Текст книги "Три Мира Надежды"

Автор книги: В. Рыжов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

и не может уснуть. Что означает этот непонятный, уже в который раз повторяющийся, сон? Какое отношение имеют эти люди к нему, Риневнину? В очередной раз он так и не нашел ответа. Мальчик вздохнул и посмотрел на небо. Солнце поднялось уже высоко и мама, наверное, ищет его. Риневнин неохотно встал и побежал домой.

МАРИЙ В АНОРЕ. ЗАГОВОР

Марий сидел на неудобном казенном кресле и смотрел на огромного, как медведь, человека, стоявшего перед ним.

– А мне ведь казалось, что в Хебере и Аноре уже давно нет ни дураков, ни изменников, – сказал он. – Но я ошибался. Может быть, скажешь, чего именно не хватало тебе, Сеннин?

Мужчина отвернулся.

– Твой родной брат был губернатором Хебера, связался с мошенниками и спекулянтами, проворовался, запутался, чуть было не довел людей до голодного бунта. Белернин арестовал его, а я – казнил. Но не тронул никого из вашей семьи. Лишь заставил компенсировать ущерб. Дал возможность спокойно и нормально жить.

– По-твоему, можно нормально жить без имущества и денег? – прервал его Сеннин. – Ты сам когда-нибудь пробовал так жить, Марий?

– Только не надо рассказывать мне о своей бедности, Сеннин.

Я не адвокат, не поверю. А что касается твоего вопроса, то, конечно, пробовал. Как раз тогда, когда вы грабили Хебер.

– И как, понравилось?

– Нормально. С голоду не умер, как видишь. И человеческий облик не потерял. Кстати, ничего особенно и не изменилось с тех пор. Думаешь, я сейчас ем больше и лучше, чем тогда? Каждый день новые штаны и рубаху надеваю? Какие-нибудь перстни, золотые цепи, другие украшения ты на мне видел когда-нибудь? А, может быть, я завел себе гарем из несовершеннолетних девочек? Ну, давай, подскажи, что там еще я должен делать, чтобы наслаждаться жизнью и властью?

– Придурок, – мрачно буркнул Сеннин. – Из-за таких, как ты

и возникают проблемы. Сами не живут, и другим не дают. Лучше бы малолеток у себя во дворце собирал и в ванне с вином купал по очереди. Думаешь, я один так думаю? Надоел ты всем.

– Всем? Ну, надо же, а я и не заметил, – жестко усмехнулся Марий.

– Приличным людям, – повысил голос Сеннин. – Что ты этим охлосом в глаза всем тычешь? Ну, кинешь ты ему кусок сегодня.

И что? Тот, кто сменит тебя завтра, все равно отберет. На всех не хватит. Есть Мы и Они, пойми это.

– Понимаю. Поэтому сделаю все, чтобы к концу моего правления Вас было как можно меньше. А оставшиеся – поумнели. И соблюдали наши законы если не по доброй воле, то хоть из страха.

– Идеалист, – презрительно скривился Сеннин. – Человеческую натуру тебе не переделать. Ослабнет твоя власть – и сразу, как из под земли, вылезут новые хозяева, еще более жадные, мерзкие и наглые. Они ограбят народ так, как и не снилось прежним. Посмотри, что творится сейчас в Нарланде. Или в Калгрейне либо

в Ольвансе – чего нам, саарандцам, далеко ходить.

– За Нарланд я не отвечаю. А Ольванс и Калгрейн – это другое дело. Ты, знаешь, Сеннин, я ведь, к сожалению, очень хорошо понимаю тебя сейчас. Видел и знаю, как легко и просто разбудить в человеке животное. Как, словно плащ, сбрасывают с себя некоторые лохмотья цивилизованности, и как люди превращаются сначало в толпу, а потом – в стадо дикарей. И, почувствовав безнаказанность, слабость власти, грабят и убивают слабых, насилуют, мародерствуют. Но в самых потаенных глубинах человеческого сознания есть все же что-то, заставляющее нас подниматься с самого дна пропасти и постепенно восстанавливать нормальное государство и общество. Так было везде и всегда. Революция, гражданская война, нищета, разруха и голод. Останавливается производство

и зарастают сорняками, и даже лесом, пашни. На превращенной

в бесплодную пустыню территории когда-то цветущей страны

с трудом выживают и сводят концы с концами одичавшие люди. Человеческая жизнь и честь не стоят ничего, и толпы беспризорников пополняют и без того многочисленную армию преступников всех мастей. И, кажется, что и столетий не хватит, чтобы восстановить хоть видимость нормальной жизни. Но проходят всего несколько лет – и разрушенное государство буквально восстает из пепла. Под другим названием и другим флагом, с другими лидерами, но восстает. И вместо двуногих зверей его снова населяют нормальные люди со всеми их достоинствами и недостатками. И вот это “что-то” в нашей душе и заставляет меня до сих пор верить в людей и бороться со зверями в человеческом теле. Да, мы много ошибались, но хоть работаем, в отличие от вас, пытаемся все исправить. А вы собирались помешать нам. Ударить в спину.

И пощады не будет. Ответите все, до последнего человека. Не за меня, а за Сааранд.

Марий посмотрел на него и, не дождавшись ответа, продолжил уже другим, будничным и деловым тоном.

– Ладно, заговорились мы что-то, – спокойно сказал он. – Твоих родственников я снова не трону, хоть, может быть, и следовало бы. А ты… Умрешь, конечно. Но сначала…

Марий достал и положил перед ним лист чистого пергамента.

– Список заговорщиков сам составишь или мне за тобой записать?

Сеннин ничего не ответил.

– Значит, не обидно тебе одному за всех умирать? – устало вздохнув, сказал Марий. – И ничего, что эти люди, которых ты считал и называл друзьями, предали и подставили тебя? Бросили нам, как кость. Откупились. Я говорю правду. И ты, конечно же, веришь мне, потому что и сам прекрасно понимаешь это.

Марий встал и подошел совсем близко. Сеннин не выдержал его взгляда и опустил глаза.

– Тебя ведь пытали, пока я не пришел, да, Сеннин? – тихо спросил Марий. – Сказали, что не трогали еще, но я же вижу и чувствую это. И ты стоишь сейчас передо мной, пытаешься выглядеть героем, а сам жутко боишься вернуться в тот подвал. Потому что есть пределы для всего и любое терпение имеет границы.

– А ты можешь приказать не посылать меня туда? – ставшим вдруг хриплым, потерявшим уверенность и напор голосом, спросил Сеннин. – С какой стати? Зачем тебе это надо, Марий?

– Я могу все. И никогда не любил использовать пытки, хоть и понимаю, что без этого не обойтись иногда. Если для того, чтобы спасти несколько детей мне понадобится сломать пару ребер какому-нибудь подонку, и не будет времени на долгие разговоры – я их сломаю, можешь не сомневаться. Но у данного метода имеются недостатки. Кто может помешать тебе, чтобы, хоть на несколько минут, прекратить эту боль, оговорить невинного человека? А потом – еще одного или двух? И уже не остановимся, ни я, ни ты – стоит только начать. Но ты же не хотел убивать детей, да Сеннин? Ты не замарал свои руки бессмысленными и отвратительными убийствами случайных людей – и я благодарен тебе и, поверь мне, очень ценю это. Ты решил уничтожить именно меня, знал, как это нелегко, и все же рискнул. Проиграл. В том числе и потому что сообщники обманули тебя. Совершенно никудышными оказались. В них ничего нет, они – пустышки. А ты – действительно, сильный и мужественный человек. Враг нашей страны и мерзавец, конечно. Но из тех, кого все же можно и следует уважать. И даже сейчас ты не назвал пока ни одного имени. Но они тебя уже предали. И забудут через неделю, ни разу не вспомнят. Почему ты, все-таки, решил молчать? Жалеешь этих подонков? Думаешь, что они оценят твою жертву? Надеешься, что они попытаются довести ваше дело до конца?

Сеннин сжал кулаки так, что побелели костяшки и вздулись вены.

– Не надеюсь, – прорычал он, и, схватив стоявший перед ним стул, с силой швырнул его в стену.

Дверь за его спиной бесшумно открылась, но Марий, не сводя глаз с лица Сеннина, недовольно взмахнул рукой, и начальник охраны аккуратно закрыл ее.

– Да прав ты, конечно же, прав, Марий! Думаешь, я не знаю? И не понимаю ничего? Считай меня кем хочешь, но за дурака не принимай.

– Я и не принимаю, Сеннин. Поэтому и разговариваю с тобой.

– Эти ничтожные твари сейчас сидят по углам и радуются, что все для них так хорошо и удачно кончилось, – уже спокойнее сказал Сеннин. – И, знаешь что, вот они-то, как раз, и могут пойти по легкому пути…

– Знаю, – ответил Марий. – Жалкие и никчемные трусы, которые прикрылись тобой. Такие всегда остаются в живых, вместо себя они толкают в могилу других, а сами тихо и спокойно умирают через много лет – от старости, в своей теплой и мягкой постели. Тебя сожрут черви, а они будут спать с женщинами, сытно есть

и сладко пить. Чтобы досадить мне и моим друзьям, погубят сотни беззащитных невинных людей, и, разумеется, найдут для себя оправдание. Я всегда презирал таких, уничтожал везде, где только мог, старался избавить наш Мир от этих паразитов. А что же ты? Не согласен со мной? Оставишь их жить и плодиться? Считаешь, что их слишком мало на этой земле? Да, Сеннин?

– Ну, вот, откуда ты такой взялся, Марий? – с тоской посмотрел на него Сеннин. – Психолог, блин. Великодушие он проявляет, интеллектом давит. Сказал бы мне нормально, по человечески: выбирай, мол, умрешь сейчас, без мучений, или целый месяц каждый день будешь палачам сапоги лизать и о смерти молить. Я бы это понял и принял, как должное. Но ты ведь у нас весь из себя правильный, аж тошнит уже. Если бы не здешний орденский комтур

с его адекватными и вполне себе кровавыми методами, убили бы мы тебя на этот раз. Ты хоть понимаешь это?

– Меня? – засмеялся Марий. – Там у вас голову никому не напекло?

– Ну, постарались бы, по-крайней мере, – хмуро сказал Сеннин.

– Все это очень интересно и познавательно, Сеннин. Но не по теме. Ничего у вас не получилось, и получиться не могло. И не первые вы, и не последние, к сожалению. Имена называть будешь?

– Буду, – с ненавистью глядя на него, сказал Сеннин. – Только одно условие: пусть этих, сбежавших в кусты, трусов комтур допрашивает и судит. И ты пообещаешь мне сейчас, что не станешь лезть в его дела. Сегодня же уедешь, и не будешь мешать. Согласен?

ВЕЛИКИЙ МАГИСТР. ОЖИДАНИЕ

А единственный союзник и непримиримый соперник Мария в это время уже почти полчаса стоял у окна, задумчиво глядя на деревья и кустарники небольшого сада, посаженного по его приказу у Главной резиденции Ордена несколько лет назад. Забыв обо всем, гроссмейстер пытался разобраться в своих ощущениях. Что-то случилось в Сааранде. Он не знал, что, но каждой клеточкой своего тела чувствовал возмущение магического поля своего Мира. Словно ледник сдвинулся с места, полетел вниз, набирая скорость, рухнул в горное озеро и огромные волны обрушились на берег, сметая все на своем пути. Десять лет назад очень многие маги были бы способны заметить это, но где они теперь! Наполовину истлевшие трупы великих мастеров лежат в семейных склепах, а нынешние… Когда-то его предшественник, идеалист и фанатик, гроссмейстер Руадх, чтобы лишить короля Вериэна его невозможной неодолимой силы, готов был, но не смог, необратимо изменить магическое поле Мира за черным зеркалом. Однако оно само изменилось с гибелью последнего из королей Сааранда и даже старые боги этого Мира тогда потеряли часть своей силы. Мало кто из магов оказался готов к такому повороту судьбы. Они были самоуверенны и беспечны, и потому погибли, были убиты прежде, чем осознали масштаб постигшей их Мир катастрофы и заново научились управлять взбесившимися силами и стихиями Сааранда. Чтобы избежать соблазна вернуть привычную магию Мира, Марий отдал Лодину найденную у Руадха Книгу забытого бога Хайни.

И Лодин уничтожил ее. По крайней мере, так ректор утверждал тогда. И после его смерти никто не узнает тайны Ключа Сааранда. Что ж, это, наверное, и к лучшему. От добра добра не ищут, и пусть все идет своим чередом, без нашего участия. Гроссмейстер уже давно не верил, что самонадеянное и бестолковое человеческое вмешательство может быть благом. Лучше дать Миру возможность самому залечить свои раны. А тогда, на фоне общего упадка, многие поспешили объявить Кэллоина живым Богом, но он ушел на гору Нами и не пожелал вернуться обратно. Храмы Кали выросли повсеместно, словно грибы после дождя, и люди шептали на улицах и площадях, что наиболее фанатичные почитатели страшной богини образовали тайный Орден священных убийц, но никто не видел их, и невозможно было отличить ложь от правды. И вот сейчас опять изменилось что-то в Сааранде, и душа великого магистра сжималась в непонятной тоске и трепетала в нетерпеливом и тревожном ожидании. Ожидании чего? Или кого? Он и сам не понимал этого. Обеспокоенный секретарь осторожно заглянул в кабинет.

– Комтуры провинций со своими людьми уже давно прибыли и ожидают Вас в большом зале, – негромко сказал он. – Может быть, перенести встречу с ними?

Оторвавшись, наконец, от окна, великий магистр посмотрел на вошедшего молодого человека. Солдаты не имеют права знать о сомнениях своего генерала. Они должны быть уверены в том, что каждое его слово – истина в последней инстанции, а безоговорочное и точное выполнение любого приказа – гарантия победы и успеха. Но Велинжин – исключение из всех правил. Несколько лет он был его оруженосцем, гроссмейстер и Велинжин очень хорошо знают и прекрасно понимают друг друга. Преданность этого юноши не вызывает даже и малейших сомнений, а его способности гроссмейстер оценивает настолько высоко, что продолжает держать при себе, хоть и испытывает чувство вины перед ним. Он знает, что Велинжин уже давно мог бы стать командором, но это звание предполагает самостоятельную работу, и великий магистр не может пойти на столь явное нарушение устава.

“Еще немного, только с самыми неотложными делами разделаемся, и я его отпущу”, – пообещал он себе.

– Сейчас, Велинжин, – все же стараясь выглядеть уверенным и спокойным, ответил он. – Я уже иду. Только скажи: нет ли еще каких-то важных и неотложных известий за последние часы и сутки? Чего-то странного и необычного? Хоть чего-нибудь?

– Нет, – удивленно посмотрел на него секретарь. – Вы же знаете, я обо всем сразу же сообщаю Вам. Только заговор против Мария, раскрытый в Аноре нашими людьми, но Вы уже знаете о нем. Больше ничего заслуживающего Вашего внимания…

– Нет, Велинжин, – покачал головой великий магистр. – Что-то есть, все-таки. Должно быть. Посмотри все сводки еще раз. Опроси людей. Скажешь, если найдешь хоть что-нибудь…

Гроссмейстер неопределенно взмахнул рукой.

– Посмотри еще раз, – повторил он, выходя из кабинета и направляясь в большой зал.

Велинжин пожал плечами и сел за стол с документами. Но ничего интересного он так и не нашел.

ЭТАН В ОЛЬВАНСЕ

Ольванс Этан не понравился. Города и деревни, расположенные вдоль дороги на Гиниаз, неприятно удивили ее откровенной бедностью и неухоженностью. Девушке казалось, что десять лет назад, они выглядели гораздо богаче и благополучней. Кроме того, уже привыкшей к правильному литературному языку Этан резал слух местный диалект, который раньше звучал в основном на рынках и в дешевых корчмах, а теперь вдруг стал государственным языком Ольванса. После того, как ее несколько раз демонстративно “не поняли” в гостиницах и на улице, Этан здорово разозлилась, но от силовых мер до полного прояснения обстановки решила воздержаться. Удивляла ее и неожиданная высокомерность, проявляемая некоторыми из местных жителей в отношении выходцев из Верлэриса и других провинций Сааранда. Многие были уверены в своем превосходстве над чужаками, и рациональными причинами объяснить это было невозможно. Уже подъезжая к Гиниазу, Этан не выдержала и поинтересовалась у одного из попутчиков, почему все эти беззаветно храбрые рыцари и трудолюбивые домовитые хозяева столько лет находились в подчинении у трусов и лентяев? И почему именно теперь, когда с “угнетением” покончено, экономика Ольванса рухнула? И подниматься, судя по увиденному, не собирается. Реакция аборигена превзошла все ожидания. Брызгая слюной и размахивая руками, он несколько минут орал, что такие вопросы могут задавать только шпионы и провокаторы. Многообещающе улыбнувшись, Этан посоветовала ему побыстрее донести на нее властям – пока она не сбежала в Ленаар с полученной от него ценной информацией. Почуяв какой-то подвох, мужчина умолк и по прибытии в город поспешил сразу затеряться на его улицах. Этан же сразу стала искать небольшой домик, необходимый для осуществления первой части ее плана. Дело в том, что по пути в Гиниаз она с ужасом поняла, что героями и борцами за свободу и независимость в суверенном Ольвансе “назначены” адепты кровавой секты Слэан. Им теперь приписывались все мыслимые достоинства и добродетели, о зверствах же было велено забыть – отныне и навсегда. А главным злодеем Ольванса был объявлен Белернин, деятельность которого и привела к разгрому зловещей секты. И вот теперь, буквально через неделю, некий Делснин, бывший губернатор, десять лет назад, сразу после гибели Вериэна и падения Ордена провозгласивший себя независимым и суверенным великим герцогом Ольванса, собирается торжественно открыть в Гиниазе памятник Наставнику секты Слэан – Хангину. До сих пор Этан была все же настроена относительно миролюбиво и могла бы многое простить бывшим землякам. Но теперь, после оскорбления светлой памяти ее кумира, героя детских снов и даже тайного возлюбленного, Белернина, примирение было невозможно. Только сейчас Этан, наконец, поняла, зачем она пришла в Ольванс. И сразу успокоилась. Цели были определены, задачи поставлены. Высочайшая концентрация и сосредоточенность. И осторожность. Понятно, что здесь не Верлэрис и соперников у нее нет, и не предвидится. Поэтому вдвойне глупо будет, если она не сможет отомстить только из-за какой-нибудь нелепой случайности или собственной непредусмотрительности. Начать Этан решила с местной знаменитости – некто Челнит, довольно даровитый писатель, который за эти десять лет не сказал в своих лживых трудах даже и слова правды. Теперь ему придется ответить за ложь и клевету. И Этан знает, она уже решила, какой будет расплата. Гиниаз встретил ее шумом и, с непривычки показавшейся бестолковой и бессмысленной, толкотней на пыльных, заполненных разномастной толпой, улицах. Ноги сами принесли Этан к приюту для девочек, но ничего не шевельнулось в ее душе при виде ненавистных когда-то стен. Это была другая и чужая жизнь, не имеющая к нынешней Этан никакого отношения. Постояв немного, она положила несколько монет в ящик для пожертвований (воспитательницы большую часть присвоят, конечно же, но, может быть, хоть пара лишних печений сироткам достанется) и пошла к резиденции Ордена. Серый приземистый замок был точно таким же, как десять лет назад, будто только вчера она ушла оттуда, и на глазах Этан выступили слезы, а сердце защемило от безысходной грусти. Белернин, ее витязь и рыцарь, лучший из всех, привел ее когда-то сюда, и не вернулся назад, был вероломно убит. Она никогда больше не встретится с ним.

“Но я увижусь с твоими врагами, Белернин, – подумала Этан. – Все они умрут страшной и позорной смертью. Никто не уйдет”.

И слезы высохли, будто и не было их на ее бледных щеках. Она снова посмотрела на замок.

“А ведь когда Лодин увозил меня, на этом месте были почти развалины, – вспомнила Этан. – Как же сумел комтур Килнит в эти лихие годы вернуть и отстроить свою резиденцию?”

Память не подвела Этан. Орденская резиденция опустела в один несчастный день десять лет назад. Хозяева покинули ее и, прежде чем власти догадались занять замок, в нем несколько дней хозяйничали мародеры, которые не только разграбили, но и разгромили его – разбили все стекла, поломали мебель, загадили все вокруг. Зрелище было настолько унылым и безрадостным, что присланные чиновники только руками развели. Деньги, выделенные на ремонт, конечно же, разворовали, и два года замок стоял пустым, превратившись в место сбора и встреч различных подозрительных типов. На самом деле, случайные бродяги и даже разбойники очень скоро забыли дорогу туда, но горожане об этом не знали, а слухи ходили самые ужасные и все стали бояться даже близко подходить к Резиденции, особенно когда наступала ночь. Было принято решение о ее сносе, и снова выделили деньги, и опять они бесследно исчезли в карманах подрядчиков. И тогда в мэрию пришел никому не известный человек, который захотел купить руины. Ему отдали их почти задаром и с явным облегчением. К удивлению многих, замок был отстроен всего за месяц. Нового владельца считали богатым

и эксцентричным купцом из Шайенна, но никто не мог сказать, чем конкретно он занимается. Его люди периодически покупали что-то у местных фабрик или купцов, либо привозили из Нарланда или Верлэриса. Иногда получали прибыль, порой – терпели убытки. А потом над замком вдруг поднялось знакомое красно-синее знамя. Комтур Килнит, который словно и не покидал Резиденцию все эти годы, нанес визит герцогу Делснину.

– Орден возобновляет свою деятельность на территории Ольванса, – как ни в чем ни бывало, сказал он ему. – Любое препятствие, причинение ущерба его имуществу и, тем более, угроза жизни и здоровью лиц с ним связанных, будут жестко пресекаться всеми наличными силами Ордена – как в Ольвансе, так и за его пределами. Ознакомьтесь с договором, – комтур протянул Делснину запечатанный сургучом пакет. – Там два экземпляра. Один из них сейчас подпишите и отдадите мне. Второй оставите у себя.

Делснин даже растерялся от такой наглости.

– А если я сейчас прикажу арестовать тебя? И снова разгромить ваш замок? – угрожающе спросил он.

– Я умру в этом зале, защищая свою честь и честь Ордена. Мои люди до последней капли крови будут защищать замок. А ты будешь иметь дело с нашим великим магистром, – спокойно ответил Килнит. – Тебе еще не успели доложить, кто он? Посмотри на подпись.

Делснин нетерпеливо вскрыл конверт, впился взглядом в бумагу и растерянно посмотрел на комтура.

– Да, это очень неожиданно. И совершенно меняет суть дела, – задумчиво произнес он. – Кто бы мог подумать… Ваш новый гроссмейстер… Я всегда с огромным уважением относился к нему, прошу передать ему это.

“Скажи лучше, что всегда боялся и теперь больше смерти боишься его”.

– И я не вижу оснований препятствовать вам. Вы можете осуществлять здесь свою деятельность – в рамках законов суверенного государства Ольванс, разумеется.

“Когда же это мы обращали внимания на придуманные для вас продажными юристами законы, Делснин? Вот справедливость – это другое дело”, – насмешливо глядя на него, подумал Килнит,

и утвердительно кивнул головой.

– В качестве общественной организации, не претендующей на власть и уважающей местные обычаи и традиции, – вытирая пот со лба, закончил герцог.

– Однако мы не можем дать вам гарантий того, что народ Гиниаза и Ольванса будет столь же терпимым и великодушным, – сказал министр полиции, пока Делснин, подписывал один из экземпляров договора. – Мы, разумеется, сделаем все возможное, чтобы оградить вас от эксцессов, но… Толпа, комтур Килнит. Она живет по своим законам. Мы, конечно, полностью компенсируем Ордену ущерб и принесем свои извинения.

– Вот как? – пристально посмотрел на него Килнит. – Я бы все-таки посоветовал вам принять все необходимые меры в отношении организаторов возможных беспорядков. Потому что мы с погромщиками никогда не разговариваем. У нас другие методы.

– А вот мы категорически против убийств мирных граждан, – торжествующе посмотрел на него Делснин. – Если Орден запятнает себя массовыми убийствами, его деятельность на территории Ордена будет невозможна. Знайте это, комтур.

Он протянул ему подписанный договор.

– Рад был встретиться с Вами. Не забудьте передать гроссмейстеру мои искренние поздравления.

Молча поклонившись, Килнит вышел из зала. Все было ясно:

в ближайшее время власти устроят крупную провокацию, и приемлемого выхода из создавшейся ситуации просто не было. Нужно либо позволить погромщикам убить себя и своих подчиненных, либо дать им отпор – и тогда Орден на законных основаниях будет изгнан из Ольванса. Килнит не боялся смерти. Страшнее был позор. Но что же делать? Он все же нашел выход. Через имевшуюся агентуру был распущен слух о заклятии, наложенном на стены замка: каждый, кто посмеет напасть на него и даже без приглашения войти в его ворота, вовеки не сможет ходить. Это была правда, но паралич угрожал лишь первым трем незваным гостям. Килнит искренне надеялся, что провокаторы не смогут найти больше трех желающих проверить на себе силу проклятия. Так и получилось. Ведомая тайными агентами шумная и пьяная толпа собралась

у ворот через неделю. Вперед вытолкнули двух первых попавшихся уголовников, которым было обещано прощение за то, что они выстрелят по резиденции из арбалетов. Болты ушли в сторону ворот, и незадачливые стрелки синхронно упали на землю. Испуганные погромщики отхлынули от стен и, бросая на бегу казенное оружие, с громкими воплями бросились кто куда. Килнит вздохнул спокойно. Теперь никто уже не смел мешать ему и очень скоро Орден достиг в Ольвансе прежнего могущества. Подавив острое желание постучать в ворота, Этан медленно пошла прочь.

“Комтур может быть толковым и полезным союзником. Но сначала я узнаю о нем все, что смогу, и тогда снова приду сюда”.

Было уже за полдень и нужно было все-таки позаботиться

о временном пристанище. И вот тут Этан повезло: небольшой, окруженный маленьким садом, дом на узкой нешумной улочке буквально в двух шагах от центра полностью ее устраивал. Цену за аренду хозяин, конечно, заломил совершенно несуразную и плату потребовал за два месяца вперед, тогда как Этан планировала остановиться в нем лишь на неделю. Но деньги сейчас не имели никакого значения. И через два дня Челнит познакомился с очередной восторженной поклонницей – молоденькой и неопытной девицей из провинции, которая сразу же намекнула на возможность встречи в приватной обстановке, наедине. Не воспользоваться ее наивной глупостью, по мнению Челнита, было бы совершенно непростительно. На следующий день он, купив в качестве первого

и последнего подарка, самые дешевые сережки, отправился на Мельничную улицу и быстро отыскал там нужный дом. Начало встречи не разочаровало писателя. Одетая в короткое платье провинциалка, смущенно улыбаясь, пригласила его в зашторенную полутемную комнату. Сказав несколько привычных фраз и сделав пару дежурных комплиментов, Челнит прошел в дверь и увидел большой стол, мраморная столешница которого была накрыта белой простынью.

– Давно хочу вот так попробовать, – шепнула она ему. – И я сверху, ладно?

Челнит понимающе улыбнулся: все ясно, сидела девочка безвылазно дома под присмотром строгих родителей и фантазировала.

А теперь, когда из-под опеки вырвалась, крышу и снесло. С трудом скрывающая свое отвращение Этан поторопила литератора: через два часа сюда должен был явиться другой “поклонник”, и нужно было успеть закончить все к этому времени. Наконец, Челнит разделся, и Этан чуть не стошнило от вида его голого жирного тела.

К ее удивлению, гость абсолютно не стеснялся своей наготы. Похабно скалясь, “герой-любовник” залез на стол, и Этан быстро пристегнула его руки и ноги ремнями к заранее подготовленным скобам. Теперь можно было не торопиться.

– Значит, адепты секты Слэан были героями и подвижниками? – ласково спросила она, доставая большой кривой нож. – Тебе выпала большая честь, Челнит. Я нашла описание тайных ритуалов

и сейчас продемонстрирую их тебе. И ты сможешь лично убедиться в человеколюбии и доброте подручных губернатора Хангина. Я буду резать твою никчемную и ни на что не годную плоть, а ты вспоминай в это время свои статьи и книги. Например, вот эту, под названием “Эмиссар преступного режима, или кем на самом деле был Белернин”. А потом я уйду, и дурачок, которому на этот раз повезло больше, чем тебе, обнаружит твое тело с характерными следами Слэанского ритуала. Как ты думаешь, это произведет нужное впечатление?

– Ты ведь шутишь? Да? – с дрожью в голосе произнес Челнит. – Пожалуйста, не надо. Давай не будем так играть. Мне страшно.

– Значит, первый разрез, длиной примерно с мужскую ладонь, делается по диагонали от правой подвздошной области до пупка и немного вверх, к эпигастральной области, – не обращая на него внимания, сказала Этан, сверяясь с рисунком на пожелтевшей от времени странице появившейся перед ней книги.

– Я напишу правду, клянусь! Не надо! Прошу тебя! Нет!!!

– Не вопи, – недовольно поморщившись, строго посмотрела на него она. – Мне и без того противно. Но надо, что поделаешь.

Нож коснулся живота Челнита.

– Во имя жизни, что за порогом смерти, я освобождаю тебя от уз плоти, – сказала Этан, и сделала первый разрез. – Видишь, Челнит, я все делаю по правилам. Тебе приятно?

Изогнувшись, тот закричал так, что задрожали оконные стекла.

– Во имя страсти, что будет доступна только мне, я оскопляю тебя.

Крик Челнита перешел в хрип.

– Во имя смерти, что дает мне жизнь, я убиваю тебя, – сказала Этан и перерезала ему горло.

Брезгливо отбросив нож, она отвернулась от все еще корчившегося Челнита и стала мыть руки. Когда она обернулась, прямо перед ней стоял одетый в темный сюртук бледный мужчина с горящими как угли глазами.

– Кто ты такая? – ненавидяще глядя на нее, спросил он. – Назови имя, профанка, смеющая порочить моих жрецов и столь бездарно пародировать великие ритуалы!

– Вряд ли мое имя знакомо тебе, – усмехнулась Этан. – Но ты можешь считать меня наследницей и преемницей Белернина.

– Ах, ты, стерва, – побледнев еще больше, взвыл незваный гость. – Я убью тебя!

– Попробуй, – спокойно сказала Этан, и мужчина, вытянув руки, шагнул было к ней, но не успел даже и опустить поднятую ногу.

– Пошел вон, – сказала возникшая перед ним молодая черная женщина, и демон секты Слэан исчез, словно его и не было.

– Ты не испугалась, Этан? – ласково улыбнулась она. – Правильно. Что он вообще может? Шут гороховый.

Подошла ближе и посмотрела на стоящую перед ней девушку.

– Наконец, ты пробудилась, – тихо сказала она. – Очень вовремя.

Голова Этан закружилась, но она справилась с подступившей дурнотой и осталась на месте.

– Кто ты? – настороженно спросила она.

– Я – богиня Кали. Госпожа смерти. Мой взгляд срывает покров иллюзий и обнажает истинную природу вещей. По моему желанию даже время останавливает свой бег. Я устраняю преграды и указываю путь, ведущий к спасению. Ты не узнала меня?

Этан промолчала, и женщина подошла ближе.

– Ты ведь чувствовала мое присутствие у того города близ Аноры, не так ли? Но ты убила этого психованного извращенца почти случайно, защищая себя и мальчишку, и потому не смогла увидеть и услышать меня. А вот сейчас ты окончательно проснулась. И полностью готова.

– К чему? – с трудом двигая пересохшими языком и губами, спросила Этан.

– Принять мою помощь, Этан, – богиня ободряюще посмотрела на нее. – Моя умница! Ты смотришь прямо на меня! И как хорошо держишься! Я не ошиблась в тебе. Из людей вашего Мира только Кэллоин умеет смотреть в мои глаза. И ты сможешь. Это пройдет, и больше не повторится, не бойся меня.