Текст книги "Первая гуна - Сущность (СИ)"

Автор книги: Уэйк Лита

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 24

«И это, по-вашему, конец?!»

Возмущенный возглас публики.

С недавних пор тишина владела этими землями. Ни одно живое существо не смело потревожить первозданный покой острова. Хранительница лично следила, чтобы ничто и никто не проникнит в тайную обитель Мурии и не выведал ее секреты. Особенно они...

В спешке Хранительница передвигалась сквозь густые заросли папоротника: опаздать пускай и на незапланированное свидание с собратьями было бы не только жестом пренебрежения к остальным Богам, но и утратой драгоценного времени, которое с каждым мгновением становилось все меньше и меньше.

Она вышла на священное для Мурии место, которое они между собой называли К'Сетра: каменные плиты из неизвестного науке Самагры минерала пульсирующим ореолом расходились по разным сторонам света, образуя на земле колоритный диск. В его центре виднелся символ равновесия – восьмиконечная звезда с тонкими лучами разных цветов, а у концов площадки на равном расстоянии друг от друга возвыщались светящиеся монолиты, у которых по давней традиции вещали божественные речи их грозные властители. Хранительница подошла к своему – темно-зеленому камню неправильной формы, у основания которого росли тигровые лилии, – и, затаив дыхание, застыла, выжидая иных Богов.

Первым явился Воитель. Хранительница еще за добрую минуту услышала его приближение: как самого Повелителя Раздоров, разъезжавшего на демонической колеснице, так и всегда следующую за своим господином армию падших, чьи души перешли в его владение после смерти или были отвоеваны в нечестном бою у Безликикого. Бог Войны был одет во внушающий благоговейный ужас черный металлический доспех, к плечам которого крепился развивающийся лиловый плащ. Его бледный конь издавал дикое ржание, выдыхая из ноздрей клубы дыма, готовый ринуться в бой по первому слову Воителя. Миниатюрная механическая птичка – известная в народе как Вестник – задорно кружила над шипастым шлемом хозяина, насвистывая незатейливую мелодию.

– Есть разговор, – произнес Воитель.

– Ну разумеется, – ответила Хранительница, слегка улыбнувшись.

К'Сетра накрыл густой туман, из которого спустя мгновение показалась знакомая мрачная фигура в капюшоне. Бродяга довольно осмотрел собравшуюся публику, мысленно отметив значительно увеличившееся войско Воителя. События в Агартхе для некоторых имели и положительные результаты.

– Здравствуй, дорогая, – привествовал Бог Теней Хранительницу, на что та недовольно фыркнула и скорчила крайне презрительное выражение. – Здравствуй и ты, Убийца Чужих Монахов. Смотрю, в твоем полку прибыло.

– Тебя это не касается, Вор, – холодно отрезал Воитель.

– Зато меня касается, – вступил чей-то хриплый голос.

Безликий медленно приблизился к серому камню: его глаза вминательно осматривали легионы Воителя в поисках слабых душ, которых можно было бы забрать обратно в его Царство. Вместе с Богом Смерти показалась и Стражница – все ее четыре ипостаси неподвижными статуями материализовались напротив лазурного постамента. К их нагим кукольным телам, разделенным словно по разным частям света, были присоедены железные провода, образующие в цетре сиющую колонну.

– Пфф, опять ты о своем, – фыркнул Воитель. – Падальщикам не должно быть дело до трофеев Победителей.

– Как раз наоборот. Мертвые – это моя прероготива, – возразил Безликий.

– Не время для споров, – заговорило одно из тел Стражницы, отвечающее за настоящее.

– Верно, – поддержала Хранительница. – Где остальные? Почему заставляют нас ждать?

– Просто кто-то решил состроить из себя важную птицу, – сказал Бродяга.

Вслед за этими словами, точно подтверждая их истинность, пред собравшимися предстала Целительница. Ее некогда красивые (даже благородные) черты лица сейчас были обезображены собранными ранами и хворями, что Богиня вобрала в себя ради исцеления многих пострадавших в Агартхе, а богатое атласное платье кроваво-красного цвета теперь больше походило на изорванную тряпку, что использовали вместо бинтов, нежели на божественное одеяние.

– Простите, что заставила ждать, – немного театрально извинилась Целительница. – Занималась спасением жизней, в отличие от вас.

– Ох, я умоляю, не смеши народ, – проговорил Бродяга. – Всем нам известно, что ты любишь чувствовать себя нужной, любишь ощущать жажду толпы, которая тянется к тебе, как к живительному источнику. Поэтому и вечно опаздываешь – отличный способ привлечь к себе наше внимание.

– Однако я здесь, и мы можем начинать, – пропустила издевку мимо гниющих ушей Целительница.

– Вынуждена огорчить, но еще один член Мурии не прибыл ко двору, – отметила Хранительница.

– ЧТО?! – разъяренно воскликнула Богиня Созидания.

– А вот и она. Легка на помине, – произнес Безликий, пристально вглядываясь рукой в небо.

Белоснежный дракон с золотыми рогами приземлился у алебастрового камня. В его охристых глазах читались безумие и злоба – Мать с нескрывемой болью переживала утрату своих дорогих детей из Культа, что так бездумно проиграли в битве с Танцором и его приспешниками.

– Это недопустимо! Как смеешь ты задерживать Мурию, когда вокруг творится такое?! – ругалась Целительница. – Мало того, что твои служители почти половину Агартхи окрестили горящими знаменами, так еще и их Госпожа беспредельничает!

Мать не ответила – лишь выдохнула в сторону клявшей ее Богини жаркий огненный сноп, который едва опалил второй растрепанные и некогда густые светлые волосы.

– Мило, – недовольно буркнула Целительница.

– Некогда нам в ваши игрушки играть, пора что-то решать, – заговорил Воитель. – Все мы прекрасно знаем, зачем сегодня собрались на К'Сетре: у нашего пантеона убытки.

– Воистину, – согласилась Мать.

– Тогда, быть может, нам следует, наконец, снять маски и поговорить друг с другом на чистоту? – предложил Бог Войны. – Воины, возвращайтесь в свои казармы.

Армия Воителя без промедления послушалась приказа своего грозного генерала и в миг исчезла в небытие. За сим, сам Властитель Раздоров сошел с колесницы, одновременно снимая с себя шлем – его тело окутал плотный лиловый дым, из которого вскоре показалась рослая крепкая женщина с густой рыжей косой.

– Ну? – нетерпеливо произнесла она, оглядывая остальных Богов.

В начале обратилась Хранительница – в низкорослую одноглазую девушку с мальчишескими чертами лица; за ней Целительница – в хорошо сохранившуюся (но видно, что прожившую достаточно зим) даму среднего возраста в тонких очках и строгом костюме; а после Стражница – в седовласую деву с мученеческим взглядом. Их примеру последовали и Безликий с Матерью: первый принял облик рыхленького паренька с пугливыми повадками, а вторая – высокого, худощавого мужчины с густой черной бородой, за спиной которого парил арсенал всевозможного (начиная от копья, и заканчивая метательными дротиками) огненного оружия. Единственный, кто не пожелал изменяться, был Бродяга.

– Какого хрена?! – негодовал тот, кто некогда был Матерью. – Не видишь, что тут все вернулись в свои шкуры, а ты стоишь здесь такой, излучаешь свое божественное величие. Ну-ка, быстро показался.

– Не хочу, – отказался Бродяга. – Меня вполне устраивает моя нынешняя внешность.

– Она всех устраивает. В том, как раз, и смысл, чтобы от нее отказаться на время беседы, – сказала одноглазая.

– Ой, женщина, отстань, а? Будь так любезна, не лезть в мои дела. Как будто у нас других проблем сейчас нет, – отмахнулся Бродяга.

– Тогда я начну, можно? – проговорил юноша, что некогда был Богом Смерти. – ААА!!! ЧТО ЭТО ТАКОЕ?! ГДЕ ТАНЦОР?! ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ?! МЫ ВСЕ УМРЕМ!!!! ААААА!!!

– Тихо, малявка, оставь панику, – рявкнула рыжеволосая. – Еще хоть писк в таком духе, и кто-то здесь точно пострадает.

– Ууу, – тихо постанывая, всплакнул парень.

– Давайте начнем с главного: как такое вообще могло произойти? – говорил Бродяга. – Всем нам прекрасно известны правила Сауй'ава – преемственность поколений Богов может происходить только в опредленном месте и только спустя определенное время. Этот Танцор, будь он неладен, сколько продержался? Двадцать лет? Он вообще, согласно правилам, не должен был попасть под раздачу. К тому же, не стоит забывать, где должен был бы пройти бой и при каких условиях. И даже если допустить, что отныне вся концепция передачи всесильной сущности Бога в новое тело работает вопреки основным условиям, из-за которых мы с вами стали теми, кого вся Самагра почитает и боится, то назревает логичный вопрос – где новый Танцор. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но одолевший Бога сам становится оным. Мы все с вами, особенно Воитель с Матерью (или мне лучше называть тебя Отцом?), тому бесспорное подтверждение. Значит, Сваран – эта пвсевдо геройская зараза – по всем канонам должен был занять место Танцора. Однако снова незадача: наш обиженный мститель исчез, не обретя новых сил, и ни я, ни мои слуги до сих пор не могут его отыскать. Подытожим, у нас есть один мертвый Бог и ни одного адекватного объяснения, как такое могло произойти. Я ничего не упустил? – закончил Бродяга.

– Вообще-то, – неуверенно обратил на себя внимание толстенький паренек, – это не совсем верно: место Танцора все еще горит.

И действительно, большой янтарный камень, что распологался между лиловым булыжником Воителя и чернейшей глыбой оникса Бродяги, ярко светился на К'Сетре вопреки всем нападкам, что летели в адрес его законного обладателя.

– Ну, это уже наглость, – яростно заключила женщина средних лет. – Хочешь сказать, мой маленький карапуз, что в твоем мире душа Танцора не появлялась? Ты хорошо проверил, м-м-м?

– Д-да, да, не появлялся он, – заикаясь, ответил юноша. – Как и еще одна душа: нигде не могу отыскать Калия Байнал.

– Он вообще в твое Царство никогда и не должен был попадать, – сурово молвила рыжеволосая.

– Это, конечно, спорный вопрос, но и в вашем войске я его тоже не видел. Получается, у нас две пропажи.

– Да пес с ним, с Калием! – воскликнул темнобородый. – Меня интересует не его судьба, а наша. В частности, моя. Мало того, что из-за Танцора половина моего Культа в Агартхе уверена в том, что я, видите ли, ошибся в своих суждениях по поводу этих никчемных шакалов-иллюзионистов, так теперь же благодаря его безвременной кончине, вся Самагра может узнать нашу тайну. А что будет после, мне и вообразить страшно.

– Остынь, невротик. Никто ничего про Сауй'ава не знает. Иначе мы бы здесь уже не стояли, – успокоила его одноглазая.

– Эмм... И снова ошибочка, – тихо произнес паренек и подбежал к человеческой форме Стражницы, прячась за ее хрупкими плечами.

– Тааак, – протянула рыжеволосая. – Что ты опять натворил, малявка?

– Это не я, честное слово, не я! – заголосил Безликий. – Просто мне вот только что вспомнилось, что несколько годков так назад, ко мне обращался смертный, который поминал в разговоре Сауй'ава. Я поначалу испугался, что он осознает ее суть и может доставить нам кучу неприятностей, но после непродолжительной абстрактной беседы, я понял, что он даже не догадывается о нашем секрете.

– Значит, ему кто-то рассказал и подослал к тебе, чтобы продеменстрировать свое преимущество над нами, – быстро заключил Бродяга. – А это в сто крат хуже.

– КТО ЭТО БЫЛ?! Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, КТО БЫЛ ТОТ ГАД, ЧТО ПРИШЕЛ К ТЕБЕ?! – заревел бородатый.

Мужчина хотел было подбежать к напуганному юноше и, если то потребовалось бы, насильно выстрясти из него необходимую информацию, однако Стражница встала у него на пути. Девушка изящно подняла руку, будто бы отдавая молчаливый приказ остановиться и не трогать бедного мальчика.

– Не надо защищать его! Он сам виноват: должен был раньше оповестить нас об оном инциденте, однако этого не сделал. Почему ты молчал, прелесть моя юнотелая? – заговорила женщина в очках.

– Говорю же, этот парень ничего не знает о Сауй'ава! Я лично проверил, – ответил Безликий.

– Ага, значит наш первый подозреваемый – мужчина. Круг поисков уменьшился вдвое, – произнесла одноглазая. – Надо будет этим заняться.

– Ты просто читаешь мысли, ненаглядная моя! – улыбнулся Бродяга.

– А заодно найдите способ, как возродить Танцора, – вспомнила рыжеволосая.

– Как насчет того, чтобы повернуть время вспять? – предложил темнобородый. – Уж если не спасти эту падлу, то, по крайней мере, отследить, как все произошло и почему.

Пятеро Богов одновременно повернулись в сторону Стражницы, печально склонившую голову и всем видом дававшую понять, что ни в ее силах помочь товарищам с их насущей проблемой.

– Что это значит?! Мы же все в одной лодке, почему ты отказываешься, бездушная? – воскликнула Целительница.

– Я думаю, она хочет сказать, – заговорил из-за своего укрытия паренек, – что нельзя по каждой малой прихоти нарушать ход времени. Все может стать намного хуже.

– Куда уж хуже!!! – негодовал темнобородый. – Мало того, что Мурия разрознена; Агартха почти уничтожена; сущность Танцора исчезла в небытие; на горизонте маячит фигура неизвестного некто, угрожающего мировому порядку – а наша единственная возможность спасения обрубается под корень твердолобой костлявой девчонкой. Замечательный расклад. Все в выигрыше.

К'Сетра погрузилась в омут молчания.

– Что насчет Д'аку? – вдруг заговорил Бродяга. – Хоть они и помогли в защите Агартхи, однако их поведение не может не вызывать подозрений: точно они знали, что должно было произойти, а потому и решили воспользоваться положением, дабы укрепить свой статус в сердцах народа, выступив как вездесущие герои.

– Согласна. Особенно их лидер настораживает – уж больно много знает, – вторила рыжеволосая.

– И Пришелец. Вы видели, на что он способен? А его бешенные глаза, в которых живут кровавые пытки? Страшный тип, – поддержал темнобородый.

– А еще среди них – Серый, – упоминула одноглазая.

– Ну Сил тут ни при чем, – вступился за свое творение Бродяга.

– Как знать, – произнесла одноглазая.

– Вы что, вы что, друзья! Думаете, это Гилада виновата?! – подал голос толстенький паренек. – Они же самые честные и бескорыстные люди на Самагре. Да, признаю, Боунз – тот еще экземпляр: сам предложил цену, которая даже мне бы в голову не пришла. Да, некоторые их поступки...пугают. Но это не значит, что Д'аку имеют отношение к смерти Танцора.

– Да? И что же ты тогда предлагаешь, сладкий? – спросила женщина в очках. – Что нам делать?

– Выждать...

И снова тишина воцарилась на К'Сетре.

– Я ждать не буду, – сказала рыжеволосая, обратившись в Воителя, и покинула остров на своей демонической колеснице.

Ее примеру последовали еще четверо недовольных Богов, оставляя напуганного Безликого и не сказавшую ни слова Стражницу в одиночестве. Было ясно, что в Мурии произошел раскол, починить который будет неподвластно даже появившемуся бы из ниоткуда новому Властелину Иллюзии. Близилось что-то зловещее.

Хроники Гилады

Сил

«Что я такое?»

Сил

Естественный закон хищников – «Слабые идут на корм сильным». Животное не будет испытывать угрызения совести, растерзав на глазах новорожденных оленят их мать; могильный черв не станет плакать над трупом неизвестного ребенка, что кормит его плоть. Такова жизнь. Единственный способ что-то изменить – стать сильнее. Отрастить рога, научиться быстро бегать, собрать вокруг себя могучих союзников.

Так в течение многих веков считал Бродяга, а потому и его Культ. На протяжении почти четырех сотен лет Бог Воров безуспешно пытался создать безупречное оружие, которое бы помогло завоевать ему главественное положение в Мурии. Его последней надеждой оставался отчаянный эксперимент по выращиванию в искусственной среде человека особого вида. Того, кто не подвергался бы влиянию небесных светил. Того, кто в силу своего рождения уже считался бы уникальным и ввергающим в религиозный страх.

Вначале нас было трое.

Мы родились в самом обычном месте в самое необычное время. Наши матери находились в одном из Бастионов Целительницы, что был предназначен как раз для такого рода случаев, и готовились родить нас с минуты на минуту. Ни они, ни обхаживающие их врачи не могли знать, что в этот самый момент в каждом темном углу родильных комнат находились наши похители из Культа Бродяги. Им было приказано забрать нас в Дом, и сделать это таким образом, чтобы ни одна капля света не успела упасть на наши младенческие тела.

Сложись все иначе, наши сущности впитали бы в себя теплоту лунного света, сохранив тем самым жизни невинным людям, что имели неосторожность видеть нас в ту ночь. Однако, все произошло так, как и должно было произойти, с учетом одной глобальной неожиданности, которая координально изменила нас.

В ночь нашего рождения проклятие накрыло Агартху: невиданная сила украла с ночного неба все звезды и луну. Именно в эти минуты мы и покинули материнские чрева. Наши похитители (нужно отдать им должное, что не растерялись в столь нестандартной ситуации) немедля приступили к выполнению миссии: хладнокровно, в кромешней темноте, они избавились как от докторов, принимавших роды, так и от обеспокоенных рожениц. Закутав нас, плачущих и рвушихся к любому источнику света, в плотные одеяла, они, верные долгу, помчались сквозь тьму к Дому, где их уже поджидал Настоятель Бараво. Там он поместил нас в специальное подземелье, заблаговременно выстроенное для нужд таких своеобразных субъектов.

Мне неизвестны имена той троицы, что участвовала в операции нашего похищения: полагаю, Настоятель Бараво позаботился, чтобы о нас – его новых подопытных – никто не знал. Даже те, кто всего лишь выполнял его приказы.

Один из нас умер на рассвете. Его слабое новорожденное тело не выдержало такого жалкого существования вне верхнего мира и тихо, без слез и криков, перестало шевелиться.

Нас стало двое.

У нас не было имен. Когда Бараво хотел подозвать одного из нас, мы всегда чувствовали, к кому из нас он намеревался обратиться, и тот без промедлений отзывался и подходил к учителю.

Первые несколько лет нам было тяжко. Как будто бы сама Самагра отвергала нашу противоестественную природу, всячески мешая организму приспособиться к окружающей среде. Всегда не хватало воздуха. Всегда хотелось есть. Всегда казалось, что от любого нового шага можешь лишиться конечности. Всегда преследовала боль.

Нас хранила только поддержка Бараво и его живительная способность На Ал'ада: он буквально каждый день вдыхал в нас собственную энергию, которую незадолго до этого тайно заимствовал у служителей Культа Воителя. И мы были ему благодарны. Мы даже не догадывались, с каким трудом давалось Настоятелю наше каждодневное кормление. Ведь мы росли быстро и с каждым восходом солнца и луны, нам требовалось все больше и больше энергии. В какой-то момент Бараво уже был вынужден питать нас личными запасами, что пагубно сказывалось как и на нем, исхудавшем и покрывшимся морщинами, так и на нас, опечаленых нездоровым видом нашего единственного посетителя.

Однажды на третьем году жизни все изменилось... для меня. Мой маленький мирок обрел Кайа.

Бараво никогда не говорил, почему именно мне выпала честь опробовать на себе свойства костюма. Могу предположить, что он сам и не догадывался о его чудесных свойствах, а потому, выбирая из нас двоих: мной – слабой девчонкой, и им вторым – чуть менее слабым мальчишкой, он предпочел пожертвовать худшим из нас. Потому как больше Настоятель меня никогда не баловал своей целительной благодатью.

Помню, как в моих руках оказалось два окуляра, что пульсировали теплым, совсем не режущим глаз светом. Помню, как Бараво приказал мне надеть их и никогда больше не снимать под страхом самой жуткой и мучительной смерти, что только способен был вообразить мой детский мозг. Помню, как с содраганием я поднесла Кайа к глазам, и как в тот же миг он полностью поглотил меня, сливаясь с моим телом и подстраиваясь под его особенности.

С того дня все стало иначе.

Отныне нас перестали считать за беспомощных детей. Бараво лично взялся за наше обучение, бесконечно заставляя выполнять невозможные (для кого-то с нашим уровнем развития) задания, которые проверяли нашу ловкость, смекалку и умение найти выход в, казалось, безвыходных ситуациях. Нас учили драться так, словно завтра мы должны были сразиться за судьбу всего человечества; нас учили думать так, будто мы помазаны на командование легионами; нас учили жить так, точно мы были окружены беспощадным злом, что жаждало забрать наше последнее дыхание.

Мы все схватывали на лету.

Возможно, это мои домыслы, но мне казалось, что наш учитель меня недолюбливал. Не скажу, что он ко мне придирался, каждый раз заставляя переделывать и без того идеально выполненную работу, или ругаясь, что я недостаточно быстро завершаю тренировку, которую и опытный мастер окончивает, потратив в два раза больше времени. Я уверена, у Бараво были на то свои причины: в конце-концов, перед ним стояла задача вырастить из нас идеальных Солдат, что однажды возглавили бы тайную армию Бродяги.

Мы очень быстро выросли. К семи годам наши организмы уже полностью подстроились под общую атмосферу Самагры. На нас не влияли ни заходы Солнца, ни полная Луна, окруженная верной звездной прислугой. Мы могли несколько суток обходиться без пищи, воды и сна, нам была не ведома усталость.

Но и у таких, как мы, имелись свои слабости – один из нас безумно хотел на волю. И это его погубило.

Я помню, как ничего неподозревающий Настоятель Бараво зашел к нам для очередной тренировки; помню, как мой брат накинулся на него и повалил на землю; помню яростный бой, который происходил между ними и который наш учитель глупо проигрывал... Но я не помню, как выхватила меч и вступила в сражение. Когда я пришла в себя, Бараво кричал в никуда какие-то жуткие ругательства, в истерике кружа у разрубренного пополам трупа.

Тогда он сказал мне, что я, даже в такой тяжелой ситуации, смогла доказать свою преданность, а потому с сего дня мне будет разрешено выйти наружу, где моим обучением уже займутся мастера Культа. Также Бараво предостерег меня ни в коем случае не снимать даже часть Кайа и никому не говорить, кто я и откуда появилась. Он дал мне ничем не примечательного имя Сил и велел, ради моей же безопасности, носить маску мужчины, ибо в Доме не очень жаловали женщин и их слабости.

Новая жизнь "на свободе" не слишком-то отличалась от старой (знал бы брат, к чему так рвался, быть может, предпочел бы остаться навсегда в подвале). Я все еще училась основам Культа Бродяги, хоть и в другом месте и у других учителей – в Анвесана (секретной организации, что занималась набором и взращиванием будущих лучших лазутчиков на всей Самагре). Все еще прятала свою сущность, но теперь не только от губительных небесных светил, но и от любопытных сокурсников, которые то и дело норовились стянуть с меня костюм (за что каждый раз получали неслабую взбучку). Вскоре до них дошло, что в одиночку им со мной не справится, а потому, обманом, они решили избавиться от меня, выведев на тогда еще незнакомые улицы Агартхи и бросив в надежде, что такого подозрительного парня в косюме наверняка заприметит кто-нибудь из Карии, и вот тогда мне точно будет несдобровать. Меня спас единственный муж в Анвесана, который относился ко мне как к человеку. Инува уже на тот момент заключил сделку с Бродягой и мог смело претендовать на место лучшего выпускника школы, что только у них воспитывался (меня же они таковым не считали – скорее, за разумную куклу, нежели за человека). Он никогда не участвовал в тех глупых ребячестких наездах, никогда не пытался унизить или как-то оскорбить меня – скорее наоборот, тихо, из тени, он всегда готов был оказать поддержку и предложить руку помощи в любой момент.

Мы сдружились. Для меня в то время не существовало ничего, кроме учебы, которая медленно и постепенно переросла в работу. Я даже не заметила, как мне стали поручать ответственные миссии (которые страшились выполнять даже высшие лица Анвесана) по поимке сбежавших диверсантов или поиску утраченных реликвий, которые стоили дороже всех богатств Агартхи. Инува говорил, что это происходило, потому что я была любимчиком Настоятеля Бараво, да и наших строгих учителей – пускай даже сами они этого никогда не признали бы.

На тринадцатом году жизни я совершила свою первую На Ал'ада.

"Как тебе Кайа? Нравится? Не жмет?" – спросил у меня Бродяга при нашей первой встрече.

"Живу благодаря нему" – ответила я.

"Да, если повредится – будет печально. Второго такого нет, и уже точно не будет" – сказал он.

На тех словах Бродяга предложил мне сделку, и я согласилась. Бог Воров всегда славился, своими практичными ценами в ритуале (взять хотя бы Бараво и его чудовищную аллергию на золото и серебро, что можно было правильно использовать как радар на драгоценный металл). В моем случае платой стала длина волос, которые отныне едва доходили до ушей (под маской это весьма заметно ощущалось). Удобно. Взамен я получила способность переносить получаемый урон на ближайшее живое существо. Вдвойне удобно, а главное – это правило распростронялось и на Кайа.

Но, должна признаться, мне никогда не нравился мой дар: я не то чтобы жалела Инуву (он сам предложил свою кандидатуру "жертвы"), которому частенько доставалось, когда я по-неопытности натыкалась на ловушки, что были повсюду расставлены на тайных тропах к Дому, или же ошарашенных противников, когда им внезапно со спины возвращался их же удар. Дело было во мне – я всегда считала, что за свои ошибки должно отвечать самой, а не перекидывать ответственность на первого попавшегося прохожего. Каждый синяк или перелом отраженный от меня все равно оставался со мной, но уже не с проходящей физичекой болью, а с моральным укором, от которого было не так-то просто избавиться.

Возможно, поэтому я не долго сомневалась, когда предо мной явился Танцор и унес в свою обитель с заманчивым предложением смены моей постылой силы. Конечно, частично виновными в "измене" Культу были и мои братья по ружию. С каждым новым успешно завершенным заданием они проникались ко мне еще большей ненавистью и завистью, прекрасно осозновая, что им никогда не достигнуть тех же высот, что так легко покорились мне.

"И что он в тебе нашел?" – начал загадочно Танцор.

"Кто?" – спросила я.

"Тайный поклонник" – ответил Бог, тихо посмеиваясь.

Тогда Танцор красочно описал, какие выгоды мне сулит новый союз, сколько всего полезного я смогу принести к ногам своего учителя, и как наконец-то избавлюсь от бремени "вредителя", что взвалил на мои плечи Бродяга.

"Никто не догадается, что ты стал Д'аку", – убеждал меня Танцор. – "У тебя ведь вон какой славный костюм – ври всем, что это его новые свойства".

То была крайне выгодая На Ал'ада. Пускай меня и лишили возможности видеть лица (что весьма затрудняло как миссии по обнаружению пропавшей жертвы, так и обычное человеческое общение), зато взамен я приобрела полезное умение обмена способностей.

Вернувшись из измерения Иллюзий на Самагру, я немедля отправилась на поиски могучих соперников, чьи силы могли бы пригодиться Культу Бродяги. Мне вспомнилась загадачная история о великом умельце, что был одним из главных мастеров Анвенсана. Обретя благословение невидимости Бога Воров, он возомнил себя лучшим и ушел прочь, похитив все богатства, что были добыты его товарищами. За последние двадцать лет ни один подвижник Бродяги не смог одолеть невидимого отступника и вернуть утраченные сокровища обратно в Дом. Вполне подходящая цель.

Выследить его оказалось плевой задачей – ведь он даже не прятался (должно быть, все крылось в чувстве превосходства, добытым многочисленными победами над соратниками из Культа), а даже наоброт – с бросающейся в глаза помпезностью и лоском встречал он каждого, кто проходил мимо его выстроенного из драгоценных каменьев дворца. Разобраться с зазнавшимся воришкой – уже работа посложнее, хотя все еще не представляющаяся из себя ничего такого, с чем мне было бы не справиться. Тысячи издевок выкрикивал он в мою сторону, тысячами ругательств покрывал он Анвенсана и Настоятеля Бараво. Казалось, не было конца и края его самоуверенности...Что, в конечном счете, и погубило его.

Удивительно, но Кайа не поддавалась влиянию завоеванного дара, как будто бы всем своим естеством отказываясь исчезать из этого мира. Тогда, в первый раз за всю жизнь, я осмелилась ослушаться наставления учителя и сняла часть костюма. Моя рука была невидима, а это означало, что губительные лучи Солнца не могли навредить ей. Что открывало для меня призрачную надежду начать новую жизнь, лишенную страха света и разоблачения моей "проклятой" сущности пред обществом.

В какой-то мере, так и произошло. Настоятель Бараво сразу заподозрил что-то неладное во мне. Ему даже не пришлось тратить время на выяснение правды – я честно призналась, что стала Д'аку, однако, как и прежде, верна Дому и его догматам. Но учитель не оценил перспективы кражи сил у сопернеческих Культов (ярость от моего так называемого "предательства" затуманила его взор) – в бешенстве он выставил меня прочь, сказав на прощание, что я "самое большое разочарование в его жизни".

Я знаю, что тогда он крикнул это сгоряча, не подумав, и много позже он неоднократно пожалел, что прогнал своего дорогого ребенка, который однажды добыл бы ему место Главы Зё.

Но прошлого не изменить. Как и все Д"аку, я ушла в Гиладу. И там встретила его.

Множество слухов о мистическом лидере, чья мудрость была сравнима со всезнанием Богов, а бесчисленные таланты не знали равных в мастерстве среди смертных Самагры, доходило до меня в те годы. Однако до нашей первой встречи я не особо обращала на них внимание – народ, как известно, частно преувеличивает того, чего не знает или не понимает, и его коллективный ум подвержен самым бредовым и невероятным суевериям. Но в случае с Кадд'аром все оказалось чистой правдой.

Он знал, что я должна была появиться. Он знал, что я покинула Дом и Анвенсана из-за размолвок с Бараво. Он знал мое имя. Он знал меня.

Мне сложно объяснить, что со мной произошло в тот момент, когда я впервые с ним заговорила. Хоть я не видела его лица, мое воображение само (и я уверена, что снемись бы с меня каким-то чудом вторая цена за На Ал'ада, то я несомненно оказалась бы права) дорисовало его светлый облик, омрачненный скрытой печалью, которую он, должно быть, стыдился показать хоть кому-то. С той самой секунды он стал для меня лучшим другом, что понимал меня без всяких слов, справедливым наставником, всегда готовым поделиться опытом, стал моим дыханием и смыслом жизни...он стал для меня всем.

Как-то раз Кадд'ар обратился ко мне с просьбой.

"Нужно кое-кого спасти" – сказал он.

"Кого?" – спросила я.

"Наше будущее" – ответил он, грустно улыбнувшись.

Не скрою, на это задание я отправлялась с тяжелым сердцем и дрожащими руками. Одно дело, когда тебе говорят похитить охраняемую страшными монстрами чью-то дочь, за которую богатенькие родители должны дать щедрый выкуп, и совершенно иное – отыскать и доставить в Гиладу существо, обитающее на другой планете. По Агартхе, конечно, ходили легенды, будто бы Культ Стражницы втайне занимался изучением инопланетных форм жизни и владел знанием, как попадать в иные миры, но мне они ничем бы не помогли, а даже наоборот: посеяли бы в душе сметяние и панику. Мне на помощь пришел Мгогоро – хороший человек с доброй душой и чистым разумом. Объяснив, что Кайа защитит меня от трудностей перемещения, он предложил действенный спор, дабы придать мне уверенность в успехе и обезопасить будущего гостя Гилады от возможных проблем в космическом путешествии.