Текст книги "Экранные поцелуи"
Автор книги: Труди Пактер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
«Голливудский вестник» доставили на Бали с утренним рейсом. До актеров экземпляры газеты дошли около полудня. Рэчел прочла заметку за ленчем. И, несмотря на это, она докончила ленч и даже вернулась к работе. Неподвижно сидела перед гримером, пока тот превращал ее в Мэйбл, потом оделась и пошла на съемочную площадку.
Рик смотрел на нее в растерянности.
– Не стоило вам приходить. После этой новости я решил не снимать сегодня ваши сцены. Зачем зря тратить время.
Рэчел вернулась в трейлер, сняла грим, переоделась в шорты, пошла в отель. Может быть, искупаться? Теперь-то у нее есть на это время. Тут она вспомнила, как в первый раз плавала в бассейне отеля сразу после прибытия на Бали. В тот день она и познакомилась с Бобом.
Слезы полились ручьем. Она проплакала несколько часов, рыдала в голос, даже не стараясь сдерживаться. Здесь, в номере, стесняться было некого. Никто ее не слышал, никто не мог разделить ее горе.
Потом позвонила Клаудиа и пригласила на обед. Рэчел отказалась:
– Поминки мне не нужны.
– А кто говорит о поминках? Я просто хочу помочь тебе собраться с силами. Для этого ведь и существуют друзья.
В конце концов, Рэчел согласилась. Как знать, может быть, Клаудиа сумеет подсказать, где она, Рэчел, совершила ошибку.
Они обедали вдвоем в номере Клаудии. Рэчел ожидала, что все будет очень скромно: обед будет накрыт на кофейном столике, из тех продуктов, какие они обычно брали с собой в дорогу. Однако Клаудиа решила иначе. В этот вечер обслуживающий персонал отеля превзошел себя. В роскошном номере Клаудии имелась просторная столовая. Там Рэчел увидела накрытый стол, длинный, под белоснежной скатертью, со свечами, серебряными приборами и хрусталем.
– Ожидаются члены королевской фамилии? – спросила Рэчел.
Клаудиа рассмеялась:
– А какой смысл в этой столовой, если ею не пользоваться?
Рэчел нахмурилась:
– Знаешь, для меня не стоит устраивать эту показуху. Я сегодня совсем не в том настроении. И праздновать мне нечего.
– Это ты так думаешь.
Рэчел села. Налила себе вина.
– Извини, но я тебя не понимаю. Насколько я помню, меня сегодня вышвырнули вон. Ты считаешь, это повод для праздника? – Она взглянула на платье Клаудии, с огромными накладными плечами, наверняка от Брюса Олдфилда. – Что у тебя на уме?
– Ну, наконец-то. Да, у меня есть кое-что на уме. У меня для тебя потрясающая новость. И я собираюсь сообщить ее в соответствующей обстановке.
Она взяла со стола серебряный колокольчик и позвонила. Через несколько секунд появились четыре официанта с серебряными подносами в руках. На одном – чаши с душистой водой и полотенца, от которых поднимался пар. На двух других – всевозможные экзотические блюда с приправами карри. На четвертом – бутылка шампанского «Болинже» и два высоких бокала.
Рэчел обернулась к подруге:
– Может быть, все-таки скажешь, в чем дело?
Клаудиа улыбалась:
– Мы празднуем начало твоей карьеры на Бродвее.
Рэчел взяла одно из горячих влажных полотенец.
– Расскажи мне все, с самого начала, и ничего не упуская.
Клаудиа не спеша положила себе на тарелку понемножку из каждого блюда с карри, потом горку риса. Рэчел наблюдала за ней, с трудом скрывая нетерпение. Она знала, что Клаудиа, как обычно, оставит почти все на тарелке. Кинозвезда постоянно помнила о своей фигуре и лишь изображала процесс еды для окружающих. На самом деле она ела только творог и грейпфруты. Рэчел не чувствовала голода и тем не менее принялась за еду. Возможно, это ее последний шикарный обед за счет студии «Магнум», так что надо воспользоваться случаем.
Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Клаудиа наконец заговорила. Оказывается, несколько дней назад ей позвонил знакомый продюсер, Лен Голдман. Он собирается ставить новый спектакль на Бродвее и предложил Клаудии одну из главных ролей. Но театр, как сказала Клаудиа, всегда будет напоминать ей о тех временах, когда она играла в водевилях без всякой надежды на успех. Нет, ее мир – это Голливуд. Так она и сказала своему приятелю. Потом она услышала новость о том, что Рэчел уволили, и тут же перезвонила продюсеру. Попросила прослушать ее подругу Рэчел Келлер.
Рассказ Клаудии звучал вполне правдоподобно, хотя на самом деле она и не была знакома с продюсером Леном Голдманом – приятелем Жизель. Конечно, Клаудиа не могла сказать об этом Рэчел. Ведь та уже знала, что ее роль в картине отдают Жизель, а услышав, что и роль на Бродвее может получить через Жизель, наверняка бы заподозрила какой-нибудь заговор. Нет, Клаудиа не могла этого допустить. Ну а к тому времени, когда все откроется, Рэчел уже уйдет из ее жизни. Тогда все это не будет иметь никакого значения.
Рэчел восприняла новость с восторгом.
– Вот уж не думала, что ты такой… настоящий друг. Вообще-то считается, что актеры должны помогать друг другу, но на самом деле мы никогда этого не делаем. Уж слишком сильна конкуренция в нашей профессии. Как мне тебя благодарить?
– Собирай чемоданы – и в Нью-Йорк. Лен хочет видеть тебя завтра, в крайнем случае, послезавтра. Так что на твоем месте я бы не задерживалась.
– Уже в пути. – Рэчел подняла бокал с шампанским. – Как я понимаю, мне нет необходимости спрашивать у кого-либо разрешения. В любом случае, я с удовольствием исчезну прежде, чем мне официально объявят об увольнении.
Клаудиа встревожилась:
– Ты разве не предупредишь Рика?
– Предупрежу, если успею. Если нет, ты ему скажешь. Для меня, чем меньше контактов со студией «Магнум», тем лучше.
Клаудиа еще больше забеспокоилась:
– Ну что ты, Рэчел, нельзя же просто так исчезнуть, не объяснив причины.
– Почему же? – с горечью произнесла Рэчел. – Другие позволяют себе что угодно, не объясняя причины. Боб, например, уволил меня без всякого объяснения.
Наступило молчание.
– По-моему, ты к нему несправедлива, – заметила Клаудиа. – У него могли быть самые различные причины, даже политические.
Рэчел нахмурилась:
– Но почему он ничего мне не сказал? Почему я должна была узнать об этом из газеты?
– Возможно, у него были связаны руки.
Рэчел пристально взглянула на подругу:
– Послушай, ты-то на чьей стороне? Я знаю, ты работаешь на Делани, но это совсем не значит, что ты должна защищать этого подонка.
Клаудиа налила себе еще шампанского. «Как же это все получилось?» – спрашивала она себя. И как все было бы хорошо, если бы она тогда не поддалась на уговоры Жизель. Они бы сейчас благополучно продолжали съемки и ждали возвращения домой. А теперь она оказалась в центре самой настоящей драмы. Если Рэчел исчезнет, не сказав никому ни слова и не оставив адреса, Делани, возможно, отнесет это за счет ее темперамента и через некоторое время забудет. А если нет? Клаудиа вспомнила, как он смотрел на Рэчел. Что, если он начнет задавать вопросы или, чего доброго, разыщет Рэчел? Тогда обязательно откроется, что это она, Клаудиа, способствовала ее отъезду в Нью-Йорк. С помощью Жизель.
Она медленно покачала головой. Еще шесть недель на Бали. Целых шесть недель.
Рэчел заметила тревогу на лице подруги.
– В чем дело? Не так уж все плохо, правда?
Клаудиа сделала большой глоток шампанского.
Боб Делани приземлился в лондонском аэропорту в восемь утра по местному времени. В самолете он почти не спал, и теперь его шатало. «Ничего, – думал он, – душ и хороший английский завтрак, какой можно получить только в «Савойе», – и все придет в норму. Да, и еще, конечно, побриться». После этого он будет готов к встрече с Десмондом Френчем. При мысли об английской копченой рыбе и оксфордском мармеладе он незаметно для себя ускорил шаг. Через пятнадцать минут он получил багаж, прошел таможню и сидел в такси, направлявшемся к «Савойю».
Отель на Стрэнде считался одним из лучших в Лондоне. Приезжие с деньгами обычно останавливались на Парк-лейн – в «Хилтоне», «Дорчестере» или «Гросвенор-хаусе». Приезжие с деньгами и со вкусом – только в «Савойе». Здесь останавливались короли, государственные деятели, прожигатели жизни и кинозвезды. У всех был свой любимый номер с видом на реку.
В это утро Боб Делани решил воспользоваться всеми услугами, какие предоставлял отель. Он заказал полный завтрак, утренние газеты, стенографистку и парикмахера. К десяти часам он чувствовал себя готовым к разговору с Десмондом Френчем.
Офис Френча находился в переулке Святого Мартина, в десяти минутах ходьбы от «Савойя». Делани прошел это расстояние за пять минут. И сразу же пожалел о том, что не сэкономил силы, – в здании не было лифта. Одолев пешком четыре этажа, он наконец почувствовал, что сказывается влияние длительного перелета через разные часовые пояса. Войдя в офис, он повалился на кожаное кресло и хриплым голосом назвал секретарше свое имя. Через несколько секунд всемирно известный агент шоу-бизнеса стоял перед ним.
Внешность Десмонда Френча буквально ошеломила Боба Делани. Он знал об эксцентричности агента, но сегодняшний его костюм превзошел все ожидания. Вернее, не столько сам костюм, сколько ткань, из которой он был сшит. Каким-то образом Десмонду Френчу удалось уговорить своего портного сшить ему строгий элегантный костюм-тройку из бледно-голубой джинсовой ткани. В другое время он бы обязательно сказал Френчу что-нибудь по поводу его костюма, но сегодня мысли его были заняты более важными вещами. Он прошел за агентом в его офис.
Как оказалось, Десмонд Френч времени зря не терял. На его столе лежали копии контрактов Рэчел Келлер и Дэвида Прайса со студией «Магнум».
Как только Боб увидел бумаги Дэвида Прайса, губы его растянулись в широкую ухмылку.
– Как я вижу, великие умы мыслят в одном направлении.
Френч пожал плечами:
– Договор с Прайсом – это наша единственная возможность для маневра.
Делани обернулся к нему:
– Хотелось бы послушать ваши соображения по поводу этой ситуации.
Агент уселся за стол.
– Наверняка вам уже известно, что наш австралийский друг не очень доволен своим пребыванием на Бали.
– Да? А в чем дело? Может быть, еда ему не подходит?
– И не только еда. Насекомые кусают его в такие места, которые я даже описать не берусь, он с трудом переносит тамошний климат, и жена его на грани срыва.
Боб Делани снова ухмыльнулся:
– Вот бедняга. Так страдать за миллион баксов с каждого фильма.
Френч положил ноги на край стола.
– К этому я и подхожу. Я уже много лет знаю Дэвида. Жуткий эгоист. Если сказать ему, что он может бросить все это, покончить с Бали, с насекомыми, расстройствами желудка, ну и так далее, при том, что ему все равно заплатят… Могу гарантировать, он ухватится за такую возможность.
– У него на самом деле есть такая возможность?
– Есть. Я знал, что этот малый – в какой-то степени ипохондрик, и поэтому включил в его контракт специальный пункт на случай болезни. – Френч вынул несколько скрепленных листков из кипы бумаг на столе, показал Бобу. – Вот, посмотрите, страница четвертая, параграф седьмой. Здесь все написано. Если помните, я настоял на выполнении этого пункта, когда у Дэвида начались нелады со здоровьем. Если бы не я, вряд ли ему прислали бы врача из самого Лос-Анджелеса.
Делани перечитал соответствующий пункт седьмого параграфа и согласно кивнул:
– То есть, если бы Дэвид захотел, он мог бы уехать со съемок хоть завтра.
Десмонд улыбался:
– Да. Но у этого парня старомодные понятия. Он считает, что должен закончить начатое дело. Если, конечно, ему кто-нибудь не подскажет, что это вовсе не обязательно.
Боб рассмеялся:
– И кто же ему подскажет: вы или я?
– Надеюсь, ни мне, ни вам этого делать не придется. Если вы правильно поведете дело с Кейзером.
Делани сел перед большим столом из красного дерева.
– Похоже, у вас уже готов сценарий. Итак, что я должен сказать Дэну?
– По-моему, все очень просто. Если уйдет Рэчел, Дэвид Прайс тоже уйдет. У обоих звезд один и тот же агент – Десмонд Френч. И можете сообщить ему, что дядюшка Десмонд крайне недоволен нынешним положением вещей. Если этот подонок станет возражать, покажите ему седьмой параграф контракта, на четвертой странице. Я думаю, он сообразит, что к чему.
«Самолетной болезни» как не бывало. Делани больше не чувствовал ни усталости, ни головокружения.
– А вы ловкач! У меня такое чувство, что это обязательно сработает… Дэн, конечно, обвинит меня в шантаже.
– Конечно, – улыбнулся агент. – А как же еще делаются дела на Западном побережье?
В тот же день Делани улетел обратно в Лос-Анджелес. У него были дела поважнее, чем осмотр достопримечательностей, а в Лондоне больше ничто не удерживало.
Прежде чем покинуть отель, он позвонил в свой офис. Попросил Джуди прислать за ним машину в аэропорт и договориться о встрече с Дэном Кейзером. Чем скорее он поговорит с Кейзером, тем лучше.
Делани был почти уверен, что разговор с Кейзером пройдет без осложнений. Так и получилось. Кейзер всегда оставался реалистом. Между ними состоялась схватка, и в конечном счете выиграл Боб. Выиграл благодаря небольшой юридической тонкости. Ну ничего, он, Кейзер, с ним еще поквитается. Это не последняя их картина.
Когда Боб уже повернулся уходить, Кейзер положил руку ему на плечо.
– Надеюсь, она того стоит.
Делани пристально взглянул на него:
– А что вызывает у тебя сомнения?
– Ничего, – с невинным видом ответил Кейзер. – Просто я от кого-то слышал, что твоя птичка улетела.
– Что ты хочешь этим сказать? – встревоженно спросил Делани.
– Только то, что сказал. Рэчел уже нет на Бали. Как только она узнала плохую новость, сразу же села на самолет и улетела в Нью-Йорк.
Делани пытался побороть панику.
– И что, черт возьми, ей понадобилось в Нью-Йорке?
Толстяк улыбался, как видно, очень довольный собой.
– Понятия не имею. Это не моя проблема. – Потом, увидев лицо Боба, он, по-видимому, сжалился: – Жизель наверняка знает больше, чем я.
Увидев Боба Делани на пороге своего дома, Жизель искренне удивилась:
– Разве вы не на Бали?! Что вы здесь делаете?
– Срочная встреча с Дэном. Может быть, пригласите войти?
Она отступила, давая ему пройти в гостиную.
– А здесь ничего не изменилось, – заметил он, разглядывая картины на стенах. – Я вижу, вы питаете все то же пристрастие к броскому антиквариату и порнографической живописи. Никогда не мог понять, чем вам нравятся эти картины.
– Вы об этом пришли со мной поговорить?
Он прошел к бару орехового дерева, на котором стоял поднос с напитками. Взял стакан.
– Нет, я пришел поговорить о Рэчел Келлер.
На какое-то мгновение Жизель как будто растерялась.
– А что о ней говорить? Я думала, с ней покончено.
Что же ей сказать? Она наверняка уже готовится к съемкам. Пакует вещи и учит роль. Если сказать ей правду, он скорее всего никогда не узнает, где сейчас Рэчел. Даже если она где-нибудь совсем рядом.
Он со стаканом в руках отошел к окну.
– Небольшая проблема с ее контрактом. Ничего особенного, но мне надо встретиться с Рэчел, чтобы кое-что уточнить.
Жизель смотрела на него с подозрением.
– Почему бы в таком случае не поговорить с ее агентом? Он ведь для этого и существует, как я понимаю.
Он одним глотком осушил стакан.
– Знаете, Жизель, давайте, вы будете заниматься своими делами, а я – своими, и так, как считаю нужным, хорошо? Я сказал, что мне надо повидать Рэчел Келлер.
Она пожала плечами:
– А я чем могу помочь? Я с ней даже незнакома.
– Я знаю, что вы с ней незнакомы, – терпеливо произнес он. – Но вам наверняка известно, где она сейчас.
Она смотрела на него без всякого выражения.
– Почему вы так решили?
Делани потерял терпение.
– Потому что все, что случилось с Рэчел за последние несколько недель, – ваших рук дело.
На щеках у нее выступили красные пятна.
– Кто вам это сказал, черт возьми?
– Дэн Кейзер. Поэтому кончайте изображать из себя невинность. Мне надо знать, где сейчас Рэчел и как с ней связаться. После этого я не стану отнимать у вас время.
Жизель села на большое бархатное кресло, провела рукой по волосам. Итак, Боб знает… Плохо дело.
– Надеюсь, это не помешает нашей совместной работе на Бали? Вы ведь не перестанете со мной разговаривать из-за этого?
– Только если вы скажете, где я могу найти Рэчел Келлер.
– Хорошо. Она в Нью-Йорке, остановилась в отеле «Роялтон» на Сорок восьмой улице. Поехала пробоваться на роль в новой пьесе. Пробудет там дня два, не больше.
Он поставил стакан.
– Это вы устроили? Я имею в виду прослушивание.
– Ну а если и я? Что в этом такого?
– Просто на вас это не похоже. Насколько я вас знаю, вы бы ее просто вытолкали и не потрудились найти для нее другую роль.
Она пожала плечами:
– Вы правы. Меня совсем не интересовало будущее Рэчел Келлер. Это все Клаудиа. Она считала, что надо компенсировать Рэчел потерю этой роли. Поэтому я кое-кому позвонила и кое о чем договорилась.
Делани пристально смотрел на нее. Даже сейчас в середине дня, на лице ее лежал густой слой косметики. А маникюр и прическа, конечно же, сделаны самыми дорогими парикмахерами. Во всем ее облике чувствовалось совершенство, за которым стояли немалые деньги. Ему вспомнилась Рэчел. Она-то выглядит совсем иначе. Почему же он так стремится увидеть ее?
– Значит, вы с Клаудией вместе все это задумали?
Только теперь она поняла, что сказала слишком много. Но поздно.
– По-моему, вам пора уходить. У меня полно дел. Надо упаковать вещи и многое другое.
– Не стану вас задерживать. – Он двинулся к дверям. – Передайте привет Дэну.
Какое-то мгновение она колебалась.
– Вряд ли я с ним увижусь. Завтра рано утром я улетаю на Бали.
Делани улыбнулся:
– А у меня такое чувство, что вы его обязательно увидите, еще сегодня. У него для вас важная новость.
Прежде чем она успела что-либо сказать, он вышел и хлопнул дверью.
Температура воздуха в Нью-Йорке приближалась к нулю. Рэчел, съежившись на заднем сиденье такси, плотнее запахнула пальто. В сумке у нее лежал адрес отеля на Сорок восьмой улице. На том же листке бумаги значился номер телефона театра «Феникс». Два ее прибежища в этом холодном враждебном городе… Будем надеяться, что хотя бы одно из них принесет ей спасение.
Еще до отъезда она разговаривала по телефону с Десмондом Френчем, который, казалось, не меньше ее был огорчен случившимся и намеревался что-то предпринять, вместе с Бобом Делани. До этого он велел ей сидеть тихо и ничего не делать. Однако потом явилась Клаудиа со своей новостью, и Рэчел первым же самолетом улетела в Нью-Йорк.
Если повезет, то еще до следующего разговора с Десмондом она получит работу. Рэчел скрестила пальцы на счастье, шепотом произнесла слова молитвы. Машина проехала через высокие ворота, и вскоре они оказались в Нью-Йорке.
Раньше Рэчел здесь не бывала. Город ошеломил ее своими размерами и толпами людей на улицах. Она почувствовала себя крошечной, незначительной. Со страхом ждала того момента, когда придется покинуть спасительное убежище желтого автомобиля-такси. Этот момент наступил раньше, чем она ожидала. Не успела еще Рэчел освоиться с потоком машин, как такси остановилось перед отелем «Роялтон».
С дорожными сумками в руках Рэчел прошла в вестибюль. Никто не вышел ей помочь – не того ранга был этот отель. За конторкой один человек работал за пятерых. Наконец Рэчел удалось привлечь его внимание и назвать свое имя. Молодой человек сверился со своими бумагами, подтвердил, что номер для нее забронирован, и выдал ей ключи – все это в считанные минуты.
Поднявшись в разболтанном лифте, который когда-то знавал лучшие времена, Рэчел нашла свой номер. И сразу почувствовала себя лучше. Комната оказалась значительно просторнее, чем она ожидала, и уютнее. Отель, по всей видимости, существовал достаточно давно и, судя по высоким потолкам и некоторым другим деталям, когда-то считался фешенебельным и престижным.
Клаудиа говорила, что драматурги и сценаристы часто останавливаются здесь. Любят этот отель за его чистоту и дешевизну и еще за то, что можно пользоваться баром находящегося поблизости «Алгокуина» и воображать, будто живешь именно там. Рэчел решила, что обязательно последует их примеру, и начала распаковывать вещи.
Через несколько минут позвонил служащий снизу и сообщил, что на ее имя пришел пакет. Рэчел попросила принести его к ней в номер. Это оказался текст пьесы «Война Лили», на роль в которой ей предстояло пробоваться. По-видимому, Клаудиа сообщила своему другу-продюсеру о ее прибытии.
Рэчел сняла трубку и набрала номер театра. Ответила какая-то девушка. Она сразу поняла, кто такая Рэчел, и сказала, что ждет ее завтра с утра. Теперь осталось лишь прочитать пьесу.
Через три часа Рэчел отложила пьесу, вся дрожа как осиновый листок. «Как же мне быть, – думала она. – Я не могу играть Еву, эта роль не для меня».
Дело в том, что ей предложили пробоваться на роль Евы фон Сидоу, немецкой баронессы, женщины на редкость холодной и жестокой. Рэчел просто-напросто не находила в себе этих качеств. Почему ей не предложили сыграть Лили? Эта роль подошла бы ей гораздо больше.
В пьесе рассказывалась история польки Лили Друкарц, в течение пяти лет боровшейся в одиночку против Третьего рейха. Ее предала женщина, на которую она работала, немецкая баронесса Ева фон Сидоу. Эту роль и должна будет играть Рэчел, однако сейчас она поняла, что просто не сможет с ней справиться.
Остаток дня она тщетно пыталась настроить себя на роль. Вспоминала прочитанные книги о войне, документальные фильмы, виденные когда-то, изо всех сил старалась найти хоть что-то внутри себя. Ничего не получалось.
Она пошла в ирландский ресторанчик напротив, заказала обед. Но есть не могла. Это ведь ее последний шанс. Последняя возможность получить работу в этой стране. Она ее упускает, упускает, не сделав даже первой попытки.
В эту ночь она плохо спала. Ей снился Боб Делани. Они оба сидели в зале суда. Рэчел на скамье подсудимых, Делани, в мантии и парике, – за судейским столом. Всю ночь шел судебный процесс и заслушивались показания против нее, пока в конце концов не зачитали приговор. Кто-то подал Бобу лист бумаги. Он надел черный капюшон. Сейчас она должна будет умереть.
Рэчел проснулась вся дрожа, в холодном поту, не веря тому, что еще жива. Нет, так не пойдет. Не может она сейчас позволить себе распускаться. Стоя под душем, она немного привела себя в чувство и решила, что будет играть Еву так, как написано в пьесе. Если в точности следовать тексту и сделать над собой усилие, может быть, никто и не догадается, что она не верит в этот образ.
Она надела джинсы, старую шерстяную рубашку и шотландский свитер – единственные ее теплые вещи. Потом поплотнее закуталась в пальто, вышла, остановила желтый автомобиль-такси, назвала адрес театра «Феникс».
Такого большого театра она еще не видела. В нем не было ни интимности, ни старомодного величия лондонских театров. И, тем не менее, едва пройдя на сцену, Рэчел почувствовала себя так, как будто вернулась домой. Позади сцены мрачные коридоры освещались голыми лампочками без абажуров, неоштукатуренные кирпичные стены покрашены грубой белой краской, а запах стоял точно такой же, как в театрах Манчестера, Ливерпуля и Брайтона: запах клея, застарелого грима и пота.
Что-то как будто взорвалось внутри Рэчел. Ей стало тепло, невзирая на нью-йоркский мороз. Пять минут назад, на входе, она назвала кому-то свое имя, а теперь театр настолько поглотил ее, что она даже не заметила девушку, вышедшую ей навстречу. Та несколько раз назвала ее по имени, прежде чем Рэчел услышала.
– Ох, извините, задумалась. Понимаете, я целых шесть месяцев не была в театре.
Пухленькая молодая девушка смотрела на нее не очень дружелюбно.
– По вас этого не скажешь. Выглядите вы так, будто не покидали театр.
Рэчел решила оставить эти слова без ответа. Девушка, по-видимому, – помощница продюсера, так что лучше ее не злить. Держась на некотором расстоянии, она последовала за девушкой за кулисы. Здесь царили те же запущенность и беспорядок, как и во всех других театрах. Вешалки с костюмами, вероятно, от предыдущих спектаклей; справа от сцены – стол с горами бумаги, видимо, копиями пьесы; на полу – провода, склеенные, как водится, изоляцией.
Толстушка обернулась к Рэчел:
– Лен сидит там, в первом ряду. Он сказал, чтобы я читала с вами. Раз вы пробуетесь на Еву, я буду читать за Лили.
В первый раз за все время Рэчел взглянула на нее внимательнее. Поэтический беспорядок на голове наверняка достигнут ценой немалых денег и массы времени. Стрижка в точности как у Джейн Фонда, темные волосы искусно покрашены «перышками». Свитер и юбка, без сомнения, куплены в комплекте и, конечно, в дорогом магазине. Да еще явилась за кулисы в замшевых туфлях… Рэчел представила себе эту принцессу, с ее бруклинским акцентом, в роли Лили. Ну, нет!..
– Лен передумал, в самую последнюю минуту, – быстро произнесла она. – Позвонил мне перед уходом и предложил попробоваться на Лили. Так что вы читайте за Еву.
Девица попыталась протестовать, но Рэчел, не слушая ее, прошла на сцену с текстом пьесы в руках. Накануне она прочла пьесу всего два раза, однако ощущение было такое, словно они с Лили – старые друзья. «Откуда я тебя так хорошо знаю», – думала Рэчел, произнося первые фразы, казавшиеся удивительно знакомыми, испытывая такие чувства, как будто Лили – это ее второе «я». Пьеса неслась, как резвый конь, а она, Рэчел, была всадником, направлявшим своего коня в нужную сторону.
Ее партнерша читала монотонно, время от времени нервно вскидывая голову и поглядывая в зал, словно ожидая, что их вот-вот остановят. Однако никто их не остановил. Дочитав до конца первого акта, Рэчел положила листки с текстом на стол и тоже перевела взгляд на зрительный зал. Что же сейчас будет?
Из зала на сцену, протягивая ей руку, поднимался худощавый человек небольшого роста, с бородой, в костюме, явно сшитом на заказ.
– Лен Голдман.
Рэчел открыла было рот, чтобы представиться, но он не дал ей сказать ни слова. Взмахнул каким-то листком бумаги перед ее носом.
– Здесь написано, что вы Рэчел Келлер. Но ведь Рэчел Келлер должна пробоваться на роль Евы.
Несколько секунд она колебалась. Потом решила: а что ей терять?
– Да, я Рэчел Келлер. Но я почувствовала, что не могу играть Еву, поэтому решила попробовать Лили. Надеюсь, вы не слишком разочарованы.
Она попыталась понять по его лицу, какое произвела впечатление, но в полумраке трудно было что-либо разглядеть. А вдруг он сейчас ее выгонит?
В этот момент она услышала его смех.
– Не извиняйтесь. Вы играли превосходно. Если бы я познакомился с вами раньше, ни за что не предложил бы вам роль Евы. Только Лили. Спуститесь, пожалуйста, в зал, я хочу узнать о вас побольше.
Рэчел, нервничая, пошла в зал. Оказавшись с ним рядом, обнаружила, что они одного роста. Лен Голдман представил ее высокой седовласой женщине:
– Роз Эндрюс, режиссер спектакля.
Они сели на первый ряд. В течение сорока минут Роз Эндрюс и Лен Голдман расспрашивали Рэчел о ее жизни и работе в театре. О том, в каких театрах она играла, где изучала методику игры, каковы ее приемы вхождения в роль. Рэчел рассказала им о себе все, включая взаимоотношения с Джереми Пауэрсом.
– Еще только один вопрос, – произнес Лен Голдман, когда она закончила. – У вас есть профсоюзный билет?
– Наверное, есть. Иначе я бы не смогла сниматься в «Покинутых». А почему вас это интересует?
– Потому что я хочу предложить вам роль Лили.
Несколько секунд она сидела неподвижно, ошеломленная его словами.
– Вы это серьезно?
– Абсолютно. Честно говоря, я уже посмотрел двух американских актрис. Но с вами они ни в какое сравнение не идут.
Рэчел наконец улыбнулась:
– Значит, я могу позвонить своему агенту и сказать, что у меня снова есть работа?
Режиссер Роз Эндрюс наклонилась вперед, похлопала Рэчел по руке.
– Скажите своему агенту, что в течение двух лет он может о вас не беспокоиться. После того что я сегодня слышала, могу предсказать, что спектакль пойдет на ура и продержится на Бродвее никак не меньше двух лет.
В два часа дня Боб Делани вошел в свой номер в отеле «Плаза», кинул чемодан на кровать, прошел в соседнюю комнату, позвонил и заказал себе гамбургер. А потом наконец сделал то, о чем мечтал сегодня весь день. Набрал номер отеля «Роялтон» и попросил соединить его с Рэчел Келлер.
Голос ее звучал прерывисто, как будто она задыхалась. Делани был страшно рад, что ему удалось застать ее.
– Рэчел, это Боб Делани. Нам надо поговорить. Последовало короткое молчание.
– О чем?
– У меня хорошие новости. Ты снова работаешь в нашем фильме.
Он ожидал восторгов или хотя бы радостного удивления. Ни того ни другого не последовало.
– Я уже не уверена, что хочу работать в вашем фильме. Слишком много произошло с тех пор.
Он задержал дыхание, сосчитал до десяти.
– Я знаю, ты, должно быть, сердишься из-за того, что произошло. На твоем месте я бы тоже был зол как черт. Но всему этому есть объяснение. Послушай, я сейчас в Нью-Йорке. Почему бы нам не пообедать вместе, и я тебе все объясню.
– Потому что я не хочу обедать с вами. Ни сегодня, ни в какой другой вечер.
Он смотрел на трубку, не веря своим ушам. Потом решил сделать еще одну попытку.
– Послушай, Рэчел, произошло ужасное недоразумение. Тебя не должны были снять с фильма. Я только что из Лос-Анджелеса, там все улажено. Я повторяю: мы снова работаем вместе.
– Мистер Делани, вы можете работать над своим фильмом, но без меня. Через два месяца у меня начинаются репетиции в театре, а сейчас я собираюсь уехать в Англию.
В нем поднялось раздражение. Подумать только, из-за этой девчонки он объездил почти полсвета, его чуть не прихлопнули из-за нее! А теперь, когда наконец удалось все уладить, она, видите ли, решила с ним поквитаться.
– А как насчет твоего контракта? У тебя ведь контракт со студией, если я не ошибаюсь.
– Небольшая поправка: у меня был контракт. Но он утратил силу в тот момент, когда вы меня уволили. Так же, как и наша дружба.
С этими словами она положила трубку.
Боб Делани как будто окаменел. Он был так уверен, что увидит ее, настолько не сомневался, что она будет вне себя от радости, что даже велел Джуди заказать столик в ресторане «Четыре времени года» на сегодняшний вечер. Жаль… Ему очень нравится этот ресторан. И Рэчел он бы наверняка понравился.
Делани открыл записную книжку. В конце концов, Рэчел – не единственная девушка в Нью-Йорке.
В четверть восьмого вечера в лондонской квартире Десмонда Френча зазвонил телефон. Френч торопливо снял трубку – он спешил в оперу. Однако, услышав голос Рэчел, на минуту забыл об этом.
– Где ты, черт побери?
– В Нью-Йорке. И у меня много новостей.
– Рассказывай, только быстро. Я спешу.
За шестьдесят секунд Рэчел умудрилась рассказать о пьесе на Бродвее и о разговоре с Бобом Делани. Френч молниеносно произвел подсчет в уме. Если она не вернется на съемки, Боб Делани больше никогда не будет с ним разговаривать. Правда, свой процент от фильма Френч все равно получит. Он тяжело вздохнул. Нет, не привык он так вести дела. А кроме того, ему нравится Боб Делани. Пожалуй, даже больше, чем «Дон Джованни» в «Ковент-Гарден»
