Текст книги "Святой (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Дело не в том, сколько я его знаю. А в том, как я его знаю, кто мы друг другу, через что мы вместе прошли.

– Тогда расскажи мне. Пожалуйста.

– Уверен, что хочешь услышать эту историю? – спросила Нора и уселась на подушках. Нико лег рядом с ней и обнял за талию.

– Да, я хочу услышать историю. Кингсли может быть моим биологическим отцом, но не настоящим. Мой отец научил меня, как выращивать виноград и обрезать его, как отжимать вино и сбраживать его. Это он отправил меня в Австралию узнавать секреты Шираза. Кингсли соблазнил мою мать, пока отец был в Париже, просил банк о кредите, чтобы сохранить семейный виноградник после плохого урожая.

– Если бы ты знал Кинга, как знаю его я, ты бы нашел способ любить его.

– Помоги мне найти этот способ.

Нора глубоко вдохнула.

– Возможно, это поможет немного полюбить его, – сказала она и отнесла мешочек с украшениями в ванную. Она взяла расческу и вернулась в спальню. – Итак, меня арестовали за угон машин для отца, верно? И Сорен пообещал помочь мне выбраться из моей небольшой проблемы с законом. Он знал, что ему понадобится позвонить Кинсгли и попросить об одолжении. Уже тогда под влиянием Кингсли находились пару прокуроров и судей. Когда Сорен пошел к нему и попросил о помощи, это был их первый разговор за десять лет. Тем не менее, Кингсли помог ему и мне тоже. Он ничего не просил взамен, кроме того, чтобы они с Сореном оставались друзьями.

– Хорошо, что он помог тебе. Ты сейчас здесь, со мной, а не в тюрьме.

– Я бы справилась в тюрьме. Любовь к сексу с женщинами помогла бы.

– Это не ослабляет мою эрекцию, – ответил Нико.

– Я бы извинилась, но ты слишком красив для лжи.

Нора села на край кровати и вытащила шпильку из теперь взъерошенных волос. Нико перехватил ее руку и, махнув пальцем, дал ей понять, чтобы она развернулась. Нора изогнула бровь и повернулась к нему спиной. Одну за одной Нико вытащил шпильки и распустил низкий пучок у основания ее шеи. Затем он провел пальцами по прядям, расправляя их.

– Ты говорила, твой арест свел тебя, Кингсли и твоего священника вместе? – спросил Нико и забрал расческу из ее рук. Нора замерла. Единственный мужчина, который когда-либо расчесывал ее волосы, был Сорен. Позволить Нико сделать это казалось предательством. И все же она не могла остановить его. Она нуждалась в успокоении и контакте слишком сильно. Не было ничего более изысканного, чем нежное прикосновение щетки к ее волосам. Если бы узлы в животе можно было так же легко распутать.

– Да, именно Кингсли и помог спасти меня от колонии для несовершеннолетних. Меня приговорили к двенадцати сотням исправительных часов, которые я должна была полностью отработать до восемнадцати лет. И вот что забавно – Кингсли убедился, чтобы судья назначил Сорена моим наблюдателем. И вскоре я кормила голодных, зависала с бездомными, оттирала туалеты и учила в летнем лагере бедных детей, как плести книжные закладки.

– Лучше, чем тюрьма?

– Да. До тех пор, пока я не облажалась. Но это было по вине Кингсли. Он втянул меня в передрягу еще до нашего знакомства.

– Он талантлив.

– Расскажи мне.

– Что произошло?

Нора повернула голову к Нико, чтобы он мог достать до всех узлов.

– Был июнь. Мне было шестнадцать. И мой адвокат отправила меня под домашний арест. Она сказала, что я не могу никуда ходить кроме школы, даже в церковь. И в тот день, когда начались мои общественные работы, впервые за несколько месяцев я увидела Сорена. Все становилось странным. Быстро.

Нико низко рассмеялся и поцеловал чувствительную точку на ее спине, между лопатками.

– Насколько странно?

– История началась с палочки в земле и закончилась оргией.

– Так должна разворачиваться каждая история.

Глава 10
Элеонора

В 9:00 утра в первый же день летних каникул Элеонор, впервые с марта, вошла в церковь Пресвятого сердца. Она знала, что будет работать, поэтому надела старую белую футболку и джинсовые шорты и стянула волосы в конский хвост.

Она направилась к кабинету Сорена. Не Сорена, поправила она себя. Отца Стернса. Несколько раз она повторила про себя. Отец. Стернс. Другие прихожане гуляли вокруг церкви, и последнее, чего она хотела, это ошибиться и назвать его настоящим именем. Люди и так с подозрением поглядывали на девушку-подростка на побегушках у привлекательного молодого священника. Не стоило все усложнять. Отец. Стернс. Не. Сорен. Она сможет.

Элеонор постучала в дверь его офиса и сделала шаг назад. Он открыл дверь.

– Привет, Сорен, – сказала она.

Он удивленно изогнул бровь.

– То есть, Отец Стернс.

– Это же не будет для нас проблемой, верно?

– Возможно.

На мгновение он замолчал, прежде чем снова заговорить.

– Пойдем со мной. Нам нужно поговорить.

Она последовала за ним к черному входу в церковь на затененную лужайку. Ей пришлось поразмять ноги, чтобы поспевать за его длинными шагами. Он вывел ее на тропинку, которая граничила с небольшим общественным парком.

– Во-первых, как ты, Элеонор? Несколько месяцев тебя не видел.

– Мне жаль. Домашний арест. Но я в порядке. Пожизненно дома.

– Не могу винить твою маму за это решение. Но ты снова начнешь посещать церковь.

– Слушаюсь и повинуюсь, – ответила она, засунув руки в задние карманы шортов.

– Хорошее отношение к опекунству. Слышал, твоего отца арестовали.

Она пожала плечами. – Ага, такое потрясение. Он был в восьми штатах отсюда, когда они поймали этого ублюдка. Простите.

– Ты была арестована, а он сбежал. Я разрешаю тебе назвать его как тебе угодно.

– Спасибо. Уверена, он был напуган, правда ведь? Поэтому и сбежал.

– Ты заслуживаешь лучшего, чем кто-то, кто может бросить тебя в трудную минуту.

– Он вышел под залог. Несколько раз пытался звонить.

– Ты не будешь разговаривать с ним.

Она остановилась, и Сорен остановился и посмотрел на нее.

– Он мой отец.

– В тот момент, когда он решил защищать себя, вместо защиты своей дочери, в тот момент его право говорить с тобой или даже находиться в одной комнате исчезло. Мы заключили сделку, Элеонор. Ты подчиняешься моим приказам. Это один из них. Ты поняла?

Она молчала, прежде чем ответить. Она надеялась, что «подчинение» с Сореном будет включать такие приказы, как «снимай одежду» и «забирайся в мою постель». Так или иначе, сделка была сделкой.

– Поняла.

– Хорошо. Твое благополучие – мой главный приоритет. Я надзиратель твоих общественных работ, из-за чего ты попадаешь в мои руки. Я очень серьезно отношусь к этой обязанности. Если я хочу помочь тебе найти правильный путь, то не будет ни одного аспекта твоей жизни, которую ты от меня скроешь.

– Мой адвокат сказала, что я должна проводить здесь около двадцати часов в неделю. Теперь у меня такая жизнь.

– Я хочу от тебя больше, чем двадцать часов в неделю. Это часы общественных работ. Еще я хочу поднять твои оценки. Когда осенью начнется школа, я хочу, чтобы здесь, в церкви, ты делала домашнюю работу, и я мог помочь тебе при необходимости.

– Я хорошо учусь, все в порядке. Я умнее, чем кажусь.

– В твоем облике нет ничего, что указывало бы на глупость, – ответил он и снова пошел. Мимо них прошли мамаши, толкающие коляски. Они едва заметили ее, но все до единой улыбнулись Сорену. – Один заваленный тест, одно пропущенное задание, и твои оценки упадут. Если ты не будешь выполнять домашнюю работу и поддерживать средний балл, судья отправит тебя в колонию.

– Знаю. Обещаю выполнять домашку. Эти парковые дамочки вас заценили.

– Элеонор.

– Простите.

– В дополнении к твоим общественным работам, ты получишь духовную консультацию.

– Духовную консультацию? Мне вообще нужно знать, что это такое?

– Как иезуит, я много лет получал духовную консультацию от наставников. Все они были поучительными и наставляющими. Священники и миряне могут извлекать пользу из учений святого Игнатия. Уверен, и ты тоже.

Живот Элеонор напрягся от перспективы проводить столько времени с Сореном.

– Святого Игнатия? Ладно. Это я могу вынести. Что еще?

– Что касается твоих общественных работ, большую часть ты проведешь здесь, в Пресвятом сердце. Несмотря на мое уважение к Отцу Грегори, его служба, казалось, была больше сконцентрирована на духовных потребностях прихожан, нежели на материальных. У церкви нет продовольственного запаса, не было программы помощи малоимущим.

– Это плохо? – Они прошли мимо маленького дерева, Элеонор схватила веточку и потрясла ее, словно пожала руку.

– Молитва – это хорошо и полезно, но Иисус ясно дал понять, что нас будут судить по поступкам нашим, а не по молитвам.

– Вы собираетесь цитировать мне отрывки из Библии, верно?

– Да. От Матфея 25: 31-46

– Овцы и козлы. – Она почти прокричала эти слова. Сорен посмотрел на нее и изогнул правую бровь. – Простите. Вспомнила. Я просто рада.

– Чудесно слышать такую заинтересованность в Библии. Ты помнишь стихи? – Они прошли мимо куста с цветущими розами, и Сорен провел пальцами по бледно-розовым лепесткам.

– Ага. Иисус сказал, когда он вернется, разделит людей на две группы – овец и козлов.

– Правильно. Овцы, сказал Иисус, унаследуют Царство Небесное, потому что они одели его, когда он был гол, накормили его, когда он был голоден, дали ему воды, когда хотел пить и навестили его в тюрьме. Овцы скажут, что не помнили, как делали это для Иисуса. И Иисус ответит «истинно говорю вам: «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Козлы были теми, кто никогда никого не кормил, никогда не давал воду нуждающимся.

– Мне всегда нравились эти отрывки. Мы разыгрывали их в воскресной школе. У нас были маленькие овечьи ушки и козлиные рога. – Она приложила руки к голове и изобразила пальцами рога. Казалось, Сорен подавил улыбку.

– Я хочу, чтобы ты оказалась среди овец. Как часть твоих общественных работ, ты организуешь банк еды в церкви. У нас огромная кухня, которую, кажется, использовали только для свадебных приемов и крещений. Еще ты будешь работать в церковном лагере и посещать бездомных в приюте на Шестой улице.

– Посещать приют для бездомных? – Ей не удалось скрыть страх в голосе. Она слышала плохие истории об этом приюте. Большинство из них – наркоманы или алкоголики. Начнутся драки. Люди попадут в больницы.

– Не бойся. Я удостоверюсь, что ты будешь в безопасности. Ты присматриваешь за детьми?

– Иногда. Дети меня любят.

– Не могу представить кого-нибудь, кому бы ты не понравилась.

Она старалась не улыбаться. И не получилось.

– Несколько раз я говорил с твоей матерью. Она будет присматривать за твоим расписанием и следить за оценками.

– Вы говорили с мамой?

– Она любит тебя. Мы будем вместе работать над тем, чтобы огородить тебя от проблем.

Элеонор скорчила рожицу.

– И что это за выражение? – спросил Сорен.

– Простите, – выдохнула она. – Я люблю проблемы.

Они сделали полный круг по парку, судя по виду, около четверти мили. Сорен увел ее с дорожки к заднему входу в церковь. Он остановился на поляне в пятнадцати ярдах от входа и поднял с земли палочку. Палочка была длиной около двух футов и двух дюймов толщиной. Сорен воткнул ее глубоко в мягкую влажную землю.

– Твое первое задание это... – сказал Сорен и выпрямился, – каждый день в течение следующих шести месяцев в дождь, солнечную погоду, в снег, в дождь со снегом, град или ураган ты будет поливать эту палку.

Элеонор уставилась на мертвую ветку, торчащую из земли.

– Это палка.

– Я знаю.

– Она мертвая.

– Понимаю.

– Поливание не вернет ее к жизни.

– И это я тоже понимаю

– Но я должна ее поливать?

– Это приказ.

– Я приму это как да.

– Именно.

– Вы не скажете, зачем ее поливать?

– Я сказал тебе, почему. Это приказ.

– И больше нет причин?

Сорен провел по нижней губе большим пальцем. Никогда прежде она так не хотела стать большим пальцем.

– Тот список вопросов, которые ты хочешь задать мне, но на которые я пока не могу ответить...

– Да, что с ними?

– Если будешь поливать эту палочку полгода без пропусков, я отвечу на твои вопросы.

– Да? На все?

– На любой твой вопрос ко мне, неважно насколько личный или неприличный, я отвечу через шесть месяцев, если ты будешь поливать эту палку каждый день.

Любой вопрос? Она не могла поверить. Если бы он предложил ей миллион долларов или ответы на все ее вопросы, она, не раздумывая, выбрала бы второе.

– Значит, шесть месяцев это...

– Сразу после Дня благодарения, – ответил Сорен. – Скорее всего. Уверен, ты будешь благодарна, за окончание своего задания.

– К черту палку, я хочу ответы.

– Ты их получишь, если заработаешь, – ответил он.

– Как вы поймете, поливала я ее или нет?

– Пойму.

– А когда вы, ну, хотите выполнить свою часть сделки? – Элеонор пыталась скрыть нервозность в голосе. В обмен на полное подчинение, Сорен пообещал ей «все». С момента их последнего разговора, той ночью в полицейском участке, прошло два месяца. Он помнил, что обещал ей?

– Эту часть нашего соглашения мы обсудим, когда ты закончишь поливать палку.

– Класс. Тогда начну поливать ее прямо сейчас.

– Когда ты закончишь поливать ее через... шесть месяцев.

Сорен направился к церкви и оставил ее там смотреть на палку.

– Эй! – крикнула она ему в след. – Шесть месяцев?

– Делай что велено, и мы обсудим это через полгода.

Элеонор уставилась на палку, а после перевела взгляд на удаляющуюся фигуру Сорена.

– Я ненавижу тебя! – крикнула она.

– Палка не польет себя сама, – крикнул он в ответ.

Она посмотрела на палку в земле.

– И тебя я тоже ненавижу, – сказала она палке и пнула ее.

После пересадки и полива теперь чуть более короткой палки, она вернулась в церковь, где Сорен поручил ей работу в общинном зале, где она оттирала и вымывала кухню и кладовки. Он сказал ей, что проверит ее работу, когда она закончит. Она хотела, чтобы он ею гордился.

К пяти часам она стерла почти весь лак с ногтей. Ее руки болели и потрескались от чистящих средств. Ее спина ныла от сидения на полу и сгибаний. Тем не менее, кладовка выглядела довольно потрясающе, когда она закончила в ней. Она стояла посреди комнаты, восхищаясь своей работой, когда услышала позади себя шаги.

– Хорошая работа, – сказал Сорен, стоя в дверном проеме.

– Я могу жить в этой кладовке. А вы можете есть с пола. Или могли бы, если бы тут была еда.

– Это будет твоим следующим шагом. В это воскресенье, в конце мессы, ты объявишь о благотворительном сборе продуктов.

– Я?

– Да, ты.

– Перед всей церковью?

– У тебя страх публичных выступлений?

– Нет, я так не думаю. Но мне шестнадцать, и я делаю это только потому, что заставил суд. Не думаю, что кто-то меня послушает.

– Они будут слушать тебя. Ты будешь говорить с моей кафедры, с моего разрешения и под моим руководством.

– Я буду изо всех сил стараться вызвать жалость и залезть в их кладовые.

– Хорошо. На сегодня ты закончила с работой. Пойдем в святилище, начнем наши духовные упражнения.

– Духовные упражнения? Моя душа будет отжиматься? – спросила она, когда они вошли в святилище.

– А может?

– Не знаю. Уверена, что она никогда не пыталась.

– Духовные упражнения Святого Игнатия что-то вроде отжиманий. Они были созданы, чтобы побудить людей упражняющихся, придать им силы и привести ближе к Богу.

– Так кем был Святой Игнатий? Я знаю, он основал орден иезуитов, и на этом все.

Сорен засунул палец под свой воротник и вытащил серебряную цепочку. На ней висел медальон. Элеонор подошла ближе к Сорену и присмотрелась к лику на медальоне.

– Он лысый, – сказала она.

– Он брил макушку, потому что думал, что его волосы были барьером между ним и Богом.

– Вау. Правда?

– Нет.

– Я могу ударить вас по руке?

– Да.

Элеонор стукнула его по плечу. Она стукнула сильно, но, казалось, он не ощутил удар.

– Спасибо. – Она встряхнула рукой. У него под рубашкой стальные руки? Ей не терпелось узнать. – А теперь вы расскажете мне что-нибудь о святом Игнатии?

– Я расскажу тебе два самых важных факта, которые тебе нужно знать о Святом Игнатии. Первый – он был святым.

– Никогда бы не подумала.

Сорен проигнорировал ее.

– И второй – из всех святых, у него единственного есть достоверные судимости.

– Правда?

– Правда. Еще юношей Святой Игнатий, тогда еще Иньиго Лопес де Оньяс-Лойола, был арестован за драку. Очевидно, за уличную драку. У него был взрывной характер и меч, который он не боялся использовать.

– Так панково.

– Можно и так назвать. Его арестовали и осудили. Поэтому у тебя и основателя моего ордена есть две общие черты. У вас обоих есть записи в полиции. И вы оба получили второй шанс по Божьей воле.

Элеонор ничего не сказала, пока Сорен заправлял медальон под воротник.

– Знаете, без обид только, но не уверена, что верю в Бога.

Сорен пожал плечами. – Это нас заботит в последнюю очередь. Его существование не зависит от твоей веры.

– Тогда для Него это хорошие новости.

– Тихо. А теперь давай поговорим об окнах. – Он поднял руку, чтобы указать на витражи, которые выстроились по обеим сторонам святилища.

– Окна – часть Духовных упражнений?

– И да, и нет. Сейчас мне интересно узнать, какая часть Библии тебя интересует. Святой Игнатий верил, что изображения – мощный инструмент, который ведет нас к тому, что Бог приготовил для нас.

– Думаете, Бога заботит то, что мы хотим делать?

– Конечно. Желание – самая непреодолимая человеческая эмоция. Желание внушает людям высоты славы и тащит их в глубины Ада. Из-за желания обладать Еленой Менелай отправил тысячи кораблей на войну, чтобы вернуть ее. Из-за желания спасти свой народ Иисус дал распять себя. Желание – подарок Бога. И как любой другой подарок, мы должны использовать его, чтобы почтить Его.

– Желание от Бога?

– Да. Как и любой другой инструмент его можно использовать во благо или на зло. Мы пытаемся использовать наши желания во благо. Что возвращает меня к вопросу – из всех изображений на витражах, какой-нибудь привлекает тебя? И говоря об этом, я имею в виду, трогает ли твое сердце какой-нибудь, пробуждает ли эмоции или желания? Подумай. Изучи окна. Не торопись и...

– Этот. – Элеонор даже не нужно было смотреть на окно. Она указала на окно, даже не отрывая глаз от Сорена.

Сорен посмотрел на окно, которое она указала, и затем на нее.

– Ты уверена?

Она кивнула. – Ага, оно всегда было моим любимым. Я садилась на скамью под ним каждый раз, когда приходила в церковь.

Сорен подошел к окну и посмотрел на него. Элеонор последовала за ним.

– Это история из Евангелия от Луки, верно? – спросила Элеонор. Она нашла эту историю после того, как влюбилась в этот витраж.

– Да, от Луки, глава седьмая. Иисус был приглашен на ужин в дом Фарисея. Женщина, которую в городе все знали как грешницу, пришла к Иисусу и преклонила колени перед ним. Она помазала его дорогими маслами. Она омыла его стопы своими слезами, отерла его своими волосами. Это был акт полной покорности. Покорности и подчинения.

– Это так мило, – прошептала Элеонор, не совсем понимая, почему она захотела понизить голос. Что-то в этом витраже всегда вызывало у нее чувство благоговения. Женщина была завернута в фиолетовое одеяние, Христос в красное. Грешная женщина, на коленях перед Христом, сосредоточенная лишь на его обнаженных стопах, пока омывала их. Двое мужчин сидят позади Иисуса и смотрят, но Иисус смотрит только на женщину. – Она выглядит такой умиротворенной. Вы не думаете, что она была умиротворенной? То есть она публично плачет и сидит у ног мужчины, пока другие люди говорят о ней. Я читала, что фарисей сказал Иисусу, что она была грешницей. И Иисус отчитал его. Не думаю, что ее волновали, что говорят о ней фарисеи. С чего бы ей волноваться? Иисус позволил ей омыть его ноги. Думаю, она поэтому и плакала. Она была счастлива находиться рядом с ним.

– В церкви есть предание, – начал Сорен, его голос тоже был низким и почтительным, – что это Мария Магдалена омыла его ноги своими слезами и высушила стопы своими волосами.

– Проститутка?

– Она могла и не быть ею. В Библии не сказано, но церковное предание осталось таким навсегда.

– Надеюсь, она была проституткой.

– Правда? – Сорен казался заинтригован ее комментарием.

– В этом больше смысла, если бы она была проституткой. То есть, это Иисус, парень который ни разу не грешил. Он же ни разу не занимался сексом, верно?

– Нет доказательств, что он был женат, так что нет, по Моисеевскому закону, он хранил бы целомудрие, скорее всего девственник, хотя он мог рано жениться и овдоветь. Об этом мало свидетельств, но это объяснило бы, почему никто не упомянул, что он не состоял в браке, что в те дни и в его возрасте считалось бы очень странным для еврея.

– Иисус вдовец? – Элеонор никогда не рассматривала эту возможность.

– Это одна теория. Скорее всего, чудесные обстоятельства его рождения заставили его верить, что он призван выполнять особую миссию во имя Бога. Он оставался холостым по той же причине, что и солдат, посланный на войну. Он знал, что однажды не вернется домой.

– Значит, Иисус был девственником.

– Я так считаю.

– Бедный парень.

– В жизни есть вещи и похуже, чем жить без секса.

– Знаете, я не могу придумать никого более крутого посылающего всех этих осуждающих мудаков, кроме как идеального, девственного Иисуса Христа с проституткой у его ног. Словно он говорит «вы не можете судить ее, не осудив меня. Так осудите меня, рискните».

– Безопаснее сказать, что наш Господь был первым радикальным феминистом. Он постоянно ругал мужчин, которые осуждали женщин. Женщина с алебастровым сосудом. Женщина с кровотечением. Первый человек, с которым он заговорил после его воскресения, был не Петр, а Мария Магдалина.

– Иисус любил дамочек. Мне это нравится.

– Чем больше другие мужчины унижали женщину, тем добрее Иисус был к ней.

– Так что же значит, что это мое любимое изображение? Бог хочет, чтобы я сидела у ног Иисуса?

– Думаю, Он хочет тебя у ног другого.

Сорен повернулся спиной к витражу, словно больше не мог на него смотреть. На его лице было странное выражение, почти болезненное. Он глубоко вдохнул, будто пытался успокоить себя, и вскоре выглядел таким же умиротворенным, как и женщина на витраже. Элеонор вытащила листочек из заднего кармана.

– Есть ручка? – спросила она.

Он взял ручку из держателя для молитвенников на спинке скамьи и протянул ей.

– Зачем тебе ручка? – спросил он, пока она разворачивала листок.

– Новый вопрос для вас после Дня благодарения.

– Какой вопрос?

Она записала три слова на листке и протянула ему.

Сорен прочитал слова вслух.

– У чьих ног?

Элеонор засунул листок в карман.

– Одна проблема с вопросом, Элеонор.

– Какая?

– Ответить на него можешь только ты.