Текст книги "Фантом. Последние штрихи"

Автор книги: Томас Тессье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Я не знал, насколько серьезно ранен, но отчаянно боролся с девушкой, пытаясь схватить ее за руку с ножом. Теперь я был уверен, что она с радостью всадит его в меня еще и еще, пока не убьет. Я смутно припоминал, что мне сказала Лина: меня здесь не будет. Я был сам по себе. У меня не оставалось выбора. Я понимал: если буду убегать, то окажусь в позиции жертвы. Это нужно прекратить немедленно.

Я увидел лезвие и ухватился за него. Прикосновение к стали оставило у меня на ладони рану, липкую и горячую. Одна за одной, части моего тела превращались в кровоточащие порезы. Но я не разжал руку. Другой рукой ударил девушку по лицу. Затем мне удалось схватиться за рукоятку ножа. Тем временем стройные ноги девушки сомкнулись у меня на шее с силой гидравлического пресса. В моих легких почти не осталось воздуха, вспышки света в голове взрывались, словно воздушные шары. Тоненький внутренний голос предположил, что девушка, возможно, была мастером восточных единоборств. Из-за неудобного положения мое тело было практически бесполезно в этой схватке, но я продолжал держаться одной рукой за нож, а второй наносить удары ей в корпус. Несмотря на боль, мне удалось оттолкнуться ногами от пола, и я оказался сверху, подмяв девушку своим весом. Внезапно нож оказался у меня в руке. Позже я осознал, что все надо было заканчивать именно тогда. Игра была бы закончена. Но пришлось разыграть еще один ход. Фантазию Лины.

Я сел, девушка все еще лежала на полу подо мной. Но продолжала бороться и схватила меня за яйца. Ее ногти впились мне в плоть, и я инстинктивно отпрянул назад. Я упал на девушку и выставил одну руку вперед, для упора. Теперь она схватила меня за лицо, ее ногти разрывали мою кожу. Когда я почувствовал ее ногти на своих глазных яблоках, я издал вопль, полный ярости и страха, и замотал головой изо всех сил.

В этот момент последняя надежда на то, что это игра, испарилась. На подсознательном уровне я наконец сообразил, что девушка не собирается останавливаться.

Никакая она не актриса. Наш поединок для нее – вопрос жизни и смерти. Она хотела причинить мне боль, покалечить меня, убить меня. Она превратилась в бешеное животное и была готова порвать меня на куски, если бы я позволил. Я оказался в кошмарном сне и, как любой главный герой кошмарного сна, только сейчас начал осознавать, что происходит.

Но даже тогда я не хотел причинить девушке необратимый вред. Я намеревался вырубить ее и снова приковать к балке. Все могло закончиться именно так, кроваво и жестоко, но все остались бы живы.

Однако все вышло иначе, потому что к тому моменту я тоже превратился в животное. Она пыталась выцарапать мне глаза, и я отреагировал со всей яростью. Принялся избивать ее обеими руками – и вспомнил, что в одной из них держу нож, только когда ее руки обмякли и жизнь вышла из ее тела, словно затихающий шторм. А потом я заметил кровь, бьющую из ран, которые я ей нанес.

Я склонился над девушкой. Где-то в глубине души я чувствовал облегчение: мне удалось выжить в этой смертельной схватке. Но в то же время я разрыдался, оплакивая то, что произошло. То, что я сделал. Я не мог в это поверить. Я никогда никому не причинял вреда. Как могло дойти до такого?

– Не-е-е-е-е-ет! – закричал я.

Комната поглотила мой вопль. Я чувствовал себя одиноким, и тьма окутывала меня, словно саван. В темноте продолжали танцевать стробоскоп, лазеры и призрачные голограммы. Но я был уже не там. Я чувствовал себя звездой, чья история повернулась вспять – и она превратилась в газовое облако. Я чувствовал, как исчезаю. Казалось, у меня больше нет оболочки.

Появилась Лина, и я кинулся к ней, благодарный за то, что могу сконцентрироваться на ком-то другом. Мы яростно набросились друг на друга, словно одной только силы будет достаточно, чтобы наши тела и сознания слились воедино. И занялись любовью прямо там, в луже крови, как в первый и последний раз. Занялись любовью из-за отчаяния. Все потаенное, что в нас было, вырвалось наружу, и теперь мы взглянули друг на друга заново.

Затем Лина вывела меня из темной комнаты, умыла меня, обработала раны, потом помылась сама. Я был как в тумане. Я мог бы сказать, что меня обманули, соблазнили, заставили сделать то, чего я не хотел. Она подвергла мою жизнь опасности, и это привело к смерти другого человека. Я мог бы настоять на том, чтобы мы разобрались с этой ситуацией по закону, неважно, какие будут последствия. Но в то же время я отбросил эти мысли как нечто глупое и бессмысленное. Меня никто не обманывал. Я мог отказаться в любой момент и оказался там, где хотел быть. Все просто. Кого я обманываю? Никакая я не жертва, а человек, влюбленный в фантазию. И эта любовь превратила меня в убийцу. Во всем виноват я сам. Но Лина – нечто большее, чем просто фантазия. Она – настоящая. Она рядом, и я ее все еще люблю. Даже сильнее, чем раньше, потому что эта новая кровавая реальность связала нас еще крепче.

Наша с Линой любовь была похожа на экзотическое растение, которое растет само по себе. Его нельзя культивировать, обрезать или направить. Им движет анархия, иначе оно погибнет. И, конечно, я не хотел, чтобы наша любовь погибла. Я был близок с Линой как никогда. И эта новая реальность пугала, но в то же время делала меня счастливым.

Лина прикоснулась к моему лицу, словно прочитав мои мысли.

– Теперь ты знаешь, – сказала она тихо. – Окончательная фантазия – это единственная реальность. Они неразрывно связаны. И теперь ты понимаешь, какая у меня фантазия, правда?

– Власть.

Лина улыбнулась.

– Да, – сказала она. – Власть. – Она посмотрела мне в глаза. – Ты здесь, потому что веришь. Ты теперь все понимаешь. Из-за этого чувства ты оставил пустоту позади. Вот что заставило тебя преодолеть тысячи километров и оказаться здесь. Ты нашел здесь неудержимую силу природы, прикоснулся к ней и позволил ей пройти через себя. Теперь она переполняет тебя, но вскоре ты научишься ей управлять и никогда не будешь прежним. Тот, кем ты был раньше, мертв. Вся твоя жизнь вела тебя к этому моменту, и ты знаешь, что так и должно быть.

Я посмотрел в окно на парк через дорогу. Квинс-Вуд. Мне показалось, что я способен видеть сквозь деревья и кусты. Видеть то, что скрыто там, под землей. Видеть тела. Тысячи скелетов, сокрытых под землей.

– Да, – сказали.

7

Я сказал «да», но через пару дней был уже в нескольких сотнях километров от Лины, в другой стране. Для меня оказалось невозможным спокойно сидеть в квартире. Я едва мог контролировать свое тело. Мои нервы расшатались, сердце бешено колотилось, а руки постоянно дрожали. У меня кружилась голова, когда я переходил из одной комнаты в другую. Я часто ходил в туалет, даже когда в мочевом пузыре совсем не оставалось жидкости. Пытался есть, осознавая, что от голода чувствую себя только хуже, но удавалось проглотить одно лишь яблоко, не более того.

Мысли бросало из крайности в крайность. Они были наполнены ужасными видениями. В одну секунду я чувствовал угрызения совести и тоску, в другую – холодное безразличие. Я был в ужасе от того, что произошло у Лины, от того, что я сделал. Но более того, впервые в жизни я испытывал страх, настоящий страх.

Я убедил себя в том, что в мою квартиру в любую минуту может ворваться полиция. Представлял себе заголовки газет и репортажи теленовостей, которые увидят во всем мире, даже в моем родном скучном городке в Огайо. Бывшие соседи и коллеги из Нью-Хейвена будут давать обо мне интервью: он был таким, он был сяким, он всегда казался… Временами я жалел, что та девушка меня не убила. Конечно, такая смерть была бы ужасна и бессмысленна, но жизнь с грузом преступления на плечах представлялась мне куда худшим бременем.

Когда я вышел из дома Лины, магия начала ослабевать. Фантазия представлялась незначительной по сравнению с ужасным событием, произошедшим в моей жизни. Не знаю, очнулся ли я ото сна или отошел от шока, но, добравшись до своей улицы, чувствовал себя безумно одиноким и раздавленным осознанием того, что случилось в Квинс-Вуд.

Несмотря на все мои попытки объяснить самому себе этот инцидент, осмыслить его до конца мне так и не удавалось. Кем была эта азиатка, которую я убил? Как она оказалась прикована к балке на чердаке у Лины? Очевидно, Лина все это и устроила. Но я все еще любил Лину и не мог поверить в то, что она хотела, чтобы произошло убийство. Хотя ее реакция, то неистовство, с которым она занялась со мной сексом в луже крови, все это красноречиво доказывало то, что она желала именно этого. Все произошедшее казалось таким нереальным, что иногда мне почти удавалось убедить себя, что мне это привиделось. Впрочем, раны у меня на теле были настоящими, и мозг не покидало ужасное осознание содеянного.

Я вышел из дома, чтобы купить бутылку виски. Я пил, пока не заснул, проснулся посреди ночи и выпил еще, потом опять отрубился. Я пил, чтобы забыться. Не помню, видел ли я сны той длинной ночью.

На следующее утро я чувствовал себя еще хуже. К болям по всему телу добавилось похмелье. Горячая ванна пошла мне на пользу, но я смог съесть только тарелку бульона и тост. У меня не получалось избавиться от усиливающегося чувства клаустрофобии, и я начал складывать чистую одежду в один из двух своих чемоданов, тот, что поменьше. Мне нужно было уехать на несколько дней – может, навсегда. Лондон внезапно оказался слишком невыносимым местом, и, хотя я никуда не хотел уезжать, я должен был уехать куда-нибудь.

В гостиной лежал атлас. Я открыл карту Западной Европы. В телефонном справочнике нашел список авиакомпаний, летавших из Лондона. Долго смотрел на карту и список, как человек, у которого прямо перед глазами лежит план выживания, осталось только его расшифровать.

Париж, Рим, Мадрид, Амстердам, Берлин, Копенгаген – чудесные города. Но я думал о них не как обычный турист. Я собирался не осматривать достопримечательности, а залечь на дно. И по возможности открыть себя заново. И пока я сидел там и размышлял, то понял, что хочу прежде всего оказаться подальше от Лины Равашоль. Я понятия не имел, какие отношения нас теперь связывают, и хотел в них разобраться. Но я не смогу это сделать, если останусь в Лондоне, под ее чарами.

Я пытался представить себя в различных городах – в Цюрихе, Брюсселе, Венеции – и чувствовал себя уязвимым. Португалию я сразу отбросил, так как читал, что там какое-то время скрывался Джеймс Эрл Рей[19]19
  Джеймс Эрл Рей (1928–1998) – американец, признанный виновным в убийстве Мартина Лютера Кинга.


[Закрыть], а его примеру мне следовать не хотелось. Может, лучше отправиться в курортный городок где-нибудь на побережье Средиземного моря, на одном из островов, или даже в Северную Африку? Но все эти варианты казались скучными и непривлекательными. Я уже почти выбрал Мальту, но тут наткнулся на гораздо лучший вариант – Люксембург. Крошечная страна, окруженная Францией, Германией и Бельгией. Саму ее и на карте не так-то просто разглядеть, но рядом с ней расположены несколько крупных городов. На острове можно оказаться в ловушке, а вот из Люксембурга легко уехать, если потребуется. Можно даже пешком пересечь границы трех различных стран. Я ничего не знал об этой стране, но чутье мне подсказывало, что уехать туда – лучший выбор. Я позвонил в «Люксэйр» и забронировал билет на дневной рейс в этот же день.

У меня оставалось мало времени, но быстрые сборы помогли отвлечься. Я собрал чемодан, положил паспорт во внутренний карман куртки и перед выходом проверил все комнаты в квартире. Потом дошел до банка и получил несколько дорожных чеков и немного наличности. Неизвестно, сколько времени меня не будет, но кредитная карта тоже при мне. Поймал такси на НортЭнд-роуд и через полчаса прошел регистрацию в аэропорту Хитроу. Там купил газету «Геральд Трибьюн» и заказал в баре двойной скотч. Я все еще нервничал, но алкоголь помог немного расслабиться. На паспортном контроле никаких проблем не возникло. Я знал, что в Люксембурге меня тоже могут арестовать, но все-таки почувствовал себя в относительной безопасности, когда мой самолет оторвался от земли.

Полет занял меньше часа. Из аэропорта до города я доехал на автобусе, и у меня сразу же возникло чувство, что я попал в совершенно другой мир. Без сомнения, это была иллюзия, но достаточно правдоподобная. В Люксембурге были не только обычные здания из стекла и стали, но и старинные укрепления, что придавало ему какую-то сказочную атмосферу, которой не хватало Лондону. Город располагался на холмах, разделенных глубокими оврагами и ущельями, что усиливало ощущение, будто я попал в какое-то волшебное королевство. Я сразу почувствовал, что нахожусь в континентальной Европе.

Я без проблем снял номер рядом с центральным вокзалом, в отеле «Эдем», и расплатился за него кредитной картой. Номер был маленьким, с потрепанной мебелью, но с отдельной ванной. Сойдет, сказал я себе, снимая обувь, и налил себе виски, купленного в дьюти-фри. Затем лег на кровать и дочитал газету. На какое-то время я был в безопасности и смог наконец немного расслабиться.

Проснулся после десяти вечера. Было холодно, и я не сразу понял, где нахожусь. Умылся, почистил зубы, вышел на улицу и съел гамбургер в первом попавшемся фастфуде. Потом прогулялся по одной из главных торговых улиц города. Я замерз, все магазины были закрыты, но мне было все равно. Я приехал сюда, чтобы затеряться.

Район вокруг вокзала оказался оживленнее. Я набрел на улицу Жозефа Жунка, на которой были расположены низкопробные бары, манящие одинокого путешественника. В каждом из них показывали жесткое порно, и в каждом из них работали откровенно одетые официантки. Я заглянул в несколько таких заведений и наконец выбрал более-менее презентабельное. Бар был небольшой, но мебель в нем казалась даже элегантной. Гинекологические фильмы здесь не демонстрировались, а несколько электрических фонарей освещали помещение мягким золотым светом, который приятно контрастировал с мрачным интерьером остальных заведений на этой улице. Местные девушки уже были заняты, поэтому ко мне никто не приставал.

Еще один одинокий посетитель закончил играть в видеоигру и вернулся к бару с пивным бокалом в руках. Он сел рядом со мной, и через несколько минут мы разговорились. Его звали Колин Дин, он был из Англии и пять месяцев назад переехал в Люксембург по работе. У него были короткостриженые рыжие кудрявые волосы, усы и эспаньолка. Одет он был в мятый твидовый костюм и постоянно вертел в руках курительную трубку, которую так и не раскурил. Он казался замкнутым человеком, но в его компании я чувствовал себя легко.

– Я три года провел в Лидсе, – рассказывал он. – Преподавал на факультете английской филологии и работал на полставки редактором в университетском издательстве.

– Наверное, в Люксембурге интереснее, чем Лидсе, – сказал я, хотя никогда не был в Лидсе.

Колин выглядел озадаченным, словно никогда не задумывался о преимуществах одного города перед другим.

– Я сбежал сюда от жены, – сказал он. – Кто-то сказал, что здесь есть вакансия, я подал заявку, прошел собеседование в Лондоне и, к моему удивлению, получил место. Согласился без раздумий. Мне повезло свалить от этой суки. Мы разъехались, но все еще женаты, к сожалению.

– И чем вы здесь занимаетесь? Кем работаете?

– Я редактор в отделе официальных публикаций Европейского экономического сообщества.

– Здорово.

– Вообще-то скука смертная, – продолжил Колин. – Документы, официальные заявления, доклады, исследования, вот с чем я работаю. Читать это невозможно, но, конечно, это не важно.

– Зато работа в таком месте хорошо смотрится в резюме, – заметил я. Всего после нескольких минут общения с ним мне захотелось его подбодрить. – Вы продолжите заниматься издательской деятельностью или вернетесь к преподаванию?

– Думаю, о творчестве Джозефа Шеридана Ле Фаню[20]20
  Джозеф Шеридан Ле Фаню (1814–1873) – ирландский писатель, продолжатель традиций готической прозы, автор классических рассказов о привидениях.


[Закрыть] я рассказал все, что мог, так что да, я бы предпочел издательское дело. Неплохо было бы попасть в крупное лондонское издательство. – Колин немного оживился. – У меня есть один перспективный проект. Исследование о финансовом благополучии в восьмидесятые. Может получиться приличная небольшая монография, если мне удастся избавиться от статистики и переделать ужасный немецкий стиль автора. Такая книга заинтересовала бы издательство «Раутледж»[21]21
  «Раутледж» — крупное британское научное издательство.


[Закрыть].

Он замолчал. Я заказал еще два пива. Идти мне было некуда, а беседа с Колином оказывала на меня тонизирующий эффект.

– Планируете развестись? – спросил я после того, как мы чокнулись бокалами.

– Она не хочет развода, – пробормотал он уныло. – В этом вся проблема. Когда мой отец склеит ласты, я унаследую крупную сумму денег, и ей это известно.

– Но вы же ее содержите?

– Не послал ей ни пенни, – проворчал Колин. – Но ее это не волнует. У нее хорошая работа. Трахается с боссом в офисной кладовке, потом возвращается домой и трахается с соседом в игровом домике его детей. Хотя, может, теперь и у нас дома. Я же уехал.

– Неприятно.

– Да, что ж поделать. – Колин взглянул на меня. – По вам видно, что вы не женаты. Счастливчик. А вы что здесь делаете? Туристический сезон закончился. Если вы решили сбежать от чизбургеров, куриных нагетсов и кислотных дождей, то ошиблись континентом.

Я улыбнулся.

– Нет, я тоже решил сбежать от женщины, – ответил я. – Думаю, на несколько дней.

– Да? Слышал, американки – суровые дамы.

– Она англичанка. Я приехал с вашей родины.

– Да поможет вам бог.

– Наш роман стал слишком напряженным, слишком сложным, – продолжил я. Я не собирался рассказывать ему о Лине или посвящать его в детали, но испытывал непреодолимое желание поговорить с незнакомцем. – Я просто решил уехать на какое-то время. Переосмыслить наши отношения.

– Послушайте моего совета и отпустите ее, – предложил свою помощь Колин. – Женщины. Они вертят нами как хотят, и им это известно. Никогда не женитесь, приятель. Иначе пропадете.

– Она и не хочет за меня выходить, – сказал я. – С радостью оставит все как есть. Но она слишком темпераментная. С ней тяжело.

– Боже, звучит не очень, верно? – нахмурился Колин. – Питается вашими эмоциями, да? Знаю таких женщин. О браке можно говорить что угодно, но он расслабляет в эмоциональном плане. Вы просто плывете по течению, играете свою роль. Конечно, как в моем случае, все может выйти из-под контроля. Видите ли, я достиг того этапа в жизни, в котором, когда дело касается женщин, работает только старая добрая философия: найди ее, трахни ее, забудь о ней.

– Ну, я не настолько циничен. По крайней мере, пока.

– Вот, значит, кто вы такой, – улыбнувшись сказал Колин. – Кажется, Оскар Уайльд сказал, что сентиментальные люди считают реалистов циниками.

– Что ж…

– Вижу, вы у нее на крючке.

– Этого я и боюсь, – признался я.

Колин предложил мне лекарство от моего недуга – познакомиться с ночной жизнью Люксембурга. За эту ночь и три последующих мы посетили все заведения на улицах Жозефа Жунка и Фор-Нейперт. Иногда мы выбирали самых симпатичных проституток, но по большей части мы пили, наблюдали за происходящим и обсуждали женщин и секс. Всю свою так называемую философию Колин изложил в вечер нашего знакомства, но был готов говорить о ней бесконечно. Колин был мрачным и ехидным, но что-то в нем мне нравилось.

Может он как раз тот, в ком я нуждался в то время, – незнакомец, у которого слишком много своих проблем, чтобы проявлять излишний интерес к моим.

Чем больше мы обсуждали женщин, тем меньше я думал о Лине. Колин дал мне возможность решать проблемы по мере их поступления. Меня больше не преследовали ужасные воспоминания об азиатке. Страх того, что меня арестуют, улетучился. В этом мне помогло то, что я каждое утро покупал английскую газету и не находил в ней заметки о моем преступлении. Ни слова о найденном трупе. Я был полностью уверен, что нас разоблачат, но в британской прессе не появлялось никаких новостей. Каждую ночь я напивался и почти перестал испытывать страх.

В третий день пребывания в Люксембурге у меня случился очень неприятный приступ. Я отмокал в горячей ванне, мучимый похмельем, и тут мне в голову пришла мысль, что я стал монстром. И эта мысль меня не отпускала. Она стала такой огромной, черной, всепоглощающей, что меня затрясло. Я не мог успокоиться, со мной чуть не случилась истерика. Я осознал, что в результате собственной слабости задешево продал свою жизнь и стал кем-то другим. Я был я и не я одновременно. Мне никогда не сбежать от того, что я сделал, даже если я никогда больше не увижу Лину. Я мог бы прямо сейчас вернуться в Америку и попытаться собрать по кусочкам свою прежнюю личность, но понимал, что это невозможно. Мне хотелось думать об убийстве как об ужасной ошибке, единичной случайности и навсегда законсервировать его в прошлом. Но в этот ужасный момент я осознал, что это невозможно. Я убил человека, поэтому вина будет лежать на мне всегда. Во мне поселилось зло, которому нет оправдания.

Наконец я перестал дрожать и глотать ртом воздух. Ванна совсем остыла. Я вытерся и оделся. Я ненавидел эту мертвую азиатку больше, чем когда-либо. Это она во всем виновата. Зачем ей было менять правила игры? Она первая попыталась меня убить. Я никогда не желал никому зла. Она виновата не меньше, чем я. Но ведь я тоже виноват. Если бы не я, ничего этого не произошло бы. То, что я оказался в том месте, сделало меня виновным. Не знаю почему, но я все еще не задумывался о роли Лины в том инциденте.

В пятый вечер в Люксембурге мы с Колином пошли на дискотеку. Танцевали и болтали за выпивкой с несколькими молодыми женщинами. Колин оказался еще более худшим танцором, чем я, но девушек это не беспокоило. Его стиль общения с ними возымел должный эффект. Он по-прежнему был хмурым и резким. Несколько раз за вечер повторил слова Бальзака о том, что богатство женщины скрывается у нее между ног. Его главный аргумент заключался в том, что всем женщинам следует быть шлюхами – тогда мужчины наконец начнут поступать с ними честно. Девушки, с которыми мы общались, отнеслись к его словам как к причуде, которые свойственны всем типичным англичанам.

В конце концов мы вышли из клуба в компании двух машинисток, работавших в Совете Европейского союза. Колин привел нас в свою небольшую квартиру на улице Адольфа. Себе он выбрал пышную брюнетку по имени Дани.

– Угощайся вином, – бросил он мне через плечо и повел ее прямо в спальню.

Со мной осталась миниатюрная Виолетта, немного пьяная мелированная блондинка. Мы выпили паршивого красного вина, а потом занялись сексом на расшатанном диване в скандинавском стиле, который выглядел так, словно его купили на блошином рынке. В Нью-Хейвене у меня бывали девушки на одну ночь, и сейчас я испытывал те же чувства, только континент был другим. Механический секс, лишенный яркости. Два тела бьются друг о друга в темноте, пока не достигнут какого-то подобия удовлетворения.

Девушки ушли до рассвета, уставшие, но в приподнятом настроении. Я слышал, как Колин храпит в соседней комнате. Я бы заснул на диване, но в комнате было прохладно, а я не знал, где найти одеяло, поэтому оделся и вышел из квартиры. Такси отвезло меня в отель «Эдем». Когда я прошел в свой номер мимо администратора, тот понимающе улыбнулся. Я проспал до середины дня. Разбудил меня телефонный звонок от Колина.

– Как ты?

– Как труп, – ответил я хрипло.

– Классно было, правда?

– Дану…

– Лучше, чем проснуться рядом с женой, поверь мне.

– Боюсь, твой диван не самый удобный.

– Прости. Квартира сдавалась с мебелью, но мне кажется, «квартира с мебелью» – это оксюморон. Как «военная разведка».

– Угу.

– Так, чем ты занят?

– Сплю. Какой сегодня день недели?

– Воскресенье.

– Думаю, мне пора возвращаться в Лондон.

– О боже, боже. Ты действительно решил принести себя в жертву той женщине.

– Возможно…

– Что ж, если ты правда все решил, давай выпьем вместе на прощанье. Лучше будет, если ты вернешься к ней в помятом виде.

– Давай перезвоню, когда приду в себя.

– Хорошо.

Я записал его номер телефона на туристической брошюре и повесил трубку. Я не был до конца уверен, что готов вернуться в Лондон, но чувствовал, что оставаться в Люксембурге больше нет смысла. Я тратил здесь деньги, но не получал удовлетворения. Мне нравился Колин, но его сомнительные манеры начинали мне надоедать. Я понимал: если я пойду с ним выпить на прощание, ночь будет долгой, а мне необходимо привести себя в порядок.

Я позвонил в аэропорт и выяснил что прямых рейсов до Лондона сегодня больше нет. Забронировал место на первом рейсе следующим утром. После едва теплого душа оделся и вышел перекусить. Затем прогулялся по кварталу и зашел в небольшой бар. Там очень медленно выпил два маленьких бокала пива. Оставаться в Люксембурге больше не было смысла, но узнал ли я здесь что-то новое?

Я начинал относиться к своей жизни как к свободному падению. Иногда мне казалось, что я поднимаюсь наверх, но на самом деле я шел ко дну. Что хорошего в том, что я это понимаю? Я купил билет до Лондона. Почему? Очевидно, я возвращался туда, потому что у меня там была квартира. Но также я возвращался к Лине.

Я думал, что сбежал сюда от нее, чтобы понять, смогу ли я разорвать нашу связь. Но теперь до меня дошло, что я не хочу расставаться с Линой. Я хотел быть с ней прямо сейчас, держать ее в объятиях, лежать у нее между ног, слышать от нее вещи, которых никто и никогда не говорил на моей памяти. Ощущение полета, которое придавала мне Лина, было подлинным. Кроме того, убийство уже произошло. Этого факта ничто не изменит. Тогда какой смысл терять Лину?

Люксембург пошел мне на пользу. Так или иначе, он помог мне разобраться в себе, в Лине и в нашей любви. И Колин тоже помог. Если бы я ушел от Лины, то стал бы таким же, как он – одиноким, несчастным, желчным, стремящимся к унылым удовольствиям. Именно такой была моя жизнь в Нью-Хейвене, хотя я еще не достиг уровня Колина. Образ его обшарпанной, холодной квартиры засел у меня в голове как предупреждение. Кислое красное вино…

И конечно же, Лина. Мне снова пришло в голову, что я должен презирать ее за содеянное. Она подвергла мою жизнь опасности, подстроила ситуацию, в которой убийство было неизбежно. Что за человек Лина, если она сотворила такое? Но я не мог ненавидеть ее за это. Я на нее даже не злился. Я не мог объяснить, почему, но сейчас, спустя неделю после того события, меня тянуло к ней как никогда. То, что она рискнула мной, во всех смыслах, показало, насколько я ей важен. Это напомнило мне историю Авраама, поставившего свою святость и жизнь своего сына на кон в игре с грозным богом. Лина сделала почти то же самое и победила. Мы оба победили. Пусть все завершилось кровавым безумием, но я понял, что это навсегда связало нас с Линой.

И я снова убедил себя в том, что осознавал, что меня ждет, когда стоял голым перед дверью на чердаке у Лины. Она потратила на меня время, подготовила меня. Лина проверяла и предупреждала меня много раз. Даже пыталась оттолкнуть меня этими ничего не значащими телефонными разговорами и отказом со мной встречаться. О да, я сам проявил инициативу.

Также я знал: неважно, насколько ужасна реальность, неважно, что ждет меня впереди, я хочу быть с Линой. Я был готов принять это без раздумий и даже взять контроль над нашими отношениями. Никаких больше убийств. В них больше нет необходимости. Теперь мы с Линой будем вместе, вот что важно.

Я вышел из бара и пешком дошел до отеля. Сообщений для меня не было. Я был рад. Мне следовало позвонить Колину и попрощаться, но я колебался. Лучше оставить все как есть. Не хотелось, чтобы он пытался разыскать меня в Лондоне, если вдруг решит вернуться домой в ближайшее время. Я выпил еще одно пиво в баре отеля. В помещении никого не было, но оно оказалось уютнее, чем я ожидал. Бармен, турок по национальности, пытался свести меня с какой-то своей замечательной знакомой. Она не похожа на остальных местных девушек, уверил он меня, сопроводив свои слова широким жестом, которым можно было бы очертить всю Северную Европу. Одинокая молодая вдова, которой нравится хорошая компания. Это будет совсем не то же самое, что спускать деньги на дрянных девиц из дешевых заведений. Если я соглашусь оплатить ее услуги, то просто помогу хорошей знакомой, оказавшейся в тяжелой ситуации. От меня требуется только заговорить с ней, подружиться и так далее. Он был уверен, что она мне понравится, а я, как добропорядочный американец, тоже ей понравлюсь. Следует отдать должное его настойчивости, но я отклонил предложение, допил пиво, поднялся наверх и лег спать.

На следующее утро, отдохнувший, набравшийся сил и уверенный в себе, я улетел назад, к той жизни, которой хотел.