Текст книги "Три Мира Надежды"

Автор книги: В. Рыжов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Поставив чашку с недопитым кофе на стол, он вышел на улицу. Какая-то молодая светловолосая женщина подошла, встала рядом, совсем близко, сказала что-то на малопонятном для него местном языке. Очень красивая, в другое время он, возможно, был бы повежливее, но сегодняшнее настроение совершенно не подходило для флирта.

– Не понимаю, – неприветливо буркнул он, и отвернулся.

– Да где уж тебе, – усмехнувшись, сказала женщина по-русски. – Я говорю, что через несколько минут ты умрешь и у престола Аллаха, перед лицом Пророка, будешь отвечать за совершенные тобой преступления.

И она легонько ударила его по руке своей косметичкой. Магомед хотел схватить ее, но незнакомка ловко увернулась и теперь уже быстро шла к припаркованному неподалеку автомобилю,

а незаметно подошедший мужчина удержал его, осторожно, но крепко взяв под локоть.

– Вам, наверное, плохо? – участливо спросил он.

– Да, плохо, – побледнев, пробормотал Магомед, чувствуя, как повисла плетью рука и онемение бежит вверх, вот-вот достанет до сердца.

– Вот сюда, – сказал добрый прохожий, усаживая его на скамейку.

– Это она, русская, – задыхаясь, сказал Магомед.

– Конечно, она, – подтвердил незнакомец. – Русская. Дашей зовут. Золото, а не девчонка. Только один недостаток: не дает никому.

– Сообщите в полицию. И врача… Быстрее…

– Врача – это можно, – внимательно глядя по сторонам, ответил напарник убийцы. – Смерть от сердечного приступа, надо зафиксировать. Но мне тоже пора. С Вами все в порядке, и Даша уже уехала. Приятно было познакомиться, Магомед Салихович. А “Скорую” я сейчас вызову, не беспокойтесь.

Он встал и неторопливо пошел прочь по залитой солнцем улице. Хватая воздух ртом, Магомед смотрел ему вслед, беззвучно открывая рот и пытаясь выдавить из себя хоть слово. Яркий солнечный свет резал глаза, он прикрыл их, и его сердце остановилось от ужаса: прямо перед ним стояла та самая незнакомая аварская девочка. Захрипев, Магомед грузно повалился на бок. Вдали раздалась сирена машины “Скорой помощи”.

Хатим ибн Асаф ас-Сунайян, денег от которого так и не дождался Магомед Гаджиев, прилетел в Прагу день назад. Остановился он, как обычно, в королевском люксе небольшой гостиницы, расположенной в тихом переулке близ Староместной площади.

В свое время этот отель был выбран Хатимом из чисто прагматических соображений и близость к основным достопримечательностям Праги не имела никакого значения. Дело в том, что столица Чехии, в отличие от других больших европейских городов, Хатиму почему-то совершенно не нравилась. Более того, буквально все вызывало у него отчетливое неприятие и раздражение. Открытого пространство он здесь не выносил, и потому обычно проводил время в закрытых помещениях, где ничего не напоминало о древнем и абсолютно чуждом ему городе: в безликих и космополитичных ночных клубах, дорогих итальянских либо французских ресторанах, на представлениях варьете. В крайнем случае – смотрел американские боевики или сидел в интернете в своем номере. Единственное, что нравилось ему в Праге, и из-за чего Хатим, скрепя сердце, все-таки мирился со своим нечастым присутствием в ней – местные проститутки. Безропотное подчинение готовых к любому унижению бесстыжих и распущенных женщин чужих неверных народов доставляло ему гораздо большее наслаждение, чем половой акт с любой из четырех его жен – особ чрезвычайно достойных, очень красивых, весьма искусных и сладострастных. Но именно чешские и еще, пожалуй, украинские, жрицы любви, которые в последние годы буквально оккупировали Прагу и встречались здесь буквально на каждом шагу, нравились ему больше всех. Имелись в Праге, разумеется, также и польки, румынки, немки, цыганки, всевозможные азиатки и негритянки, но с ними Хатиму все же чего-то не хватало и было как-то менее интересно. Эту ночь он провел с бывшей учительницей украинского языка из нищей полуголодной Галиции. Хатим, как обычно, с удовольствием сбил всю спесь с этой жалкой, воображающей себя образованной, твари, показал ей, кто она такая, чего на самом деле стоит и заслуживает. Заплатил же гораздо меньше, чем она ожидала – и очень порадовался разочарованному выражению лица и полным обиды глазам этой, предвкушающей щедрое вознаграждение, распутной беленькой сучки. Которая, надеясь разжалобить его, пыталась рассказать о маленьком сыне, оставленном дома, во Львове.

“Наверное, здесь и нагуляла”, – злорадно подумал Хатим, и без всяких церемоний, пинками, вытолкал ее за дверь. Потом позвонил портье и заказал завтрак. Впереди был еще целый день, который он решил скоротать в одном из казино в центре города. На вечер назначена важная встреча в ресторане Flambee, ради которой он,

в общем-то, и прибыл сюда. А завтра к нему придет давно работающий на него Абу-Сейид Гамиль аль-Муталиб ат Зувайа – бригадир наемников, ливиец из Бенгази, через которого нужно заплатить состоящим у него на содержании боевикам. Сейчас их в Праге собралось восемнадцать человек – из Сирии, Ирака и Дагестана, прошедшие огонь и воду, безжалостные, готовые на все. Это были потенциальные командиры диверсионных групп, каждый из которых стоил десятка бесплатных необстрелянных глупых юнцов, в которых нет и, если позволит Аллах, никогда не будет недостатка. Денег он сейчас даст, конечно, совсем немного – лишь бы не разбежались и с голоду бунтовать не начали. Хатим деньги считать умеет и потому по-настоящему его подопечные будут зарабатывать только проливая кровь – свою и чужую, с взрывчаткой или автоматами в руках. В России в последние годы ваххабитов, буквально, горит земля под ногмами, поэтому на этот раз по Москве придется ударить в Европе. И на этом все, можно будет дней на десять улететь куда-нибудь на острова – развеяться, оторваться, не думать там совсем ни о чем.

“Все-таки, какая это печальная судьба – быть младшим в семье, – подумал Хатим. – Старшие в роду встречаются с дипломатами высшего ранга и влиятельнейшими бизнесменами мира, а мне со всякой швалью общаться приходится”.

Дверь внезапно распахнулась, и в номер без стука вошли две женщины – совсем молодая, светловолосая, и постарше, с темными волосами.

– Что вы себе позволяете, шлюхи?! Пошли вон отсюда! – повернувшись к ним, гневно нахмурил брови Хатим.

Светловолосая подошла к нему, легонько дотронулась до его груди пальцем и Хатим с выпученными от боли и ужаса глазами рухнул перед ней на колени.

– Заткнись, ублюдок, – глядя мимо него, спокойно, даже равнодушно, сказала она, и Хатим, тихо подвывая, отполз в угол.

– Посмотри, как боится он смерти! – брезгливо глядя на него, сказала светловолосая, обращаясь к подруге. Уже на русском языке, не на английском.

– И так всегда: чем гаже человек, тем больше боится умереть, тем сильнее его страх и тем меньше достоинства сохраняет он перед Ее лицом. Достойные люди умирают легко. Но как же мало сейчас Достойных.

Она отвернулась, взяла лежащий на столе телефон Хатима и стала просматривать телефонную книгу.

– Не бойся, Хатим, – приближаясь к нему, приветливо, даже ласково сказала ее темноволосая спутница. – Посмотри на меня.

Я могу защитить тебя, не отдам ей. Я чувствую, я вижу, как ты хочешь этого. Ты ведь уже все решил для себя, да, Хатим? Ты согласен на все и готов служить мне. И будешь подчиняться. Всегда и во всем. Отныне и навсегда. Будешь ловить каждый взгляд, вслушиваться в каждое слово. Безропотно и беспрекословно выполнишь любой приказ. Ты хорошо слышишь меня, Хатим? Разговаривай! Не молчи. Отвечай мне!

– Да! – почти закричал Хатим, по-собачьи преданно глядя в зеленые глаза стоявшей перед ней женщины и подползая к ней. – Всегда! И во всем!

– Ну, вот и хорошо, вот и все, готово, – сказала темноволосая. – И ничего интересного. Сопротивляемость практически на нуле. Обычная, в общем, картина. Потеря былой пассионарности, вырождение старинных родов и кланов.

И снова повернулась к Хатиму.

– Собирайся, – уже совсем другим, властным голосом приказала она. – С собой возьми только портмоне и кредитку. Вещи не бери, оставь здесь, в Москве они тебе не понадобятся. Сейчас ты отправишься в аэропорт и купишь билет на первый же рейс до Хельсинки.

– Билет на самолет в Хельсинки, – мелко дрожа и подобострастно глядя на нее, повторил Хатим.

– Там тебя будет ожидать человек в сером костюме с последним номером “Times” в левой руке. Он прочитает тебе второй аят суры “Очищение веры”, “Аль-Ихлас”, которая по своему значению равняется трети Корана.

– “Аллах не нуждается ни в ком и ни в чем – все нуждаются

в Его Милости”. Второй аят суры “Аль-Ихлас”, – благоговейно склоняя голову, повторил Хатим.

– Совершенно верно. Ты пойдешь с ним и сделаешь все, что он прикажет тебе. И будешь ждать новой встречи со мной. Ты хорошо понял меня, Хатим?

– Да! Я сделаю все, что ты приказала мне! Моя госпожа!

– У тебя намечены какие-то встречи? Кто-то будет искать тебя здесь? – строго спросила его светловолосая девушка.

– Сегодня, в шесть часов, – отползая в сторону и пытаясь спрятаться от нее за ногами темноволосой женщины, ответил Хатим. – Очень важная встреча, большой человек.

– Кто такой? Назови имя.

– Джозеф Лембински, американец, из ЦРУ.

Девушка нахмурилась и протянула телефон.

– Позвони ему и перенеси эту встречу на завтра. Вот так, молодец. А теперь…

Она выключила телефон, сняла заднюю панель и извлекла аккумулятор.

– Больше он тебе не нужен.

– Иди и сделай то, что я велела тебе! – приказала темноволосая Хатиму, и тот, поднявшись с колен, осторожно огибая светловолосую девушку, вышел из комнаты.

– Значит, объявился наш Джозеф Лембински из ЦРУ, – сказала светловолосая, нажимая клавишу своего смартфона, чтобы перенести написанное, но неотправленное письмо в папку “Черновики”. Новое письмо в этой папке появилось ровно через три минуты.

– Код “04”, – открыв его, с сожалением сказала она.

– Ну и ладно, Даша, черт с ним, пусть живет, – ответила темноволосая, наблюдая в окно, как Хатим садится в такси.

– Операция завершена. Нам всем приказано уезжать из этой страны, – светловолосая девушка убрала смартфон в маленькую сумку. – Что ж, Аня, вот все и кончилось, пойдем, наверное.

Даша взяла подругу под руку, они вышли из гостиницы, миновали арку и через минуту растворились в многолюдной и шумной толпе на Староместной площади.

А на следующий день, вечером, к одетому в хороший темный костюм высокому и крепкому сорокалетнему мужчине, который остановился у памятника Яну Жижке, подошли двое других

и, молча, встали за спиной.

– Привет, Карел, – обернувшись, усмехнулся Алексей. – А это

с тобой кто? Новый Старший брат, я полагаю?

– Вы, что, русские, совсем обнаглели уже? – с легким акцентом сказал тот, что стоял справа – темноволосый, среднего роста. – Вы здесь не дома. И сейчас не шестьдесят восьмой год.

Алексей внимательно посмотрел на его спутника – высокого блондина с лошадиной челюстью и блеклыми голубыми глазами.

“Нет, не ЦРУшник, – подумал он. – Англичанин из МИ-6. Не Старший брат, а Средний”.

Снова повернулся к чеху.

– Чем недовольны твои хозяева, Карел?

Тот поморщился.

– У нас свободная и независимая страна. Не то, что раньше.

– Слово “демократическая” забыл, – похлопал его по плечу Алексей. – Ну, что, лояльность свою британцу уже продемонстрировал? Давай, провожай его, и пойдем, сядем где-нибудь, поговорим. Чего замялся, Карел? Ты у себя дома или где? Если в Лондоне, то, конечно, другое дело. Иди, погуляй, а мы тут пока с большим пацаном перетрем маленько.

Карел неохотно повернулся к британцу, сказал по-английски несколько слов.

– Пошли, – вытирая пот со лба, буркнул он, и через пару минут они устроились за столом небольшой госпо?ды в одном из неприметных переулков. Здесь, как и во многих других подобных местечках Праги, подавался всего один сорт пива, в данном случае – “Гамбринус”. Полные бокалы немедленно оказались на столе перед ними – вместе с доской, на которой была выложена нарезка мяса и ветчины.

– Когда решишь, что уже хватит, не допивай, – тихо посоветовал чех.

– Все-таки странно, – усмехнулся русский. – Стоило изобретать около сотни сортов пива, если большинству чехов на всю жизнь и одного хватает?

– Наверное, потому что мы все разные, – ответил Карел. – И в идеале для каждого чеха следовало бы варить свой сорт пива. Но это экономически неэффективно, поэтому приходится выбирать из тех сортов, что уже есть.

– Да уж, не позавидуешь вам, несчастным. Такие муки выбора… А мы чем себе голову забиваем? “Кто виноват?” “Что делать?” “Кому на Руси жить хорошо?” По сравнению с выбором пива ерунда какая-то. Задачка для младшеклассников.

– Может быть, уже хватит нас своей высокой духовностью попрекать? – усмехнувшись, спросил чех.

– Ладно, давай серьезно. Суть претензий, Карел.

– А ты не знаешь?

– Всегда интересно выслушать версию собеседника, – широко улыбнулся Алексей. – Иногда такие неожиданные подробности узнаешь…

– Ну, что ты за человек, Виленкин, – вздохнул Карел. – Где ни появишься, обязательно исчезнет неизвестно куда кто-нибудь, а потом – и деньги его с офшорных счетов туда же уплывут.

– Ну, зачем же так мрачно и беспросветно, Карел? Жизнь – сложная штука. Бывают истории и со счастливым концом.

– Ах, да, конечно, – поморщился чех. – Этот внезапно раскаявшийся опальный олигарх, добровольно вернувшийся из Израиля? И ты тоже поучаствовал? Знаешь, а мы ведь и не сомневались, честно говоря. Слушай, интересно очень, чем Вы тогда этого афериста напугали так? Он же там скупил всех и сам кого угодно напугать мог.

– Совесть, наверное, его замучила, – усмехнувшись, предположил Алексей. – Бывает ведь иногда: слеза невинного ребенка

и мальчики кровавые в глазах.

– Какие мальчики? “Деловой партнер” в 93-м? Аудитор Счетной палаты в 98-м? Мэр этого маленького сибирского городка?

– Вообще-то, это были строки из “Бориса Годунова” – Пушкин, “наше все”. Ну, и немного вашего любимого Достоевского, создателя великого мифа о загадочной и непонятной русской душе. Искать разгадку которой следует, разумеется, исключительно в области наркологии и психиатрии. Куда же без него. Но твой экскурс в историю наших 90-х тоже в тему, конечно же.

– И все же ты почему-то не очень любишь истории с хэппи эндом, Алексей. Твой фирменный стиль – хоррор. Где ни появишься – сразу трупы. И все – из России. Что ты улыбаешься? Не все? Верю. И не удивляюсь ничему. Да и в самом деле, кого могут удивлять абсолютно здоровые покойники с бесспорными признаками острой коронарной недостаточности? Или очень благополучные, довольные собой самоубийцы? Которые, к тому же, настоятельно просят в их смерти никого не обвинять.

– А ты бы предпочел холодное оружие? Или снайперов вон на той крыше? Зачем они тебе, Карел?

– Вот только снайперов здесь и не хватало, – поежился его собеседник.

– Не хочешь – не надо, – великодушно согласился русский. – Здесь не Афган, не Ближний Восток, и даже не Дагестан. И поэтому я у вас не безбашенный рязанский десантник, а интеллигентный и скромный искусствовед в штатском. Ненадолго. Ты культурой коренных сибирских народов случайно не интересуешься? Завтра

я от имени нашего министерства ленточку перережу, пару слов скажу и все, можно домой, с остальным без меня справятся.

– Исполнители еще здесь?

Алексей улыбнулся.

– Астана, Стамбул, или Александрия? – спросил Карел. – Впрочем, возможен еще вариант с Белградом. Или Джербой. Но по времени твои ребята, вряд ли укладывались. Ну, не через территорию Евросоюза же ты их эвакуировал? И не напрямую в Москву?

Карел отодвинул пустую кружку и взял новую.

– Скоропостижная смерть преследуемого российскими властями “известного кавказского диссидента и борца за права человека” Магомеда Гаджиева – это ерунда, – очень серьезно сказал он. – Абсолютно не жалко, отработанный материал. Как говорят у вас,

в России, “собаке – собачья смерть”. Скажу больше: мы даже благодарны, что вы избавили нас от него. А то – устроились они, видите ли, здесь с всевозможным комфортом. Надоели нам, просто сил нет. Кстати, я могу тебе, прямо сейчас, еще несколько фамилий назвать и адреса дать.

– “Я много могу, но мало делаю”. Сами справляйтесь, – засмеялся Алексей.

– Тоже мне, апостол Павел, – остался серьезным чех. – Ладно, слушай дальше. Вчера отсюда в Хельсинки вылетел некий Хатим, член королевской семьи Саудовской Аравии. И бесследно исчез там.

– Ну а я здесь при чем?

– Я человек маленький, – вздохнул Карел. – Но, чувствую, очень уж сильно задели вы всех на этот раз. Полиция и спецслужбы Финляндии на грани истерики, резиденты ЦРУ здесь и там

в предынфарктном состоянии. Подключились немцы и англичане. Наш министр сейчас лежит под капельницей, остальные даже голову боятся поднять. Король саудитов американского посла только что раком не поставил, наш и финский, хорошо подмытые, и с баночками вазелина в руках, в очереди стоят.

– Очень интересно, конечно, но это ведь не все? Еще что?

– Меня просили передать: серьезные люди в Нью-Йорке, Лондоне и Эр-Рияде надеются, что вы будете вести себя, как джентльмены. Они готовы признать свое поражение и внести Хатима

в список безвозвратных потерь. Вы ведь свое участие в этой истории все равно не признаете, и принца не вернете ни при каких обстоятельствах, не так ли?

Алексей улыбнулся и неопределенно пожал плечами.

– Вот и я о том. Воевать с вами, разумеется, никто не собирается, обрывать контакты – тоже. Поэтому дальнейшие отношения выстраивать придется с учетом информации, которую вы неизбежно получите от него. Неприятно, но не смертельно, не в первый раз. Но если попробуете устроить скандал и шоу с журналистами…

– Скажи им, что нам известны правила Большой игры.

– Хорошо, – с облегчением вздохнул Карел, и снова подозвал официанта.

– Я могу заказать горячие блюда? – спросил он – Ты не торопишься, Алексей?

– Нет, до пятницы я абсолютно свободен.

– До пятницы?

– Это из нашего “Винни Пуха”, не обращай внимания.

– Ну, “Миску Карла IV” мы с тобой вдвоем не осилим… А кулайда и “Чешский лев” тебя устраивают?

– Густой суп из белых грибов и свиная вырезка? Вполне.

– Я понимаю, что нашу местную контору ты и в грош не ставишь, – сказал Карел, посмотрел на дверь и, понизив голос, спросил. – Ну, а этих, почему не боишься? Им же плевать на твой дипломатический паспорт. И конкурентов они сильно не любят.

– Этих не боюсь, – ответил Алексей. – Видишь ли, Карел, серьезные люди сейчас негласно, но очень активно инвестируют свои средства в Россию и скупают у нас недвижимость. Часть этих операций идет через меня и мой отдел.

– Значит, это правда, – прошептал Карел.

– Конечно, правда. Неужели, ты думаешь, что они и в самом деле не понимают, что натворили? И продолжают творить? Демография – точная наука. И выводы она дает совершенно однозначные. Западноевропейская цивилизация погибает, доживает последний век. Дети, которые рождаются сейчас в Нидерландах, Германии или Франции будут жить совсем в другом мире. И по другим законам. Вслух европейские лидеры это сказать не могут, потому что, если люди узнают правду, растерзают их – ни армия, ни полиция не спасет. Поэтому на публику они продолжают говорить, то же, что и всегда, а за спиной у избирателей готовят запасные аэродромы для детей и внуков. Не хотят, чтобы их девочки

в хиджабах ходили. Чужие – пожалуйста. А свои – боже упаси.

Помрачневший Карел опустил голову.

– Да, – негромко выругался он. – Всучили они нам бесплатный билет на “Титаник”.

– Не бесплатный, – усмехнулся Алексей. – Вам еще и заплатить за место в наглухо запертом трюме придется.

Они замолчали.

– А знаешь, Карел, я всегда очень хорошо здесь, у вас, себя чувствую, – сказал Алексей после небольшой паузы. – Хожу по улицам и комфортно, спокойно так… Камней или стен касаюсь – и они теплые какие-то. И словно мягкие. Такое впечатление, как будто кошка ко мне ластится. У меня отпуск скоро, может быть, приеду сюда еще раз. Да не по работе, что ты сразу напрягаешься так.

С женой и сыном. Может, встретимся, погуляем? Покажешь нам то, на что туристы обычно внимания не обращают? Ладно, проехали. Я же просто как мужик с мужиком с тобой сейчас, а ты сразу варианты просчитываешь.

– Да нет, почему же, – задумчиво ответил Карел. – Приезжайте. Только… Слушай, а твое начальство как на это посмотрит? Они тебя не репрессируют? Ты что, совсем не боишься?

– Солженицына начитался? – засмеялся Алексей.

– Ну, читал, конечно, – уклончиво ответил Карел. – Рекомендованные отрывки. Из “Архипелага ГУЛАГ”, например.

– А, как же, помню. И мой любимый эпизод тоже читал? Там про то, как охранники в лагере зэков в костер загнали. И зэки дисциплинированно в этот костер пошли и сгорели в нем, как ваш Ян Гус в Констанце.

– Это невозможно, – тихо сказал Карел. – Безусловный рефлекс. Люди, чтобы не сгореть, с любой высоты прыгают.

– Правильно. А вот еще, из любимого: не выполнивших норму заключенных охранники оставляли одних на ночь в лесу.

– Зачем? – снова напрягся чешский контрразведчик.

– А черт его знает. Наверное, очень хотели утром сами место пропавших в бараке занять. Чтобы нары не пустовали

– Он, что, действительно все это написал? – с мученической гримасой на лице, спросил Карел. – Это не ваша пропаганда?

– Наши идеологи и пропагандисты, конечно, те еще дебилы. Но не до такой же степени.

Алексей посмотрел на сидевшего перед ним чеха и покачал головой.

– Да, понимаю теперь, почему вам только отрывки читать разрешают.

– Но остальное, главное, ведь, правда?

– Откуда, правда, Карел? У Солженицына не было доступа к архивам и документам. Он собирал сплетни, слухи, лагерный фольклор. Вот как фольклорное произведение этот самый “Архипелаг” и надо было напечатать. Ты, кстати, знаешь, сколько заключенных находилось в лагерях на момент смерти Сталина – в марте 1953 года? 2 526 402. Политических из них – 221 435 (8,76%). Как ты понимаешь, многие из них в то время были эсэсовцами из Прибалтики и Западной Украины, власовцами и полицаями. К тому же их ряды все время пополнялись зверообразными “зелеными братьями” и прирожденными садистами-бандеровцами. Мало того, что денацификация Прибалтики и Западной Украины не была проведена, “жуткий тиран” Сталин как раз тогда отменил смертную казнь. Что здесь можно сказать? Нашел время! Но, ничего поделать было нельзя, и всем этим мразям автоматически давали стандартные шесть лет. Причем шесть лет ссылки, Карел! Даже не лагерей. Если, конечно, не было стопроцентных доказательств их участия в военных преступлениях и расправах над мирными жителями. Палачей и карателей осуждали на десять лет. Даже в лагерях их ждали полностью оплачиваемый девятичасовой рабочий день, трудовая книжка, полный соцпакет и, непонятно с какого перепугу, амнистия к десятилетию Победы, в 1955 году. В Западную Украину тогда вернулись более 20 000 ОУНовцев. Но в 1953 году среди заключенных их было не так уж и мало. Член горбачевского Политбюро, ренегат и предатель Яковлев в годы Перестройки создал комиссию по реабилитации жертв политических репрессий. Копали, как бешеные кроты. Знаешь, что выяснили? За все время существования Советской власти, с 1919 по 1990 годы, по политическим статьям было осуждено 3 786 094 человек, из них расстреляно – 642 980 человек. Причем 90% этих арестов и казней пришлись на два года – 1937 и 1938. Во главе НКВД тогда стоял страдающий от комплекса неполноценности педераст Николай Ежов. Голова этого карлика закружилась от свалившейся на него власти. Чтобы избавиться от него, пришлось вызвать в Москву человека, который меньше всего на свете хотел работать в системе НКВД

и мечтал о карьере инженера и строителя. И звали его Лаврентий Берия.

– А что же Яковлев? – спросил внимательно слушавший Алексея Карел.

– А Яковлев, – брезгливо поморщился тот. – Он был очень разочарован этими цифрами и тут же засекретил их. И наши дурачки-перестройщики немедленно стали соревноваться: кто больше? Не успеет какой-нибудь остолоп написать “20 миллионов”, как тут же другой напишет “30” или “40”. Просто поразительно: как они до ста миллионов не дошли? Яковлев решил показать всем, каким самодуром и садистам был этот Сталин, и отдал недвусмысленный приказ: реабилитировать всех подряд! Но, несмотря на все старания, удалось только около 800 000. Среди них, кстати, оказались весьма одиозные люди. Кто бы мог, например, заподозрить в излишнем демократизме Тухачевского, Якира и Егорова, арестованных накануне запланированного ими государственного переворота? Думаешь, они рвались к власти, чтобы закрывать тюрьмы и раздавать всем цветы и конфеты?

– Это был бы первый и единственный случай в мировой истории, – криво усмехнулся Карел. – Захватившие власть генералы обычно не закрывают тюрьмы, а открывают новые. Кстати, это ведь мы предупредили вас тогда…

– Да, Карел, мы помним. Еще в числе реабилитированных были развалившие целые военные округа бездарные самодуры и алкоголики вроде Блюхера. И мерзавцы, оклеветавшие многих честных людей, в том числе таких, как Мерецков и Рокосовский. Арестованные либо расстрелянные при Берии костоломы кровавого наркома Ежова – лучшего друга нашего сверхпушистого разоблачителя тиранов, Никиты Сергеевича, между прочим. Хрущев был из особой и очень мерзкой породы людей. Из тех, что очень любили называть себя “верными ленинцами” и “ленинской гвардией”. Амбициозные, но малообразованные, эгоистичные, не приемлющие критики и грубые, абсолютно непригодные для управления хоть чем-нибудь стоящим. И настоящий, непридуманный Ленин, разумеется, не доверил бы им даже заведовать колхозной фермой или заводским складом. Но они, к тому времени уже сумели превратить его из жесткого сверхпассионарного вождя и политика в картавого дурачка, юродивого в кепке. Кстати, уже тогда они договорились между собой и уже собирались устроить новый громкий судебный процесс – теперь уже над “предавшим дело революции бывшим агентом Охранки” Сталиным. Который вздумал вдруг

в 1937 году предложить проводить выборы на альтернативной основе и ограничить власть Партии. Папка с этим “делом” была обнаружена в служебном сейфе Ежова. Милыми сердцу российских демократов оказались также Зиновьев и Каменев, мечтавшие бросить Россию в топку Мировой революции. Зиновьев, кстати, на протяжении семи лет был руководителем III Коммунистического Интернационала – довольно жуткой организации профессиональных революционеров и фанатичных террористов-боевиков. ВКПб входила в Коминтерн на общих основаниях, и, теоретически, ее генеральный секретарь – И.В. Сталин, был обязан подчиняться любым, даже самым безответственным решениям вышестоящих “товарищей”, типа Розалии Залкинд (более известной как Землячка) и Белы Куна. Договориться с ними было невозможно, слушать их безответственные разглагольствования о Мировой революции – невыносимо, выполнять их постановления – преступно. При первой же возможности их уничтожили, как бешеных псов. Сталин был созидателем с большой буквы и прагматиком до мозга костей. И потому мешающих ему революционеров всех мастей терпеть не мог. И своих, которые никак успокоиться не могли, и чужих, из Коминтерна. Именно поэтому бред резуновского “Ледокола” ни один серьезный историк даже и в расчет не берет. Потому что этот, написанный группой британских советологов пасквиль, строится на изначально ложной посылке о том, что Сталин, самый непримиримый и последовательный враг Троцкого и возглавляемых им экстремистов, якобы, на самом деле, только и мечтал о Мировой революции. К сожалению, к настоящей власти в стране Сталин пришел только в 1939 году, когда, возглавив правительство, он полностью взял все дела в свои руки. А Коминтерн ему удалось распустить только в мае 1943 года.

Алексей замолчал, давая возможность официанту поставить на стол заказанные блюда. Продолжил, когда он отошел от их стола на три шага.

– Не был забыт нашими горе-реформаторами и неудавшийся Горбачев – Бухарин, все время проводивший в размышлениях: перед кем бы из геополитических врагов Советскому Союзу капитулировать на почетных условиях? Продвигавшие опаснейшие идеи создания отдельной российской коммунистической партии России и государственного обособления РСФСР Кузнецов и Вознесенский, предтечи Ельцина. Извращенец и педофил Авель Енукидзе. Откровенно глумившийся над историей России академик Покровский, которому было все равно, на кого из великих правителей, просветителей, полководцев лить даже не ушаты, а цистерны грязи – лишь бы он был русским. Многие высокопоставленные казнокрады, воры и мошенники. Несостоявшиеся террористы. И, ты не поверишь Карел, настоящие шпионы и явные агенты влияния. Но оправдать и реабилитировать остальных даже эти дураки не смогли и не посмели. Собранные доказательства не оставляли сомнений: все они были осуждены справедливо.

Карел быстро достал планшет, открыл поисковик, задал данные.

– Если взять данные за те же годы по Британии, Франции или США… Особенно США. Численность населения… Составить пропорцию… Господи, Алексей, это же средний уровень! Советский Союз в 30-х годах и США в 90-ые: процент осужденных от общей численности населения совпадает! СССР не был тоталитарным государством при Сталине, или в Соединенных Штатах существовал тоталитарный режим при Клинтоне и Буше Старшем?

– Приятно иметь дело с умным и адекватным человеком, Карел. Кстати, ты знаешь, почему вы все сейчас так ненавидите нас? Никогда не задумывался об этом? Дело в том, что Россия, которая ненадолго приняла имя Советский Союз, СССР, тяжело заболела в конце 80-х годов ХХ века. Несколько десятилетий в ее кровь впрыскивался яд ложных идеалов и глубоко чуждых идей. Даже термин придумали тогда специальный – “общечеловеческие ценности”. Какие духовные и моральные ценности могут быть общими у суровых пуштунов Афганистана и полностью разложившихся, развращенных и изнеженных шведов? У китайцев и албанцев? Японцев и молдаван? Россия, конечно, выстояла бы тогда, переболела этой заразой в легкой форме, но ее предали собственные руководители, Горбачев

и Ельцин. Один за другим, они ударили нам в спину так, что, казалось, не оставили никакой надежды и не дали ни малейшего шанса. И вы, не только враги, но даже и бывшие друзья, соседи, родственники, радостно ограбили нас, растащили из нашего дома все, что только можно. И, уже забыв о всяких приличиях, встали с ножами

и топорами в руках у дверей, жадно подсчитывая, что еще можно будет присвоить после нашей окончательной гибели. А Россия вдруг поднялась, и, не только раздумала умирать, но и посмела потребовать назад кое-что из украденного. Даже и потери упущенной выгоды из-за нашего внезапного, неожиданного для всех, выздоровления было трудно, почти невозможно, простить. А уж такой “наглости” – и подавно. Не отворачивайся и не молчи. Ты ведь умный человек, ты знаешь что я говорю правду, да, Карел?