Текст книги "Мы, монстры. Книга 2: Иные (СИ)"
Автор книги: Тим Вернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)
Вот что станет следующим его ходом. Ходом, которого он так ждал много лет. Он подождет еще немного, пока рано идти вперед – надо обеспечить почву, чтоб идти. Вернуть расшатавшуюся систему в равновесие. Но, возвращая, он потренируется добывать кровь.
Сорэн колдовская кровь не поднимет: ей нужна чистая. Он просто потренируется.
Ну а некоторые из колдунов ему еще и живыми пригодятся. Мало сказала одна сумасшедшая старуха – можно попытаться спросить с другой…
***
К ее дому с приходом темноты он направился лично. Нужна она ему – значит, он должен сам за ней и сходить. Так ведь будет правильно?
К тому же – на ком еще проверить, работают ли расписанные схемы, а точнее – схемы-то расписывал он, они не могут не работать – работают ли предоставленные в его распоряжение люди по этим схемам.
Как только те распахнули калитку, навстречу им прыгнули монстры – химеры. Он знал, что Алеста использует их, правда, не предполагал, что бросит сразу троих. Зато не выбежал сторожевой пес. Потому схема, рассчитанная на двух тварей и пса, оказалась действенной.
Трое людей из собранной гномом шайки заскочили во двор и начали клоунаду: замахали руками, прячась под толстыми шкурами, и химеры тотчас бросились на них, не успев разобрать, что к чему. Те рухнули, умело прикрылись, и когда звери начали с треском рвать шкуры, в воздухе свистнули стрелы – в бой вступили чудом оставшиеся в живых пару чистильщиков. В дальний бой. Они были нужны Тейрину совсем не для того, чтобы тягаться со зверьем. Впереди их ждало зверье похлеще. У этой троицы был расписан свой маршрут по обиталищам служителей Лаэфа точно так же, как у двух десятков других, приведенных гномом.
Тейрин мысленно усмехнулся. Страшные колдуны!
Все, что нужно, чтобы справиться с Алестой – нанять парочку псарей. Химеры затихли, псари кивками подтвердили, что те мертвы на этот раз окончательно. Тейрин взмахнул рукой, приказывая им обойти дом. Потом вскинул руку повыше – приказ стрелкам наблюдать и следовать.
Люди двинулись по двору.
Зашли за угол. Вышли.
Развели рукам.
“Где же чертов пес?”
Тейрин кивком приказал людям уйти. Руку вновь вскинул: стрелкам следить дальше.
Сама по себе Алеста уже не представляла опасности: три химеры – это слишком, даже для нее. Но вот пес… У нее должен быть огромный свирепый пес.
Люди ушли, а Тейрин прошагал к двери домика и попытался толкнуть ее рукой, но та не поддалась. Тейрин сделал шаг назад. Ударил ногой. Дверь распахнулась с пронзительным скрипом – будто он сделал ей больно.
Внутри было темно, но Алесту он разглядел хорошо: бледное старушечье лицо почти светилось белым. И светились зеленые огоньки глаз. Она полулежала на своих шкурах, опираясь на стену, будто пыталась сесть, но не смогла. Глядела исподлобья, недобро щурясь.
Тейрин стремительно преодолел несколько шагов. Замер над ней, глядя сверху вниз, медленно вынул из-за пояса кинжалы. Она странно нахмурилась, будто то ли вспомнить что-то хотела, то ли воспоминание отогнать. И совсем не боялась его, явно думала о чем-то своем.
Сказала наконец, хрипло и с неуместной жалостью:
– Глупый ребенок…
Тейрин поднес лезвие к ее лицу, качнул головой. Бросил равнодушно:
– Не думаю, – и не меняя тона, добавил. – Вставай.
– Руку не подашь? – криво усмехнулась она в ответ.
– У меня там кинжалы, – напомнил он.
– Я знаю, – она вдруг оскалилась и резко вскочила, перехватила запястье… Движение было быстрым и точным, да только сил ей не хватило. Он рванулся назад, и она отпустила, пальцы соскользнули с его руки. Алеста вновь осела на пол. Тейрин сдержал желание тут же вытереть руку – нельзя, там же кинжалы, а еще – где-то рядом может быть пес.
Повторил:
– Вставай.
– Вы, дети, так похожи друг на друга… – пробормотала она и поднялась, на этот раз нарочито медленно, удерживаясь за стену. Но он держался на расстоянии теперь. На всякий случай. Кто ее, бешеную, знает… – Все так похожи…
Алеста наконец поднялась, пошатываясь, побрела к выходу. Он вышел следом, остановился на крыльце, оглядел двор и взмахнул рукой в третий раз, отпуская лучников, – у них еще полно работы.
Но стоило выйти на улицу и пройти половину квартала – шагов десять оставалось до кареты – как пес появился: метнулся из-за чужого забора.
Хитрая собака, видимо, сбежала, когда они вошли, и дождалась теперь своего часа. Впрочем… собака ли? Правда, обо всем этом Тейрин подумал позже, а тогда – даже не успел понять, что происходит, разобрал лишь глухой рык где-то поблизости, краем глаза увидел бросок огромного сгустка тьмы к нему. И успел развернуться, вцепившись в рукояти кинжалов. Но куда там кинжалам против такого…
– Стой! – хрипло каркнула над ухом Алеста, и черное пятно прыгнуло не на него, рядом, и тут же, еще одним прыжком, вновь скрылось во тьме.
Тейрин медленно сунул кинжалы за пояс, нарочито медленно, чтобы проверить руки. Не дрожат – это хорошо.
Так же медленно поднял на ведьму взгляд. Жаль, взгляд никак не проверить, не увидеть со стороны… Спросил:
– И чего ты хочешь?
– Хочу помочь, – зеленые глаза блеснули в темноте странно, непонятно. – Я колдунья, я этим и занимаюсь, Тейрин. Помогаю людям.
– Людям? – зачем-то переспросил он, и сам услышал, как прозвучал вопрос.
Мол, а я-то здесь причем?
Я не человек.
Я, наверное, никогда им не был.
Не успел.
– Вперед, – тут же приказал он, чтоб и она не задумалась о его интонациях. Пусть не будет времени задумываться, пусть за свою судьбу переживает. – Это, – кивнул в сторону, куда прыгнул пес, – ничего не изменит… Ничего не изменится…
Последняя фраза прозвучала совсем уж горько, и он решил замолчать.
А она о чем-то все-таки успела задуматься. О чем-то своем. Он заметил: за мгновение до того, как она развернулась, чтоб идти, острый взгляд затуманился, померк, и снова нахмурилась: будто что-то хотела вспомнить. Или забыть.
Глава 21. Заррэт
Заррэт сидел на пригорке и глядел исподлобья на кузню, вмурованную в склон горы, утопающую в высоких травах. Она могла бы показаться случайному путнику – будь здесь такие – огромным черным камнем, если бы не дым.
Дым валил из трубы, грохотало что-то внутри раскатами грома, и гром отвечал с небес. Молнии разрезали небо, а одна, особо настырная, даже пару раз ударила в землю рядом с ним, будто пыталась обратить на себя внимание. Но Заррэту было не до ручных молний.
“Кто там, в кузне? – думал Заррэт. – Если я здесь, то кто там?”
– И чего вы так привязались к прошлому? – весело спросили за спиной, и Заррэт поморщился. – Лаэфу трон его драгоценный снится, вообще с него не слезает. Сядет – и сидит, и сидит! Тебе вот – кузня твоя…
Ух’эр шагнул из-за спины, принялся усаживаться рядом. Покрутился, будто место подбирал, присел на здоровой ноге, рукой принялся щупать позади себя, будто искал, куда падать помягче. Нет, оно, конечно, понятно: хромому сесть трудно. Но почему не щелкнуть пальцами и не призвать какой-нибудь стул, как он делал всегда?
Сил уже и на это не хватает?
– А что снится тебе? – мрачно спросил Заррэт, и Ух’эр все-таки упал, выставив больную ногу вперед. Медленно распрямил здоровую, медленно развернулся к Заррэту, на бледном лице вспыхнул безумный оскал.
– А это – не твое дело, брат, – доверительно прошептал.
Заррэт усмехнулся в бороду, а Ух’эр спрятал кривые зубы так же внезапно, как показал, и громко, беззаботно продолжил:
– Я вообще-то как раз об этом пришел с тобой поговорить, – и ткнул пальцем в кузню.
– О кузне? – мрачно спросил Заррэт. Чего еще этот безумный удумал?
– Не совсем, – мягко поправили с другой стороны, и из тени, что отбрасывала нависшая скала, шагнул Лаэф. Не сел рядом – остался стоять. Возвышаться. – Наш младший брат, как обычно, не в состоянии ясно донести свою…
– Меч! – перебил Ух’эр, и Лаэф тяжело вздохнул, но промолчал. А Ух’эр продолжил. – Ты его сотворил, ты можешь что-нибудь с ним сделать? Затхэ носится с этим мечом, как с любимой игрушкой, роняет, правда, иногда, но потом опять носится, даже имя ему придумал, так носится. И это нам очень не нравится. Он же сейчас совсем дурак сделался, ткнет еще в кого не надо…
– Сделать – что? – угрюмо уточнил Заррэт.
– Ну, расплавь его обратно, что ли? – пробормотал Ух’эр. И забормотал дальше, еще тише, себе под нос. – Выковал непойми что, непойми зачем…
Заррэт сжал кулак, громыхнуло прямо над головами, молния метнулась с небес к Ух’эру. Ударила бы – но тот успел щелкнуть пальцами – и в последний момент между ним и молнией пронеслась каменная глыба, приняла на себя удар, влетела в кузню. Там загрохотало – и кузня рухнула, осыпалась черными камнями.
Взвился тонкими струйками дым над ними.
– Ос-сторожнее, брат, – прошипел Ух’эр, круто развернувшись и прищурившись – точно как Лаэф. – Я хозяин снов. И твоих тоже. Не забывай.
– Я помню, зачем выковал меч, – процедил Заррэт. – И Лаэфу он пригодился в Последней битве.
– Ну-у… – тут же протянул Ух’эр, вновь меняясь внезапно: теперь – по-шутовски улыбаясь. – Пригодился, конечно… Если бы Лаэф еще не промазал…
– Умолкни, – ровно приказал Лаэф.
Он так и стоял над ними. Не шелохнулся. Но Заррэт почувствовал: Лаэф разозлился. Заледенел. Окаменел. И пусть Ух’эр хоть десять раз хозяин их снов – не стоит ему больше касаться этой темы. Еще слово – и несдобровать здесь никому.
Ух’эр, впрочем, тоже был не дурак. Безумец – но не дурак.
Замолчал.
– Ты можешь уничтожить меч? – тем же ледяным тоном спросил Лаэф. – Повредить его? Выбить из рук звереныша?
Заррэт покачал головой.
– Это можно сделать лишь в кузне, – сказал он. – А чтобы добраться до кузни, мне нужно подняться. Из сна – не дотянусь. А если и выбью… Он же поднимет.
– Вопрос в том, на кого, – задумчиво пробормотал Ух’эр.
И хорошо, что не добавил ничего о том, что может промахнуться.
А Заррэт подумал о том, что как бы там ни было, но Затхэ имеет право поднять этот меч. Это – и его меч тоже.
***
Заррэт любил тот меч.
Оружие, созданное вместе с Затхэ. Живое и настоящее.
Пламя кузни светилось тогда в желтых глазах звереныша не ровно – то едва горело, то вспыхивало с такой силой, что казалось, будто в нем полыхает огонь безумия Ух’эра. Возможно, так и было. Скорее всего, так и было.
Но Заррэт все еще держал детеныша рядом, учил, пытался стать лучшим отцом, потому что – чему научат Тьма да Смерть? А кроме них там – одни бабы, одна другой ненормальнее.
Детеныш приходил к нему, почти не говорил, молча помогал работать, и Заррэт думал, что здесь ребенок отдыхает от вечного трепа на склонах Гьярнорру. Только потом он понял: Затхэ молчал рядом с ним, потому что молчал он сам. Так звереныш жил: будто самого его никогда не существовало, всегда – чье-то отражение. И в глаза заглядывал, словно внутрь заглянуть хочет, под кожу. Наверное, не знал, что в собственном взгляде полыхает желтый огонь так ярко, что в его глаза смотреть не хочется – обожжешься.
Заррэт как раз поднял молот, когда детеныш, вертящий в руке кинжал, случайно полоснул себя по пальцу. Тут же кинжал отбросил, и Заррэт не рассмотрел в полумраке кузни, но что-то случилось. Что-то случилось именно тогда, что меч получился живым. Верно, капля крови мальца отлетела так, что попала на заготовку для меча, который должен был быть просто мечом.
Не могло же дело быть просто в том, что Затхэ помогал ковать этот меч. Не дыханием же он его оживил, не пламенным взором. Чай, не Д’хал, хотя метил же, гаденыш, с детства на самый верх метил, всё пытался быть лучше и умнее всех. Потому за всеми повторял, потому так болезненно в глаза заглядывал… Но это Заррэт понял гораздо позже.
А тогда прикрикнул на Затхэ, мол, хорош железки в руках крутить, помоги лучше. А тот в глаза снова уставился, будто не поверил сначала: “Я? Помочь? А можно?”
Но промолчал – он ведь молчал рядом с Заррэтом – и осторожно принял из его рук молот. Размахнулся. Ударил…
Заррэт любил тот меч.
Помнил, как стоял чуть поодаль, скрестив руки на груди и с гордостью смотрел, как Затхэ наносит один за другим тяжелые удары, как жарко было в кузнице, как выли меха, устало ныла печь, звенел радостно молот, плакал металл, все еще упрямый, но не с детенышем богов ему в упрямстве тягаться.
Помнил и приятную тяжесть в ладони, когда вышел на небо Ирхан, когда вышли оба из кузни, и Затхэ протянул ему свое детище – первое оружие, созданное им. Помнил, как легко скользила рука по плоскому, отражающему не хуже любого зеркала, лезвию.
Помнил, как запела сталь.
Тогда Заррэт понял: не просто меч он держит в руке. Тогда и про кровь понял, и о том, что выкованное в крови их общего чада оружие, скорее всего, способно и кого-то из них поразить. Вот, к примеру, Эйру… А может, и саму Сорэн?
То было время затишья. Может даже, благодаря этому ребенку, они на какое-то время перестали постоянно ссориться. Но Заррэт был Войной, потому знал – Война будет всегда. Отойдет на пару шагов в сторону, отдохнет – и вернется с новыми силами. А значит, будет бой. И он, Заррэт, должен победить, обязан. Он один знает, что делать дальше. Он не безумец, не слепец, не сумасшедший… Ему есть дело до людей, в отличие от остальных, есть! Он сможет не просто победить, он сможет править. Он умеет ценить, что дано, знает вес монет и слов, жизней и смертей.
Да и сильнее он каждого из них, гораздо сильнее.
Может, думал он, детеныш не напрасно пришел ко мне? Может, на то воля отца Д’хала или Мирдэна-деда? Может, в помощь послали Затхэ, может, знали, что порежется, что кровь его попадет на лезвие, и лезвию будет суждено уничтожить всех этих безумных лживых слабаков да сумасшедших баб, что вперед мужей на трон лезут?
Что ж, он справится, со всеми справится…
“Лаэфа разве что мечом не получится, – подумал, презрительно сморщившись. – Тень не проткнешь, ее топтать надо…”
Но это будет потом. Пока как раз Лаэфу и нужно отдать меч. И сказать, что с ним он победит Сорэн. И так проверить, что именно под силу клинку. Потому что если клинок с ней не справится, уж она-то справится с Лаэфом наверняка. В любом случае, один из самых сильных противников выйдет из игры…
Но – позже. Немного позже. Когда детеныш с мечом наиграется…
Заррэт развернулся к Затхэ, протянул меч рукоятью вперед и тот схватился радостно, взмахнул, и лезвие отразило свет Ирхана, полыхнув точно так же, как глаза детеныша полыхали всю ночь, то ли отражая пламя, то ли поглощая его.
Заррэт усмехнулся в бороду.
Да, он привязался к ребенку.
***
Наверное, потому потянулся к Эйре, когда все случилось. Не он ее утешал – она его.
Но Заррэт не думал об этом, просто был рядом. Гладил коротко остриженные рыжие волосы, смотрел в бесконечно зеленые глаза и обнимал, и носил на руках, и любил. Даже, наверное, любил. Конечно, скорее, как дитя неразумное, не как деву, потому что – ну какая из нее дева? Всё хохочет да яблоки жует. А бывает, расхохотавшись слишком сильно, срывается в слезы – и снова нужно утешать.
Но Эйра не была ребенком.
И однажды, утомившись от бесконечного смеха пополам со слезами, он не прижал к себе, как обычно, а отошел в сторону. И узрел: глаза холодны. Холодные глаза расчетливого чудовища. Будто пьяным был всё это время, а тут вдруг стал трезв. Рассмотрел младшую сестренку во всей ее красе.
Тихо спросил:
– Что тебе нужно?
И она, всхлипнув еще пару раз для приличия, тоже поняла, что пелена спала, что Заррэт видит всё ясно, чисто, кристально.
Больше не прикидывалась: поджала губы – научилась у Сорэн, – пожала плечами:
– Защиты, брат, – и сочувственно добавила. – Чего еще от тебя я могу желать?
– Уходи, – мрачно сказал Заррэт. – Не желаю больше видеть тебя. Насмотрелся.
– А куда ты денешься? – пожала Эйра хрупкими плечами. – Все на одной горе живем…
Горечь в последней фразе была неподдельной. Или так ему показалось.
***
А меч он спрятал.
Потерял Затхэ – не хотел терять и меч. Все уверял себя: до поры. Придет время – Лаэф возьмет его в руки. Но время шло, а с Лаэфом говорить так и не решился. Не потому что Лаэф был противен – хотя и это тоже. Не потому что был страшен – хотя и это тоже.
Просто раньше у Заррэта была Эйра. Теперь в память о Затхэ остался лишь меч.
Тэхэ заговорила о мече первой. Гуляя, будто невзначай, вдоль ручья, вышла из своих лесов. И добрела против его течения до склона – того самого, где стояла кузня. Стоило Заррэту выйти навстречу, спросила, сразу, глядя прямо в глаза:
– Мне нужно оружие, брат.
Тэхэ всегда нравилась ему больше остальных. В ней не было лжи и фальши. В ней были тишина и покой. И если о чем-то хотела попросить – просила, глядя прямо в глаза. А не вешалась на шею с рыданиями.
– Зачем? – спросил Заррэт.
Одно дело, если ей какого медведя бешеного зарезать, другое – кого-то из своих. Тогда Заррэт должен знать, кого.
– Чтобы убить, конечно, – удивилась вопросу она.
– Кого? – спросил Заррэт.
Тэхэ кивнула на дверь кузни. Вошла первой. Заррэту оставалось лишь следовать за ней. Прикрыл тяжелую дверь, сел на лавку. Тэхэ осталась стоять: смотрит вдаль, спина ровная, рога разве что потолок не царапают.
– Темного, – холодно проговорила она, помолчав.
Заррэт даже не сразу понял, что это и есть ответ.
– Что сделал Лаэф? – тут же набычился он. Чем можно обидеть Тэхэ так, чтоб она собралась убить? Она, властная над птицами и ручьями, травами и полями, чистая и далекая – она будет марать тонкие руки в крови?
– Оказался слишком близко, – странно ответила Тэхэ, вновь помолчав.
Заррэт нахмурился.
– Кинжала будет достаточно, – добавила она, будто объяснила. Впрочем, это объясняло. Как минимум, насколько близко был с ней Лаэф.
– Но такого, чтобы сделал свое дело, – продолжала тем временем Тэхэ. – Я же знаю, брат, – круто развернулась и резанула взглядом, – ты не сидишь без дела. Ты должен был создать какое-нибудь оружие против… нас.
– Даже если бы такое было… – медленно начал он.
“…с чего отдавать его тебе? Именно тебе?”
– …если ты убьешь Лаэфа, кто тогда одолеет Сорэн?
– А Лаэф ее одолеет? – подняла тонкую бровь Тэхэ. И добавила, вновь заговорив странно, будто ей было грустно от чего-то. – Он только о ней и грезит, брат. Он может. Но не сможет…
Тряхнула чуть заметно рогатой головой, будто стряхивая грусть, и решительно заговорила:
– Когда он сгинет, придется нам объединить силы. Может, тогда…
– Объединить силы! – фыркнул Заррэт. – С кем? С Ух’эром? С Эйрой? Да лучше уж самому погибнуть, чем с ними рядом в бой идти!
– Со мной, – улыбнулась Тэхэ. – Ты и я, Заррэт, вместе мы сильны.
– Ты и я… – задумчиво повторил он.
Тэхэ подошла, положила руку на плечо. Так ее рука казалось еще тоньше: взять – переломится.
– Приходи завтра, – сказал Заррэт. – Я подумаю об оружии.
Она улыбнулась ему, рука соскользнула с плеча.
Тэхэ вышла.
Заррэт решил пока не говорить ей о мече. Она ведь о мече не спрашивала – о кинжале. Потому что Лаэф слишком близко: на расстоянии кинжала.
Подпустила, дура рогатая, вот теперь и будет тебе простой кинжал. Обычный. Который Лаэф переломит, как веточку с одного из твоих кустов…
А Лаэфа надо предупредить. И тогда, когда он точно поймет, что с Заррэтом союз возможен, что Заррэт не предаст – тогда отдать ему меч.
***
Гора Гьярнорру содрогнулась.
То тяжело вздохнул Д’хал.
***
– Как интересно! – пробормотал Ух’эр, выползая из-под земли. Под землей стонали и кричали. Ух’эр выбрался окончательно, отряхнулся, щелкнул пальцами и земля под ногами вновь сомкнулась, заглушив крики.
Как интересно. Папа расстроен. Неужели началось?
Впрочем, нет. Если бы началось, папа вздохом не ограничился бы.
С другой стороны… А что он может? Последние силы истратил, когда его, Ух’эра, создавал. Теперь только вздыхать и остается. А, еще беседовать. Собирать всех вместе и беседовать, беседовать, беседовать.
Ух’эр поморщился.
Пожалуй, стоит снова уползти в свое царство, пока за общий стол не засадили: под землей куда веселее.
Ну а когда веселье начнется здесь – он уж точно не пропустит. Он – Смерть. Он будет здесь ох как нужен.
Глава 22. Ты ему веришь?
Нивен не собирался спать, потому растерялся, когда проснулся. Спать было нельзя: тут слишком опасно. Говорящие пни, живые деревья, рогатые боги, гигантские кошки…
И все же он уснул. Сидел, подпирая спиной дерево, слушал тишину, смотрел в темноту, закрыл на мгновение глаза, а распахнул – уже при свете. Свет был блеклым, мягким. Приятнее того, что вчера продирался сквозь листву и слепил.
Значит, утро.
Не мог же он проспать до вечера.
Нивен поднялся. Тело отозвалось далекой глухой болью. Ломотой. Головокружением. Кажется, Лаэф понемногу терял свои силы. По крайней мере те, которые тратил на поддержание жизни в Нивене.
Огляделся.
Вокруг, вроде как, спокойно. Рыжий, естественно, спит. Завернулся в плащ. Виверна со старшим принцем – большой черной кучей – на другом конце поляны. Там, где положили.
Всё в порядке.
Нивен выдохнул.
Странно все-таки, что он уснул.
Снова Темный утащил?
Нет, снов не снилось. Никаких богов этой ночью.
Может, что-то в воздухе? Усыпляющий аромат цветов? Или у гадской кошки волшебное урчание? Да, он слышал ее во тьме, издалека. Не видел, но чувствовал: бродит рядом.
А может, он просто стал слишком слаб. И виноват только он сам на пару с Лаэфом – никто больше.
А может…
Нет. Нет смысла гадать. Не угадаешь. Это Нижние земли, заколдованные леса Тэхэ. Тут на тебя чихнет птица – и в кого-нибудь превратишься. Что уж говорить о целой кошке… Или это все-таки аромат в воздухе?
Нивен ожесточенно почесал в голове.
И только теперь почувствовал то, что должен был почувствовать сразу – на него смотрели.
Нивен круто развернулся к виверне. Застыл. Поднял бровь. Старший принц уже, оказывается, пришел в себя. В отличие от Йена.
Сидел, не шевелился, подпирал спиной виверну. Таращились на Нивена вдвоем: старший – мрачно, виверна – вопросительно. Мол, а когда мы уже пойдем нам помогать? Но виверне полегчало, взгляд стал светленее: отдохнула, жаба. И хозяин пришел в себя.
Что до хозяина, то тут труднее понять, полегчало ему или наоборот. И Нивен не силен в понимании всех этих человеческих взглядов.
“Йен поймет, – подумал Нивен. – Нужно разбудить”.
Но разбудить не успел, потому что Каарэй внезапно заговорил.
– У нас так животные делают, когда у них вши, – глухо сказал он.
Нивен поднял вторую бровь.
– Чешутся, – объяснил Каарэй. И очень холодно, жестко повторил давнишний вопрос. – Кто ты такой?
– Нивен, – ответил Нивен.
Потому что во-первых, это правда, но дальше имени объяснить будет непросто, во-вторых, он, кажется, немного Лаэф и его родственники, а в-третьих, это всё явно не старшего принца Каарэя дело.
Тот покосился вправо, влево, так же мрачно спросил:
– Где мы?
– Нижние земли, – сообщил Нивен.
– Ты издеваешься? – процедил Каарэй.
Нивен дернул плечом и, не отводя взгляда от старшего – кто знает, что там на уме, – пнул Йена.
Тот что-то пробормотал во сне – Нивен таки глянул вниз, – но не проснулся, просто перевернулся на другой бок.
“Еще раз перевернется – из плаща не выпутается”.
– Эй, – глухо позвал Каарэй.
Нивен вновь уставился на него.
– Ты ему веришь? – спросил тот и кивнул на Йена.
– Нет, – ответил Нивен. – Я его не слушаю. Нет смысла.
Каарэй медленно перевел взгляд на Йена, и тут уж и Нивен рассмотрел: взгляд изменился, стал настороженным, неуверенным и даже испуганным. По крайней мере, Нивену показалось, что на мгновение в глубине глаз – не беспробудно-черных, как вчера, карих, почти желтых, почти таких же, как у Йена, – вспыхнул страх.
“Разве даарцы умеют бояться? – подумал он. – Даарцы чуть что лезут в бой”.
И будто бы в подтверждение этой мысли, Каарэй попытался нащупать оружие на поясе. Пальцы несколько раз схватились за пустоту. Взгляд вновь потемнел.
– Где мой меч? – мрачно спросил он у Нивена.
– Встать можешь? – спросил тот.
Ему сначала на ноги бы подняться – потом уже оружием размахивать. Но лучше не размахивать. А может, и не подниматься.
Каарэй уперся рукой в жабу и медленно, плотно сжав губы, поднялся. Остался на ногах. Повторил сквозь зубы:
– Где. Мой. Меч?
– У вас семейное, – ответил Нивен. – Носиться с мечами.
– Кто бы говорил… – пробормотали из-под ног, и Нивен шагнул в сторону, чтобы дать Йену побольше места – выпутаться из плаща.
– Сам с двумя ходит, еще и кинжалы постоянно где-то ворует…
Выпутался, попытался подняться на ноги, но оказалось, что выпутался не совсем, чуть не упал. Продолжил выпутываться, бормоча себе под нос:
– И кошельки ворует… Все, что плохо лежит, ворует…
Выпрямился наконец и, глядя в глаза брату, спросил:
– Рэй, это же такая болезнь? Когда все воруешь? Помнишь, Дэшон что-то такое… Рэй?
Каарэй огляделся еще раз, определил, где выход на тропу и, пошатываясь, побрел туда. Виверна, хромая, потащилась следом.
– Он чего? – растерянно спросил Йен.
Нивен пожал плечами и направился следом. Оглянулся, когда Йен замешкался, собирая мечи: свой и брата. Взял в руку по каждому.
“Так и понесет, – понял Нивен. – За рукояти, лезвиями по земле. Хорошо, хоть второй – в ножнах”.
И зашагал за Каарэем.
***
“Ты ему веришь?”
Нивен никогда над этим не задумывался. Зачем ему кому-нибудь верить?
Потому что Тьме такой расклад не понравится? Назло Лаэфу?
“Да, – подумал он. – Назло”.
Он только и делал, что злил Темного. Понемногу, постепенно, каждый раз, как представлялась возможность, поступал наперекор. И каждый раз, когда наносил удар, Лаэф слабел – и слабел сам Нивен. Но продолжал снова и снова. И еще не зная о Лаэфе, догадывался, что поступает правильно.
Сейчас, после снов, только уверился в этом.
Правда, сейчас узнал еще и о Сорэн.
И нанести удар ей он никак не сможет – там от него уже ничего не зависит. Хотя, если Йен… Затхэ действительно перейдет на ее сторону, то что-то зависит. Сейчас – зависит. Об этом говорили с ним боги. Лживые и темные, но боги. Возможно, врали. Возможно, нет.
Так что неважно, верит ли он рыжему. Куда важнее – поверит ли богам.
– Эй! – возмутился Шаайенн из-за спины. – Вы оба! Нимфы лесные! Подождите, а? У меня тут, между прочим, руки заняты! И ветки в лицо лезут!
Нивен оглянулся еще раз. Рыжий явно не был приспособлен к тому, чтобы ходить по лесам. Нашел, где споткнуться, даже на ровной поляне.
Есть ли шанс что-то изменить? Остановить его до того, как возьмется помогать Сорэн? Это будет ударом для нее?
Врут не только боги – врут и легенды. Почему не врать пророчествам? Откуда ему знать, подлинное ли письмо от Алесты? А если так, то кто сказал о Затхэ Тейрину? Тейрину тоже могли солгать…
Нет, он не будет действовать поспешно.
И да, стоит подумать, верить ли Йену.
***
Жаба вывернула с поляны на тропу, встала поперек и вопросительно уставилась на Каарэя. Тот подтолкнул ее, чтоб не загораживала путь, сделал пару шагов следом, а потом в точности повторил ее действия: встал посреди дороги, развернулся и уставился на Нивена.
– Ну? – мрачно спросил. – Дальше что?
Нивен определил, с какой стороны они пришли, кивнул в противоположную, обошел жабу и зашагал по тропе вперед.
– Куда? – спросил ему в спину Каарэй. – И зачем?
Нивен не ответил, подумал только, что этот – тоже разговорчивый, хоть и в меньшей степени.
– Мы не знаем, – доверительно сказал за спиной Йен, видимо, нагнав брата.
Каарэй промолчал, двинулся вперед: Нивен различил шаги, одни тяжелые, старшего, чуть легче, следом – младшего. Елозят по земле мечи. И, медленно, ползет за всеми хромая жаба.
– Мы всегда так, – продолжал Йен, шагая за братом. – Не знаем-не знаем, а потом раз! – и куда-то приходим. А Нивен вот башни ломать любит, так что лучше бы, чтобы там, куда придем, башни не было, а то сломает, и будут снова за нами по лесам бегать все, кому не лень. И домой его в гости звать нельзя, Рэй, а то еще дворец поломает, там же башня есть. Или гору, он же дикий, решит, что это такая большая баш…
– Умолкни! – процедил Каарэй, ускорил шаг, обогнал Нивена. Медленнее пошел, когда оказался далеко впереди. Жаба протопав следом, двинула Нивена плечом, а потом, поравнявшись с хозяином, попыталась еще и хвостом зацепить. Нивен перепрыгнул через метнувшийся под ноги хвост.
Жаба бросила косой взгляд через плечо, но больше хвостом не размахивала.
– Эй! – возмутился Йен вслед брату, тоже ускорил шаг, поравнялся с Нивеном, и громким шепотом, чтобы впереди тоже услышали, спросил. – Да чего он?!
Нивен поднял на него взгляд. Йен смотрел растерянно, почти так же настороженно, как Каарэй совсем недавно на него самого. Они все-таки были удивительно похожими. Для таких разных существ.
Нивен дернул плечом. Почему Йен считает, что он должен отвечать на этот вопрос? И что хочет услышать? Ведет себя так, будто и впрямь не понимает. Зачем спектакль?
Йен не дождался ответа, хмыкнул, снова ускорился было, но Нивен придержал его за локоть.
– А ты чего?! – совсем удивился Йен.
“А если не спектакль?” – подумал Нивен.
Объяснять не хотел, ведь и так понятно: старший ушел вперед, чтоб ему не мешали. Ему о многом нужно подумать. И – осматриваться, следить за дорогой. А тут – Йен жужжит над ухом. Рассуждает о доме, дворцах и башнях.
И так понятно: Каарэю нужно побыть одному.
Но Йену – непонятно.
Ему многое непонятно, даже то, что понял бы идиот. Даже такой идиот, как он.
Он прокалывается на мелочах: не понимает многого. Человеческого. Нивен не человек, но понимает больше.
Кто такой тогда Йен?
“Он не испугался тебя, помнишь? – вкрадчиво спросил внутренний голос. – Когда увидел тебя, он не испугался. Он не умеет бояться, и не потому что даарец. Они-то боятся, они такие же люди, как остальные. А вот этот – ничегошеньки не чувствует. Ты всю жизнь думал, что это ты ничего не чувствуешь? Что это ты – монстр? Так вот, Нивен, позволь представить тебе настоящего монстра...”
“О, Лаэф, – мысленно вздохнул Нивен. – Давно не виделись”.
– Ничего, – ответил Йену, который все еще вопросительно заглядывал в лицо. – Пусть идет вперед. Не потеряется.
– Это да! – легко согласился Йен. – Его захочешь – не потеряешь. Догонит и найдется. А потом еще и…
Осекся, прищурился, принюхался.
Нивен тоже потянул носом воздух. Бросил взгляд по сторонам.
Деревья стали заметно реже. Тропа – шире. Света – больше. Пышные кусты вдоль дороги. Больше ничего.
– Это мы из одного леса вышли и в другой вошли? – громко спросил Йен. – Деревья-то какие здоровые… – и присвистнул.
Каарэй оглянулся, остановился, пробуравил Йена темным взглядом.
Свист что-то значил.
“Сойки, чтоб вас!” – подумал Нивен и тоже наконец почуял. Их окружали: люди приближались к дороге с обеих сторон. Впереди уже ждали.
Поправил лук.
– Может, вернешь меч? – тихо спросил у Йена Каарэй, дождавшись его.
Йен ткнул оружие рукоятью вперед, и когда Каарэй сделал шаг, чтоб забрать, тоже шагнул, приблизился и прошептал тому в лицо:
