Текст книги "Поднять Атлантиду"

Автор книги: Томас Гриниас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СПУСК

11
Спуск, час первый
Бездна

Небо над пропастью успело приобрести зловещий угольно-черный цвет. Что же касается ветра, то он, казалось, лишь усилился. Если это называют затишьем, то – пришла Серена к выводу – с настоящей полярной бурей лучше не связываться. Из бездны поднимались туманные клубы. Трудно поверить, но там, на глубине одной мили, есть даже нечто вроде жилой кабинки, так называемое убежище-П4.

– Сестра, вы по-прежнему уверены, что не передумаете?

Йитс, висящий на веревке по соседству и улыбчивый, как вампир. Отражаясь от снега, льда и белых термокомбинезонов, свет от его головного фонаря слепил не хуже солнца. За час до этого, еще на поверхности, он в деталях обрисовал Серене тот риск, что стоял перед десантной группой. Впрочем, разве у нее был выбор? Неужели лучше сидеть на базе и со всем остальным миром ждать их возвращения?

– С формальной точки зрения, генерал, меня зовут доктор Сергетти, – ответила она, деловито осматривая стенку в поисках подходящей трещины. – И я поднялась на Эверест еще со своей первой настоятельницей.

– Так это она вам подарила поясок?

Йитс показывал на подвесную систему Серены. Действительно, внешне она напоминала пояс для чулок, только ярко-красный: две ленты, соединенные крестовиной и петлей охватывающие ноги девушки возле паха. В случае падения со страховочным концом такая подвеска сможет равномерно распределить ударные нагрузки по нижней части тела.

– Нет. Из всех подарков мне досталось только это. – Серена вызывающе помахала ледорубом и мощными ударами загнала в лед очередной крюк, к которому и зацепилась карабином. Хотелось показать Йитсу, что она более чем готова к испытаниям. Но, если честно, на душе было очень неспокойно. Сердце колотится как бешеное, и постоянно не хватает воздуха. Вокруг какой-то чудной запах… – Генерал, вам ничего странного не кажется?

– В смысле, помимо вашей биографии?

До прибытия на базу «Орион» девушка ни разу не видела знаменитого генерала воочию и знала его только по рассказам Конрада, что отнюдь не прибавляло доверия. Как однажды выразился Эмерсон, «ваша сущность вопит так громко, что я не слышу слов». Генерал был с норовом, ценил эксцентричность и быстрый результат. Свидетельство чему – их экспедиция. С другой стороны, эти свои качества он прятал куда лучше Конрада, чья бесхитростная любовь к внешним эффектам и наивная готовность это признавать порой даже умиляла. Кроме того, догадывалась Серена, Йитс отнюдь не из душевной щедрости согласился взять ее в группу. Возможно, даже ее лингвистические знания сыграли далеко не первую роль…

– Генерал? Не могли бы вы еще раз объяснить, почему передумали и решили взять меня с собой?

– Мой опыт работы в НАСА показал, что женщины как минимум всегда приятно разнообразят состав экипажа.

Серена, разумеется, была готова к подобным колкостям, а потому заранее припасла ответную шпильку.

– А я-то думала, женщин в космос берут потому, что они удачнее мужчин справляются с тонкой работой, лучше держат внимание, да и гибче реагируют на многозадачность.

– А также быстрее впадают в панику и норовят видеть все через призму эмоций, – фыркнул Йитс и исчез из виду, уступив место Конраду, спускавшемуся вслед за своим отцом.

– Что-то не так?

Серена вздохнула и покачала головой:

– Твой папаша никак не утихомирится.

– Это не в его характере, – сухо ответил Конрад. – Как робот. Стоит получить программу, и он пойдет все вперед и вперед, пока не завершит работу.

– Оставив за спиной дорожку из трупов.

– В таком случае нам не следует отставать слишком далеко, – заметил он и поехал вниз, нагоняя отца.

Серена немного разжала захват и, в свою очередь, скользнула по веревке. Конрад, конечно, далеко не дилетант в альпинизме, но в основном его опыт касался тропиков. А в ледяной обстановке вроде нынешней чрезмерная самоуверенность вполне может оказаться фатальной… Да, приходится признать, что она за него беспокоится. За его душу. И за свою собственную. Потому что уже довелось как-то раз спасти Конрада от вековечного проклятия – и при этом замараться самой…

Скользя все ближе и ближе к Конраду, она рукой придерживалась за ледяную стенку. Вот и карнизик, можно отдохнуть. Цвет льда на редкость красив: небесно-голубой и при этом чуть ли не светится.

– Прямо пещера чудес… – вполголоса заметила она.

– Серена, не останавливайся. Ни в коем случае, – вдруг неожиданно резко приказал Конрад.

Серена нахмурилась, но сошла с карниза и поехала вниз. Что с ним? Может, гипервентиляция действует? Девушка сама уже чувствовала легкое головокружение от слишком частого дыхания. Сердце тоже билось в непривычно ускоренном ритме. Ровно, стабильно, но слишком быстро.

Она съехала еще на десяток метров, и тут Конрад махнул рукой:

– Смотри. Вон, внизу.

Серена прищурилась. Туманная дымка разошлась, и там, глубоко под ногами, появилось светящееся пятно, как ночью на вертолетной площадке.

– А, да-да, вижу.

– Да нет же! Ты не поняла!

Серена недоуменно мигнула, и тут все стало ясно. Вертолетная площадка на самом деле была плоской вершиной белой пирамиды, выставившей свою макушку изо льда. Блестела она настолько ярко, что пришлось слегка прикрыть глаза.

– П4… – невольно пробормотала она.

– Только не вздумай интересоваться, дескать, как она тут очутилась, – сказал Конрад, уже успев надеть солнечные очки. – Этого я объяснить не могу. Пока что.

Уверенность, прозвучавшая в его голосе, показалась многообещающей. Да, он возбужден. Но это возбуждение было чистым, искренним и в какой-то степени трогательным. Ни малейшего признака страха, с завистью отметила она, одно лишь неподдельное, мальчишеское любопытство и энтузиазм. Сама Серена уже начинала забывать, что у человека есть такие чувства…

Девушка последовала примеру Конрада и нацепила солнечные очки. От немыслимого сияния плоской вершины можно и слепоту заработать. Кстати, вдруг пришло ей в голову, вот почему понтифик ее сюда прислал. Серена подозревала, что найдет нечто удивительное, но оказалась совершенно неподготовлена к масштабам этого монумента. Нечто колоссальное, не поддающееся человеческому воображению.

Она все еще не могла отвести от пирамиды глаз, когда над головой послышался какой-то треск.

– Ничего. Видно, была небольшая слабина, – успокаивающе заметил Конрад. – Не волнуй…

Резкий щелчок, что-то звякнуло, и у Серены обмерло сердце. «Дура! – мысленно обругала она себя. – Крюк надо было не вбивать, а вворачивать!»

– Конрад! – крикнула девушка, вонзая ледоруб в стенку и зависая на рукояти.

Он не откликнулся. Серена лихорадочно огляделась. Никого.

Она бросила взгляд под ноги и еще успела заметить фигурку, падающую в дымчатые вихри.

Это вылетел его крюк.

– Конрад!!! – От ужаса у нее встали волосы дыбом.

Рядом появилось что-то внушительное. Она скосила глаза. Йитс.

– И что вы все так орете? – проворчал тот, вглядываясь в туман. – Я же говорю, бабы…

Генерал затылком прочитал ее ошалелый взгляд, презрительно фыркнул и большим пальцем дернул за страховочную веревку Конрада, как за гитарную струну.

– Он до сих привязан.

Тут Серена услышала новый треск, вскинула голову и увидела, как из трещины в стене на этот раз вылезает ее крюк. Она дернулась, ледоруб тут же выскочил изо льда, и Серена взмахнула им, чтобы зацепиться вновь. Йитс, видимо, превратно понял ее намерения, потому как тут же поспешил прикрыть голову локтем.

Сердце прыгнуло в горло, и девушка очутилась в туманном облаке, стремительно падая к сияющим огням. Тут еще одно крепление прошло проверку на прочность, веревка щелкнула как кнут, и Серена резко остановилась. Какую-то секунду она боялась шевельнуться, подозревая, что от такого удара лопнули кости таза. К счастью, «пояс для чулок» сделал свое дело.

Она перевела дух и, раскачиваясь маятником, посмотрела вниз. Ничего не видно и не слышно, если не считать шуршания ее нейлоновой ветровки.

– Конрад? – рискнула она подать голос.

– Здесь, – раздалось неподалеку. – Смотри, что я нашел.

Серена закатила глаза, оскалила зубы, потрясла головой, но вслух так ничего и не сказала. Повернувшись в направлении его голоса, она увидела Конрада метрах в трех от ледовой стены, не в состоянии до нее дотянуться.

– Подожди-ка, – сказала она и принялась наращивать амплитуду своих колебаний. Только на третьей попытке дуга оказалась достаточно широкой, чтобы они смогли ухватить друг друга за руки. Обнявшись, парочка несколько секунд молча качалась над пропастью.

– Не припомню, чтобы в план спуска входили прыжки на «тарзанке», – наконец проговорила она, пытаясь ехидством скрыть тревогу.

– Смотри! – показал Конрад пальцем вместо ответа.

Она покрутила головой, обмахивая стену лучиком от головной лампы. Да, во льду что-то есть. Зрение наконец сфокусировалось, и Серена очутилась лицом к лицу с маленькой девочкой, вмороженной в лед и время.

– Боже милосердный… – выдохнула она.

– А помнишь, как ты мне ответила в тот раз? – неожиданно спросил Конрад. – Мол, скорее ад промерзнет, чем мы опять окажемся вместе. Так что покорнейше прошу засвидетельствовать. – И он сделал широкий взмах рукой.

Туман приподнялся, и идущий снизу свет залил всю стену. За один короткий миг Серена смогла увидеть сотни, может быть, тысячи человеческих трупов. Рты у всех распахнуты, словно они погибли, что-то скандируя хором. По нервам ударил дикий, отчаянный вопль. Серена тут же зажала уши, еще не понимая, что слышит свой собственный крик.

12
Спуск, час третий
Убежище

Часом позже, в теплом нутре убежища-П4, Конрад не мог справиться с волнением, разглядывая фигурку девушки, распластанную на раскладном хирургическом столе. Под яркими лампами бестеневой люстры ее глаза не могли найти себе спасения, она постоянно моргала; рот закрывала черная кислородная маска, а к груди тянулись провода ЭКГ-электродов. Волосы безжалостно зачесаны назад, ремень на мешковатых брюках расстегнут.

Конрад пальцем показал на затуманенный иллюминатор, через который можно было различить американский флаг, водруженный Йитсом на вершине пирамиды.

– Видишь флаг? – спросил он. – Сосредоточься на нем и старайся поглубже дышать.

С этими словами он в очередной раз приоткрыл вентиль желтого кислородного баллона.

Ее «аляску» и прочую верхнюю одежду он уже давно снял и теперь изо всех сил пытался не смотреть по полную грудь девушки, вздымающуюся и опадающую под тонким шерстяным свитером. Конрад бросил взгляд на монитор. Лишь сейчас ее учащенный пульс потихоньку начинал спускаться к верхней границе нормального для человека диапазона.

– Ну как, лучше? – спросил он минуту спустя.

Она подарила ему красноречивый взгляд: дескать, надо быть полным идиотом, чтобы задавать такие вопросы.

Конрад еще раз огляделся кругом. Страшно тесный и неудобный жилой модуль, установленный на плоской вершине П4, по сути дела, представлял собой толстый цилиндр длиной пятнадцать и диаметром пять метров. Помимо Конрада с Сереной, внутри находилось еще три человека из техперсонала, прилепившихся к приборам и телеэкранам под неусыпным надзором генерала Йитса. Одного – точнее, одну – из них Конрад узнал. Лейтенант Лопес. Два других смотрелись близнецами: блондинистые любители стероидов, отзывавшиеся на имена Крайгель и Маркус. Явно заплечных дел мастера, лично взращенные и выпестованные генералом Йитсом.

Конрад бросил взгляд на отца:

– Я так и не понял, почему ты не предупредил нас о вмороженных трупах.

– Это очень просто, – пожал плечами генерал. – Хотелось посмотреть на вашу реакцию.

Конрад показал пальцем на Серену и скрипнул зубами:

– Доволен теперь?

– Не скули.

Йитс поднялся на ноги и продемонстрировал шприц. Аккуратно подвинул поршень, в воздух вылетела струйка прозрачной жидкости, и Серена невольно сжалась.

Когда генерал взял девушку за локоть, Конрад не выдержал:

– Что ты с ней делаешь?!

– Успокойся, это просто тонизирующее, – ответил Йитс и хладнокровно вонзил иглу, не дожидаясь реакции сына. – Экстракт элеутерококка, растения из того же семейства, что и женьшень. Промышленные водолазы, горные спасатели и космонавты пользуются им для снятия стресса при работе в неблагоприятных условиях. Пожалуй, единственное подспорье, что мы получили от проклятых русских для нашей космической программы.

Экстракт, похоже, действительно возымел действие. Конрад посмотрел Серене в лицо. Девушка дышала более ровно, спокойно, хотя в глазах поблескивал гнев. Любой мог видеть, что она не привыкла выступать в роли существа, которому требуется чья-то помощь.

– Все с ней обойдется, – небрежно махнул рукой Йитс. – А сейчас, с вашего позволения, мне надо отлучиться. Пора посмотреть, как идут дела у бурильщиков. Они уже несколько суток ищут твой мифический коридор.

– Он такой же мифический, как и вся П4! – крикнул Конрад в спину отцу, пока тот открывал термолюк и вылезал наружу. Немыслимо холодный полярный воздух тут же принялся осваивать убежище.

– Конрад, а тебе вроде как все нипочем, – вдруг сказала Серена, спутав ему мысли. Она уже успела снять кислородную маску. – Можно подумать, ты не в первый раз видишь трупы людей, которых заморозили двенадцать тысяч лет назад.

Он посмотрел ей в лицо, едва-едва сдерживая распиравшее его нетерпение. Далеко не каждый день в руки попадают доказательства твоих научных теорий или свидетельства нормальности собственной психики.

– Их тела-то и объясняют, как сюда попала эта пирамида.

– Попала? – Она нашла в себе силы самостоятельно присесть на кушетке. На щеки уже возвращался румянец. – О чем ты говоришь? Разве она как-то двигалась?

Конрад сунул руку в рюкзак и достал насквозь промороженный апельсин.

– Я его выковырнул из стены, – пояснил он. – Отсюда следует, что когда-то в Антарктике царил как минимум умеренный климат.

Серена задумчиво уставилась на апельсин.

– Пока – как я понимаю – в один прекрасный день она вдруг не замерзла?

Конрад кивнул:

– По теории Хепгуда о смещении земной коры.

– Чарлз Хепгуд? – уточнила Серена.

– Да-да. Он уже умер… Так ты слышала о нем?

– Ну-у… вроде бы университетский профессор… однако что-то не припомню его теорию смещения.

Конрад особенно ценил такие моменты: возможность рассказать Матери-Земле нечто, что ей еще не известно. Приподняв апельсин, он предложил:

– Представь, что это наша планета.

– Ладно.

Серена, видимо, решила снизойти к его слабостям.

Щелкнув перочинным ножом, Конрад вырезал контуры всех семи континентов на уже почти оттаявшей кожуре.

– Итак, теория Хепгуда гласит, что ледниковый период – феномен отнюдь не метеорологического происхождения. Скорее его лучше назвать результатом геологической катастрофы, случившейся порядка двенадцати тысяч лет назад. – Конрад повернул свой «апельсиновый глобус» так, что территория Соединенных Штатов оказалась за Полярным кругом, а Антарктика попала гораздо ближе к экватору. – Вот каким наш мир был в ту пору.

Серена удивленно подняла брови:

– И что же случилось?

– Вся внешняя оболочка Земли съехала с места. – Он вернул апельсин в положение, знакомое современному человеку. – Антарктика очутилась в центре полярной области, а Северная Америка покинула объятия Полярного круга и стала умеренной. Стало быть, в Северной Америке лед тает, а в Антарктике – растет.

Серена нахмурилась:

– А почему случился этот катаклизм?

– Никто толком не знает, – ответил Конрад. – Впрочем, сам Хепгуд предположил, что всему виной дисбаланс льда на полярных шапках. По мере нарастания льда они становятся настолько тяжелыми, что вынуждены съехать с места, увлекая за собой земную кору и целые континенты.

Серена не сводила с него глаз.

– И ты готов поставить остатки своей научной репутации на эту теорию?

Конрад неопределенно пожал плечами:

– Во всяком случае, Альберту Эйнштейну эта идея понравилась. Он верил, что существенные изменения в компоновке земной коры происходят регулярно, причем за очень короткое время. Кстати, это вполне может объяснить ряд загадочных явлений, в частности откуда в вечной мерзлоте взялись мамонты, чьи желудки еще не успели переработать тропические растения. Или, если на то пошло, откуда на глубине мили в антарктическом ледовом щите появились вмороженные людские трупы и вот эта пирамида.

Серена мягко положила руку ему на плечо:

– Если это помогает тебе объяснить наш мир… что ж, пусть так и будет.

Конрад тут же напрягся. До сих пор ему верилось, что Серена окажется заворожена и возбуждена этим доказательством не только его научного предвидения, но и того факта, что они единомышленники. Вместо этого она вроде бы атакует выведенное им умозаключение. Более того, атакует его лично. В нем шевельнулось ощущение чуть ли не гадливости от столь бесцеремонного обращения. В смысле, эта женщина, верующая к тому же, пренебрежительно отмахивается от вполне обоснованной научной теории, выдвинутой одним из величайших умов человечества.

– А у Ватикана есть своя теория?

Она снисходительно кивнула:

– Всемирный потоп.

– Пф-ф, велика разница, – отмахнулся Конрад. – И та, и другая гипотезы работают на теорию Бога-маньяка, склонного к геноциду.

Едва эти слова успели вылететь, как он тут же горько пожалел.

– Эй, мистер, поаккуратней на поворотах, – раздался из-за спины женский голос.

Он обернулся и увидел злое лицо лейтенанта Лопес. Ага, еще одна католичка, сообразил он. Лопес переглянулась с Сереной и предложила:

– Если хотите, я ему сейчас надеру задницу.

Серена улыбнулась:

– Да она у него и так уже, как у макаки. Впрочем, спасибо.

– Ну, смотрите. А ежели чего… – добавила Лопес, прежде чем вернуться к прерванной работе.

У арийских близнецов, Крайгеля и Маркуса, разочарованно вытянулись физиономии. Конраду пришло в голову, что они, наверное, какие-нибудь лютеране или даже агностики, а то и просто выходцы из крепких немецких семейств, которые в несколько иную эпоху и при иных обстоятельствах вполне смогли бы подойти для плакатов, восхваляющих мощь вермахта или СС.

Серена потянулась к своей «аляске», чтобы накинуть ее на плечи.

– Ну хорошо, Конрад, к чему ты клонишь? – Она нахмурилась, запутавшись в проводах от ЭКГ-датчиков. – Дескать, человечество должно винить Бога за каждый неурожай, голод, войну или похотливый взгляд?

Сейчас она смотрела в упор, ее теплые карие глаза обвиняли и одновременно прощали его. От омерзения и раздражения он едва не сплюнул на пол. Ну, допустим, задержал человек взгляд на женской груди, так что с того? Конрад ведь тоже из плоти и крови. Да и она сама, только признаваться в этом не хочет.

– Я видел, как ты смотрела на ту девочку во льду, – наконец сказал он. – Будто себя увидела. Она явно не из тех грешниц, кого должен был смыть Потоп.

– Под дождь попадает и праведник, – рассеянно отозвалась Серена. – Или под лед, как в нашем случае.

Конрад точно мог сказать, что сейчас ее мысли витали где-то совсем в другой области. К тому же она не видела, как подскочили цифры на ее медицинском мониторе.

Он показал пальцем на экран:

– Слушай, может, тебя лучше поднять наверх? И спустить кого-нибудь на замену? – Он протянул руку, желая помочь с проводами. – Мне бы не хотелось, чтобы ты как-то пострадала.

Серена немедленно, причем довольно сердито, плечом оттолкнула его руку и одним махом сорвала с груди электроды.

– Говорите за себя, доктор Йитс!

Конрад почесал в затылке и недоумевающе уставился на девушку:

– Я что-то в толк не возьму… Хватит мне голову морочить в самом деле.

– Это еще надо разобраться, кто кому голову морочит! – Серена рывком застегнула молнию и спрыгнула со стола.

Конрад замер, спиной чувствуя взгляд Лопес. Крайгель с Маркусом оживленно подталкивали друг друга локтями. Такое впечатление, все только и ждут, что благочестивая монашка даст коленом в пах археологу-безбожнику.

Тут распахнулся входной люк, и вместе с Йитсом в модуль проник очередной порыв ледяного ветра.

– Вы оказались совершенно правы, господин генерал, – сухо сказал Конрад. – С ней все обошлось.

– Чудненько, – кивнул Йитс. – А теперь всем собраться и на выход. Бурильщики нашли твой коридор. Мы идем в П4.

13
Спуск
Час четвертый
Верхняя камера

Наверное, метра два в ширину и в высоту, прикинула Серена, разглядывая коридор, уводивший куда-то вниз, в кромешный мрак. Подкинутая монетка только что выиграла ей право хвастаться званием человека, первым ступившего внутрь. Впрочем, буровая бригада заранее отправила перед ней десятикилограммовый шестиколесный «марсоход», оборудованный газовой горелкой и видеокамерой. Робот подтвердил подозрения Конрада: коридор действительно вел прямо в центральную камеру.

Пока что Серена просто стояла на площадке, которую американцы соорудили у северного склона П4, и смотрела в квадратную темную пасть. Неспокойно колотилось сердце. Ее до сих пор преследовали глаза вмороженной девочки, не говоря уже о мыслях про катастрофический конец всему человечеству. О, если б только тот ребенок не выглядел таким перепуганным…

Она всегда находила для себя комфорт в теории, что библейское сотворение мира – просто-напросто миф, а Всемирный потоп – теологическая метафора. Да, окаменелости намекали на некий природный катаклизм. Нет оснований сомневаться в факте глобального доисторического наводнения. Но видеть в нем акт божественного наказания за нечестивые деяния человека? Это всего лишь личное мнение Моисея. К сожалению, альтернативный взгляд на мир, в котором безразличная природа время от времени смахивала с лица Земли целые биологические виды, в ее глазах был еще более удручающим, и в некоторой степени потому, что уничтожал любой смысл в ее благородном негодовании.

Возможно, все дело именно в ней самой, точнее, в ее детстве. Во всяком случае, об этом не раз говорил понтифик. Серена вполне могла представить себя в роли ребенка, невинной жертвы, чье «я» вмуровано в лед прошлого. А может, дело в том, что ее вера так и не принесла ей подлинного успокоения. Всякий раз, когда речь заходит о необъяснимом присутствии зла и страдания в этом мире, возникает впечатление, что у сатаны есть свой собственный ангел-хранитель, имя которому – Бог. Но при этом Бог, получается, сам оказывается дьяволом, и эта мысль была для Серены слишком невыносимой, чтобы хотя бы успеть ее сформулировать в голове.

Размышления прервал нетерпеливый голос Конрада из-за спины:

– Серена, если хочешь, я с удовольствием пойду первым.

Она бросила взгляд за плечо и нахмурилась. Невооруженным глазом видно, как страшно доволен Конрад, что нашел-таки черный ход в пирамиду. В глазах так и читалось: «Я опять – в который раз! – оказался прав!» И не просто насчет П4, а насчет всего-всего, включая ее скромную персону. Будто со временем он и ее сможет «разгадать», как любую прочую археологическую головоломку.

Она досадливо буркнула:

– Стало быть, ты тоже умеешь расшифровывать надписи на мертвых языках?

– Начертанное слово лишь одна из возможных форм общения, сестра Сергетти, как вы и сами прекрасно знаете, – ответил он.

Она ненавидела подобные академические сентенции, возможно, потому, что сама была не прочь ими воспользоваться. А может, неприятная сцена в модуле-убежище разрушила то чувство единения, которое – как ей показалось – они сумели найти во время спуска в ледовую пропасть.

– Кроме того, – добавил Конрад, – не думаю, что мы найдем там какие-то надписи.

– С чего ты взял?

– Да так, интуиция. – Он погладил блестящую белую поверхность пирамиды. – Смотри, как точно подогнаны облицовочные плиты.

Действительно, если на них и имелись бороздки, Серена не могла их разглядеть из-за ослепительного отражения.

– А почему наши пирамиды так не сияют?

– Потому что облицовку растащили в Средние века на постройку мечетей, – объяснил Конрад. – Пирамиды превратились в подобие каменоломен… Вот, потрогай-ка.

Серена погладила камень. Будто зеркало.

– Иная порода?

Конрад улыбнулся:

– А! Заметила-таки. Не приходится удивляться, что наше радиозондирование не смогло обнаружить эту пирамиду… Да, генерал, вы оказались правы. Здесь поверхность более гладкая, чем у бомбардировщиков «стелс».

– И тверже алмаза, – нетерпеливо отозвался Йитс откуда-то из-за плеча Конрада. – Все буры переломали, пока добирались до коридора. Даже название еще не придумали… Ну ладно, пора бы и…

– Орихалк, – вдруг сказал Конрад.

Его голос эхом побежал внутрь пирамиды, отражаясь от стенок коридора.

– Что-что? – нахмурилась Серена.

– Орихалк. Название загадочной породы, или «сияющего металла», которым – по словам Платона – пользовались жители Атлантиды, – ответил Конрад. – Некий чистейший сплав, сверхъестественная «горная медь», которую они где-то добывали. Искрился как пламя… им облицовывали стены, он шел на инкрустации и надписи… Держу пари, что внешняя двухметровая оболочка сделана как раз из него.

«И все-то он знает, просто сил нет», – подумала Серена.

– У тебя, кажется, есть ответ на любой вопрос, – поморщилась она.

– Это мы выясним, когда попадем внутрь.

– А если там ловушек понаставили?

– Не забывай, что как раз они-то и угодили в западню, – возразил Конрад. – А потом, строители никогда не рассчитывали, что визитеры пожалуют с неба, через этот коридор. Если там и есть ловушки, то они рассыпаны вдоль основания П4 и в туннелях, ведущих к ключевым камерам.

Серена вытянула шею и поверх плеча Конрада посмотрела на генерала Йитса, чей лоб избороздили морщины озабоченности, а может, и простой нетерпеливости. Что же касается Лопес, Крайгеля и Маркуса, стоявших рядом, то их лица, как всегда, были бесстрастны.

– Ладно, пошли посмотрим, – сказала она и шагнула в коридор.

Совсем скоро Серена обнаружила, что Конрад оказался прав насчет орихалка. Когда они углубились метра на два, стены погрубели и потемнели и напоминали камень. Если задеть его рукавом или капюшоном, раздавался вполне обычный шуршащий звук. Пол был довольно покатым, но Серена убедилась, что по нему можно идти обычным шагом, если правильно откинуться назад. Свет от ее головной лампы проникал вперед только метров на пятнадцать – двадцать.

– Как у нас дела?! – крикнул Йитс из-за спины. В каменной кишке коридора голос его прозвучал тускло и безжизненно.

– Порядок, – ответила она.

Хотя личные ощущения несколько иные. Воздух какой-то тяжелый и удушливый. Мокрые непроницаемые стены, кажется, вот-вот сомкнутся. Скользкий пол так и норовит уйти из-под ног. Как ни крути, а наклон тридцать восемь градусов. Осторожно придерживаясь за стенку, она опасливо спускалась по коридору. В пояснице появилось странное, щекочущее чувство, которое медленно поползло вверх по позвоночнику.

Минут через двадцать из коридора они попали во внушительный темно-красный зал, словно излучавший из себя колоссальную энергию и силу. Зал был совершенно пуст.

– Конрад, тут ничего нет, – без особой нужды прокомментировала Серена, слегка ежась от собственного эха. – Даже надписей нет. Вообще ничего.

– Не надо такой безапелляционности.

Она проследила взглядом, как Конрад, выглянув из отверстия в стене, куда выходил коридор, соскользнул по веревке на пол, а вслед за ним – генерал и три его офицера.

Конрад обмахнул лучом стены и понял, что они сложены из массивных гранитоподобных блоков. Пол и потолок также пересекали чудовищно огромные балки из этого камня. По своей длине зал не уступал футбольному полю, а его высота – по прикидкам Серены – превышала семьдесят метров. И все же клаустрофобия не отпускала.

– Вот это я понимаю, настоящая мегалитическая архитектура, – одобрительно покивал головой Конрад, обшаривая лучом потолок. – Одна инженерная логистика чего стоит.

Да, насчет архитектуры он прав, подумала Серена. Очень красноречиво повествует о своих создателях. Как и в лингвистике, кстати, которая в первую очередь привлекала ее именно этим. Язык зачастую пытается скрыть или исказить подлинный смысл, и этот процесс раскрывает истинную природу цивилизации, которую она прячет за своими артефактами.

Все это очень хорошо, однако надписей нет. Ничего здесь нет. Интересно отметить, что даже на самых скудных и бесплодных раскопках Серене удавалось найти хоть что-то, связывающее ее с людьми того времени. Глиняный черепок, бусинку. Это не просто артефакты. Когда-то они принадлежали мыслящим, дышащим, чувствующим людям. Все равно что разглядывать личные вещи отца-священника после его смерти. Казалось бы, самые прозаические предметы обихода – а как много они могли рассказать о нем!

Но сейчас такой связи она не ощущала. Ничего не ощущала. Сплошная пустота и холод, причем не только физический. Даже саркофага – который, если ей не изменяет память, в египетских пирамидах всегда стоит с западной стороны, – и того нет. Гробницу по крайней мере хоть для кого-то строят. А здесь? Чему служит это место? Ледяное, утилитарное, равнодушное…

– Я что-то не вижу других коридоров, – пожаловалась она. – Ты уверял, что должен быть еще один. Кстати, никаких дверей тоже нет. Мы в тупике.

– Почему это нет коридора? – удивился Конрад. – Да вон же он. Зеркально противоположный. – Он посветил на южную стенку. Действительно, в ней чернело отверстие, совершенно сходное с тем, из которого они недавно вылезли.

Серена не уступала:

– И на его конце мы найдем такой же лед.

Конрад прищурил глаз и согласно кивнул.

– В пирамиде Хеопса южный коридор вел покойного фараона к тростниковым лодкам его земного мира. Северный же коридор предназначался для входа в небесное царство.

– Замечательно, – отозвалась она. – Я, однако, не вижу тут ни покойного фараона, ни даже его гроба.

Пока она язвила, Конрад прошел к центру зала. Чем ближе он подходил, тем громче, казалось, становилось эхо его шагов.

– Ты что собрался делать? – подозрительно спросила она.

– Если в помещении ничего нет, стало быть, именно в нем самом и заключается весь смысл, – глубокомысленно изрек Конрад, направляясь теперь к западной стене. Добравшись до нее, он повернулся лицом на восток, после чего достал из кармашка какой-то цилиндрик вроде авторучки, откуда вдруг брызнул алый лучик лазера. – В плане этот зал образует собой классический прямоугольник в пропорции два к одному, – наконец объявил он, считав показания своего дальномера. – А его высота составляет половину диагонали пола.

– Ну и что?

– А то, что строители выразили здесь золотое сечение. Фи.

– Фи? – заморгал Йитс. – В смысле, «тьфу»?

– Фи – это такое же иррациональное число, как и пи. Его нельзя представить дробью целых чисел, – терпеливо объяснил Конрад. – Рассчитывают его по формуле «корень квадратный из пяти плюс один пополам», что приблизительно дает 1,61803. Или его можно рассматривать как предел отношения двух соседних чисел Фибоначчи, того самого ряда, который начинается так: 0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13…