Текст книги "Святой (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

А что касаемо остальных? Придется импровизировать.

Учеба начиналась на следующий день. Она не могла ни о чем думать, кроме перспективы находиться в машине с Сореном целых четыре часа. В машине целых четыре часа? После обеда Элеонор перестала пить воду. Последнее, что она хотела, это прерывать Сорена просьбой остановится в туалет.

Она заскочила домой после школы и забрала дорожную сумку. Она оставила маме записку, напоминая ей, что ее не будет все выходные. Она надеялась, что сможет воспользоваться телефоном в Нью-Гемпшире и позвонит маме вечером в субботу. Пока она сообщала о себе раз в выходные, у мамы не должно возникнуть подозрений. Хотя, не похоже, что мама беспокоилась о том, чем она занимается.

Подойдя к церкви, Элеонор поняла, что вызовет недоуменные взгляды, если кто-то увидит, как она идет к дому священника, поздно вечером, с перекинутой через плечо сумкой. Она обошла квартал и нашла дорогу к дому через заднюю подъездную дорогу. Ей стоит запомнить этот путь. Если жизнь сложится так, как она того хочет, то это будет не последний раз, когда она проникает в дом Сорена.

У дома она остановилась. Стучать или не стучать... Взвешивая варианты, она изучала дом. Ей всегда нравился дом священника в Пресвятом сердце. Прекрасный готический коттедж, дом священника был старше, чем сама церковь. Она слышала, что церковь практически на руках сражалась с владельцами за дом и земли. Она не осуждала их. Будучи маленькой девочкой, она думала, что дом волшебный, заколдованный. Он был похож на дом из сказок – крутая скатная крыша, мансардные окна, каменная дымовая труба, мощеная дорожка, деревья, окружающие его и скрывающие от посторонних глаз.

Он до сих пор завораживал ее, хотя и по другим причинам. Она больше не видела в двухэтажном коттедже нечто сказочное. Появилось более убедительное значение. В этом доме жил Сорен. Он в нем ел, пил, одевался, принимал ванную и спал там. Однажды она поймет, каково просыпаться там.

Она постучала в дверь.

Сорен открыл ее, не проронив ни слова. Он не говорил с ней, потому что к его уху был прижат телефон.

– Уезжаем сейчас, – ответил он в трубку. – Это все бряцание саблей. Они пытаются запугать тебя. Я знаю этот трюк. Не ведись на него.

Затем последовала пауза, и в эту паузу Сорен снял с ее плеча сумку и поставил ту на кухонный стол. Она успокоилась от того, как привычно он поприветствовал ее в своем доме, словно она была тут уже тысячу раз. Она осмотрела кухню, пока ждала, когда он закончит говорить по телефону. Милая кухня, чистая, необычная и уютная, словно из фильмов о конце века с Новой Англии. Однажды они будут трахаться на этой кухне. На этом самом столе.

– Ты говорила с Клэр? – спросил он человека на другом конце. Другой человек замешкался, и затем... – Ты знаешь о девочках-подростках гораздо больше меня, – сказал он и подмигнул Элеонор, которая прикрыла ладонью улыбку. – Все хорошо. Я поговорю с ней. У тебя голова и так полна заботами.

Намек на улыбку сполз с его лица.

– Мужайся, – сказал Сорен. – Завтра поговорим

Сорен повесил трубку.

– Девушка? – спросила она.

– Это моя сестра Элизабет. Сводная. На выходных ты в некотором роде познакомишься с ней.

– Сколько у вас братьев и сестер? И почему вы так одеты?

– У меня три сестры, – ответил он, присаживаясь на кухонный стол. – И это костюм. Ты не одобряешь?

– Вы потрясающе выглядите. Я не ожидала увидеть вас в деловом костюме. – Она обхватила лацканы его пиджака и притворилась, будто проверяет его шею. – Без колоратки. Странно. Без галстука. Еще страннее.

– У меня есть галстук. Еще не надел его.

– Оставьте так. Вы хорошо смотритесь в обычной одежде.

– Спасибо. Пытаюсь оставаться инкогнито на этих выходных. Священник на похоронах, и все захотят поговорить о Боге и загробной жизни.

– Не понимаю, почему они думают, что священник захочет говорить о Боге.

– Нелепо, согласись? – Он улыбнулся ей. – Машина уже едет. Хочешь осмотреть дом?

– Нет.

– Нет?

– Ну, да. Хочу. Но не буду.

– Почему?

– Не готова осознать, что мои фантазии о вашей спальне расходятся с реальностью. Думаю, там нет джакузи.

Она ждала, что Сорен рассмеется, но вместо этого он схватил ее за запястье и притянул ближе к себе. Он прижал обе ладони к ее шее и скользил большими пальцами вдоль линии ее челюсти.

– Малышка, ты должна понять одно. Твои фантазии о нас и реальность не совпадают.

Она подняла подбородок.

– Вы не знаете, о чем я фантазирую. Откуда вам знать?

Он поцеловал ее в лоб, и она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его губ к коже.

– Справедливое замечание, – ответил он, смахивая ее волосы с плеча. Она услышала звук двигателя снаружи дома. – Колесница ждет нас.

Элеонор услышала, как открылась и закрылась дверь машины. Сорен ушел в соседнюю комнату и вернулся с маленьким чемоданом и черным чехлом для костюмов, перекинутым через плечо. В то время как у нее был вещмешок цвета хаки с большой желтой нашивкой «Иисус любит тебя. Все остальные – придурки».

Сорен потянулся забрать ее сумку, но она забрала ее первой. На этих выходных ему предстоит много перенести. И свой чертов багаж она могла понести сама.

Снаружи за домом стоял черный BMW M3.

– Мило, – заметила она, проведя пальцами по все еще теплому капоту. С водительской стороны вышла женщина и закрыла за собой дверь.

– Сэм? – спросил Сорен, вопросительно поднимая бровь на водителя – потрясающе красивую женщину с рваной пикси-стрижкой, в черном кожаном жакете и черных джинсах.

– Здесь такое же преуменьшение, как и в случае с Кинглси, и вы знаете об этом.

– Элеонор, это Сэм – правая рука Кинглси.

– Ой, простите, – сказала Элеонор.

– Ты и я – мы обе красивые, – произнесла Сэм и подмигнула. Она протянула ключи Сорену.

– Она поведет, – сообщил Сорен.

Сэм посмотрела на Элеонор.

– Там механическая коробка.

– Люблю механику.

– Тогда держи, – ответила Сэм и бросила Элеонор ключи.

Элеонор поймала их в воздухе.

– Вы не шутите? Я поведу?

– Конечно. – Сорен открыл багажник и положил сумки. – Моей первой машиной был мотоцикл.

– Вы не знаете, как управлять машиной? – Она удивилась бы больше, только если бы он признался, что не умеет читать.

– Так и не выпал случай научиться, – объяснил он, не извиняясь. – Ты безопасно водишь?

– Безусловно. Моим первым байком была машина.

– Хорошо, – сказал он и открыл пассажирскую дверь.

– Не хорошо. А общественные работы? Испытательный срок? Без водительских прав, пока не исполнится восемнадцать? Помните это?

– Об этом уже позаботились. – Сэм достала из кармана жакета конверт из оберточной бумаги и протянула ей.

Элеонор открыла конверт и нашла водительские права со своей фотографией, студенческий какого-то колледжа на Лонг-Айленде и страховку на BMW.

– Какого черта? – поинтересовалась Элеонор.

– На случай, если тебя остановят, – объяснила Сэм. – Но постарайся этого не допустить.

– Кто такая Клэр Хейвуд? – Элеонор посмотрела на водительские права и заметила имя и год рождения. – И почему Кингсли сделал меня на год моложе?

– Потому что он сделал тебя моей сестрой, – ответил Сорен с тонким намеком на отвращение.

– Что? – Она посмотрела на Сорена, затем снова на Сэм.

– Кинг говорил, что вы придете в бешенство, – обратилась Сэм к Сорену с широкой улыбкой на лице. – Он попросил напомнить вам, что Клэр единственная девушка-подросток, с который вы можете находиться в машине без любопытных взглядов.

– Возможно, он прав. Но это не значит, что мне это по душе, – ответил Сорен, почти улыбаясь, но не совсем. – Передай ему, что я понял шутку. И передай, что я не нахожу ее забавной.

– Передам слово в слово, Падре, – пообещала Сэм.

– Мне все равно, кто она такая, черт возьми. У меня есть фальшивые водительские права. Если вы оба не уйдете с дороги, я поеду одна.

– Уже ухожу. – Сэм по-арабски поклонилась перед ними. – Повеселитесь, детишки, на похоронах.

– Ключи в замке, – сказал он, и Сэм подошла к его Дукати.

Элеонор забросила свою сумку в багажник и села за руль.

– Значит, мы это сделаем? – спросила она, и Сорен сел на пассажирское место.

– Да.

– Мы едем в дом вашего отца в Нью-Гемпшире. Это серьезно. Это не шутка. И я веду.

– Все правильно. Ты нервничаешь?

Элеонор не ответила. Она смотрела, как Сэм завела Дукати и выехала на улицу. Женщина управляла байком, как профи. Как так вышло, что у Сорена были такие потрясающие друзья, и она ничего об этом не знала?

Она завела машину и закрыла глаза, когда заурчал двигатель.

– Элеонор? Тебе нужна минутка, чтобы побыть с машиной наедине?

– Я уже кончила. Поехали.

Она съехала с подъездной дороги, обсаженной деревьями. С новыми деревьями, которые он посадил ранней весной, теперь дом был практически спрятан от церкви. Люди могли входить и выходить незамеченными. Разве это не удобно?

– Я понятия не имею, куда мы едем, – сказала Элеонор и повернула на Оук-Стрит.

– Я знаю, куда мы едем.

– И еще я не знаю, о чем мы будем говорить следующие четыре часа.

– Можем поговорить, о чем захочешь.

– Можем поговорить о вашем отце?

– Не советовал бы.

– Мы можем поговорить о Кингсли и его делах?

– Это более объемный вопрос, и четырех часов будет недостаточно.

– Значит, это «Можем поговорить, о чем захочешь» было...

– Не точным утверждением.

– Я сдаюсь.

– Не сдавайся, Малышка.

– Ладно. Значит... хобби?

– Играю на фортепиано.

– Фобии?

– Все мои страхи рациональны.

– Вредная привычка?

– Кальвинизм.

Элеонор посмотрела на него.

– Что?

– Кальвинизм? Ваша вредна привычка – Кальвинизм?

– Да.

Элеонор вздохнула и повернула на шоссе.

– Это будет долгая поездка.

К счастью, Сорен спас ее. Точнее, его младшая сестра.

– Нам стоит поговорить о Клэр, раз ты выдаешь себя за нее.

– Думаю, Клэр ваша младшая сестра.

– Одна из двух. Фрейя живет в Дании. У нас одна мать.

– А Клэр?

– Клэр – дочка от второго брака моего отца. Она родилась, когда мне было пятнадцать, хотя я и не знал о ее существовании до тех пор, пока моя старшая сестра, Элизабет, не узнала и не рассказала мне. Я познакомился с ней, когда ей было три.

– Значит, Клэр на год младше меня?

– Да. Это тебя беспокоит?

– Нет. Это вас беспокоит?

– Признаюсь, стараюсь об этом не думать.

– Потому что, понимаете ли, словно Кингсли и Клэр вместе.

– Элеонор, ты хочешь, чтобы меня стошнило в машине?

Она открыто и легко рассмеялась. Так хорошо находиться с ним наедине, дразнить его, быть рядом.

– Простите. Обещаю, мы с Клэр подружимся.

– Хорошо. В последнее время я волнуюсь за нее.

– Что случилось?

– Я не знаю. – Сорен поправил сидение, чтобы ногам было больше места. Этой проблемы у нее никогда не было. – Клэр была замечательным собеседником. У меня почти тысяча писем от нее. Она писала мне с тех пор, как впервые взяла ручку в руки. Я получал, по крайней мере, по одному в неделю. Так было до тех пор, пока два месяца назад она не перестала мне писать. Несколько раз я говорил с ней по телефону и планировал поговорить на День Благодарения. Она была скрытной, так необычно. Надеюсь, она поговорит с тобой, раз не хочет говорить со мной.

– Я не собираюсь шпионить за вашей сестрой и потом вам докладывать. Это нарушение Девичьего Устава.

– Девичий устав? Это то, что ты изобрела, или он действительно где-то прописан?

– Он реален. И записывать правила нельзя, потому что это нарушение Девичьего Устава. Мальчики могут найти копию и узнают все секреты.

– А ты не нарушаешь устав, говоря о нем мне?

– Нарушаю, но Девичий Устав действительно очень глупый, я следую ему только тогда, когда сама хочу.

– Предполагаю, ты следуешь ему сейчас?

– Именно.

Всю дорогу до Нью-Гемпшира она разговаривала с Сореном. Они начали с музыки. Она призналась, что весь прошедший год пыталась изучить классическую музыку. Он признался, что одолжил у Сэм копию альбома Ten Pearl Jam, чтобы понять какую загадочную группу она обожала.

– Значит, Сэм тоже фанатка Pearl Jam? – спросила Элеонор.

– Да.

– Могу я задать теологический вопрос?

– Не представляю, с чего ты решила, что мне интересна теология, но задавай.

– Если бы я занималась петтингом с женщиной, это считалось бы сексом?

– Если слухи о Сэм хоть наполовину правдивы, уверяю тебя, она бы засчитала.

– У вас крутые друзья.

Четыре часа пролетели как одна минута. Она переживала, что поездка будет неловкой или странной, но вместо этого она открыла Сорена, несмотря на его напыщенность, претенциозность, высокомерность, чрезвычайно эрудированную снобизм, он был самым простым человеком, с которым ей доводилось разговаривать. По мере приближения к дому, Элеонор почти начала сожалеть, что поездка заканчивается. Она могла беседовать с ним вечность.

– Это он? – спросила она, останавливая машину у длинной подъездной дороги.

Солнце село два часа назад, но впереди перед домом горел фонарь. Сорен назвал его особняком в «федеральном» стиле, что бы то это ни значило. Он сказал, что его отец женился ради денег и получил дом от первой жены, в последствии перестроив его по своим предпочтениям. В нем было два этажа, два крыла, двенадцать спален, четырнадцать ванных комнат, и площадь в шесть тысяч квадратных футов. Сорен также добавил, что предпочел бы находиться в колонии для прокаженных, чем вернуться в дом его детства.

– Это он.

Она заметил, как сжались его челюсти, а глаза прищурились.

– Что-то не так?

– Ничего, Малышка. Только плохие воспоминания.

Она потянулась и накрыла его руку своей.

– Я здесь. Не знаю, поможет ли это.

Сорен поднял руку и поцеловал ее ладони.

– Помогает больше, чем ты только можешь себе представить.

Она повела машину по дороге и, следуя указаниям Сорена, поехала по извилистой дорожке к задней стороне дома, где они припарковались. Она заглушила двигатель, вышла из машины и несколькими секундами спустя достала свою сумку из багажника.

– Ох, и еще кое-что, Элеонор, перед тем как мы войдем в дом.

– Тело? В доме находится тело? – Она попыталась не морщиться. – Без обид, но трупы меня пугают.

– Обещаю, в доме нет тела.

– Тогда что?

– Ты здесь с Клэр, а не со мной.

Она знала, что была здесь с ним, ради него. Тем не менее, она кивнула.

Над крыльцом задней двери зажегся свет.

– Началось, – выдохнул Сорен. – Соберись.

– Что-то не так?

– Ураган Клэр вот-вот налетит.

Глава 20
Элеонор

Хлопнула дверь, затем последовал громкий звук и еще один более громкий звук – визг и смех, а затем к машине двинулась размытая масса из рук и ног.

В руки Сорена бросилась девушка и обвилась вокруг его тела.

– Я так рада, что ты здесь, – произнесла она, прижимая голову к его плечу.

– Никогда бы не догадался, – едва дыша, ответил Сорен. Девушка, должно быть, выбила весь дух из него, налетев с такой силой.

Он опустил ее и прислонился к машине.

– Я скучала по тебе, Отец, – призналась девушка, широко улыбаясь.

– Я тоже скучал по тебе, Soror⁷.

– Я не скучала ни по одному из вас, – сказала Элеонор, решив вмешаться, только чтобы избежать неловкого знакомства.

– Клэр, это Элеонор. – Он поманил ее пальцем, и Элеонор вышла из тени. По одному взгляду Элеонор поняла, что Клэр и Сорен были родственниками. У нее были его рот и нос, его светлая кожа и длинные темные ресницы. Но ей не достался его рост или светлые волосы. Хотя она была очень красивой, ее красота не была такой ошеломляющей как у Сорена. – Элеонор – мой друг из церкви. Я не хотел, чтобы ты была одна в этом доме.

Клэр посмотрела на Сорена.

– Конечно, – ответила Клэр, посмотрев на Элеонор, а затем на брата. – Она здесь ради меня. Поняла. – Клэр театрально подмигнула ему. Элеонор уже нравилась эта девушка.

– Привет. Зови меня Элли. Только он зовет меня Элеонор, потому что у него в жопе шило.

– Ты тоже это заметила? – поинтересовалась Клэр.

Элеонор повернулась к Сорену.

– О, да, мы с ней подружимся.

– Если бы у меня был белый флаг, – сказал Сорен, – я бы взмахнул им, признавая поражение, а потом повесился бы на нем.

Все трое вошли в дом. С таким благоприятным началом Элеонор ожидала приятного вечера с посиделками. Но как только они вошли, Сорен утратил улыбку и чувство юмора.

– Элизабет здесь? – спросил он Клэр. Сорен держал сестру за руку и, казалось, не мог ее отпустить.

– Она сказала, что скоро вернется.

– Кто-нибудь уже выделил тебе комнату?

– Я наверху в красной комнате. Выбрала ту, что с большой кроватью.

– Хорошо. Хочу, чтобы ты пошла в свою комнату. Ты и Элеонор.

– Сейчас только десять тридцать, – запротестовала Клэр. Если бы она не возразила, это сделала бы Элеонор.

– Мне все равно. Мне нужно поговорить с Элизабет, и я не смогу приглядывать за вами обеими. Уже поздно, завтра у нас всех будет большой день, я не позволю кому-то из вас бродить по дому ночью. Если вы выходите из комнаты, то делаете это вдвоем. И вы запираете дверь и не впускаете никого в комнату кроме меня. Поняли?

– Ладно. Ладно. Если ты так настаиваешь. Он такой командир. – Последнее предложение Клэр сказала себе, и Элеонор начала соглашаться, но Сорен одарил ее «не смей» взглядом. Клэр стояла на ступеньке, поэтому не видела лица Сорена. – Спокойной ночи, Отец. Завтра ты будешь со мной играть.

– Ты упражнялась?

– Да, и я офигенна.

– Тогда поиграем. А сегодня спать.

Клэр поцеловала Сорена в щеку и схватила Элеонор за руку.

– Пойдем, – сказала Клэр, таща Элеонор вверх по ступенькам. – Мы поговорим о нем за его спиной, и тогда он будет сожалеть о том, что познакомил нас.

– Я уже жалею, – сказал Сорен им вослед.

Элеонор последовала за Клэр в красную комнату и поняла, что у девушки чертовски хороший вкус. Огромная кровать с четырьмя столбиками, большая кушетка, на стенах портреты – комната была словно из английского поместья, а не американского особняка.

– Мило. – Одобряюще кивнула Элеонор.

– Она хорошая. Старомодная. Ты влюблена в моего брата?

Элеонор уронила сумку на пол.

– Можешь сказать правильный ответ на вопрос, пока я не ответила на него?

Клэр улыбнулась во все тридцать два зуба. Эта широкая улыбка приблизила ее к красоте ее старшего брата.

– Если бы я не была его сестрой, то влюбилась бы в него. Я и так влюблена в него, но не в таком смысле.

– Он волнуется за тебя. – Элеонор надеялась, что осторожная смена темы сработает. – Он хочет знать, почему ты перестала ему писать.

Клэр застонала и упала на кровать. Она зарылась лицом в подушку и рассмеялась.

Это поведение казалось совершенно неуместным для девушки, чей отец умер на этой неделе. Элеонор решила плыть по течению.

Клэр перевернулась на спину и улыбнулась в потолок. Элеонор порылась в своей сумке и выудила шорты и футболку с Pearl Jam, которую упаковала как пижаму.

– Очень странно иметь брата священника.

– То есть, священника-брата?

– Именно. – Кивнула Клэр.

– У меня нет ни братьев, ни сестер, поэтому само наличие брата было бы странным. Но священник, мда, это странно.

– Это более чем странно. К тому же, ему тридцать, а мне шестнадцать, так что это он должен все делать, жениться, встречаться и прочее, а я должна быть девственницей, верно? Но только он не встречался ни с кем с подросткового возраста, а я...

– У тебя есть парень. – Элеонор сняла рубашку и расстегнула лифчик.

– Да.

– А вы двое...

– Ага. – Поморщилась Клэр.

Элеонор уставилась на нее.

– Вот везучая сучка.

Клэр рассмеялась и стянула покрывала с кровати. Следующие два часа они провели, обсуждая парня Клэр, Айка, и их сексуальную жизнь, которая состояла не более чем из дюжины встреч в его спальне или подвале после школы, пока его родители были на работе. Клэр решила, что секс был самой потрясающей вещью, и Айк согласился с ней. Они бы занимались им чаще, но он был из консервативной еврейской семьи, которая не одобряла его свиданий с иноверцем и была бы в ярости, узнай, что они уже занимались сексом.

– Я бы продала свою душу за трах, – выдохнула Элеонор.

– Ты восхитительная, Элли. Ты можешь трахаться с кем захочешь. Ты до сих пор девственница?

– Задай этот вопрос своему брату.

– Ох, просто сделай то, что я сделала с Айком.

– И что же?

Клэр дьявольски улыбнулась.

– Набросилась на него.

К полуночи Элеонор вытащила из Клэр обещание, что та расскажет Сорену о парне и что она была слишком занята, чтобы писать письма. Миссия была выполнена, Элеонор заснула, не подумав о том, что она на самом деле спала в постели в доме, где вырос Сорен, и что с ней в постели была его младшая сестра. Она была влюблена в католического священника, который вел себя так, словно владел ею. Странно, но ей это казалось нормальным.

Элеонор проснулась следующим утром и позавтракала с Клэр, не переодевая пижаму. Она не могла поверить, что Сорен так ненавидел это место. Она никогда не была в таких старых больших особняках. Этот тип деревенской жизни прекрасно ей подходил.

После завтрака она осталась в комнате, пока Клэр спустилась вниз к Сорену. Она будет на ногах весь день, похороны и поминки займут все завтрашнее утро. Она упаковала книги и домашнюю работу, чтобы занять себя, пока семья будет разбираться.

– Никого не впускайте, – приказал Сорен, – кроме...

– Кроме вас и Клэр. Знаю, знаю. Меня изнасилуют ночью, если я оставлю дверь незапертой?

Сорен одарил ее самым пронзительным взглядом, пока Клэр располагалась под его рукой и прижимала голову к его груди.

– Ты будешь не первым человеком, с которым это произойдет в этом доме.

Элеонор заперла дверь.

Около двух часов дня Клэр вернулась в спальню с тарелкой еды для нее. В шесть вечера она принесла еще одну тарелку.

– Ты пытаешься меня раскормить или ищешь предлог выйти отсюда? – спросила Элеонор поглощая еду.

– По большей части, второе. Ненавижу такое. Предполагалось, что я буду грустной и поглощена горем. Но я плохая актриса.

– Без обид, но почему ты не грустишь? Умер твой отец. – Элеонор надеялась, что говорила без осуждения. Она бы точно не грустила, если бы умер ее собственный отец.

Клэр плюхнулась на диван рядом с Элеонор.

– Я едва его знала. Чему очень рада.

– Он был настолько плохим?

Клэр вздохнула и стащила клубнику с тарелки Элеонор. Элеонор притворилась, что пытается проткнуть ее руку вилкой.

– Хочешь знать, насколько он был плох? – спросила Клэр.

– Вероятно, нет, но все равно расскажи.

– Frater⁸ рассказал мне не так много, узнала я все это от мамы.

– Погоди, остановись тут. Объясни мне, что такое Frater.

– Это на латыни Брат. Soror – сестра. Мы так называем друг друга – Фратер и Сорор. Он говорит, что ненавидит имя Маркус.

– Это было именем его отца?

– Именно. Поэтому он ненавидит это имя, и поэтому я не скорблю из-за смерти отца.

Клэр сделала глубокий вдох, сбросила черные балетки и прижалась к спинке дивана.

– Мой отец... был очень плохим человеком. Мама говорит, он причинял боль Элизабет, когда та была еще маленькой.

– Он бил ее?

– Хуже.

Сердце Элеонор перестало биться на несколько секунд.

– Вот черт.

– Мама Элизабет и мой отец развелись из-за этого. Они поженились в шестидесятых и развелись в семидесятых. Все держат подобное в секрете. Затем он встретил мою маму и женился на ней. У них появилась я. Элизабет узнала от ее мамы о повторной женитьбе и обо мне. Она не знала, что делать, и написала письмо Фратеру.

– Что он сделал? – Элеонор пыталась быть осторожной и не называть Сорена Сореном. Очевидно, она не знала его настоящего имени. Интересно, Сорен считал, что она больше достойна знать его настоящее имя, чем его младшая сестра.

– Мне мама так рассказала. Она говорила, что это произошло в ноябре. Мне было три. Папа отправился в одну из деловых поездок. Мама рассказывала, как услышала звонок в дверь после обеда и подошла к двери. И на пороге стоял, цитирую ее слова: «белокурый ангел».

– Белокурый ангел?

– Она так сказала. Он представился ей сыном ее мужа, что было большим потрясением, поскольку она не знала, что у отца был еще и сын. Он сказал, что она не обязана впускать его в дом. Он займет только пять минут ее времени.

– Что произошло дальше?

– Десять минут спустя мама собирала вещи, позвонила родителям и уехала из дома – из этого дома. Мой «белокурый ангел» брат сказал, что мама вышла замуж за монстра-педофила, и если она любит свою дочку, она ни за что не позволит ей провести ни секунды в компании отца. Мама сказала, что с ним был друг.

– Друг? Кто?

– Какой-то француз, приблизительно его возраста. Они оба помогли ей отнести вещи в машину мамы. Она говорила, что предлагала ему подержать свою сестру. То есть меня. Он сказал, что ничего не знает о детях и боится, что навредит мне. Очевидно, его друг держал меня, пока она загружала машину. Тот сказал, что любит детей. Теперь я заставляю Фратера обнимать меня постоянно, чтобы наверстать тот день, когда он не смог это сделать.

– Это безумие. – Значит, будучи подростком, Кингсли поехал с Сореном в дом его отца. Она не могла представить Кингсли с ребенком на руках. – Значит, твой брат уехал из школы, чтобы предупредить твою маму о том, за кого она вышла замуж?

– Да. И знаешь, что, Элли?

– Что?

– Из-за него, появившегося на пороге в тот день, я потеряла девственность в шестнадцать с парнем. А не в восемь с отцом, как Элизабет. Вот почему я люблю своего брата. Хотя и не в этом смысле. – Клэр улыбнулась, и легкий румянец окрасил ее щеки.

– Да, не в этом смысле. Поняла. – Элеонор смотрела на пустой камин. – Знаешь, это меня не удивляет? То есть, это все ужасно, и от одной мысли о твоем отце и что он делал с твоей сестрой меня тошнит. У меня в школе есть подруга – Джордан. Ее мама запрещает нам видеться, потому что я однажды увязла в кое-каких проблемах. Но точно могу сказать, что за прошедший год с ней стало что-то не так. Я заставила ее рассказать мне. Её домогался учитель.

– Больной ублюдок.

– Знаю, – ответила Элеонор. – Я рассказала об этом твоему брату. Он направил всю кару небесную на учителя. Этот парень собрал пожитки и уехал из города. У твоего брата очень сильные защитные инстинкты по отношению к девушкам.

– Причина в Элизабет, – объяснила Клэр. – Он такой оберегающий, что мне даже не хочется ему говорить об этом.

– Меня он тоже оберегает, – сказала Элеонор. – Но со мной он защищает меня от себя, а я хочу, чтобы он перестал это делать.

– Ты влюблена в него. – Клэр изучала ее стальными глазами как у Сорена. Должно быть, они унаследовали этот стальной взгляд от отца.

– Ага, – призналась она, не смотря Клэр в глаза.

– Он знает?

– Знает. Это пугает тебя?

– Безусловно, я не хочу, чтобы у него возникли проблемы. И не хочу, чтобы он был священником. Когда он был в семинарии, я вырезала из журналов фотографии сексуальных женщин и отправляла их вместе с моими письмами ему. Я подписывала фотографии «видишь, что ты упускаешь?»

– И ты говоришь, я злая?

– Знаю. Он считал это уморительным. Говорил, мои письма были самыми популярными в семинарии. Сначала это была шутка. Но несколько лет спустя, когда все произошло в Сальвадоре, я позвонила ему, умоляя бросить семинарию и вернуться домой.

– А что в Сальвадоре?

– Там была война, – начала Клэр, на ее лице было нечитаемое выражение. – Там была иезуитская школа. Они не были частью войны. Но это не помешало военным убить их.

– Убить кого?

Клэр посмотрел Элеонор прямо в глаза.

– Иезуитских священников. Шестерых. – Клэр смахнула слезу со щеки. – Элли, они убили всех. Священников, экономок, дочерей экономок... Мама купила «Ньюсвик», где была эта история. У меня до сих пор есть статья – «Кровавая бойня в Сальвадоре» Ноябрь 16, 1989.

Элеонор не могла говорить, не могла думать. Все, что она могла, это представлять Сорена на коленях и позади него мужчину с ружьем в руках, приставленному к его затылку.

– Иезуитов называют «Божьей армией», «Божьими пехотинцами», «Божьими солдатами». И иезуиты относятся к этому серьезно. Они работают в самых опасных частях света и иногда там погибают. Я умоляла Фратера уйти. Он ответил, что Бог хочет, чтобы он был священником. И на этом точка.

– Теперь он в Коннектикуте. Здесь он должен быть в безопасности.

– Да, если они позволят ему остаться здесь. Они могут отправить его куда им угодно и когда им угодно. Я не могу заставить его бросить. Может, ты сможешь.

Элеонор не хватило смелости рассказать Клэр, что она не только не могла заставить Сорена оставить священство, но и пообещала Богу, что никогда не попросит его об этом.

К восьми часам вечера гости уехали, и большинство других родственников разошлись по спальням. Элеонор, наконец, почувствовала себя в безопасности, чтобы покинуть комнату. Клэр и Сорен обосновались в музыкальной комнате, и Элеонор ела мороженое, пока Фратер и Сорор работали над сонатой на рояле.

– Здесь До. – Сорен учил Клэр и сыграл несколько нот за нее.

– Мне не нравится До. Все в До.

– Не имеет значения, нравится это тебе или нет, эта часть в гамме До.

– А мы можем в Ля?

– А тебя зовут Людвиг? И фамилия Бетховен?

– Меня зовут Клэр, и фамилия Дивно-играющая-на-рояле.

– Тогда До.

Элеонор наблюдала, как Сорен и Клэр шутливо ссорились, сидя на скамейке у рояля. Каким нормальным это все казалось. Каким уютным. Она хотела, чтобы у нее тоже был брат, с которым можно было бы шутить, проводить время, раздражать и дразнить. Ее родители развелись, когда она была маленьким ребенком. Никаких родственников. Мама получила полную опеку и две работы. Было бы приятно не расти в одиночестве. Хорошо, что у нее были книги, которые могли составить ей компанию. Неудивительно, что Клэр влюблена в Сорена. В этом не было ничего странного или мерзкого, только поклонение герою и наслаждение от общения с мужчиной в своей жизни, которому она могла полностью довериться. И Элеонор полностью доверяла Сорену. Она так обязана ему за все, что он сделал для неё. И он ничего не просил от нее. Ничего, кроме вечного послушания. В свете того, что он сделал для нее и как мало за это попросил, возврат долга, вечного послушания, казался ей грабежом.

Они сидели до одиннадцати, пока Сорен не приказал им обеим идти спать. Клэр выскользнула, чтобы позвонить парню с телефона на кухне. Элеонор отправилась в спальню и переоделась в пижаму.

Клэр вернулась, заползла в постель и заснула посреди рассказа о том, как сильно скучает по Айку.

Элеонор перевернулась на бок, думая о том, что Клэр ей сегодня рассказала. Отец Сорена был чудовищем, насиловал собственную дочку. Она знала, что между Элизабет и Сореном был год разницы. Знал ли он о происходящем, будучи ребенком? Он пытался защитить Элизабет, как защитил Клэр? Или с ним это тоже происходило? Боже, одна мысль о том, что кто-то причинял маленькому Сорену вред, вызывала мысли о возмездии и ярости, которые даже ее пугали. Хорошо, что его отец умер. Если бы он криво посмотрел на Сорена, Элеонор собственными руками убила бы этого мужчину.

Не в состоянии заснуть, Элеонор выбралась из постели и вышла в коридор. Она не знала, что делать или куда идти. Она знала, что хотела поговорить с Сореном, только чтобы убедиться, что он в порядке.