Текст книги "Три Мира Надежды"

Автор книги: В. Рыжов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

“Ведь мог бы сказать, что у меня красивые ноги. Ну, или еще в этом роде что-нибудь, – с досадой глядя на него, подумала Этан. – Но куда там! Он как будто отчитывает меня. И делает это так, словно имеет на это какое-то право”.

Рут, действительно, на мгновение забыл, с кем разговаривает сейчас. Он видел перед собой лишь молодую и неопытную девушку, которая по неосторожности подвергла свою жизнь серьезной опасности, и сам не заметил, как перешел на строгий менторский тон.

– Я вызову Ульвнина, – закончил свою речь Рут. – Это человек, которому подчиняются сейчас все наши люди в Калгрейне. Прикажу ему обеспечить твою охрану.

Этан засмеялась.

– Ты, действительно, хочешь не потерять меня, Рут? – спросила она, наконец. – Тогда отдай мне на время своих людей вместе с этим Ульвнином. Объясни ему всю нежелательность и печальные последствия любого неподчинения мне. И все вопросы решай уже только со мной. Обещаю, что буду прислушиваться к твоему мнению. Мы можем встречаться с тобой раз в два или три дня. Если не согласен, то извини, я, пожалуй, потеряюсь. И буду пока действовать самостоятельно.

– И наломаешь дров? А, если опять попадешь в беду? Вдруг я не успею помочь тебе?

Только последняя фраза спасла сейчас Рута от ссоры с Этан. Ей все больше не нравился его тон, и раздосадованная девушка уже готова была уйти, но теперь пришлось задержаться.

– Ты не доверяешь мне? – сказала она. – В Ольвансе я, между прочим, прекрасно обошлась без тебя и твоих подчиненных. (“Вот черт, неправда, я ведь потом все же пришла к Килниту! Но только попробуй меня в этом упрекнуть!”). И, что бы ты не вообразил

о себе сейчас, спасать меня не надо. В этом нет необходимости. Понятно?

“Я смогу, у меня будет повод регулярно видеться с ней”, – Рут быстро прогнал эту мысль, но именно она и определила его решение.

“Будет возможность хоть как-то контролировать ситуацию и воздействовать на Этан”, – торопливо нашел он другой, показавшийся ему более разумным и приемлемым аргумент.

Они расстались еще на два дня. И с момента этой встречи Рут все время думал об Этан. А Этан все время старалась не думать

о Руте.

ЛЕДИ ОНЕЛЬ. ВОЗВРАЩЕНИЕ В НАРЛАНД

Путешествие Онель в Нарланд прошло именно так, как надо: спокойно и без приключений. Муж ожидал ее на въезде в Раневу,

и встреча супругов оказалась достаточно холодной и сдержанной. Посол Лерии был очень недоволен приказом императора, согласно которому он теперь превращался в чисто декоративную фигуру при своей жене. Своя причина для неудовольствия была и у Онель. У этой причины было имя: некая Белиз, придворная дама, и, возможно, шпионка, приставленная к лерийскому послу кинарийцами. Она узнала о ней из бумаг, присланных ей на корабль. Никаких сцен ревности Онель, разумеется, устраивать не собиралась. Более того, она намеревалась в ближайшее время познакомиться с этой Белиз, чтобы понять, насколько серьезны были подозрения агентов внешней разведки и, в случае их обоснованности, решить, как минимизировать последствия. Вот после этого церемониться ни с Белиз, ни с мужем она не собиралась. Шпионку следует удавить или отравить. Нужные специалисты в ее распоряжении имеются.

А придворную шлюху достаточно высечь и облить волосы несмывающейся краской. Или распорядиться поставить клеймо с точной и емкой характеристикой на каком-нибудь очень интимном месте ее тела. Много вариантов. А мужа… Дать ему пинка под зад и выслать из Нарланда. Что с этим недоумком еще сделаешь. Конечно, придется его простить через некоторое время. Ее лерийской семье нужен мальчик. Упрекнуть Онель в безответственности не сможет даже самый лютый враг. Но пока о каком-то исполнении супружеских обязанностей с чьей-либо стороны даже и разговора быть не может. Близость с Онель еще нужно заслужить. Если не подвигами, которых она уже давно не ждала, то хотя бы хорошим поведением. Ее появления на торжественном приеме в королевском дворце Нарланда с одинаковым нетерпением ожидали и мужчины,

и женщины. Уже много лет Онель считалась при лерийском дворе эталоном вкуса и носила неофициальный титул “леди Безупречность”. Быть знакомым с ней почитали за честь многие приезжие знаменитости. В Нарланде посмотреть на нее приехали даже из провинций. И Онель не подвела, не разочаровала, полностью оправдала все ожидания. Словно латы, надев на себя привычную маску светской любезности, она бездумно, на автомате, отвечала на вопросы и комплименты, поражая всех изысканным чувством юмора и тонкостью суждений, сама же в это время внимательно изучала интересующих ее людей. Вот король Лиир – уже совсем не прежний романтический юноша. Изрядно обрюзгший, пополневший, начинающий лысеть. Явно не отказывающий себе в бутылочке вина перед завтраком, обедом и ужином. Его бледная и невеселая жена робко стоит в сторонке. Конечно, зачем она ему, если

у него самого есть муж – вот этот манерный куртизан, юнец с накрашенными губами и подведенными глазками. Онель вспомнила порнографический трактат “Цветок сонийского персика”, прочитанный когда-то из любопытства, и попыталась представить себе эту парочку в постели. Зрелище оказалось, что называется, на любителя. Онель уже давно привыкла к тому, что мало кто из мужчин думает головой (женщины, конечно, еще реже, однако с них-то чего спрашивать?). Но, если уж не головой, то пусть мужики своими яйцами думают. Все лучше, чем задницей. Вот, в Перейе, откуда и привезен был в свое время этот самый “Цветок персика”, чем все закончилось? Это было культурное процветающее государство, ученые, философы и поэты которого оказали огромное влияние на развитие всех других стран. Однополая любовь, ставшая в Перейе, скорее нормой, чем исключением, привела к резкому падению рождаемости и упадку. Теперь большинство населения там составляют потомки кочевников с юга, которые живут по своим законам и правилам. Все подозрительные трактаты давно уничтожены,

сожжены, сохранились только в переводах на другие языки

и в других странах. Онель перевела взгляд на высокого худого мужчину, стоявшего рядом с Лииром.

“Сэлингин, посол Кинарии, де факто – второй человек в современном Нарланде. Если, конечно, не первый. Главный соперник. По мнению местного резидента, который десять дней назад поскользнулся на ровном месте и так неудачно упал, что пробил себе голову, сломал три ребра и свернул шею, просто выдающийся мерзавец, требующий максимального внимания и уважения. Опытный и хитрый интриган, который не боится ответственности и может спокойно бросить в камин любые инструкции, если посчитает их несоответствующими обстановке и ситуации. Презирающий всех циник, одинаково равнодушный к деньгам и красивым ошейникам, которые некоторые называют орденами и медалями. А также небрезгливый и решительный. Ни в крови, ни в дерьме не боится измазаться. То есть, практически идеальный дипломат. Очень жаль, что у него контракт не с нами, а с Кинарией. А вот и Белиз. Такая же, как и все. Ничего особенного. Разве что неприкрытым желанием юбку задрать привлечь может. К самостоятельной игре не способна. Видимо, втемную используют. Значит, все-таки, клеймо под панталонами. Нет, два клейма – на ляжках, там, где ноги начинаются. И пусть потом расставляет их – где угодно и сколько угодно. Начальник дворцовой стражи. Пьяница и… Тоже педераст? Ну, конечно, за какие же еще заслуги такого раздолбая здесь держать можно? Держись, шлюшка, только бы не выгнали тебя с этого поста раньше времени. А это кто? Неужели, граф Нейсен? Из очень хорошей, но “обиженной” семьи, гвардейский офицер, один из лидеров недовольных. Не совсем обычное сочетание высокого авторитета в придворных кругах и незначительности официально занимаемой должности. Материальное положение ниже среднего. Не нуждается, конечно, но и ничего лишнего позволить себе не может. Наши представители уже осторожно выходили на контакт с ним. Он, кажется, кое-что понял, но денег не выпрашивал. Характеристики сдержанно положительные. Один из рекомендованных для разработки вариантов. Вот это уже интересно. Сейчас я его подзову”.

Онель приветливо улыбнулась стоявшему в другом конце зала мужчине. Почувствовав ее взгляд, тот быстро извинился перед стоявшим рядом стариком и немедленно подошел к ней.

– Ну, что же Вы, граф, – шутливо погрозила она ему веером. – Это же просто неприлично, так игнорировать старых знакомых.

– Я думал, что Вы давно забыли меня, леди Онель, – смущенно ответил он. – Мы ведь не виделись столько лет.

– Здесь я еще и графиня Энхейм, пусть и бывшая, – сказала она. – Наши летние дворцы находились по соседству, в приморской провинции Лонреглийс, Вы помните об этом? Вы ведь одно время были влюблены в меня, не так ли? Не краснейте, сейчас уже можно признаться в этом.

– Да, – улыбнулся граф.

– Но, почему-то очень боялись меня? Мне было всего пятнадцать лет, а вам целых восемнадцать. До сих пор интересно, чем же я Вас тогда так пугала?

– Я боялся не Вас, – смутился Нейсен.

– Неужели, Талин? – засмеялась Онель.

– Да, Талин. А что тут смешного? Ее все Ваши кавалеры боялись. Такая милая светловолосая девушка, которая сразу же, без лишних разговоров и объяснений причин, при всех подойдет

и врежет любому, кто на Вас посмотрит не так, как лично ей кажется правильным. И ведь ничего не поделаешь… Потому что девушка. Но эта причина только для отвода глаз. А на самом деле – владение мечом на уровне первых мастеров королевства, и лучше уж, как бы, в шутку стерпеть, чем всерьез опозориться. Да и герцог Лидинн еще… С виду то он с Талин, как и со всеми, суровым

и строгим был, а она – очень почтительной и вытягивалась перед ним в струнку. Но люди, хорошо знавшие герцога, смотрели на них и просто диву давались. Любил он ее очень, больше, чем своих сыновей, а почему – не знал никто. А Талин то ли не замечала, не понимала ничего, то ли слишком гордой была, но его расположением совсем не пользовалась, ни разу ни о чем не попросила. В общем, очень непростой и серьезной девушкой была эта Ваша Талин.

И связываться с ней никто не хотел. В ее присутствии, все вели себя с Вами очень чинно и пристойно – никаких вольностей. Кстати, я заметил, что даже Ваши родители при ней как-то глаза опускали. А Вы то сами, Онель, ее не боялись?

– Нет, конечно! – возмутилась Онель, и вспомнила тот день, когда она, по собственной глупости, едва не потеряла Талин. Это случилось через полгода после их знакомства. Онель тогда в первый раз разрешила мужчине по-настоящему потрогать себя и чувствовала себя очень взрослой – до тех пор, пока не появилась Талин. Она посмотрела на ее лицо и сразу поняла все.

– Проваливай отсюда, – неприязненно глядя на младшего сына герцога Лидинна, сказала она. – А нам с тобой надо поговорить, Онель.

– В чем дело? – высокомерно усмехнулся молодой герцог. – Кто ты такая, чтобы приказывать здесь? Твои родители, как я посмотрю, совсем не следят за прислугой, моя дорогая Онель.

– Я – человек, который может зарезать тебя, как ягненка, дурак. И ты, между прочим, прекрасно знаешь об этом. Помнишь, как,

с мечом в руках, ты опозорился, пытаясь противостоять мне?

Я очень уважаю твоего отца, и потому сейчас отпускаю тебя без увечий. Уходи и передай ему, что я, Талин, очень хочу поговорить с ним. И собираюсь сделать это в самое ближайшее время.

К огромному удивлению Онель, с молодого герцога сразу же слетела вся его спесь.

– Причем здесь мой отец? – нервно сказал он. – Ты думаешь, что у него мало других дел, Талин? К чему все это? Ничего не было. Так, баловство одно.

– Для тебя – ничего особенного. А для нее? У тебя ведь есть невеста. И дата свадьбы уже назначена. И зачем же тебе нужна эта девочка, мерзавец?

– Я совершил необдуманный и недостойный поступок и приношу свои извинения. Очень прошу Вас ничего не говорить моему отцу. Я буду Вашим вечным должником, Талин. Еще раз, простите.

– Ну, и что ты здесь устроила? – разочаровано глядя ему вслед, прошипела покрасневшая Онель. – Кто тебя звал? И с каких пор ты стала решать и думать за меня? Ты и в самом деле забыла, кто ты такая?

– Зато ты, кажется, вспомнила, кто здесь графиня, а кто – нищенка, которую Вы взяли в свой дом из милости? Да, Онель? – тихо спросила Талин. – Иди за мной в свою спальню. Живо, или

я отволоку тебя туда за волосы.

– Ты не посмеешь, – прошептала Онель.

– Хочешь проверить? Это будет очень интересное зрелище.

И какая роскошная тема для ваших великосветских бесед! Вы ведь так любите скандалы и сплетни, просто жить без них не можете.

– Я ненавижу тебя, – сказала Онель и, не оглядываясь, пошла

в спальню.

– Большое спасибо, Онель. Я тебе очень благодарна. За все.

Плотно закрыв дверь, Талин повалила упирающуюся девушку на кровать и, задрав юбку, весьма ощутимо отшлепала ее. Давившаяся слезами Онель не проронила ни звука.

– Ну, вот и все, – спокойно сказала Талин через две минуты. – Вставай.

– Какая ты сильная, – вытирая слезы, сказала Онель. – И злая.

Я ведь большая и взрослая, и меня уже давно не наказывают так. Ты что, не знаешь об этом?

– Стой ровно.

Талин внимательно посмотрела на нее, аккуратно поправила сбившуюся юбку, несколько раз провела расческой по волосам

и отошла в сторону.

– Все. Беги, жалуйся родителям, а я пойду вещи собирать.

Слезы моментально высохли на глазах Онель и словно испарились из ее души злость и обида.

– Не дождешься, – сказала она, загораживая дорогу к двери. – Не уходи, Талин. Что ты придумала? Ну, подумаешь, шлепнула меня пару раз. Я не скажу никому. Честное слово.

– Говори кому угодно, – холодно посмотрела на нее Талин. – Прощайте, госпожа графиня. Надеюсь, что мы с Вами никогда не увидимся.

– Ну, хватит, Талин, не надо так со мной, останься, пожалуйста. Я тебя обидела? Можешь ударить меня еще раз, если хочешь. Даже сильнее. Ладно?

– Думаешь, что это доставит мне удовольствие? Уверена

в этом?

– Ты нужна мне. И я тебе тоже. Я ведь знаю. Да? Скажи, Талин.

– Остаться, чтобы ты позорила меня? Пряталась и скрывалась, обнимаясь со взрослыми мужчинами? А потом будешь плакать, и просить найти доктора, который согласится сделать тебе аборт?

– Ну, что ты выдумываешь, – покраснела Онель. – У меня

и в мыслях не было, чтобы вот так, по-настоящему. Что я такого сделала? И чем я хуже других? Некоторые мои подруги уже…

– Были беременными? Или ты имеешь в виду других, которые поумнее? Может быть, мне следует рассказать тебе о некоторых особенностях нашей физиологии? Тебе ведь это очень интересно, да, Онель?

Девушка опустила голову.

– Мне интересно, но не надо, – тихо сказала она, и не удержалась, посмотрев исподлобья, с упреком, добавила. – Ты ведь считаешь, что рано еще.

Талин вздохнула и покачала головой.

– Ты что, действительно, готова быть обыкновенной? Как все? Ты так низко ценишь себя?

– Ты ведь не уйдешь? – глядя ей в глаза, спросила Онель.

– А ты будешь меня слушаться?

Не сказав ни слова, Онель повисла на ее шее.

– Ладно, останусь, – вздохнула Талин. – Пропадешь ведь ты без меня в этом гадюшнике.

– Ага, пропаду, – радостно подтвердила Онель. – По рукам пойду, а ты виновата будешь.

– Господи, ну кто же мог подумать, что в восемнадцать лет

у меня уже на шее ребенок будет…

Они сблизились еще больше с того дня, со стороны их можно было принять за сестер, и даже спали Онель и Талин теперь в одной комнате. А потом… Зачем она согласилась уехать в Лерию!?

– Самое счастливое время в моей жизни, – сказала леди Онель графу Нейсену. – А Вы помните, что Талин сделала с этим придурковатым бароном из Лиароса, который поспорил, что сможет поцеловать меня? Он так смешно орал тогда, этот здоровенный двухметровый болван.

– Конечно, помню. Знаете, Онель, мне кажется, что именно из-за Талин Вам и нашли жениха только в Лерии. Вы тогда уехали,

и избежали всего этого…

Лицо Онель посерьезнело, и смех оборвался.

– Эх, Талин, – тихо сказала она. – Я до сих пор чувствую себя виноватой, словно предала ее. Мне нельзя было уезжать одной, без нее. Никогда себя не прощу… И, чего там скрывать, с ней мне было бы там намного легче, чем одной.

“Я просто жуткая эгоистка, – подумала Онель. – Талин погибла, а я сейчас жалуюсь на то, что у меня не было няньки в Лерии. Прости, Талин”.

Она прикрыла глаза и вспомнила свой первый серьезный разговор с Вигетиром, императором Лерии – отчетливо, каждое слово, будто он состоялся только вчера.

– Мы все скорбим по Вашим родителям, моя прекрасная и юная леди Онель, – сказал он, неодобрительно глядя на ее осунувшееся бледное лицо и припухшие глаза. – Мы совершили большую ошибку, недооценили этого мерзавца Лиира, позволили кинарийцам переиграть нас. С каким огромным удовольствием помог бы

я сейчас патриотам Вашей страны отомстить и наказать мятежников. Но политика – искусство возможного. А наша дипломатия

в Нарланде оказалась несостоятельной. Не только Ваш король, все мы, лерийцы, потерпели жестокое и унизительное поражение на континенте. Но знайте, Онель, что Великую Лерию можно победить в одном сражении, но никогда наша страна не проиграет войну. В данный момент исправить ничего нельзя. Оппозиция в Нарланде раздавлена, те, кто остались верны погибшему королю, убиты либо брошены в тюрьмы, люди обмануты или запуганы. Военные корабли Кинарии уже заняли порты Нарланда, все приморские крепости контролируются кинарийскими гарнизонами.

А Лерия оказалась не готова к войне, и пока мы можем только терпеливо ждать своего часа. Который обязательно наступит. И, может быть, даже раньше, чем Вы можете себе представить. Забудьте, что Вы графиня Энхейм, Онель, этот титул больше не существует для Вас. Вы – лерийка, отныне и навсегда. Интересы нашей страны превыше всего, помните об этом. Перестаньте плакать

и носить траур – все уже заметили и оценили Вашу печаль. Достаточно, Онель, Вы уже вредите себе, поймите, наконец, это. Прекратите отворачиваться и прятаться от нас, избегать и игнорировать своего несчастного мужа. В Ваших глазах я вижу ум, честолюбие, силу и расчетливую холодную страсть. Очень хорошее

и чрезвычайно интересное сочетание. И в правильных пропорциях, что вообще уже огромная редкость. Вы нужны нам, Онель, а Великой Лерии нужны Ваши дети. Кто знает, может быть, именно они, когда-нибудь, поведут лерийские войска в Кинарию и Нарланд, чтобы уничтожить Ваших врагов и восстановить справедливость.

Я хочу помочь Вам, и потому приказываю выбросить из головы все глупости и вести себя так, как подобает истинной леди Лерэйна. Завтра же Вы предстанете перед всеми такой, какой можете

и должны быть. Или Вам придется дать согласие на развод и отправиться в монастырь. Примите постриг и скорбите вечно. Навсегда останьтесь там, никогда не возвращайтесь обратно, чтобы не напоминать мне о том, как сильно я ошибался в Вас.

На следующий день придворные лерийского императора были поражены новым обликом всегда печальной и молчаливой юной графини из Нарланда. И с каждым месяцем и годом поводов для удивления становилось все больше и больше. А потом все привыкли, перестали удивляться, признали и приняли Онель такой, какая она есть, и какой ее поначалу увидел лишь император.

Онель открыла глаза и требовательно посмотрела на Нейсена.

– Ну, и как там с моим летним дворцом, граф? – совсем другим, деловым тоном, спросила она. – Про здешний городской дом даже и не спрашиваю.

– Так же, как и у всех остальных, леди Онель. Не на ту сторону Ваши родители встали.

– А Ваши?

– И мои тоже. Потом нам вернули некоторую часть. Не могли не вернуть. Мы же все-таки здесь почти все родственники. Но не всё. Знаете, я думаю, что если Вы сейчас обратитесь к королю

с официальным прошением стандартного образца, то, учитывая Ваше положение…

– Некоторая часть меня не интересует, Нейсен. И я не нищенка, чтобы кого-то просить. То, что мне нужно и, принадлежит по праву, я беру сама. Ваш нынешний король жалкий вор. А Вы знаете, как поступают с ворами у нас, в Лерии? Человек, которого он обокрал, имеет право на все имущество своего обидчика. Пойманного с поличным воришку просто выгоняют из дома на улицу. И у него тогда только одна дорога – в работный дом, где он до конца жизни будет трудиться за место на лавке и две миски похлебки: одну утром, вторую – вечером. А если он уйдет, то его, в лучшем случае, посадят на цепь в галере, которая отправляется далеко, в тропики. И еще никто не возвращался на этой галере обратно. Но чаще просто вешают на ближайшем столбе. Разбойников мы отправляем

в подземные рудники – на полгода, не больше. Там же, в старых заброшенных шахтах, их обычно и закапывают. А убийц у нас выдают родственникам жертв. И те могут делать с ними все, что угодно: живыми закопать в землю, скормить собакам, порезать на куски, уморить голодом… Если нужны деньги – продать в рабство в Пагшаз или Джеттен. Происхождение, занимаемая должность, богатство и связи не имеют никакого значения. На моей памяти сына губернатора одной из провинций за убийство простой девушки, его любовницы, кастрировали и посадили на кол. А лет пятьдесят назад, один из бывших министров был подарен университетской клинике Лерэйна. Его использовали в качестве учебного пособия для студентов медицинского факультета, собирающихся стать хирургами. Вот этот последний случай, кстати, произвел большое впечатление при Дворе отца нашего императора. Очень многие тогда хвалили вдову убитого за альтруизм и бескорыстие. Если же законные представители жертвы уклоняются от выполнения своего долга и прощают убийцу, того заключают в тюрьму

и пожизненно содержат там за счет этих слюнтяев. Потому что это аморально – тратить на них деньги других налогоплательщиков. Теперь Вы понимаете, мой дорогой Нейсен, почему вот уже почти сто лет у нас практически нет преступности?

– Как все это интересно, прекрасная леди Онель. Мне доставляет истинное наслаждение беседа с Вами.

– Вы ведь знаете, что я давно не была на родине, Нейсен. Не расскажете мне, как принято решать такие проблемы сейчас в Нарланде? Честные люди предпочитают выгонять вора и разбойника из страны? Бросают его в тюрьму? Наказывают палками? Вешают? Отрубают голову? Или предпочитают не замечать ничего, терпят

и ждут, когда он снова придет в их дом и отберет последнее?

– Я искренне восхищаюсь Вами, моя госпожа, и должен со стыдом признать, что в нашей стране сейчас большие проблемы с правосудием. Если бы Вы, когда-нибудь, смогли найти немного времени, чтобы подробнее рассказать мне и моим друзьям о лерийских традициях…

– Почему бы и нет, Нейсен. Через день или два я намерена устроить небольшой неофициальный прием в нашем посольстве. Пожалуй, пришлю Вам пять приглашений. Если Вы, действительно, уверены, что некоторым из Ваших друзей мой рассказ не покажется слишком скучным…

– А можно хотя бы восемь, леди Онель? Вы недооцениваете наш интерес к зарубежным методам борьбы с уличной преступностью. Если бы только мы могли надеяться на консультации и поддержку, хотя бы моральную, опытных юристов из Лерии…

– Поддержка может быть любой, мой милый граф. И масштабы этой поддержки могут быть практически безграничными. Только вот… Знаете ли Вы, что, единственное, чем я рискую – это через некоторое время оказаться у себя дома, в Лерии?

(“Очень сомнительный вариант”, – усмехнулась она про себя. – Или я, или – они. Очень постараюсь, если не победить, то хоть своей смертью спровоцировать войну между нашим императором

и Лииром с его кинарийцами”.)

Онель строго посмотрела в глаза Нейсена.

– И понимаете, чем рискуете в случае предательства? Я не хочу обманывать и чувствовать потом себя виноватой в Вашей смерти. Приглашения будут доставлены, но, прошу Вас, хорошо подумайте, прежде чем придти ко мне.

В тот же день, поздно вечером, посол Кинарии Сэлингин сидел в личных покоях Лиира и с отвращением смотрел на пьяного короля.

“Какая жалость, что в Нарланде нет других принцев, – думал он. – Надоел мне этот дурак и извращенец, просто сил нет”.

– Леди Онель очень опасна, – в который раз за этот вечер сказал он.

– Эта дешевая вертихвостка? – пренебрежительно спросил Лиир, наливая очередной бокал.

– Она не вертихвостка, – с почти уже нескрываемой ненавистью ответил посол. – И не дешевая. Ее положение при дворе императора, уважение и доверие, которым она пользуется там, не соответствуют официальному статусу. Наши люди до сих пор не могут понять, кто она.

– Фаворитка? – делая очередной глоток, спросил Лиир.

– Нет, она верна своему мужу. Мы много раз проверяли это. При дворе невозможно утаить такие вещи, поверьте мне.

– И кто же она, по-вашему, мнению? У Вас ведь есть свое мнение? Да, Сэлингин? Не скрывайте его от меня.

– Женщина, которую император Лерии обычно встречает у дверей своего дворца. И провожает обратно. И часто, непонятно почему, приглашает на заседания Малого Совета. Жена посла Лерии. Ее супруг, между прочим, здесь уже целый год, а она, представьте себе, приехала три дня назад. Хотя ее никто не ждал и не звал сюда. Но детей оставила дома. Зачем она здесь? Очень сильно по своему ничтожному мужу соскучилась?

Король сделал неопределенный жест бокалом с вином.

– А еще она дочь людей, убитых по Вашему приказу, – продолжил Сэлингин. – Воспитанница и подруга Талин, которая, как от ненужной старой заколки, отказалась от трона Сааранда. Не слишком ли это много для одной единственной молодой женщины?

– Ну что ты привязался к этой Талин и трону Сааранда? У нее же не было никаких прав. Кто признал бы ее там королевой?

– Сильному человеку не нужны права, он сам возьмет себе все, что пожелает. Да, что тут рассуждать, Вы и сами прекрасно знаете это.

– О чем это Вы говорите сейчас, Сэлингин? – нахмурился Лиир.

– О том, что рядом с Талин был живой Бог, Кэллоин, Ваше величество, – с насмешкой ответил посол. – А Вы о чем подумали?

Сэлингин подошел к столу и убрал с него неоткрытую бутылку с красным вином.

– Верните Онель имущество ее семьи. Все, до последнего сарая и клочка сена, – серьезно сказал он. – Срочно.

– Имущество графов Энхейм уже давно принадлежит другим людям. Не мятежникам. А тем, кто был рядом со мной на Саговом поле. Вы не воин, Сэлингин, Вы не представляете, что творилось на нем в тот решающий день. У меня до сих пор болит плечо перед дождем. Вам этого не понять, – ответил король. – Я не могу просто взять и еще раз конфисковать эти особняки и имения. Меня все осудят и никто не поймет. Нужно посоветоваться с юристами, оговорить все возможные нюансы. Может быть, леди Онель согласится на денежную компенсацию, как Вы думаете?

– Онель не будет торговаться с Вами, – повысил голос кинарийский посол. – Но свою родовую собственность ей придется принять. Поверьте мне, она сделает это очень неохотно.

– Неохотно? Вы несете полную чушь, уважаемый Сэлингин.

Я, конечно, еще подумаю над Вашими словами. И постараюсь что-то предложить этой лерийской шпионке. Но не ждите, что я буду идти у нее на поводу в ущерб собственным интересам и интересам верных мне людей.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалился молодой куртизан.

– Поговорим об этом завтра, – ласково улыбаясь фавориту, сказал послу Лиир.

– Не о чем уже с тобой разговаривать, – отвернувшись, чуть слышно сказал Сэлингин, и, не прощаясь, вышел из королевских покоев. – Самому все решать придется. Как обычно. Привык уже.

Через неделю одетый в темный плащ высокий мужчина вышел на свою любимую смотровую площадку на горе Нами прямо через закрытую дверь посольства Лерии в Раневе.

– Так вот, значит, какой ты стала, Онель, графиня Энхейма, – тихо сказал он. – Я никогда не видел тебя, только слышал от Талин, и представлял совершенно иначе. И ты тоже страстно мечтаешь отомстить своим врагам? И кровь все никак не перестает идти из ран нашего Мира. А ведь растревоженные тобой враги уже все решили за тебя. Завтра, по пути в королевский дворец, они убьют тебя. И никогда не будет морщин на твоем прекрасном лице, не будет седых волос, ты никогда не узнаешь, что такое климакс

и боли в сердце. И ты родишься уже в другом Мире, не вернешься обратно. Останутся две дочери, которых ты любишь больше, чем позволяешь себе признаться в том. Что же мне делать с тобой? Талин любила тебя, как младшую сестру. И она никогда не простила бы мне, если бы узнала, что я…

Он вздохнул и посмотрел на высокое звездное небо.

– Да, Кали, я, наверное, поступаю неверно, но не могу иначе. Впервые за десять лет я вмешаюсь в дела этого Мира. Ты не умрешь, Онель. И даже не узнаешь о том, что могла умереть. Ты будешь жить. И вообще, делай там, в Раневе, все, что хочешь.

– Эх, Кэллоин, – печально глядя на него с высоты, сказала Кали. – Так и не понял ты ничего до сих пор. Бодхисатва хренов.

В МИРЕ ЗА БЕЛЫМ ЗЕРКАЛОМ. МИССИЯ В ПРАГЕ

Магомед Гаджиев плохо спал в последнее время. Проклятая девчонка все время смотрела на него. Четыре года назад они убили ее на пороге дома в пригороде Махачкалы. Случайно.

“Зачем она проснулась, эта никому не нужная сопливая тварь? – думал Магомед. – Из-за таких, как она, ничего не понимающие люди и считают нас бандитами. Но, разве мы звери, чтобы убивать детей? Ее родители – это другое дело. А она могла бы жить дальше. Но эта гадина проснулась, увидела, заорала и ее тоже пришлось придушить”.

Девчонке было лет пять или шесть, она была аваркой. Как этот, прикормленный русскими, поэт, сказавший, что “Дагестан никогда добровольно в состав России не входил, и никогда добровольно из нее не выйдет”. Конечно, если бы не русские переводы, его бы не знали даже соседи – даргинцы, кумыки, ногайцы, лезгины, лакцы

и так далее. Но Гамзатова уважали, никто тогда не осмелился наказать его. И он спокойно умер в своей постели. А Магомед Гаджиев решил, что в Дагестане не будет неприкасаемых. Воюй, помогай шахидам или плати. Иначе – смерть. Но эта девчонка… Она

и раньше все время смотрела на него. А здесь, в Праге, обнаглела окончательно: в последние дни он просто физически ощущает ее взгляд – на улице, в магазинах, хоть из дома не выходи. Вот и сейчас она словно идет за ним. Магомед поежился и зашел в маленькое кафе.

“Нервы совсем никуда, – подумал он, заказывая чашку кофе. – И чужое здесь все совсем. Давит. Даже воздух другой, как будто. Получу от Хатима деньги и уеду”.

Он, конечно, знал, что никуда не уедет без разрешения Хатима, но приятно было думать, что в этой жизни что-то зависит

и от него.

“Как он подчинил всех нас, – с ненавистью подумал Магомед. – Заставил пресмыкаться перед ним в ожидании очередной подачки. Мы рискуем жизнью, мерзнем, мокнем под дождем, неделями не видим женщин. А он тяжелее кредитной карты ничего в руках не держал. А сколько молодых ребят из-за него никогда не увидят родные горы, потому что прямо из афганских лагерей их вместо Дагестана отправили в Ирак или Сирию”.