Текст книги "Экранные поцелуи"

Автор книги: Труди Пактер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Думаешь, здесь что-то личное? – спросил Рик. – Я видел, как она набросилась на Дэвида во время той сцены на пляже. Может быть, у них роман, и Дарлин об этом узнала.

Делани встревожился по-настоящему. Можно изменить сценарий. Можно заменить оператора, если не окажется другого выхода. Но постельный партнер – это совсем иное дело. Особенно если постельный партнер – ведущий актер в фильме.

Рик взглянул на Боба Делани и, увидев выражение его лица, тоже забеспокоился:

– Может, попробовать послать к ней Дэвида? Пусть попытается выяснить, в чем дело.

– А может быть, лучше нам всем упаковать чемоданы и вернуться домой? Не будь идиотом, Рик. Если дело обстоит так, как ты говоришь, то Дэвид сейчас ни в коем случае не должен показываться Клаудии на глаза.

Подошла Рэчел и с ней еще два актера. Делани взглянул на нее и хлопнул себя по лбу.

– Ну конечно! Как же мы об этом сразу не подумали! Здесь нужна именно женщина.

Он подошел ближе к Рэчел, взял ее за руку.

– Окажите мне услугу. – Не обращая внимания на ее удивленные взгляды, он отвел ее к ручью, подальше от остальных, так, чтобы никто их не услышал. – Пойдите к Клаудии и попытайтесь поговорить с ней.

– А в чем дело? Что-нибудь случилось?

Делани смотрел на сверкающий ручей, как будто именно там надеялся найти ответ. Медленно покачал головой.

– Никто ничего не знает. Единственное, что я могу сказать, Клаудиа должна сейчас сниматься, но наотрез отказывается выйти из трейлера.

– И никто не попытался пойти и привести ее?

Делани вздохнул:

– Многие пытались, но ничего из этого не вышло. Она не поддается на уговоры и не хочет объяснить, в чем дело.

– А почему вы решили, что у меня что-нибудь получится? Мы ведь с ней никакие не друзья.

– Знаю. Просто вы тоже женщина. Есть надежда, что вам она откроется.

Рэчел задумчиво смотрела на него.

– Вы предполагаете, что здесь замешан мужчина?

– Очень может быть, – осторожно ответил Делани. – Вы же сами видели, как они с Дэвидом смотрели друг на друга.

Неожиданно Рэчел разозлилась:

– И вы хотите, чтобы я сделала грязную работу за вас?

Он кивнул:

– Вы это сделаете?

Она пожала плечами.

– А почему бы нет? Что я теряю? Клаудиа меня не съест. И уволить тоже не сможет. – Рэчел подняла с земли камешек, размахнулась, кинула в ручей, как когда-то в детстве. Камешек перевернулся три раза, упал в воду и затонул. Рэчел подняла глаза. – Хорошо, Боб, я попытаюсь. Но не вините меня, если все закончится ничем.

Она выпрямилась и направилась туда, где, скрытый в густой листве деревьев, по другую сторону от съемочной площадки, стоял длинный серебристый трейлер Клаудии, настолько просторный, что там помещались спальня, гостиная, ванная и кухня. Рэчел вспомнила крошечные захламленные артистические уборные, в которых она провела, можно сказать, полжизни, и неожиданно для самой себя почувствовала неприязнь к Клаудии Грэхэм.

В том мире, в котором приходилось жить Рэчел, актриса должна появляться на сцене точно в назначенное время. Даже если у нее в этот момент тяжелейший грипп, даже если только что она узнала о смерти матери, если проиграла все свои деньги на скачках. Главное – это не забыть слова роли и не потерять способность передвигаться по сцене.

Никогда ей не привыкнуть к поведению голливудских звезд. Она набрала в легкие побольше воздуха, осторожно постучала в дверь и назвала себя. «Если ничего и не получится, по крайней мере, наберусь кое-какого опыта», – подумала она.

Однако, к ее удивлению, Клаудиа Грэхэм ответила:

– Да, Рэчел, что вы хотите?

– Можно мне войти? Я бы хотела поговорить с вами. Кажется, у вас какие-то проблемы. Может быть, я смогу чем-нибудь помочь.

В голосе кинозвезды зазвучало подозрение:

– Вы уверены, что хотите только поговорить и ничего больше?

Рэчел вздохнула:

– А что же еще? Я ведь не продюсер и не могу приказать вам немедленно явиться на съемочную площадку.

Щелкнул замок, дверь трейлера открылась. Рэчел оказалась в небольшом помещении, где стоял стол, прикрепленный к полу, а вокруг него с трех сторон – сиденья, устроенные на большом подоконнике. Чуть поодаль, в другом конце комнаты, Рэчел увидела бар и телевизор. Возле бара, в каких-то неловких позах, стояли парикмахерша и гример. Клаудиа сидела за столом, бледная, с низко опущенной головой. Она даже казалась меньше ростом. Она взглянула на часы, потом обернулась к гримеру и парикмахерше:

– Уже час дня. Почему бы вам обоим не пойти поесть? Думаю, сегодня вы мне не понадобитесь.

Только в этот момент Рэчел заметила, что актриса без грима и, по-видимому, в том же, в чем встала с постели. Сердце у нее упало. Это, конечно, хорошо, что Клаудиа согласилась впустить ее. Но больше ей, похоже, ничего не добиться. Она принялась лихорадочно обдумывать ситуацию. Что же снедает Клаудиу до такой степени, что ей даже не хочется одеться? «Не глупи, – тут же приказала она себе. – Они все такие в этом Голливуде». Может быть, у Клаудии просто несварение желудка.

Рэчел села за стол рядом с Клаудией.

– Что случилось? Расскажите мне.

Клаудиа подалась вперед, еще ниже опустила голову, закрыла лицо руками.

«Господи, – подумала Рэчел, – она плачет, что ли?»

Актриса откашлялась и заговорила.

– Оскар, – произнесла она хриплым шепотом. – Он умер сегодня ночью.

Значит, это не Дэвид Прайс?! Рэчел почувствовала, что окончательно запуталась. Кто такой этот Оскар? Как бы у нее выяснить поделикатнее?

– Когда вы с ним виделись в последний раз? – сделала она осторожную попытку.

Клаудиа подняла глаза.

– Перед сном. Он съел все, что я ему дала, и смотрел так, словно хотел еще. Вот я и решила: доставлю ему удовольствие, дам еще баранью котлетку. Принесла из кухни, положила ему в тарелку. – Она разрыдалась. – Какая же я дура! Он не стал грызть косточку, а проглотил ее всю целиком. И подавился. Насмерть.

Рэчел наконец поняла.

– Оскар – это ваша собака? Та маленькая такса, которая все время бродит возле виллы?

Клаудиа сжалась, как от удара.

– Бродила… Да, это была моя собака. А теперь у меня больше никого нет.

Неожиданно для самой себя Рэчел почувствовала жалость к этой женщине. Конечно, ситуация просто смехотворная, и тем не менее Клаудиа по-настоящему страдает. Как ее утешить? Не в состоянии придумать ничего лучшего, Рэчел встала, подошла к ней, обняла за плечи.

Безутешные рыдания не смолкали, наверное, минут десять. Наконец Клаудиа начала успокаиваться. Отодвинулась от Рэчел, потянулась к коробке с бумажными салфетками.

– Знаете, что меня больше всего убивает? То, что я сама во всем виновата. Это я убила Оскара. Если бы я не дала ему эту котлетку, он бы сейчас был жив. – Рыдания возобновились с новой силой. – Рэчел, что мне делать? Я не переживу этого.

Однако Рэчел почувствовала, что с нее хватит. Конечно, ей жаль Клаудиу, но она больше не в силах потакать эгоизму этой женщины, пусть даже ее и вышвырнут сейчас отсюда.

– Да перестаньте, ради Бога. Конечно, вы это переживете. Вы же знаменитая голливудская кинозвезда. У вас есть все – деньги, слава. Все за вами гоняются. Почти все мужчины, которых я знаю, от вас без ума.

Клаудиа подняла голову. Теперь выражение ее лица изменилось. Оно стало жестким.

– Это вам так кажется. Но вы ошибаетесь. Все гоняются за мной только потому, что думают, будто я могу быть им полезна. Если бы я оказалась в безвестности, на следующий же день никого бы вокруг меня не осталось. Что же касается мужчин… – Она помолчала. – Все они дерьмо.

Рэчел достала сигарету из пачки, лежавшей на столе, нервно закурила.

– Не может быть, чтобы вы в самом деле так думали.

– Это почему же? Или вы верите, что хоть один из моих мужей меня искренне любил? Одни женились на мне потому, что были уверены: я необыкновенно хороша в постели. Другие надеялись, что я помогу им сделать карьеру. На меня, как на женщину, как на человека, им всем было плевать. С какой стати я так убиваюсь по этой собачке, как вы думаете? Да потому, что Оскар единственный меня любил. Не важно, как я выглядела, не важно, как я себя чувствовала. Я могла даже не обращать на него внимания. И все равно он прибегал по первому моему зову.

– Значит, вам именно это нужно? Чтобы кто-то прибегал по первому вашему зову?

Впервые за сегодняшний день Клаудиа улыбнулась.

– Для начала да.

Она прошла к бару, заглянула внутрь. Там стояло несколько бутылок шампанского и кварта шотландского виски. Клаудиа достала виски и два стакана.

– Думаю, сейчас мне это не помешает. Выпьете со мной?

Рэчел кивнула. Клаудиа щедрой рукой разлила виски в стаканы, прошла к столу, села на прежнее место.

Рэчел рассматривала ее с любопытством. Все-таки она очень хороша, несмотря на распухшие веки и багровый румянец на щеках.

– Не могу поверить, чтобы вы никогда никому по-настоящему не нравились. Наверняка кто-то был, хотя бы один человек.

Клаудиа покачала головой:

– Такова плата за успех. В нашем бизнесе никто ни к кому по-настоящему не привязывается. Никогда. Мужчины либо стремятся купить тебя, либо завидуют твоему успеху.

Рэчел вспомнила Ричарда Робертса.

– Я тоже когда-то любила человека, который не смог пережить мой успех.

Клаудиа, казалось, искренне заинтересовалась.

– И что же? Расскажите.

В первый момент Рэчел захотелось сказать, что это только ее личное дело. Но потом она передумала. Ведь она тоже чувствовала себя одинокой все это время. Не с кем поговорить, некому открыться. Ей тоже нужна подруга.

С каким-то даже облегчением она стала изливать душу Клаудии. Рассказала о своих последних гастролях, о том, как Джереми Пауэрс обещал сделать из нее звезду.

– Мне следовало бы догадаться, что моему другу это не понравится. Он тоже работал актером в нашей труппе. И у него были свои амбиции.

– Чем же это закончилось?

На какой-то момент Рэчел почувствовала смущение. Сделала большой глоток виски.

– Джереми почти в открытую предложил мне переспать с ним за роль в спектакле, который он собирался ставить на Бродвее. Я отказалась. Тогда он обратился к моему другу с тем же предложением.

– Можете не продолжать, – перебила Клаудиа. – Ваш дружок согласился.

– Откуда вы знаете?!

Клаудиа улыбнулась.

– Это старая история. В нашем бизнесе такое случается практически с каждым. Даже со мной это чуть не произошло однажды. – Она сощурила глаза. – А мы с вами не так уж отличаемся друг от друга. Просто у меня побольше опыта, потому что я дольше вас в этом бизнесе.

У Рэчел возникло чувство, что ее вовлекают в некий заговор против всех. Она и Клаудиа по одну сторону, весь остальной мир – по другую. Стоит ли с этим соглашаться? Клаудиа тем временем принесла бутылку с виски, еще раз наполнила стаканы. В этот момент Рэчел вспомнила Боба Делани и то, как он сначала увлек ее, а потом оставил как бы в подвешенном состоянии. Она сделала глоток. А может быть, в конечном счете Клаудиа права? Может быть, и вправду все мужчины – дерьмо?

Оскара похоронили на краю рисового поля, неподалеку от их виллы. Клаудиа решила устроить похороны на закате, хотя, по мнению Рэчел, это было не самое лучшее время. На склоне дня рисовые террасы выглядели заброшенными, покинутыми, к этому часу там не оставалось никого из работников. Вода, которой целый день поливали всходы, казалась почти черной в лучах заходящего солнца. Опустевшие холмы в мрачном молчании взирали на закат.

Проститься с собакой пришли Боб Делани, Рик Гамильтон, который при жизни Оскара не раз задабривал его лакомыми кусочками, и индонезийцы, выводившие Оскара на прогулки. Именно они несколько оживили процедуру похорон: насыпали на могилу риса и фруктов, сплели венок из экзотических цветов. Рэчел изо всех сил старалась сохранять нейтральное выражение лица. «Нам сейчас не хватает только трубача, чтобы сыграл траурный марш», – думала она.

В этот вечер Клаудиа простилась со старым другом и обрела нового. Рэчел стала ее компаньонкой, наперсницей, защитой от одиночества. Этот выбор Клаудиа сделала не по собственной воле. Она предпочла бы, конечно, Дэвида Прайса. Но тот не отвечал на ее молчаливые призывы. Вероятнее всего, решила Клаудиа, их сердца бьются не в унисон.

Вообще, с того вечера, когда он не пришел к ней на свидание, что-то пошло не так. У него начались нелады со здоровьем. Сначала тяжелейшая мигрень, которая длилась слишком уж долго. Потом, когда они переселились в глубь острова, его стали одолевать самые разнообразные недуги. Он постоянно мучился расстройствами желудка, хотя неусыпно за этим следил и пил только минеральную или кипяченую воду. Стоило ему наконец воспрянуть духом, решив, что все прошло, как болезнь возвращалась: снова начинались боли в желудке, снова он не мог надолго отойти от своего номера и туалета.

Странно, что во время съемок, как правило, все было нормально. Утром он просыпался свежим и бодрым, готовым к работе. Но к вечеру, когда съемки заканчивались, снова появлялась знакомая грызущая боль.

Временами боль отступала на несколько дней. Он мог свободно передвигаться, не заботясь о том, чтобы не слишком отдаляться от туалета. Но только он снова начинал мечтать о своей блистательной партнерше, как тут же подступал очередной недуг. То совершенно неожиданно начиналась ослепляющая головная боль, то тучами налетали насекомые, казалось, почувствовавшие к нему особую любовь. Отказываясь от антимоскитной жидкости хотя бы на одну ночь, он был обречен. Иногда, правда, ему приходилось жертвовать собой, так как Дарлин заявила, что не выносит этого запаха, он отбивает у нее всякую сексуальность.

Перед камерой Дэвид Прайс изображал несгибаемого героя джунглей, неукротимого и мужественного атлета, в присутствии которого у женщин слабеют и подгибаются колени. Вечерами же, оставшись у себя в номере, он буквально разваливался на части и не мог выносить никого, кроме жены. Если бы не Дарлин, он давно уже плюнул бы на все и вернулся домой. Лишь сейчас, в разгар всех напастей, он понял, какой она ангел, его жена. Ничто не казалось ей обременительным, ничто ее не раздражало. Если он высказывал желание обедать у себя в комнате, она всегда была готова разделить с ним трапезу. Другие женщины на ее месте наверняка начали бы выражать недовольство по поводу изнурительной и монотонной жизни на натуре. У нее ведь даже собеседницы не было, чтобы излить душу или услышать ободряющие слова. Однако Дарлин, казалось, ничего не имела против. Единственной ее заботой было доставлять удовольствие Дэвиду, делать его жизнь как можно более комфортной.

Она распорядилась, чтобы в их комнату каждый день приносили свежие цветы. Слуги пытались протестовать, заявляли, что цветы привлекают насекомых, но Дарлин и слушать не желала.

– Они просто ищут оправдание своей лени. А я этого не потерплю. Если нам приходится жить в этих неуютных местах, я хочу сделать нашу жизнь здесь как можно приятнее. А это означает свежие цветы, как можно больше свежего фруктового сока и холодной воды, чтобы снизить жар в крови.

Иногда Дэвиду казалось, что Дарлин слишком резка со слугами, но он не решался делать ей замечания. В конце концов, она ведь заботится лишь о его благополучии, о его интересах. А при его теперешнем состоянии ему необходим человек, неустанно проявляющий заботу о нем.

Временами внезапно возникшая дружба с Клаудией удивляла Рэчел. Если не считать недоверия к мужчинам, у них не так уж много общего. Клаудиа, как никто другой, была поглощена своей собственной внешностью. Лишь один-единственный раз, тогда в трейлере, во время их первой встречи, Рэчел увидела Клаудиу без грима. Больше никогда. Ни во время мирного «семейного» обеда в присутствии одной только парикмахерши, ни на пляже Клаудиа не появлялась без румян, помады или блеска для губ. У нее всегда были накрашены глаза. Рэчел так и подмывало спросить Клаудиу об этом, но, подумав как следует, она сдержалась. Они, конечно, теперь подруги, но не настолько близкие.

Она вспоминала рассказы Клаудии об отвратительных голливудских шуточках, нескончаемые сплетни о жизни кинозвезд. Однако, в конце концов, почувствовала себя неблагодарной. Клаудиа, конечно, далека от совершенства, но она так добра к ней, Рэчел. Если бы не Клаудиа, Рэчел все так же сидела бы одна на веранде с книгой в руках. А сейчас вот Клаудии вздумалось осмотреть остров, и она пригласила Рэчел составить ей компанию, в лимузине с шофером и кондиционером.

Каждый день после съемок они забирались на заднее сиденье студийного «мерседеса», и водитель отвозил их в поселки, Убад или Мас, привлекавшие к себе большинство местных художников и скульпторов. Балийским жителям, казалось, доставляло самое большое удовольствие воспроизводить флору и фауну своего острова. Десятки различных птиц, вырезанных из дерева, предлагались на продажу. Некоторые были выполнены в старомодной манере, с хищными клювами и геральдическими крыльями, другие выглядели на удивление современно. И каждая стоила не больше нескольких долларов.

Клаудиа и Рэчел нагружали сумки этими произведениями искусства или поддавались на уговоры местных продавцов-разносчиков, торговавших шелком и саронгами – национальным одеянием индонезийцев.

Иногда они забирались дальше на запад, до Син-гараджи. Там встречались заброшенные пляжи с черным песком и леса, полные летучих мышей и странных полосатых зверюшек, похожих на поросят. Часто повариха по приказу Клаудии упаковывала для них сумку с едой. Рэчел считала, что это совсем необязательно, так как в каждой деревне имелось что-то вроде кафе или ресторанчика. Однако Клаудиа и близко к ним не хотела подходить.

– Если бы вы пробыли на натурных съемках столько, сколько я, вы тоже научились бы обходить места, где едят туземцы. Они ведь местные, поэтому для них здешняя еда вполне годится. Я вам гарантирую, если мы с вами хотя бы понюхаем то, что они едят, окажемся в таком же состоянии, как бедный Дэвид Прайс.

Рэчел была озадачена.

– Но ведь он никуда не выезжает. По-моему, с тех пор, как мы сюда переехали, он ни разу не покидал виллу. Отчего же он так болеет?

Клаудиа задумалась.

– Честно говоря, мне это тоже непонятно. Могу только предположить, что кое-кто плохо следит за тем, что он ест и пьет. Боюсь, что здешняя минеральная вода часто добывается прямо из-под крана. Я, например, всегда проверяю крышку на бутылке.

Теперь Рэчел совсем растерялась.

– Но ведь Дарлин такая добросовестная. Сначала сама проверяет все, что он ест и пьет. Да она не позволит ему и прикоснуться к недоброкачественным продуктам.

– Если только ей самой это не на руку…

– Что вы имеете в виду?

Они сидели на песке, обсыхая после вечернего заплыва. Перед этим выпили почти целую бутылку вина и чувствовали себя прекрасно.

– Могу сказать, что я имею в виду. Но сначала поставьте себя на место Дарлин. Обыкновенная девица, которой благодаря точному расчету да еще везению удалось заполучить в мужья звезду мировой величины. Для нее это небывалая удача. И уж конечно, она постарается свою добычу удержать всеми правдами и неправдами.

– Что-то я никак не пойму. Если она хочет его удержать, зачем ей нужно, чтобы он постоянно болел?

– Затем, что в плохом состоянии он наверняка останется при ней. Дэвид легко поддается соблазнам. А Дарлин не так глупа, чтобы этого не заметить. Если она заподозрила, что Дэвиду вздумалось гульнуть на стороне, она сделает все возможное, чтобы этого не допустить.

Рэчел налила себе еще вина.

– Вы хотите сказать, что она готова отравить его, только чтобы не допустить измены?!

– Точно.

Рэчел пристально смотрела на Клаудиу.

– Значит, вы знаете больше, чем я. Не вздумалось ли ему, часом, гульнуть в вашу сторону?

Клаудиа запустила пальцы в волосы, наморщила носик и стала похожа на шаловливого котенка.

– Почему вы так решили?

– Я видела некоторые ваши любовные сцены. Особенно та сцена на пляже… Мы тогда все обалдели.

Сначала Рэчел решила, что это игра света. Клаудиа разительно переменилась. Если несколько минут назад она напоминала мягкого игривого котенка, то теперь в лице ее появилась жестокость, а глаза засверкали, как изумруды. Как будто вместо безобидного котенка внезапно появилась злая кошка с выпущенными когтями, готовая оцарапать.

– В какой-то момент мне показалось, что я могла бы увлечься Дэвидом. Ничего серьезного, просто немного удовольствия, на некоторое время.

– А как насчет Дарлин?

– Я знала, что она не будет поднимать шум. Дарлин прекрасно понимает, что во время съемок нельзя расстраивать ни мужа, ни меня.

Перед мысленным взором Рэчел предстала Дарлин – белокурая, как будто выцветшая, цепляющаяся за мужа.

– Вы совсем-совсем не думаете о ее чувствах?

– С какой стати? Она же о моих чувствах не думает.

Клаудиа встала, отряхнула ноги от песка, взяла полотенце, пошла к машине. Рэчел медленно следовала за ней. Клаудиа в который уже раз поразила ее. Между ними это бывало нередко. Вот она, кажется, разговаривает с подругой, с женщиной, во многом похожей на нее, однако в следующий момент, под влиянием какого-нибудь неудачного слова, Клаудиа закрывается наглухо, как будто плотно захлопываются ставни. Нет, наверное, никогда ей до конца не понять эту женщину.

Одним из самых сильных увлечений Клаудии было стремление заглянуть в будущее. Она собирала книги всех известных астрологов. Но этого ей казалось мало. Дважды в неделю она звонила своему личному медиуму в Лос-Анджелес, хотя, по всей видимости, не очень ему верила, так как советовалась еще и с одной из горничных, умевшей гадать на картах. В те вечера, когда они оставались на вилле, парикмахерша Сандра приводила девчонку в номер Клаудии для гадания. Однако и это не могло удовлетворить Клаудиу.

– Мы ведь на острове, который у них считается священным, – говорила она. – Здесь наверняка должен быть какой-нибудь шаман, который предсказывает будущее.

– Но что еще ты хочешь услышать? – недоумевала Рэчел. – Без работы остаться тебе не грозит, без поклонников тоже. Господи, Клаудиа, да большинство людей только и мечтает о том, чтобы оказаться на твоем месте.

Но Клаудиу невозможно было переубедить. Она не могла бы объяснить это ни Рэчел, ни даже самой себе… этот постоянный страх, который ее не покидал. По большей части она держала себя в руках, однако временами какая-нибудь мелкая второстепенная проблема превращалась в настоящее наваждение, и тогда Клаудиа обращалась к гадалкам и предсказателям.

За три дня до возвращения в роскошный отель «Нуза Дуа» Клаудиа нашла то, что искала. Девчонка-горничная, гадавшая ей на картах, незадолго до этого услышала в баре в Кута о женщине-туземке, которая предсказывает будущее. Предсказательница жила в старом доме неподалеку от поселка Убад. Туда Клаудиа и направилась к ней с визитом.

Рэчел попыталась было отказаться от этой поездки. С давних пор она испытывала ужас перед всем, что имело отношение к оккультизму. Девчонка-гадалка – это еще куда ни шло; но никогда в жизни Рэчел не позволяла себе ничего более серьезного, чем те цыганские трюки на Брайтон-пирс, где они прогуливались с Ричардом.

Однако Клаудиа не приняла отказа. Она решила выяснить до конца, что готовит ей жизнь, и предпочитала сделать это в компании. Все-таки ей удалось уговорить Рэчел.

– Может быть, тебе и самой захочется узнать свое будущее. Если она хорошая предсказательница, глупо отказываться от такой возможности.

Вскоре они уже ехали по улицам поселка Убад, мимо антикварных магазинчиков, небольших художественных салонов, кафе. Этот поселок, как и большинство балийских так называемых центров, выглядел запущенным, пыльным и грязным. Дороги давно нуждались в ремонте. Когда австралийские туристы пролетали мимо на своих побитых мопедах, Рэчел становилось страшно за их жизнь. Как-то она услышала в одном из кафе, что здесь каждый день случаются дорожные происшествия. Неудивительно.

Выглянув в окно в очередной раз, Рэчел увидела, что они выезжают из поселка. Лачуги и трущобы сменились более солидными домами в зелени садов. Автомобиль остановился у высокой каменной ограды, за которой, по-видимому, и находился дом предсказательницы.

Они прошли в арку и увидели даже не один, а три дома, правда, довольно ветхих и напоминавших по стилю большинство домов на острове: бревенчатые стены под тростниковыми крышами.

Из меньшего дома вышел молодой балиец, лет примерно восемнадцати, одетый, как и большинство его соотечественников, в саронг и расшитый пиджак поверх него.

– Чем могу служить? – спросил он на превосходном английском языке.

Рэчел почувствовала, что начинает нервничать. Во всей этой сцене было что-то нереальное, не имевшее никакого отношения к той цивилизации, откуда явились они с Клаудией. Усилием воли она попыталась взять себя в руки. Это обыкновенный сад, убеждала она себя, с обыкновенной травой и деревьями, со старыми, ветхими домами. Однако, уговаривая себя, она в то же время как бы ощущала в воздухе запах фимиама и слышала перезвон колоколов.

Клаудиа нарушила молчание:

– Мы приехали повидать предсказательницу.

Молодой человек сложил руки и ответил сдержанным полупоклоном:

– Прошу вас, следуйте за мной. Я провожу вас к ней.

Рэчел показалось, что на лице его промелькнула улыбка, но в следующий момент оно снова стало бесстрастным. «Наверное, это место на меня так действует», – подумала она. А ведь они еще даже не увидели колдунью.

Молодой человек провел их в главный дом, в помещение, похожее на кухню. Вдоль одной стены шла печь кирпичной кладки, напротив стоял стол, на нем плетеные корзинки с овощами и экзотическими фруктами. За столом на деревянном стуле с высокой спинкой сидела женщина.

Это она прорицательница?.. Рэчел предполагала увидеть какое-нибудь скрюченное морщинистое пугало в старой шали и поэтому совершенно растерялась при виде Марты Чонг.

Сидевшая напротив женщина явно не была индонезийкой. Скорее из Китая или откуда-нибудь поблизости от Китая. Ни древней, ни высохшей от старости ее тоже нельзя было назвать. Пухлая, с блестящими черными волосами, уложенными в тугой пучок, и густым слоем косметики на лице, она была одета в просторную тунику из красного атласа.

Рэчел с трудом подавила смех. Ну, конечно, Бали с каждым годом привлекает все больше туристов, и все, кто может, стараются сделать на этом свой бизнес. Многие товары в дешевых магазинчиках выглядели так, как будто только что прибыли с Тайваня. А теперь вот, кажется, и прочие азиатские страны завоевывают наиболее доходные туристские рынки, включая предсказания будущего и все такое. «Магия, как же, – с презрением думала Рэчел. – Прорицатели, способные заглянуть в будущее… Да подобных предсказаний можно сколько угодно услышать в Брайтоне».

Клаудиа, похоже, легче поддавалась внешним впечатлениям. Она взяла стул, предложенный молодым балийцем, и села рядом с прорицательницей. Молодой человек, по всей видимости ассистент, официально представил их друг другу.

– Это Марта Чонг, – проговорил он с певучим акцентом. – Она может уделить вам полчаса и готова выслушать все, что вы скажете. Однако не обещает ответить на все ваши вопросы.

– Хорошо, – ответила Клаудиа. – Давайте приступим. Меня зовут Клаудиа Грэхэм. Моя подруга – Рэчел Келлер. Мы хотим знать, что ждет нас в ближайшие несколько лет.

Пожилая женщина вытащила колоду карт. Не изящные маленькие гадальные карты, как у горничной на вилле, а засаленные, грязные, старые игральные карты, какие продаются, например, в Вулворте. Предсказательница улыбнулась Клаудии и стала раскладывать карты на столе полукругом. Минут пять сосредоточенно смотрела на них. Потом подняла голову, пристально взглянула на Клаудиу.

– Которая из вас двоих художница?

Клаудиа в недоумении подняла брови:

– Ни я, ни моя подруга.

– Одна из вас – художница, – настаивала гадалка. – Она создает вымышленные образы… создает фантазии и завораживает людей своим искусством.

Рэчел рассмеялась:

– Мы обе завораживаем людей своим искусством. Мы актрисы и создаем здесь фильм… или фантазию, если вам угодно.

Марта Чонг кинула на нее яростный взгляд:

– Не смейтесь над этим, иначе обидите богов.

Она сплела пальцы, сложила руки под подбородком, еще раз внимательно посмотрела на карты. Потом подняла голову. На этот раз в глазах ее появилась тревога.

– Я была права. Только одна из вас – настоящая художница. Другая просто создает образы, не владея истинной магией. – Снова наступило молчание, затем она продолжила: – Пусть одна из вас выйдет. Не важно кто.

Рэчел встала.

– Я ухожу. Не затем я сюда приехала, чтобы выслушивать эту чепуху. Мой агент, там, в Англии гораздо лучше предсказывает будущее.

Молодой балиец провел ее в соседнюю комнату. Когда они вышли, китаянка перетасовала карты, снова выложила их полукругом и стала внимательно изучать. Потом закрыла лицо руками и покачала головой:

– Ничего не получится. Я не могу предсказать будущее для вас одной. Ваши судьбы слишком тесно переплетаются. Приведи вторую, – прокричала она ассистенту. – Пусть вместе послушают.

Рэчел вернулась в комнату с раздраженным видом.

– Ты долго еще собираешься здесь оставаться? – спросила она Клаудиу. – Я же сказала, что не намерена слушать эту ерунду.

Марта Чонг подняла на нее глаза:

– Сядь и помолчи. То, что я собираюсь сказать, важно для вас обеих. Будет очень глупо, если ты меня не послушаешь.

Клаудиа сжала руку Рэчел:

– Не волнуйся, моя радость. Мы же вместе. Я тебя не оставлю.

Наступила тишина. Предсказательница разложила карты в новый полукруг. На этот раз изучала их не так долго.

– Одна из вас предаст другую. И это предательство изменит жизнь обеих.

– Кто из нас предаст? – спросила Клаудиа.

Китаянка безучастно смотрела на нее.

– На этот вопрос я не могу ответить. Могу только сказать: та из вас, которая является настоящей художницей, должна будет бороться за свое искусство. Оно дает ей жизненную силу. Без него ей не выжить.

– А другая? – спросила Рэчел.

Предсказательница улыбалась. У Рэчел возникло ощущение, будто китаянка обращается лишь к ней одной.

– Другой искусство не нужно. Она обыкновенная женщина, как и многие другие. Ее жизнь зависит от мужчин.

Клаудиа явно заволновалась:

– Кого же предадут – женщину или художницу?

– Я ведь предупреждала, что не смогу ответить на все ваши вопросы. Это означало бы вмешательство в дела богов.

Рэчел резко встала.

– Хватит с меня этой чепухи. Я ухожу. Подожду тебя в машине.

Китаянка смешала карты.

– Тогда я не буду предсказывать. Или обеим, или никому.

– Рэчел, – обратилась к ней Клаудиа, – ну пожалуйста, ради меня. Побудь еще пять минут.

Но Рэчел была непреклонна.

– Ни ради тебя, ни ради этих ее богов, ни даже ради собственной матери я здесь не останусь больше ни на минуту. Извини, Клаудиа, с меня довольно.

Она круто повернулась и пошла к двери. Балиец в молчании следовал за ней.