Текст книги "Под чужим флагом (сборник)"

Автор книги: Уильям Джейкобс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Дом смерти

Лапка обезьяны

I

За окном стояла сырая и холодная ночь, но в уютной гостиной виллы Лейксхэм были опущены шторы и ярко горел огонь. Отец и сын играли в шахматы. У последнего были весьма радикальные представления об игре, и поэтому он не раз ставил своего короля под удары без особой необходимости, что вызывало замечания у пожилой седовласой леди, которая мирно вязала, сидя у огня.

– Послушай, как шумит ветер, – сказал мистер Уайт, который поздно заметил, что совершил ошибку и старался помещать сыну увидеть ее.

– Я слушаю, – сказал тот, мрачно обозревая доску и вытягивая руку вперед: «Шах».

– Я думаю, что он вряд ли придет сегодня, – сказал отец, держа руку над доской.

– Мат, – ответил сын.

– Из всех ужасных, грязных, удаленных мест, – воскликнул мистер Уайт с неожиданной яростью, – наше наихудшее.

– Не волнуйся, дорогой, – сказала его жена примирительным тоном, – может быть ты выиграешь следующую партию.

Мистер Уайт резко оглянулся, как раз во время, чтобы перехватить обмен понимающими взглядами между матерью и сыном. Слова замерли у него на устах, и он спрятал виноватую улыбку в своей негустой седой бородке.

– Вот он, – сказал Герберт Уайт, услыхав, как громко хлопнула калитка и послышались тяжелые шаги.

Старик встал с суетливой поспешностью хозяина и, открывая дверь, приветствовал гостя, сокрушаясь по поводу погоды. Гость также посокрушался и так энергично, что миссис Уайт осуждающе покачала головой и тихонько покашляла. Наконец, в гостиную вошел ее муж в сопровождении высокого мощного человека с розовым лицом и крохотными глазками.

– Майор Моррис, – отрекомендовал он.

Майор пожал всем руки и, усевшись у камина в кресло, предложенное ему, c удовольствием наблюдал, как его хозяин доставал виски, рюмки и ставил маленький медный чайник на огонь.

После третьей рюмки глаза гостя заблестели, и он начал говорить. Маленький семейный кружок с живым интересом взирал на человека из дальних стран, а тот, развалившись в кресле, описывал удивительные события и бесстрашные подвиги, рассказывал о войне, чуме и необыкновенных народах.

– Двадцать один год прошел, – сказал мистер Уайт, кивая головой жене и сыну. – Когда Моррис уходил, он был как тростинка. А теперь посмотрите на него.

– Не скажу, что вам это повредило, – сказала миссис Уайт вежливо.

– Я бы сам хотел съездить в Индию, – сказал старик, – просто посмотреть.

– Лучше быть там, где вы сейчас находитесь, – сказал майор, покачав головой. Он поставил пустую рюмку и, слегка вздохнул, опять покачал головой.

– Я бы хотел повидать старые храмы, факиров и жонглеров, – сказал старик. – А что это вы начали говорить прошлый раз о лапке обезьяны или о чем-то в этом роде, Моррис?

– Ничего, – сказал тот поспешно. – Во всяком случае ничего достойного того, чтобы слушать.

– Лапка обезьяны? – повторила миссис Уайт с любопытством.

– Это то, что вы можете называть магией, – сказал майор туманно.

Его слушатели с интересом приготовились слушать. Гость рассеянно поднес к губам пустую рюмку и потом поставил ее на место. Хозяин наполнил ее.

Его слушатели с интересом приготовились слушать. Гость рассеянно поднес к губам пустую рюмку и потом поставил ее на место. Хозяин наполнил ее.

– Если взглянуть на нее, сказал майор, копаясь в кармане, – то это просто обычная лапка, высушенная как мумия.

Он вытащил что-то из кармана и показал собравшимся. Миссис Уайт с отвращением отпрянула, а ее сын, взяв предмет, стал с интересом рассматривать.

– А что особенного в ней? – спросил мистер Уайт, взяв ее у сына и, осмотрев, положил на стол.

– Старый факир положил на нее заклятие, – сказал майор, – а он – святой человек. Он хотел показать, что судьба управляет жизнью людей, и что те, кто вмешиваются в судьбу, делают это себе на горе. Он положил такое заклятие на нее, что три разных человека могут добиться от нее исполнения трех своих желаний.

Он говорил с таким убеждением, что легкий смешок собравшихся казался неуместным.

– Ну а почему же вы не загадали три желания, сэр, – спросил Герберт Уайт, подумав.

Майор взглянул на него так, как пожилой человек глядит на самонадеянного юнца.

– Я загадал, – сказал он тихо, и его красное лицо побледнело.

– И что, все три желания исполнились? – спросила миссис Уайт.

– Да, – сказал майор и они услышали, как рюмка застучала о его крепкие зубы.

– А кто-нибудь еще загадывал желания? – спросила леди.

– Первый человек получил исполнение всех трех желаний, – был ответ. – Я не знаю его первых пожеланий, но третий раз он пожелал своей смерти. Именно поэтому я получил эту лапку.

Тон, которым он сказал это, был столь серьезен, что все притихли.

– Теперь, раз ваши три желания оказались выполненными, Моррис, – сказал наконец старик, – зачем вам хранить лапку?

Военный покачал головой.

– Наверное, причуда, – сказал он медленно, – У меня была мысль продать ее, но я не думаю, что я это сделаю. Она уже наделала достаточно много бед. Кроме того, люди не желают ее покупать. Некоторые из них считают, что это сказка, а те, кто верят в нее, хотят сначала испытать, а затем заплатить за нее.

– А если бы вы могли снова получить три желания, – сказал старик, внимательно вглядываясь в майора, – захотели бы вы их снова загадать?

– Не знаю, – сказал тот. – Не знаю.

Он взял лапку, и покрутив между большим и средним пальцем, неожиданно бросил ее в огонь. Уайт, воскликнув, бросился к камину и вытащил лапку из огня.

– Пусть бы лучше сгорела, – сказал торжественно майор.

– Если она не нужна вам, Моррис, – сказал старик, – отдайте ее мне.

– Не отдам, – сказал его вдруг упрямо. – Я бросил ее в огонь. Если вы ее сохраните, не вините меня за то, что с вами случится. Бросьте ее снова в огонь, будьте разумным человеком.

Мистер Уайт покачал головой и внимательно рассмотрел свое приобретение.

– А как вы это делаете? – спросил он.

– Держите ее в правой руке и произносите вслух желание, – сказал майор, – но я вас предупредил о последствиях.

– Это похоже на «Тысячу и одну ночь», – сказала миссис Уайт, поднявшись и начав приготовления к ужину. – Может быть ты пожелаешь, чтобы у меня появилось четыре пары рук?

Ее муж вытащил талисман из кармана все расхохотались, когда майор с тревогой на лице, схватил его за руку: «Если вы хотите что-нибудь пожелать, – сказал он резко, – пожелайте, что-нибудь разумное». Мистер Уайт положил лапку обратно в карман и, расставив стулья, пригласил своего друга к столу. За ужином о талисмане почти забыли, а потом трое сидели, завороженные, слушая второй выпуск приключений майора в Индии.

* * *

– Если рассказ об обезьяньей лапке не более правдив, чем то, что он нам сегодня рассказывал, – сказал Герберт, после того, как за гостем закрылась дверь (тот спешил, боясь упустить последний поезд), то мы не очень много получим от нее.

– Ты заплатил ему что-нибудь за нее, отец, – спросила миссис Уайт, внимательно вглядываясь в лицо мужа.

– Сущую безделицу, – ответил он, – слегка покраснев. – Он не хотел этого, но я заставил его взять эти деньги. Он опять настаивал на том, чтобы я выбросил ее.

– Еще бы, – сказал Герберт, преувеличенно изображая ужас. – Да, мы теперь станем богатыми, знаменитыми и счастливыми. Тебе бы, отец, надо было бы для начала пожелать стать императором, и уж тогда тебе не пришлось бы находиться под каблуком своей жены.

Он вовремя увернулся от удара салфеткой возмущенной миссис Уайт. Мистер Уайт вынул из кармана лапку обезьяны и взглянул на нее с сомнением: «Я не знаю, что пожелать и это – правда, – сказал он медленно. – Мне кажется у меня есть все, что я хотел бы иметь».

– Наверное, если бы ты привел в порядок дом, ты был бы вполне счастлив, не правда ли? – сказал Герберт, положив ему руку на плечо. – Ну, – пожелай тогда двести фунтов стерлингов и этого будет достаточно.

Его отец, стыдливо посмеиваясь над cобственной доверчивостью, взял талисман, а сын с торжественным видом, но подмигивая матери, уселся за пианино и взял несколько внушительных аккордов.

– Я желаю иметь двести фунтов стерлингов, – четко и раздельно сказал старик.

Герберт сыграл туш на пианино, но он был прерван испуганным возгласом своего отца.

– Она задвигалась, – закричал он, глядя с отвращением на предмет, лежащий на полу. – Когда я произнес пожелание, лапка в моих руках завертелась как змея.

– Но денег я не вижу, – сказал сын, поднимая лапку и укладывая ее на стол. – И я готов спорить, что я никогда не увижу этих денег.

– Возможно, это тебе показалось, отец, – сказала жена, – взглянув на него с тревогой.

Он покачал головой: «Впрочем неважно, ничего страшного не произошло, но в любом случае я перепугался».

Они вновь уселись у камина, и двое мужчин докурили свои трубки. Снаружи ветер завывал все сильнее, и старик вздрогнул, услышав, как наверху хлопнула дверь. Воцарилась необычная и томительная тишина и она продлевалась до тех пор, пока старики не поднялись, чтобы отправиться спать.

– Я думаю, вы обнаружите деньги в большом мешке, который будет лежать посреди вашей кровати, – сказал Герберт пожелавший им спокойной ночи. – А наверху шкафа будет сидеть нечто ужасное, готовое прыгнуть на вас, как только вы возьмете эту нечестно приобретенную добычу.

II

На следующее утро зимнее солнце ярко освещало обеденный стол, и Герберт смеялся над вчерашними страхами. Вся комната приобрела прозаичную цельность, которой так не хватало ей прошлым вечером, и небрежно положенная грязная засохшая лапка на краю стола не внушала веры в приписываемые ей волшебные свойства.

– Наверное, все солдаты одинаковы, – сказала миссис Уайт, – как вы могли только поверить в такую чепуху? Разве в наши дни могут сбываться желания? Да если бы они сбывались, разве двести фунтов стерлингов могли бы нам повредить?

– Разве, что если бы они упали с неба прямо на голову, – сказал шутливо Герберт.

– Моррис сказал, что такие вещи происходят так естественно, – сказал его отец, – что ты можешь объяснить их совпадением.

– Но не начинай тратить деньги до того, как я вернусь, – сказал Герберт, вставая из-за стола. – Я опасаюсь, что они превратят тебя в злого и жадного человека, и нам придется лишить тебя этих средств.

Мать рассмеялась, проводила его к двери, и проследив, как он пошел по дороге, еще раз посмеялась над доверчивостью своего мужа.

Веселое настроение не мешало ей заниматься своими делами, открыть дверь почтальону и довольно резко характеризовать некоторых майоров, склонных к выпивке, когда она обнаружила, что почта принесла счет от портного.

– Наверное, Герберт опять отпустит немало шуток, когда вернется домой, – сказала она когда сели обедать.

– Наверное, – отозвался мистер Уайт, наливая себе пива, – но при всем при том, я готов поклясться, что эта штука задвигалась у меня в руке, это так.

– Ты наверное подумал, что она зашевелилась, – сказала его жена.

– Я точно тебе говорю, что это было так, – ответил супруг. – Я совсем не думал об этом. Просто я… А в чем дело?

Его жена не отвечала ему. Она наблюдала за странными передвижениями человека, стоявшего снаружи, который нерешительно разглядывал их дом. Казалось, что он не мог набраться духу, чтобы войти. Соединив в уме, его с двумя сотнями фунтов стерлингов, она обратила внимание на то, что незнакомец был хорошо одет, а его голова покрыта новой шляпой. Три раза он останавливался, не решаясь войти в калитку, и трижды возвращался назад. Четвертый раз он замер, держась рукой за калитку и, наконец, распахнул ее и пошел по дорожке. Миссис Уайт тотчас же отвела свои руки за спину и быстро, развязав тесемки своего передника, запихнула его за подушку кресла.

Она провела в комнату незнакомца, который, казалось, был смущен. Он участливо выслушал ее извинения за вид комнаты и одеяние мужа, которое обычно предназначалось для работы в саду. Затем она приготовилась ждать, что скажет незнакомец, проявляя при этом не больше терпения, чем это было отпущено особам женского рода.

– Меня попросили нанести вам визит, – наконец сказал он, стряхивая ниточку со своих брюк. – Я прислан от фирмы «Моу энд Мэггинс».

Женщина вздрогнула.

– Что-нибудь случилось? – спросила она, побледнев. – Что-то случилось с Гербертом? Муж остановил ее.

– Ну, ну, – сказал он поспешно. – Садись и не торопись с выводами. Я уверен, сэр, что вы не принесли нам плохих вестей, – и он пристально взглянул на посетителя.

– Мне очень жаль, – начал незнакомец.

– Он ранен? – спросила мать.

Гость кивнул в знак согласия: – Очень тяжело ранен, – сказал он тихо, – но сейчас он уже не испытывает боли.

– О, хвала Господу! – сказала старушка, сжимая руки. – Хвала Господу за это! Спасибо…

Она остановилась, когда зловещий смысл слов дошел до нее и она увидела ужасное подтверждение своих страхов в том, что гость опустил глаза. У нее перехватило дыхание и, повернувшись к своему мужу, который соображал медленнее, чем она, положила свою старую руку на его руку. Воцарилась тишина.

– Он был разрезан работавшим механизмом, – наконец сказал тихо посетитель.

– Он был разрезан работавшим механизмом, – повторил мистер Уайт с ошарашенным видом, – понятно.

Он мрачно смотрел из окна и, взяв руку своей жены в свою, сжал ее так, как это было в те дни, когда он ухаживал за ней сорок лет назад.

– Он был нашим единственным, – сказал старик, повернувшись к посетителю.

– Это ужасно.

Посетитель покашлял и, поднявшись со стула, медленно подошел к окну.

– Фирма желала бы передать вам свои искренние соболезнования в вашей огромной утрате, – сказал он, не глядя ни на кого.

Ответа не было; лицо старушки было белым, ее округлившиеся глаза, казалось, ничего не замечали вокруг, ее дыхание было почти не ощутимым.

– Я хотел бы также добавить, что «Моу энд Мэггинс» заявляют о том, что фирма не несет никакой ответственности за случившееся, – продолжал посетитель. – Они не готовы выплатить какую-нибудь страховку, но, учитывая заслуги вашего сына, представляют вам некоторую компенсацию за ущерб.

Мистер Уайт отпустил руку супруги и встав, посмотрел с ужасом на гостя. Его пересохшие губы с трудом прошептали слово: «Сколько?"

– Двести фунтов стерлингов, – прозвучал ответ.

Не услышав крика жены, старик слабо улыбнулся, вытянул перед собой руки, как слепец, и свалился на пол без сознания.

III

Старая пара похоронила своего сына на новом кладбище, расположенном в трех километрах от их дома. Они вернулись в дом, погруженный во мрак и тишину. Все прошло так быстро, что сначала они не могли даже сообразить, что произошло, и они ожидали, что может произойти еще что-то такое, что облегчит их бремя, слишком тяжелое для их старых сердец. Но шли дни и ожидание сменилось отчаянием, тем безнадежным отчаянием стариков, которое по ошибке называют апатией. Они подолгу молчали, порой часами не произнося ни слова, потому что им не о чем было говорить, и их дни стали утомительно долгими.

Через неделю после случившегося, старик, проснувшись среди ночи, протянул руку и почувствовал, что он один. Комната была погружена в темноту, а у окна он услышал сдавленные рыдания. Он привстал в кровати и прислушался.

– Ты замерзнешь, – сказал он нежно. – Ложись-ка лучше в постель.

– Моему сыну еще холоднее, – сказала его жена и сильно расплакалась.

Но в постели было тепло, а глаза отяжелели от сна и постепенно он перестал слышать рыдания. Он задремал и вдруг проснулся от внезапного возгласа его жены.

– Лапка обезьянки! – кричала она как обезумевшая. – Лапка обезьянки!

Он вскочил в ужасе:

– Где? Где она? Что случилось?

Она бросилась к нему через комнату.

– Я хочу ее, – сказала она тихо. – Ты уничтожил ее?

– Она в гостиной на полке, – ответил он с изумлением в голосе. – Зачем тебе она?

Она заплакала и засмеялась одновременно, и, наклонившись к нему, поцеловала его в щеку.

– Я только что придумала это, – сказала она, перемежая речь истерическими рыданиями. – Почему я раньше об этом не подумала? Почему ты об этом не подумал?

– Подумал о чем? – спросил он.

– О двух других желаниях, – ответила она быстро. – Мы загадали только одно.

– Разве этого тебе мало? – ответил он яростно.

– Нет, – воскликнула она с победным видом. – У нас есть еще одно. Спустись вниз, быстро возьми ее и пожелай, чтобы наш мальчик снова был жив.

Мужчина сел в постели, откинул одеяло трясущимися руками. Бог мой, ты сошла с ума, – воскликнул он в ужасе.

– Возьми! – Она тяжело дышала, – и пожелай… О, мой мальчик, мой мальчик!

Муж чиркнул спичкой и зажег свечку.

– Иди спать, – сказал он нетвердым тоном. – Ты просто сама не знаешь, что говоришь.

– Наше первое желание сбылось, – сказала старая женщина. – Почему бы не исполниться второму?

– Это совпадение, – пробормотал старик.

– Иди, возьми ее и произнеси пожелание, – закричала супруга и потащила его к двери.

Он шел в темноте и с трудом пробирался к гостиной, а затем к каминной полке. Талисман был на месте, и его охватил ужасный страх, что невысказанное желание может вернуть сюда его сына, разрезанного на части машиной, прежде чем он сможет сбежать из комнаты. У него перехватило дух и он едва нашел дверь. Его лоб был покрыт потом, он с трудом нашел дорогу к столу и, цепляясь по стене, наконец вернулся с гадкой вещицей в руках.

Лицо его жены казалось чужим, когда он вошел в комнату. Оно был бледным и напряженным от нетерпеливого ожидания. Он боялся ее.

– Произнеси желание, – выкрикнула она громким голосом.

– Это глупо и дико, – сказал он.

– Говори! – приказала жена.

Он поднял руку:

– Я хочу, чтобы мой сын снова был жив.

Талисман упал на пол и он с содроганием смотрел на него. Он дрожа опустился в кресло, а его жена с горящими глазами подошла к окну и подняла занавеску.

Он сидел, пока не окоченел от холода. Время от времени он глядел на свою супругу, которая всматривалась в темноту ночи. Догоревшая свеча бросала пульсирующие тени в потолок, стены, а затем, с последней вспышкой, погасла. Старик с несказанным облегчением по поводу того, что заклятье талисмана потерпело неудачу, вернулся в постель, а через минуту или две его жена молча и безвольно легла рядом с ним.

Никто не произносил ни слова, и двое лежали молча, слушая тиканье часов. Где-то скрипнула ступенька, мышь пискнула и юркнула за стену. Тишина угнетала, и некоторое время спустя старик, взяв коробок спичек, спустился вниз за свечой.

Внизу его спичка погасла и он остановился, чтобы зажечь другую, и в тот же миг он услышал стук во входную дверь такой тихий и осторожный, что его почти не было слышно.

Спички выпали у него из рук. Он стоял неподвижно, его дыхание остановилось. Тогда он повернулся, бросился бежать назад в свою комнату и закрыл за собой дверь. Третий стук прозвучал на весь дом.

– Что это такое? – закричала женщина, поднимаясь с постели.

– Крыса, – сказал старик трясущимся голосом. – Крыса. Она пробежала мимо меня по лестнице.

Его жена села в постели, прислушиваясь. Громкий стук раздавался на весь дом.

– Это – Герберт! – закричала она. – Это – Герберт!

Она подбежала к двери, но ее муж был быстрее, и схватив за руку, крепко удерживал ее.

– Что ты делаешь? – хрипло прошептал он.

– Это мой мальчик. Это – Герберт, – закричала она, отчаянно вырываясь из его рук. – Я забыла, что кладбище в трех километрах от нас. Зачем ты держишь меня? Отпусти меня. Я должна открыть дверь.

– Ради Бога не делай этого, – закричал старик, весь дрожа от страха.

– Ты боишься собственного сына, – закричала она, сопротивляясь. – Пусти меня. Я иду, Герберт, я иду.

Раздался еще стук, потом другой. Женщина резким движением вырвалась из рук мужа и выбежала из комнаты. Супруг побежал за ней на площадку, с мольбой воззвал к ней, но та уже сбегала вниз. Он услышал, как его жена со звоном стряхнула дверную цепочку, и как стала медленно отодвигаться нижний засов. Потом раздался ее голос; она задыхалась.

– Верхний засов, – выкрикнула она громко. – Спустись. Я не могу до него дотянуться.

Но ее муж на коленях искал на полу упавшую лапку. Если бы только он смог ее найти до того, как вошло в дом то существо, которое было снаружи. Дом вибрировал от канонады ударов, и он услышал звук стула, придвигаемого женой к двери. Он услышал, как засов со скрипом пополз назад, и в тот же миг он нашел лапку обезьяны и отчаянно прошептал свое третье и последнее желание.

Стук внезапно прекратился, хотя его эхо все еще звучало в доме. Он услышал, что стул отодвинули назад и дверь открылась. Холодный ветер с улицы ворвался в дом, и он услышал громкий долгий вопль жены, вопль отчаяния и горя. Это придало ему смелости и он сбежал к ней на помощь вниз.

На тихой и пустынной улице мерно раскачивался уличный фонарь.