Текст книги "Семья"
Автор книги: Тони Парсонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
5
Где-то над Южно-Китайским морем Кирк вдруг почувствовал, как самолет запнулся в воздухе и начал терять высоту. У него свело внутренности.
На табло зажглась надпись «Пристегните ремни». Между рядами забегали стюарды, которые начали срочно будить спящих пассажиров и заставляли их пристегиваться. По радио раздался спокойный, уверенный голос пилота, который произносил какие-то малозначащие ободряющие слова.
Кирк закрыл глаза и пощупал пряжку на ремне безопасности. Самолет снова запнулся, на этот раз сильнее, и снова как будто провалился в воздушную яму. Пассажиры начали кричать. Эта вечная, невысказанная паранойя всех современных путешественников: «А что, если?..» Кирк глубоко вздохнул и зажмурился.
«Очевидно, это всего лишь небольшая турбулентность, – подумал он. – А я всего лишь обычный путешественник, возвращающийся домой после отпуска».
Но он снова пощупал рукой пряжку ремня безопасности и сделал то, что всегда делал, когда чувствовал, что его жизни грозит опасность: он вспомнил всех женщин, с которыми спал в своей жизни.
Спать с женщинами Кирк начал рано, с четырнадцати лет. Его первой женщиной стала их семейная няня и домработница. Это раз. Потом прошло два года, и только тогда у него появилась настоящая, собственная девушка. Это два.
А потом, три года спустя, когда он стал инструктором по нырянию с аквалангом, в его офисе каждый день толпились женщины в купальных костюмах. Тогда их у него было много: итого примерно десять.
Потом он провел лето на Филиппинах и открыл для себя девушек из бара: девятнадцать. А, может быть, двадцать? Когда в сентябре Кирк вернулся в Сидней, то у него появилась замужняя дама, чья семья владела цветочным магазином. Они встречались по утрам в воскресенье, между восемью и девятью часами, когда ее муж и сыновья еще спали на верхнем этаже в своих спальнях, а он одевался и уходил как раз к тому моменту, когда они просыпались и готовились идти в церковь. Это двадцатая или двадцать первая.
Потом была еще одна пловчиха, которая ему действительно нравилась, потом сестра его друга… А, может, он кого-то забыл? Он знал, что у него случаются странные провалы в памяти. Вот и сейчас почему-то все тела и постели смешались в его мозгу в одну неразборчивую массу, и он ничего не мог вспомнить: сколько их еще было? Трое, четверо, пятеро?
Итого можно округлить до двадцати пяти… Впрочем, кажется, было еще несколько. Если разобраться, не так уж и много, учитывая, что периоды алчной половой неразборчивости перемежались в его жизни с отрезками вполне моногамными, причем длящимися годами.
И тут он вспомнил один из периодов своего сексуального сумасшествия, когда еще не закончилась одна связь, а уже началась другая, а между ними вдруг вклинилось очень заманчивое предложение, так что ему пришлось в один день встречаться с тремя. Он до сих пор не мог понять, как тогда со всей этой чехардой справился. Причем дело было не в физической потребности – совсем нет. Он ощущал себя так, словно путешествует.
Но последние два года Кирк был верен одной девушке, у себя на родине. Ему самому это казалось удивительным, если учесть, что во время своих путешествий он посещал бары в Бангкоке, клубы в Токио и молодежные вечеринки в целой дюжине европейских городов, включая Варшаву и Стокгольм, где красавицы встречались на каждом шагу. И, несмотря на все эти соблазны, он остался верен своей девушке.
Вплоть до той ночи, когда встретил Меган.
Что он такого в ней нашел? Чем она его так привлекла?
Все дело в том, что он желал ее больше, чем она его. И это главное. Она зацепила его по всем пунктам: была страстной, веселой и остроумной (хотя, как правило, с другими девушками галочку по последнему пункту Кирк не считал обязательной). Но фокус заключался в том, что ей, в отличие от него, было все равно, и это его сильно зацепило.
Пока самолет трясся и дергался где-то над Индонезией, Кирк задавал себе вопросы, которые только могут волновать влюбленное мужское сердце.
Как мне завоевать ее? Сколько мужчин было в ее жизни?
Когда я смогу увидеть ее снова?
Дигби пришел в «Мамма-сан» под руку с Томсин. Кэт бросила взгляд на Бригитт, которая обслуживала за барной стойкой двух постоянных посетителей, и увидела, что та заметно покраснела, словно ее ударили наотмашь.
Наблюдая за Дигби, Кэт подумала: «Да как ты можешь?» Но самое интересное – она его поняла. Поняла не то, почему он пришел сюда и сунул под нос Бригитт свою новую пассию (такая преднамеренная жестокость выходила за рамки понимания Кэт), но почему он бросил Бригитт ради Томсин. Эту женщину Кэт видела в «Мамма-сан» еще в те дни, когда та была всего лишь обычной проституткой, пытающейся подцепить в баре футболиста.
Если язык тела Томсин суммировать в двух словах, то этими словами будут «Возьми меня», тогда как обычное поведение Бригитт – гордой, сильной и блистательной женщины – всегда несло противоположное значение: «Мне ничего от тебя не нужно».
Кэт наблюдала, как Дигби и Томсин подошли к аквариуму с лобстерами и начали выбирать себе подходящий экземпляр. Оглянувшись, она увидела, что Бригитт ушла из бара и скрылась на кухне. Она решила, что никому не позволит унижать свою подругу и начальницу. По крайней мере, здесь.
Кэт считала Дигби весьма привлекательным мужчиной, однако его привлекательность имела какой-то сладенький, маслянистый оттенок, так что этой маслянистости могло хватить на обжарку изрядной порции картофельных чипсов. Вид у него был самоуверенный и наглый, какой обычно принимают стареющие мужчины, когда выходят в свет с молодой женщиной. Он словно ждал, что ему устроят овацию, – или ожесточался на тот случай, если его поднимут на смех.
Томсин, в свою очередь, тоже из кожи вон лезла, чтобы соответствовать выбранному стереотипу. Она цеплялась за Дигби, словно это он был плейбой, а не она опытная проститутка. Словно карточки «Американ Экспресс» в кармане у мужчины вполне хватало, чтобы компенсировать молодость. Неужели она действительно была такой идиоткой? Суперкороткая юбка, до странности неподвижные груди, неправдоподобно светлые волосы. Как могло случиться, что Дигби променял Бригитт на эту маленькую развратную куклу? Все равно что променять реальную женщину на резиновую.
С дружелюбной улыбкой на лице Кэт подошла к этой парочке, прекрасно понимая, что ни о каком дружелюбии не может быть и речи. Дигби мало было просто порвать с женщиной. Он должен был еще убедиться в том, что она страдает!
– Дигби, рада тебя видеть, – сказала Кэт.
– Кэт, я уже, кажется, присмотрел себе подходящий экземплярчик, – ответил Дигби.
Томсин склонилась над аквариумом и прижала носик к стеклу. Ее юбка задралась при этом настолько, что бедра обнажились до задницы. Мужчины за ближайшими столиками затаили дыхание, палочки в их руках задрожали от восторга. Лобстеры в аквариуме медленно перебирали своими клешнями и двигались по направлению к Томсин.
– Я почему-то думала, что они розовые, – сообщила Томсин.
– Они розовые, когда вареные, – ответила Кэт.
– А я люблю их в свежем виде. – Дигби тоже приблизил свое мясистое лицо к стеклу аквариума. – Пожалуй, мы возьмем этого. – И он указал пальцем на самого крупного ракообразного.
– Я прослежу, чтобы его приготовили по твоему вкусу, Дигби.
После того как лобстер был выбран, Кэт усадила парочку за хороший столик и приняла заказы на спиртное: белое вино для Томсин и «Асахи» для Дигби. В ожидании заказа они сидели, оживленно перешептываясь и хихикая, словно юные влюбленные. Кэт в это время отправилась на кухню и спросила Бригитт:
– Ты в порядке?
В ответ Бригитт постаралась засмеяться, но у нее получилось нечто, больше похожее на сухой кашель. Вид Бригитт потряс Кэт: совершенно уничтоженная, постаревшая женщина. Очевидно, ничем не обремененная жизнь предполагала также полнейшую уязвимость.
– Кажется, у него от восторга совершенно вышибло мозги, – сказала Бригитт.
– Не думаю, что у него они когда-то были, – пробурчала Кэт и отправилась к шеф-повару.
Затем, когда солнечно-розовый лобстер на деревянном японском блюде, выстланном мелко нарезанным хреном и редиской, приехал на стол Дигби и Томсин, она убедилась в том, что заняла удобную наблюдательную позицию.
На протяжении каких-то нескольких секунд не происходило абсолютно ничего: посетители и их еда просто смотрели друг на друга, словно загипнотизированные зрелищем. А затем улыбки исчезли с лиц, потому что лобстер – с видимым усилием – поднялся с деревянного блюда и пополз по столу. Его клешни оставляли на крышке стола кусочки хрена и редиски.
Томсин вскрикнула. Дигби схватился за бутербродный нож, словно пытаясь защитить себя и свою драгоценную куколку. Лобстер между тем полз по направлению к Томсин, которая вопила теперь от ужаса, не стесняясь других, и ее надувные груди дрожали.
– Может быть, вам подать соус к этому блюду? – спокойно спросила Кэт.
Однако позже она решила, что полная свобода и необремененность – дело совсем не безопасное. Женщину они могут завести очень далеко. Теперь Кэт осознавала это с полной ясностью. Между свободой и несвободой должен соблюдаться баланс.
Человек должен чувствовать себя необремененным, однако не плыть по течению, словно его бросили на произвол судьбы. Он должен быть свободным, но не забытым. Любимым, но не заласканным до полного подавления личности. Только как соблюсти все условия одновременно?
– Мы идем в ночной клуб, – сообщила Бригитт Кэт как-то в субботу после работы. – Пойдем с нами.
За окном уже брезжил рассвет. Ресторан закрылся, и персонал с утомленными лицами мрачно дожевывал отпущенную на их долю еду. На улице вереницей стояли микроавтобусы, готовые развезти всех работников по домам. Вокруг Бригитт вертелся только хоровод молодых, сильно накрашенных официанток. Все они с нетерпением смотрели на Кэт.
– Пошли, Кэт! – Бригитт проявляла настойчивость. – Будет весело!
«Может быть, пару лет назад я бы и пошла, – думала Кэт. – Может, и сегодня пошла бы, если бы у меня не было человека, с которым мне гораздо приятнее и интереснее проводить свободное время».
– Развлекайтесь без меня, – ответила она Бригитт. Сквозь огромные окна «Мамма-сан» Кэт видела, как Рори выходит из машины. – Я еду домой.
– Возьми с собой Рори.
– Он по натуре человек не клубный.
Никакой жалости к Бригитт Кэт не испытывала. Та прекрасно умела со вкусом развлечься. Но сама Кэт не могла вообразить себе ничего хуже, чем пребывание в какой-то грязной дыре, где гремит пошлая музыка, а вокруг снует накачанный наркотиками народ, на пятнадцать лет моложе самой Бригитт.
«Неужели так обычно в жизни и случается?» – думала про себя Кэт. Если женщина не обзаведется семьей в положенные сроки, то кончит тем, что в сорок лет будет глотать наркотики в каком-нибудь отвратительном ночном клубе.
Необремененность – вовсе не такая универсальная вещь, как казалось ей раньше.
Джейк переехал на жительство к отцу.
Разумеется, все считали это абсолютно временной мерой – пока не будут улажены отношения между ним, его матерью и приемным отцом. Кажется (все, что касалось внутрисемейных стычек, было покрыто туманом неопределенности), взрослые поймали его за тем, что он в туалете портил юных девиц.
По мнению Кэт, более покладистого и легкого в обращении человека, чем Рори, трудно было себе вообразить. Сама она приходила к нему и уходила из его квартиры, когда ей вздумается. До позднего вечера она работала и не считала нужным отчитываться перед ним. А когда они проводили время порознь, то она не чувствовала потребности докладывать ему о своих передвижениях.
Любить и не быть при этом задушенной любовью – разве это не именно то, чего она хотела? По своей природе Рори не был деспотом и рабовладельцем (как многие другие мужчины), не имел склонности постоянно липнуть к своей женщине и маниакальной сосредоточенности на собственной сексуальной истории. Он желал, чтобы их отношения развивались и дальше, и чтобы они оба были счастливы. Кэт читала это в его робких, с веселыми искорками глазах.
Однако между ними было нечто, что составляло абсолютное табу: Кэт не имела права даже в малейшей степени критиковать его сына. Запрет на критику она не могла преступать ни при каких обстоятельствах.
С момента последней ссоры Джейка с его матерью Кэт запрещалось даже упоминать о том, что они с Рори могли бы переночевать у нее дома. Потому что Джейк – мистер Ранимость – может подумать, что она его избегает. Рори постоянно беспокоился о внутренней самооценке Джейка. В свою очередь, Кэт размышляла: а ее собственная мать хоть на минуту задумывалась о самооценке дочерей, когда, вызвав такси, ринулась вон из дома?
– Привет, Джейк, мы дома, – окликнул его Рори, когда они с Кэт вошли в квартиру и обнаружили, что Джейк на диване ласкает груди какой-то тощей, сутулой девочки. Вся квартира пропахла черствой пиццей, детским сексом и тем, что Кэт идентифицировала как красную марокканскую коноплю. Сама она терпеть не могла коноплю, однако в их ресторане большая часть кухонного персонала во время перерывов курила именно это зелье.
Но ведь мой персонал – люди взрослые, подумала она. А не зеленые подростки, только что вступившие в период полового созревания.
– Вы что, не могли постучать? – злобно отозвался Джейк, так что Кэт едва не рассмеялась: такой забавной показалась ей мысль, что человек должен стучать при входе в собственное жилье. Пока девочка застегивала бюстгальтер и натягивала на себя майку, а Джейк приводил в порядок молнию на брюках, Кэт старалась смотреть куда-то в пространство. Краем глаза она заметила на майке девочки множество раз повторяющийся слоган: «Во всем виноваты родители, во всем виноваты родители, во всем виноваты родители…»
– Послушай, парень, – сказал Рори, – а мать знает, что ты здесь?
– Какое ей дело, старой корове?
После этих слов молодые люди дружно прыснули.
– Однако если ты собираешься здесь оставаться, сделай одолжение, сообщи ей. Сообщишь?
Джейк сфокусировал свой окаменевший взгляд на чем-то чуть выше плеча Рори и ничего не ответил.
– Может быть, молодые люди хотят есть?
– Я не голоден, – оскорбленно отозвался Джейк. Впрочем, он взял себе за моду любые слова отца воспринимать, как личное оскорбление.
– Ну, тогда спокойной ночи.
Но те сделали выбор в пользу какого-то банального телевизионного шоу. Огромные машины, белые виллы, одетые в бикини женщины в голубой воде бассейна. «В конце концов, все мы мечтаем о свободе, – думала Кэт. – Только в какой точке мечты подростков совпадают с мечтами взрослых людей?»
– Наркотики? – переспросила Кэт, когда Рори попытался ей что-то объяснить. – Побойся бога, Рори, я не ханжа. Чего только нет у меня на кухне! Только не кажется ли тебе, что они еще малы для наркотиков?
– Судя по всему, это правда, – с грустью признал Рори. – Но когда детям исполняется пятнадцать, наркотики сами их находят. И мы с Эли решили, что пусть лучше он употребляет легкие наркотики дома, чем подсядет на тяжелые где-нибудь в другом месте.
«Мы с Эли, – подумала Кэт, и от этих слов у нее мурашки пробежали по телу. – Сколько лет они с Эли в разводе? А Рори до сих пор говорит так, словно какая-то связь между ними существует. И все из-за их переросшего, избалованного сыночка».
– Мне не нравится, в каком тоне он с тобой разговаривает, – сказала Кэт, когда они раздевались. До чего же бесцветно проходило это раздевание. Очевидно, сегодня ночью ни о каком сексе снова не могло быть и речи. – И не нравится, в каком тоне разговариваешь с ним ты.
– А как я с ним разговариваю?
Кэт постаралась говорить нейтральным голосом, ей вовсе не хотелось ссориться с Рори.
– Так, словно извиняешься за свое существование.
– Неужели? Самому мне так не кажется. Я просто люблю его, и все. Он мой сын. Будь у тебя свои дети…
– Наверное, – ответила Кэт. – Но ведь у нас с тобой не может быть детей, не правда ли?
Он отвернулся от нее с расстроенным видом, и она тут же пожалела, что у нее с языка сорвались такие слова. Ей не хотелось причинять ему боль. И детей от него она тоже не хотела иметь – впрочем, как и от любого другого мужчины. Но так ли это на самом деле? Ведь одновременно она не хотела закончить, как Бригитт, и в сорок лет находить утешение в ночных клубах. О господи! Иногда она сама не знала, чего хочет.
– Это правда, Кэт. От меня ты не хочешь иметь детей…
– О, Рори, ты же знаешь: я вообще не хочу детей!
– Просто я о нем беспокоюсь, вот и все. Он еще не родился, а я уже беспокоился, что у его матери может быть выкидыш. А когда он был совсем маленьким, я беспокоился, что в своей коляске он может задохнуться. Я терпеть не мог оставлять его одного: от этого у меня начинались настоящие физические страдания. Потом я начал опасаться пьяных водителей, сексуальных извращенцев, неизлечимых болезней. Ведь с детьми такое часто случается.
– Конечно, случается, – примирительно ответила Кэт, но в душе ей хотелось закричать: «Но какое отношение это имеет к нам?»
– А теперь я беспокоюсь о разводе и о том, как он на него повлиял: насколько ему больно, как это отразится на его собственной будущей жизни, на отношениях с другими людьми, будет ли он счастливым. Меня беспокоит, что может сделать с ним мир, и о том, что я сам с ним сделал. Когда ребенок рождается – о, или даже за девять месяцев до того! – в нас появляется какой-то страх, который можно назвать страхом божьим, и с тех пор он не оставляет нас ни на минуту. Пока мы остаемся родителями, этот страх постоянно с нами.
Кэт услышала взрывы грубого хохота в соседней гостиной. Но с таким хорошим человеком, как Рори, ей не хотелось спорить.
– Не слушай меня, – сказала она. – У меня выдался трудный вечер…
Она рассказала ему про Дигби, который заявился в ресторан с Томсин, и про их маленькую месть с лобстером. На лице Рори появилась грустная улыбка.
– Бригитт его подавляла, – сказала Кэт. – И поэтому он бросил ее ради простой, маленькой проститутки. Он не мог выносить рядом с собой успешную женщину.
– Ну… – осторожно возразил Рори, еще не уверенный, что ему самому интересно встревать в чьи-то чужие отношения. – Совсем необязательно, что Бригитт его подавляла. Иногда мужчинам не нравится находиться рядом со своим двойником. То есть с человеком таким же, как он сам: успешным, вышколенным, помешанным на работе. Ну, ты понимаешь, все в таком роде.
Кэт начала стягивать с себя одежду.
– Однако Бригитт грандиозна во всем: прекрасно образована, прекрасно зарабатывает, профессионально успешна.
– Речь же не идет о резюме для кадрового агентства, Кэт. Иногда мужчине нужна женщина, которая может удивить его чем-то новеньким за обеденным столом.
Она бросила в него своей майкой.
– Ты имеешь в виду парочку огромных двадцатичетырехлетних сисек?
Кэт сняла брюки и пошла в смежную со спальней ванную комнату.
– Я просто хочу сказать, – начал он, комкая в руках ее майку, – что неправильно думать, будто мужчинам подавай только копию самих себя. И существует ли в природе закон, что мужчина имеет право желать только женщину такого же, как он, возраста?
Кэт вышла из ванной в одних трусиках и с зубной щеткой в руках. Он с удовольствием пробежался взглядом по ее длинному телу, и дыхание его участилось.
– А тебе какую подавай? – спросила она.
– Ты же знаешь, какую. Такую, как ты.
Впереди забрезжила вероятность, что они все же займутся сексом сегодня ночью.
Меган заметно менялась. Волосы ее стали менее жирными, кожа приобрела гладкость, а груди, и раньше весьма пышные, стали еще тяжелее и круглее. Хроническая, возникающая без разбора на все продукты тошнота немного ее отпустила, и к тому же стала селективной. Теперь Меган не могла спокойно пройти мимо Макдоналдса или других предприятий быстрой еды: ее тут же начинало подташнивать. «Вау, – думала она, – у меня в животе растет какой-то маленький антиглобалист».
Профессиональный доктор в ней твердо знал, что то, что находится сейчас у нее в животе, вряд ли можно назвать ребенком: он такой маленький, все равно что не существует. От головы до пяточек не больше трех сантиметров. Никакой это не человечек, а всего лишь проблема, от которой она избавится завтра утром. И никакого преступления при этом не совершит.
И все же. И все же.
Она прекрасно знала, что во время сканирования у плода даже в этом возрасте уже можно разглядеть крошечные пальчики на ручках и ножках. Глаза, носик и ротик тоже уже сформировались. И внутренние органы все на месте. Меган трудно было себя обманывать и убеждать в том, что она избавляется от чего-то лишнего и несущественного. Что внутри у нее находится нечто, что еще не является настоящей человеческой жизнью.
Она стояла у окна своей маленькой квартирки и смотрела на улицы Хэкни, которые, несмотря на полночь, все еще кишели народом. На глаза внезапно навернулись слезы. «О господи! – порывисто подумала она. – Помоги мне справиться со всем этим кошмаром! Разве у меня есть выбор?»
Она переоделась в пижаму и откупорила бутылку сухого белого вина. И тут в дверь позвонила Джессика. Меган впустила сестру в квартиру, удивляясь, что та судорожно тискает в руках свою сумочку, но почему-то не удивляясь самому факту ее прихода. Ей показалось, что она как будто сама ждала сестру.
Джессика села на диван, продавленный задницами бесчисленных прежних жильцов, и постаралась выглядеть непринужденной, чтобы и тени осуждения не проскользнуло в ее поведении. Меган достала еще одну рюмку и налила им обоим вина.
– По-моему, тебе… – начала было Джессика, но тут же одернула саму себя и взяла в руки рюмку. – Спасибо.
Меган отпила маленький глоток.
– Ты хочешь сказать, что пить во время беременности вредно, не так ли, Джесс? Только не надо читать мне лекции. У меня сегодня нет настроения их слушать.
Лицо Джессики было бледным и очень красивым, черты лица являли собой образец полной симметрии. «Как у матери, – вдруг подумала Меган. – Джесс такая красивая, потому что она больше всех из нас похожа на мать».
– Я пришла сюда не для того, чтобы читать тебе лекции. Я просто хотела сказать, что в отношении меня ты не права. Ты считаешь, что я тебе завидую. Мы с Паоло так жаждем иметь детей, а ты беременеешь походя, от одного взгляда на какого-то незнакомого тебе парня.
– Ну, одним взглядом это трудно назвать, – мягко возразила Меган.
– Ты понимаешь, что я имею в виду. Ты считаешь, что все свое разочарование я собираюсь выместить на тебе.
– И никто тебя за это не осудит, – сказала Меган. – Потому что ситуация действительно кажется несправедливой. Но такова хаотичная природа всех вещей. Люди, которые очень хотят иметь детей, не могут их иметь, а люди, которые совсем этого не хотят, беременеют от одного случайного свидания. Мать-Природа ведет себя, как старая бессердечная сучка.
– Пожалуй, за это нужно выпить.
Сестры чокнулись.
– Но грустно мне совсем не из-за этого, – продолжала Джессика. – Ты считаешь меня наивной и невинной девочкой, не правда ли? Я, замужняя женщина, целыми днями занимаюсь своим маникюром и не имею других желаний, кроме как иметь ребенка. – Джессика подняла свою наманикюренную руку, словно предвосхищая возражения своей сестры. – Да, это правда, по сравнению с тобой я живу другой жизнью. И по сравнению с Кэт тоже. Но я не столь невинна, как тебе кажется. – Джессика сделала глоток из рюмки и глубоко вздохнула. – У меня тоже кое-что было.
– Что?
– У меня был аборт. Много лет назад. Тогда мне только исполнилось шестнадцать лет. Господи, до чего же я была тогда глупой!
– Я никогда…
– Разумеется, ты об этом не знала. Тебе тогда было всего двенадцать. А Кэт знала. Она мне помогала. Она специально приехала из Манчестера, чтобы мне помочь. Мы всем рассказывали легенду о том, что я уехала в лыжный поход с классом.
– Да, помню. У тебя тогда еще была разбита коленка.
– Никакого лыжного похода не было. А было нечто совсем другое. Я избавлялась от своего ребенка.
– Господи, Джесс!..
Джессика поникла головой, а Меган поняла, что эта рана еще кровоточит. Количество прожитых лет тут не имело никакого значения. Все это причиняло сестре боль до сих пор.
– Папа… – продолжала Джессика. – Конечно, можно было ему рассказать. Он делал для нас все что мог. Но ты же его знаешь.
– Возможно, если бы у него были сыновья, все вышло бы по-другому, – согласилась Меган. – Отцы, как правило, гораздо ближе своим сыновьям.
Известие Джессики стало для Меган шоком. Джессика – и беременность? Джессика – и аборт? А Кэт ей помогала, в то время как сама Меган делала домашние задания, играла с куклами и каталась на велосипеде? Никогда бы не подумала, размышляла потрясенная Меган, даже представить себе такого не могла!..
Ей вдруг стало жаль, что тогда она была не в состоянии помочь сестре. И еще больше ей захотелось помочь Джессике сейчас. Но тогда она была всего лишь ребенком, а сейчас собиралась совершить ту же ошибку, что и Джессика. К счастью, хоть Кэт в то время поддержала ее.
– Не думаю, что я бы справилась со всей этой историей, будь у нас полная семья, – продолжала Джессика. – Хотя, кто знает? Может быть, все родители такие доверчивые и считают, что с их чадом ничего плохого случиться не может.
– Кто отец?
– Один парень, у которого уже была девушка. Мне казалось, что я его люблю. Он играл в футбольной команде и самого себя считал подарком судьбы. Да ну его, Меган! Надеюсь, что он живет в несчастливом браке с какой-нибудь толстой и некрасивой женщиной. Не в нем дело. Самое главное, что я была беременна! Я доказала, что могу забеременеть! А теперь не могу, причем именно тогда, когда мне этого хочется больше всего.
– Между тем, что с тобой случилось в шестнадцать лет, и тем, что происходит теперь, нет никакой связи.
– Думаю, что ты неправа. Аборты сейчас продаются, как товар: обычная клиническая процедура, к тому же безболезненная. Но на самом деле это совсем не так! Ведь что происходит – из тебя как будто вытаскивают лучшую твою часть! Что мы делаем со своими телами, Меган! Мы их режем, позволяем выбрасывать своих детей, а потом удивляемся, что не можем забеременеть по собственному желанию!
Меган села на диван рядом с Джессикой и обняла ее за плечи. Так крепко ее обняла, что у той хрустнули кости.
– А что еще ты могла сделать, Джесс? Ты же не могла родить ребенка от этого человека? И матерью ты стать не могла во время учебы в школе. Подумай об этом, Джесс.
– Знаю. Я все знаю. Но мы слишком часто себе это позволяем. Позволяем искромсать свои тела, потому что еще не готовы, потому что неблагоприятное время, потому что связались с неправильным мужчиной. А потом мы изображаем полное недоумение, когда дети не желают рождаться по нашему усмотрению.
Меган вытерла слезы с глаз рукавом пижамы. Потом вытерла слезы с глаз Джессики.
– Да, у тебя сейчас трудное время. И у Паоло тоже.
– Я просто хотела сказать, что дело не в зависти или горьких воспоминаниях. Я беспокоюсь о тебе, о том, что ты собираешься сделать. Ведь я тебя люблю.
– И я тебя люблю, Джесс. И не надо ни о чем беспокоиться. Когда-нибудь у тебя обязательно родится ребенок, и ты станешь ужасной матерью!
– Знаешь, чего я хочу на самом деле? Я хочу снова стать собой.
В больнице Меган слышала эти слова от своих пациенток едва ли не каждый день. «Это не я, – говорили они. – Я снова хочу стать самой собой. Куда девалось мое настоящее я? Я хочу вернуть свою жизнь обратно!»
– Да-да, – примирительно сказала Меган. – Я тебя понимаю.
Джессика осталась у нее на ночь. Было уже слишком поздно, чтобы возвращаться домой. Кроме того, на следующее утро она собралась пойти с Меган на процедуру. Когда сестре было шестнадцать, Меган не могла разделить с ней все испытания. Но теперь сестры выросли и вполне могли друг друга поддержать. Они должны стать друг для друга опорой и поддержкой.
Без всяких обсуждений они легли в одну кровать и проспали всю ночь в обнимку. Точно так же, как делали это в детстве. Меган крепко обняла Джессику, словно пытаясь защитить сестру от всех страхов, которые подползали к ней из темноты.
Кэт ждала их в клинике.
Когда Меган вошла в здание вместе с Джессикой, время словно повернулось вспять. Вот шестнадцатилетняя Джессика перед лицом тяжелого жизненного испытания. Тогда они называли это «неприятностью». На углу стоит парень в окружении своих друзей, которые начинают хихикать, когда сестры проходят мимо них и садятся в старенький «Фольксваген» Кэт, на котором уезжают в фиктивный лыжный поход. Комната ожидания похожа на нынешнюю, та же антисептика и белые простыни. И вот Джессика после процедуры неделю скрывается в Манчестере, в общежитии у Кэт, как раненый зверь. Она постоянно дрожит, с трудом ходит, как будто из нее выбросили на помойку не крошечную, зародившуюся в ней жизнь, а ее собственную. Для таких «неприятностей» она была слишком молода. Опыт оказался для нее чрезмерно сложным.
«Откуда вдруг взялись все эти воспоминания? – подумала Кэт. – Ведь сейчас все по-другому. Меган – человек вполне взрослый. Сама доктор – ну, или близка к тому, чтобы стать им. Она смотрит на жизнь спокойным и ясным взором. И чьей-то жертвой ее нельзя назвать. Ничья она не жертва. Женщина, одним словом, а не девочка. Женщина, которая знает, что ей нужно делать».
– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – спросила пожилая женщина в регистратуре. Но три сестры проигнорировали ее вопрос. Меган с Джессикой сели по разные стороны от Кэт так, что их тела соприкасались и они чувствовали исходящее друг от друга тепло.
– В больнице у меня на приеме была одна женщина, – сказала Меган. – Миссис Саммер. Она живет в одном из тех районов, из которых Санни Вью самый худший. У нее целый выводок детей, и в перспективе ожидается еще один выводок. Ей было очень трудно узнать о своей новой беременности. Но когда у нее случился выкидыш, то – странное дело! – она почувствовала себя еще хуже!
Да, на этот раз все по-другому, подумала Кэт, внезапно начиная понимать.
Потому что на этот раз ее сестра решила оставить ребенка.
