Текст книги "Пейзанизм"
Автор книги: В. Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Лет сто тому назад был тут такой яркий персонаж – Всеслав Полоцкий, правнук той самой Рогнеды Рогволдовны. Несколько прозвищ – Всеслав Вещий, Всеслав Чародей. А еще его впрямую называли – Всеслав Волхв. Он и "родился от волхования". Очередной вариант "непорочного зачатия". Верю, бывает. Но редко. Однако у этого Всеслава еще и доказательство осталось – "рубашка". Парень натурально "родился в рубашке" – часть плаценты осталась на голове младенца. Потом она, естественно, усохла, отвалилась. Но Всеслав всю жизнь её носил в повязке на голове. Такая "волшебная каска".
Мужик был крутой, сжёг как-то Новгород и уволок оттуда колокола с Новгородской Софии. Это помимо всякой прочей церковной утвари. Единственный из полоцких рюриковичей, кто в Киеве на "столе" посидел. Его сами киевляне из поруба и вынули. Правда – не надолго. Оборотнем был, за ночь поспевал из Киева в Новгород (реактивным самолётом?), колокола Полоцкой Софии слышал в Киеве (по радио? По телефону?).
Волхвы тогда сделали ставку на Всеслава. И по рождению, и по талантам – он им очень подходил. Вся огромная в то время, тайная сеть поклонников и служителей Велеса работала на Полоцк. С такой организацией и не такие чудеса устраивать можно. Именно они-то и надоумили киевлян Всеслава князем поставить. Противники только руками разводили: приходил какой-то волхв. Агитировал-пропагандировал. Но... по утру исчез. "Как сон, как утренний туман".
Изначально враги и у князя, и волхвов были одинаковые – сыновья Ярослава Мудрого – "ярославичи" и христиане вообще, однако со временем пути союзников несколько разошлись. Всеслав построил-таки свою Софию в Полоцке. То, что христианство насаждать нужно – до него быстро дошло. Особенно помогли поход в Новгород и Киевское сидение. Конечно, "велесовых внуков" он у себя не гнобил, но и развернуться не давал. В организации волхвов возник раскол. А когда уже "мономашичи" и "всеславичей" прижали – второй.
Сам по себе Всеслав – слабоват оказался. При всех его талантах – ярославичи его одолели. В Полоцке усидел, а вот Велеса вместо Христа поставить– и не получилось, и расхотелось.
Следующий раз по этой цели отработал Мономах. С полвека назад объединённое войско мономашичей хорошо прошлось по Полоцкой земле. "Всеславичей" вообще вышибли из из княжества. Спустя некоторое время "рогволды" все-таки вернулись. Власть киевскую признали, крестились, кланялись и вели себя относительно прилично.
Тайное общероссийское-балтийское общество волосатых гробокопателей такого облома не пережило. Но фрагменты остались. Как-то пытались организоваться. Как через сто лет после пугачевщины среди староверов собирали деньги на пушки для нового Пугачева. Так и эти – мечтали о своём новом князе. Реваншисты загробные. А пока давили и выдавливали из местных:
"Чтобы елось, и пилось,
И хотелось, и моглось".
Естественно, им – "особам, приближенным" к эдакому тайному.
Глава 58
Я уже говорил, что я – атеист? Так я повторю. Всякий торговец вечным загробным счастьем – для меня врун, лгун и обманщик. Вечность – для человеков вещь очень... не воспринимаемая. «Две вещи я предполагаю бесконечными – Вселенную и глупость человеческую. Но насчёт первой я не уверен». Это – Эйнштейн. Счастье вечным – не бывает. Вечное счастье – вечная каторга. Ибо счастье есть элемент процесса, а процессы – всегда заканчиваются. А насчёт «загробного»... Вот я тут сижу. В этой сырой вонючей яме. Вполне загробно. То, что от меня там на дороге у Кащенки осталось – уже давно похоронили. И что тут? Ни вечности, ни покоя. Все счастье – из-под очередного топора выскочить бы. «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл». И от тебя, голядина патлатая – тоже уйду.
Сухан продолжал давить на уши своим совершенно не управляемым монологом. Он же на вопросы не отвечает – молотит как магнитофон. Плеер без видео. Однако кое-что прорывается.
Насчёт причёски. Ну тут просто – назореи. Опять они же, иудеи. Волхвы довольно чётко выдерживают ограничения ветхозаветных иудеев – не стричь волос, не есть винограда (а откуда ему тут на Угре взяться?). Даже к покойникам не прикасаются – для этого у них прислуга есть. Ну и прикинь – где Иордан, а где Угра. А заморочки одинаковые.
С клыками вампирическими тоже все просто оказалось.
"Раз пошли на дело. Я и Рабинович.
Рабинович выпить захотел".
Так вот, когда эти волосатики «идут на дело», то не выпивку заказывают, а вставляют себе в рот медвежьи клыки. Ну что тут непонятно? Африканские племена есть, которые вообще все зубы в треуголку стачивают. Равнобедренные треугольники как зубья у двуручной пилы. И еще красят в чёрный цвет. А эти – только два верхних штифта вытачивают. Под свой зубной протез.
Насчёт моего робкого – "нас выручат"... Забудь и не надейся. Здесь, к северу от Верхней Угры, вроде и недалеко от Рябиновки, расположены два болота: Плетнево и Гудково. Между ними полоса относительно сухой земли. Вот эту "относительно сухую" мы своими задницами в слякоти ямы и чувствуем. Через болота – не пройти, а с торцов... одних ловчих ям – не один десяток. А ведь и еще приспособы есть. Аким поначалу, когда усадьбу ставил да окрестности разведывал, сюда сунулся – едва ноги унёс. У самого Сухана до сих пор на спине отметина – кол с дерева упал. Кто сказал что берёзовые колья не летают? И летают, и кольчуги пробивают.
Обширность познаний Сухана по данной тематике проистекала из его личного, весьма болезненного, опыта.
Через год после того как гридни Свояка выжгли смоленские селения здесь, по Угре, Изя Волынский с Ростиком ударили через Валдай по Верхней Волге. "Поход возмездия". Выжгли там все подчистую вплоть до Углича. И Сухан там был. В ходе проведения рутинной операции по зачистке местности, десяток, в котором Сухан служил, оторвался от основных сил. "Команда поджигателей" несколько завозилась с очередным объектом. Понятно конечно – это же русские дружинники, а не эсэсовская зондеркоманда. Огнемётов нет. А факелами сырую солому запаливать... Заночевали в лесу. А ночью такие же... волосатики подвалили. Не голядские – местные. Мерские. Это другой народ – меря. Но тоже – Велеса чтут, медведю кланяются. Половину дружинников прирезали на месте, остальных пригнали в святилище. Дальше каждую ночь – кому-нибудь встреча с богом. Вот с этим – зубатым, волосатым. Остальным – билеты на лучшие места в зрительном зале.
Сухан тогда вволю нагляделся – и как зверюга боевого товарища кушает, и как "муж добрый" с ума сходит... Спасло его чудо – пошёл проливной дождь. Очередное проведение ритуала – лично его, Сухановского ритуала, было отложено. От дождя просела земля в порубе, и Сухан сумел выбраться. Как он выходил от мерских волхвов – он не помнил. Потом его немного подлечили, но... "К строевой не годен". А тут Аким свою Рябиновку ставить собрался. Вот Сухан сюда и пошёл. Лесная тишина, малолюдство его несколько подлечили. Душа так расколотой и осталось, но хоть кричать по ночам перестал. Думал – пройдёт все, забудется. И тут вот, через 12 лет – повтор, те же грабли. Без надежды на повторное чудо. Не выбраться.
Так что, искать нас если и будут, то недолго и... и не найдут. Так-то... Самое время вспомнить идеи "чучхе". Насчёт опоры на собственные силы. А то ведь грустновато получается:
"И никто не узнает
Где могилка твоя".
Мелькнула, было, мысль сыграть на своей как-бы «рюриковизне». Был бы со мною Ивашка – пожалуй рискнул бы. «Короля играет свита». А самозванца – особенно. Но вот с этим... «засохшим» Суханом – не потяну. Да и воротит меня... от «служителей конечной станции подземки». Опять же – результат непредсказуем. Я же не Всеслав, может им князей зомбировать – особый кайф? Оседлать персонаж, находящийся выше в социальной структуре... Ага, и шпоры заточить по-острее. Кстати, не исключено, что Всеслава-то они поначалу «взнуздали». Ну или там – зомбировали. Прямо с рождения.
Так что ж у них за ритуал такой? Конкретики бы мне этой... техники лесного стриптиза у столба. Как же они зомбирование проводят? Фильтрация Сухановского словопотока давала практический нуль. Что косвенно свидетельствовало об эффективности применяемой технологии. Проболтаться оказывается некому. Единственное, что удалось уловить:
– Он вынет из тебя душу твою. Тело рвать будет, иглами костяными колоть. Кровь твою пить. И перестанет тело твоё быть твоим. Изойдёт душа твоя из тела. И будет она заключена вечно в сосуд. В кость медвежью. Будет волхв греметь ею, будет не давать ей покоя. Будет он посылать дух твой гонцом и в мире духов, и в мире живых, и в мире мёртвых. И многие тяжкие службы будут изнурять душу твою. Не попадёт она ни в рай, и не в ад. Ибо отвергнут её и господь, и диавол. Когда же кость от старости рассыпется, то и душа твоя высыпется в мир этот тварный. Бессмысленная и безвидная. И будет носится здесь, мучаясь и стеная. До скончания веков.
– Так, с душой – ясно. Что с телом?
"Осциллограф заряжу.
На экран я погляжу.
По фигурам Лиссажу
Все что будет – предскажу"
Ага. Осциллографа нет, Сухан... в режиме белого акустического шума. Предсказывать – не почему. Мораль? «Раль – не раль, а дело шваль». В смысле – спать пора. У медведей пик активности – в сумерки. Хоть в утренние, хоть – вечерние. Утренние прошли, ждём вечера.
Несмотря на позапрошлую "беговую" ночь, на прошлую – "сентиментально-таскальную", на поза-позапрошлую – "допросную" – спать не получалось. Мокро и неудобно. Я задрёмывал под бубёж Сухана. Проваливался в темноту. От неудобного положения довольно быстро просыпался. Как-то это все напоминало мне Степанидову науку. Когда приснился "спас-на-плети" – проснулся с мощным сердцебиением. Не сразу смог понять – где я. А когда понял... Не ребята, не получится у вас ничего. Комары-переростки кудлатые. Волхвы-кровососы. Никакая зверюга так душу не вынет и не изломает, как свой брат хомосапиенс. А я эту муку прошёл и выжил, закалился. Саввушке, мучителю моему, спасибо.
"Так тяжкий млат
Дробя стекло куёт булат".
Столичному палачу-правдоискателю, княжьему кату в третьем поколении я верю больше, чем всякой шерстистой посельщине-деревенщине. В бога я не верю. Ни в какого. Это Сухану и Христос, и Велес – высшее и сверхъестественное. А мне все это – опиум для народа. Наркодиллеров всегда не любил и не боялся. Будет случай – придавлю как вошь сортирную. Не удастся – убегу, вернусь и выжгу. Не смогу убежать – вывернуть... и по той же последовательности. Фиг вам и нафиг, «ловцы душ человеческих». Хоть с Геннисаретского озера, хоть с Плетнева болота.
А что я вообще знаю про волхвов и волхвование? У Пушкина-то концовка... не сильно оптимистическая:
"Из мёртвой главы гробовая змея
Шипя между тем выползала".
А что еще? Я запустил свою личную молотилку и пошёл молотить по персональной свалке. «Намолот» не радовал – в «закромах» ничего. Потом что-то эдакое проклюнулось: был такой француз – Поль Верлен. Про волхвов он, естественно, «не в зуб ногой». Но переводы его делал Сологуб. А вот там что-то такое...
"...
Глядеть на платье мне досадно –
Оно скрывает беспощадно
Всё, что уводит сердце в плен:
И дивной шеи обаянье,
И милых плеч очарованье,
И волхование колен.
...".
Тут меня пробило на хи-хи. Чем дальше – тем больше. Довспоминался. Такой текст хорошо говорить интеллигентной любовнице перед раздеванием. Её. Можно – во время или даже после. Прелестный текст из моего прежнего лямурного репертуара. Но как-то в эпоху мини-юбок «волхование колен»... временами несколько вычурно.
А вот тут, в этом среднем средневековье, как представлю эту обомшелую голядину, с медвежьими клыками... Как он пытается изобразить "волхование колен"... И это убоище – "уводит сердце в плен"? Душу мою в малую берцовую загнать? Ну и волхвуй себе своими менисками, пока не порвали. Меня буквально трясло от хохота. А чем еще он волховать будет? – Ягодицами? Ушами? – У-ей-ей... Ха-ха-ха... А потом он сам становится к столбу и гонит полномасштабный мужской стриптиз.
"И сам срывает беспощадно
Чтоб не было другим досадно".
Со всеми ужимками и прыжками. И в конце сдёргивает с себя... волосы, которые на самом деле – парик и замирает в радостном ожидании аплодисментов. А из зала: крики «браво», цветы, за шнурок, на котором клыки медвежьи висят, ассигнации запихивают. «Молодец голядина, красиво раздеваешься. Надо тебя с Велеса на что-нибудь венерическое перевести».
Возникающие в воображении картинки я раскрашивал. То добавляя этому шерстистому вампиру балетную пачку, то одевая его в белые ботфорты до пояса. Где и пристёгиваются. С последующим... вычурно-манерным отстёгиванием. С каждым новым воображаемым эпизодом представляемая морда волхва становилась все более глуповатой и счастливой.
Наверное, это была "истерика на страхе". Но мне перестало быть страшно. Совсем. И стало очень весело. Нервно несколько, но весело и радостно. Я ржал во весь голос. Даже свалился на колени. Встать не могу – держусь руками за живот и хохочу – представляю как выглядит волхование ушами в нестриженой много лет гриве. Ушки голядские шевелятся – вошки разбегаются.
Ляда в потолке открылась, всунулась еще одна какая-то волосатая морда:
– Чего тут?
Вид еще одного волосатика, да еще головой вниз, произвёл на меня вполне ожидаемое впечатление – я захохотал еще непрерывнее. Видеть как повисли длинные сосульки грязных волос, как они качаются вокруг заросшей до бровей морды... "Колтун в волосах". И этим они тоже "волхвуют"? Сдерживаясь, давясь смехом, я протянул в его сторону руку и, с претензией на возпровозглашение, вопросил:
– Ты, волхвохуист, почему не волхвохуешь? Волхвохуёчника потеряли?
– Чего?
– Нам тут долго ждать пока вы там оволхвохуеете, наконец? Жрать принеси, велесобище. Гоу-лядина гоу-лядская, давай-давай, гоу-гоу. Или тебя брокером оттрендировать?
Ляда захлопнулась. Я был в восторге. Я в восторге от этого языка. Я от него балдю. А временами – обалдеваю. С его свободой словообразования, с его многозначностью, с его рифмованностью, не нормативной лексикой и сложноподчинёнными с такими же сочинёнными... Со способностью втягивать в себя все что не попадя, и переваривать во что ни попало, в своё исконное. Это же только русскоговорящий "гоблин" на Северо-Западе может сказать: "Не перемаксовал – чипа приходила". От финского maksaa – платить и английского cheap – дешёвый. Это в русском зале можно сказать: "Волобуев! Вот вам меч!" И зал сразу поймёт все. И про Волобуева, и про меч, и что имелось ввиду. И про тебя конкретно – тоже. Ну и что, что нет у нас 13 названий для разновидности снега, как в языке гренландских эскимосов? Зато разновидностей глупости различается в русском языке больше 15. Кто в чем живёт, тот то и именует.
У меня в школе по русскому больше тройки никогда не было, фразу Льва Николаевича насчёт "дубины народной войны", которая у него там встала и гвоздит – я так и не выучил. Но теперь я понял, почему у Шекспира 40 тысяч используемых слов, а Пушкина только 25. А зачем ему больше? Тут-то и эти... употребляй и употребляй. И склоняй. Хочешь по падежам, хочешь – по склонениям. Вон у финнов – 15 падежей. А почему? А потому что наших, любимых, обще– и повсеместно употребимых "в" и "на" – нет. И с временами... Четыре отглагольных времени и ни одного будущего. Нету у Финляндии будущего. Совсем. А у России – есть. А ну-ка проспрягаем. Глагол "ять".
"Вы тут все – голяди голядские! Голядищи! Я вас ял, ю и ять буду. Будете вы не раз-ятые, а совсем от-ятые. За-ём. В "у смерть"."
Ну и кто так сказать может? А у нас – не только сказать – у нас целая река есть. Яик называлась. Пока государыня Екатерина всех там... не отъяла. До состояния полного... Урала.
Язык наш – могучая система. На все случаи жизни – как Библия. Кстати... В библии всего-то шесть тысяч разных слов. Это ж какую эти евреи многозначность прячут за своими ивритскими кракозяблами? Какую-какую... Еврейскую, естественно. Миллиард народу по всему миру до сих пор не может совместить иголку и верблюда. "Ибо сказал Иисус – легче верблюду пролезть через игольное ушко, чем...". Это он нам сказал. Про верблюда на игле. А им он рассказывал про канат. Который в игольное ушко не лезет. Что логично, в отличии от верблюдовского маразма. Но "верблюд" и "канат" имеют одинаковый набор согласных. А гласные евреи не пишут – экономят. На чернилах. Они там один раз сэкономили, а мы тут две тысячи лет бедную двугорбую скотину мучаем: все проверяем – влезет или нет. "А если обточить?".
Никогда не думал, что упражнения по грамматике так повышают настроение. Будто полный, под поясок, стакан гранёный закинул. Аж по всему телу тепло пошло. "Припал к источнику". Ага. И – поплескался. Кстати о Шекспире: говорят, что современный английский более всего пополняется из жаргона американских девочек возраста 12-14 лет. Ну, что они с пьесами делают – видел. Как из "Ромео и Джульетты" получается "Ромка энд Юлька" – знаю. А вот как сонеты? Там эти недо-герлы тоже чего-нибудь...
Ляда снова откинулась. В проёме появилось новое лицо. Точнее – старое. Знакомое. Хохрякович.
– Жорева не велено – обделаетесь. Квас вот прими.
– Хохрякович! Змей гадский! Ты зачем меня под этих мохнатых страхозубов подставил? Я же тебе только добро делал – от пытки спас, бабе твоей родить помог. Как же ты теперь сыну своему новорожденному в глаза смотреть будешь? Неблагодарность твоя чёрная – сторицей обёрнется. И на том свете, и на этом. Я ведь выберусь – взыщу, не помилую. Паскуда Хохряковская.
– Чего?! Ты выберешься!? Ты, гнида рябиновская, здеся сдохнешь. От здешней голядины никто живой не уходил. И ты тут кончишься. Только сперва вынет из тебя голядина душу – и Рябиновке вашей конец придёт. Ты сам, по воле его, или перережешь всех, или сожжёшь усадьбу. И духу вашего мерзкого здеся не останется. Только "пауки" да "медвежатники" жить тута будем. Это наша земля. А вы – сдохните все.
Та-ак. Вполне по-пейзански: "земля – наша. Остальных – фтопку". Вот и стратегический план противника проясняется. Из меня вынут душу, а тело приспособят в качестве засланца с диверсионными целями. А душу-то как вынимать будут? Это больнее чем геморрой? Или – дольше? Хохрякович нёс своё.
– Какой сын? Баба девку родила! На хрена мне девка? Только рот лишний. Сдохла бы и ладно. А хоть бы и сын. Дурак ты, боярыч. Детву я себе еще настругаю. А батя у меня один. Нешто ты думаешь, что я отца родного тебе прощу?
Очередной прокол попаданца. В моё время – ценят детей. Целая отрасль на этом построена – киднеппинг. Телевидение на жалось давит: "ребёнку необходима операция. Денег нет – помогите". И помогают. А здесь ценность родителей существенно выше цены супруга и детей. Тут же все столяры: "детву еще настрогаю".
Надо было внимательнее "Авдотью-рязаночку" читать. Там вообще – наиболее приоритетный родственник – брат. Выше родителей, детей, мужа. Причём Авдотья так это обосновала, что Тамерлан вообще весь рязанский полон отпустил. Редкий случай – логика женской аргументации пробила даже "Железного хромца". Хотя... Та зима была настолько холодной, что Тамерлан сумел подвести конницу под татарские крепости на островах в дельте Волги. По льду. И сжечь их. Тащить рязанский полон в такие холода через голую степь – корячится попусту. Но она-то этого не знала. А Тамерлан мог и порубить всех прямо на месте, как перебил сто тысяч пленных под Дели в Индии, как Батый посёк русский полон на Селигере, отступая от Игнач-креста.
Патриархат, в сочетании с потенцией и рождаемостью, задаёт другую систему относительных расценок на родственников. Прокол – мой. Только вся ли эта правда?
– Это ты дурень, отродье Хохряковское. Я тебе батяню бы выкупил. Вместе с братьями твоими. А так вирник угонит их на кудыкину гору. Не видать тебе отца твоего родного. По твоей же собственной глупости. Отцеубийца ты.
Ишь как его разобрало. Шипит, плюётся, даже в поруб лезть собрался. Мне морду бить. "Держите меня семеро". И держат. А может он на ту верховую публику и работает?
– Врёшь ты все, Хохрячина. Тебе и не надо было отца с братьями домой вернуть. Тебе и надо, что бы они сгинули, чтобы "медвежатники" Рябиновку сожгли. Тогда ты в "Паучьей" веси "вятшим" сядешь, захоронку откопаешь. Будешь как батюшка твой, "пауков" давить да доить. Казна-то, поди, в веси закопана?
– Ты... мать твою... я тя...
И – слюни брызгами вразлёт. Вместе со словами, междометиями и эмоциями. Похоже, я попал. И насчёт "вятшести", и насчёт спрятанного.
Совпадение ценностей патриархата (за отца отомстить), социализма (возглавить общину) и капитализма (присвоить резервный фонд) – мощная смесь. Против неё чистый патриархат – "спасти отца родного" – не катит. А жена с новорожденной девочкой – да еще и девочкой – вообще расходный материал. Мелочь мелкая. А вот насколько все это "прозрачно" этим "морганатическим" волхвам? В смысле – служителям всемирного божественного морга? Надо прояснить. Для этого надлежит остаться в живых. И для этого – тоже. Секрет живучести самого живучего человека всегда только в том, что его никто еще пока не убил. Вот и сделай это "пока" по-длиннее.
Я уже говорил, что у меня есть скверное свойство – додумавшись до вывода я начинаю его немедленно реализовывать? Со-мыслителей по кухонным со-мышлениям это сильно раздражало. Общефилософская мысль насчёт желательности удлинения "пока" дала немедленный результат – не выпитый Суханом остаток кваса я тихонько вылил в тёмный угол. Пока наверху "семеро держали" Хохряковича. Очень может быть что у меня паранойя. Но от паронойи не умирают. А вот от её отсутствия... Пить хочется. Но... чистую воду я бы попробовал. А вот квас... Потерпим. Чтобы "пока" было длиннее. А Сухан замолчал и затих. Сидит у бревенчатой стенки и качается туда-сюда. Как раввин у "Стена плача".
Тут нам лестницу принесли. Хорошо живут голядины – у нас в Рябиновке из поруба вылезать – только суковатое бревно. А здесь лестница настоящая. Я рванул вперёд – хоть осмотрюсь. А смотреть-то и нечего. Неба не видно – лес. Вокруг вообще – лес густой. Наш поруб торчит срубом. Впереди еще один. За ним костёр высокий горит. Так-то уже стемнело. За костром холм какой-то невысокий виден. И на нем идол деревянный. Как положено – Идолище Поганое. Сильно поганое, судя по запаху.
Сухана тоже вытащили. Стоит, идет, молчит. По команде – поворачивается. Но – никакой. Все реакции... деревянные. Повели нас не прямо к идолу, а чуть в сторону, в обход второго сруба. Оказалось, цель прогулки – демонстрация возможного скорого будущего. Сруб стоит над ямой, но закрывает только её меньшую часть. Большая часть открыта. В ней – здоровенный медведь. Я понимаю – у страха глаза велики. И мой личный страх – не исключение. Понимаю, что в свете факелов габариты и пропорции чётко не определить. Но ведь – чудовище. На территории России водятся медведи от 400 до 600 килограмм весом. Это при росте в холке около метра и общей длине тела 1.5-1.8 метра. А тут уже какое-то... Кадьякское убоище получается. Под три метра в длину, больше тонны весом. Я как-то гризли видел – этот больше. В принципе медведи растут до 10-11 лет. В природе живут до 30, в неволе – до 50. Но это... Такое ощущение, что он как колоссальный кальмар – рос всю свои длинную и непростую жизнь. Может его какой-нибудь "растишкой" кормили? Или гормонами накачивали? Велесово воплощение...
Ещё и старое. Под мышками и в паху шерсть седая. Я такое у старых лисов видел. И вот этот ветеран подземно-богического фронта будет меня кушать? А как у вас с кариесом, дяденька? Хотя, когда эта туша там внизу лежит и тебя внимательно рассматривает... как-то шутки глохнут. И ведь морды у этих... кому-то братьев, кому– то – меньших, – ничего не выражают. "Виннету, не меняя выражения лица, сказал "хау" и откусил собеседнику голову в знак окончания дискуссии".
Нас протащили еще немного. Плотно утоптанная площадка. С одной стороны – полоса зрителей. С полсотни мужчин и подростков. Почти все полуголые, в раскраске. Гуроны, факеншит, с делаварами. Полосы бурой болотной грязи на лицах и телах. У многих на лбу, под глазами, на бицепсах – ярко-красные. Это хорошо – значит где-то недалеко есть красная глина. Кирпичи делать буду. Если... Если выберусь живым и в рассудке.
В фокусе дуги зрителей – три столба. Вкопанные, ошкуренные. С ремнями на них. К среднему привязали Сухана, меня – к другому, сбоку. Вяжут за кисти над головой. Неудобно однако – кровь от рук отольёт, потом больно будет. Если... Если будет "потом". Сухана еще и за щиколотки к столбу притянули. Зрители остаются за спиной в темноте. Там – тихо. Группу поддержки – не привели, клуб фанатов я еще не сделал. Некому орать "Россия, Россия". Да и не про что – нет еще России. Вот же ж – занесло Ваньку в средневековье. Ни футбола, ни фанатов, ни России. И поболеть не за кого. Да и не дадут болеть – тут болящие... быстро переходят в кормящие. Плотью своей.
Перед нами – костёр. Не так – два костра. Между ними – проход метра в два. Костры – высокие, но не сильно широкие. Жерди чумом составлены. Между ними – плотно забито ветками и сучьями. В конце прохода между ними, как раз перед прямым взглядом Сухана, столб. В два обхвата, в три роста. Было живое дерево – внизу еще и корни видны. Идол. На верхнем конце одет медвежий череп. Но не белый. Какой-то... бурый. Грязный. Цвета давно засохшей крови. Факеншит! Так они его и в самом деле кровью мажут! И не только по челюстям и клыкам – вообще по всей головушке! Ниже вокруг в три нитки, в три оборота каждая – украшения. Так иногда мои современницы жемчуга носили.
"У Лукоморья дуб зелёный
Златая цепь на дубе том".
Только здесь не «златая» – черепная. Черепа человеческие. Верхние – покрупнее, Нижние – самые маленькие. Детские что ли? Перед идолом две голядины стоят. Здоровенные мужики. Да еще и на возвышении – мы на них с низкого места смотрим. Волосатые. Откормленные, но не оплывшие. В белых рубахах. Сверху накидки какие-то. Наверное – медвежьи. Тоже сильно шерстистые. Блох там должно быть... И посохи здоровенные. Не у блох – у волхвов. Выше их ростом. С загогулинами на конце. На верхнем конце – почти петля, а вот на нижнем... Судя по блеску – что-то металлическое. Дубье раскрашенное. Это я про посохи. Хотя и волхвы – тоже. На накидках – ленточки разноцветные пришиты. И понизу – как бахрома, и так, на груди – как орденские. У каждого на шее ожерелье. Из медвежьих клыков. Белых. Будто сахарные. Даже на фоне белых рубах – отсвечивают. И на плечах... будто два аксельбанта на грудь спускаются. Из чёрных блестящих когтей. На поясах какие-то висюльки висят. Кости. Медвежьи и человеческие. У одного рядком две нижние человеческие челюсти болтаются – по-больше и по-меньше. Муж с женой? Отец с сыном? При каждом движении они друг о друга стукаются. Но звуков не слышно – костры ревут. Не в полную силу, не как лесной пожар. Но ничего не разобрать и чувство опасности прямо... разлито вокруг. За спиной еще слышны человеческие вздохи, почёсывание. Лес вокруг листвой немного шумит. Но костры... Тянут на себя все внимание. И звуком, и видом. От пляшущего пламени – взгляда не оторвать. Костровую песнь – не переслушать.
Как-то и ёрничество моё... сникло. А это плохо, эдак я и испугаться могу. И с испугу голову потерять. В прямом и переносном. Но местные подкинули пищу для размышления.
Чем хороша самодеятельность? Участники работают на себя, на своих, на родных и близких. А не на публику. Публика здесь – я. А у них все для своих – лепёж, импровиз и нестыковки. Свои-то поймут. Простят, посочувствуют. Сделают вид что не заметили... как лажанулся. А я – нет. Чужой я здесь, на этом "празднике жизни". Или смерти? Но – чужой. И зачем мне тогда "в чужом пиру похмелье"? Ванюша, веди себя интеллигентно – "незваный гость – хуже татарина". Подымем уровень вежливости до татаро-монгольского. И тихо свалим. По-английски. Где тут мой лордизм-джентельминизм завалялся?
Сначала откуда-то сбоку нарисовался еще один из этих. Из волхвов голядских. Помощник-подсоблятник. Приволок кошму какую-то, начал на ней всякие инструменты раскладывать. Инструменты... гибрид стоматологии со слесаркой. Но – в костяном исполнении. Глядеть на эти колюще-режущие... Но я и не стал – есть повод переключить внимание – используем. А чего это подсоблятник полуголый? А чего такой худой? А пересчитаем ему ребра. Хотя бы чисто визуально. Тут он ко мне повернулся. Что у него клыки медвежьи как брыли собачьи висят – я был готов. Морально. А вот что у него глаза при моем лицезрении удвояются и утрояются...
Не ребятки-голядки-волховатки. Нефиг было меня сюда тащить. Я вам любой ритуал-церемониал поломаю. Просто фактом присутствия. Я вам даже стишок сочинил:
"Появился попадец -
Волхованию – капец".
«Капец» поскольку капище. Место где мне на мозги капают. А так можно любым словом с буковкой «ец» обозвать. А можно наоборот:
"Попаданец появился -
Велес тазиком накрылся"
Стишок конечно... Не Пушкин. Отнюдь-с. Но и не надо. Нам сейчас не до музы, нам бы само-психо-стабилизацию... Подсоблятник засуетился у кошмы, вскочил на ноги, кинулся в проход между кострами. С той стороны голядины с посохами чего-то ему рявкнули. Что-то очень сильно выразительно-возражательное. Придурок вылетел назад. Как пробка из бутылки. Один из клыкастых, которые нас сюда привели, привязали и стояли сзади – спросил. Подсоблятник ответил. Интонация – растерянно-испуганная. Опять, ёшкин кот, не по-русски говорят. В смысле – не по-кривски. Или – кривически.
В накатанном ритуале возникла пауза. Ударение на букву "у". И тянуть. Пока от тоски не завоешь. Текст они что ли забыли? Естественно, пошёл импровиз. А во всяких властных ритуалах импровиз... можно и головушкой ответить. Придурок чуть не плачет. Тычет в мою сторону пальцем. Потом побежал вокруг костров. Там тоже ритуал: подход-отход. Только начальство здесь не обзвездённое, а обмедведённое. Не звездит, а рычит. Из-за костров видно плохо, но придурок к главным на брюхе ползёт. "Ползи-ползи улитка. Прямо на вершину Фудзи". Ух, и навернёшься же ты оттуда. Один из волхвов пошёл сквозь костры к нам, придурок сунулся за ним. Получил от второго акустическую выволочку и посохом по загривку. Побежал в обход уже прихрамывая. Интересно тут – бьют по голове, а болят ноги. Ну и правильно: "дурная голова ногам покоя не даёт".
