Текст книги "Три Мира Надежды"

Автор книги: В. Рыжов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

А вокруг? Ну, конечно, откуда тут взяться смелым и независимым? Они в тюрьмах и на плахе. Остались подхалимы, которые, не задумываясь, предадут и продадут его победителю. Но несколько человек настолько замарались и скомпрометировали себя, что уже ни на что не надеются и будут сражаться, как крысы, загнанные

в угол. Ну, Эйллин, пора начинать. Возьми Риневнина за руку, вот так. Выходи вперед, моя милая девочка”.

Он осторожно подтолкнул ее.

– Не бойся ни за себя, ни за него. Сделай все, о чем мы говорили с тобой. Разозли его, заставь выйти из себя. Говори и приказывай так, будто уже имеешь право. Ты слышишь меня, Эйллин? Возьми себя в руки. Пожалуйста, я прошу тебя.

– Я – Эйллин, дочь Карниина, последняя из своего рода и единственная наследница престола Мира и королевства Беренор, – громко сказала она. – В зале есть те, кто узнал меня и может подтвердить мое происхождение и права на престол?

Скэнжин довольно заулыбался, а из зала уже поспешно выходили люди, которые по очереди под присягой подтверждали личность Эйллин и подписывали заранее подготовленные документы.

– Личность госпожи Эйллин и ее права на трон королевства Беренор подтверждены и документально засвидетельствованы, – под аплодисменты собравшихся, громко объявил мэр города.

– Я заявляю о вступлении на престол, и немедленном начале осуществления мной властных функций на основании положений Великой хартии, что была подписана представителями всех сословий двести пятнадцать лет назад, а также законами, утвержденными королями и парламентом Беренора в соответствии с со всеми необходимыми процедурными требованиями, – сказала Эйллин. – Я отменяю все законы и постановления, принятые после исчезновения и смерти великой королевы Талин. Присутствующего здесь Скэнжина я объявляю государственным преступником и обвиняю его в узурпации власти и многих преступлениях, связанных с злоупотреблением властью, и смещаю с должности правителя Беренора.

Эйллин на мгновение умолкла, переводя дыхание, и стало слышно, как где-то под потолком гудит бьющаяся в окно муха.

– Наследником государственной королевской власти я объявляю своего сына, Риневнина, который…

– Довольно! – взревел Скэнжин. – Несчастная женщина сошла

с ума, выведите ее из зала. Мои личные доктора осмотрят ее и займутся лечением.

Несколько стоящих рядом с ним человек бросились вперед, уже почти схватили Эйллин, но отлетели от нее, как кегли, поваленные метким броском биты. А потом целый рой стрел прилетел с верхних галерей зала. Они с громким стуком отскочили от мраморного пола, не причинив ни малейшего вреда ни Эйллин, ни Риневнину.

“Предусмотрительный мерзавец, – усмехнулся стоявший в толпе Марий. – Надо же, как хорошо подготовился. Но мы в Сааранде это уже проходили. Однако, приказа он не отдавал. Был какой-то тайный знак, или предварительная договоренность. Плохо, придется ждать, нападение на моих подопечных должно быть явным

и недвусмысленным”.

К стоящим в центре зала Эйллин и Риневнину он пока не подходил, чтобы не привлекать к себе внимания. Так было легче контролировать ситуацию и управлять ею. Эйллин и ее сын, правда, выглядели сейчас очень испуганными и явно искали его в толпе.

“Ничего, потерпите немного, – мысленно сказал им Марий. – Вы такие несчастные, что он сейчас не выдержит. Давай, Скэнжин, не тяни. Надоело уже”.

Скэнжин, действительно, поднялся со своего кресла и гневно оглядел зал. Похоже, он решил, что некоторые из соратников предали его и собираются использовать Эйллин в своих целях.

– Грязные ублюдки! – закричал он. – Завтра же вы все отправитесь на каторгу!

Ничего не понимающие испуганные сановники, жались к стенам. Лишь несколько человек остались на своих местах, внимательно оглядываясь по сторонам. Скрываться было уже бесполезно. Тем более, что Скэнжин, наконец, быстро пошел к Эйллин.

– Решила поиграть со мной, глупая стерва? – глухо сказал он, поднимая для удара руку. – Говори, кто подучил тебя?

– Ты посмел угрожать королеве Беренора? – встал перед ним Марий, и Скэнжин, посинев, повалился перед ним на колени.

– Узурпатор престола мертв! – громко объявил Марий, и Скэнжин затих, распластавшись по холодному полу. – Кто еще не согласен признать свою королеву?

Еще два человека, одновременно, упали на пол.

– Уважаю их верность и принципы, – жестко улыбнулся Марий. – Кто следующий?

Он повернулся к одному из придворных и тот упал к его ногам, пытаясь поцеловать сапоги.

– Хотел обмануть меня? Коварная мразь, – холодно сказал Марий, убивая его. – Давайте еще, не стесняйтесь.

Он посмотрел на собравшихся и люди вжимались в стену под его взглядом. Еще три человека, один за другим, скорчившись, упали на пол.

– Ну, кажется, все, – обернулся он к бледной от волнения Эйллин. – Кто из присутствующих имеет право и должен привести их к присяге на верность тебе?

– Мэр столицы, – прошептала она, прижимая к себе Риневнина.

– Мэр города, – снова повернувшись к дрожащим от страха сановникам, ровным спокойным голосом сказал Марий.

Один из них, нервно озираясь, шагнул ему навстречу.

– Начинайте процедуру приведения к присяге, – успокоительно похлопал его по плечу Марий.

– Мы должны присягнуть только Эйллин? Или ей и ее сыну?

– А в чем проблема? – поинтересовался Марий.

– Сын королевы не может считаться наследником до выяснения обстоятельств его рождения. Таковы законы, – жалобно посмотрел на него мэр. – Присяга все равно не будет действительной.

– Вопрос о происхождении наследника престола будет решен прямо сейчас, – Марий подошел ко все еще стоявшим в одиночестве Эйллин и Риневнину, взял их за руки. – Я, Марий, великий маг Мира за черным зеркалом, будучи избранным правителем королевства Сааранд, военным конунгом провинций Хебер и Ленаар, стал отцом Риневнина восемь лет назад. И здесь, сейчас, я официально признаю его своим сыном. Надеюсь, статус Риневнина прояснен

и его происхождение достаточно высокое для признания в Береноре?

– Вполне, – испуганно кланяясь, прошептал мэр. – Через несколько минут мы сможем приступить к процедуре.

– Как много интересного узнала я сейчас от тебя, Марий, – Эйллин сжала его запястье и острые ногти оцарапали кожу. – Значит, ты – мой любовник или муж, да еще и отец Риневнина. Но, почему же, я не помню наших свиданий, слов любви и объятий, мой прекрасный саарандский принц? Ты можешь как-то объяснить мне все это?

– Так было нужно. Необходимо для дела. Ты же сама видишь

и понимаешь это, Эйллин, – тихо ответил он, морщась и пытаясь освободить руку.

– Ах, для дела, – ногти впились в кожу еще сильнее. – Извини. Я просто подумала, что слишком долго спала, а теперь – проснулась рядом с тобой. И мне показалось, что у моего сына, действительно, будет человек, которого он когда-нибудь сможет назвать отцом, папой. Но вижу, что ошиблась. И теперь чувствую себя обманутой. Но ты не виноват – так было нужно для дела. А мне не надо было просыпаться, только и всего. Но ты уж потерпи немного, принц из несбывшегося сна. Пусть не одной мне будет больно сейчас.

– Хорошо, Эйллин.

Она отпустила его руку.

– Прости, я и сама не понимаю, что нашло на меня. Вообще-то

я не такая, честное слово, Марий. Мне очень жаль.

Эйллин затравленно посмотрела вокруг и, решившись, несмело поцеловала его в щеку.

– Спасибо тебе.

– Я только что официально усыновил Риневнина и, что бы ни случилось теперь, всегда буду относиться к нему как отец к сыну. И еще: я, действительно, люблю тебя, Эйллин, – он осторожно взял ее руку. – Но ты совершенно свободна и ничем мне не обязана.

– Опять вспомнил про неоплаченный долг перед Талин? И она все еще стоит между нами?

– Наверное, нет. Уже нет, – сказал Марий, слегка сжимая ее тонкие пальцы.

– Так кого же ты все-таки любишь сейчас? Меня или ее? И как нам быть с нашей любовью?

– А, может быть, мы все-таки проснулись? – тихо спросил он, – Ты рядом со мной, а я – рядом с тобой. Как ты думаешь, Эйллин?

– И ты можешь повторить ЭТО еще раз?

– Я люблю тебя.

– Ты, наверное, великий поэт, Марий, – улыбнулась она. – Клянусь тебе, никогда в жизни я не слышала и не читала слов, красивей и лучше этих.

Эйллин опустила глаза.

– У тебя на руке кровь, – виновато сказала она. – Прости меня. Я сегодня же обрежу ногти. И никогда больше, даже случайно, не оцарапаю тебя.

– До свадьбы, может быть, и заживет, – погладил кончики ее пальцев Марий.

– Не заживет, – повернулся к ним стоявший немного в стороне Риневнин.

– Что ты говоришь? Почему? – испуганно схватив Мария за руку, спросила смущенная Эйллин.

– Потому что они не желают ждать и уже все решили за вас. Сейчас вот этот подойдет и скажет. Да, я внимательно слушал их разговор. Ну, и ваш вполуха. Там было гораздо интересней.

– И о чем же они совещались, можно спросить? – с удивлением посмотрел на него Марий.

– Ну, если коротко… Политическая целесообразность. Государственные интересы. Сильная и стабильная власть. Подарок судьбы. Они ведь не знали, что ты из Сааранда, великий маг и все такое прочее. Они желают, чтобы ты стал правителем и королем Беренора.

– И для тебя все это очень интересно? Да, ты, кажется, не представляешь, насколько серьезно тебе нужно учиться, Риневнин.

Мэр столицы осторожно подошел к ним.

– Все готово для начала установленной законом процедуры, – низко поклонившись, тихо сообщил он. – Но, позволю сказать, что если вы не состоите в браке, было бы желательно узаконить ваши отношения до церемонии принесения присяги. Это позволит избежать кривотолков и укрепит положение вашего сына.

– Лучше бы прямо говорили. Аргумент так себе, – вполголоса буркнул Риневнин и отвернулся.

Марий вопросительно посмотрел на Эйллин.

– Ты согласна? – тихо спросил он.

– Я ведь обещала слушаться тебя весь этот день. Он еще не кончился. Приказывай. Я подчинюсь и выполню все, что угодно.

Марий отрицательно покачал головой.

– Нет, решай сама, Эйллин.

– Конечно, согласна. Я, действительно, так много нового узнала от тебя о себе! И очень надеюсь узнать еще больше.

АЛЕВ И МИСТ. НОВЫЙ НАРЛАНД

Мессир Сэлингин, потомственный пэр и одиннадцатый маркиз северо-западной кинарийской марки Пелингьер, государственный советник первого ранга, чрезвычайный и полномочный посол, кавалер пяти кинарийских и двух иностранных орденов, почетный гражданин города Ранева и обладатель прочих регалий, которые слишком долго пришлось бы перечислять, готовился к отъезду из Нарланда. О том, чтобы остаться на своем посту сейчас, после дворцового переворота и смены династии, нечего было и помышлять. Сэлингин ни в чем не мог упрекнуть себя, за интересы своей страны он яростно и небезуспешно сражался несколько лет, но все же проиграл и слишком скомпрометировал себя тесными связями

с бывшим королем Лииром и его окружением. Со дня на день

в столицу Нарланда должен был прибыть новый кинарийский посол, и всю последнюю неделю Сэлингин не выходил из дома, торопясь закончить ревизию документов, накопившихся за эти годы. Часть из них он лично уничтожил – о некоторых делах и вещах лучше даже и не знать ни министерству иностранных дел, ни новому, неподготовленному к работе в здешних условиях человеку. Все кончилось, Кинария потерпела в Нарланде сокрушительное поражение, маятник дошел до своей крайней точки и теперь двинется в другую сторону. А его ожидает позорная отставка… Ситуация в Нарланде уже давно вызывала тревогу. Этот недоумок

и извращенец, Лиир, который лишь по недоразумению и волей случая стал королем, совершенно не обращал внимания на предупреждения разумных людей и буквально толкал своих подданных к мятежу и восстанию. Однако до появления Онель Сэлингину все же кое-как удавалось держать ситуацию под контролем. Но даже

и с этой, не в меру умной, энергичной и целеустремленной лерийкой он, пожалуй, еще мог бы некоторое время состязаться в Раневе – опыта, сил и средств вполне хватало. Но все пошло прахом когда неведомо откуда в Нарланде объявился этот человек из давнего

и, казалось, навеки забытого прошлого – граф Алев. За время своей работы в разных странах Сэлингин повидал столько, что хватило бы на несколько десятков человек. Пережил четыре войны, две революции и три государственных переворота, один из которых организовал самостоятельно и практически без посторонней помощи. Но того, что произошло здесь месяц назад, он не ожидал увидеть

и в страшном сне. Сотни вышколенных и вымуштрованных солдат дворцовой охраны просто бросили оружие и бежали от кучки неистовых воинов, сражавшихся с невиданными в этом Мире неистовством, яростью и силой. Алев шел впереди и бился один против десяти – и не нашлось в Нарланде никого, способного устоять перед ним. Раненный король Лиир, который и сам когда-то был великим бойцом, пал на колени, моля о пощаде – и был зарублен новым претендентом на престол. А потом эта непонятная, пришедшая из ниоткуда светловолосая девушка, бросила принесенную им старинную королевскую корону в огонь. И на глазах изумленных свидетелей этого действия, достала из него другую – неизвестного местной геральдике типа и совершенно новую. Обратившись к неведомому богу, она сама возложила корону на голову мужа -

и в тот же миг на ее голове оказалась такая же, а все, кто был рядом, как один, пали ниц и принесли страшные клятвы верности. Народ приветствовал Алева и Мист, как освободителей, но в приморской провинции Лонреглийс под знаменами старинных врагов рода Алева уже собирались избалованные и развращенные новой властью, но все еще грезившие о былой славе сверхпривилегированные гвардейские части и соединения Нарланда. Лучшие полки кинарийской армии сходили с трапов больших транспортных кораблей. Но и этого показалось мало, империя не пожалела золота

и Лиарос заполнили толпы свирепых наемников из Пагшеза

и Джеттена. И вся эта огромная и великая армия потерпела сокрушительное поражение в короткой битве с наспех собранным войском новых правителей Нарланда. Охваченные ужасом, союзники бежали к морю и брали штурмом собственные корабли, и моряки,

с оружием в руках, защищали их от обезумевших толп, в которых потомки древнейших аристократических родов Нарланда перемешались с грубой солдатней Кинарии и полудикими джеттийцами. Спешно убирая мостки и обрубая канаты, корабли, один за другим, уходили в открытое море, а оставшиеся на берегу люди, входили

в воду, в бессильной ярости поднимая кулаки и изрыгая проклятия. Почти все они погибли в тот день. А внезапно поднявшийся шторм разметал кинарийский флот, лишь десятая часть кораблей вернулась к родным берегам. Известия о страшной и небывалой катастрофе в Нарланде и полном провале в Калгрейне поразили империю, как удары молнии, породив всеобщее уныние и возрастающую тревогу за будущее страны. Искали изменников и виноватых, и Сэлингин не сомневался, что окажется в их числе. А что касается Великой Лерии… Лерийцы, и в Нарланде, и в Сааранде, как всегда, почуяв неладное, притворились мягкими и пушистыми, моментально спрятав острые когти готовой к удару лапы. Переставшая притворяться Онель, открыто взяла все дела в свои руки, отослала мужа в Лерэйн и немедленно, заключила договор о нерушимой дружбе и союзе с Нарландом. Император Лерии, не раздумывая, сразу же утвердил его. Консул Лерии в Калгрейне явился с поздравлениями к Ульвнину и Этан, заверив их в неизменных дружеских чувствах и согласившись на все условия.

“И только мы самонадеянно полезли напролом, не имея запасного варианта”, – с горечью подумал Сэлингин.

Какой-то шум на улице вдруг привлек внимание Сэлингина. Оторвавшись от тяжелых размышлений, он подошел к окну, выходящему на одну из столичных площадей. Вокруг здания посольства, оказывается, собралась большая толпа. Люди нестройно, но громко выкрикивали антикинарийские лозунги. Вот какой-то явно нетрезвый мужчина вдруг выскочил вперед, в окно полетел камень. Толпа одобрительно заулюлюкала, и еще несколько человек последовало примеру дурака-провокатора. В тот же миг вооруженные стражники врезались в толпу, разделили ее на несколько частей и оттеснили от стен посольства. Бросавшим камни скрутили руки и, награждая тумаками, грубо потащили к закрытым повозкам. Через несколько минут от толпы на площади не осталось

и следа, будто ее никогда здесь и не было. Сэлингин недовольно покачал головой.

“Алев и Мист полностью контролируют Раневу и Нарланд, – со злостью и отчаянием подумал бывший посол. – Никакой анархии! Нет даже и следов государственного бессилия, столь характерного в переходный период после революций и дворцовых переворотов. И ничего нельзя сделать. Нарланд потерян для нас надолго, если не навсегда”.

Сэлингин еще раз окинул взглядом опустевшую площадь.

“А если они, все эти, так долго терпевшие произвол прежней власти и наше бесцеремонное вмешательство в их дела, люди теперь сами придут к нам, в Кинарию?” – подумал он, и сердце старого дипломата вдруг забилось неровно и заболело – в первый раз в жизни.

Интуиция не подвела Сэлингина. Армия Нарланда рвалась в бой и страстно мечтала отомстить за многолетние унижения своей страны. И как раз в это время вновь назначенные командиры военных частей и офицеры генерального штаба в кабинете Алева приводили все новые и новые аргументы в пользу нанесения немедленного удара по ослабленной поражением Кинарии. Но судьба Нарланда решалась все же не там, а в одном из небольших залов королевского дворца, где разговаривали две молодые женщины – Мист и Онель.

– Ты удивлена, что я до сих пор не сокрушила Кинарию? Или сомневаешься в том, что я способна сокрушить ее? – спросила Мист. – Способна, но боги не могут и не должны сражаться за людей. Мы лишь помогаем иногда самым достойным из них. А если нет достойных и нет героев, остаются лишь два выхода: уничтожить опустившийся народ, выморить его, как клопов или тараканов. Тебе, конечно, известно, что некоторые из богов шли и по такому пути. Либо – отвернуться от людей и уйти от них. Этот путь боги выбирают гораздо чаще. Ты не знаешь, Онель, из какого Мира я пришла сюда. Нормальному человеку, наверное, трудно представить Мир, в половине государств которого самые отвратительные пороки объявлены нормой и добродетелью. В котором преследуются, шельмуются, даже бросаются в тюрьмы люди, посмевшие открыто осудить порочных соседей. Мир, в котором жрецы и служители богов предали забвению тексты своих священных Книг

и совершают поступки, несовместимые с требованиями древних Заветов. А те из них, что все еще помнят записанные в незапамятные времена слова осуждения, боятся произносить их вслух, потому что они несовместимы с уродливым понятием, стыдливо названным толерантностью, а на деле являющимся новым обличием, новой маской авторитаризма, обскурантизма и нетерпимости. Боги ушли из этого Мира, отстранились от него, и лишь кое-где теплятся еще слабые, готовые погаснуть в любую минуту, очаги Веры. Но ваш Мир молод и горяч, народы великих стран еще не растеряли пассионарность, его можно и нужно попытаться изменить

в лучшую сторону. Коварство и предательство, ложь и обман, лицемерие и двойные стандарты – эти, разъедающие основы основ, язвы, конечно, присутствует в нем. Но здесь еще не разучились называть Зло злом, а Бесчестие – бесчестием. Есть люди, способные бороться за бессмертные идеалы. Готовые сражаться за них до последней капли крови, идти на муки и на костер. И, значит, есть

и надежда. Я и мой Алев, а, может быть, и ты, Онель, вместе с нами – не обязательно здесь, с нами можно быть и находясь в Лерии – мы встанем на сторону этих людей, поможем им. И наш Мир будет одним из Миров Надежды.

ОНЕЛЬ И ВИГЕТИР. СУДЬБА ИМПЕРАТОРА

Вигетир I, император Великой Лерии и ее многочисленных колоний в Южных морях, плохо спал последние две недели. Лекарства помогали мало, полузабытье, которое на короткий срок дарили они, не приносило облегчения, напротив, в нем с пугающей достоверностью материализовались мысли последних дней. И постепенно тревожное состояние императора стало передаваться окружающим, которые, не в силах определить истинную причину подавленного настроения и беспокойства своего повелителя, строили всевозможные догадки и предположения. И самые невероятные и нелепые слухи поползли по дворцу, готовые вот-вот выплеснуться и на улицу. Говорили об угрозе войны и о мятеже, якобы, зреющем в одной из провинций, о неурожаях и начинающемся голоде в колониях, об истощении золотого запаса Империи, грядущей денежной реформе и введении новых налогов. Начальник секретной службы хватался за голову от донесений своих агентов, но пока не решался доводить эту галиматью до сведения императора. И никто бы не поверил сейчас, что истинной причиной беспокойства Вигетира была его многолетняя протеже, любимица,

и, в какой-то степени, даже ученица – леди Онель и ее деятельность в Нарланде. Столько лет удавалось держать Онель на коротком поводке ненависти к врагам семьи в Нарланде. Пока король Лиир был жив и правил в Раневе, она по-настоящему мечтала лишь о будущей мести. Внешняя политика Великой Лерии, на самом деле, интересовала Онель, в основном, в тех сферах, которые имели, либо могли иметь, хоть какое-то отношение к ситуации в Нарланде. Дворцовые интриги в Ленрелисе, волновали ее еще меньше. Во всех этих состязаниях она принимала участие исключительно из любви к искусству, и Вигетир был спокоен и полностью доверял ей. Но, к сожалению, обстоятельства потребовали экстренного вмешательства в дела соседей, и получившая, наконец, позволение действовать, Онель превзошла себя, за полтора месяца совершив невозможное. Враги были повержены и уничтожены, а явившиеся неведомо откуда Алев и Мист, новые правители Нарланда, стали ее лучшими друзьями. Это был, безусловно, превосходный результат, на котором Онель, по мнению императора, и следовало бы остановиться. Он ждал, что она явится в Ленрелис для отчета и получения официальных и неофициальных наград, которыми он уже готов был осыпать ее. Она не вернулась и не остановилась. Полностью вышла из-под контроля, и теперь вела все дела в Нарланде от имени императора и вместо императора. Не получала инструкции из столицы, а сама отправляла их туда. От Вигетира теперь требуется лишь подписывать и утверждать доставляемые дипломатической почтой документы. Благо, что предлагаемые договоры пока либо выгодны Лерии, либо не противоречат ее интересам. И Вигетир вынужден терпеть, делать вид, что все нормально. Однако последние меморандумы Онель касаются уже даже не Нарланда,

а Кинарии и Сааранда. Она не предлагает, а настоятельно требует незамедлительных действий в соответствии с ее рекомендациями. И уже не важно, что ее предложения разумны и получили положительную оценку министерства иностранных дел. Император больше не верит Онель. Какие мысли сейчас зреют в хорошенькой и не в меру умной голове этой неутомимой и неумолимой стальной женщины? Не закружилась ли эта голова? И не захочет ли теперь Онель пойти еще дальше? Ее муж – член императорской семьи,

у него есть права на лерийский престол. На всякий случай казнить его? Или бросить в тюрьму? Лерийские законы строги, а родственник бестолков и неосторожен, повод найдется. А что делать с правами ее детей? Их нельзя тронуть даже и пальцем, они под охраной лерийских законов. В случайную смерть одной из девочек все, кроме Онель, возможно, и поверили бы… Гибель сразу двух… Это самоубийство. Вигетир не собирается возмущать против себя всю страну и примерять маску злодея из древней трагедии. И меньше всего он хочет сейчас, чтобы у изготовившейся к вторжению в Кинарию армии короля Алева появился повод придти сюда, в Лерию. А увидеть на лерийской земле новую королеву Нарланда Вигетир хочет еще меньше. Он мало знает о Мист, но и того, что ему известно, достаточно, чтобы сделать правильные выводы и не стремиться к излишне близкому знакомству с ней. Пока девочки в Лерии, у него есть последний инструмент воздействия на Онель.

И потому император еще может хоть и не вполне свободно, но все же дышать. Но три дня назад в гавань Ленрелиса под флагом королевства Нарланд вошел военный корабль из Лиароса: Онель приказала привезти своих детей к ней, в Раневу. И лекарства перестали приносить императору даже видимость сна. Зачем Онель забирает детей? Пишет, что хочет, чтобы они успели до начала зимы побывать на родине и увидеть дом и усадьбу своих предков. Онель стала настолько сентиментальной? Или вдруг захотела почувствовать себя совершенно независимой и свободной? И от него, и от Лерии? Оттягивать решение невозможно. Отпускать детей Онель в Нарланд нельзя, насильно удерживать – чрезвычайно опасно. Это чудовищное оскорбление Онель и полный разрыв с ней, последствия будут непредсказуемы. Но, может быть, он не прав, и у Онель нет даже

и мысли о лерийском престоле? Что же делать? Отозвать ее, приказать вернуться в Лерию? Но, что делать, если она заподозрит неладное и не подчинится? А, может быть, Онель, наоборот, уже

и сама готова к активным действиям, и ее очень обрадует возможность вернуться в Ленрелис? Пригласив с собой ту же королеву Мист, например. Приказать оставаться в Нарланде и запретить возвращаться? Или – ничего не предпринимать, оставить все как есть, положиться на волю судьбы и обреченно ждать неизбежного? Невозможно, он сойдет с ума уже через месяц. Вигетир слишком хорошо помнит, как тридцать пять лет назад он сам взошел на престол. Но вначале была смерть матери – когда ему едва исполнилось три года, он почти не помнит ее. И новая женитьба отца – ему уже было шесть лет, и он хорошо помнит пышные торжества

в Ленрелисе. И то, как изменилось отношение к нему через год, после рождения сводного брата… И, конечно же, праздник дня рождения брата три года спустя. На котором один из подхалимов подбросил обрадованному отцу идею, как под благовидным предлогом избавиться от ставшим ненужным и нелюбимым старшего сына.

– Я человек прямой и не боюсь говорить правду, даже когда она не нравится Вам, мой Великий господин, – сказал тогда граф Пилморн, обращаясь к императору.

Многие из гостей иронически улыбнулись, некоторые – тихо засмеялись, отвернувшись в сторону.

– Юный принц растет избалованным капризным ребенком, – нимало не смущаясь, продолжил граф, указывая на угрюмо сидящего в стороне от главного стола Витегира, и в голосе его появилось мастерки сыгранное сожаление. – Роскошь и соблазны Двора губительны для него. А ведь когда-то первые сыновья древних родов воспитывались в семьях простых рыцарей. С раннего детства они привыкали общаться с людьми любого происхождения и звания, ценили простую здоровую пищу, воспитывали в себе неприхотливость и скромность, в постоянных трудах готовились к тяготам суровой военной жизни. Вырастая, они становились мудрыми и справедливыми правителями, именно благодаря таким вождям наша Лерия в свое время стала Великой. Как жаль, что мы забываем традиции своей страны и наши дети и внуки все больше становятся похожи на погрязших в роскоши распутных и развращенных соседей.

Одобрительные возгласы, наконец, сообразивших, что к чему, столичных вельмож, которым и в самом страшном сне уже давно не снились забытые обычаи суровых предков, потрясли высокие своды парадного зала королевского дворца Ленрелиса.

– Как прав ты, Пилморн! – сказал император. – Да, Вигетир давно не радует меня, он растет сам по себе, как сорная трава,

и я испытываю тревогу при мысли, что именно ему, согласно нашим законам, когда-нибудь придется встать во главе Великой Лерии. Но еще не поздно попытаться исправить мальчишку. Подведите его ко мне! Благородный барон Айлэрн!

У самого дальнего стола поднялся скромно одетый высокий суровый мужчина пятидесяти лет.

– Наше доверие к Вам, не имеет границ, Ваша репутация безупречна, а рассказ о Ваших подвигах занял бы слишком много времени и абсолютно излишен, поскольку они известны всем. Вам сейчас поручаю я своего старшего сына, на Вас возлагаю заботы

о его обучении и воспитании. Научите его всему, что знаете

и умеете сами. К завтрашнему утру Вигетир будет готов отправиться с Вами.

– Но мой замок слишком мал и беден, чтобы я мог принять

в нем особу такого ранга! – с нескрываемой неприязнью глядя на перепуганного принца, произнес изумленный Айлэрн. – Это огромная честь, но боюсь, что моих скромных средств не хватит на достойное содержание Вашего сына. И какой из меня воспитатель! Я солдат, а не учитель. И не мне брать на себя ответственность за наследника престола великой страны.

– За Вашу скромность мы все ценим Вас еще больше, – неудовольствием посмотрев на барона, ответил император. – Мой сын

в Вашем полном распоряжении. Делайте с ним, все, что посчитаете нужным. Хоть на конюшне порите. Но к совершеннолетию Вигетир должен стать достойным звания наследника престола. Если

у Вас не получится – значит, не получится ни у кого, и, можете быть спокойны, никто не станет упрекать Вас. К счастью, у нас теперь есть и другой наследник. И довольно разговоров. Это мой приказ. Вам понятно, Айлэрн?

Император отыскал глазами бледного коменданта дворца.

– Вигетиру пора собираться, Эстирн. Проводите принца в его комнату и лично помогите подготовиться к дороге. Соберите лишь самое необходимое. Никаких излишеств! Вам ведь все ясно, да, Эстирн?

“Бедный мальчик! Отец так несправедлив к нему, – думал Эстирн, по дороге к покоям Вигетира. – Тоже мне, нашли капризного, развращенного, избалованного ребенка! Было бы кому его развращать и баловать! Все давно уже поняли, откуда и куда ветер дует. А теперь и вовсе от него избавиться решили. Не доживет он до восемнадцати лет”.

А Вигетир был так потрясен и напуган, что не мог даже плакать. Рано утром его вывели за ворота дворца. Барон Айлэрн уже ждал его там.

– В седле хоть умеешь сидеть? – вместо приветствия хмуро спросил он. – Или карету для тебя придется нанимать?

– Умею, – чуть слышно прошептал принц.

– Тогда садись, чего ждешь?

Один из воинов ловко подсадил мальчика на смирного старого жеребца. Другой быстро приторочил к запасной лошади немногочисленные пожитки опального принца, и маленький отряд двинулся к Западным воротам Ленрелиса.

Таково было начало новой жизни Вигетира, в которой поначалу чувство обиды и осознание своего унижения сменялись отчаянием, смертельная тоска – безразличием, ощущение жесточайшей несправедливости происходящего – желанием умереть. Первый месяц он все время молчал, сам ни с кем не заговаривал, лишь отвечал на вопросы. Стиснув зубы, он просто терпел, держался, выживал, привыкая к новой судьбе и новой роли, безропотно выполнял все приказы и распоряжения нового воспитателя. А потом молодость все же взяла свое, и он втянулся, привык, стал улыбаться,