прыжке с места на полтора метра в высоту. Хорошо, она успела руку отдёрнуть. А первый раз – в Севастополе. Этого я хорошо помню. Маленький такой зверёк был, меньше метра в длину. Зашли с женой в тамошний океанариум. Такой, музейного типа, зал. У колонны стол, на столе ящик стеклянный. Воды немного, в воде стоит эта рептилия. Мы минут пятнадцать его разглядывали. Глаза открыты, но не моргает. Дыхания не видно, никаким ухом не ведёт и вообще не шевелится. Жена тогда стала возмущаться: муляж, чучело, мумия. Стала по стеклу стучать. Пальцами перед глазами крокодильчика махать. Ну точно – муляж, полная неподвижность. Мы уже уходит собрались. И тут этот муляж лапкой переступил. Мда... Впечатляет. Ожившая мумия крокодила выходит из засады на мелкий безрогий...
