Текст книги "Святой (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 24
Элеонор

– Отец?

– Скучала по мне, Малышка? – отец стоял с руками в карманах его длинного пальто, бейсбольная кепка скрывала его глаза.

– Нет, – честно ответила она. – Какого черта ты не в тюрьме?

– Внезапное досрочное освобождение.

– Ага. – Она скрестила руки на груди. Она раздумывала над тем, чтобы убежать. Вход в метро был в двадцати футах позади нее. – Тогда хорошо. Мне нужно идти.

Она повернулась к нему спиной.

– Я думал, ты только перед Кингсли Эджем раздвинула ноги, – прокричал ей отец. – Но теперь знаю, что и перед священником тоже.

Сердце Элеонор остановилось. Она медленно повернулась.

– О чем ты вообще говоришь? – Она держала тон ровным, пытаясь не выдавать страха.

– Я нашел визитку в твоем пальто. «Эдж Интерпрайзе»с. Есть только одна причина, по которой такой мужчина, как Кинсгли Эдж, уделит тебе время, и эта причина у тебя между ног.

– Ты отвратителен.

– И оказался прав, – продолжил он. – Я пытался выяснить, как такому ничтожеству вроде тебя удалось познакомится с Эджем. У него не так много причин торчать в Нигде, в Коннектикуте, верно? Я поспрашивал и узнал, что у него есть зять, который иногда заходит к нему. Священник. Священник из Уэйкфилда, в гребаном Коннектикуте.

– Отец, послушай, – начала Элеонор, – это не то, о чем ты думаешь. Я не сплю с...

– Не надо. У меня есть все необходимые доказательства. Хочешь посмотреть? Фотографии в моей машине. Одна хорошая, где ты и твой священник в черном «БМВ». Куда вы двое направлялись? Романтический уикенд? – Отец рассмеялся, словно рассказал самую уморительную шутку.

– На похороны. Он хотел, чтобы я была с его сестрой, моей ровесницей. Он переживал за нее и думал, что она сможет поговорить со мной, раз она не разговаривала с ним.

– Думаешь, епископ купится на это оправдание, когда я скажу, что один из его священников трахает мою несовершеннолетнюю дочь? Жду не дождусь, когда расскажу твоей матери, что происходит между вами двумя.

– Чего ты хочешь? – Элеонор знала, что отцу наплевать на то, с кем она трахается, и что она делает.

– Я хочу, чтобы ты прямо сейчас пошла со мной.

– Зачем?

– Мы пойдем ко мне и поговорим. Я уезжаю из города и думаю, ты должна поехать со мной.

– Я никуда с тобой не пойду.

– Нет? Тогда я отправлю все эти фотографии с тобой и Эджем, тобой и священником в полицию, твоей матери, директору школы и епископу. И в газеты тоже. «Священник соблазняет подростка и делится ею с его криминальным шурином» отличный будет заголовок.

– Покажи фотографии, – попросила она.

– Они в машине.

Он подошел к старой потрепанной «Хонде» и открыл пассажирскую дверь. Он ждал.

Последнее, чего она хотела, это садиться в его машину. Нет, последнее чего она хотел, чтобы у Сорена возникли проблемы из-за нее. Она подошла к машине и села на пассажирское сидение. Отец захлопнул дверь так резко, что она вздрогнула. Он сел за руль и завел двигатель.

– Покажи фотографии, – потребовала она.

– Они в моей квартире.

– Ты сказал, они в машине.

Отец повернул руль и выехал на улицу. Он повернул на ближайшем перекрестке, словно пытался увезти ее как можно быстрее от дома Кингсли.

– Ты должна поблагодарить меня, – сказал отец, набирая скорость. – Ты не захочешь связываться с Эджем. Наслышан об этом французском ублюдке. Думаю, ты и так всё знаешь. Ты трахаешься с ним.

– Я не трахаюсь с ним. Мы друзья.

– Друзья? Он тоже твоя нянька? Почему он забрал тебя из школы?

– Ты ненормальный. Шпионишь за собственным ребенком. – Элеонор трясло от потрясения и злости. Она была права. Кто-то был в церкви и подслушивал ее разговор с Сореном.

– Присматриваю за собственным ребенком. А не шпионю. Хорошо, что я это сделал. Меня не было год, а ты раздвинула ноги перед каким-то больным священником-растлителем.

– Мой священник самый лучший мужчина из всех живущих, – ответила она. Перед ее глазами закончилась вся ее жизнь – имя Сорена в газетах, перевод, низложение, изгнание, и все по ее вине. – Он был лучшим отцом для меня, чем ты когда-либо. Из-за тебя у меня были проблемы. И именно он их решил.

– Да, и мы оба знаем, как ты расплачиваешься с ним.

– Останови. Я выхожу.

– Нет, не выходишь, девочка. Ты уезжаешь со мной из города.

– Я сказала, останови, – закричала она, потянувшись к рулю.

Он ударил локтем ей в живот так сильно, что воздух покинул ее легкие. Она тяжело закашляла и снова потянулась к рулю. Отец оттолкнул ее, и Элеонор свернулась, выворачиваясь из его рук.

– Сядь, сучка, – приказал он. Он дотянулся до ее шеи, и Элеонор сделала глубокий вдох. Она закрыла глаза и ударила отца по лицу ботинками. Из его носа хлынула кровь, машина резко остановилась на дороге.

Элеонор открыла дверь и побежала. Она бежала так быстро, как могла, пока не нашла такси и не села в него. Она назвала адрес Кингсли и умоляла поторопиться. Несколько минут спустя она бросила водителю несколько купюр, вбежала вверх по ступенькам и вломилась в дверь особняка, найдя Кингсли, стоящим в фойе и заряжающим пистолет.

– Элли, какого черта с тобой произошло? – Он посмотрел одновременно и с облегчением и с яростью.

– Мой отец... Он вышел из тюрьмы. Он заставил меня сесть в его машину. Что вы собираетесь делать с пушкой?

– Убью твоего отца. – Он засунул пистолет в кобуру под пальто. Он схватил ее за запястье и притянул к себе. Начав с бедер, он исследовал все ее тело.

– Тебе больно? – спросил он.

– Нет, я цела...

Он поднял руку. Ладонь была покрыта кровью.

– Иисусе, – прошептала она.

– Царапина на шее.

– Отец пытался меня задушить, – объяснила она. Должно быть, это он поцарапал ее.

– Пойдем со мной, сейчас же, – сказал Кингсли и повел ее на третий этаж.

– Почему вы собирались убить моего отца? – задала вопрос она, когда Кинглси открыл дверь в комнату, которую она никогда не видела. Она была похожа на какой-то причудливый кабинет. Он усадил ее в кресло и на несколько секунд оставил, затем вернулся с аптечкой. Кингсли опустился на колени перед креслом, открыл аптечку и приказал ей наклонить голову в сторону.

– Вы не ответили на мой вопрос, – заметила она. Ее сердце все еще болезненно колотилось в груди, легкие горели из-за бега и паники. – Почему вы собирались убить моего отца?

– Из-за этого. – Кингсли вытащил что-то из кармана и протянул ей.

Спиртовой салфеткой Кингсли очистил порез на ее шее, и она прочитала записку.

Сто тысяч, или труп твоей подружки будет на дне Гудзона к завтрашнему утру.

К ней прилагались адрес и фотография.

– Боже мой, – прошептала она, ее живот скрутило. – Это моя фотография в десятом классе. Я отправила ее ему вместе с открыткой на день рождения.

Она держала фотографию дрожащими руками.

– Он собирался убить меня? – спросила она. Отец так старался усадить ее в машину. И она была достаточно глупой, чтобы поддаться ему.

– Мог. Он мог проверить, заплачу ли я ему. Мне плевать. Он угрожал тебе.

– Он сказал, что у него есть фотографии меня и Сорена. Он собирался отправить их маме и епископу, и, возможно, даже в газеты.

Кингсли сел.

– Я боялась, что подобное может произойти, – сказала она. – Что мы будем делать?

– Сиди. Будь здесь, – приказал он и встал. – Не покидай эту комнату.

– Ладно. – Она уставилась пустыми глазами на Кингсли. Он ласково погладил ее по щеке. – Спасибо.

Казалось, это его удивило. Все еще прижимаясь к ее щеке, он тяжело выдохнул, будто принял решение.

– Французский король Луи XIII потерял отца, когда ему было девять, – начал Кингсли, на его лице была маска серьезности. – Слишком юный, чтобы править, его мать Мария де Медичи выступала в роли регента. Она должна была править, пока ему не исполнится восемнадцать. Понимаешь, закон гласил, что шестнадцатилетний Луи был недостаточно взрослым, чтобы править. Но его мать испоганила всю страну, поэтому у Луи не было выбора. Луи выслал мать и казнил ее любовника, казнил ее последователей и восстановил порядок. Он сел на трон, и весь Париж возрадовался. Некоторые дети могут себе позволить роскошь ожидания восемнадцати свечей на праздничном торте, чтобы стать взрослыми. Остальные из нас взрослеют, когда у нас не остается другого выбора.

Элеонор поняла смысл слов Кингли.

– Если отец попытается навредить Сорену, я убью его голыми руками.

Элеонор ждала в одиночестве, пытаясь успокоиться. Она тихо молилась про себя, молилась, чтобы Кингсли смог помочь ей, помог ей.

Так прошло несколько минут, затем и полчаса. Элеонор смотрела на странные часы в стиле арт-деко, висящие на стене позади стола, пока глаза не устали. Должно быть, эта комната была личным кабинетом Кингсли. Вдоль стены выстроились большие деревянные шкафы с замками. Черный дисковый телефон, будто из какого-то старого детектива, стоял на столе. Она хотела воспользоваться им и позвонить Сорену, но что-то говорило ей, что это будет плохой идеей. Что-то говорило ей, что Сорен не должен быть причастен к тому, что она и Кингсли делали сегодня.

Наконец, Кингсли вернулся в кабинет и сел за стол.

– Что произошло? – спросила она.

– Во-первых, твой отец тебе лгал. Он не на досрочном освобождении. Он стал свидетелем обвинителя и начал называть имена, чтобы пораньше выбраться из тюрьмы. Некоторые из его старых друзей назначили крупную сумму за его голову.

– Это объясняет, почему он хотел от вас денег.

– Скорее всего, сегодня он сбежит. Вероятно, попытается пересечь границу и попасть в Канаду.

– Думаете, он расскажет обо мне и Сорене?

– Да, – ответил Кингсли. – Но только как наказание за то, что ты выбрала нас, а не его.

– Что мы будем делать?

– У меня есть знакомый, который может помочь ему покинуть страну. Он позвонит мне через пять минут. Если хочешь, чтобы он сделал это, тогда ответь на звонок и расскажи все, что знаешь о местонахождении отца – где последний раз видела его, где он жил. Обещаю, этот человек найдет его. Или...

– Или?

– Или, когда телефон зазвонит, ты позволишь ему звонить. И люди, которые хотят найти отца, найдут его. И найдут его до наступления утра.

– Почему вы делаете это для меня? – спросила Элеонор, потрясенная предложением Кингсли помощи для ее отца.

– Ты принадлежишь le prêtre. Я защищаю его собственность, как свою собственную. Твой отец навредил тебе. Я хочу, чтобы его наказали. Но это твое решение, а не мое. Скоро зазвонит телефон. Делай выбор.

– То есть? – не поняла Элеонор.

– У Сэм сегодня выходной. На мой телефон никто кроме нее не ответит. И я никогда не отвечаю на свой офисный телефон, только мой секретарь делает это. Когда он зазвонит, ты будешь отвечать. Если хочешь поиграть в мою секретаршу, вот и все.

Они смотрели друг на друга через стол и молчали. Она услышала тиканье и посмотрела на часы.

Прошла одна минута.

Отец угрожал убить ее, если Кингсли не заплатит ему сто тысяч.

Две минуты.

Отец бросил ее после ареста, сбежал, позволил ей взять всю вину на себя.

Три минуты.

Отец ударил ее по лицу, пытался сбежать, пытался задушить ее, у нее до сих пор шла кровь.

Четыре минуты.

Отец угрожал разрушить жизнь Сорена.

Пять минут.

Зазвонил телефон.

– Я не отвечаю на телефон, – повторил Кингсли. – Или секретарь отвечает, или пусть звонит.

Телефон зазвонил во второй раз.

– Ты можешь попросить человека на другом конце помочь твоему отцу, – напомнил он ей.

Элеонор оторвала взгляд от телефона и встретилась с твердым взглядом Кингсли.

– Единственный отец в моей жизни – это священник. И я не ваша секретарша.

Телефон перестал звонить.

Глава 25
Нора

– И на следующее утро я была свободна, – закончила Нора. Она посмотрела на Нико и пожала плечами. – Самоубийство – самым лучший подарок, который мне когда-либо дарил отец.

– Как это? – не понял Нико. Она села и натянула покрывало на грудь. Нико все еще лежал на боку, его ладонь покоилась на ее бедре под сорочкой.

– После моего рождения мама оформила страховку на жизнь отца. Папа оказался мертвым и вуа-ля, у меня есть деньги на колледж.

– Кто его убил?

– Так и не узнали. У него были связи с мафией. Он слишком много раз облажался не перед теми парнями. Я пыталась чувствовать стыд за это, зная, что у меня был шанс ему помочь, а я им не воспользовалась. Но не смогла. Без него мир был лучше.

– Тебе было лучше без него. – Нико сел и взял ее за руку. Он поцеловал тыльную сторону ее ладони. – Мой отец гораздо интереснее, чем я думал.

Нора усмехнулась и переплела пальцы с Нико.

– Интересный – правильное слово. Интересный, сложный, опасный. Когда он приехал на Манхэттен после Франции, ему было всего двадцать восемь. Первое, что он сделал, это нашел самого опасного члена мафии и оказал ему услугу. Умный ход. Кингсли под защитой босса до конца своих дней. Что хорошо, потому что у Кингсли есть плохая привычка бесить очень важных людей.

– Я должен быть благодарен за то, что он все еще жив, – заметил Нико. – Хотя, возможно, я никогда не посмотрю на него иначе. Потерял свои часы в тебе?

– Тот еще дьявол.

– Он такой, – согласился Нико. – Джентльмен всегда первым делом снимает часы.

В животе у Норы затрепетало от слов Нико. Ей понравилось его определение джентльмена гораздо больше, чем просто парень, открывающей перед ней дверь.

– Могло быть и хуже. Однажды ночью с моей клиенткой Шеридан я чуть не потеряла в ней свою подвеску.

Нора рассмеялась при виде его широко распахнутых глаз.

– Миниатюрная девушка, – продолжила Нора. – Должно быть, она полая внутри.

Нико опустил голову на подушку и взорвался смехом – глубоким, теплым, роскошным смехом.

– Если вы с Кингсли похожи, почему любить тебя намного проще, чем его? – спросил Нико, повернувшись к ней.

– Потому что, в отличие от Кингсли, я не соблазняла твою мать.

– Не забывай, что он исчез после того, как обрюхатил мою мать, – добавил Нико. – А ты переживаешь, что он будет нас осуждать за эту ночь?

– Дело не в этом, – ответила Нора. – Возможно, он и не будет злиться. Сомневаюсь, что он даже удивится. Но я многим обязана ему. Он значит для меня больше, чем семья, чем моя настоящая семья. И затем появляешься ты...

– В чем дело, Нора? Расскажи мне правду.

Нора отвела взгляд от Нико и посмотрела на огонь.

– Однажды я написала фантастический роман, – начала она, наблюдая за танцем умирающего пламени. – Когда я была ребенком, они были моими любимыми – единороги, магия, драконы. Несколько лет назад меня застукали за писаниной. Я позволила Заку прочесть. Он считает, нужна доработка.

– Не настолько хорошо?

– Ему понравилось. Но, сказал Закари своим чванливым британским редакторским голосом, я нарушила главное правило написания фэнтези. Видишь ли, если в твоем мире есть магия, каждый раз, когда волшебник использует ее, он должен за нее платить. Никогда не забуду слова Закари – магия не бесплатна. Сегодня я тонула в одиночестве и скорби и думала, что сойду тут с ума. Я загадала тебя, и вот ты – все, в чем я нуждалась. Похоже на магию.

– Почему я?

– Потому что единственный человек, которого ты мог считать отцом, просто умер. Ты на том же пути, что и я, только на несколько шагов впереди. Может, если я последую за тобой, то не потеряюсь. Я так боюсь потеряться.

Нико прикоснулся к ее лицу. Его пальцы скользили по дорожкам слез. Нора построила свою жизнь вокруг определенных убеждений, определенных истин, и теперь она начала сомневаться во всем.

– Какую цену ты заплатила, чтобы я оказался здесь?

Нора проглотила ком в горле.

– Я не могу вернуться, – прошептала она.

– Вернуться куда? – Нико обнял ее обеими руками.

– В постель Кингсли.

Нора пристально посмотрела в глаза Нико. Она хотела, чтобы он увидел правду в ее словах.

– Ты должен знать, что не только у нас с Кингсли есть история, у нас есть свежая история.

– Насколько свежая? – спросил Нико.

– Последний раз был ночью перед отлетом во Францию и поиском тебя.

Если слышать это было больно, то глаза Нико его не предали. Должно быть, она знала, что, однажды встретив Нико, больше никогда не будет интимно близка с Кингсли. Они провели вместе одну темную и прекрасную ночь. А теперь... она больше никогда не повторится.

– И, хотя ты можешь не воспринимать Кингсли как отца, в его глазах и в его сердце ты – его сын. Он больше никогда не прикоснется ко мне.

– Никогда не прикоснется к тебе? Потому что он рассердится?

– Нет. Потому что он любит тебя.

– Поэтому ты не хотела меня впускать?

Нора снова посмотрела на умирающий огонь.

– У Кингсли есть секреты, которыми он делится лишь с несколькими людьми. Ты можешь пересчитать их по пальцам одной руки, и я была одной из них. Теперь – нет. – Она была не просто любовницей Кингсли, она была его Госпожой в те ночи, когда он нуждался в боли. Она также однажды носила его ребенка, хоть и ненадолго, это не то, что она могла рассказать Нико. В свое время расскажет, но не сейчас.

– Ты заплатила высокую цену за то, чтобы впустить меня.

– Очень высокую. У нас с Кингсли двадцать лет была привычка причинять друг другу боль так, как могут только двое людей, которые словно родственники. Но даже если Кингсли снова меня захочет, я не смогу так поступить с тобой, быть с тобой и вернуться к нему. Эта ночь слишком много для меня значит. Ты слишком много для меня значишь.

Нико поднял ее руки и прижал их к своей груди.

– Ты скорбишь, – сказал Нико. – И я не буду просить тебя принимать решение. Я только скажу, что, если бы это было моим решением, ты бы осталась со мной.

– И что? Выйти за тебя? Завести детей? Это не для меня. Я очень эгоистична.

Нико фыркнул.

– Эгоистичность – имя, которое зависть дает свободному. Я тоже свободен.

– Ты, правда?

– Да. И если бы я хотел жениться, детей, зачем мне преследовать женщину, годящуюся мне в матери? Теперь у меня есть сестренка. Зачем нужные другие наследники?

Нора наклонилась вперед и положила голову ему на грудь. Он поцеловал ее волосы.

– Не принимай пока никаких решений, – попросил Нико, лаская ее спину. – Но знай одно – тебе всегда будут рады в моем доме и в моей постели. И я не заставлю тебя платить какую-либо цену.

Положив голову в изгиб его плеча и шеи, она вдохнула его аромат, успокаивающий ее сердце.

– Но не ты отправляешь чек.

Неохотно Нора выбралась из объятий Нико. Она редко, если вообще когда-либо, ощущала себя такой слабой с мужчиной. Горе довело ее до такого состояния. Она редко испытывала такую глубокую печаль. Ее утрата оставила ее потерянной. Утрата? Какое неправильное слово. Ничего не было утрачено. Что-то было отнято. Она чувствовала себя ограбленной, словно кто-то вломился в ее жизнь и украл ее драгоценности. Это не потеря. Это кража. И она знала, что никогда не получит это обратно.

Нико сполз с кровати и подошел к камину. Он бросил полено в угасающее пламя и оживил огонь. Он действовал быстро, не теряя ни времени, ни сил. Он сказал ей, что, когда был ребенком, то работал на виноградниках. Днём в школе. Вечером на работе. Ночью сон. Результат такой жизни – смышленость, сила и чистая совесть.

Он вернулся в постель и лег рядом с ней. Обняв ее, он притянул Нору к себе, прижимая спиной к своей груди и натянув покрывало на них обоих.

– Что случилось после смерти твоего отца? – спросил Нико, вероятно, ощутив, что она не может и не станет говорить об их будущем.

– Как я и сказала, я поступила в Нью-Йоркский университет. У меня было будущее и деньги, чтобы заплатить за него. А потом наступил тот момент, которого я так ждала.

– Какой?

– Мне исполнилось восемнадцать. Я наконец-то получила водительские права. И Сорен с Кингсли начали меня тренировать. Кингсли отвел в первый для меня БДСМ-клуб – маленький, им управлял его друг. Это не было похоже на возвращение домой. Это было намного лучше, как будто ты приезжаешь в новый город и чувствуешь «да, я могу прожить здесь до конца своих дней» и мысленно пакуешь чемоданы.

– Знаю это ощущение, – сказал он, и она заметила, как что-то блеснуло в его глазах. Собирал ли он для нее чемоданы, чтобы она осталась с ним?

– Хорошее ощущение, – подтвердила она, пытаясь не попасть под чары Нико. – Я так стремилась присоединиться к этому миру. Но вот она я, все еще девственница.

– Расскажи. Я хочу знать, какой ты была, когда была девственным подростком.

– Я была подростком, но никогда не была девственницей. Даже когда я была девственницей.

– Когда ты лишилась девственности?

– Мне было двадцать. Почти двадцать. А тебе?

– Пятнадцать. Ей было тридцать шесть.

Нора поджала губы.

– Звучит знакомо.

– Трудно поверить, что кто-то с твоей пылкостью, мог ждать так долго. Ожидание того стоило?

– Да, – ответила она, погружаясь в далекое прошлое. – Но он был прав, заставив меня ждать так долго, несмотря на то, что я хотела его как можно раньше. Теперь я это понимаю.

– Что ты поняла?

– Я была готова к сексу задолго до моего первого раза. Но я не была готова к нему, к тому, что он хотел от меня.

– И что это было?

– Все. Мне пришлось многому научиться, прежде чем мы стали любовниками. И у Сорена были интересные методы обучения.

Нико изогнул бровь, довольно высоко. Она пожалела, что под рукой нет линейки. Интересно, кто выгибает бровь лучше – Кингсли или Нико?

– Дело в том, что мой первый обучающий ужин с Сореном был той же ночью, когда я получила свой ошейник.

– Что произошло?

– Ну, мы были у Кингсли.

– Хорошее начало.

– Подали ужин.

– Продолжай.

– А я была, в чем мать родила.