Текст книги "Под чужим флагом (сборник)"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Его голос сорвался, и девушка бросилась в объятия Бенсона, судорожно цепляясь за него.

– Ну, ну, – нежно сказал он, – не надо плакать, не надо.

– Завтра, – то ли плача, то ли смеясь, произнесла Оливия, – мы придем сюда с крючком и леской, чтобы поудить в колодце. Это будет совершенно новая забава.

– Нет, мы найдем какой-нибудь другой способ, – сказал Бенсон. – Ты получишь браслет назад.

– Как? – спросила девушка.

– Увидишь, – ответил Бенсон. – Ты получишь его не позднее завтрашнего утра. Только обещай мне, что до тех пор никому не скажешь о своей потере. Обещай.

– Я обещаю, – удивленно сказала Оливия. – Но почему?

– Во-первых, это очень дорогая вещь, а во-вторых… есть и другие причины. В конце концов, это моя обязанность – достать его для тебя.

– Ты не собираешься прыгнуть за ним? – лукаво спросила она. – Послушай. – Она подняла камень и бросила в колодец.

– Представь себе, что ты оказался там, – глядя в темноту, сказала она. – Плаваешь кругами, словно мышь в ведре, цепляясь за скользкие стенки, и вода заливает твой рот, а ты смотришь на маленький кусочек неба наверху…

– Лучше пойдем домой, – очень мягко сказал Бенсон. – У тебя развивается болезненное влечение к ужасам.

Девушка обернулась, взяла его за руку, и они медленно пошли к дому.

Миссис Бенсон, которая дожидалась их на веранде, поднялась им навстречу.

– Напрасно ты позволяешь ей гулять допоздна, – сказала она с упреком. – Где вы были все это время?

– Сидели на колодце, – улыбаясь, сказала Оливия. – Строили планы на будущее.

– Это нездоровое место, – решительно сказала миссис Бенсон. – В самом деле, я считаю, что этот колодец нужно засыпать, Джем.

– Отлично, – медленно произнес ее сын. – Жаль только, что его не засыпали раньше.

Он занял стул, с которого поднялась его мать, чтобы увести в дом Оливию, и сидел в глубоком раздумье, беспомощно свесив руки. Немного погодя он пробрался в комнату, где хранились спортивные принадлежности, выбрал несколько крючков и прочную толстую леску и тихонько спустился по лестнице.

Быстрыми шагами Бенсон прошел через парк, направляясь к колодцу. Прежде чем войти в тень деревьев, он обернулся и взглянул на освещенные окна дома.

Приладив к леске крючок, он уселся на краю колодца и осторожно опустил ее в воду. Он сидел, крепко стиснув губы и время от времени тревожно озираясь, словно боялся, что за деревьями прячется соглядатай. Снова и снова он опускал леску, пока, наконец, не услышал, как о стенки колодца звякает металл. Бенсон затаил дыхание и, забыв все свои страхи, выбирал лесу понемногу, дюйм за дюймом, чтобы не уронить драгоценную ношу. Его пульс учащенно бился, глаза горели. Он уже смутно различал какой-то предмет, висящий на крючке. Твердой рукой он вытянул леску – и увидел, что вместо браслета на ней болтается связка ключей.

С приглушенным криком он швырнул ключи в воду и замер, тяжело дыша. Ни единый звук не нарушал молчания ночи. Бенсон прошелся туда-сюда, разминая мускулы, потом вернулся к колодцу и вновь принялся за дело. Целый час, если не больше, он повторял попытки – безрезультатно. Он уже не чувствовал страха и все ниже склонялся над колодцем, увлеченный своим занятием. Дважды крючок запутался в чем-то, и оба раза Бенсону удалось освободить его, хотя и с некоторым трудом. Но когда это случилось в третий раз, все усилия ни к чему не привели.

Тогда он бросил леску в колодец и заторопился домой. Сначала он заглянул в конюшни на заднем дворе, затем поднялся к себе и еще некоторое время беспокойно шагал по комнате взад и вперед. Потом, не снимая одежды, повалился на кровать и заснул тяжелым сном.

III

Он поднялся, пока все в доме еще спали, и тихо сошел по лестнице вниз. Утренние лучи пробивались в каждую щель, длинными полосами пересекая темные комнаты. Гостиная, куда заглянул Бенсон, показалась ему холодной и мрачной в тусклом желтом свете, проникающем сквозь шторы. Ему вспомнилось, что она выглядела точно так же, когда здесь лежал его умерший отец. Сейчас, как и тогда, все было призрачным и нереальным. Даже пустые кресла, все еще стоявшие там, где обитатели дома оставили их накануне, каким-то образом усиливали это впечатление. Осторожно и бесшумно он открыл дверь холла и вышел наружу. Солнце сияло на влажной траве и деревьях; белый туман тянулся над парком, словно дым, постепенно рассеиваясь.

Бенсон помедлил, глубоко вдыхая чистый утренний воздух, а затем неторопливо двинулся в сторону конюшни. Скрипение ржавого насоса и брызги, разлетавшиеся по вымощенному красным кирпичом внутреннему дворику, подсказали ему, что кто-то уже встал. В нескольких шагах от себя он увидел коренастого рыжего парня, который, шумно отдуваясь и фыркая, плескал себе в лицо водой.

– Все готово, Джордж? – тихо спросил Бенсон.

– Да, сэр, – ответил парень. Он поспешно выпрямился и поднес руку к голове, приветствуя хозяина. – Боб как раз готовит снаряжение. Самое подходящее утро для купания. Вода в колодце, должно быть, точно лед.

– Поторопитесь, насколько сможете, – нетерпеливо сказал хозяин.

– Очень хорошо, сэр, – сказал Джордж, энергично растирая лицо маленьким полотенцем, висящим на рукоятке насоса. – Живее, Боб!

В ответ на его оклик из дверей конюшни показался другой парень, с мотком прочной веревки через плечо и большим металлическим подсвечником в руке.

– Это чтобы опустить свечу в колодец, сэр, – пояснил Джордж, заметив вопросительный взгляд хозяина. – Воздух там иногда бывает спертым, но если свеча не погаснет, значит, и человек не задохнется.

Хозяин кивнул. Парень торопливо натянул рубашку и, на ходу надевая куртку в рукава, последовал за Бенсоном, который медленно шел к колодцу.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Джордж, догнав его, – у вас нездоровый вид нынче утром. Если бы вы позволили мне спуститься, я бы наслаждался такой ванной.

– Нет, нет, – раздраженно ответил Бенсон.

– Вам нельзя туда спускаться, сэр, – настойчиво продолжал слуга, – я еще ни разу не видел вас в таком состоянии. Вот если бы…

– Не суйтесь не в свое дело, – отрывисто сказал хозяин.

Джордж замолчал, и все трое мерно шагали сквозь высокую влажную траву, пока не добрались до колодца. Боб бросил веревку на землю и по знаку хозяина передал ему подсвечник.

– Здесь есть бечевка, сэр, – копаясь в карманах, сказал Боб.

Бенсон взял у него бечевку и крепко привязал к подсвечнику. Потом, чиркнув спичкой, он зажег свечу и начал медленно опускать ее.

– Осторожней, сэр, – положив ладонь ему на руку, сказал Джордж. – Наклоните подсвечник, иначе веревка прогорит.

Пока он говорил, пламя свечи пережгло бечеву, и подсвечник упал в воду. Бенсон вполголоса выругался.

– Я сейчас принесу другой, – предложил Джордж, торопливо срываясь с места.

– Не надо, – ответил Бенсон, – колодец в порядке.

– Это и минуты не займет, – обернувшись, сказал Джордж.

– Кто здесь хозяин, вы или я? – хрипло произнес Бенсон.

Джордж неохотно вернулся назад. Но когда он взглянул в лицо хозяину, возражения замерли у него на языке. Насупившись, он смотрел, как Бенсон сидит на парапете и снимает верхнюю одежду.

Оба мужчины с интересом наблюдали за хозяином. Тот закончил свои приготовления и стоял, мрачный и молчаливый, бессильно свесив руки.

– Позвольте, я спущусь вместо вас, сэр, – собрав всю свою смелость, обратился к нему Джордж. – Вы сегодня нездоровы. Простуда, наверное, или что другое… Да нечего и гадать, это у вас лихорадка. Здесь в округе многие болеют.

Несколько секунд Бенсон смотрел на него сердито, потом его пристальный взгляд смягчился.

– Не в этот раз, Джордж, – спокойно ответил он.

Он пропустил веревочную петлю под мышками, сел и перекинул ногу через край колодца.

– Как вы собираетесь сделать это, сэр? – спросил Джордж, крепко ухватив веревку и знаком приказав Бобу сделать то же самое.

– Я крикну вам, когда доберусь до воды, – сказал Бенсон.

– Очень хорошо, сэр, – ответили оба.

Он перекинул другую ногу через парапет и сидел неподвижно, повернувшись к ним спиной, опустив голову и глядя вниз. Это продолжалось так долго, что Джордж забеспокоился.

– С вами все в порядке, сэр? – спросил он.

– Да, – медленно сказал Бенсон. – Если я дерну за веревку, Джордж, сразу начинайте поднимать. Отпускайте!

Веревка скользила по их ладоням, постепенно разматываясь, пока невнятный окрик из темноты и слабый всплеск не сообщили им, что хозяин достиг поверхности воды. Они отпустили еще три ярда и стояли в ожидании, прислушиваясь.

– Он спустился под воду, – тихо сказал Боб.

Другой кивнул и, поплевав на руки, крепче перехватил веревку. Прошла минута. Мужчины стали обмениваться тревожными взглядами. Внезапно очень сильный рывок, сопровождаемый слабыми толчками, чуть не вырвал веревку у них из рук.

– Тяни! – крикнул Джордж, упираясь ногой и отчаянно дергая веревку. – Тяни же! Он застрял, он не двигается с места. Тяни!

Уступая их непомерным усилиям, веревка поднималась медленно, дюйм за дюймом, пока не послышался шумный всплеск. И в это самое время крик невыразимого ужаса донесся из колодца, усиленный эхом.

– Какая тяжесть! – задыхаясь, проговорил Боб. – Должно быть, он крепко застрял, или уж не знаю что. Держитесь, сэр, ради бога, держитесь!

Туго натянутая веревка ходила ходуном; что-то очень тяжелое на другом ее конце сопротивлялось подъему. Парни, еле дыша от напряжения, выбирали ее фут за футом.

– Порядок, сэр, – ободряюще произнес Джордж.

Он упирался одной ногой в стенку колодца и тянул изо всех сил. Долгий рывок, сильный рывок – и лицо мертвеца, с забитыми грязью глазницами и ноздрями, показалось над парапетом. Позади виднелось искаженное ужасом лицо хозяина. Но Джордж заметил его слишком поздно.

С испуганным криком он разжал ладони и отшатнулся. От неожиданности его напарник потерял равновесие, и веревка вырвалась у него из рук. Раздался громкий всплеск.

– Дурень ты! – пробормотал Боб и в панике бросился к колодцу.

– Беги! – крикнул Джордж. – Беги за другой веревкой!

Пока его товарищ со всех ног мчался к конюшням, призывая на помощь, он перегнулся через парапет и крикнул. Его голос эхом отозвался в глубине колодца – и больше ни единого звука.

Трое за столом

Я только что вернулся из Китая и решил поехать в деревню пожить у своего дяди. Но, приехав к нему, я нашел его дом заколоченным, и мне сказали, что вся семья уехала на юг Франции и должна вернуться через несколько дней. Я решил эти несколько дней пожить в гостинице.

Первый день я провел довольно хорошо, но к вечеру почувствовал такую тоску в старой, мрачной гостинице, где я оказался единственным посетителем, что на следующее утро решил на целый день отправиться на прогулку.

Я вышел из гостиницы в прекрасном настроении. День выдался ясный и морозный. Местность была ровная, с частыми перелесками; по дороге иногда попадались деревни.

Увидев, что зашел слишком далеко, я свернул на проселочную дорогу, собираясь пройти обратно другим путем. По обе стороны этой дороги отходили тропинки, но, когда я сворачивал на них, они приводили меня в открытые луга и болота. Тогда я решил положиться на небольшой компас, висевший у меня на часовой цепочке, и пошел домой напрямик, по лугам и болотам.

Когда я зашел далеко в болото, белый туман, висевший по краям канав, начал заволакивать все окружающее меня пространство. Но благодаря компасу я шел все вперед и вперед, спотыкаясь на кочках и попадая в замерзшие канавы. Вдруг быстро начало темнеть, и я должен был сознаться самому себе, что заблудился.

Компас был для меня теперь бесполезен. Я бесцельно шел, не зная куда, и изредка громко кричал, чтобы обратить на себя внимание случайного пастуха или фермера. Наконец, счастье улыбнулось мне: я почувствовал под ногами твердую почву. Это была дорога, и вскоре я услышал впереди себя чьи-то шаги.

Когда человек, который шел мне навстречу, поравнялся со мной, я увидел, что это был фермер. Он вывел меня на широкую дорогу и дал подробные указания, как дойти до ближайшей деревни, находившейся приблизительно в трех милях.

Я чувствовал себя настолько усталым, что три мили показались бы мне теперь за десять. Заметив в стороне от дороги слабый свет в окне какого-то дома, я указал на этот свет незнакомцу. Незнакомец слегка вздрогнул – так мне показалось – и с беспокойством огляделся вокруг.

– Я не советую вам ходить туда, – быстро сказал он.

– Почему? – спросил я.

– Та-м что-то есть… – нерешительно начал он. – Я не могу сказать, что именно, но в этом доме когда-то жил содержатель игорного притона, и с тех пор о нем идет дурная слава. Одни говорят, что около дома бродит помешанный; другие утверждают, что это не человек, а зверь. Но что бы там ни было, я советую вам подальше держаться от этого дома.

– В таком случае я пойду этой дорогой, – сказал я. – Покойной ночи!

Я направился по дороге, которую он мне указал. Но скоро эта дорога разделилась на три, и я не мог решить, которую из трех я должен выбрать. К тому же я порядочно замерз и чувствовал себя страшно усталым. И потому, хотя не без колебаний, я повернул обратно и направился к дому стоявшему в стороне от дороги.

В доме было темно и тихо. Я уже пожалел о своей храбрости, но делать было нечего. Я поднял палку и постучал ею в дверь.

Подождав минуты две, я постучал еще раз. Внезапно дверь распахнулась. Передо мной стояла высокая худая старуха со свечой в руке.

– Что вам надо? – спросила она грубым голосом.

– Я заблудился, – мягко сказал я, – и хочу просить вас показать мне дорогу на Ашвиль.

– Не знаю, – сказала старуха.

Она уже хотела захлопнуть дверь, как вдруг из комнаты вышел старик, высокого роста, широкоплечий, и подошел к нам.

– До Ашвиля отсюда пятнадцать миль, – сказал он.

– В таком случае вы, может быть, покажете мне дорогу в ближайшую деревню? Я буду вам очень благодарен, – сказал я.

Старик, не отвечая на мои слова, обменялся со старухой быстрым, почти незаметным взглядом. Она слегка покачала головой.

– Ближайшая деревня находится в трех милях отсюда, – сказал старик, поворачиваясь ко мне и явно стараясь смягчить грубый от природы голос, – но если вы не откажете мне в удовольствии познакомиться с вами, я могу предложить вам заночевать у нас.

Я не знал, как быть. Старик и старуха, действительно, показались мне очень странными.

– Вы очень любезны, – пробормотал я нерешительно, – но…

– Заходите, заходите. – перебил меня старик. – Закройте дверь, Эн.

Не успел я опомниться, как уже стоял в коридоре, а старуха, что-то бормоча себе под нос, захлопнула за мной дверь. С тревожным чувством на душе, что попал в ловушку, я последовал за стариком в комнату и, усевшись на предложенный мне стул, начал отогревать у камина озябшие руки.

– Скоро подадут обед, – сказал старик, пристально всматриваясь в меня. – Но извините меня… на минутку…

Я кивнул головой, и он вышел из комнаты. Через минуту до меня донесся какой-то разговор. Сперва голос старика, потом старухи, затем, как мне показалось, еще чей-то голос. Но не успел я как следует осмотреться, как старик вернулся и взглянул на меня тем же странным взглядом, какой я подметил у него раньше.

– Мы будем обедать втроем, – сказал оп, обращаясь ко мне. – Мы с вами, и еще мой сын.

Я опять кивнул головой, подумав про себя: «Не дай бог, если и у сына такой взгляд…»

– Я думаю, вы ничего не будете иметь против того, что мы будем обедать в темноте? – каким-то странным голосом сказал старик.

– Пожалуйста, – отвечал я, стараясь, насколько возможно, скрыть свое удивление, – но мне кажется, что я помешал вам. Если позволите…

Но он не дал мне договорить и замахал своими длинными, худыми руками.

– Нет, раз вы уже к нам попали, то вы так не отделаетесь, – сказал он с сухим смехом. – У нас редко кто бывает, и мы не позволим вам уйти. У моего сына – больные глаза. Он не выносит света. Ах, это вы, Эн?

В комнату вошла старуха и, как-то странно взглянув на меня, начала накрывать на стол, в то время как старик, усевшись с другой стороны камина, молча смотрел в огонь. Накрыв стол, старуха принесла на блюде какую-то птицу, уже нарезанную кусками, и, подставив три стула к столу, вышла из комнаты. Старик, казалось, одну минуту колебался; затем, встав со стула, поставил высокую ширму перед камином и медленно, как бы нехотя, погасил свечи.

– Праздник слепца, – сказал он с неловкой потугой на шутку.

Кто-то вошел в комнату медленными, неверными шагами, прошел к столу, уселся на стул, и затем какой-то удивительно странный голос нарушил молчание, становившееся невыносимым.

– Кажется, очень холодная ночь? – донеслось до меня.

Я ответил утвердительно и, не считаясь с такой крайне необычной обстановкой, принялся за еду, так как был страшно голоден. В темноте было очень неудобно есть, и, судя по звукам, исходившим от моих невидимых компаньонов, я приходил к заключению, что они тоже не привыкли обедать в такой обстановке.

– Вы, как видно, чужой человек в этой местности? – опять услышал я вопрос, произнесенный все тем же странным голосом.

Снова я ответил утвердительно, добавив, что мне еще повезло, поскольку я случайно попал на такой прекрасный обед.

– Вот именно «случайно», – как-то глухо отозвался голос. – А ты, отец, видно, совсем забыл про вино?

– Ах, да, – сказал старик, вставая из-за стола. – Ведь я к этому дню припас две бутылки «Знаменитого».

Он осторожно прошел к двери и, закрыв ее за собой, оставил меня одного с невидимым соседом. Было что-то настолько странное во всем этом, что во мне зашевелилось чувство страха.

Мне показалось, что старик ходил слишком долго. Я слышал, как сын, сидевший напротив, положил свою вилку, и мне вдруг представилось, что я вижу в темноте пару дико горящих, как у кошки, глаз, впивавшихся в меня.

С чувством все нараставшего ужаса я вдруг вскочил, резко отодвинув стул. Стул зацепился за ковер, и, когда я хотел отцепить его, стоявшая у камина ширма с грохотом упала на пол. При дрожащем пламени камина, внезапно осветившем комнату, я увидел лицо сидевшего напротив человека. Стул выскользнул у меня из рук, и я, затаив дыхание, глядел на него, крепко сжав кулаки. Человек или зверь – кто это? Пламя вдруг вспыхнуло и погасло, и при красном отражении света лицо сидевшего передо мной создания казалось еще более дьявольским, чем раньше.

Несколько минут смотрел я на него в ужасе, не отрывая глаз. Затем отворилась дверь, и в комнату вошел старик. Он отшатнулся назад, увидев свет в комнате, потом подошел к столу и машинально поставил на него пару бутылок.

– Извините меня, – сказал я, набравшись духу с его приходом, – я случайно задел и повалил ширму. Разрешите мне поставить ее на место?

– Теперь уже не надо, – мягко сказал старик. – Мы уже достаточно посидели в темноте. Сейчас у нас будет свет.

Он чиркнул спичкой и зажег свечи. И тут я увидел, что у человека, сидевшего напротив, вместо лица была какая-то зияющая дыра, страшная волчья морда, в которой еще блестел один непотухший глаз – все, что осталось от человеческого лица. Слабая догадка мелькнула у меня в голове…

– Мой сын тяжело пострадал во время пожара, – сказал старик. – С тех пор мы живем уединенной жизнью. Когда вы постучали сегодня, мы… – его голос дрогнул, – это мой сын…

– Я думал, – сказал сын просто, – что мне лучше не показываться к столу. Но, знаете, такой случай – сегодня день моего рождения, – и отец не хотел и слышать, чтобы мы обедали одни. Поэтому мы прибегли к этому глупому средству – обедать в темноте. Я глубоко сожалею, что испугал вас.

– И я глубоко сожалею, – сказал я, протягивая руку через стол и пожимая руку несчастному, – что я оказался таким глупцом. Но я испугался только потому, что было темно.

– К нам никто не заходит, – как бы оправдываясь, сказал старик, – и мы сегодня не могли устоять перед соблазном пригласить вас к себе на обед. Да и притом вам некуда было идти.

– И я страшно рад, что попал к вам, – сказал я.

– Вот и хорошо, – весело заговорил хозяин. – Теперь, познакомившись друг с другом, давайте пододвинем наши стулья к камину и отпразднуем день рождения моего сына.

Он придвинул небольшой столик к камину, поставил на него бокалы и коробку сигар. Затем, пододвинув еще стул для старухи-служанки, он и ее пригласил к столу. В оживленной, задушевной беседе время пролетело незаметно, и мы с трудом поверили своим ушам, когда часы в соседней комнате пробили двенадцать.

– Последний тост перед отходом ко сну, – сказал хозяин, бросая окурок сигары в огонь, и повернулся к столику с бокалами.

Мы уже провозгласили несколько тостов раньше, но на этот раз какое-то особенное величие было в лице старика, когда он поднял свой бокал. Его высокая фигура, казалось, стала еще выше, и его голос прозвучал гордо и горячо, когда он смотрел на своего обезображенного сына

– За здоровье детей, которых спас мой сын! – сказал старик и одним залпом осушил бокал.