Текст книги "Святой (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
Колени Элеонор дрожали от слов Сорена. Она не могла не представить себя в шелковом облачении, сопровождаемой в спальню царя, царя, который был очень похож на священника перед ней.
– Элеонор? – спросил Сорен.
– Что?
– Ты стонала.
– Да? – Да. Она знала это. – Простите.
Он снова откинулся на спинку кресла и посмотрел на нее с улыбкой на лице, но с темным и довольным блеском в глазах. Именно здесь – она увидела его. Этот взгляд. Эти глаза. Он знал, что возбудил ее своими словами, и поздравил себя с этим. Выражение на его лице было высокомерным, покровительственным и властным. Она так сильно хотела его, что было больно.
– И кто теперь в замешательстве? – спросил он.
Она прищурилась на него. Без сомнения, он был единственным мужчиной, когда-либо жившим на земле, который произносил слово «замешательство» так сексуально.
– Какая бы ни была игра, которую мы ведем, – наконец сказала она, – я собираюсь выиграть.
Она ждала, что это заявление смутит его или собьет с толку, но была глубоко разочарована.
– Если ты доверишься и подчинишься мне, – ответил он, – мы оба можем выиграть.
Довериться ему. Подчиниться ему... Это она могла. И из неоткуда пришел ответ. Элеонор точно поняла, что Есфирь взяла с собой.
– Я знаю, что Есфирь взяла с собой к царю, – сказала она и посмотрела на него с улыбкой.
– Правда?
– Когда я знаю, что на отлично сдам тест, то иду в класс с одним карандашом, – ответила Элеонора. – Если Есфирь знала, что с отличием пройдет просмотр, она бы ничего с собой не взяла.
– Возможно, ты права.
– Возможно? Я уверена в этом. Но хотелось бы, чтобы те, кто писал Библию, были внимательнее к деталям.
– Я говорил, в ней будет секс, если ты используешь воображение.
– О, я использовала его. По полной использовала.
– Иди и используй его для своего домашнего задания.
– Первый день в школе. У меня нет никакого задания.
– Ты сделала то задание, что я давал тебе?
– О да. Вы под завязку набиты дерьмом. Псалом 114. И я цитирую: «Хранит младенцев Господь: я смирился, и Он спас меня». Бог любит маленьких, Он хранит их и спасает их. Я низкая, значит, Бог будет хранить и спасать меня, потому что я младенец. Учитывая, что Он послал вам спасти меня от тюрьмы, думаю, у меня на руках все необходимые доказательства.
– Очень хорошо, Малышка. – Он широко улыбнулся, и на мгновение она едва не ослепла.
– Не называйте меня Малышкой.
– Не нравится?
– Совершенно не нравится.
– Хорошо. А теперь иди и найди себе работу, Малышка. Я работаю над диссертацией, а ты вредишь моей концентрации.
– И что мне делать?
– Можешь использовать невероятную силу своего воображения и новоприобретенное мастерство библейского ученого, чтобы сформулировать теорию, чем же именно Есфирь заслужила царскую милость.
– Значит, я должна узнать, что же выделяло ее в постели среди других?
– Точно.
– Такое задание по мне.
Элеонор покинула Сорена в его кабинете с восемью миллионами книг и диссертацией. Она спряталась в кладовке с продуктами и переставила банки с зелеными бобами на пол в колонны, которые видела на фотографиях экзотических дворцов.
Она смотрела на бобовый дворец и взяла ручку. Сверху чистого листка своего блокнота она написала:
Одна ночь с Королем.
Ради забавы она подписала внизу «Элеонор Шрайбер». И затем она четыре часа непрерывно писала.
Глава 13
Элеонор
Одна ночь с Царем
Элеонор Шрайбер
Сегодня моя ночь.
В течение года я проходила обучение – как делать реверанс, как притворно улыбаться, как танцевать и как стонать. Они одевали меня и вычесывали, делая красивой. Двенадцать месяцев я слушала разговоры девушек, решающих какой подарок они сделают царю, что они сделают, чтобы произвести на него впечатление.
– Я сочинила для него песню, – сказала одна девушка.
– Я написала ему стихи, – заявила другая.
– Я связала для него кардиган, – произнесла другая.
Все посмотрели на эту девушку как на идиотку. Она и была идиоткой. Это Древняя Персия. Цари не носили кардиганы. Кардиганы еще не изобрели.
Я проводила большую часть дня в ванной, приводя себя в порядок. К вечеру я пахла как орхидея, выглядела, как принцесса, и на моем теле не было ни единого нежелательного волоска.
За мной пришел Гегай.
– Вы готовы? – спросил он.
– Думаю, да.
– Ты возьмешь что-нибудь с собой к королю?
– У меня есть похвала.
– Собираешься петь?
– Нет. Простите. У меня есть девственная плева. Я перепутала.
Гегай оставил меня у двери в царскую палату.
Я открыла дверь.
Сначала я никого не увидела. Вокруг можно было заметить лишь обстановку покоев – большие сексуальные диваны, высокие сексуальные цветущие растения, длинное сексуальное зеркало в золотой раме, чтобы проверять, насколько ты сексуален. И стояла огромнейшая, сексуальнейшая кровать, которую я когда-либо видела. Красные шелковые простыни, красные и золотые подушки, и эти причудливые занавески над кроватью, которые были в прошлом, до изобретения центрального отопления. Хорошо жить в прошлом. Здесь сексуальнее.
Большая дверь на балкон была открыта, я высунула голову из двери и увидела стоящего у перил мужчину, смотрящего на царство.
До того, как я увидела мужчину, считала дворец красивым, считала царство красивым, считала драгоценности красивыми. Но они не шли ни в какое сравнение с царем.
У него были золотистые волосы, и он был таким высоким, я знала, он наверняка делал это ради внимания. На нем были джинсы и белая футболка. Я думала, что джинсы еще не изобрели, но тогда я поняла, их изобрели, потому что они так хорошо сидели на нем.
И если кто-нибудь приставит дуло к моему виску и прикажет назвать самого красивого мужчину в царстве, я бы напомнила этому человеку, что пистолеты еще не изобрели.
И указала бы на царя.
– Он.
– Он, кто? – спросил царь и повернулся ко мне.
– Ой. Простите. Я сказала это вслух? У меня было странное видение, будто к моей голове приставили пистолет.
– Пистолеты еще не изобрели.
– Так я ему и сказала. – Я шагнула вперед и протянула руку. Царь пожал ее. – Я Есфирь. Буду сегодня вас развлекать.
– О Боже, ты принесла стихи?
– Я не пишу такое дерьмо.
– Похвалу?
– Нет.
– Пожалуйста, скажи, что ты ничего не связала. Мне не нужны свитера. Это Персия. Здесь даже не бывает холодно. Кроме зимы.
– Я не вяжу.
– Ты знаешь хорошие шутки?
– Заходит девственная плева в бар. Ну, кто меня обслужит?
Царь не рассмеялся. Но думаю, он хотел.
– Что ты еще делаешь?
Я подошла ближе к царю и поднялась на носочках.
– Все, что скажете.
И затем мы поцеловались.
И какой это был поцелуй. От этого поцелуя у меня перехватило дыхание. Я забыла свое имя и возраст, и номер телефона. Я не забывала номер, потому что тогда телефоны еще не изобрели. Он целовал мои губы своими губами так, будто целовал мою душу, и все, что я хотела, это никогда не переставать целовать царя, который на вкус был словно растаявший снег на губах, и пах зимой в волшебном мире, где никто не старел, никто не умирал, и, как только люди влюблялись, это чувство потом не угасало.
– Ты ничего не принесла с собой? – спросил царь, прерывая их идеальный поцелуй.
– Я взяла только себя.
– Хорошо. Это все, что мне сейчас нужно.
– Как мне называть вас? Ваше высочество?
– Зови меня Артаксеркс. Это мое имя.
– Никто не обращается к вам по имени.
– Ты обращаешься.
– Почему я?
– Потому что, – прошептал он в мои губы, – когда я буду внутри тебя, хочу, чтобы ты произносила его, и хочу знать, что ты говоришь обо мне, а не о каком-либо другом царе. Поняла?
– Да, Ваше выс... Артаксеркс.
Он поднял меня на руки.
Царь отнес меня в спальню и уложил на кровать. Я чувствовала, будто плыву по морю красного шелка. Артаксеркс сел рядом со мной и снова поцеловал меня.
– Ты, правда, очень хорош в этом, – сказала я. Он долго целовал мой рот и шею.
– Я много практиковался.
– На всех нас?
– Что угодно, лишь бы не слышать плохую поэзию. – Он улыбнулся мне и снова поцеловал. Его язык в моем рту определенно удержит меня от чтения стихов.
– Вам понравилось быть со всеми этими девушками? – спросила я, пока он целовал мою грудь. Мне было не комфортно носить платье с таким низким вырезом, но сейчас я думала, что оно было неплохим выбором. Его губы щекотали мою кожу, и от его легких прикосновений она покрылась мурашками. Я представляла, как он целует другие части моего тела. Затем он стянул платье вниз, обнажая мое плечо и усыпая поцелуями шею и ключицы. Например, эти части.
– Мне не понравилось, – ответил он. – Мне наскучило заниматься одним и тем же каждую ночь. Разные девушки. Но все одинаково. Без обид.
– Все хорошо. Я, возможно, тоже наскучу. Знаете, Артаксеркс, – сказала я, смакуя его имя. Оно прекрасно сидело на моем языке. – Если захотите, мы можем делать что-то отличное от того, что вы делали с другими девушками.
– Например?
– Не знаю. Вы царь, вам решать.
– Ты не боишься?
– Раньше боялась, но теперь нет.
– Ты уверена, что хочешь попробовать что-то отличное от того, что я делал с другими девушками?
– Я встречалась с другими девушками. Да.
Мое платье завязывалось спереди одной ленточкой. Я снова начала нервничать, когда он развязал бант, и ткань ослабла. Но я знала, что это произойдет, и не боялась. Я отказывалась бояться.
Он стянул с меня платье. Теперь я лежала обнаженной на постели. Он смотрел на меня, словно я была призом, который он выиграл. Я не хотела, чтобы он переставал так смотреть на меня.
Он не прикасался ко мне, отчего я еще больше нервничала. Вместо этого он оставил меня лежатьлажать на кровати и подошел к большой латунной шкатулке. На ней был замок, и царь вытащил ключ. Он открыл крышку, взял что-то, запер ее и вернулся к кровати.
Пока он был у коробки, я стянула простыни и забралась под них.
– Ты замерзла? – спросил Царь. Он держал что-то за спиной.
– Я обнажена.
– Ты стыдишься быть обнаженной?
– Я не стыжусь. Я... смущена.
– Хочешь, чтобы я разделся?
– Надеюсь, Да – правильный ответ.
– Это правильный ответ. Я разденусь, если ты уберешь простыни.
Я сбросила простыни, и царь снова сел рядом со мной.
– А теперь я собираюсь привязать тебя к кровати, – сказал царь.
– Как это?
– Ты сказала, я могу делать все, что захочу.
С этим я не могла спорить, поэтому вытянула руки, и он протянул золотую веревку.
Ему не понадобилось много времени, чтобы привязать мои запястья к большому сексуальному изголовью его кровати. Веревки, казалось, удерживали крепко, но не слишком. Я могла двигать пальцами и шевелить руками. Но не могла прикоснуться к нему, из-за чего еще больше хотела прикоснуться к нему.
Он взял еще одну веревку и привязал мои лодыжки к постели. Как только он закончил, я поняла, что не могу сдвинуть ноги. Этот царь знал, что делал.
Артаксеркс снял джинсы, и я пыталась не смотреть. Ну, не слишком сильно пыталась.
– О, вау, – сказала я, как только он разделся. Я посмотрела на потолок.
– Просто вау?
– Чертовски вау?
– Намного лучше.
Я застонала, когда царь растянулся на мне. Его кожа была такой теплой. Его тело было сильным и мускулистым, и под ним я ощущала себя в безопасности. Кто мог навредить мне, когда царь, словно щит, защищал меня? Кто теперь мог украсть меня, когда я была привязана к его постели? Никто.
Он снова целовал мои губы и мою шею. Он массировал мою грудь, что ощущалось намного лучше, чем я себе представляла. Он целовал их, что сначала смущало, пока я не поняла, что это было лучшее, что делали со мной. Он положил ладонь между моих ног и протолкнул в меня палец. Я хотела свести ноги, но веревки остановили. Он погружался и выходил из меня, и я напряглась и расслабилась одновременно. Он долго ласкал меня, пока я не поняла, что умру от такого сильного желания. Я не могла прикасаться к нему, потому что он связал мои руки. Я не могла свести бедра, потому что он связал мои лодыжки. Я не могла целовать его, потому что не могла встать. Все, что я могла, это лежать там и хотеть его, хотеть его и хотеть его.
Затем он оказался внутри меня.
– Артаксеркс, – сказала я, когда он полностью проник.
– Хорошая девочка, – ответил он. Он приказал мне произносить его имя, пока он будет во мне. Я хотела подчиниться ему. Подчинение ему было самым важным.
Он пошевелился во мне, и было больно. Хотя, мне было плевать на эту боль, я не хотела, чтобы это заканчивалась, даже несмотря на боль. Боль притупилась, но удовольствие осталось. Я ощущала бурю в животе, как гром и молния гремели во мне. Все тело потрескивало от электричества. Не уверена, что тогда уже изобрели электричество, но мне было все равно. Меня волновал только Артаксеркс, только мой царь.
Артаксеркс наклонился и прикусил место над моим сердцем. Я вздрогнула от боли.
– Зачем вы это сделали?
– Ты прекрасна, и если другой мужчина увидит этот синяк, он будет знать, что ты принадлежишь мне.
– Я принадлежу вам, – ответила я. Мне понравились эти слова. Мне нравилось принадлежать царю. Мне так нравилось, что я снова их произнесла. – Я принадлежу вам.
– Ты моя.
Потолок лгал мне. Все не скоро закончилось. Мы поспали немного, но затем он проснулся и снова сделал меня своей.
На рассвете я проснулась в его руках. Даже во сне он оставил одну мою лодыжку привязанной к постели. Мне нравилось то, что он хотел удерживать меня в своей постели, в своих руках.
Затем наступило утро, и я злилась на то, что оно так быстро пришло.
Артаксеркс отвязал мою лодыжку и помог надеть платье.
– Артаксеркс, я буду скучать по вам.
– Я тоже, Есфирь. Прошлая ночь была лучше любой песни или стиха.
– Или кардигана, – добавила она.
– На самом деле, она была так хороша, что я думаю, мы должны провести еще тысячу таких ночей.
– Я буду в вашем гареме, если хотите.
– Или...
– Или что?
– Или ты можешь стать моей царицей.
Элеонор ждала в коридоре у кабинета Сорена. Он сказал ей, если она узнает, что произошло между Артаксерксом и Есфирь в ее ночь, она должна ему рассказать. Поэтому она переписала историю своими руками как могла, положила ее в красивую папку и отдала ему. Это казалось такой замечательной идеей ровно до того момента, как он открыл папку, начал читать и захлопнул дверь кабинета перед ее носом.
Зачем она отдала ее ему? Вся история была нелепой. Ее Есфирь разговаривала так, будто жила в 1993 году, а не в Древней Персии, и она одела царя в джинсы, сделала его добрым и глупым, а не царственным. Величественным. Цари должны быть величественными. А история... О, Боже, в рассказе было полное описание секса Есфири, привязанной к кровати, и как ее трахал царь.
И теперь это читал ее священник.
Элеонор вернулась в общинный зал и принялась сортировать пожертвования. Почему никто не жертвовал Орео? Все, что она хотела, это съесть целую упаковку Орео и плакать несколько часов подряд, под сопровождение песни Whitney Houston «I Will Always Love You». Но она отправилась в туалет и обнаружила, что у нее начались месячные. Это объясняло слезы и одержимость Орео. Может, это объясняло и ее внезапный момент временного помешательства, когда девушка решила позволить Сорену прочитать глупую историю Есфирь.
Она взяла свой рюкзак и села на лавочку перед кабинетом Сорена. Если бы он позвал туда мужчин в белых халатах, чтобы забрать ее, она хотела быть готовой выбить трубку из его рук и умолять о защите.
Чтобы убить время, она достала учебник по математике и начала перелистывать страницу за страницей.
– Это что еще за дерьмо? – закричала она, пытаясь расшифровать расчеты перед ней.
Дверь в кабинет Сорена распахнулась.
– Элеонор. Про себя.
– Простите, – ответила она. – Математика.
– Прощена.
Она посмотрела на него. Он держал в руках историю.
– Вы изгоняете меня, верно?
– Почему ты написала этот рассказ? – спросил он.
– Не знаю. Мы говорили о Есфирь и о произошедшем той ночью, и я... я посчитала, что будет забавно это записать. И когда я начала писать, не смогла остановиться.
– Не смогла остановиться?
– Да. Словно в мою руку вселился какой-то демон и плясал по странице. – Она обхватила правое запястье, словно шею, и попыталась ее задушить, пока то не обмякло. – Все равно, простите. Больше не заставлю вас читать мои странные истории.
– Я прочту все, что ты напишешь. Из тебя писатель лучше, чем из меня.
– Правда? Я думала, это какая-то тупость.
– Тупость?
– Да, глупость. Ребячество. Я придумала шутку о девственной плеве.
– Это сатира, – ответил Сорен.
– Сатира? Я не собиралась писать сатиру. Просто хотела сделать рассказ забавным, чтобы показать, насколько нелепо выбирать лидера страны по тому, как она хороша в постели.
– Использование юмора для возведения человеческих слабостей в ранг насмешек, что так любят политики, и есть сатира, Элеонор. Это сложная и утонченная форма юмора, которую освоили лишь несколько авторов.
– Оу, – ответила она. – Клево.
– Если ты не будешь осторожна, я привлеку тебя к работе над моей диссертацией.
Элеонор покраснела. Казалось, Сорен не шутил.
– А вы не думаете, что у всех тех старых священников, которые прочтут вашу диссертацию, случится сердечный приступ?
– У меня едва не случился, – ответил он. Он посмотрел на ее работу и покачал головой. Она чувствовала себя невероятно гордой. Один короткий рассказ, и она добралась до Сорена. Она ощущала что-то, что прежде не испытывала. Силу. Она могла излить слова на бумагу и вызывать у взрослого мужчины извращенные мысли о том, как забавно было бы привязать девственницу к кровати и трахать до рассвета. Она могла привыкнуть к этому ощущению.
– Могу я оставить это себе? – спросил Сорен.
– Вы хотите оставить себе мой рассказ?
– Думаю, я должен изъять его. Ты слишком юна, чтобы читать такое.
– Кажется, вы кое-что забыли – я написала его.
– Я оставлю себе, – ответил он.
– Хорошо. Но вы должны дать что-то взамен.
– И что бы ты хотела? И, пожалуйста, держи свои желания в узде.
Элеонор вздохнула, молча уступая ему. Тогда она не будет просить его нагнуться над скамейкой. Ладно. Если она была умной, то могла кое-что получить от этой сделки. Она отдала ему собственноручно написанную сексуальную историю – что-то личное, конфиденциальное, секрет. Секрет?
– Расскажите мне секрет, – сказала она. – Любой секрет. И затем вы можете оставить себе рассказ.
Сорен тяжело выдохнул.
– Что-то мне подсказывает, что я пожалею об этом, но, возможно, это и к лучшему, если ты будешь знать.
– Знать что?
– У меня есть друг, – наконец ответил Сорен.
– Друг? Это и есть самый большой секрет?
– Ты не просила о большом секрете. Только о секрете.
– Почему ваш друг секрет?
– Это секрет.
Элеонор открыла рот, но потом просто захлопнула его.
– Вот, – ответил Сорен. – Я намеревался сделать это однажды. – Он запустил руку в карман и вытащил серебряный футляр. Он открыл его и извлек визитку. Черная бумага. Серебряные чернила. Он протянул карточку, и она взяла ее. Сорен отдернул визитку в двух дюймах от ее ладони.
– Прежде, чем я дам тебе эту карточку, ты должна пообещать, – сказал он. – Ты никому ее не покажешь. Будешь хранить ее для себя. Ты не будешь звонить по номеру на визитке. Ты никогда не пойдешь по адресу, кроме тяжелых чрезвычайных ситуаций. И под тяжелыми, я подразумеваю события, которые можно охарактеризовать, как Апокалипсис. Ты можешь пообещать мне это?
– Обещаю, – ответила она.
Сорен еще мгновение смотрел на нее и затем отдал визитку.
– Я меняю твоего царя на Кинга, – сказал Сорен, сжимая ее рассказ.
Элеонор прочитала визитку.
Кингсли Эдж, «Эдж Интерпрайзис». 152 Риверсайд Драйв.
На визитке больше ничего не было, кроме номера телефона.
– Кингсли Эдж. Он живет на Риверсайд Драйв? Там, где живут богатеи, верно?
Сорен склонил голову.
– Кингсли не лишен средств.
– Значит, он богат?
– Непристойно, – ответил Сорен.
– У него есть Роллс-Ройс?
– Два.
Элеонор обдумывала это. Теперь она знала, кому принадлежал Роллс, в котором той ночью уехал Сорен.
– И еще он опасен, Малышка, и я не преувеличиваю.
Она подавила улыбку. Когда он называл ее Малышкой, ее пальчики дрожали, стопы чесались, а бедра напрягались.
– Он уже мне нравится. Он ваш друг?
– Да. А теперь спрячь визитку. Храни ее. Используй только в чрезвычайных случаях. Поняла?
– Поняла.
Она засунула визитку в задний карман.
– Хорошо, теперь вы можете оставить себе мой рассказ.
– Спасибо. – Сорен зажал папку под рукой. – Прежде чем я полностью погружусь в этот изящный образец эротической сатиры, могу я задать один вопрос?
– Я бы хотела, чтобы вы этого не делали.
– Почему царь привязал Есфирь к постели?
Элеонор склонила голову набок. Не этого вопроса она ждала от него.
– Не знаю. Я читала книги Энн Райс, и в них было много подобного.
– Думаю, ты знаешь, почему он это сделал, и не потому что прочитала об этом в книге. Расскажи правду.
Она мгновение обдумывала вопрос.
– Думаю, он привязал ее к постели, по той же причине, по которой умный мужчина, не будучи идиотом, повесит замок на свой Дукати.
– Потому что не хочет, чтобы его угнали?
– Нет, – ответила она и поняла, что ее ответ верный. Если бы это был экзамен, она бы пришла на него лишь с одним карандашом.
– Тогда почему?
– Потому что ему это нравится.