Текст книги "Похититель бурбона (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Тиффани Райз
Похититель бурбона
Серия: вне серии
Перевод: Skalapendra
Сверка: helenaposad
Бета-коррект: ildru
Редактор: Amelie_Holman
Оформление: Eva_Ber
Глава 1
Пэрис
В мире было не так много вещей, которые волновали Купера МакКуина больше, чем хороший бурбон. В свои сорок пять ни одной красотке не удалось уговорить его оторваться от стакана. Но когда в его бар вошла женщина в красном платье – словно подарок Богов, туго перетянутый красной лентой, – МакКуин решил, что увидел единственную женщину на планете, которая могла даже его превратить в трезвенника. Ее платье было тугим, как старый кошелек Скруджа, красным как нос Рудольфа, и, при взгляде на нее, у МакКуина была только одна мысль – Рождество в этом году наступило очень рано.
Мисс Рождество В Июле посмотрела в его сторону и улыбнулась, словно знала, о чем он думает, и сама думала так же, а МакКуин понял, что уйдет из бара рано и лучше не пытаться его отговаривать.
Не желая показаться слишком нетерпеливым, он продолжил пить свой неразбавленный бурбон, не выпуская ее из поля зрения. Рождество В Июле подошла к бару и присела на стул. Он наблюдал, как она изучает меню и улыбнулся, прикрываясь бокалом. Через минуту он подойдет к ней, купит ей выпивку, проговорится, что является владельцем бара, закинет свою приманку и увидит в настроении ли она ее заглотить. Он видел достаточно красивых женщин в своем баре, обычно слишком молодых, но у него таки была гордость, а Мисс Рождество выглядела на роскошные тридцать пять. Настоящая женщина. Взрослая женщина. Из тех, с которыми он мог спать без сожалений. У нее была смуглая кожа, а черные волосы, перевязанные красной лентой на затылке, струились тяжелыми волнами по спине; он не хотел упускать возможность развязать этот бант зубами.
Одна минута прошла, и он собрался воспользоваться возможностью.
МакКуин не почувствовал ровным счетом ничего, когда избавился от текущей беседы с тем, кто был то ли инвестиционным банкиром, то ли венчурным инвестором. Он перестал слушать его в тот момент, когда вошла Мисс Рождество. Он подошел к ней и, не дожидаясь приглашения, занял свободный стул слева. Он владелец бара. Не было причин вести себя иначе.
Сначала он ничего не сказал. Он позволил повиснуть тяжелой, мутной тишине, такой же, как река Огайо в жаркую ночь, когда даже тротуары покрываются испариной. Возможно, он уговорит даму прогуляться к реке, пока ночь все еще была теплой. А, может, ему удастся уговорить ее на нечто большее.
– Что вам предложить? – Мэдди, симпатичная блондинка бармен, спросила у женщины.
– Как насчет «Красной Нити»? – ответила женщина. – Люблю подбирать напитки к цвету ленты в волосах.
– «Красная Нить»? – Мэдди посмотрела на МакКуина, молча прося о помощи. – Не думаю…
– «Красная Нить» не производит ничего уже тридцать пять лет, – ответил МакКуин Мэдди.
– О, хорошо. Я думала, что сошла с ума. Готова была поклясться, что знаю все марки бурбона здесь, – ответила Мэдди. – Осталась хоть одна бутылка?
– Ни одной, – ответил МакКуин. Не белая и не черная ложь. Капля красной.
– Как жаль, – сказала Мисс Рождество, хотя не было похоже, что она удивилась или разочаровалась. Рождество права. У нее ледяной голос. Она сама была холодной. А он любил прохладу.
– Чертовски жаль. Говорят, у них был лучший бурбон. – МакКуинн ждал, когда дама в красном снова заговорит, но она молчала, настороженно слушала, взгляд был обращен только на Мэдди.
– Что с ними произошло? – спросила Мэдди.
– Пожар на складе, – ответил МакКуин, пожимая плечами. – Бывает. Перегоняешь алкоголь и хранишь его в деревянных бочках? Пожар – твой худший кошмар. «Нить» сгорела дотла в 1980 и так и не открылась. Больше никто не знает, кто им владеет. – МакКуин пытался купить бывшую собственность «Красной Нити», но ему не повезло. Он нашел подставную компанию «Лунный свет», которая владела площадями и торговой маркой, но оказалось, это имя не представлял ни один живой человек. – Я знаю об этом, потому что сам искал.
– Интересно… – на красных губах Мисс Рождество появился намек на улыбку, и он не мог с точностью сказать, серьезно она говорила, или это всего лишь сарказм. Она говорила с кентуккийским акцентом, едва уловимым, но узнаваемым для того, кто провел половину жизни в Нью-Йорке, а вторую в Луисвилле. Кентуккийский акцент звучал так по-домашнему, его слух всегда обострялся, когда он его слышал.
– Могу я вам еще что-нибудь предложить? – спросила Мэдди у женщины.
– «Четыре Розы», двойной. Чистый.
– Дама, которая знает бурбон и не боится пить его неразбавленным, – МакКуин повернулся на десять градусов на стуле к ней. – Такая женщина мне по душе.
– Я девочка из Кентукки, – ответила она и изящно пожала плечами. – Бурбон любит правду.
– И как же?
– Первый глоток обжигает, но как только привыкаешь, это единственное, что хочешь ощущать у себя во рту.
Мисс Рождество поднесла бокал к губам, сделала глоток и не поморщилась. Бурбон не обжигал ее.
– Тогда поведайте мне немного правды, – сказал МакКуин. – Как вас зовут?
– Пэрис.
– Прекрасное имя.
– Спасибо, мистер МакКуин.
– Вы знаете, кто я?
– Все знают, кто вы. Вы владелец этого бара, – ответила она, кивая на слова «Рикхаус» Луисвилль, Кентукки, выгравированные на зеркале за барной стойкой рядом с изображением деревянного амбара конца века. – Слышала, вы открыли еще один бурбон-бар в Бруклине.
– Вы не одобряете?
– Почему же, пусть белые превратят такой прекрасный напиток как бурбон в фетиш. Найдите способ приготовить тыквенный пряный бурбон, и вы станете миллиардером. – Она сделала еще один глоток «Четырех Роз», искоса глядя на него.
– Я расскажу вам секрет.
– Говорите.
– Я уже миллиардер. Но я всегда в поиске новых способов потратить деньги. Почему бы и нет?
– Вам нужен еще один бизнес? Уже пытались владеть баскетбольной командой?
– Только частью команды.
– Какой частью? – спросила она. – Я знаю, какой частью хотела бы владеть.
МакКуинн рассмеялся.
– Скажите-ка мне кое-что, мисс Пэрис – чем вы владеете?
Теперь настала ее очередь крутануться на стуле, на девяносто градусов, она полностью повернулась к нему и посмотрела в глаза, бесстрашно и бесстыдно.
– Я могу овладеть вами к утру.
От ее слов МакКуин, казалось, лишился дара речи. Он не мог вспомнить, когда в последний раз женщина так поражала его. Бурбон на ее губах, изгиб ее бедер. Он наполовину влюбился.
– С удовольствием понаблюдаю за вашей попыткой, – ответил МакКуин. – И это не вызов. Я с удовольствием понаблюдаю за этим.
– Приступим? – спросила она, приподнимая бровь.
Он должен ее узнать.
– Да, – ответил он. – Приступим.
Из бара они вышли вместе, но ехали к нему каждый на своем авто. Пока он продирался через пригородный трафик, заметил, что потерял ее. Мужчина дал ей свой адрес и, конечно же, ей не нужно было следовать за ним, чтобы найти дом. Иррациональный страх охватил его между красным и зеленым сигналом светофора, страх, что она передумала, уехала, решив принять предложение получше где-то еще с кем-то еще. Нет, точно нет. Она хотела его, он знал. Он видел алчность в ее глазах, и было ли тому причиной его лицо, его деньги или его репутация богатейшего человека в Кентукки, ему было наплевать. Это всё он. Какую бы часть его она ни хотела, ему было наплевать, пока она хотела его. Она ведь хотела его? Иррациональные мысли. Иррациональные страхи.
Тем не менее, он не мог отделаться от ощущения, что сегодня должен видеть ее, быть с ней. Меньшее окажется пагубной ошибкой. Какой смысл владеть состоянием, властью и телом мужчины вдвое моложе, если никто не потрудился использовать его?
МакКуинн заехал на подъездную дорогу и увидел уже ожидающий его черный «лексус». Самоуважение помешало ему вздохнуть от облегчения, но даже уважающему себя мужчине было позволено улыбнуться. Она просто выбрала другой маршрут. Не удивительно. Если бы она жила неподалеку, то знала бы этот дом. Все в городе знали о Локвуде, названном не в честь леса, окружающего собственность, огороженную каменными стенами, а в честь мужчины, который построил его в 1821. Старый по американским стандартам, – но семья МакКуина родом из Ирландии-двухсотлетний дом подходил под стандарты его дедушки. А МакКуин склонен все судить по стандартам деда.
Локвуд был трехэтажным произведением искусства из красного кирпича в джорджианском стиле с двойными по высоте белыми портиками, защищенный двенадцатифутовыми коваными воротами. Они с Пэрис припарковались на круговой мощеной дороге перед крыльцом, напоминающем храм. Она вышла из машины, длинные ноги, тонкие лодыжки, и красные туфли, она даже и глазом не повела на дом. Казалось, тот вообще не произвел на нее впечатления. Должно быть, у мисс Пэрис были деньги. Туфли, платье, сумочка «Биркин», которая была почти идентична той, что носила его бывшая жена? Все это кричало о деньгах. Никто не был так равнодушен к деньгам, кроме тех, у кого они были.
Прежде чем войти в дом она остановилась на крыльце и посмотрела на ворота.
– Что? – просил он.
– Красивая ограда, – ответила она. – Традиционный кентуккийский каменный забор.
– Рад, что вам нравится, – сказал он, восхищаясь видом с крыльца. Периметр усадьбы Локвуд был огорожен каменным забором, построенным в девятнадцатом веке. – Построил его для вас.
– Чтобы удержать меня внутри или не пустить внутрь?
– Чтобы окружать вас прекрасными вещами. Как и должно быть.
Она слегка приподняла бровь и, не говоря ни слова, развернулась и вошла в дом. Если бы она не смотрела, МакКуин бы похлопал себя по плечу. Хорошая фраза.
– Добро пожаловать в Локвуд, – сказал МакКуин, радуясь, что было достаточно поздно и весь его персонал и охранник уже ушли. – Надеюсь, вам понравится.
– Очень мило, – ответила она, едва взглянув на роскошный интерьер. МакКуин не возражал. Он предпочел бы, чтобы она смотрела на него, чем на фойе, и она определенно смотрела на него. Женщина считала его привлекательным, даже если остальные так не считали, они знали, что он богат, чего, как правило, было достаточно, чтобы завершить дело.
– Я отношусь к четвертому поколению МакКуинов, живущих здесь. Мой прапрадедушка купил этот дом, когда приехал из Ирландии, – сказал МакКуин. Было лето, тепло, она была без пальто, чтобы принять его предложение взять его. Он не знал, что делать с руками. В его возрасте он должен был освоить навыки обольщения, но Пэрис заставляла его нервничать по непонятной ему причине. – Он планировал перевезти семью дальше на запад, но холмы напоминали ему о доме. Поэтому остался.
– И вот мы здесь. Что бы сказал твой прапрадедушка о том, что ты привел меня в его дом?
– Думаю, он посмотрел бы на тебя и сказал «хорошая работа, мальчик».
– Я бы судила по тому, насколько хорошо была выполнена работа.
– Тогда нам стоит преступить к работе. – Он потянулся к ней и поцеловал под хрустальной люстрой, которая до сегодняшнего дня казалась ему элегантной, но сегодня выглядела вычурной, по сравнению с элегантностью этой женщины в красном платье. На вкус она была как яблоки и бурбон, и она была права – брубон обжигает, но как только он её попробовал, она стала единственным, что он хотел ощущать у себя на языке.
МакКуин прижал ее спиной к перилам винтовой лестницы. Он закинул ее ногу на свое бедро, провел ладонью по длинному обнаженному бедру. На ней были трусики, но их было недостаточно, чтобы сдержать его пальцы. Он отступил назад, стащил их и оставил лежать на полу, где, как он надеялся, они пролежат до утра.
– Ты планировала соблазнить меня, когда пришла в бар? – спросил он у ее губ.
– Да.
– Гоняешься за моими деньгами? – Он понял, что такая женщина не будет оскорблена таким вопросом.
– Только за бурбоном, мистер МакКуин.
– Хочешь увидеть мою коллекцию? – спросил он. – Клянусь, это всего лишь выпивка. Я не владею ни одной гравировкой.
МакКуин и его коллекция высококлассного бурбона и виски была недавно занесена в журнал Cigar Aficionado и привлекла несколько телефонных звонков от коллекционеров, пытающихся купить пару винтажных раритетов, но она была его первой бурбоновой фанаткой.
– В конце концов, – сказала она, раздвигая ноги шире, приглашая его пальцы погрузиться чуть глубже. – Как только покажешь мне все, что у тебя есть еще.
И МакКуин показал ей. Сначала прямо там у стены. Затем отвел в хозяйскую спальню в стиле барокко со множеством орнаментов и прочей показухи. Даже кровать была золоченая. На самом деле, он никогда не спал в этой комнате. Однако он нашел для нее применение. И это красное платье на Пэрис выглядело так же хорошо на полу, как золотисто-зеленый персидский ковер.
Когда все закончилось, Пэрис потянулась за своим красным платьем, и он понял, если отпустит ее сейчас, скорее всего никогда больше не увидит. Что-то подсказывало ему, что он не должен дать ей уйти. Что-то подсказывало ему, если все, что он сделал, это переспал с ней, то значит, лишился победы или приза.
– Не уходи, – сказал он, пока она застегивала молнию на платье. Ее спина была такой прекрасной, свет от прикроватной лампы от «Тиффани» танцевал по темной коже, словно языки пламени. – Я еще не показал тебе мою коллекцию.
– Ах, да, совсем забыла, – ответила она холодно, как и всегда. Он не привык к таким тихим и невпечатлительным от присутствия в спальне миллиардера. Слишком спокойная.
– Я не знаю, что с тобой делать, – сказал он, прищурившись, наблюдая, как она завязывает волосы красной лентой и перебрасывает длинные локоны через плечо, Венера в своем будуаре.
– Что со мной делать? Хочешь приготовить вместе пирог?
МакКуин рассмеялся.
– Лучше буду держать тебя в спальне, чем на кухне. Давай, расскажи мне о себе.
– Меня зовут Пэрис. Я родилась и выросла в Кентукки. Переехала в Южную Калифорнию, чтобы учиться. Пару лет назад вышла замуж, унаследовала деньги после смерти мужа и сейчас вернулась. У меня нет детей. Отношений тоже нет. Ты думаешь, я загадочная, потому что заметил мою незаинтересованность провести с тобой остаток своей жизни, и это единственная загадка, которую такой человек как ты не может разгадать.
– Как больно.
– Нет, не больно.
МакКуин вопросительно поднял бровь.
– Богатая вдова. Это многое объясняет.
– И что же?
– Почему я тебя не впечатлил. У тебя есть собственные деньги.
– Можешь успокаивать себя этим, – ответила она со сладкой улыбкой на губах, такой, как пирог, который он мечтал с ней приготовить, и, черт возьми, МакКуин снова хотел ее. Она заставила его забыть, что ему было сорок пять. – Не буду противоречить.
– Хочу удивить тебя перед твоим уходом, – сказал он. – Смотри.
– Смотрю.
Он оделся в свой костюм, но без жакета и галстука, и повел ее из спальни вниз по коридору к книжному шкафу. В нем стояли десятки непрочитанных томов всех классиков в кожаном переплете.
– Мило, – заметила Пэрис. – Книги предоставил декоратор? Или ты заказал их оптом со склада с красивенькими книгами?
– Нет, – ответил он. – Хочу показать тебе мое самое ценное владение. – Он потянул за среднюю полку шкафа, показывая, что это не просто полка, а дверь. Он включил торшер за дверью и пригласил Пэрис войти. Она осмотрелась внутри потайной комнаты, а он наблюдал за ее лицом. Ее лицо ничего не выражало – ни шока, ни удивления, ни разочарования.
– Уютненько, – сказала Пэрис, но по ее тону можно было сказать, что она имела в виду «душно». Он наблюдал, как она оглядела старый каменный камин, антикварный диван с затертой нефритовой обивкой и черными резными подлокотниками. Она подошла к стене и дернула за штору, чтобы впустить… пустоту.
– Ты заколотил окно деревянными панелями? – спросила Пэрис, постукивая по дереву.
– Там зеркало, – ответил он. – Не хочу, чтобы сюда кто-то смотрел. Да и что пугает больше, чем смотреть в окно и видеть себя?
МакКуин достал ключ, который прятал в маленькой серебряной вазе на каминной полке и открыл атласный бронзовый шкаф с выгравированными Двенадцатью апостолами на боку.
– Это табернакул? – спросила Пэрис.
– Да.
– Ты хранишь свой алкоголь в шкафу, созданном для хранения приходских облаток?
– У дедушки было странное чувство юмора по отношению к тому, чем так дорожила католическая церковь.
– Предполагаю, он был католиком?
– Пока не влюбился в девушку, которая ушла от него к кармелиту. После этого ни разу не переступал порога церкви. Говорил, что ни один человек с остатками гордости не войдет в дом мужчины, который украл у него жену.
– Действительно гордый. Похоже, эта дама выбрала правильного мужчину. Раз ты существуешь, значит, он предал свою любовь?
– Да, женился, но так и не смирился с обманом. Все МакКуины на данный момент атеисты, но я считаю эту комнату своим маленьким святилищем. Все мужчины нуждаются в таком. – Он взял бутылку из шкафа и протянул ей.
– Это то, что я думаю? – спросила она, аккуратно рассматривая бутылку в своих руках.
– Да. Ты сегодня в баре заказала «Красную Нить». Это, моя дорогая, первая выгнанная бутылка «Красной Нити», первая закупоренная, самая первая.
– Откуда она у тебя?
– Частный аукцион. Миллион долларов. Происхождение идеальное. Вирджиния Мэддокс лично продала её незадолго до своей смерти, чтобы оплатить больничные счета. Единственная в своем роде.
– Неудивительно, что ты не хочешь ее продавать, – сказала она.
– Ни за какие деньги в мире. Это Святой Грааль среди бурбона. А Святой Грааль не продается.
– Нечестивый Грааль, – сказала она шепотом, но не настолько тихо, чтобы он не услышал.
Ее взгляд смягчился, когда она прикоснулась к красной ленте, повязанной вокруг горлышка бутылки. Потрепанная старая вещица.
– Удивительно, что она до сих пор сохранилась, – сказал МакКуин. – Кусочек ленты из 1860-х.
– Одежда рабов, – сказала Пэрис.
– Что?
– Лента была отрезана от одежды раба. Толстая шерсть. Одежда рабов была создана для того, чтобы служить долго. Рабы не часто получали обновки. То, в чем они ходили, считалось долговечным, и должно было выдерживать годы изнуряющего труда. Девушка, которая носила эту ленту? Возможно, она была ее единственной красивой вещью, единственной, которую она считала своей.
– Прости. Не знал о ленте… Не знал этой части истории, что лента принадлежала рабыне Мэддоксов.
– Теперь знаешь.
– Ты заказала «Красную нить» в «Рикхаусе». Но ты должна была быть совсем ребенком, когда сгорел завод. Какую цель ты преследуешь?
– Их несколько. Держи, не стоит доверять мне эту бутылку. Я могу ее уронить. Будет жалко, правда?
Она передала бутылку МакКуину. Он осторожно положил ее обратно в шкаф. Когда он повернулся, Пэрис уже была на полпути к двери.
– Ты ведь не уходишь? – спросил он.
– Ухожу в спальню, – сказала она.
– Так я тебя впечатлил?
– У тебя хорошая коллекция, – ответила она. – Хотела бы я, чтобы она была моей.
МакКуин последовал за ней к потайной двери и начал открывать ее. Задержав руку на дверной ручке, он осмотрел Пэрис с головы до ног и заглянул в глаза.
– Кто ты на самом деле? – спросил он.
– Ты не захочешь знать.
– Почему?
– Я скажу тебе. Правда, как бурбон – она обжигает, когда ее проглатываешь.
– Я хочу гореть.
Она поцеловала его, настолько страстно, что МакКуин забыл о том, что хотел узнать о ней, кроме того, чтобы заставить ее снова кончить. После того, как он разгадал загадку, он быстро заснул, забросив одну руку на ее обнаженный живот, а одну ногу поверх ее ноги, в его любимой позе.
***
Когда МакКуин проснулся, он был один, Пэрис оставила лишь аромат своей кожи на его простынях и красную ленту на подушке.
Красная лента?
Ад и все черти, он был первосортным идиотом.
МакКуин натянул брюки и рубашку и побежал к комнате за шкафом.
Слишком поздно. Она ушла.
Как и его бутылка «Красной Нити» за миллион долларов.
Глава 2
МакКуин хлопнул рукой по кнопке интеркома и приказал охранникам ночной смены запереть ворота.
– Уже сделано, – ответил Джеймс. – Кто-то пытался выехать без кода от ворот. Она в моем офисе. Как раз собирался разбудить вас, босс.
Он должен был почувствовать облегчение, но вместо этого он кипел, его плечи напряглись от ярости, и он едва не сорвал дверь с петель, когда вошел в небольшой офис охраны. Пэрис чопорно сидела на маленьком складном стуле, ноги скрещены в лодыжках, черная сумочка «Биркин» лежала на коленях.
– Дайте нам минутку, – сказал МакКуин охране.
– Вызвать копов?
– Пока нет. Сначала я хочу услышать ее историю. Тогда и позвоним.
Джеймс оставил их наедине. Она спокойно посмотрела на него.
– Все твои слуги черные? – спросила она, кивая на дверь, которую за собой закрыл Джеймс.
– Они не слуги. Они работники. И нет. Экономка белая. Охранник, который работает в дневную смену из Мексики.
– Единение цвета от Подпевалы.
– И Подхалимки, – добавил МакКуин. Он скрестил руки на груди и оперся спиной о дверь. – Ты хороша. Вымотала меня, и пока я спал…
– Не сказала бы. С тобой было легко.
– Да?
– Интервью в июне 2014 для «Архитектурного Дайджеста» с миллиардером Купером МакКуином. «Мистер МакКуин, что вы любите читать?» – лебезя, спросил журналист. – «Что заставляет Купера МакКуина не спать всю ночь?» И ты ответил…
– Рэймонд Чандлер.
– Потому как ты сказал в интервью «Я тащусь от роковых женщин. Дайте мне женщину в красном платье и с черным сердцем, и я покойник».
– Ты думала, что можешь соблазнить меня потому, что я читаю Чандлера?
– Твоя последняя подружка была темнокожей танцовщицей «Никс Сити» (прим.: одна из профессиональных женских групп-поддержи по баскетболу) из Пуэрто-Рико, поэтому я знала, что у меня хорошие шансы. Я ведь твой типаж, верно?
– У меня нет фетиша на темнокожих женщин, если ты на это намекаешь.
– Я ни на что не намекаю, но ты сразу же начал думать, что именно на это я и намекала. Мне кажется, миллиардер слишком много протестует.
– Из всех баров в мире… ты пришла в мой, чтобы украсть мой бурбон. Знаешь, кража чего-то стоимостью миллион долларов является уголовным преступлением.
– Знаю. Но я не заявлю в полицию на тебя, если ты не заявишь на меня.
– Я не крал ее.
– Ты купил украденное, что тоже преступление.
– Эта бутылка не была украдена.
– А у меня совсем другая информация.
– Говорю же тебе, Вирджиния Мэддокс сама продала ее.
– Она не принадлежала Вирджинии Меддокс. Нельзя продавать то, что тебе не принадлежит. И я была рада купить ее у тебя и избежать неприятного юридического разбирательства, но ты отказался ее продавать, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как забрать ее, – сказала она с едва слышным зловещим шипением.
– Откуда ты все это знаешь? Откуда ты знаешь, как ты считаешь, о «Красной Нити»?
– Я и есть «Красная Нить», – ответила Пэрис с легким сожалением, будто признавалась в плохой привычке.
– «Красная Нить» мертва.
– Очень мелодраматично. Тебе надо было стать поэтом. – Она кивнула в сторону картотеки. На ней стояла бутылка. – Посмотри на нее. Прочти этикетку. Скажи мне, что на ней.
МакКуин знал, что на этикетке, но он все равно взял бутылку и повернул этикеткой к свету.
Этикетка выцвела и пожелтела, почти вытерлась. В конце концов, ей было сто пятьдесят лет. Элегантным шрифтом было выведено «Красная Нить – Kentucky Straight Bourbon Whiskey». Под этими словами «Сварено и разлито – Франкфорт, Кентукки». И под этим маленьким шрифтом «Принадлежит и управляется семьей Мэддокс, 1866».
– Ну вот, – сказала Пэрис.
– Вот что?
– Принадлежит семье Мэддокс.
– Ты не из семьи Мэддокс.
– Ты так говоришь, потому что они были белыми, а я нет?
– Я говорю так, потому что годами искал семью Мэддокс, и ни одного не нашел, по крови или по браку, любого, кто хоть как-нибудь был связан с «Красной Нитью». Весь кентуккийский род вымер или исчез после пожара на складе.
– Зачем ты нас искал?
– Во-первых, я не верю, что ты Мэддокс. Ты должна мне предоставить доказательства.
– Ты держишь его в руках. Стопроцентное доказательство.
– Забавно.
– О, да, – сказала она с южным акцентом, театрально растягивая слова. – Зачем ты нас искал? – снова спросила она.
– Я хотел купить «Красную Нить». То, что от нее осталось. Я давно хотел открыть свою собственную винокурню. Я хотел быть частью настоящего Кентукки.
– Некоторые вещи лучше оставить в прошлом.
– Бурбон к ним не относится.
– Так или иначе, слишком поздно, мистер МакКуин. Кто-то тебя опередил.
– Опередил в чем? В покупке «Красной Нити»?
– В открытии винокурни. Под новым именем, конечно же. И с новым руководством.
МакКуин сразу же понял.
– Ты, – сказал он. – Ты и есть «Лунный свет»? Я пытался связаться с тобой.
– Да, это моя компания.
– Ты владеешь бывшей собственностью «Красной Нити»?
– Владелец, оператор и мастер винокур.
– Ты?
– Думаешь, женщина не может быть винокуром? У меня докторская степень по химии. Можешь называть меня доктор Пэрис, если тебя это заводит.
– Понял, – ответил МакКуин, кивая. – Ну да. Это самая первая бутылка «Красной Нити», настоящая бутылка. Часть истории компании, и ты хочешь ее потому, что сейчас владеешь «Красной Нитью». Логично. Я даже сочувствую. Я мог бы даже одолжить ее тебе, чтобы ты продемонстрировала ее на открытии компании. Но ты меня разозлила. И если не назовешь мне очень вескую причину, почему я не должен звонить в полицию, я подниму трубку через три секунды. Три… два…
– Я могу рассказать, что произошло с «Красной Нитью», – ответила она. – Могу рассказать всю историю. Всю правду.
Хорошо.
Это привлекло его внимание.
– Ты знаешь, почему она сгорела дотла?
– Я знаю все. Но будь я на твоем месте, не спрашивала бы. К тому времени как я закончу рассказ, ты протянешь мне бутылку со всей любезностью и извинениями.
– Должно быть, чертовски увлекательная история.
– История привела меня сюда.
– Твоя история?
– Моя история. Я унаследовала ее.
– Думаю, я предпочел бы унаследовать деньги, а не историю.
– Деньги у меня тоже есть, не совсем по моему решению.
– Ты не хочешь быть богатой?
– Бог предпочитает бедных. Но не говори об этом богачам. Это заденет их ничтожные чувства.
МакКуин вздохнул и сел. Он застегнул пуговицы на своей рубашке и закинул одну ногу на колено. Ему стоило позвонить в полицию. Почему он не позвонил в полицию? Пристыженный он попался на старую уловку? Красивая женщина в красном едет к нему домой, трахается с ним и грабит его, пока он спит. Купер мог посмеяться над собой, но не мог позволить, чтобы остальные смеялись над ним. Да, он мог позвонить в полицию.
Или…
– Они называют бурбон честнейшим духом, – сказал он. – Знаешь почему?
– Юридически запрещено его ароматизировать. Вода, кукуруза, ячмень, рожь и все. Видишь то, что получаешь. И получаешь то, что видишь. Никаких искусственных красителей. Никаких искусственных подсластителей. Ничего искусственного.
– Именно. Так давай выпьем немного честности?
– Если ты угощаешь, – ответила она.
– Я всегда угощаю.
Он взял бутылку и засунул ее в карман брюк, открыл дверь офиса охраны, и Пэрис вышла на теплый ночной воздух. Почти 2:00 утра, сейчас он должен был быть в постели. Он надеялся оказаться с ней в постели. Однажды. Но определенно не сегодня.
– Босс? – спросил Джеймс, бросая сигарету на землю и раздавив ее ботинком.
– Недопонимание. – МакКуин положил руку на поясницу Пэрис. – Не волнуйся.
– Понял. Спокойной ночи, мистер МакКуин.
Как только они вернулись в дом и в его алкогольный шкаф, МакКуин подумал, что, возможно, совершает самую большую ошибку в своей жизни.
– Присаживайся. – МакКуин указал на софу, и Пэрис без возражений села.
МаКуин взял ключ из серебряной чаши и вернул бутылку «Красной Нити» обратно в шкаф.
– Мне не стоило тебе доверять. – МакКуин запер шкаф и положил ключ в карман.
– Ты богатый белый мужчина. Ты не виноват в том, что считаешь, что весь мир на твоей стороне. Должно казаться, что чаще всего так и есть. В обычной ситуации ты был бы прав, но времена, мистер МакКуин, меняются.
– Похоже на угрозу.
– Для меня похоже на Боба Дилана.
Ему нужно выпить, да чего-нибудь покрепче, поэтому он налил им обоим по бокалу. Пока отвинчивал крышку и разливал бурбон, он все это время не отрывал от нее глаз. Теперь она казалась спокойной, но это было не спокойствие от капитуляции. Это была кошачья версия спокойствия. Спокойствие, которое могло превратиться в мгновенную атаку и бегство.
Когда она взяла свой бокал, а он свой, он поднял его в тосте, и она ему не отказала. На самом деле она едва пригубила бурбон.
– «Пэппис»? – спросила она.
– Да. У тебя хорошее чувство вкуса.
– В нем чувствуется кожа.
Он не мог это распробовать, но его впечатлило, что смогла она.
– А ты не преувеличивала. Ты знаешь свой бурбон, – сказал он.
– Так говорили о Мэддоксах, – ответила она. – С тех пор как Джейкоб Мэддокс открыл винокуренный завод и разбогател через пять лет… так говорили о всех нас – в крови Мэддоксов бурбон.
– Я видел семейное дерево Мэддоксов. В нем нет Пэрис.
– Возможно, ты смотрел не на те ветви, – прохладно ответила она.
Его слова ударили по слабому месту, и ее глаза вспыхнули знакомым блеском. Это была не первая его встреча с ее слабыми местами.
– Теперь, когда в наших руках дух честности, – начал МакКуин, – расскажи мне кое-что.
– Что угодно, – ответила она, хотя он сомневался в искренности этого заявления. Своими ответами и объяснениями она доказывала свою скупость.
– Ты переспала со мной только ради того, чтобы украсть бутылку?
– Это больно? Готова поспорить больно. – Она поморщилась в притворном сочувствии, покачала головой и прищелкнула языком, как мама, обрабатывая содранное колено своего ребенка. Он сразу же понял – ему не нравится эта женщина, абсолютно.
– Думаю, я мог трахать тебя тысячу ночей, но так и не прикоснулся бы к тебе.
– Не расстраивайся, – ответила она. – Ты не единственный окружил себя каменным забором. На самом деле, построенный одними и теми же людьми.
– Дед нанял ирландских каменщиков иммигрантов?
Глаза Пэрис немного округлились. Затем она рассмеялась. Наконец-то. Он знал, что получил очко в ее глазах. На самом деле большинство каменных заборов в Кентукки были построены рабами. Но не его, однако, у него были документы, чтобы доказать это. Пока он не знал, в какую игру они с Пэрис играли, но понимал, что находится не в выигрышной ситуации и, если будет играть недостаточно хорошо, то и вовсе проиграет.
– Ты забавный. И симпатичный. – Она бросила ему комплимент как купюру к ногам стриптизерши. – Если тебе станет легче, мне не нужно с тобой притворяться. Если бы я не хотела с тобой переспать, то не делала бы этого. Это лишь подтверждает, что ты привлекательный. В противном случае я бы наняла кого-нибудь, чтобы он вломился в дом в твое отсутствие. Легче?
– Теперь мне намного лучше, – ответил он. – Пока мы говорим начистоту… это правда? Ты вдова?
– Да. Овдовела в тридцать четыре.
