Текст книги "Фантом. Последние штрихи"

Автор книги: Томас Тессье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

26. За полночь

– Прошлой ночью мы выпили весь виски, – сказал Лузгарь. – Что будешь – пиво или пиво?

– Наверно мне лучше больше не пить.

– Брехня. Вот, возьми пиво.

– Эх… – Мутный взял банку. – Кстати, слышал, что Джейк Хинман натворил?

Пока отец Неда смотрел «Битву стриптизерш в Лас-Вегасе», Лузгарь и Мутный сидели в рыболовной лавке. Ночь была тихой. Сарай освещала единственная лампочка в шестьдесят ватт, висевшая на удлинителе над цинковым верстаком. Помимо голосов двух стариков единственным звуком, нарушавшим тишину, был плеск воды в аквариумах.

– Ты ж в городе живешь и узнаешь все новости раньше меня, – ответил Лузгарь. – И что Джейк учудил? Помер наконец?

– Не-а. Его бросила жена.

– И все? Я этого лет двадцать ждал.

– Да, я тоже. Ну, вот она наконец ушла от него.

– То есть, – продолжал Лузгарь, – Нелли, конечно, тоже не большого ума, но на ней всегда были отметины зубов. Не зря Джейка прозвали «Кусь фон Трах».

– Я слышал, что ее не укусы бесили, – сказал Мутный.

– Значит, ее змеи достали?

– Точняк. Думаю, он ей сказал как-то: «В гараж больше не заходи», а она ответила: «Как так? А машину мне куда ставить?», а он ей: «Только не в гараж. Там теперь мои гремучие змеи живут». Этот придурок поймал еще с дюжину гремучих змей, большущих, и выпустил их в гараже.

Лузгарь расхохотался и покачал головой.

– Сколько их у него теперь?

– Около сотни. Он, наверное, уже давно со счета сбился. В подвале, в сарае, под крыльцом, везде. В общем, Нелли это надоело, она погрузила свои вещи в машину и уехала.

– Надолго ее хватило.

– Может, она и дальше терпела бы, но все его змеи жутко ядовитые.

– Да уж, – согласился Лузгарь. – Щитомордники и гремучие. Дай Джейку какого-нибудь безобидного ужа, он сразу его выбросит.

– Давай, до свидания, и поминай как звали. – Мутный отпил пиво из банки. – И машину до кучи забрала.

– Ее не в чем винить. Он кукухой поехал, как и его папаша.

– Да, просто обожает змей. Говорит с ними все время.

– Наверняка теперь он просто счастлив, – сказал Лузгарь. – Никакая жена не помешает ему проводить время с его змеями. Думаю, он скоро их прямо в дом запустит.

– Чудо, что он еще жив.

– Да в его жилах уже столько змеиного яда, что он к нему привык. Иммунитет выработал.

– Похоже на то, – продолжил Мутный. – Кусали-то его порядочно. Знаешь, я однажды столкнулся с ним у парикмахерской, а у него рука вся красная и распухла в два раза. Я ему говорю: «Ого», а он мне: «Да, опять укусили». Я спросил, не нужно ли ему в больницу, и он ответил, что поэтому постричься и пришел.

Лузгарь хмыкнул.

– Ага, было время сходить на стрижку.

– Точно. Я ему говорю: «Чувак, ты так помрешь». А он просто смотрит на часы, спокойно так, типа, и говорит: «Не, еще есть время».

– Джейк, конечно, дурья башка, но в змеях он понимает.

– Это точно. Интересно, как там Нелли.

– Давненько она сюда не захаживала, – сказал Лузгарь.

– Ты только себя послушай, – пошутил Мутный. – Не волнуйся, тебе ничего не угрожает, парень. Вряд ли она бросила одного престарелого неудачника, чтобы броситься в объятья другого.

– Когда-то она была красивой, – произнес Лузгарь.

– Все когда-то были красивыми.

– А ты откуда знаешь?

– У меня память хорошая, – уверенно сказал Мутный. – Когда я жил в Нью-Йорке, у меня была горячая мамочка.

Лузгарь достал очередную банку пива из холодильника и удивленно вскинул бровь.

– Ты никогда не был в Нью-Йорке. О чем ты вообще говоришь?

– Я там жил. Сразу после службы в армии.

– Боже, врешь как дышишь.

– Плевать, что ты мне не веришь, – сказал Мутный, сделав вид, что обиделся. – Мне же лучше знать, жил я там или нет.

– Ну и брехун же ты.

– Я всю страну исколесил, с запада на север, потом на юг. У меня была бурная молодость до того, как я застрял в этом месте и начал вести размеренную жизнь.

– Размеренную жизнь, как же. – Лузгарь красноречиво сплюнул на грязный пол.

– А ты чем в молодости занимался?

– Тем же, чем и всегда – ничем.

– Тебе нужно свою лодку завести, Лузгарь. Из тебя хороший рыбак получился бы.

– К черту лодку.

– И женщину бы тебе хорошую. Не одну из этих, тощих, а мамочку в теле, чтоб она согревала тебя…

– Да заткнись ты уже, ради бога, – сказал Лузгарь, но без намека на злость. Потом добавил: – У меня было достаточно женщин, но ни с одной из них не было ничего серьезного, и я сомневаюсь, что ты далеко от меня ушел в этом вопросе.

– Хочешь сказать, ни одной не удалось тебя охомутать?

– Верняк.

Они выпили еще и продолжили разговор. Позже, когда Майкл Ковингтон поднялся на второй этаж и лег спать в комнате сына, старики вышли на улицу, подышать свежим воздухом. Ночь была темной и безликой.

– Небо затянуло, – заметил Лузгарь. – Возможно, пойдет дождь.

– На юге ураган. Говорят, он движется вдоль побережья в нашу сторону.

– Возможно. Сейчас для них самый сезон, а в этом году не было еще ни одного.

– А может, он рассеется над морем до того, как до нас доберется. Не нужен нам никакой ураган. Хватило того, который был в пятьдесят пятом.

– Тихо сегодня, правда?

– Наверное, у сверчков выходной, – сказал Мутный.

Они сели на капот старого «Студебекера».

– Ты знал Снаффи Хагстрома?

– Снаффи Хагстрома? – Мутный задумался. – Нет, вроде нет.

– Забавный экземпляр. Все время пел.

– Много кто так делает.

– Нет-нет, – сказал Лузгарь. – Я имею в виду, что он пел все время. Спрашиваешь у него, как дела, а он поет в ответ: «Отвечу тебе честно, сегодня все чудесно».

– Все время пел?

– Все время, – кивнул Лузгарь и улыбнулся своему воспоминанию. – Если он злился на кого-то, то пел «Сукин ты сын», на мотив девятой симфонии Бетховена: та та та таммм.

– В жизни ничего глупее не слышал, – заявил Мутный.

– Да уж, не говори. И я не уверен, что он с кем-нибудь нормально разговаривал. Все время только пел.

– И что с ним случилось в итоге?

– Понятия не имею. Сам хотел у тебя спросить. – Лузгарь огляделся и потом крикнул в ночное небо: – Снаффи! Где ты?

– Точно не здесь, – сказал Мутный. – И слава Богу.

На улице стало холоднее, и они вернулись в сарай.

– Кажется, я снова начинаю пить, – сказал Мутный, открывая очередную банку пива.

– Самое время, учитывая, что у тебя больше нет горячей мамочки, – с сарказмом отозвался Лузгарь.

– Но мне это на пользу не пойдет. – Мутный залпом осушил банку и рыгнул. – Точно не пойдет. – Он потянулся за следующей.

Возможно, дело было в воспоминаниях о Снаффи Хагстроме или в пиве, но Лузгарь внезапно громко запел.

– Вернись домой, Билл Батлер, вернись ко мне домой…

– Эй, эй, прекрати, – запротестовал Мутный. – И вообще, в этой песне поется про Билла Бейли.

– Не знаю никакого Билла Бейли, но был у меня знакомый Билл Батлер.

– Не важно… Оставь его в покое. У меня очень чувствительные уши.

– Билл Батлер, – задумчиво произнес Лузгарь. – У него глаза вечно были на мокром месте. Стоило на него взглянуть, и тебя словно волной обдавало. И на ногах он держался с трудом, но славный был парень…

– Умолкни и дай пива.

– Слушай!

– Что?

– Давай сегодня оттянемся хорошенько.

– Думал, мы этим и занимаемся.

– Хорошо.

Но ночь шла, и они в своих креслах все ниже и ниже, и разговор стихал. Наконец Лузгарь замолчал посреди предложения, потеряв ход своих мыслей. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, но так их не открыл. Мгновение спустя он уже храпел. Его храп не особо беспокоил Мутного, который растянулся на старом автомобильном кресле и уже заснул.

Примерно в это же время Линда Ковингтон тоже задремала с раскрытым журналом «Гламур» на коленях.

27. 4:47 утра

Журнал соскользнул с колен Линды и приземлился на коврик у ее ног. Она приоткрыла и снова закрыла глаза. Несколько секунд спустя резко выпрямилась и с тревогой огляделась. В шее что-то щелкнуло, а в затылке запульсировала боль. Она проспала больше двух часов.

Лицо Неда светилось от пота призрачным сиянием. Над верхней губой собрались мелкие капельки. Волосы прилипли к голове, и наволочка потемнела от влаги. Дрожащими руками Линда измерила ему температуру. Градусник показал 39,4. «Пускай это окажется пределом, – взмолилась она. – Кризисной точкой, после которой наступит перелом, и как можно скорее». Она чувствовала себя виноватой за то, что заснула, но была счастлива, что проснулась именно сейчас. Строчка из старой песни промелькнула у нее в голове: «Самый темный час – перед рассветом». Это был тот самый час.

Линда поспешила вниз за стаканом холодного сока, но когда вернулась, то не смогла заставить Неда его выпить. Она попыталась приподнять его голову, но он застонал и прошептал что-то в своем беспокойном сне. Тогда она поднесла край стакана к его губам, но он не стал глотать. Сок вытекал из уголков губ и стекал по подбородку. Надо будет попробовать еще раз через несколько минут.

Было что-то еще в этом ночном часе. Что-то, что пыталось проникнуть в сознание Линды. Факт. Обрывок информации. «Нет, забудь об этом». Но она не могла выбросить его из головы. Это был один из зловеще-притягательных осколков бесполезных знаний, которые печатают в газетах, чтобы заполнить в колонке пустое место шириной в две строки. По словам врачей, большинство смертей происходит за час до рассвета.

Линда должна была что-то сделать, чтобы отогнать от себя эти мысли. Она пошла в ванную, открыла кран и подождала, пока вода не станет приятно-прохладной. Потом намочила полотенце для лица, отжала его, вернулась в спальню и принялась обтирать им лицо, шею и руки Неда. Однако даже после того, как она закончила, кожа ее сына все еще была очень горячей. В нем бушевала лихорадка. Что еще она могла для него сделать? Она нашла флакон со спиртом для растирания и нанесла жидкость на его руки и грудь. «Какие хрупкие косточки», – подумала она, прикасаясь к нему пальцами. Казалось, он состоял из одних ребер, тонких и податливых. Ребенок-воробей. Закончив, она застегнула его пижамную рубашку.

Что-то еще. Линда вспомнила, как ей кто-то говорил, что в это время суток уровень сахара в крови человека падает до двадцатичетырехчасового минимума. Человеческое тело находится в самом уязвимом состоянии. На дне ночной бездны. Самый глубокий сон, из которого некоторые так и не возвращаются. Уровень сахара в крови был одним из факторов, спровоцировавших сильный приступ астмы, перенесенный ею несколько лет назад. По крайней мере, так уверяли врачи, но что они знали? После всех тех анализов, которые они провели, ни один из полудюжины специалистов так и не смог сказать, что вызвало такой необычный приступ. Приходится верить врачам, потому что нет выбора – но иногда кажется, что они просто гадают на кофейной гуще. Уровень сахара в крови… Линда еще раз попыталась заставить Неда проглотить хотя бы немного сока. Может быть, немного все-таки попало в пищевод, но совсем чуть-чуть.

Что, если доктор Мелкер ошибся, несмотря на его самоуверенный вид. Что, если это не грипп и не вирусная инфекция, а что-то более серьезное, какая-то болезнь, которую доктор не смог распознать. Разве может врач из маленького городка читать все статьи в научных журналах и быть в курсе последних событий? Никто ничего не слышал о болезни легионеров[14]14
  Болезнь легионеров, или легионеллез, – острое инфекционное заболевание, первая массовая вспышка которого была зафиксирована в 1976 году после съезда Американского легиона. 221 его участник заболел, а 34 человека из них скончались.


[Закрыть], пока все эти люди не умерли несколько лет назад…

Линда взяла Неда за руку и села рядом с ним.

– Я здесь, милый, – тихо прошептала она. – Я здесь, с тобой.

Эти слова словно что-то спровоцировали. Лицо Неда скорчилось в гримасе, и он забил рукой по подушке. Казалось, он пытался от чего-то уклониться во сне, бежал или отворачивался от чего-то или кого-то. Линда наклонилась к нему, поближе к его уху.

– Все хорошо, Нед, – сказала она ему. – Все хорошо, я здесь. Мамочка здесь, с тобой.

Нед жалобно простонал, как испуганный котенок, на его лице снова выступил обильный пот. Линда измерила температуру. Почти 40. У нее началась паника. Позвонить доктору или подождать еще несколько минут и измерить температуру еще раз? Мелкер сказал связаться с ним, когда температура поднимется выше 40.

Линда нервничала, но изо всех сил старалась успокоиться и решила подождать еще немного. Она подумала, не следует ли ей разбудить Майкла, прежде чем предпринимать что-нибудь еще. Нет, если только придется срочно отвезти Неда в больницу. В остальном она справится сама. Кроме того, такая высокая температура может быть последней вспышкой перед тем, как жар спадет. Если бы только она могла в это поверить.

В этот ранний (или поздний) час в доме было очень тихо. Эта тишина, наполненная ожиданием, казалась Линде тревожной, почти угрожающей. Единственным звуком был легкий свист неглубокого дыхания Неда. Линда вытерла ему пот и еще раз обтерла его спиртом. «Возможно, это не поможет, – подумала она, – но лучше сделать хоть что-то, чем ничего». Она пыталась убедить себя, что самое главное – просто быть рядом, прикасаться к Неду, держать его за руку, всегда сохранять контакт, шептать ему, чтобы он знал, хотя бы в своем подсознании, что он не один.

Но Нед точно был не один.

Из черного шторма, бушевавшего в его сознании, вырисовывалась фигура. В ней угадывалось женское тело, женское лицо, окутанное вихрем темных облаков. Бледное видение, мелькнувшее в неразборчивой игре теней. Она была далекой, неуловимой, но ее присутствие чувствовалось безошибочно. Нед отдался на милость морских волн, и ночь кружилась вокруг него ураганом хаоса. Единственной стабильной точкой была та женщина, которая становилась все ближе. Он не мог контролировать происходящее, но часть его разума понимала, что происходит. Игры закончились. Крест не помог. Он надеялся, что сможет себя защитить, но на самом деле никакой защиты не существовало. Вампиров и оборотней не бывает, они лишь мифы, созданные людьми, чтобы придать форму тому, чего они боялись больше всего. И источником страха была эта женщина, надвигающаяся на него. Она была реальной. Фантом, заблудшая душа, пойманная в ловушку между мирами. Все эти годы она не могла обрести покой… Но теперь сможет, забрав Неда с собой. Он знал, что на этот раз не найдет сил ей отказать.

Линда неотрывно смотрела на сына. В ней боролись чувства страха, гнева и беспомощности, но она старалась сосредоточиться на Неде. Если бы одной силы воли было достаточно, она бы в миг облегчила его страдания.

Но вся ее ментальная энергия улетала в никуда. Она инстинктивно пыталась бороться, но не понимала, с чем.

Дыхание Неда стало затрудненным. Линда измерила ему температуру. Сколько минут прошло? Это не имело значения. Температура была на грани 40. «Снижайся, снижайся, снижайся, – взмолилась она. – Или можешь немного повыситься». Это, по крайней мере, подтолкнуло бы ее к определенному курсу действий. Но то, что температура оставалась на этой ужасной отметке, – было хуже всего.

Нед начал хрипеть, она видела, как сокращаются мышцы его горла, дыхание вырывалось отчетливыми, но безвоздушными на взгляд спазмами. В тот же момент Линда заметила реакцию собственного организма. Словно ее легкие были туго затянуты лебедкой. Она ощущала на груди нарастающее давление очень тяжелого груза.

– Только не сейчас, – сказала она вслух и принялась искать нужный ингалятор. «Бекотид» сейчас не поможет, ей нужен препарат, расширяющий бронхи, «Алупент». Он задержит наступление приступа. Она нашла его и вдохнула вещество как можно глубже.

– Мамочка…

Глаза Неда были крепко закрыты, и его лицо исказилось от страха и боли. Губы мальчика приобрели лилово-голубой оттенок и ярко выделялись на почти белом лице. Линда бросилась к шкафу и достала небольшой металлический кислородный баллон.

– Не… дай… ей… забрать… меня, – запинаясь взмолился Нед.

Его голова билась о подушку, словно он пытался в ней зарыться. Для того, чтобы произнести эти слова, ему потребовались неимоверные усилия, но они все равно оказались хрупкими, словно мыльные пузыри, и улетучились, как только сорвались с его губ.

Линда сама вдохнула кислород. Ей стало легче, и она убедилась, что оборудование работает. Она попыталась надеть маску Неду на лицо, но он начал сопротивляться еще сильнее. Мальчик яростно тряс головой и размахивал руками, пытаясь содрать маску с лица.

– Нед, потерпи, это тебе поможет.

Он принял почти сидячее положение. Он открыл глаза и посмотрел на Линду. На долю секунды, когда их глаза встретились, ей показалась, что она увидела боль, удивление, любовь и ужас. Взгляд сына пронзил ее душу насквозь. Потом в нем остались только ужас и истерика. Прежде, чем Линда успела среагировать, в глазах Неда не осталось ничего. Казалось, кто-то резко вырвал невидимый канат, державший его тело. Нед рухнул на кровать, как тряпичная кукла.

Он дышит? В ту ночь, когда у нее случился сильнейший приступ астмы, было то же самое? И она теперь сама стала свидетелем этому?

Линда прижала кислородную маску к носу и рту Неда. Она слышала знакомое тихое шипение, но его тело не шевелилось. В панике Линда сняла маску с его лица и прижала ухо к его губам. Ничего.

– Майкл! – закричала она. Всего одно слово, но ее голос пронесся по всему дому подобно сейсмографу, зарегистрировавшему землетрясение.

Линда снова надела маску Неду на лицо, и другой рукой разорвала верх его пижамы. Она приложила ухо к его груди и была шокирована тем, какой холодной и липкой стала его кожа. Она пыталась расслышать хоть что-то в этом океане молчания.

Было 4:47 утра.

Сердце Неда перестало биться.

28. Пляска смерти

– Дитя.

Неду показалось, будто из него высосало все внутренности. Он не узнавал свое тело. Оно было легким, как пробковое дерево. Но он не чувствовал ни боли, ни страха.

– Дитя.

Он лежал на твердой, как камень, земле, покрытый тонким слоем мелкого черного песка. От невидимого источника исходил тускло-красный рассеянный свет.

Где я?

– Теперь со мной.

Она стояла над ним. Нед встал и посмотрел на нее. Он не боялся, а испытывал лишь любопытство. Впервые он мог ее рассмотреть. Она была действительно красивой. Черты лица напоминали его мать, с небольшими отличиями. Возможно, так она выглядела много лет назад, когда еще не была замужем.

Кто ты?

Она улыбнулась, но этого оказалось достаточно.

Что это за место?

Конец времен.

Я жив или умер?

Жив. И будешь вечно жить со мной.

Я умер.

Она снова улыбнулась.

Нет! Я хочу назад, отпусти меня!

Импульс был кратким и тщетным. Эхо из мертвого прошлого. Как только мысль сформировалась, Нед понял, что это бесполезно. Где-то, в другом мире или другой вселенной, его другое тело безжизненно лежало на кровати родителей. И они… Но как только скорбь приблизилась, женщина стерла ее.

– Дитя.

Этого короткого слова было достаточно, чтобы вернуть Неду некое бесплотное, нейтральное состояние бытия. Он снова внимательно посмотрел на нее, и ее глаза пленили его. В них был покой, покой, которого он никогда раньше не знал, и теперь, когда он испытал его, не хотел терять. Но женщина повернулась и пошла прочь.

– Пойдем.

И вот уже Нед шел рядом с ней, словно объект, притянутый магнитным полем. Он не отставал от нее, но больше не мог видеть ее глаз.

Куда мы идем?

– На вершину горы.

А где эта гора?

– Идем.

Что мы там будем делать, когда дойдем?

– Останемся.

«Ты…» — Но он так и не смог закончить свою мысль.

– Дитя.

Пейзаж оказался обманчивым, возможно, из-за странного освещения. Они постепенно спускались. Их путь пролегал через длинный неглубокий овраг, и вскоре их взору открылось причудливое зрелище. Они дошли до местности, которую Нед назвал бы лесом. Но здешние деревья представляли собой голые черные стволы, около трех метров в высоту и диаметром тридцать сантиметров. На верхушке каждого дерева располагался сплавленный стеклянный бугорок, блестящий, но в остальном такой же черный, как стволы и песок. Ни у одного из деревьев не было больше двух ветвей, и они казались не то недоросшими, не то ампутированными.

Женщина вела Неда через лес не по прямой, а зигзагообразным маршрутом, как будто шла по невидимому следу. Они вышли на небольшую поляну. Прямо впереди была стена из природного камня, в которой открывался вход в пещеру. Женщина без колебаний двинулась дальше. Поначалу кромешная тьма казалась жуткой, но они легко через нее продвигались.

Пещера оказалась коротким тоннелем. Когда они вышли из него с другой стороны, первым, что увидел Нед, был красный диск на горизонте, размером немногим больше булавочной головки.

Что это?

– Солнце.

Солнце?!

– Да, то, что от него осталось.

Тогда мы находимся на Земле.

– Конечно.

Когда?

– После смерти солнца. В конце времен.

Почему мы здесь, сейчас?

– Дитя.

Они дошли до маленького городка, или до места, которое когда-то им было. Теперь от него остались лишь обугленные руины. Очертания улиц все еще угадывались, хотя они были укутаны черным песком и завалены мусором. От зданий остались лишь каркасы, окруженные полуразрушенными стенами и грудами щебня. Но в пейзаже появились новые цвета – оттенки синего и зеленого в виде странных, похожих на коралл инкрустаций, которые то тут, то там поднимались из земли. Они казались анемичными, тощими созданиями. «Больные цветы, – подумал Нед. – Интересно, они олицетворяют то, к чему свелась „жизнь“ в этом месте: бессмысленный кристаллический нарост, омерзительный постскриптум к прошлому? И как давно было это прошлое?»

Какой сейчас год?

Смех женщины наполнил его сознание. Когда они проходили по улице, Нед пнул одно из «растений». Оно рассыпалось облаком пыли. Цветы оказались такими хрупкими, что Нед удивился, как вообще они могут существовать; небольшой порыв ветра унес бы их все прочь. Но, как он успел заметить, в этом месте не было даже малейшего намека на ветерок. Затем он с удивлением обнаружил, что вообще не дышит. Это же логично. Мертвые не дышат.

По мере того, как они продвигались от окраин к центру города, проезжая часть сужалась, временами превращаясь в неровную полосу, проходящую через кучи щебня и заросли странной растительности.

– Не отставай.

Женщине не о чем было беспокоиться. Нед не мог уйти, даже если бы захотел, а в этом месте у него не было никакого желания терять свою спутницу из виду. Что бы он делал здесь один? Куда бы пошел? Сейчас его могли бы привлечь только мир и жизнь, оставленные им позади, но они находились за миллионы километров и уже принимали форму воспоминания о далеком прошлом. Настолько далеком, что, казалось, оно уже не имеет никакого отношения к Неду. Родители оплакивают его? Мысль казалась нереальной, и он выбросил ее из головы.

Они завернули за угол, и женщина остановилась впервые с начала их путешествия. Она посмотрела на Неда, и он расслабился от ее взгляда.

– Все будет хорошо.

Что? В чем дело?

– Ты сейчас кое-что увидишь. Но помни, все будет хорошо.

Путь впереди представлял собой узкую тропинку посередине длинной улицы, заставленной высокими тонкими трубками, примерно в два с половиной метра высотой. Они были кроваво-красными и стучали друг о друга с клацающим звуком, словно сделанные из пластика. Нед видел, что они плотными группами вросли в черную землю. Как только он и женщина ступили на улицу, трубки ощетинились, словно реагируя на статический заряд. Они наклонялись и раскачивались, как поле злаков из ночных кошмаров. Трубки стучали друг о друга все громче, но их вид вблизи оказался гораздо страшнее. Твердая оболочка была прозрачной, и внутри, в красной жидкости, похожей на кровь, плавали человеческие органы. Эти трубки были живыми существами – теперь Нед видел, как пульсирует в них кровь. Внезапно он поднял глаза. Наверху каждой трубки виднелась голова размером с кулак. Некоторые из них торчали над трубками, а другие находились внутри корпуса или двигались то вверх, то вниз. Нед почувствовал головокружение и тошноту – их лица были почти человеческими. Крошечные, сморщенные, они жалобно смотрели на двух людей, идущих между них. Их рты беззвучно открывались, а глаза, казалось, взывали к какому-то неведомому смыслу бытия. «Они заперты здесь навсегда», – подумал Нед и начал понимать выражение ужаса на их лицах. Они казались безобидными, но находиться среди них означало подвергаться мощной эмоциональной и психологической атаке. Нед хотел закрыть глаза и заткнуть уши, но какая-то часть его не давала это сделать. Все равно, что уйти от парализованного младенца, нуждающегося в помощи. Но что Нед мог сделать для этих трубчатых созданий с выразительными лицами? Ничего.

Кто… Что…

– Мертвые.

Но они не мертвы. Посмотри на них.

– И все же они мертвы.

Что с ними будет? Они навсегда останутся такими?

– Это их место.

Но почему?

– Дитя.

Женщина успокоила его мысли, и они продолжили путь, но через какое-то время стук снова усилился. Нед старался смотреть только на женщину, но было невозможно игнорировать окружающую их стену из пульсирующей крови и плотно упакованных органов. Конца ей видно не было. Неду казалось, что они уже прошли мимо десятков тысяч или даже сотен тысяч этих несчастных. Наконец он стал глух к их мольбам. Они стали помехой, мозолью, которая не проходила. На мгновение Нед пожалел, что у него нет с собой топора. Тогда бы он мог срубить их все. Женщина, угадав его мысли, повернулась и внимательно посмотрела на него, но на этот раз в ее глазах не было ни любви, ни утешения. Нед почувствовал стыд и замешательство.

– В тебе все еще это есть.

Нед вспомнил, как срубил пугало. Наверное, он был неправ. Он вспомнил, как швырял куски штукатурки в паутину в спа-отеле, хотя, наверное, надо было оставить пауков в покое. Маленькие действия, побуждаемые маленькими импульсами… или? Что пыталась объяснить ему эта женщина?

– Ты.

Нед почувствовал холодное прикосновение страха. Ему подумалось, что его привели сюда, чтобы навсегда здесь оставить, превратить в одно из этих трубчатых созданий. Такая судьба ждала каждого после смерти, и он не был исключением. С него снимут кожу и мышцы, отрубят руки и ноги, зальют его в пластиковую трубку и закупорят в ней. Его голова съежится до карикатурных размеров. И он станет еще одной каплей в бессмысленном море забвения – перспектива, которая одновременно приносила смирение и ужасала.

– Идем.

Нед с облегчением последовал за женщиной. Он не мог представить себе худшей судьбы, чем быть одним из этих трубчатых созданий. Оставались ли они все еще людьми или были ими когда-то в прошлом? Недвижимые в этой пустоши, неспособные говорить. Лучше уж умереть. Но потом Нед вспомнил, что это и была смерть: здесь невозможно умереть еще раз. Добро пожаловать в вечность.

Ему казалось, что они шли несколько часов и наконец оказались на большой площади, окруженной руинами старых зданий. Они продолжили свой путь по открытой местности. «Наверное, здесь когда-то был парк», – подумал Нед. Теперь он превратился в бесплодное пространство, покрытое черным песком, на котором виднелись окаменевшие пни и странные «растения». Они не успели уйти далеко, когда в тридцати метрах от них появилась стая животных. Когда они подошли ближе, Нед увидел, что это свора собак. Женщина остановилась, и он встал рядом с ней. Собак было около двадцати, и они настороженно приближались. Они двигались гуськом и старались держаться от путников подальше. Теперь Нед видел, что это были не обычные собаки. Его рот открылся от изумления. У этих зверей вместо собачей морды тоже были почти человеческие лица. Они передвигались на четырех конечностях и были покрыты шерстью, но это не скрывало необычного сходства черт их лиц с человеческими, особенно осмысленного взгляда. Самой заметной и угрожающей частью их облика был единственный клык, росший из центра верхней челюсти и загибавшийся вниз. «Где-то двенадцать сантиметров в длину», – подумал Нед.

Процессия прошла мимо. Нед посмотрел им вслед. Он был уверен, что только что увидел результаты еще одной чудовищной трансформации человека. Собаки направились прямо к трубчатым существам и скрылись среди них. Но по крайней мере одно животное оставалось в поле зрения. Оно ходило взад-вперед, словно изучая пейзаж. Затем, по-видимому, сделав выбор, проткнуло одну из трубок своим выступающим клыком, присосалось к ней и застыло. Отвратительное зрелище, но Нед не мог отвести взгляд.

Они их едят?

– Нет, лишь пьют их кровь.

С помощью клыка?

– Таков их путь.

А они убивают трубчатых созданий?

Вопрос, конечно, был абсурдным, и женщина рассмеялась. Скорее всего, это не единственная свора собак, которая приходит сюда напиться, возможно, их даже тысячи. Какой смысл делать это здесь, где ничто не может умереть? «Таков их путь», – сказала женщина. Вероятно, это какой-то ритуал, который мог существовать только этом месте – своеобразная квинтэссенция абсурда. Первоначальная цель данного действия, выживание, теперь стала бессмысленной из-за невозможности смерти.

– Идем.

Они тоже люди? Или были ими?

– Они тебе знакомы?

Нед не мог понять, шутит ли над ним женщина или нет. Что-то в собаках и трубках показалось ему смутно знакомым, но он мог ошибаться. Нет, его реакция на них была сильной и мгновенной. Каким-то образом они связаны с Недом. У него появилась пугающая мысль, и женщина не сделала ничего, чтобы прогнать ее из сознания мальчика. «Те собаки, – размышлял он, – словно гибрид оборотня и вампира. Люди и одновременно нелюди».

Нед попытался остановиться, но не смог. Против своей воли он не отставал от женщины. Но, словно человек, только что пробудившийся ото сна, он начал строить в своем разуме логические связи. В атмосфере между ними произошли едва заметные изменения. Однажды эта женщина заставила его почувствовать страх. Тот факт, что она нарушила свое обещание, разрушил иллюзию ее благожелательности. Неду потребовалось некоторое время, чтобы осознать простую истину: на этом новом уровне существования он ей не ровня. Она его ведет, защищает, сохраняет. Но для чего? Он больше не мог избегать мыслей о том, где он окажется в конце путешествия. На вершине горы – но почему? Что его там ждет? Дьявольская лаборатория, где его поместят в трубку-пробирку или превратят в собаку-вампира или в кое-что похуже? И то, что он мог сейчас размышлять подобным образом, подсказало ему кое-что еще. Эта женщина понемногу возвращала ему рассудок. Почему? Чтобы он встретил свою судьбу в полном сознании?

Что со мной будет?

– Ты будешь со мной.

Буду чем?

– Тем, что ты есть.

Что я такое?

– Идем.

Раньше это слово звучало как приглашение, благодушное обращение одного разума к другому, но теперь это был тихий приказ, которого Нед не мог ослушаться. Беспомощность, с которой он сталкивался так много раз в другом мире, вернулась, чтобы снова поселиться в нем. Еще одна судьбоносная связь.

Нед огляделся и с удивлением обнаружил, что они покинули город. «А может, это и не город вовсе, – подумал он. – Лишь руины и старая дорога». Ему казалось, что они идут уже много часов. Но время здесь ничего не значило. Освещение почти не менялось, и тлеющий уголек солнца находился примерно на одном и том же расстоянии от горизонта. Только изгибы и повороты на их маршруте слегка сдвинули крошечный красный диск.