Текст книги "Тайна исхода"

Автор книги: Уилл Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

II

Гейл остановили на контрольно-пропускном пункте в паре километров к северу от Асьюта, и им выделили две машины сопровождения, чтобы они благополучно смогли проехать на север. Здесь все делалось так. В платке, закрывавшем голову, и одна за рулем она бы не привлекла внимание, но с такими очевидными уроженцами запада, как Стаффорд и Лили, в качестве пассажиров избежать сопровождения не представляло никакой возможности. Гейл терпеть не могла такой эскорт: полицейские здесь ездили сломя голову и не обращали никакого внимания на пешеходов. И она была вынуждена делать то же самое, чтобы не отстать. По счастью, они добрались до границы их юрисдикции без всяких приключений, и машины исчезли так же быстро, как и появились.

– Так о чем ваша программа? – поинтересовалась Гейл, с облегчением снижая скорость до нормальной.

– У меня есть краткое описание этой части, если хотите, – сказала Лили с заднего сиденья, открывая портфель.

– Это конфиденциальная информация, – вмешался Стаффорд.

– Мы обращаемся к Гейл за помощью, – заметила Лили. – Как она сможет помочь, не зная, над чем мы работаем?

– Ладно, – вздохнув, согласился Стаффорд. Он забрал синопсис у Лили, просмотрел, чтобы убедиться в отсутствии в нем каких-либо государственных секретов, разложил на коленях и откашлялся. – В 1714 году, – звучно начал он, будто голос за кадром, французский монах-иезуит Клод Сикар натолкнулся на надпись, вырезанную на скале в заброшенном месте неподалеку от Нила, в самом сердце Египта. Это место оказалось границей одного из самых удивительных городов древнего мира, столицы ранее неизвестного фараона, вдохнувшего жизнь в новую философию, новый стиль в искусстве и, самое поразительное, – в новые дерзкие идеи о природе Бога, которые потрясли сложившиеся представления и навсегда изменили мир.

В отличие от тех идей, которые совсем не повлияли на историю человечества, подумала Гейл, прилагая усилия, чтобы не улыбнуться.

Стаффорд искоса посмотрел на нее:

– Вы что-то сказали?

– Нет.

Он скривил губы, но решил удовлетвориться ответом и продолжил с того места, где остановился:

– Однако эти новшества пришлись не по душе египетской элите. Поразительно, но, как выяснилось, этот город не был заброшен, его разобрали буквально по кирпичикам, чтобы уничтожить все следы его существования. По всему Египту тщательно уничтожались любые упоминания об этом человеке и его царствовании, чтобы их навсегда поглотила пучина безвестности. Кем же являлся этот фараон-еретик? Какое ужасное преступление он совершил, навсегда вычеркнувшее его имя из истории? В своей новой сенсационной книге и документальном фильме мятежный историк Чарльз Стаффорд исследует ошеломительные тайны эры Амарны и выдвигает совершенно новую теорию, которая не только коренным образом изменит наши представления об Эхнатоне, но и перепишет всю историю Древнего Ближнего Востока. – Он сложил лист и с довольным видом убрал его во внутренний карман пиджака.

Посередине дороги впереди стоял осел со стреноженными передними ногами, позволявшими ему передвигаться только маленькими неуклюжими скачками. Гейл нажала на педаль тормоза, сбрасывая скорость и давая перепуганному животному возможность перейти дорогу, но осел замер как вкопанный, и ей пришлось объехать его по встречной полосе, вызывая раздраженные гудки других водителей.

– И ваша программа действительно все это сделает? – поинтересовалась она, беспокойно поглядывая в зеркало заднего вида, пока осел не скрылся из виду.

– И не только это. Гораздо больше!

– Каким образом?

– Он предполагает, что Эхнатон страдал от тяжелого заболевания, – пояснила Лили сзади.

– Понятно, – разочарованно отозвалась Гейл, сворачивая с нильского шоссе на узкую проселочную дорогу. Гротескные изображения Эхнатона и его семьи являлись одним из наиболее обсуждаемых вопросов амарнского периода. Фараона часто изображали с раздутым черепом, выступающей челюстью, косыми глазами, толстыми губами, узкими плечами, ярко выраженными грудями, брюшком, широкими и толстыми бедрами и длинными икрами. Совсем не похоже на героическую мужественность, в которой дошли до нас образы многих других фараонов. Его дочери также изображались с миндалевидными черепами, вытянутыми конечностями и длинными паукообразными пальцами на руках и ногах. Многие объясняли это господствующим художественным стилем, но находились и другие, считавшие, как и Стаффорд, что это последствия разрушительной болезни. – И к чему вы склоняетесь? – поинтересовалась она. – Синдром Марфана? [22]22
  Наследственное заболевание соединительной ткани, проявляющееся изменениями скелета.


[Закрыть]Синдром Фрелиха? [23]23
  Расстройство функции гипоталамуса (части головного мозга), наблюдающееся у представителей мужского пола.


[Закрыть]

– Вряд ли Фрелиха, – фыркнул Стаффорд. – Он вызывает бесплодие, а Эхнатон, напомню, имел шесть дочерей.

– Да, мне это известно, – сказала Гейл, еще подростком проработавшая два сезона на раскопках отца в Амарне, а потом три года изучавшая Восемнадцатую династию в Сорбонне. Но все-таки чтение постоянно встречающихся надписей «дитя его чресел, только его и никого другого» невольно вызывало подозрения, что это было неспроста и повторять это существовали какие-то веские причины.

– Перед тем как приехать, мы консультировались со специалистами, – сказала Лили. – Они считают, что кандидатом номер один является синдром Марфана. Хотя есть и другие варианты. Синдром Эхлера-Данлоса. Синдром Клайнфельтера.

– Это был точно синдром Марфана, – заявил Стаффорд. – Аутосомно-доминантное наследование. Другими словами, наследуя определенный ген от любого из родителей, ребенок неизбежно наследует и синдром Марфана. Посмотрите на дочерей: все они изображены с самыми что ни на есть классическими симптомами. Вероятность, что такое возможно без аутосомно-доминантного наследования, настолько ничтожна, что даже не принимается во внимание.

– Что вы об этом думаете, Гейл?

Она сбавила скорость, чтобы проехать по толстому слою отходов от обработки сахарного тростника, которые высушивались, чтобы превратиться в топливо для предприятий, чей дым был заметен даже в наступивших сумерках.

– Это вполне допустимо, – согласилась она. – Но здесь нет ничего нового.

– Верно, – улыбнулся Стаффорд. – Но вы еще не слышали самого главного.

III

– Плохо, – пробормотал бледный Гриффин, едва поспевая за Петерсоном. – Это катастрофа!

– «Прилепившимся к Господу, Богу нашему», [24]24
  Второзаконие. Глава 4, стих 4.


[Закрыть]не может помешать ни один человек, брат Гриффин, – ответил Петерсон. На самом деле визит Нокса и Тофика его воодушевил. Разве не Дэниел Нокс являлся протеже бесстыдного Ричарда Митчелла? Что делало его самого порочным и слугой дьявола? А если дьявол посылает с такими миссиями своих эмиссаров, значит, он испытывает тревогу. Что, в свою очередь, подтверждало, как близок оказался Петерсон к достижению цели.

– А что, если они вернутся? – запротестовал Гриффин. – И приведут полицию?

– А разве не за это мы платим твоим друзьям в Каире?

– Нам нужно спрятать шахту, – сказал Гриффин, держась за живот, будто успокаивая боль. – И хранилище! Если они найдут артефакты…

– Возьми себя в руки и перестань паниковать.

– Как можно оставаться таким спокойным?

– Потому что на нашей стороне Бог, брат Гриффин. Вот как.

– Но как вы не понимаете…

– Послушай, – прервал его Петерсон, – делай, как я говорю, и все будет в порядке. Первое – поговори с египетскими рабочими. Один из них украл эту крышку. Пусть остальные его выдадут.

– Но они на это не пойдут!

– Конечно, нет. Но это отличный предлог распустить всех по домам, пока расследование не закончится. Их присутствие нам не нужно.

– А! Отличная идея.

– Потом позвони в Каир. Поставь своих друзей в известность о случившемся и скажи, что нам может понадобиться помощь. Дай им понять, что, если начнется расследование, нам не удастся утаить их имена. Затем надо убрать из хранилища все, что может вызвать проблемы, перенести обратно в катакомбы и временно держать там.

– А вы? Чем вы будете заниматься?

– Божьим делом, брат Гриффин, божьим делом.

Гриффин побледнел.

– Вы же не собираетесь продолжать?

– Ты разве забыл, зачем мы здесь, брат Гриффин?

– Нет, преподобный.

– Тогда чего ты ждешь? – Петерсон проводил понурившегося Гриффина презрительным взглядом. Человек с удивительно слабой верой, но, выполняя божье дело, приходится использовать тех, кто оказывается под рукой. Он зашагал вверх по холму, отбрасывая длинную тень и чувствуя тепло заходящего солнца и приятное напряжение в мышцах ног. Он даже не подозревал, что может испытывать такое чувство родственной близости к Египту вдали от церкви и дома. Сам свет здесь казался удивительным, будто прошел свое очищение в языках пламени.

Он глубоко вздохнул, наполняя воздухом легкие. В ответ на призыв Господа ранние христианские монахи выбрали это место. Петерсону раньше казалось, что в истории и географии произошел какой-то сбой, но сейчас он понимал, что ошибался. Это место наполняла глубокая духовность. И чем дальше в пустыню, тем больше. Это чувствовалось по палящему солнцу, по поту и тяготам труда, по освежающему прикосновению воды к иссушенной коже и губам, угадывалось в очертаниях золотых дюн и мерцающем синевой небе, слышалось в тишине.

Он приостановился, обернулся посмотреть, не идет ли кто за ним, и направился под откос ко входу в шахту, обнаруженному два года назад. И в первый год, и на следующий он прислушивался к опасениям Гриффина, и они днем раскапывали старое кладбище и руины построек и только ночью, когда уходили египетские рабочие, принимались за дело, которое их сюда привело. Но и его терпение оказалось не безграничным. Он по своему складу был проповедником Ветхого Завета, с презрением относившимся к божественному социальному работнику, которого поднимали на щит другие религиозные деятели. Его Бог был ревнивым, строгим и требовательным, дарившим любовь и прощение только тем, кто беззаветно ему служил, но становившимся яростным и мстительным по отношению к врагам и тем, кто его подводил.

Петерсон не собирался подводить своего Бога. Чтобы завершить свою священную миссию, у него оставалась только одна ночь. И он использует ее так, как следует.

ГЛАВА 6

I

– Самого главного? – переспросила Гейл.

Стаффорд помедлил, но тщеславие пересилило: он слишком гордился своими идеями и ему хотелось поразить ее – независимый историк открывает глаза академической науке.

– Я не буду вам открывать всех карт, – сказал он, – и ограничусь следующим. Действительно, все современные исследования по Эхнатону упоминают возможность того или иного заболевания. Но как второстепенное обстоятельство, как простую сноску на странице. Отметить и пойти дальше. Однако если это правда, то только представьте, что это может означать. Молодого человека неожиданно поражает ужасная и уродующая его болезнь. И не просто молодого человека, а обладающего практически неограниченной властью, которого льстивое окружение считает живущим богом. Вам не кажется, что это могло послужить катализатором всех новшеств и нововведений? Жрецы, выдающие его уродство не за проклятие, а за благословение? Художники, старающиеся представить безобразное прекрасным? Эхнатон постоянно клянется никогда не покидать Амарну, потому что здесь находился духовный дом его нового бога Атона. Но его заверения больше похожи на уловки испуганного юноши, ищущего предлог остаться дома. Амарна стала его убежищем. А окружение ни за что бы не осмелилось подвергнуть его слова сомнению.

– Возможно, – согласилась Гейл.

– Возможно – неправильное слово! – воскликнул Стаффорд. – Болезнь все объясняет. И дети его умерли молодыми.

Они проехали мимо последнего поля, огороженного тонким рядом деревьев, и перед ними раскинулась настоящая пустыня, где не встретишь ничего, кроме желтых дюн и остроконечного хребта песчаника.

– Господи! – не удержалась Лили от восторга.

– Чудесный вид, – согласилась Гейл.

Здесь все напоминало пограничную полосу, где роль часовых, не пускающих враждебные пески, выполняли водонапорные башни, расположенные в километре-двух друг от друга. Она показала вперед через смотровое стекло:

– Видите то огороженное стеной строение? Туда мы и направляемся. Раньше здесь находилась электростанция, но потом южнее построили новую, и Фатима сюда переехала. Это место почти точно посередине между Гермополисом и Тюна-эль-Габель, что…

– Извините, если мой рассказ вам показался неинтересным, – сказал Стаффорд.

– Вовсе нет, – запротестовала Гейл. – Вы упомянули, что дети Эхнатона умерли в молодости.

– Да, – смягчился Стаффорд. – Шесть его дочерей точно, а также Сменхкара и знаменитый Тутанхамон, если они являлись его сыновьями, как считают некоторые. Синдром Марфана резко сокращает жизнь. В основном расслоением аорты. Особую опасность представляет период беременности из-за дополнительной нагрузки на сердце. По меньшей мере две дочери Эхнатона умерли во время родов.

– Тогда это не было редкостью, – уточнила Гейл. – Продолжительность жизни женщин составляла меньше тридцати лет, значительно короче, чем мужчин, и связано это было в основном с осложнениями при беременности.

– И Эхнатона часто упрекают, что он тратил время на поклонение Атону, вместо того чтобы не допустить распада империи. Но для синдрома Марфана характерна повышенная утомляемость. Возможно, поэтому он никогда не изображался за каким-нибудь энергичным занятием – максимум в колеснице. Болезнь объясняет и любовь к солнцу – страдающие этим недугом часто мерзнут. И плохо видят. Чтобы что-нибудь разглядеть, им нужно много света.

– Довольно рискованно выстраивать целую гипотезу на одном этом допущении.

– Вы ретрограды! – фыркнул Стаффорд. – Так боитесь оказаться неправыми! Все вас пугает, от всего хотите перестраховаться! Но я не ошибаюсь! Моя теория полностью объясняет поведение Эхнатона. Вы можете назвать хоть одну-другую, не уступающую моей?

– А как насчет теории опиумного притона?

Стаффорд недоуменно взглянул на нее:

– Прошу прощения?

Гейл кивнула.

– Вам известно, что в склепах Каирского музея хранится мумия Аменхотепа III, отца Эхнатона?

– И что?

– Ее исследовали палеопатологи. Зубы оказались в ужаснейшем состоянии. – Она обернулась посмотреть на Лили. – Зерно тогда перемалывалось в муку камнями, и в ней обязательно оставались мельчайшие песчинки. Жевать такую пищу было равнозначно жеванию наждачной бумаги. К определенному возрасту все египтяне имели стертые зубы, но случай Аменхотепа отличался особой тяжестью. Его постоянно мучили абсцессы. У вас когда-нибудь был абсцесс?

Лили сочувственно кивнула, дотронувшись до щеки.

– Один раз, – ответила она.

– Тогда вы представляете, какие его мучили боли. А никаких антибиотиков, разумеется, не существовало. Приходилось дожидаться, пока он сам не пройдет. Не вызывает сомнения, что фараон пытался заглушить боль вином, хотя египтяне в основном предпочитали пиво. Но имелась и другая возможность. Согласно папирусу Эберса [25]25
  Папирус обнаружен в Фивах в 1872 году и представляет собой медицинскую энциклопедию древних египтян.


[Закрыть]лекарям эпохи Восемнадцатой династии был известен опиум. Его привозили с Кипра, растирали в пасту и наносили на больной участок, в случае Аменхотепа – на десны. Разве нельзя допустить, что врачи прописывали опиум и Эхнатону, если он действительно страдал от болезни так, как вы описываете? – Они подъехали к резиденции Фатимы – ворота оказались закрыты, и Гейл коротко посигналила. – Возможно, у него выработалось привыкание. В Амарне опиумом точно пользовались. Мы находили кувшины в форме мака со следами опиатов. Минойцы [26]26
  Цивилизация острова Крит Бронзового века (2600–1450 гг. до н. э.).


[Закрыть]пользовались опиумом для достижения религиозного экстаза и вдохновения в творчестве. Разве нельзя допустить, что Эхнатон и его придворные делали то же самое? Вы не считаете, что во всем амарнском периоде есть нечто галлюциногенное? Искусство, двор, религия, безумная внешняя политика?

– Вы хотите сказать, что Эхнатон был наркоманом? – засмеялась Лили.

– Я говорю, что эта теория объясняет амарнский период ничуть не хуже. Есть и другие. Что же до того, насколько она верна…

– Я никогда об этом не слышал, – сказал Стаффорд. – Об этом кто-нибудь писал?

– Пара статей в журналах, – ответила Гейл, и ворота наконец распахнулись.

– Интересно, – пробормотал Стаффорд, – очень интересно.

II

– Они что-то нашли, – сказал Нокс, отъезжая с участка Техасского общества. – И они от нас это скрывают.

– С чего ты взял? – нахмурился Омар.

– Ты не заметил у них в волосах паутину и пыль? А такое возможно, только если раскопки ведутся под землей.

– Понятно, – уныло согласился Омар. – Но они – археологи! Они бы ни за что не получили концессию, если им нельзя доверять.

Нокс красноречиво хмыкнул.

– Конечно! Потому что в этой стране никто и никогда не берет бакшиш. И ты не обратил внимания, как этот священник смотрел на меня?

– Как будто он тебя откуда-то знал, – кивнул Омар. – Вы раньше не встречались?

– Я такого не помню. Но этот взгляд узнаю. Ты помнишь Ричарда Митчелла, моего старого учителя?

– Отца Гейл? – переспросил Омар. – Конечно! Мы никогда не встречались, но я много о нем слышал.

– Еще бы! – засмеялся Нокс. – Ты слышал, что он был гомосексуалистом?

Омар покраснел.

– Я полагал, это злобные сплетни. Я имею в виду, что у него же родилась дочь, Гейл!

– Одно другого не исключает. А злобные сплетни не обязательно лживы.

– Вот как!

– Дело в том, что, поскольку мы с ним очень тесно работали, многие считали меня его любовником. Я никогда не пытался никого разубедить. Пусть думают что хотят, верно? Тем более что большинство людей в нашем деле это не волнует. Но не всем. И скоро ты начинаешь замечать это в их взглядах.

– Ты думаешь, Петерсон к ним относится?

– Библия достаточно нетерпима к гомосексуализму, – кивнул Нокс. – Люди стараются этого не замечать, но что есть, то есть. И некоторые христиане не упускают возможности ужалить во имя Господа. И пусть бы, но до определенных пределов. Они имеют право на собственное мнение. Но археология научила меня одному – никогда не доверяй раскопки человеку, убежденному в своей правоте до их начала. Им гораздо проще подогнать факты под свои теории, чем наоборот.

– Я первым делом с утра позвоню в Каир. И мы сразу вернемся.

– Но в их распоряжении будет целая ночь.

– И что ты предлагаешь?

– Вернемся. И посмотрим.

– Ты с ума сошел? – возмутился Омар. – Я руковожу ВСДД Александрии! Я не могу украдкой лазить по местам раскопок по ночам. Как я буду выглядеть, если нас поймают?

– Как человек, выполняющий свою работу.

Щеки Омара залились краской, он вздохнул и опустил голову.

– Ненавижу все это. Я для этого не гожусь. С чего вдруг Юсуф Аббас решил назначить меня?

– Может, он просто знал, что от тебя ему не будет никаких проблем? – безжалостно спросил Нокс.

Омар бросил сердитый взгляд.

– Очень хорошо! – сказал он. – Давай это сделаем.

III

Гейл проводила Стаффорда и Лили в их комнаты и отправилась на поиски Фатимы. Как она и предполагала, та работала в кабинете за своим письменным столом, закутавшись в одеяла, бледная и изможденная. Гейл никогда не могла понять, как в этом хрупком и тщедушном теле мог скрываться интеллект такой невероятной силы. Фатима родилась к востоку от этого места, с юных лет увлеклась историей Египта, закончила Лейденский университет в Голландии и осталась читать там лекции, а потом ежегодно приезжала в Египет на раскопки в Беренике. [27]27
  Город, названный в честь Береники II, супруги Птолемея III Эвергета, третьего правителя эллинистического Египта.


[Закрыть]Но потом из-за болезни она была вынуждена переехать сюда, поближе к семье и своим корням.

– Я видела, что вы приехали, – улыбнулась она. – Спасибо.

Гейл положила ей руку на плечо.

– Я была рада помочь.

– И как тебе наш друг мистер Стаффорд?

– У меня не было возможности познакомиться поближе.

Фатима хмыкнула:

– Что? Все так плохо?

– Он не мой тип историка.

– И не мой тоже.

– Тогда зачем приглашать его?

– Потому что нам нужны деньги, моя дорогая, – сказала Фатима. – А для этого первым делом мы должны получить известность. – Она зажмурила глаза и достала темно-красный платок – верный признак наступающего приступа ужасного кашля.

Гейл терпеливо дождалась, пока приступ не прошел.

– Но должны же быть другие способы! – сказала она, наблюдая за платком, исчезающим в складках одежды Фатимы.

– Если бы так! – Как было известно обеим, основная часть ограниченного бюджета ВСДД направлялась в Гизу, Саккару, Луксор и другие знаменитые места. До Среднего Египта добиралось мало туристов, и он не считался привлекательным для капиталовложений, несмотря на свою красоту, дружелюбие жителей и богатую историю.

– Не понимаю, какая может быть польза от Стаффорда, – упрямо стояла на своем Гейл.

– Люди читают его книги, – ответила Фатима.

– Но в них же полная чепуха!

– Я знаю. Но люди все равно их читают. И смотрят его программы. И наверняка кому-то захочется узнать побольше или даже приехать сюда, чтобы разобраться. Нам и нужен-то достаточный поток приезжих, чтобы заработала туристическая инфраструктура.

– Они упомянули о моей поездке с ними завтра в Амарну.

Фатима кивнула.

– Мне очень жаль перекладывать это на тебя, – сказала она. – Но сегодня приезжал доктор. Он не очень доволен моими… перспективами.

– Господи, Фатима… – Гейл покачала головой. – Как же так!

– Мне не нужно сочувствие! – резко оборвала ее та. – Я просто объясняю ситуацию. Он велел мне явиться завтра в больницу сделать анализы. И я не смогу сопровождать Стаффорда, как обещала. Кому-то придется меня заменить. Я уже положила на счет его деньги и не собираюсь их возвращать.

– Но почему я, а не кто-то другой? – спросила Гейл. – Они знают больше меня.

– Нет, не знают. Ты же провела на раскопках с отцом в Амарне два сезона, верно?

– Но с тех пор прошло больше десяти лет, а я тогда была подростком.

– И что? Никто из моих людей не провел там столько времени. И в Сорбонне ты изучала Восемнадцатую династию, не так ли? И разве ты там не была недавно с Ноксом? И мы обе знаем, что западная аудитория лучше реагирует на западное лицо и западный голос.

– Он постарается представить все так, будто я поддерживаю его идеи.

– Но это же неправда!

– Я-то это знаю, но так будет выглядеть! Он возьмет, что ему нужно, и вырежет остальное. И выставит меня на посмешище.

– Пожалуйста. – Фатима дотронулась до ее запястья. – Ты даже не представляешь, как трудно сейчас с деньгами. Когда меня не станет…

Гейл вздрогнула:

– Не говори так!

– Но это – правда, моя дорогая. Я должна обеспечить этому проекту хорошую финансовую поддержку. Это – мое наследство. И это означает придание известности региону. Я прошу тебя о помощи. Если ты чувствуешь, что не сможешь, думаю, анализы подождут.

Гейл моргнула и сжала челюсти.

– Это нечестно, Фатима!

– Да, – согласилась она.

Настенные часы отсчитывали секунды. Наконец Гейл вздохнула, сдаваясь.

– Ладно, ты победила. Что конкретно я должна сделать?

– Просто помоги им. Больше ничего. Помоги им сделать хорошую программу. И я хочу, чтобы ты показала им наш талалат. [28]28
  При строительстве Эхнатоном новой столицы применялась новая технология: вместо огромных каменных блоков мастера использовали талалаты – плитки песчаника примерно 50 на 25 сантиметров, которые можно быстро дробить и передавать из рук в руки.


[Закрыть]

– Нет! – возмутилась Гейл. – Ты не можешь говорить серьезно.

– А ты знаешь лучший способ привлечь публику?

– Сейчас слишком рано. Мы еще сами ни в чем не уверены. И если окажется, что мы ошибаемся…

Фатима кивнула.

– Тогда просто покажи им место. Объясни, как работает твоя компьютерная программа, как ты воссоздаешь картины прошлого после стольких веков. Все остальное предоставь мне. Доктор настаивает, чтобы я ела. Я присоединюсь к вам за ужином. Тогда если кто и станет посмешищем, то это буду точно я.