Текст книги "Фантом. Последние штрихи"
Автор книги: Томас Тессье
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)
Часть вторая
Политика жестокости
8
Очень хорошее качество, согласен? – спросила Лина.
Мы с ней находились в ее спальне и смотрели видеозапись убийства, в котором я сыграл главную роль. Видимо, Лина пользовалась профессиональным видеооборудованием, потому что в фильм попало все, даже то, что происходило в полной темноте.
Странно было видеть себя участником этого кошмара со стороны. Казалось, я смотрю на совершенно другого, никак не связанного со мною человека. Но в нескольких моментах я испытал тревогу. Фильм захватывал своей извращенностью. Я хотел его выключить, но не мог.
Съемка продолжилась и после того, как появилась Лина. Сцена нашего секса была записана полностью. Я немного откинулся назад, чтобы краем глаза наблюдать за Линой. Она не сводила взгляда с телеэкрана.
Видео полностью захватил ее внимание, и выражение ее лица, гордое и удивленное, казалось почти трансцендентальным.
Если Лина и знала, что я уезжал, то не подала вида. Я позвонил ей, как только вернулся из Люксембурга. Мы договорились встретиться на следующий день, и вот мы были вдвоем. И смотрели ее весьма специфическое домашнее видео.
Когда последние кадры с кровавой сценой оборвались и фильм закончился, Лина выключила видеомагнитофон и достала кассету. Взвесила ее в своей ладони, словно камень.
– Мы больше никогда не посмотрим эту запись, – сказала она.
Я не возражал, но спросил:
– Почему?
– О, я хочу тебе кое-что прочитать, – сказала Лина. Порылась среди бумаг на комоде и вытащила нужную страницу: – Вот почему. «В любви один-единственный раз наступает момент, который душа пытается повторить, но тщетно. Счастье сходит на нет в попытках повторить его. Нет ничего губительнее для счастья, чем воспоминания о счастье». – Лина замолчала, потом спросила: – Разве он не прав?
– Кто это написал?
– Андре Жид. В «Имморалисте».
Я не слышал об этой книге, но название вызвало у меня улыбку.
– Но ты же понимаешь, что я имею в виду, – продолжила Лина. – Мы не можем позволить себе остановиться и повернуть назад. Мы не можем повторить себя.
Она рассмеялась, но почти сразу опять стала серьезной.
– Да. Назад дороги нет. Прежде всего, мы не можем повернуть вспять в нашем сознании, иначе сойдем с ума. Весь смысл любви в том, что она живет, растет, меняется. Она не статична и никогда такой не будет. Любовь – часть сил природы, и она служит природе, а не нам.
– Урок окончен? Налей мне выпить, – попросил я. – Дай мне немного «особой смеси». Дай мне горячей, сильной, стихийной любви. Нет, погоди. Не двигайся.
Я положил голову ей на колени и посмотрел на нее снизу вверх. То, что такая прекрасная женщина существует, казалось мне чудом, не говоря уже о том, что она принадлежала мне. Неземная кожа, идеальная грудь, утонченное лицо и эти обжигающие синие глаза… О да, я согласен провести остаток своих дней в ее магнетическом сиянии.
Через несколько дней мы с Линой обедали в винном баре на Брутон-стрит. Она улыбалась, словно хотела сообщить какой-то секрет.
– Роджер хочет с тобой встретиться, – сказала она. – Он приглашает нас сегодня на ужин в «Фезерс».
– Да? И чего он хочет?
– Ничего. Не знаю. Думаю, просто поужинать.
– Правда?
– Угу.
– Поужинать втроем? – спросил я. – Не понимаю. У нас еще не было свидания втроем.
– Ну и что?
– Просто не знаю, что и думать…
– Ты не против?
Я пожал плечами.
– Почему бы и нет?
С чего бы мне возражать? Но в этой встрече было что-то неизбежное, и мне это не нравилось. Нордхэген познакомил меня с Линой. На самом деле он нас свел, и я ему за это благодарен. Но теперь мне хотелось, чтобы он постепенно исчез из нашей жизни.
– Ему известно о твоем доме? – спросил я.
– Конечно, он знает, что у меня есть дом, – ответила Лина, разделывая пирог с дичью.
– А о девушке ему известно?
Лина внимательно посмотрела на меня.
– Нет.
По ее лицу было видно, что она говорит правду, но в ее голосе мне послышались нотки неуверенности.
– Лина, скажи мне правду.
– Я всегда говорю тебе правду, – тихо, но яростно ответила она.
– Кто он тебе?
– Я его личная ассистентка.
– Что входит в твои обязанности? – От ее слов у меня по спине пробежал холодок. – Ты не только отвечаешь по телефону и ведешь его расписание, ведь так?
Лина отложила вилку и взяла меня за руку.
– Не накручивай себя, – сказала она. – Мы с Роджером просто друзья. Мы работаем вместе, мы очень близки и у нас много общего. Но мы просто друзья, не любовники. Если ты этого еще не заметил, то скажу: ты мой любовник, мой единственный любовник.
– Тогда почему твое расписание зависит от него?
– Потому что на данный момент так должно быть. И это мой выбор. Так должно быть. Прошу, поверь мне, Том. Неважно, как это выглядит со стороны, неважно, что ты думаешь, он мне не хозяин. Я не принадлежу Роджеру.
Лина сжала мне руку, улыбнулась и вернулась к своему обеду. Я немного поклевал запеченные креветки, но у меня пропал аппетит. Я заказал полграфина вина и задумался над ее словами. Через несколько минут мне в голову пришла мысль, которая, может, и не проясняла до конца ситуацию, но позволяла посмотреть на нее под другим углом. Если это действительно так.
– Без тебя он не справится, – сказал я. – Его жизнь пойдет под откос, если тебя не будет рядом, да? Я знаю Нордхэгена: он блестящий хирург, богатый и уважаемый. Но еще он хронический одиночка, и у него есть проблемы – возраст, здоровье, алкоголь. Если бы он был один, если бы у него не было тебя, он бы не справился со всем этим. Ты его хранительница.
– Нет, я ему не хранительница, – ответила Лина. – Но в твоих словах есть доля правды. – Затем она сменила тему разговора. – Сегодня у меня был забавный телефонный разговор. Звонил редактор одного издательского дома. Он хочет встретиться с Роджером и обсудить его автобиографию. Если Роджер не сможет написать ее сам, то они наймут писателя-невидимку. Но представь себе, он уже придумал название книги. «Очерченные бедра: История пластического хирурга».
– «Очерченные бедра». Мне нравится.
– Я сказала ему, что мы занимаемся косметической хирургией. Пластический хирург! Мы, что ли, в пятидесятых живем?
– Роджер согласился?
Лина рассмеялась.
Я проводил ее до Миллинггон-лейн. До ужина с Нордхэгеном оставалось несколько часов, а заняться мне было нечем. Я доехал на такси до Лестер-сквер, немного прогулялся, решил было сходить в кино, но передумал. Потом зашел в зал игровых автоматов и удивился, что в разгар рабочего дня там так многолюдно. Я выбрал старый пинбол и потратил всю мелочь. Затем еще немного погулял.
Тем временем в голове проносились различные мысли. По-видимому, я подобрался к пониманию взаимоотношений Лины и Нордхэгена, но кое-что меня все еще беспокоило. Если она ему не хранительница, то кто? По ее словам – личная ассистентка. Но раньше она говорила, что является просто ассистенткой. Теперь – личной ассистенткой. Что значит это слово (да еще какое!)?
Случай или подсознание привели меня к питейному клубу на Менард-стрит. Не уверен, был ли это «Террис» или «Тобис», но точно одно из заведений, в котором мы с Нордхэгеном пару раз пили. Я зашел внутрь, сел у бара и заказал пинту горького пива. Бармен спросил, являюсь ли я членом клуба, но по его голосу было понятно, что ответ ему известен. Я ответил, что был здесь несколько раз с одним из членов, Роджером Нордхэгеном. Это имя бармену ни о чем не говорило. Он достал пыльный блокнот, который давно не открывали, и изучил неразборчивый список имен. Пару раз он стучал пальцем по странице, словно с удивлением вспоминая о чьем-то существовании. Но никакого Нордхэгена в списке не было. Я описал его. В ответ бармен лишь пожал плечами, словно все члены клуба были невысокими престарелыми мужчинами. Может, так и есть. Я решил не настаивать, так как зашел только потому, что место показалось знакомым, а делать мне было нечего. Но когда я собрался уходить, бармен передумал. Возможно, он решил, что я полицейский или какой-то проверяющий. Теперь он уверял меня, что, кажется, меня узнал. Мой друг, член клуба, невысокий престарелый джентльмен, да? Тогда он может дать мне рекомендации и расписаться в бланке, когда явится сюда в следующий раз. А сейчас бармен готов принять меня в клуб. После этого нелепого ритуала и уплаты членского взноса в пять фунтов я смог наконец заказать себе пинту пива.
И вот я сидел в темном, унылом помещении, потягивал пиво и размышлял то о тайной жизни Нордхэгена, то о тайной жизни Лины, то о собственной зарождающейся тайной жизни. Поразительно, как они переплелись между собой. Если, конечно, переплелись. Единственный вывод, к которому я пришел, заключался в том, что я ненавижу светлое время суток. Дневные часы длятся слишком долго, и ты не знаешь, чем себя занять. Время для покаяния, когда ты можешь расковырять душевные раны, а потом залить их алкоголем. Даже Лина днем выглядела иначе. Конечно, она была такой же прекрасной и желанной, но… немного другой. Все же мы – ночные животные.
Как и было условлено, я встретился с Линой и Нордхэгеном в маленьком баре в «Фезерс». Раньше я в него не заглядывал, и меня проводил один из привратников. Он был скорее уютным, чем маленьким, и сильно отличался от музыкального бара. Помещение было отделано золотистыми дубовыми панелями. Внутри стояла кожаная мебель, стены украшали спортивные постеры, центральное место занимал массивный камин. Официантки были полностью одеты. В баре помимо нас находились еще посетители. Они смотрелись органично для этого места – богатые, загорелые, седовласые, в сопровождении прелестных юных спутниц. Завсегдатаи «Фезерс».
Лина и Нордхэген меня уже ожидали.
Я не виделся с Нордхэгеном пару недель. Он казался еще более старым, болезненным и рассеянным.
Мы заказали напитки и обменялись любезностями. Когда нам принесли вторую порцию алкоголя, мне показалось, что разговор идет ни о чем – и, похоже, весь вечер будет таким же. Меня беспокоила не только скука.
Я испытывал неловкость, находясь одновременно в обществе Лины и Нордхэгена. Если бы мы были с Нордхэгеном вдвоем, то я чувствовал бы себя лучше, не прекрасно, но лучше. Я уже привык к нашим совместным попойкам. Но рядом сидела Лина, и я хотел быть только с ней, а Роджера воспринимал как помеху, с которой придется мириться весь вечер. Теперь он собирался рассказать непристойный анекдот.
– Лина, дорогая, ты же не будешь против? – спросил он. – Это история о человеке, который разбогател. Неважно, как – может, накопил денег, или получил наследство, или выиграл на скачках. Главное – впервые в жизни он может ни в чем себе не отказывать. И вот он решает побаловать себя по-настоящему и идет в самый большой, богатый и шикарный бордель в стране. Настоящий дворец удовольствий. Там он говорит хозяйке, что хочет получить уникальный сексуальный опыт. Неслыханно прекрасный, неважно, сколько он стоит. Хорошо, отвечает хозяйка, у нее есть то, что ему нужно. Эксклюзивная услуга, которую оказывают только в этом борделе. Что же это? Ему известна порода куриц род-айланд? Да, известна. У хозяйки есть дрессированная курица этой породы, которая умеет доставлять мужчинам невероятное сексуальное удовлетворение. Конечно, звучит дико, но хозяйка настаивает, что это правда. Она гарантирует, что он испытает неземной экстаз, и в конце концов убеждает его попробовать. Он настолько заинтригован, что решает убедиться лично. Хозяйка подводит его к одной из комнат, говорит зайти внутрь, снять одежду и сесть на кровать. Наш герой так и делает.
Комната оказывается спальней, богато обставленной в эдвардианском стиле. В центре располагается огромная кровать, на которой сидит вышеупомянутая курица породы род-айланд. Когда наш обнаженный друг садится на кровать, ничего не происходит. Птица смотрит на него, он – на птицу, по-прежнему ничего. Наконец он решает пододвинуться к ней поближе, и курица спрыгивает с кровати и убегает. Это злит и возбуждает молодого человека. Он начинает гоняться за птицей. Но поймать ее не удается, и наш герой распаляется не на шутку. Гоняется за курицей по всей комнате, но каждый раз, когда думает, что вот-вот схватит ее, квохчущее создание от него ускользает. Что бы он ни делал, курица не идет к нему в руки. Наконец, в состоянии яростного изнеможения, наш герой сдается. Чувствует себя обманутым идиотом. Одевается и выходит из комнаты.
Когда хозяйка узнает, что ее дорогой питомец не смог сделать свою работу, то приходит в ужас и не понимает, почему так произошло. Курица породы род-айланд всегда с блеском выполняла задачу. Ситуация шокирует хозяйку не меньше, чем нашего героя. На кону репутация ее заведения. Она просит молодого человека вернуться следующей ночью и обещает все компенсировать.
Настает следующая ночь. Она тепло его встречает и еще раз извиняется за неудачный опыт во время прошлого визита. Теперь ее дом – его дом, говорит она ему. Он может оставаться в борделе, сколько пожелает, и делать, что хочет. Но наш герой колеблется, потому что все еще переживает из-за произошедшего с курицей и не знает, чего он хочет. Хозяйка наливает ему большую порцию крепкого алкоголя и предлагает расслабиться в шоуруме, а когда ему станет лучше, то он сможет выбрать одну из девушек.
Хорошо, думает наш герой. Шоурум представляет собой небольшой театр. Он присоединяется к другим клиентам, которые смотрят шоу. Конечно, это живое секс-шоу, которое разворачивается по другую сторону одностороннего зеркала. Настоящая оргия. Через колонку слышны звуки. Парни и девушки имеют друг друга всевозможными способами. И вскоре наш герой чувствует, что возбуждается. Ему гораздо лучше, он снова в своей тарелке. Он уже почти готов выйти и выбрать одну из девушек. Но ему так нравится шоу, что он не сдерживается, подталкивает мужчину в соседнем кресле. Что за шоу! Никогда не видел такой оргии. Мужчина соглашается. Да, классное шоу, говорит он нашему герою. Но вы еще вчерашнее не видели. Какой-то парень пытался трахнуть курицу!
Нордхэген задорно рассмеялся, словно впервые услышал рассказанную собой же историю. Лина улыбнулась, и я понял, что этот анекдот не был ей в новинку. Я тоже рассмеялся – не знаю, почему. Я чувствовал себя так, словно нахожусь в комнате, полной народу, а из моей ширинки свисает член. Может, я и параноик, но был практически уверен, что эта история обо мне. Не хотелось даже и думать, что за ней кроется. Вечер с Нордхэгеном еще не окончен. Будь что будет.
Мы перебрались в приватный обеденный зал, который оказался просторнее и более традиционным, чем тот, в котором мы были с Линой. Мы сели за стол и поужинали. Потом нам принесли коньяк, и Нордхэген уговорил меня попробовать кубинскую сигару. Я не курю, но сигара оказалась такой ароматной и мягкой на вкус, что я согласился. За весь ужин я почти ничего не сказал. Это вечеринка Нордхэгена, пусть он и ведет. Наконец он сел прямо и прочистил горло, словно собирался произнести речь. Оставалось только надеяться, что это будет не очередной анекдот с подтекстом.
– Послушайте, Том, – начал он, зафиксировав на мне взгляд. – Я хочу кое-что вам сказать. Не уверен, что у меня получится рассказать все по порядку, поэтому потерпите и выслушайте меня. Вряд ли стоит заострять на этом внимание, потому что вы зарекомендовали себя приятным компаньоном, который умеет не только говорить, но и слушать, но я хочу, чтобы вы поняли: все, что я скажу сейчас очень серьезно. Это не праздная беседа за рюмкой. То, что я скажу, представляет для меня огромную важность.
– Понимаю, – ответил я.
Лина внимательно наблюдала за Нордхэгеном.
– Хорошо. Мне все известно о вас с Линой. Вернее, я знаю о ваших отношениях в общих чертах. То, что происходит между вами, конечно, ваше личное дело. Но я очень рад, что вы поладили. Если честно, я надеялся, что произойдет нечто подобное. Я сразу заметил, Том, что вы человек определенных достоинств. И был рад, когда у Лины появилась возможность с вами познакомиться. Теперь я вижу, что не ошибся. Если вам кажется, что я взял на себя роль сводни, – продолжал Нордхэген, – то это не так. У меня нет привычки знакомить Лину с кем-то. Вообще-то вы – единственный, с кем она познакомилась через меня. Конечно, не считая наших общих рабочих связей. Вы уже сами убедились, что Лина ведет независимую жизнь.
И Лина мне очень дорога. Скажу больше, думаю меня бы уже не было на этом свете, если бы однажды она не вошла в мою жизнь. Нет, Лина, тебе известно, что это правда. Всю жизнь я был одиночкой. У меня нет семьи или близких друзей. Конечно, за время моей врачебной практики у меня появилось несколько приятелей, но на поверку они лишь коллеги, знакомые, имена из списка контактов. Лина – единственный близкий мне человек, который знает меня настоящего.
Возможно, мне следует вернуться назад и немного рассказать о себе. Я переехал в эту страну после войны. Можно сказать, я стоял у истоков перспективного направления. К концу пятидесятых моя клиника стала успешной – и с тех пор процветает. Отброшу ложную скромность, Том, я действительно хорош в своем деле. Хирургов одного со мной уровня можно пересчитать по пальцам. Один в Беверли-Хиллз, другой в Мехико, еще один в Рио и один полный придурок в Нью-Йорке. Вот и все. Был еще один коллега. Открыл клинику в Марокко в надежде переманить арабов, но потом уехал на пару дней к особому клиенту, то ли в Ливию, то ли в Уганду. И больше его не видели. Идиот.
Но вернемся ко мне. Не секрет, что я добился успеха в своей профессии. Большого успеха. Но время неумолимо. И мне пора уйти на покой. Важно знать, когда лучше уйти, и мое время пришло. Я вынужден, если можно так выразиться, поэтапно вывести себя из эксплуатации. Подобное обычно говорят об угольных шахтах, но в моей ситуации лучше и не скажешь. В моем возрасте не следует перетруждаться каждый день. Я больше не вижу в этом смысла. Итак, Лина, пусть это произойдет завтра. Начиная с завтрашнего дня запись в очередь на операцию приостанавливается. Не нужно ничего объяснять, просто скажем, что пока даты новых операций мы не назначаем. Поток клиентов иссякнет сам собой.
Ну вот. Сказано – сделано. Хуже мне не стало. Что я буду делать, когда перестану работать? Я еще жив и в здравом уме. В мои планы не входит переезд в Гастингс или Истборн, где можно до конца своих дней сидеть на пляже, пока я не рухну замертво на песок. Нет. У меня есть пара личных проектов, так что будет чем заняться. Они – результат долгих лет тяжелой работы, и я не уделял им достаточного внимания. А оно им требуется. Так что без работы я не останусь. Лина тоже принимала участие в этих проектах, так что она по-прежнему будет моей ассистенткой. Ее помощь более чем бесценна.
Нордхэген замолчал, чтобы перевести дыхание, улыбнулся Лине и сделал глоток коньяка. Его сигара потухла.
– Теперь вернемся к вам, Том, – продолжил он. – Не хочу показаться невежливым, но скоро вам придется принять решение, мой мальчик. Время вашего пребывания в Лондоне ограничено, как вы мне несколько раз говорили. Таким образом, у вас есть три варианта. Первый – попрощаться с Линой и вернуться в Америку. Второй – убедить ее поехать в Америку с вами. Третий – остаться с ней в Лондоне.
Можете выбрать первый, если думаете, что в силах и хотите расстаться с Линой. Это дело касается только вас двоих, так что не буду вмешиваться. Что касается второго варианта, мне известно, что этого не будет, так как у Лины есть обязательства здесь. Остается третий вариант. Если вы захотите остаться в Лондоне, Том, я могу вам помочь. У меня есть для вас работа. Мне тяжело справиться со всем, даже с помощью Лины. Поэтому, если хотите, можете к нам присоединиться. Конечно, за приличную плату. К тому же вы сможете видеться с Линой. Каждый день.
Мне понравились его последние слова, в том числе из-за их прямоты. Но у меня оставались вопросы и сомнения.
– Не хочу показаться неблагодарным, – сказал я, – но я не до конца вас понимаю. У меня медицинское образование, но у меня нет права заниматься врачебной практикой в этой стране. А еще я абсолютно ничего не знаю о вашей специализации. Мой опыт в хирургии весьма ограничен.
Нордхэген рассмеялся:
– Мой дорогой мальчик, я не прошу вас заменить меня в клинике. Это никому не под силу. Нет, с клиникой покончено, как и должно быть. Да и не нужно вам никакое разрешение на работу в этой стране. Мои проекты, по сути своей, приватные и абсолютно секретные. Для иммиграционных властей вы будете состоятельным человеком, наслаждающимся жизнью в Лондоне. Сумма на вашем банковском счете их удовлетворит, и вам без проблем продлят визу.
Я хотел его перебить, но он остановил меня жестом руки.
– Я вас понимаю, – продолжил Нордхэген. – Редко кому предлагают работу, не объясняя, в чем она будет заключаться. Однако у меня нет выбора. Могу сказать лишь, что я не сомневаюсь в том, что вы справитесь. Я же, в свою очередь, научу вас всему, что вам необходимо знать.
Детали не имеют значения, важен ваш ответ на главный вопрос, поэтому обдумайте его. Если согласитесь, то ваша жизнь изменится. Взвесьте все «за» и «против». Я лишь открываю перед вами дверь. Войти ли в нее – решать вам.
Но примите во внимание следующее, Том. Мы встречались всего несколько раз. Нам известно кое-что друг о друге, но по большей части мы – незнакомцы. Так что это многое говорит о нас – о вас, обо мне, а более всего – о Лине и моем доверии к ней. Если бы не она, я бы не сделал вам такое предложение. Но я думаю, что не ошибся, поэтому мое приглашене в силе. Обдумайте его столько, сколько нужно, и когда будете готовы, приходите ко мне, и мы все обговорим.
Нордхэген откинулся на спинку стула, подавил отрыжку, закурил сигару и налил себе еще одну щедрую порцию коньяка.
– Можно задать вам вопрос?
– Я могу на него не ответить, – весело отозвался Нордхэген, – но давайте, задавайте.
– Этот клуб, «Фезерс», – один из ваших особых проектов?
Нордхэген с Линой рассмеялись, я тоже к ним присоединился. После всего сказанного Нордхэгеном мой вопрос казался весьма забавным.
– Могу кое-что рассказать вам о «Фезерс». Я не инвестор и не совладелец. Я, как говорится, постоянный почетный член. «Фезерс», вернее, возможность пользоваться его благами – подарок одного благодарного нефтяника. Кстати, вашего соотечественника, из Оклахомы. Не вдаваясь в детали, которые слишком неприятны, скажу лишь, что я буквально восстановил ему один важный орган, улучшив его технические характеристики. Помочь ему пытались несколько других хирургов, но безрезультатно. Поэтому его благодарность не знала границ. Я взял с него миллион долларов наличными, но он решил, что этой суммы недостаточно, поэтому предоставил мне полный карт-бланш здесь. Конечно, он распространяется и на моих гостей.
Нордхэген хвастался как вышедший в тираж бейсболист, и я заметил, что он уже опьянел, поэтому решил попытать удачу.
– Но там, внизу, вы предложили мне девушку в качестве подарка, словно вы могли полностью ею распоряжаться.
Нордхэген кивнул и улыбнулся.
– Да, – сказал он. – Я действительно это сделал. Здесь, прямо в сердце Лондона. Можете себе такое представить?
Пришлось оставить эту тему. Я почувствовал, что Нордхэген так и будет увиливать. Через несколько минут я поблагодарил его за ужин и предложение о работе, и мы с Линой направились к выходу. Нордхэген проводил нас до двери и потом вернулся в «Фезерс».
Позже, когда мы с Линой были в ее спальне на втором этаже, мои мысли витали где-то еще. Я получил то, что хотел, но не мог в это поверить. Более того, мне было как-то не по себе.
Лина потерла мне спину.
– Боже, как ты напряжен, – сказала она. – Ложись.
Она сняла туфли и чулки, встала ко мне на спину голыми ногами и принялась по ней ходить. Потрясающее ощущение. Я почувствовал, как мой позвоночник расслабился по всей длине. Потом она села рядом со мной, и я приподнялся на локтях.
– Ему известно о девушке, – сказал я.
– Нет, я же тебе сказала. Он знает только то, что ему нужно знать.
Мне с трудом в это верилось. Тот анекдот про курицу казался слишком красноречивым. Неужели я пытался разглядеть в этой похабной истории больше, чем в ней было на самом деле? Однако она все еще меня беспокоила.
– А как же девушка?
– О чем ты?
– Что ты с ней сделала?
– Забудь о ней. Я действую аккуратно, Том.
Лина немного отодвинулась. Я повернулся на бок и посмотрел на нее. Она сидела с полузакрытыми глазами, облокотившись на подушки и подтянув колени к подбородку.
– Куда ты ее дела? Ту девушку.
– Жизни стоят дешево, – сказала она. – Некоторые жизни дешевле других. Это всего лишь арифметика границы[23]23
«Арифметика границы» — стихотворение Редьярда Киплинга: «Какой там, Господи, Евклид! Какие к черту постулаты! Уж если пуля прилетит, любые траты ей не святы» (пер. Е. Фельдман).
[Закрыть].
– Хм-м?
– Ничего, – она полностью закрыла глаза и начала расстегивать блузку, под которой обнаружилось кружевное белье. – Ты же точно останешься, – это был не вопрос. – Не здесь и сейчас, а в Лондоне.
– Мне кажется, я знал с самого первого дня, – сказал я ей. – Или ночи. Я знал, но не мог себе признаться, потому что не представлял, каким образом.
– Теперь знаешь.
– Да, теперь знаю. Но что ты сказала Нордхэгену?
– Только то, что должна была.
– А именно?
– Что я тебя хочу.
Она мечтательно улыбнулась. Ее ноги слегка покачивались, и она начала развязывать ленты, державшие ее груди.
– Уверена?
– В чем?
– Что хочешь меня.
– Да.
– Не останавливайся, – сказал я. – Я хочу на тебя смотреть. Как ты ласкаешь себя. Хочу видеть, как ты доведешь себя до предела и еще дальше. Хочу, чтобы ты занялась любовью сама с собой и делала это как можно дольше.
– Ммммм…
И тогда, думал я, я узнаю, насколько сильно она хочет меня и хочет ли вообще. Любовь минус самоудовлетворение равняется… чему?
Но то, что я выяснил, было и так известно. Для нее не существовало предела. Подобно собственной улыбке, Лина была бесконечной, как горизонт. И да, часть ее хотела меня. Поэтому я остался с ней. Порабощенный.
9
Нордхэген предоставил мне время на принятие решения, и я им воспользовался. Может, произойдет что-то, что изменит ситуацию. Или я что-то пойму. Тем временем мне надо было озаботиться житейскими делами. Оставалось почти три месяца до конца моего договора на квартиру на Мэтесон-роуд, и до их истечения я решил не переезжать.
Что мне делать с кондоминиумом в Коннектикуте? Продать? Еще надо встретиться с родителями и лично сообщить им о том, что я нашел работу в Лондоне. Но это казалось накладным, к тому же мне не хотелось уезжать из Лондона. Не то чтобы я не доверял себе. Ведь я уезжал в Люксембург на неделю, но преодолел душевную боль и вернулся к Лине. В себе я больше не сомневался, но не хотел никуда уезжать без Лины. Я желал проводить с ней как можно больше времени, а поездка домой этому воспрепятствовала бы.
В кого я превращался? Я убил человека. Самозащита тут ни при чем. Я изнасиловал девушку, издевался над ней, а потом убил. Я врач, моя работа – помогать людям, но все же я сотворил такое. Самое странное заключалось в том, что я не чувствовал раскаяния. Я больше не вспоминал о произошедшем, а когда вспоминал, то с отвлеченным, почти исследовательским любопытством, словно это был какой-то научный феномен. Я не мог заставить себя испытывать чувство вины или тревожности, не мог ненавидеть сам себя. Иногда я задумывался, а обязательно ли это, но мне быстро стало понятно, что я не такой человек.
А еще: если я вдруг решу уехать из Лондона, отпустит ли меня Лина? Сможет ли она удержать меня чем-то, кроме силы любви? Видеозапись была достаточно информативна. Но маловероятно, что она пустит ее в ход. Где тело? Остались ли какие-то следы в доме Лины? Может ли она полностью вырезать себя из видео? Слишком рискованно. И ради чего? Если бы наша любовь сошла на нет, уверен, Лина потеряла бы ко мне всякий интерес.
Недели шли, и я виделся с Линой все чаще и чаще. Если у меня имелись какие-то сомнения, то она их полностью развеяла. Каждую нашу встречу я видел ее словно в первый раз – яркую, возбуждающую, неотразимую. Раньше у меня бывали девушки, одна или две, но я ни разу не влюблялся. И никто из них не привязывался ко мне так сильно. До приезда в Лондон и встречи с Линой у меня были базовые, общепринятые представления о любви: если повезет, ты встретишь свою вторую половинку, женишься, остепенишься, и вы будете растить детей вместе. Как же я ошибался!
Я без колебаний использую слово любовь, описывая наши с Линой отношения, хотя оно кажется не совсем подобающим. Я с трудом мог себе представить, что два человека в состоянии существовать на таком физическом и эмоциональном пике, но нам это удалось. И дело не только в наших фантазиях, играх и умопомрачительном сексе. Если у людей есть душа, то наши души сплелись воедино. Что это, если не любовь?
Лондон стал для меня совсем другим. Я по-прежнему гулял целыми днями, но перестал замечать все, что происходило вокруг. Могу сказать только, что исходил вдоль и поперек районы Хаммерсмит и Шеперде-Буш, от Дауэс-роуд до Уэстуэй. Мой мозг постоянно работал, но я не думал о чем-то определенном. Я шел, просто чтобы не стоять на месте, и непримечательные окрестности были подходящими декорациями для моих мыслей. Несколько людей знали, что я в Лондоне, более того, они даже знали, где я живу, но я все еще ощущал себя здесь чужим. И эти прогулки доставляли мне особое, эгоистичное удовольствие. Потому что пока я ходил по этим улицам, никто не знал, где я нахожусь, даже Лина.
Эйлин Фотергилл оставила попытки со мной подружиться. В конце концов мне пришлось выпить с ней шерри, и опыт оказался неудачным. Из меня вышел плохой собеседник. Дело было не в непривлекательности Эйлин – она-то изо всех сил старалась вести себя как радушная хозяйка. Просто весь тот эпизод показался мне безумно искусственным и неискренним, словно мы играли в любительской театральной постановке. И мне хотелось уйти за кулисы. Не знаю, поняла ли она мой посыл или просто решила, что я скучный американец, но мне все равно. Главное, что она перестала приглашать меня к себе – чего я и добивался. Теперь мы лишь вежливо здоровались при встрече, как и полагается соседям.
Я никак не мог уговорить Лину прийти ко мне еще раз. Конечно, моя квартира была совершенно заурядная, но мне иногда хотелось узнать, как Лина смотрелась бы в этих декорациях. Ослабеет ли ее магия? Навряд ли. Если редкую орхидею поставить в пошлую вазу, менее прекрасной она не станет. Однажды она заехала за мной на такси и отвезла в паб в паре километров от моей квартиры. Было довольно прохладно, но мы заказали горячий виски и пили его во внутреннем дворике с видом на Темзу.
Когда я оставался один, то часто размышлял о прошлом Лины. Откуда она, какая у нее семья, где она училась – тысячи маленьких деталей, из которых складывается жизнь человека. Но когда я был с ней, то ни о чем не спрашивал. Для меня Лина родилась в день нашей встречи.
