Текст книги "Жестокая болезнь (ЛП)"

Автор книги: Триша Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Я не буду, – говорю я, останавливая ее.

Она поворачивается ко мне спиной и смотрит на черную воду.

– Я не боюсь смерти. Есть вещи похуже. Я боюсь, что ты хуже, Алекс.

Ее слова пронзают меня, и я снова испытываю отвращение к тому, что она с легкостью причиняет мне боль, а сама ничего не чувствует.

– Я потерпел неудачу, признаю это, – я боком подхожу к ней, становясь так близко, как только могу, не касаясь. – Но с тобой этого не произойдет.

– Ты бредишь, – она расцепляет руки и поворачивается в мою сторону. – Что будет, если ты меня вылечишь? Просто отпустишь меня? Дашь пластырь и леденец на палочке и отправишь восвояси?

Мой рот приоткрывается, но я удерживаюсь от банального ответа. Правда в том, что я знаю, чего хочу. Я одержимо думал об этом с тех пор, как впервые увидел ее многообещающие данные. И все же знаю, что эта безразличная девушка, стоящая передо мной, не готова услышать мои снисходительные и, по общему признанию, эгоистичные доводы.

Она качает головой.

– Точно. Ты не думал так далеко вперед. Ты так зациклился на решении, что последующее, никогда не приходило в твое ученый мозг. Что ж, я скажу, что произойдет, доктор Чемберс, – она придвигается ближе, – я буду презирать тебя. Если я и проявлю хоть каплю сострадания, то не к тебе. Я буду ненавидеть тебя каждой клеточкой своего тела.

Я решительно вздергиваю подбородок.

– Ненависть – самая сильная эмоция. Если мне удастся вернуть тебя к жизни, твоя ненависть – это риск, на который я готов пойти. Испытывать твою ненависть желаннее, чем вообще ничего.

Выражение ее лица меняется со вспышкой замешательства, прежде чем она отодвигается.

– Не важно. Ничего не важно. Ты облажаешься.

Я поднимаю бровь. Немного обидно, что она не верит в меня.

– Когда-то у меня был коллега, – говорю я усталым голосом. – Он перестраховался. Заслужил похвалу начальства, произвел впечатление на инвесторов. Раньше я ему завидовал. Он всегда добивался успеха, никогда не терпел неудачу. По крайней мере, так казалось сначала. Правда была в том, что он никогда не терпел неудач, потому что ничем не рисковал.

Когда она ничего не отвечает, я надеваю очки и подхожу к ней.

– Творить только ради похвалы, не осмеливаться сделать опасную и пугающую вещь, которая идет вразрез с ожиданиями, – это слабый и трусливый способ идти по жизни.

Она наклоняет голову, внимательно изучая меня.

– Но ты все равно лажал.

Я киваю один раз, с трудом.

– Чтобы достичь истинного величия, приходится терпеть неудачи раз за разом. Только через наши неудачи мы стремимся распознать то, что действительно важно. Посредственность – смертный приговор гениев.

– И твои невольные объекты погибли из-за твоей гордости, – она сокращает расстояние между нами, ее тело так близко, что мое желание прикоснуться к ней – адски болезненное. – Это делает тебя не гением. А убийцей.

Ее навязчивый запах и едкий яд хлещут по мне, одновременно атакуя чувства и разум, я должен либо прикоснуться к ней, либо отойти подальше, чтобы прекратить мучения.

– Ты ошибаешься. Это не имеет ничего общего с моей гордостью, – говорю я, решая подойти к кромке воды, чтобы вдохнуть воздух, не пропитанный ею. Ее замечание воскрешает память о Мэри. Пресса называла ее чудовищем. «Докторша-психопатка», так они окрестили мою сестру. – Вообще ничего подобного.

– Тогда докажи это, – говорит она. – Отпусти меня.

Но я не разговариваю с ней. Теперь голоса прошлого шепчут мне ужасные вещи.

– Она была не такой… я не такой.

– Алекс, о ком, черт возьми, ты говоришь?

– Пойдем, – говорю я, хватая ее за запястье. – Нам нужно уходить.

Блейкли отказывается. Она упирается в каменистую землю и останавливает меня.

– Зачем ты все это делаешь?

Моя хватка усиливается, пальцы остро чувствуют ее пульс, и ощущение ее теплой кожи.

– Я хочу знать правду, Алекс. Сейчас же.

Я встречаюсь с ней взглядом, лунный свет отражается в омутах ее глаз и переливается яркой зеленью. Затем я смотрю туда, где моя рука сжимает ее плечо. Отпускаю. Произнося проклятие, я запускаю пальцы в волосы.

– Тебе меня не переубедить, – честно говорю я ей. – Никакие дебаты, никакие аргументы не изменят результата. Я зашел слишком далеко, пожертвовал слишком многим, чтобы просто остановиться.

В ту секунду, когда я принял решение похитить первого испытуемого, моя судьба предрешилась. Все, что последовало в ходе эксперимента – результат начинаний. Я принял решение, зная, что заканчиваю свою карьеру, свою жизнь.

– Все великие открытия требуют жертв, – бормочу я себе под нос.

Я ожидаю, что Блейкли начнет расспрашивать меня, попытается нащупать трещины и найти мою слабость. Она анализирует меня, ее внимательные глаза следят слишком пристально. Я дал ей достаточно кусочков головоломки, чтобы составить приблизительную картину – все, что ей нужно сделать, это соединить последний паззл.

Моя внутренняя защита усиливается, когда она приближается.

– Твоя сестра причиняла боль своим пациентам, – говорит она. – Я помню новости об этом серийном убийце, о том, как он выбирал своих жертв. Он разоблачил ее преступления, убил ее, и ты надеешься не только вылечить психопатов, ты хочешь восстановить ее репутацию.

Все мое тело напрягается.

– Психохирургия была специальностью моей сестры.

Блейкли качает головой, как будто пытаясь понять, затем ужасное осознание появляется на ее лице.

– Она делала лоботомию своим пациентам.

– Мэри была новатором, – говорю я, моя поза становится такой же оборонительной, как и мой тон. – Салливан обнародовал лишь сами процедуры, а не выводы, к которым она вследствие приходила. СМИ назвали ее извергом, и она потерпела крах. Но ее процедуры были… – я замолкаю, пытаясь найти правильный способ описать работу моей сестры. – Радикальны, да, но в то же время новаторскими. Ей просто нужно было больше времени…

– Чтобы мучить своих пациентов? Так же, как ты мучаешь своих жертв? Я не знаю, кем ты был раньше, но тебе далеко до величия. Ты бредишь, если веришь в обратное, Алекс.

– Ты, наверное, не сможешь понять, – я направляюсь к ней и на этот раз не позволяю ей остановить меня. Хватаю ее за руку и заставляю идти. – Ты понятия не имеешь, каково это – жить с такими мучительными эмоциями. Ты мертва внутри.

Блейкли молчит, пока мы идем по тропинке к хижине, отчего мои мысли звучат громче ее слов и суждений. Ночь вокруг пропитана ее ароматом. Я чувствую ее запах цветущего жасмина вперемешку со свежей речной водой. Образ ее глаз цвета морской волны, смотрящих сквозь меня, затуманивает рассуждения, и я бросаюсь вперед, как будто могу убежать от нее.

Наступает момент, когда приходит ясность, и я понимаю, что совершил ошибку, но мои рефлексы притуплены.

Блейкли вырывается из моей хватки. Тени леса скрывают ее из поля зрения, я поворачиваюсь, вижу камень в ее руке, когда она бросается ко мне. Она наносит мне удар сбоку по голове.

Все темнеет. Я раскачиваюсь и протягиваю руку в ее сторону.

– Хотела бы я чувствовать себя виноватой из-за этого, – говорит она, и я слышу, как хрустят ветки под ее ботинками, когда она приближается. – Но, как ты много раз отмечал, у меня нет такой способности.

Я вижу, как она поднимает камень, и мои инстинкты берут верх. Предплечьем блокирую атаку, и Блейкли мгновенно решает, что она не готова сражаться. Она бросает свое оружие и бежит.

– Черт, – я дотрагиваюсь до виска, на моих пальцах видны темные пятна крови.

Я не хочу с ней драться. Но лучше нам покончить с этим как можно раньше, пусть поймет, что выхода нет. Тогда мы оба сможем остановить этот волнующий танец.

Придя в себя, я начинаю двигаться в том направлении, куда она пошла. К реке. Она быстрая; я знал, что так и будет. Но на моей стороне преимущество. Я бродил по этой земле годами. Изучил каждую тропинку. Запомнил каждое дерево.

Сосны тянутся к полотну из звезд. Небо подсвечено сиянием луны, создавая покрывало света. Когда я добираюсь до устья реки, слышу шаги Блейкли по пляжу, хруст камней под ее ногами.

Я прерывисто вздыхаю, адреналин поднимается. Погоня уступает место чему-то дремлющему, чему-то первобытному внутри меня.

Несмотря на то, что она городская девушка, она хорошо справляется. Идти вдоль реки – самый разумный способ найти цивилизацию и не заблудиться. К сожалению, именно благодаря ее хитрому уму ее легче выследить.

Я быстро выхватываю шприц из ботинка и набираю скорость. Слышу, как она идет впереди, ругань отражается от каменных утесов, и я замечаю ее.

Она плюхается в реку, один раз оглянувшись оценить расстояние между нами.

– Мы прямо сейчас можем остановиться, – кричу я. – Это не должно зайти так далеко, Блейкли.

Она продолжает заходить в реку по колено. Ей нечего терять. Однако мне есть что терять, и страх, который я чувствую глубоко внутри, толкает меня вперед.

Ледяная вода омывает тело, когда я вхожу в реку. Поднимаю шприц, когда подхожу к ней, свободной рукой цепляясь за промокший подол ее футболки.

Блейкли стонет, ее голос срывается, воздух вокруг нас затуманивается от дыхания, когда она наносит удар мне в лицо. Ее ногти царапают мою щеку, и я быстро ухожу из зоны ее досягаемости, прежде чем обхватить ее рукой за талию.

Притягиваю ее обратно к своей груди и удерживаю ее руки, крепко сжимая шприц в кулаке, прижимая ее тело к своему. Холодная вода струится вокруг нас – и я должен дрожать так же, как Блейкли дрожит в моих объятиях, но я весь горю.

Ледяная вода колет мою кожу, словно миллион иголок, но вскоре обжигающий жар ее плоти касается моей. Признаюсь, меня приводит в трепет то, что она решила бороться – появился повод, наконец, обнять ее так, как я осмеливался лишь фантазировать.

Подавляя свои порывы, я тащу Блейкли к берегу реки. Она сильная, но побег ее ослабил. Я укладываю ее на ровную землю, чтобы отдышаться, и она приходит в себя со вторым дыханием, опять вырывается из моей хватки.

– Хватит, – говорю я, обхватывая ее запястья одной рукой и предплечьем прижимая ее руки к земле.

Ее глаза горят злобой. Она тяжело дышит, ее грудь поднимается с каждым напряженным вдохом.

Я предупреждающе подношу шприц к ее шее, кончик иглы прижимается к вене. Наши глаза не отрываются друг от друга, между нами висит угроза.

Она прерывисто вздыхает.

– Давай, – осмеливается она. – Ты же так меня хочешь…

Вызов в ее горящем взгляде воспламеняет мою душу – и это неправильно. Я знаю, что это неправильно. За этим горячим взглядом нет страсти, но она так идеально имитирует ее, проверяя мою решимость.

Это изъян в конструкции.

– Такому равнодушному существу нельзя имитировать чувства, – говорю я, легким шепотом касаясь ее губ. – Ты заместительница, представляющаяся королевой. Красива и опасна.

Ее руки расслабляются в моей хватке, пристальный взгляд изучающе скользит по моим чертам.

– Ты сумасшедший.

Вполне возможно.

– Я сумасшедший, но с долгими промежутками мучительного здравомыслия, – цитирую я любимый стих, но не думаю, что до сих пор понимал значение слов По.

Я твердею, прижимаясь к ее бедрам, и знаю, что она чувствует мое возбуждение. Она видит в моих глазах, как сильно я хочу попробовать ее на вкус, узнать, каковы на ощупь эти манящие губы.

Опускаю шприц, он падает на землю. Затем протягиваю руку между нашими телами и расстегиваю пряжку. Глаза Блейкли расширяются в тревоге, когда я снимаю кожаный ремень.

Стону от мучительного трения, которое вызывает это движение. Одну секунду я наслаждаюсь ощущением ее близости, затем толкаюсь вверх, увлекая ее руки за собой. Обматываю ремень вокруг ее запястий и туго затягиваю его.

– У тебя будет гипертермия, – я подхватываю Блейкли на руки. Широко раскрыв глаза, дрожа, она позволяет мне нести ее.

Я понимаю, что здесь, с ней, в темноте, я и не вспомнил про необходимость считать секунды. Постоянное, сводящее с ума желание посмотреть на часы ни разу не пришло на ум.

Она намного мощнее любого безумия.

ГЛАВА 17

ПРЕДАННЫЙ

БЛЕЙКЛИ

Чуть теплая вода стекает по моей спине, смывая речную грязь. Я поворачиваю кран до упора на горячую, надеясь, что она ошпарит, но градус почти не меняется. Кажется, что мне больше никогда не будет тепло, мое тело и конечности превратились в лед.

При этой мысли вырывается совершенно неуместный смешок. Я ледяная, вот почему я здесь. Грубая, холодная, омертвевшая, как лед. Алекс выбрал меня в клубе, полном самовлюбленных и поверхностных людей. Хотел другой вариант, но выбрал меня.

Эта ванная пристроена к цокольному этажу, но расположенная отдельно от того места, где он меня держит. Я беру бутылочку с шампунем и замечаю, что это какой-то универсальный бренд. Полагаю, у ученых, которые проводят дни и ночи, мучая своих жертв, нет времени подобрать уход за волосами.

Намыливаю волосы шампунем, пена стекает по телу, вода начинает остывать, а голову пронзают мысли.

На протяжении всей моей жизни, в какой бы ситуации я ни оказывалась, я считала себя самым умным человеком в комнате. Это было похоже на сверхспособность – знать, о чем думают все остальные, что они скажут, как они будут действовать и реагировать.

Я хороша в том, что делаю, потому что эмоции не мешают процессу. И все же там, у реки, когда Алекс обнажал свою уязвимость, я не могла увидеть глубже – я не могла использовать ни одну его слабость, и не понимаю почему.

Разочарование закипает под кожей, горячее и ноющее. Я хватаюсь за волосы у корней, крик застревает в горле.

Я знаю, как себя ведут мужчины и как они реагируют, если я им нравлюсь. И когда они хотят меня трахнуть. Но ни один мужчина никогда не смотрел на меня так, как Алекс сегодня.

Я не просто была сбита с толку, я окаменела.

Он морочит мне голову. Буквально. Независимо от того, что я, якобы, о нем узнала, его нельзя недооценивать. Нужно оставаться сосредоточенной, быть умнее.

Я выключаю воду, расчесываю волосы. Оборачиваю полотенце, которое Алекс оставил, вокруг своего тела, заправляя уголок под мышку. Выходя, замечаю одежду, разложенную на белой гранитной стойке. В этой комнате больше ничего нет. Ни унитаза. Ни зеркала. Никаких личных вещей. Ничего, что я могла бы использовать как оружие против своего похитителя или навредить себе.

Я вытираюсь и бросаю полотенце на кафельный пол вместе со сброшенной одеждой, затем поднимаю белую оксфордскую рубашку на пуговицах. Там также есть трусики телесного цвета и спортивные штаны. Несмотря на то, что все еще холодно, я отказываюсь от штанов и одеваюсь только в рубашку и трусики.

Проверяю дверь. Она не заперта. Когда вхожу в узкий коридор, слышу, как Алекс печатает на своем компьютере. Стою и знаю, что он замечает. Его пальцы ненадолго замирают над клавишами, потом он продолжает.

Несмотря на мои отчаянные действия ранее, я знала, что шансов на побег было мало. Я не столько пыталась освободиться, сколько проверить Алекса и лучше понять, что меня окружает. Сейчас он уязвимый. Измотанный. Уставший. Слабый.

После моего трюка не знаю, когда у меня будет еще один шанс выйти на улицу. Но я должна использовать этот редкий шанс, чтобы подтолкнуть его еще больше.

Когда вхожу в комнату, смотрю на тележку с металлической коробкой и электродами. Мной овладевает дикая потребность все это уничтожить.

– Мне нужен шампунь и кондиционер получше, – говорю я ему.

Алекс перестает печатать, но не оборачивается.

– Это так важно?

Я провожу пальцами по своим влажным прядям.

– У меня обесцвеченные волосы. Из-за твоего небрендового дерьма они стали как солома.

Он, как обычно, отвечает сухо.

– Посмотрим, что я могу сделать.

Я подхожу ближе, обращая внимание на закрытую занавеску.

– Почему ты носишь лабораторный халат?

Это полностью завладевает его вниманием. Он закрывает ноутбук и разворачивает кресло. Он настороженно относится к моим вопросам и поведению. И правильно делает. Его пристальный взгляд скользит по мне – голые ноги, мокрые волосы намочили белую рубашку, делая ее почти прозрачной, особенно возле области груди, – и он с трудом сглатывает.

Язык его тела говорит о том, что он не в настроении играть, не после того, как гнался за мной в замерзающей реке. Но все, что у нас есть, – эта игра. Один победитель, один проигравший.

И я отказываюсь проигрывать.

– Потому что я ученый, – коротко говорит он.

Я тереблю верхнюю пуговицу рубашки.

– Но это не лаборатория с учеными. Здесь только ты и я. Для кого ты его носишь?

Он поправляет очки, маневр, направленный на то, чтобы не пялиться.

– Я ношу его, потому что это то, кто я есть.

Страдающий манией величия похититель… эту мысль я держу при себе. Вместо этого я расстегиваю верхнюю пуговицу и скольжу вниз к следующей.

– И не только, – говорю я.

Алекс скрещивает руки на груди, его взгляд опускается на обнаженную кожу между моими грудями.

– Блейкли, что бы ты ни делала… прекрати.

Я расстегиваю вторую пуговицу, затем третью, позволяя рубашке распахнуться. Поддразниваю, насмехаюсь. Алекс перестал отводить взгляд, теперь он делает смотрит открыто.

– Ты одинок, Алекс, – я неторопливо провожу пальцами по шву рубашки. Останавливаюсь, чтобы расстегнуть последнюю пуговицу. – Я заметила это там, пока ты прижимал меня к земле. Почувствовала твое желание установить связь, оказаться внутри меня, – распахиваю рубашку, открывая ему полный, беспрепятственный обзор на мое тело. – Сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз был с женщиной?

Он резко втягивает воздух, его взгляд неторопливо скользит по мне.

– Физическое удовлетворение не мой приоритет, – признается он. – Я уже говорил тебе раньше, что ты красивая женщина, – он встречается со мной взглядом, – но это всего лишь похоть. То, что ты заметила там, было просто первобытной, кардинальной похотью. Ничего больше. Основная реакция организма на раздражители.

Я подхожу к нему и останавливаюсь всего в нескольких дюймах.

– Основная реакция организма на раздражители, – повторяю я, опуская руку на бедро и двигаясь вверх, касаясь кончиками пальцев своей киски. Он пристально наблюдает, как я глажу себя. – В твоих устах это звучит так научно, безлично, отстраненно.

– С тобой так и нужно, – парирует он в ответ.

Я расставляю ноги по обе стороны от его бедер, кладу руки ему на плечи.

– А разве это честно? – я медленно опускаюсь к нему на колени. – У меня тоже есть потребности. Мы заперты здесь, никто нас не увидит и не осудит.

Алекс отворачивает голову в сторону, отказываясь смотреть на меня, но твердая, как камень, эрекция подо мной говорит все, чего он не скажет.

– Блейкли… блять, прекрати. Твоя потребность контролировать ситуацию проявляется в физическом желании утвердить свое господство, – он берет меня за запястья и смотрит в глаза свирепым взглядом. – Я контролирую свои побуждения.

Мои руки скованы его ладонями, я использую это как рычаг, покачивая бедрами, соблазнительно прижимаясь к его стояку. Его рот приоткрывается, глаза наполняются темной похотью, и я знаю, что Алексу не потребуется много времени, чтобы потерять контроль над своим желанием.

– Тогда просто попробуй… – я высвобождаю одну руку и снимаю с него очки, кладу их на тележку позади. Лучше пусть у него будет немного размыто зрение. Затем наклоняюсь и нежно касаюсь губами царапин, оставленных моими ногтями на его щеке, языком пробую его кожу на вкус.

Я чувствую, как его хватка на моем запястье ослабевает, и он непроизвольно выгибается подо мной, частично теряя контроль.

– Ничего не получится, – говорит он.

Я сильнее прижимаюсь к нему.

– У меня получается.

С хриплым стоном Алекс зажимает мои руки между нами.

– Только потому, что ты чего-то хочешь, – каждый мускул напряжен, он отказывается сдаваться.

– Я хочу разрядки, – говорю я, показательно прижимаясь грудью к его рукам. – Я знаю, ты думал об этом. Как наклоняешь меня над кроватью, срываешь трусики и раздвигаешь ноги, лаская, пока я не становлюсь мокрой. Потом вонзаешься в меня так сильно, уничтожая каждую унцию своего жесткого контроля.

Его дыхание становится неровным.

– Боже, ты олицетворение Пейто²¹. Настоящая соблазнительница.

Двигаясь выше, я наклоняюсь вперед и дышу ему в ухо, прикусываю мочку.

– Думаешь, я богиня?

Его руки опускаются на мои бедра, пальцы собственнически впиваются в мою кожу, когда он прижимается ко мне.

– Когда я впервые увидел тебя, поклялся, что ты Афродита, – одна рука соскальзывает с моего бедра, обхватывает мое лицо, запуская пальцы в мокрые волосы. – Но это слишком очевидно, слишком банально. Пейто прячется в тени, манипулируя всеми вокруг себя, как марионетками.

Какой-то посторонний отклик шевелится глубоко внутри меня, и я неловко останавливаюсь. Алекс держит мое лицо, не желая отпускать. Я облизываю губы, зная, что делает с ним это действие.

Его пристальный взгляд опускается к моему рту, и в его голубых глазах вспыхивает ненасытный голод. Его лицо приближается к моему, и это странное чувство в глубине души реагирует инстинктивно. Я отворачиваюсь и оставляю поцелуй на его шее.

– Тогда не дари мне ожерелье, – говорю я.

Это вызывает тихий смешок.

– Почему я не удивлен, что ты знаешь этот миф.

Обхватив пальцами его затылок, я улыбаюсь ему в шею.

– Технически, она сила, а не богиня.

– Это спорно, – возражает он, его воля слабеет.

Пока он занят, я опускаю руку вниз по его груди и расстегиваю молнию на его штанах. Гортанный звук, который издает Алекс, возбуждает меня. Я чувствую вибрацию глубоко внизу живота, и предвкушение заставляет мои пальцы проникнуть под его боксеры.

Беру в ладони его твердую длину, когда он становится смелее, теряясь в своем возбуждении, и обхватывает мою грудь. Когда я думаю, что он полностью околдован, убираю другую руку с его шеи.

– Блейкли… мы должны остановиться, – говорит он хриплым от сдерживаемого желания голосом. – Это неправильно. Ты моя пациентка.

Заблуждение Алекса – что он верит, будто я его пациентка – подстегивает меня, и я тут же засовываю руку ему в карман. Другой рукой сжимаю его член, как тисками, убеждаясь, что он не сдвинется с места, вытаскиваю связку ключей.

– Прости, Алекс, но я просто не могу трахаться с таким безумцем, – я хватаю его за яйца и сильно выкручиваю.

Он произносит страстное проклятие, когда боль пронзает его насквозь, давая мне время, чтобы освободиться. Он хватается за промежность и сгибается пополам на стуле.

У меня не так много времени, поэтому я должна убежать как можно дальше. Не утруждаю себя тем, чтобы застегнуть рубашку, бросаюсь к занавеске и откидываю ее. Я увидела здесь дверь, когда была под действием успокоительного. Что бы ни находилось за этой дверью, мне нужно знать.

На стене висит еще одна занавеска, и я отодвигаю ее в сторону, открывая старую дверь из амбарного дерева. Перебираю ключи, пробую один, второй, а затем и третий ключ, пока замок не поворачивается. Открываю дверь и смотрю на темный лестничный пролет. Алекс приходит в себя, это подстегивает меня подняться по ступенькам.

Есть вторая дверь наверху, но та, что ниже не заперта. Я вхожу внутрь, почти задыхаясь… Шок останавливает меня на полушаге.

Меня поглощает непроглядная пустота.

Темнота такая глубокая, как будто я шагнула прямо в космос или спустилась с края обрыва. Жуткое ощущение проникает мне под кожу, и я запахиваю рубашку. У меня кружится голова, как будто подо мной нет земли. Когда мои глаза начинают привыкать, появляются круглые огоньки… и я слышу тиканье.

– О, боже мой.

Часы.

Так много часов.

Подсвеченные слабым белым светом, десятки часов будто парят в воздухе. Я знаю, что это невозможно, оптическая иллюзия, игра разума – но это все равно ужасно. Кошмар, ставший реальностью.

Чтобы успокоиться, я протягиваю руку и касаюсь стены. Прохладная и гладкая поверхность ощущается твердой под моими пальцами, и мгновенное облегчение разливается по моим венам.

Эта комната полностью закрыта и изолирована.

От потолка до пола по стенам разбросаны часы разных форм и размеров. Я подхожу к одним и смотрю сквозь стекло. Затем смотрю на часы рядом. Все они показывают разное время. Маятники раскачиваются взад-вперед, ритмичный звук эхом разносится по комнате, становясь громче, кажется, что стены смыкаются.

– Что это за комната, Алекс?

Я знаю, что он слышит меня, потому что стоит за спиной. Я чувствую тепло, исходящее от его тела, вибрацию его кожи. Его дыхание становится тяжелым и прерывистым, и я задаюсь вопросом, насколько болезненным был для него этот подъем по лестнице. Хотя сейчас, мне наплевать.

– Убирайся отсюда, – приказывает он. В его низком голосе слышится скрытое отчаяние.

Помимо множества циферблатов, украшающих комнату, я замечаю луч света, исходящий от противоположной стены. Входная дверь заколочена.

Я сжимаю ключи в ладони.

Что бы ни значила для него эта часть хижины, она темная и искореженная, и он наглухо запечатал ее. Он не хочет, чтобы кто-нибудь видел, входил.

Алекс дергает за руку и тащит меня обратно на лестницу. Захлопывает дверь, стоя спиной ко мне, упираясь руками в твердое дерево.

Я должна сделать в точности так, как он сказал. Я должна сбежать вниз по лестнице и оказаться от него как можно дальше. В этот момент он более неуравновешен, чем я когда-либо его видела. Мне нужно уйти, но его неустойчивое состояние так же сильно, как гравитация, приковывающая меня к этому месту.

Он убирает руки с двери и, не говоря ни слова, медленно поворачивается ко мне. Сдвинув брови, он окидывает меня пристальным взглядом. Моя рубашка расстегнута. Я не делаю ни малейшего движения, чтобы прикрыться.

Осторожными движениями Алекс подходит ближе и забирает свои ключи у меня из рук. Я и забыла, что держу их. Он кладет их в карман, затем его рука опускается мне на талию.

Опустив глаза, он проводит тыльной стороной ладони по моему животу. Я не могу не вздрогнуть от этого нежного прикосновения, инстинктивно напрягая пресс.

Он проводит костяшками пальцев вверх, его прикосновение легкое, как будто он изучает изгибы моего тела. Мое дыхание замирает в легких, когда он достигает контура между моими грудями. Кончики его пальцев блуждают по изящному изгибу одной груди, прослеживая форму, а я изучаю его черты, выражение его страдальческого лица, и пытаюсь понять, что вызывало эту боль.

Алекс резко останавливается. Дойдя до впадинки у моей ключицы, он застегивает верхнюю пуговицу. Затем постепенно доходит до низа.

Он обхватывает мое лицо обеими руками, взгляд его напряжен.

– Объект никогда не заставлял меня чувствовать себя таким слабым.

– Это потому, что я не объект, – говорю я. – Я женщина.

Он отпускает меня с напряженным вздохом.

– Ты паразит.

Я вызывающе вздергиваю подбородок.

– И все же ты сильно меня хочешь, – я облизываю губы, чтобы увлажнить их. – Это у тебя болезнь, Алекс. Почему бы тебе просто не сдаться? Прими, что ты не можешь вылечить меня. Лечить нечего.

Он отступает назад, спускаясь на ступеньку. Наши лица теперь на одном уровне.

– И это чуть не сломило меня, черт побери… Я никогда так сильно не хотел женщину, – он делает еще один шаг вниз. – Но нельзя. Тем более что на мои чувства ты не сможешь ответить. По-другому и быть не может. Так я стану еще более мерзким, чем тот дьявол, который закопал мою сестру в землю.

Он спускается по лестнице, его слова повисают в темноте между нами. Пока он еще недалеко ушел, я говорю:

– Если твой опыт получится, я не буду чувствовать к тебе ничего, кроме дикого отвращения.

– Я готов рискнуть, – говорит он.

Холодок пробегает по моей коже, и я скрещиваю руки на груди. Смотрю на дверь хижины. Если и есть какой-то шанс сбежать, то не через нее. Он прячет эту дверь не ради безопасности. Эта хижина принадлежит ему.

Его личный девятый круг ада.

Когда я вхожу в подвал, Алекс ждет меня с кожаными наручниками в руках. На данный момент я принимаю свою временную судьбу. Не найду способ выбраться отсюда, физически одолев его или соблазнив.

Алекс играет на психологическом игровом поле, и мне нужен доступ к той комнате, запертой в его сознании, той, где тикают все часы.

Вот мой выход.

Я протягиваю ему запястья, и он застегивает наручники. Он не встречается со мной взглядом, он отстраненный и уклончивый. Я зашла слишком далеко, но не буду еще больше его мучить.

Он выходит из комнаты, а я сажусь на раскладушку и подтягиваю колени к груди. Он возвращается со штанами, которые я оставила в душевой.

– Буду признателен, если ты оденешься, – говорит он.

Я издаю тихий смешок.

– Конечно. Все, что угодно, для удобства моего похитителя.

Алекс, похоже, воздерживается от возражений и вместо этого выходит из комнаты. Он ненадолго отлучается, потом возвращается с крючком. Я с любопытством наблюдаю, как он прикрепляет крючок к стене из шлакоблока напротив меня.

Он достает из кармана связку ключей и вешает ее на крючок. Чтобы я могла на нее смотреть. Видела, что ключи вне досягаемости. Жестокая насмешка.

– Уже поздно… или рано, – говорит он, потирая затылок. – Мы начнем через несколько часов. Поспи немного.

Свет гаснет, когда он выходит из комнаты, задергивая за собой занавеску. Я слышу, как закрывается дверь. Та, что ведет в его лабораторию. Он не ходит в свою темную комнату с часами.

Я долго сижу в тишине, просто уставившись на стену.

Может быть, у меня не получилось, или, может быть, я пробудила в Алексе что-то, что окажется полезным. Не знаю, какой ущерб я нанесла, но уверена в одном.

Я прочитала «Тойота» на одном из серебряных ключей, когда пыталась отпереть дверь. Значит, где-то рядом есть машина.