Текст книги "Семья"
Автор книги: Тони Парсонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
6
«Все мы – чудеса на двух ногах, – думал Паоло. – Каковы были шансы нашего появления на свет? Вообще, шансы появления любой жизни? Стоит подумать о тех биллионах сперматозоидов, которые упали на неблагодатную почву, о тех бесчисленных яйцеклетках, которые изначально были обречены пройти свой путь неоплодотворенными, о той малой вероятности их встречи, и тогда становится ясно, что если кто-то рождается на свет, то это настоящее чудо. Каждый из нас – настоящее, необъяснимое чудо», – пришел к выводу Паоло.
Он повернул выключатель, и в его салоне погас свет. За окном блистали яркими красками четыре новеньких лимузина. Два «Мазератти Спайдерс», один «Ламборджини Мурчелаго» и самый прекрасный из них – «Феррари Маранелло».
Несколько минут Паоло стоял и любовался машинами, его сердце при виде всей этой итальянской металлической красоты сладко посасывало. А потом включил все кнопки сигнализации.
Закрывать салон после рабочего дня всегда входило в обязанности Майкла. Но после рождения Хлои все изменилось. Теперь Майкл исчезал из салона очень рано, но Паоло с радостью взвалил на свои плечи дополнительные обязанности. Когда рождается ребенок, думал он, работа перестает играть в жизни человека главную роль. Пускай Майкл спешит домой и нянчится со своей чудесной крошкой. Впервые в жизни Паоло завидовал брату.
Сигнализация предупредительно зажужжала, и Паоло с ключами в руках направился к двери. Но потом остановился. Он услышал посторонний шум, который доносился из офиса Майкла.
Паоло быстро отключил сигнализацию, и жужжание прекратилось. Теперь он явственно услышал приглушенные голоса. Окинул взглядом салон. Сколько стоят эти экспонаты? Здесь по соседству есть ремонтная мастерская, работники которой охотно вытаскивают ножи и дерутся между собой из-за горсти карманных денег, а местные пенсионеры доходят до членовредительства при виде потерянного кем-то кошелька, в котором можно обнаружить разве что мелочь на кошачью еду. Аренда помещений в округе дешевая, и под стать ей цена человеческой жизни.
Рядом со столом секретарши стоял ящик с инструментами. Как можно тише Паоло открыл этот ящик и вытащил из него гаечный ключ. Руки у него дрожали. Сдерживая дыхание и сжимая в руках гаечный ключ, словно биту, он прокрался к офису Майкла, а затем с жуткими криками (скорее, от страха, чем от храбрости) рывком распахнул дверь и включил свет.
На столе на четвереньках стояла Джинджер, блузка которой была задрана почти до шеи, а брюки спущены до колен. А за ней стоял тот, кто должен был сейчас находиться у себя дома, в кругу семьи, – его брат Майкл собственной персоной.
Джинджер побила олимпийский рекорд по скорости, с которой она надела одежду и выбежала из офиса. Когда братья остались вдвоем, Паоло изо всех сил хлестнул Майкла по лицу. Он был совершенно вне себя от ярости и даже забыл, что раньше, во время юношеских драк, Майкл всегда его побеждал. Но сейчас он был настолько разъярен, что даже не думал о том, что брат может дать сдачи. На него нахлынула слепая ярость. У него возникло такое чувство, будто здесь, на его глазах, только что было унижено и подвергнуто оскорблению нечто самое ценное, что есть в жизни, или, вернее, то, что в ней есть бесценного.
– Идиот! – напустился он на Майкла. – Я тебе больше не верю! У тебя в жизни все так хорошо сложилось, а ты пустил все под откос!
Лицо Майкла искривилось в горькой усмешке. На небритой щеке выступил красный след от пощечины.
– Что ты знаешь о жизни? – сквозь зубы процедил он.
Паоло собрался было снова ударить его по щеке, но Майкл с легкостью парировал его удар.
– Что я знаю о жизни? – запальчиво переспросил Паоло, отбиваясь от брата. – То, что мы сейчас не дома у родителей, и тебе пора бы несколько остепениться! Ты ведь сам стал отцом!
– Ты просто не знаешь, до чего сильно они меняются. Я имею в виду женщин. После рождения ребенка они меняются кардинально. Ты этого еще не понимаешь.
Паоло не стал вникать в его аргументы. Майкл пытается все усложнить. А ведь дело было совсем не сложным.
– Разумеется, они меняются! – сказал он. – И ты перестаешь быть центром их вселенной. Так и должно быть в жизни.
– Тебе хорошо говорить! – Внезапно Майкл как будто разозлился. Он сжал кулаки и угрожающе двинулся на брата. – Бессонные ночи – день за днем, месяц за месяцем, – это еще полбеды, и с этим я могу смириться. И это перманентное состояние абсолютной измотанности – и с этим я могу смириться.
– Как великодушно с твоей стороны! – съязвил Паоло.
– Я даже могу пережить, что Наоко утратила интерес к сексу! – продолжал Майкл. – Или слишком устает, чтобы о нем думать. Или не чувствует ко мне влечения. Или что угодно в этом духе. Все это я могу перебороть и преодолеть.
– Майкл, – сказал Паоло более спокойным тоном. – У тебя прекрасный маленький ребенок. Хотя бы на некоторое время перестань думать о себе.
Когда братья были совсем молодыми, Паоло восхищался той легкостью, с какой Майкл относился к женщинам. Он восхищался тем, как женщины висли на нем гроздьями, как легко в него влюблялись и как он всегда выходил сухим из воды. Потом эта легкость куда-то исчезла. Паоло надеялся, что с появлением Наоко – столь не похожей на тех многочисленных блондинок, с которыми Майкл имел дело в Эссексе, – тот угомонится. Но, как оказалось, эти надежды тщетны.
– Когда у женщины появляется ребенок, – продолжал Майкл, тоже несколько успокоившись, – все меняется. Ты перестаешь для нее значить столько, сколько значил прежде. И в ее сердце ты занимаешь гораздо меньше места.
– Все равно у тебя замечательная семья, – не слушал никаких доводов Паоло. – Неужели ты хочешь ее разрушить? Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы Хлоя росла без отца? Как все эти маленькие бедолаги, которых так много в округе?
Майкл энергично потряс головой.
– По-твоему, все так просто, Паоло? По-твоему, главное в жизни – иметь работу, женщину, дом, а потом ребенка? И с этим можно жить счастливо до скончания веков?
– А чего тебе еще надо? Ты и так должен быть благодарен судьбе и считать себя счастливчиком!
– Ради бога, не читай мне нотаций, ты, добродетельный болван! Я люблю свою дочь и люблю жену. Причем люблю их настолько, насколько вообще способен любить других людей.
– Какая у тебя странная манера это доказывать.
– Но ребенок не может полностью заполнить твой мир! По крайней мере, если ты мужчина. Ребенок – это соперник! Но соперник, с которым ты не можешь конкурировать ни при каких обстоятельствах. – Майкл взял из рук Паоло гаечный ключ и аккуратно положил его на стол. – Она нашла себе существо, гораздо более достойное любви, чем я. Нашу дочь. И что в таком случае остается делать мне?
– Идти домой, Майкл. И благодарить бога за все его благодеяния.
– Когда у женщины появляется ребенок, она меняется. Я не знаю, как тебе это объяснить. – Майкл грустно улыбался. – Это можно сравнить разве что с тем, что она полюбила другого мужчину.
– Мое бедное дитя, – с сожалением произнесла мать Меган, приглашая младшую дочь войти в свою квартиру. – Я знаю, что эту гадкую вещь из тебя скоро выбросят.
Каблуки и полный макияж, подумала Меган, глядя, как Оливия цокает по паркетному полу. Даже дома в одиночестве она носит каблуки и макияж.
– У нас у всех случаются такие маленькие неприятности, – продолжала Оливия. – Мне тоже надо было соблюдать осторожность, когда мы снимали вторую серию «Викария». И еще задолго до этого… задолго до твоего отца у меня был фотограф, который помогал мне делать портфолио для съемок. – Оливия, которая очень редко дотрагивалась до своих детей, тут погладила Меган по спине, словно проверяя ее состояние. Она все еще красивая, думала про себя Меган. Понятно, почему мужчины оборачиваются ей вслед – хоть на секунду, но оборачиваются. – Но надо тебе сказать, дорогая, что ты выглядишь не так плохо.
– Я решила сохранить ребенка.
– Что?
– Я не собираюсь делать аборт, мама. Я оставлю ребенка.
– Да… то есть… зачем тебе это понадобилось?
Меган пожала плечами. Она не могла рассказать матери о миссис Саммер. И не могла объяснить, что родить этого ребенка, конечно, тяжело, но не рожать его будет еще тяжелее, причем, в неизмеримо большей степени. Как описать ей это ощущение разорванности, опустошенности? Меган села на диван. Приступы тошноты уже прошли, но их место заняла постоянная усталость.
– Я хочу его иметь, и все, – просто объяснила Меган. – Я хочу родить этого ребенка.
– Да… то есть… ты еще слишком молода, чтобы иметь детей!
– Мне двадцать восемь лет, мама! Я уже старше, чем была ты, когда у тебя появилась Кэт.
– Но я была замужем, дорогая! С кольцом на пальце! И все равно – это была ужасная катастрофа.
– У меня никакой катастрофы не будет.
– А где его отец? Он хотя бы в кадре?
– Нет, он не в кадре.
– Меган, ты соображаешь, что творишь? Бессонные ночи, неделями, месяцами непроходимая усталость, орущее и какающее существо, у которого случаются приступы истерии?
– Но ведь в этом же и состоит материнство, не так ли? – Меган перевела дыхание. – Я знаю, что будет тяжело. Что тяжелее этого я еще ничего в жизни не испытывала.
– Ты просто плохо понимаешь, о чем говоришь. Это тяжело, когда у тебя есть муж, и няня, и пара миллиончиков в банке. Но ты попробуй это одолеть в одиночку, да еще на те гроши, которые вам наверняка платят в больнице. Это все равно что совершить самоубийство.
– Джессика сказала, что будет мне помогать.
– У Джессики есть своя собственная жизнь!
– Она обещала и сдержит слово. Она сказала, что ее уже тошнит от сидения дома, от ожидания Паоло с работы, от маникюра и всего прочего. Она с радостью присмотрит за ребенком, пока я буду на работе.
– А что, если Джессика в конце концов сдастся?
О такой возможности Меган как-то не подумала. После всего, что она видела в больницах и клиниках, ей казалось, она уже знает все, и мать ничего нового сказать не может. Но тут по спине Меган пробежал холодок. А если вдруг окажется, что помочь некому? Во что она ввязывается? Перед ее мысленным взором прошла череда будущих лет: восемнадцатилетнее проклятие. Но тут она увидела перекошенное от злости лицо матери и подумала: кажется, ты так и не смогла полностью освободиться от своих детей?
– А как насчет карьеры? – продолжала Оливия. – Все эти годы учебы в колледже, бесчисленные экзамены?
– Я не собираюсь бросать работу, – ответила Меган, но на сей раз не столь уверенно, как прежде. – А как же иначе? Ничего другого я себе не могу позволить. Как ты верно заметила, у меня на пальце нет кольца.
– Ты маленькая дурочка, Меган.
Мать не скрывала своего недовольства.
– Почему ты так на меня злишься? – спросила Меган.
– Потому что ты калечишь свою жизнь!
– Неужели? А, может быть, тебя бесит, что ты станешь бабушкой? Потому что это будет неопровержимым доказательством того, что ты уже вышла из возраста цветущей юности?
– О, не говори глупостей!
– Прошу тебя, мам, не злись на меня! Я не хочу, чтобы ты злилась. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
– Счастлива? Дочь ведет себя, как последняя торговка, и я должна быть счастлива?
– Я хочу, чтобы ты тоже полюбила этого ребенка. И была счастлива.
– Уходи, – твердо сказала Оливия. – Если хочешь, чтобы я была счастлива, уходи отсюда.
И Меган ушла, и впервые все трудности ее нового положения предстали перед ней со всей очевидностью. Например, где этот безымянный, еще невообразимый малыш будет спать? В ее крошечной квартирке так мало места! А если музыка, которую постоянно заводит сосед снизу, будет его беспокоить, что тогда? И как в реальности сложатся обстоятельства, когда она выйдет на работу? А вдруг Джессика не сможет каждый день присматривать за ребенком (Каждый день! Словно это ее работа!). И во что превратятся ее ночи, когда у нее под боком будет спать – или кричать – ребенок?
А затем Меган прошла свое первое сканирование, и хотя сомнения и темные мысли не исчезли, но какой-то голос в ее голове шептал, что она приняла правильное решение.
После того как Меган решила сохранить ребенка, Кэт тоже изменилась.
Рори никак не мог этого понять, но вдруг женщина стала вести себя так, словно его операция оказала на ее жизнь огромное влияние.
Малюсенькая операция, по существу надрез, иссечение протоков спермы. В прошлом ее это совершенно не волновало, потому что она не собиралась иметь детей. Но, видит бог! Он ведь тоже не хотел иметь детей! И операция дала ему необходимое облегчение. А потом Меган аннулировала свою запись на аборт, и все вокруг изменилось.
Впрочем, вполне возможно, что дело не только в Меган, но и в его бывшей жене Эли. Однажды Эли появилась в его квартире с пятилетней Сэди на руках и потребовала от Джейка, чтобы тот вернулся домой.
Нельзя не отдать должное внешности Эли: она была очень красивой. Рори признавал это, хотя их любовь давным-давно умерла и была погребена под толщей лет. Миниатюрная, со светлыми волосами, Эли умела извлечь из своей внешности максимум преимуществ, и поэтому в своем возрасте выглядела хорошенькой без лишней вычурности. Вокруг нее распространялась аура спокойствия, энергичности и уверенности в себе, так что Джейк в ее присутствии казался абсолютным рохлей. По приказу матери он начал покорно собирать вещи и грузить их в ее внедорожник – очень удобный, словно предназначенный для того, чтобы возить Сэди в балетную школу.
– Мама, а почему Джейк-Джейк здесь живет? – спросила Сэди.
– Дорогая, он немного пообщался со своим отцом, – ответила Эли. – А теперь ему пора возвращаться домой.
– Пусть приезжает в любое время, – сказал Рори, хлопнув сына по плечу.
Скованный по рукам и ногам подростковой застенчивостью, Джейк поспешно собирал со стола разбросанные на нем диски, стараясь не встречаться взглядом с отцом.
– Только пусть в следующий раз оставит свои самокрутки дома, – спокойно вмешалась в разговор Кэт.
Рори и Эли удивленно уставились на нее.
– Мама! – воскликнула Сэди.
Кэт знала, что, подав голос, совершит ошибку. Но ничего не могла с собой поделать. Она решила, что уж ей-то не имеет смысла притворяться, будто присутствие Джейка доставляет всем сплошную радость.
– Что ты имеешь в виду? – грозно спросила Эли.
– Я имею в виду, что Джейк слишком молод, чтобы употреблять наркотики, – ответила Кэт.
– Кэт, – предупредительным тоном сказал Рори.
– Как ты смеешь? – Эли перестала сдерживаться. – Как ты смеешь совать нос не в свое дело?
– Извини. – Кэт решила немного сбавить обороты. – Просто мне показалось, что вы позволяете Джейку слишком многое.
– Мам, я готов, – пискнул Джейк.
Сэди радостно улыбнулась своему сводному брату и взяла его за руку.
– Джейк-Джейк, – пролепетала она.
– Мой сын живет в тяжелых эмоциональных условиях, – дрожа от волнения, продолжала Эли. – Но от таких, как ты, я не жду понимания.
– Таких, как я?
Эли слегка усмехнулась.
– Таких, как ты, у которых никогда не было своей семьи.
– У меня есть семья, – возразила Кэт, стараясь не терять самообладания. – Да, у меня нет детей, это правда. Но не смей говорить мне, что у меня нет семьи.
А потом они ушли, и Рори попытался сгладить конфликт. Но было уже слишком поздно. Кэт пришла в ярость: во-первых, она злилась на Рори, за то, что он позволил своей бывшей жене так с ней обращаться. Во-вторых, на Джейка, за то, что он так грубо ворвался в их жизнь. И, в-третьих, на Эли, за то, что она оказалась такой бессердечной, эгоистичной сволочью. Но было и еще нечто, чего она не могла выразить словами. Кажется, это имело отношение к существующим в ее жизни ограничениям. А она не хотела иметь в жизни ограничений. Она хотела, чтобы все двери были перед ней открыты, и чтобы она всегда имела право выбора.
– Кэт?
– Я ухожу.
– Постой! Не уходи! Наконец-то квартира в полном нашем распоряжении.
– Она всегда сохраняла за собой право выбора, не так ли?
– Кто?
– Кто-кто? Твоя бывшая жена! У нее в жизни появился второй шанс, чтобы все наладить, разве не так? Второй брак, второй ребенок, вторая жизнь. С тобой у нее был стартовый брак. А теперь она получила вторую фишку.
– Чего ты так на меня разозлилась?
Кэт повернулась к Рори, бледная от ярости и вся в слезах. Он испугался, поняв, что теряет ее. А терять ее ему совершенно не хотелось.
– Зачем ты сделал эту дурацкую операцию? – плакала Кэт. – Зачем? Ради этой холодной сучки, которая тут же пошла и сделала себе нового ребенка с первым попавшимся мужчиной? Зачем?
Рори поднял вверх руки.
– Затем… Затем, что мы больше не хотели детей. Затем, что в то время это решение казалось нам правильным.
– Она нашла себе новую фишку! А ты нет. Ты полностью порабощен своим прошлым! Ты его раб! И я тоже. Твое прошлое фатальным образом влияет и на меня. Ты лишил не только себя права выбора. Ты лишил права выбора и меня.
– Да о чем разговор? – не выдержал он. – Меган беременна, и ты внезапно тоже захотела иметь детей? Ты говоришь так, словно хочешь их иметь!
– Вовсе нет. Как я могу хотеть детей? Но почему ты не оставил за собой права выбора? Эли оставила, а ты нет!
– Я не могу подарить тебе ребенка, Кэт. Ты знала это с самого начала.
– Да. Но почему ты пошел на такое? Спокойно лег на операцию, а потом натянул штаны и вернулся домой. А у меня и желания нет иметь детей, не так ли?
– Так в чем проблема?
Кэт покачала головой. Она не могла ему объяснить. И никакого ребенка она действительно не хотела иметь. Но она хотела, чтобы у нее была полноценная семья. Когда Эли объявила, что у нее нет семьи, это резануло ее, как по живому.
Тут Кэт начала понимать, что дети – это ставка на будущее. Что только они дают человеку семью. Причем они делают это тогда, когда старая семья начинает трещать по швам, когда каждый член старой семьи начинает жить своей жизнью, заводит себе мужей и жен, а потом и собственного ребенка. Без детей у человека в будущем нет опоры, и ему остается лишь настоящее – либо воспоминания о прошлом.
Рори наблюдал, как гневное выражение постепенно исчезает с лица Кэт. Он любил эту женщину и никакой другой в своей жизни не хотел. Но когда она направилась к двери, он не стал ее останавливать.
«Женщины все понимают превратно, – думал Рори. – Они полагают, что являются жертвами тикающих в них биологических часов, в то время как мужчины могут иметь детей в любом возрасте, в каком им только заблагорассудится. А это, мягко говоря, не соответствует действительности. Потому что мужчина с возрастом тоже устает. И это головокружительное приключение – растить детей, от бессонных ночей, когда у них режутся зубки, до бессонных ночей, когда они начинают употреблять наркотики, – доводит его до полного изнеможения. Изнашивает организм похлеще всякой работы».
Не будь даже этой операции, и развода, и всего того яда, который пролился между ним и его бывшей женой, у Рори бы все равно не появилось желания пройти через подобное испытание снова. Время предлагает мужчине альтернативную хирургию. И будь даже у него сейчас возможность (которой не было) – в его возрасте пускаться в такое рискованное приключение, как рождение новых детей, довольно абсурдно. К тому моменту, когда ребенку исполнится шестнадцать лет, ему будет уже далеко за шестьдесят. Даже теперь, в его сорок восемь лет, ему трудно находить общий язык с сыном-подростком. А что будет, когда он станет стариком?
Чтобы решиться на такой поступок, надо многое обдумать.
И, прежде всего, надо кого-то по-настоящему полюбить.
Когда врач смазал ее живот каким-то холодным желе, а затем положил на него тяжелый сканер, Меган схватила Джессику за руку.
Сканер был очень тяжелым, даже слишком, но беспокойство Меган тут же улетучилось, как только она взглянула на экран и увидела своего ребенка – это незапланированное существо, которое казалось незнакомцем, выходящим из снежной метели.
Голова у него слишком большая. Пальцы как ниточки. Глаза без век, ничего не видят, или, может быть, видят все. Меган и Джессика дружно рассмеялись – от восторга и неверия. Взглянув на сестру, Меган ощутила глубокую благодарность за ее любовь и великодушие, и за то, что она пришла сюда в этот важный момент и держит ее за руку. Джессика казалась почти такой же потрясенной и тронутой, как и сама Меган. Как будто, подумала Меган, ребенок принадлежит им обеим.
Меган еще раз взглянула на туманный силуэт на экране и ощутила такую близость к нему, какой никогда не испытывала к другим людям. Ребенок был частью ее плоти и крови – и одновременно абсолютно самостоятельным существом. Он казался знакомым ей, как собственное лицо, – и одновременно каким-то сверхъестественным, вроде ангела с небес. Всего лишь черно-белое смазанное изображение на экране – и все. Врач, наверное, проводит такие обследования по несколько раз в день. И тем не менее от взгляда на это изображение внутри у Меган поднялись такие чувства, о существовании которых она раньше и не догадывалась.
И пусть сосед снизу включает музыку слишком громко. И пусть наступят дни, когда Джессика не сможет сидеть с ее ребенком. И пусть материнство окажется в тысячу раз труднее, чем Меган может себе вообразить. Но при виде этого туманного силуэта на экране беспокойство отступало на задний план. Как можно серьезно беспокоиться о какой-то там музыке или бессонных ночах, когда на твоих глазах совершается чудо?
После процедуры Меган выдали черный снимок большеголового младенца. Первую фотографию ее ребенка, этого маленького незнакомца. Кроме того, определили дату родов. Этот день показался ей до смешного далеким, почти бессмысленным и нереальным, как будто из календаря его выбрали наугад. Но она точно знала, что он когда-нибудь наступит.
И еще Меган знала, что после этого у нее начнется новая жизнь.
Джессика и Паоло посоветовались с доктором и решили попробовать искусственное оплодотворение.
Поход к доктору привел Паоло в шок: во-первых, из-за цены, которая исчислялась в тысячах, а, во-вторых, из-за маленькой вероятности успеха (самый оптимистичный прогноз – один из трех, и это в лучшем случае). А, в-третьих, его привело в шок известие, что времени на раздумья у них почти не осталось.
– Но ей всего тридцать два года! – сказал он доктору.
– Да, – согласился доктор. – Но в женщине каждый месяц созревает всего одна яйцеклетка. А после тридцати пяти лет наступает выраженное снижение ее продуктивности. Лучше начинать прежде, чем вы станете слишком старыми для этого. Кто знает, сколько циклов вам потребуется для получения результата?
По дороге домой Джессика сказала:
– Я хочу это сделать! Мне нет дела, где ты достанешь деньги. Мне нет дела, сколько раз нам придется повторять попытку. Я хочу – и все!
– А что говорит твоя сестра?
– Меган?
– Она считает искусственное оплодотворение стоящим делом?
– Об этом я еще с ней не говорила. У нее сейчас своих забот хватает. Я не хочу волновать ее раньше времени и пугать тем, что не смогу сидеть с ее младенцем. То есть, ты понимаешь, в том случае, если процедура сработает.
Таким образом, они решились пойти на искусственное оплодотворение. Врач порекомендовал им ехать в частную клинику в Эссексе, где показатели результативности были самыми высокими в мире. И Паоло не стал возражать, потому что для Джессики он готов был пойти на все. То есть почти на все. И когда вечером они поднялись в спальню, он сказал:
– Только я не позволю этому ребенку нас разлучить, Джесс!
– Что?
– Раньше я никогда не жаловался. И впредь не собираюсь. Все эти анализы, консультации, сообщения о том, что мне пора ехать домой тебя трахать, потому что у тебя овуляция. Все это я терплю спокойно. Ты хочешь искусственное оплодотворение? Пожалуйста. Только я не хочу, чтобы оно нас разлучило.
– А почему оно должно нас разлучить?
Паоло сел на кровати и приподнял руками ее лицо. Он очень любил лицо Джессики.
– Потому что это становится важнее всего остального. Важнее, чем мы с тобой. Этот еще не родившийся ребенок уже становится важнее всего остального в мире.
– Ты же знаешь, как много он для меня значит.
– Разумеется, знаю! Но если у нас с тобой ничего не получится – я имею в виду, если никогда не получится, – то ты должна знать, что я все равно буду тебя любить. Да, я знаю, ты хочешь ребенка. Я тоже. Но в моей жизни не это самое главное. Самое главное – это ты, Джесс.
Джессика покачала головой.
– Ничто не может длиться вечно. И мы не можем постоянно заниматься любовью, как раньше. Ты не понимаешь, Паоло. Если у меня не будет ребенка, то какой от меня прок?
– Какой прок от тебя? Даже если у тебя не будет ребенка, ты все равно останешься красивой, и умной, и доброй, и сексуальной.
– Я не сексуальна.
– Нет, сексуальна! Ты маленькая сексуальная ведьмочка! – Теперь они оба улыбались. – Да, ты хочешь ребенка, Джесс. Давай попробуем искусственное оплодотворение. И если один раз не получится, давай попробуем еще раз. И еще раз. И еще раз. И если нам для этого придется все продать, давай продадим.
Джессика положила руку ему на плечо и крепко сжала. Потом помассировала его предплечье. Да, это тот самый мужчина, с которым она хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь.
– Спасибо, – сказала она.
– Если у нас ничего не получится – я имею в виду, никогда не получится, – мы все равно не должны переставать любить друг друга. Потому что сама мысль об этом для меня непереносима.
– Для меня тоже.
– Обещаю тебе, что мы истратим все до последнего на это искусственное оплодотворение. Но я хочу, чтобы и ты мне кое-что пообещала.
– Что именно?
– Чтобы хоть иногда мы переставали думать обо всей этой истории с ребенком и занимались любовью не только потому, что его хотим. Давай заниматься любовью, потому что мы любим друг друга!
Улыбка на ее лице стала еще шире.
– Обещаю! – сказала она.
Потом они поцеловались, и сняли с себя всю одежду, и она надела туфли на высоких каблуках, – потому что ее муж был человеком конвенциональным и любил, чтобы в спальне женщина ходила на каблуках. А потом они встали и открыли дверцу гардероба, чтобы видеть себя в зеркале в полный рост.
И таким образом этой самой ночью Джессика и Паоло зачали, наконец, своего собственного ребенка.
