Текст книги "Книга скорбящей коровы"

Автор книги: Уолтер Уангерин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава пятнадцатая. И вот начинается – скорбь приходит на землю Шантеклера

Утром все животные вышли из Курятника – или же бросились к Курятнику – и возвеселились: дождь прекратился. В первый раз за три сезона воздух был прозрачен, и можно было надеяться, что перья останутся сухими весь день напролет. О, тучи по-прежнему охватывали всю землю, и солнце все так же оставалось тайной за семью печатями; но эта покрышка была высоко, теперь тусклая, а не хмурая, пропускающая свет, а не мрак; скорее белая простыня, нежели унылое одеяло, которое висело над ними так долго.

А потому животные устроили праздник. Они собирались в кучки, ели, смеялись, танцевали. Повсюду устраивались пикники. В мгновение ока были организованы походы за грибами (тысячами и тысячами грибов в том году). Пес вывалился из Курятника и задышал носом. Петух-Повелитель, как никогда раньше, прокукарекал хвалу наступившему дню (Шантеклера, безо всякого сомнения, возрадовала сухая погода; но более того – его ночной разговор с Прекрасной Пертелоте покончил с одиночеством – вот это была радость, словами не передаваемая). А Хорек мучил семерых маленьких мышат, взяв их на охоту. (Без разговоров! Никакой беготни! Не наседать на Джона! Лист – не наступать на лист! Нора – Боже упаси свалиться туда! Шеренгой по одному! Носы вверх, хвосты вниз, глаза блестят – тьфу! Слушайте: может, малышкам-мышкам лучше сидеть дома? Нет? Нет? Тьфу!)

Но что действительно подарило этому дню особое праздничное ощущение, так это то, что Тик-так, Черный Муравей, дал своим работникам выходной.

С утра три часа – ИГРЫ.

Потом три часа – ТРЕНИРОВКА.

Потом – ОБЕД.

И три часа – ОТДЫХ, —

объявил он. – Приготовились – начали!

Он повел свое войско к дверям Курятника.

– Стой, два, три, четыре. Игры, два, три, четыре!

Положенным образом он постучал в дверь. Он милостиво пригласил трех Чиков выйти поиграть вместе с муравьями – и Чики мгновенно вывалились, подпрыгивая и опрокинув двадцать степенных муравьев, прежде чем Тик-так успел рявкнуть, призывая их к порядку.

– Игры! – многозначительно заявил он, как бы поясняя, что таким безрассудным прыжкам не место на праздниках.

Затем Муравей отыскал хороший ручеек (а их было множество вокруг), отправил своих работников притащить из леса и спустить на воду три щепки, приказал своим работникам выстроить три муравьиные цепочки от каждой деревянной щепки до суши, предложил Чикам взобраться на щепки, и – смотри-ка! – они начали игру. Они принялись катать Чиков, таща их на маленьких лодочках против течения.

Точно так, как работали муравьи – с громким ритмом, они и играли – ритмично. Тик-так выбрал для игры подходящую песню, и невероятным басом корабельщики грянули:

На щепках поплыли цыплята втроем,

Их буря несет – вперед и вперед!

И бриз их качает, словно шторм,

Беда грядет – как река течет,

Не вернуться им к чаю домой.

Маль Чик был счастлив и весело улыбался. Какой вокруг замечательный мир! Как замечательно быть тем, чей отец – Повелитель этой земли, замечательно, когда тебя встречают с почетом и уважением, замечательно, что о тебе помнят муравьи. Они усердно тянули его. Они как следует качали кораблик, а в песне их говорилось о том, как что-то укачало кораблик. И затем они прищелкивали своими крошечными язычками, думая, что приводят детей в дикий восторг. Маль Чик только желал, чтобы они везли его чуть-чуть побыстрее. Когда осторожничают маленькие муравьи, для больших Чиков это чрезмерная осторожность: кораблик еле двигался.

На запад, на запад, простор за кормой,

Их буря несет – вперед и вперед!

Пустились матросы в поход роковой,

Беда грядет – как река течет,

Оплаканы будут и мамой, и мной.

Ладно, игра уже стала немножко надоедать. Как только Маль Чик сам начинал раскачивать лодку, Тик-так бросал на него суровые взгляды, пока ребенок вновь не усаживался на место.

Они проползли три дюйма вверх по ручью, и Черный Муравей принялся двигать бровями вверх-вниз, будто бы спрашивая: «Не правда ли, весело?» Ладно, подумал про себя Маль Чик, весело. Но, с другой стороны, Лорд Рассел обещал своим племянникам БОЛЬШИЕ игры, ужасные побеги, все взаправду. А потому как бы ему получше отделаться от муравьев, чтобы не обидеть?

Один пропал, и на дне другой.

Их буря несет – вперед и вперед,

Третий все тонет в пучине морской,

Беда грядет – как река течет,

Никогда не вернуться им к чаю домой,

Никогда не вернуться домой.

– Стоп! – донесся из Курятника пронзительный крик. – Злые языки! Злые языки! Ни слова больше вашими злобными языками!

Из-за двери выскочила Берилл в такой ярости, что перья так и летели по сторонам. Тряся головой, шумя крыльями, она ринулась прямо к Тик-таку и клюнула его в лицо.

– Что, во имя всего благого, ты делаешь?

– Стой, два, три, четыре, – выкликнул он, и тихоходные суденышки застыли на месте. – Тут им никакого вреда, сударыня,– объявил муравей, неприветливо глядя на Курицу. – Игры самые что ни есть достопочтенные.

– Игры? Несчастья! Колдовские чары! Дети могут утонуть из-за этих ваших игр!

– Я прошу прощения. Они могут намочить перышко-другое, но они никак не могут утонуть в ручье глубиной в зернышко.

– Твои игры безответственны! Ты отчаянно рискуешь моими дорогими детками!

– Сударыня,– в голосе Тик-така слышалась смертельная обида, – я принял надлежащие меры предосторожности в отношении этих детей. Я по натуре вовсе не безответственен.

– Ерунда! Ерунда! – кричала Берилл прямо в лицо Муравью, а потом она просто задохнулась от столь непробиваемой, тупой бесчувственности этого головореза и больше ничего не смогла добавить. Со своей стороны, Тик-так усомнился в здравом рассудке этой клуши.

И лишь на мгновение возрадовался Маль Чик. Похоже, этой игре скоро конец и может начаться другая, получше. Чтобы подтолкнуть события, он принялся кашлять, будто бы в легкие ему попала вода.

Но его надежды тут же угасли.

– Заклинания! – ухитрилась пролопотать Берилл. – Колдовство!

Тик-так только качал головой, глядя на это представление.

Берилл осторожно, кончиками крыльев, столкнула Чиков с их корабликов, как будто бы они были раскалены докрасна, а затем смела их в желтую кучку. И вокруг них она своим клювом нацарапала на сырой земле окружность. Потом она забила крыльями на муравьев.

– Словами проклинают, неужели вы не знаете? – кричала она.

Муравьи бесстрастно стояли на своих местах.

– Никакого рассудка в ваших крошечных черных мозгах – так обращаться со словами, с такой легкостью произносить слова, и это за счет детей! О, говорить подобные вещи!

И, поскольку муравьи и глазом не моргнули, не сдвинулись с места и даже не разорвали свои цепочки, Берилл кинулась на поиски Шантеклера.

Муравей высказал свое мнение.

– Чушь, – сказал он. – Слова – ничто. Работа – все. И этого, парни, – внезапно повернулся он к остальным, – вполне достаточно, довольно с нас праздничного безумства. Вот вам урок: когда долг забывается ради игры, возникают неприятности. Давайте-ка за работу.

Сказано – сделано. Тут же и с колоссальным облегчением муравьи зашагали прочь. И тогда в этот праздник кто-то все же занялся делом.

Берилл горячо любила Чиков. Она гордилась их рождением. Она гордилась их ростом и быстротой, с какой они постигали жизнь. И она просто лопалась от гордости, став их нянькой. Никто не знал, как часто кралась она по ночам к их люлькам, просто чтобы услышать их дыхание и убедиться, что с ними все в порядке. Никто не знал, как томится ее сердце каждый раз, когда они пропадали из виду, – вот почему она никогда не позволяла убегать им дальше двора Курятника. Нужно им что-нибудь в лесу? Что ж, тогда она побеспокоится сходить и получить это, что бы это ни было. Велика была ее любовь к детям, и велика была ее забота о них.

Еще Берилл отличалась неизменным почтением к словам. Для нее слово, обозначающее предмет, в какой-то степени и являлось этим предметом. По этой причине она никогда не произносила легкомысленных фраз, просто чтобы сказать что-то, и, уж конечно, никогда не вкладывала в слова того, чего не желала бы в жизни. Ибо сами слова могли дать начало событию, и тогда оно произойдет. Вымолвить что-то означало для нее послать в мир само названное и выпустить его из-под своего контроля. То есть проклясть. Она никогда не задумывалась об этой своей убежденности, просто верила и действовала соответственно, причем с необыкновенной тщательностью. Про себя она непрерывно призывала благословение на головы Чиков. Непрерывно? Вот именно, она никогда не прекращала молиться за них с самого их рождения. С помощью слов она строила вокруг них защиту от опасности, от болезни, от сглаза, от беды. Совершенно одна, затаив это в своей душе, она оберегала их мир и покой – и все это с помощью слов.

Но сейчас, несмотря на ее старания, этот слепой, жалкий Муравей решает поиграть с чадами ее сердца. Ну и ладно. Она разрешила игры. Но не песню! Она не знала, что они собираются петь песню о Чиках, песню, явно предрекающую смерть Чиков под водой. О чем думали эти дураки! Игра? О Всемогущий Создатель – несчастье! Катастрофа! Они направили детей по дороге скорби!

Итак, Берилл поспешила на поиски Шантеклера. И она обнаружила его в Курятнике. Но он точно так же не спешил понять горе Курицы.

– Кукарекни, пожалуйста, господин,– умоляла она его. – Молитву о безопасности твоих сыновей.

– Зачем? – Шантеклера встревожило, что в такой день кому-то нужно от него подобное кукареканье.– Они больны? Ушиблись? Кто-то им угрожает? – Он встал, готовый броситься с места.

– Нет, пока не больны и не ушиблись. Угрожает, господин, возможно...

– Кто?

– Никто, господин, но...

– Никто! Угрозы теперь падают с неба?

– Ну, угроза может появиться. Муравьи, знаешь ли, лишили защиты твоих сыновей.

– Как?

Шантеклер стрелял вопросами, никак не помогавшими бедной Курочке, и для нее было сущим мучением ясно изложить свои страхи. Пока она старалась, пока заламывала перед ним крылья, Петух вновь уселся и напустил на себя вид одновременно надменный и всезнающий. Все это, разумеется, одна потеря времени, а эта Курица, пытающаяся что-то объяснить, уставившись на Петуха из дверей, запинается на каждом слове.

Вот почему случилось так, что впервые за свою недолгую жизнь три Чика остались совершенно одни, ибо сначала их покинула нянька, а потом и крошечные друзья по игре. Маль Чик тут же оценил, какие возможности способен подарить случай. Он убедил братьев пуститься вместе с ним на поиски приключений, и они робко – так робко, что большего бы не пожелала и сама Берилл, – переступили очерченную вокруг них линию. Затем они, будто водяные жуки, пронеслись по двору, со двора и в лес.

Маль Чик чуть не лопался от смеха. Он свободен!

_______

– Ладно. Так. В общем, да. Разумеется, эту хитрость я сберегал на особый случай. И это, племяннички, я полагаю – это и есть особый случай. Заметьте: в воздухе сухо. Что вы на это скажете? И вдобавок ко всему этому воздух совсем не сырой. Праздник, вы понимаете. Особый день. И, судя по умиротворяющим, чтобы не сказать расточительным, признакам канони-ческих кукареканий вашего отца, я полагаю, что он полагает, что это и есть особый случай. Что касается меня, как говорится, с моей собственной колокольни, – вещал Здравомыслящий Лис, – я убежден, что сейчас особый случай, потому что сейчас, э-э-э... подходящее время.

Лорд Рассел сидел у своей норы в лесу. Три Чика сидели перед ним, весело подталкивая друг друга, хихикая, полной грудью вдыхая аромат своего приключения. Сколь велик был их мир! Больше даже, чем они воображали. Как высоко вознеслись деревья теперь, когда дети сидели у самых корней! Сколь мудр был их дядя! Стоит только посмотреть ему в глаза – косые, с желтым гноем у краев, выражающие глубину мысли (он сам им сказал об этом) и такие дальнозоркие.

– Пи-пи-пи,– громко заверещал Маль Чик, весь извиваясь в предвкушении. Он еле сидел на месте.

– Несомненно, – воскликнул Лис. – Это мудрый совет, твое пи-пи-пи. Самое подходящее время, как мы уже говорили, преподнести вам эту хитрость, как говорится, сделать вам преподношение этой хитрости, потому что именно сейчас наступает летняя... э-э-э... пора.

– Пи-пи-пи.

– Э-э-э... да, пи-пи-пи. Разумеется. Эта хитрость наиболее эффективна в летнюю пору, ибо именно летней порой кое-кто начинает испытывать слабое, однако же раздражающее и болезненное, но слабое беспокойство. Племянники! Блохи! Блохи! Именно блох касается эта особенная хитрость. Таким образом, сейчас самое время!

Какая разница, что Чикам подцепить блох не грозило.

– Пи-пи-пи! – закричал Маль Чик вне себя от открытия, что хитрость эта, оказывается, про блох. Паль Чик и Пер Чик хлопали своими коротенькими крылышками.

– Так. Значит,– начал Здравомыслящий Лис, продираясь сквозь шум. – Как же некто может избавиться от блохи? Он не может... э-э-э... сбить ее с себя, ибо в таком случае ему придется бить самого себя.

Чики расхохотались, представив себе такую картину. Но Лис не обратил на это внимания.

– Кто-то мог бы, пожалуй, выщипывать себе шерсть... э-э-э... перья, пока он не останется голым с головы до... э-э-э... пят. И тогда кто-то действительно сможет увидеть блоху и гоняться за ней по всему своему, гм, позвоночнику...

Как хохотали Чики! О, как они любили своего дядю!

– Но во-первых и прежде всего,– с отсутствующим взглядом продолжал он, – блоха – это низменная, быстрая тварь, вполне способная бегать скорее, нежели кто-то успеет повернуть своей шеей, дабы напасть на нее. Опять-таки могут случиться шрамы. Чесотка произойти, а также ужасные судороги мышц приключиться. Дьявольская, дьявольская блоха! И затем... э-э-э... во-вторых, это болезненная операция и занимающая кучу времени – это если кто-то выдирает у себя шерсть. А кроме того, имеется еще и в-третьих, где-то, хм, приблизительно. Итак, с учетом этих недостатков, как же кому-то избавиться от блохи? Более того, как ему удалить со своей шкуры множество блох? А, с помощью хитрости. Кто-то должен знать Палочную Хитрость!

– Но ты говорил, – неожиданно здраво высказался Маль Чик, – что обойдется без битья.

– Внимательное и более чем требовательное возражение, Маленький Чик. И все же, пожалуйста, пойми, гм, что это не палка для порки. Нет, сударь. Это палка хитрости! Твой дядя, напомню тебе, Лис. Он находчив, вовсе он, гм, не злобен!

Лорд Рассел улыбнулся и замолк. Он привлекал внимание к своей шутке, прежде чем приступить к разъяснению Палочной Хитрости. А затем с бурными завываниями он сделал вот что: он приступил.

Хитрость его была вовсе недурна, то был ловкий трюк. Доброе имя Рассела возникло не на пустом месте.

Некто находит себе палку длиной по крайней мере с него самого (Лорд Рассел продемонстрировал, как некто измеряет свою длину, и Чики покатились со смеху). С этой палкой некто идет к реке. Там он крепко-накрепко зажимает палку во рту, а затем начинает погружаться в воду. Это погружение надлежит совершать медленно и терпеливо; ибо, когда хвост, а затем и все задние части окажутся под водой, блохи ринутся к северу, на спину этого некто. Когда и эта спина опустится тем же путем, блохи побегут еще выше, над водой, чтобы не утонуть,– низменные они твари, весьма пекущиеся о своих собственных жизнях! Они скапливаются у этого некто на шее, и за ушами, и на макушке. Теперь, когда некто погрузил в воду и шею, он должен сделать глубокий вдох, задержать его и медленно опустить под воду всю свою голову. Блохи в панике и замешательстве перед наводнением кидаются на морду и в конце концов прыгают на палку. Готово! У некто все тело полностью под водой, а все блохи полностью на палке. Выплевываешь палку и даешь ей уплыть. Ждешь. Выныриваешь на воздух. Радуешься! Дело сделано.

Маль Чик метнул взгляд на Паль Чика, а тот на Пер Чика. Затем Маль Чик с диким воплем бросился на землю и принялся скрести свой желтый пушок. Паль Чик и Пер Чик последовали за ним.

– Дядя! Дядя! Все хуже и хуже, – кричал Маль Чик.– Ночью было плохо, но сегодня просто ужасно.

Лис отступил назад, сложил лапы и с жалостью глядел на них.

– Дорогие мои, дорогие, – говорил он, то подыгрывая их буйству и пытаясь помочь им скрести, то снова отдергивая лапу. Но тут же он взял другой курс.

– Можешь ли ты, Маль Чик,– закричал он,– оценить это как... э-э-э... раздражение?

– Ужасное раздражение, дяденька.

– Это, скажем, прыгающее раздражение?

– Ужасно прыгающее раздражение кожи!

– Или, с другой точки медицинского зрения, ты бы, возможно, посчитал это скачущим раздражением?

– О дядя, оно скачет, и прыгает, и царапает нас повсюду.

– Блохи?

– Блохи! Да, блохи! О, такие блохи!

– И вы сказали – ужасные? – Глаза Лиса понимающе забегали. – Мне показалось, вы назвали их ужасными. А это, в конце концов, только первый день лета.

С подкупающей искренностью Маль Чик заявил:

– Это самое ужасное нашествие блох, какое я когда-либо видел.

– ТОГДА НА СЕВЕР! – закричал Лис и давай вдруг бегать вокруг Чиков неистовыми кругами. – НА СЕВЕР, МАЛЬ ЧИК. И ВЫБЕРИ СЕБЕ ПОДХОДЯЩУЮ ПАЛКУ!

Без лишних вопросов Маль Чик сорвался с места.

– НА ЗАПАД, ПАЛЬ ЧИК! – проревел Лис, продолжая описывать свои тугие, напряженные кольца вокруг двух оставшихся

Чиков. – ИЩИ СВОЮ ПАЛКУ В ЗАПАДНЫХ КРАЯХ!

Паль Чик был таков.

– А ПЕР ЧИК, ПЕРВЫЙ ИЗ ВСЕХ ЧИКОВ, ОТПРАВЛЯЕТСЯ ИСКАТЬ НА ВОСТОК!

Пер Чик молнией понесся на восток.

– МЫ ВСТРЕТИМСЯ У РЕКИ! ДЕРЖИТЕ ПУТЬ К РЕКЕ!

Лис еще побегал за собственным хвостом, прежде чем окончательно понял, что остался в одиночестве. Но как только это дошло до него, он тут же повалился на первую попавшуюся кочку, совершенно вымотанный всеми этими переживаниями. Случайно его подбородок опустился прямо на хвост – желанный случай. Лорд Рассел погрузился в сон.

_______

Страхи Берилл совершенно не дошли до Шантеклера, и его гнусавые попытки успокоить ее только подлили горечи в ее перепуганную душу. Постояв перед ним приличествующее время, она, совершенно неудовлетворенная, опустила голову и вышла. Всего на несколько минут она зашла в укромное место, где горячо помолилась за Чиков и взяла себя в руки, чтобы дети не видели ее испуганной. А потом она отправилась туда, где оставила их.

Но когда она подошла к кругу, тот был пуст.

– О Создатель, – выдохнула Берилл, хватаясь за грудь, – сбежали!

Гнев сверкнул в ее глазах, ибо дети ослушались ее. Повсюду заглядывая, она засуетилась по двору, прочесала траву, где они иногда прятались, обегала все ямы и рытвины, заглянула во все углы Курятника, повсюду выкрикивая их имена. Они покинули круг! И теперь она нигде, нигде не может их отыскать.

Забыв обо всех приличиях, она второй раз за день ринулась в Курятник к Шантеклеру. Но и его там не было. Берилл не знала, что Петух-Повелитель отправился показать Пертелоте и Мундо Кани затопленные южные земли – и Курятник опустел, никого, кроме самой Берилл. Ниоткуда ей не было помощи. Не с кем даже поделиться ужасными новостями.

Скоро гнев ее вновь уступил место страху, а страх сменился осознанием собственной вины.

– Зачем я оставила их одних? – вслух причитала она, пожимая плечами и беспомощно бегая по кругу.– Я же знала, что нельзя им оставаться одним. Дети! Они всего лишь дети! А Берилл оставила их одних.

Затем, прежде чем покатятся слезы, Берилл сделала вещь, которую, похоже, никто объяснить не сможет. В бешенстве она схватила метлу и потратила час, неистово чистя пустой Курятник, распевая при этом во всю мощь своих легких. Пол, стены, насесты, гнезда и даже потолок довела она до ослепительной чистоты; всю мебель и все добро она тщательно расставила по своим местам. Порядок! Господи, как душа ее желала сейчас порядка и чистоты, и чем больше она гнула спину, тем легче становилось на душе.

– Сударыня! – Холодный, зычный голос рявкнул на нее из дверей. Берилл дважды посмотрела, прежде чем заметила стоящего там Тик-така, Черного Муравья; и ей пришлось дважды подумать, прежде чем охладить свой пыл и остановиться перед ним.

– Сударыня, ты, возможно, желаешь знать, что чада твоего сердца болтаются в лесу. Пока ты здесь распеваешь свои песни беззаботно, – говорил Тик-так срывающимся, замороженным, ледяным голосом, – твои питомцы, нянька, носятся по лесу в поисках палок! Они рассказали моим работникам, что собираются идти к реке...

– Река! – пронзительно взвизгнула Курица.

– ...а мои работники почтительно доложили мне.

Передав свое сообщение, Муравей уже собрался поворачивать восвояси. Но Курица налетела на него с такой страстью, что он вылетел из дверей и свернул себе нос.

– Слепая нянька – это не нянька,– рыдала Берилл, поспешая со двора на юг, к реке. – Дура есть дура, и больше ничего. Увы мне, увы, что проморгала, не позаботилась о них. Никогда мне больше не нянчить трех малышей. О Повелитель мой, я недостойна. Я недостойна!

Почти в это же время Лорд Рассел Лис очнулся и напомнил себе о том, что следует встать и пойти позаботиться о цыплятах. Для него этот день выдался необычайно приятным. Он получил особое удовольствие, открывая Чикам хитрость насчет блох; а вследствие этого он получил особое удовольствие, вздремнув напоследок. Это был заслуженный сон добившегося успеха, причем успех был отмечен и восторженно принят публикой. Более того, это был сухой сон, такой, что Лису даже вставать не хотелось. А потому Лорд Рассел еще растянул удовольствие и полежал, прежде чем собрался идти.

Тогда он встал и направился на юг, в сторону реки, где полагал увидеть, насколько Чики усвоили урок.

Поскольку лисы передвигаются быстрее цыплят, он не особенно торопился. Напротив, он внимательно отмечал в мыслях, как хрустят под его шагами высохшие жуки. Он оглядывался мимоходом в поисках подходящей палки для себя самого. И несколько раз он снимал с себя мерку, дабы увериться, что палка ему подходит.

В лесу дул приятный, сухой ветерок – на пригорках земля совсем высохла – замечательный день! И по дороге к реке Лорд Рассел время от времени тер свои лапы маслом побегов руты. То была его другая хитрость, именно та, которую он собирался открыть Чикам завтра: это сбивает со следа любого преследователя.

Вдруг с вершины холма Лис увидел Шантеклера и его спутников, возвращающихся в Курятник. Они двигались не спеша, явно беседуя на ходу. Лорд Рассел сделал вывод, что разговор у них серьезный и важный, о чем свидетельствовали их медленные шаги. Но он не мог их услышать с такого расстояния.

Воодушевленный столь неожиданной встречей, он уже было собрался замахать палкой и покричать им. Но тут что-то еще привлекло его внимание – маленькая желто-белая кучка на тропинке перед Шантеклером.

С недобрым предчувствием Лис прищурился, дабы рассмотреть, что это там такое. Он хотел и в то же время не хотел это знать. Несколько раз он моргнул, несчастное сердце его бешено колотилось. Наконец взгляд его сосредоточился, и он остолбенел.

Он увидел лежащих рядышком Курицу и трех цыплят.

Не в силах вымолвить ни слова, Лорд Рассел снова взглянул на спускающуюся по тропинке компанию. Пертелоте что-то говорила, а Шантеклер качал головой. Шантеклер беспомощно развел крыльями, а потом заговорил, в то время как остальные слушали. Он говорил решительно, широко простирая крылья, как будто обращался ко всей своей стране. Но все же троица приближалась и приближалась к мягкой кучке, а Лорд Рассел, застывший в молчании, мог лишь наблюдать за их продвижением.

Вдруг Мундо Кани остановился, напрягся и уставился вперед. Шантеклер посмотрел на Пса, затем он также уставился вперед. Петух-Повелитель будто окоченел. Какое-то время он стоял абсолютно неподвижно. Затем, не глядя на остальных, что-то сказал и пошел вперед.

Лорд Рассел ощутил камень в горле. Он не мог закричать, предупредить их. Он не мог и шептать. Он мог только смотреть.

Петух-Повелитель дошел до места, где лежали Курица и цыплята. Он лишь раз прикоснулся к ним. А затем надолго-надолго застыл.

Воздух наполнился странным звуком. Лорд Рассел слышал его. То был пронзительный вой, ветер пронесся сквозь голые ветви деревьев. Но сейчас это был не ветер.

Пертелоте отвернулась от того, что предстало перед ней. Она смотрела назад, на реку. Голова ее была высоко поднята. Она оплакивала своих детей.

И плач ее пробудил Лиса от скорбного оцепенения. Он побежал, хотя знал, что Шантеклер наблюдает за его приближением. Подойдя, Лорд Рассел увидел, что рядом с детьми лежит Берилл.

– Я собирался... встретить их там,– жалобно проговорил Лис.

– Где? – тихо сказал Шантеклер.

Лис не мог поднять на него глаза.

– У... э-э. Рядом с э-э... Они должны были... э-э, принести...

– Где? – повторил Шантеклер.

– ...палки. Река.

– Река,– выдохнул Шантеклер.

Из груди Мундо Кани донесся негромкий, угрожающий рык; его голова была низко опущена между мощными лопатками, глаза помутнели. Лорд Рассел съежился от страха.

– Заткнись, – сказал Петух-Повелитель, и Пес утих.

– Они умерли, Лорд Рассел,– тихо сказал Шантеклер.– Палки и реки, наводнения и грозовые тучи, змеи ползучие и летучие – мои дети мертвы, Лорд Рассел.

– Я знаю, – сказал Лис и больше ничего не добавил.

– И вот что печально – их убили.

Берилл лежала на боку, как будто бы страшный удар пришелся ей по горлу. Голова ее была вывернута и казалась лежащей отдельно, ибо шея у нее была сломана. Маль Чик, Паль Чик и Пер Чик лежали рядом с ней. Спины у них были согнуты так, словно они просто улеглись поудобней. Но клювы их были открыты, глаза закрыты, а на груди у каждого был след от укуса. Все четверо лежали в начертанном на земле круге.

– Сейчас мы отнесем их обратно в Курятник,– сказал Шантеклер

Мундо Кани вышел вперед.

– Лорд Рассел понесет няньку Берилл, – сказал Шантеклер, и Пес вдруг растерялся, не зная, что ему делать. – Осторожно, Рассел. С этой дамой ты должен идти предельно осторожно.

Шантеклер пристально наблюдал за ним, дабы убедиться, что, шаг его действительно осторожен.

Лорд Рассел страдал неимоверно. Он по-прежнему не смотрел на Петуха. Как бы то ни было, он поднял пастью Берилл и в одиночестве последовал в Курятник. Он шел осторожно. И он был благодарен Шантеклеру за то, что тот вспомнил о нем.

Затем Шантеклер распростер крылья и накрыл ими своих чад. Он поднял голову и прижал детей к груди.

– Пес Мундо Кани. – Голос его был тонок, как тростинка. – Пожалуйста, присмотри за Прекрасной Пертелоте и приведи ее.