Текст книги "Похититель бурбона (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава 30
Тамара запустила руку под подол платья и прижала ее к развилке ног, к влажности, будто пыталась зажать рану. Она убрала руку и увидела семя Леви на пальцах. Ее мужа.
Ее брата.
Она вытерла ее о платье.
– Скажи мне, что это ложь, – попросил Леви, обхватывая руками голову.
– Я… – Тамара прижалась к дверному проему. – Я не знаю.
– Должно быть, это ложь. Это должно быть ложью.
– Я…
– Ты знала? – Леви схватил ее за предплечье и посмотрел в глаза. – Ты знала?
– Нет. Богом клянусь, я не знала.
Судья Хедли в ту ночь даже пальто не снял на вечеринке, где он и ее мать предположительно зачали ее.
Я устал притворяться, что Тамара моя дочь. Даже Вирджиния устала. Ты знал, что она призналась, что Тамара была от Дэниела Хедли, зачатая на прощальной вечеринке Эрика? Я рассмеялся, когда она рассказала. Вирджиния больше Мэддокс, чем я. Ты хорошо ее обучил.
Папа смеялся.
Папа смеялся над мамой, когда она сказала, что Дэниел Хедли был отцом Тамары.
Папа смеялся, потому что это было неправдой, а не правдой.
– Твоя мать пыталась отправить нам письмо. Ты разорвала его… – Леви запрокинул голову назад, и на ужасающую секунду в его глазах не было ничего, кроме белков.
– Клянусь, я не знала, что там. Я не знала.
– Ты сказала, она избила тебя за поцелуй со мной. Она не рассказала, почему так сильно ненавидела меня?
– Она не била меня, – ответила Тамара. – Произошло не это. Она…
– О Боже. – Крик прозвучал так, словно кто-то вырвал слова из его груди. Он снова согнулся пополам, хрипя. Тамара не могла на это смотреть. Она была под водой и тонула. Она не могла всплыть.
Кость ее кости.
Плоть ее плоти.
Кровь ее крови.
Тамара потянулась к Леви, но он вытянул руки перед собой.
– Не надо, – сказал он, не глядя на нее. Она стала медузой Горгоной, и он превратится в камень, если посмотрит на нее. Она стала Содомом, и от одного взгляда он превратится в соляной столб.
Она опустила руку и прижала ее к животу, к животу, который он несколько минут назад целовал с любовью и трепетом, но сейчас он был отравленным сосудом.
Словно кто-то опустил над ней купол колокола, заглушающий все звуки и вызывающий звон в ушах. За прозрачной стеклянной стеной она слышала едва различимый шепот, и она понимала, если стекло поднимется, она услышит крик. Она четко видела через стекло и наблюдала сквозь него за Леви, ее руки поднялись, будто прижимались к гладкой изогнутой поверхности. Она наблюдала, как Леви прижался к стене, нуждаясь в опоре. Она наблюдала, как он прошел мимо нее. Она позвала его, но он больше не слышал ее сквозь купол, как она его. Его шаркающая походка превратилась в бег.
Стекло внезапно разбилось, и Тамара снова все слышала, хотя звон в ушах остался. Она услышала звук металла и двигателей. Звуки ухода. Он уходил от нее. Она его отпускала.
Тамара выбежала из конюшни в лучи заходящего солнца, моргая и щурясь. Свет причинял боль, и она уклонялась от него. Споткнувшись, она добралась до лесополосы и блуждала в пролеску, где играла и каталась верхом, еще будучи ребенком. Тут росло дерево, на котором она сидела, когда упала с лошади и не могла оседлать ее. Тут был камень, на котором она полудремала полумечтала тем летом, когда умер ее отец, тем летом, когда у нее начались месячные, и она задумалась о своем будущем. На этом камне она мечтала о любви и сексе, браке и молила Бога дать ей мужа, который заберет боль от утраты отца, обменяв ее на удовольствие.
– Я убила собственного отца, – прошептала Тамара камню. Ее руки прижимались к грубой шершавой поверхности. Она ждала стыда или вины, но ничего не ощутила. Бог убил собственного сына. Почему Он может осуждать ее за убийство отца? Сын Божий был безгрешным. Ее отец таким не был. Как и она.
– Я не знала, – снова прошептала она, пытаясь убедить себя в том, что кто-то может подслушать ее исповедь. – Я не знала, кем он был. Леви, я не знала…
Они согрешили в своем неведении. Но их неведение было умышленным. Мать пыталась предупредить ее, и Тамара не слушала. Она разорвала письмо и выбросила его в океан. Тогда она еще не была беременна. Тогда еще не было слишком поздно.
Тамара услышала звук, который хорошо знала и пошла на него. Звук воды, реки, перетекающей и огибающей известняк и корни деревьев. Она шла по тропе к пирсу, где сидела с папой и забрасывала удочку в коричневые воды. Ее отец? Какой отец? И папа, и дедушка были здесь. На раздвоенном конце пирса Тамара легла на бок, чтобы смотреть на воду и успокаиваться. «Поднимись», – молила она. «Поднимись и смой, и унеси меня». Она не могла сделать этого сама, не с ребенком внутри. Но если река хотела ее, и, если ей было место в реке, она снова придет за ней как раньше. Безусловно, Бог пощадил ее той ночью, чтобы уничтожить сегодня. Тогда было не ее время. Но теперь оно настало.
Тамара ждала. Ей требовалась храбрость, чтобы сделать необходимое. Она ждала и нуждалась в храбрости, чтобы броситься в реку. Храбрость не пришла. Прошел час. Солнце село. Наступила ночь, но Тамара до сих пор не могла сделать необходимое. Пока она ждала, она заснула, и даже во сне молилась, чтобы больше не проснуться.
Вместо этого ей приснился сон.
***
В ее сне она не Тамара.
Она не знала, кем являлась, пока не посмотрела на живот. Больше не двухмесячный, теперь она была на последнем месяце и готова лопнуть. Она могла родить в любой момент. Может, сегодня.
Ей приказали сесть за стол в кухне и ждать хозяйку. Она села. Она ждала. Ее живот болел. Ее живот, ее ноги, ее спина. Все болело. Она не была создана носить такой большой вес. Ощущение, будто она ела камни и построила из них внутри себя чертову плотину.
Филлис, другая домработница, вошла и посмотрела нее, но молчала. Она суетилась, собирая вещи по шкафам.
– Филлис?
– Я не могу с тобой разговаривать, – прошипела Филлис. – Она меня выпорет.
– Что она сделает со мной?
– Я не могу говорить с тобой.
– Она меня продаст?
Филлис взяла бутылку, которую нашла, и прижала ее к груди.
– Я не могу…
Она с жалостью посмотрела на Веритас. Для нее не осталось надежды. Веритас положила ладонь на живот. Прикосновения причиняли боль, и она выругалась на штуку внутри нее. Как только Хозяин сделал это в первый раз, он не мог насытиться ею. Он пользовался каждым шансом, утром и по ночам. Он даже заставлял Филлис ждать снаружи в темноте, сырости и с москитами, пока он брал ее в их доме рабынь, в постели, которую ей и Филлис приходилось делить. После первых нескольких раз она поняла, как сделать это безболезненным и избежать крови. Но каждый раз она ненавидела, особенно после того, как он мило обходился с ней, говорил, какая она хорошая, какая красивая. Он целовал ее в лоб, словно она была маленькой девочкой и распускал красную ленту в ее волосах. Однажды она попыталась уйти, не надев ее, и он приказал завязать ее обратно.
Веритас опустила голову. Обычно в это время она бы убиралась, меняла простыни, выбивала ковры. Она хотела убираться и работать, а не сидеть здесь и ждать. Ожидание пугало ее.
Прошло несколько минут, и она услышала движение снаружи. Телега или карета. Перезвон колоколов, грохот снаряжения и копыт.
Вдалеке послышался голос Хозяйки, дошедший до кухни. Возможно, это ее последний шанс убежать. Но она не могла бегать. Не с таким большим животом и такими слабыми и опухшими ногами. Что бы ни было внутри нее, оно пыталось ее убить. Не удивительно. Все окружающие тоже хотели ее смерти.
Хозяйка зашла через заднюю дверь, и Веритас быстро подняла голову. За Хозяйкой стоял мужчина, уродливый пожилой мужчина со следами оспы. Для Веритас он не выглядел чистым, и она хотела бы убежать, будто у нее был такой шанс.
– Вставай, девка, – приказала Хозяйка, и Веритас поднялась на ноги. Стоять не так-то и просто.
Мужчина подошел ближе, достаточно близко, чтобы Веритас смогла учуять его запах. От него пахло так, будто он гниет, как старое мясо на солнце. Он осмотрел ее, потрогал волосы, поднял юбку, чтобы посмотреть на ноги. Она вздрогнула, когда он прикоснулся к животу.
– Два по цене одного, – сказал мужчина. – Если он выживет.
– Уверена, что выживет, – ответила Хозяйка. – К несчастью.
Мужчина посмотрел на Хозяйку и изогнул бровь. Она, Хозяйка, не была уродиной, но и красавицей тоже не была. Хозяин красивый, но, говорят, у него кончились деньги, когда они поженились. Хозяйка знала, почему он женился на ней, но легче от этого не становилось.
– Сколько? – спросила Хозяйка.
– Девятьсот.
– Не за нее. За такую красавицу? Два по цене одного?
– Тысяча. Бери или оставляй себе, потому что это все, что у меня есть.
– Тогда ладно. Оставляй деньги. Бери девчонку.
– Куда вы забираете меня? – спросила Веритас.
– На корабль, – ответил мужчина.
– Но я…
– Цыц, девка, – прервала Хозяйка. – Ты сама это сделала с собой.
Мужчина надел на ее запястья железные кандалы. В кольца была продета тяжелая веревка, и он потянул ее, как собаку на поводке из кухни.
– Он сделал это со мной. – Веритас посмотрела на свой живот. – Он сделал. Не я. Я не хотела его.
– Закрой свой рот, или я отрежу тебе язык. – Мужчина швырнул деньги на стол по пути на улицу. Веритас уперлась ногами и потянула за веревку.
– Не делайте этого, – обратилась она к Хозяйке, ее лицо было мокрым от слез. – Пожалуйста, Хозяйка, не делайте этого. Я не хотела его. Он брал меня, я не хотела его. Я никогда не хотела этого. Не заставляйте уходить. Не заставляйте…
Хозяйка грубо ударила ее по лицу. Еще раз. И в третий раз. Затем мужчина ее остановил.
– Эй, теперь она моя. Я заплатил за нее, – заметил он.
Она проигнорировала мужчину и схватила Веритас за волосы.
– Ты умрешь в цепях, – произнесла Хозяйка. – Ты родилась в цепях и умрешь в них.
Веритас закричала, когда Хозяйка сорвала красную ленту с ее головы и вместе с ней выдрала клок волос. Это единственное, что осталось от ее матери, и теперь это было в руках Хозяйки.
Веритас услышала звук, похожий на поднимающуюся реку, прорывающуюся сквозь горы и смывающую весь мир. Но Веритас была на вершине горы и улыбалась, наблюдая, как она все уничтожает. Река говорила и говорила через Веритас.
– У тебя будет сын, и он умрет от лихорадки. А ты умрешь при родах следующего ребенка. Твой муж будет рад видеть тебя мертвой и похороненной, – сказала Веритас. – Он будет танцевать на твоей могиле, ты, старая уродливая мегера.
– Что ты сказала? – зашипела Хозяйка.
– Я сказала, что ты умрешь, а твой муж будет улыбаться твоей могиле. А однажды я буду улыбаться на его. Я вернусь и вырежу вашу семью под корень. Затем вырву корни и все, что у вас было, все, кем вы были, я сожгу, и даже все реки мира не потушат огонь, который я разведу в вашем доме. Мой ребенок будет девочкой, и я назову ее в честь мамы – Пэрис, и когда Пэрис постучит в вашу дверь, вы впустите ее, и она принесет мою месть в своей крови и вашу смерть на руках. Из-за меня больше не останется Мэддоксов. Я проклинаю всех вас, от ветвей до самых корней. Веритас будет править вашим домом.
Веритас закончила предложение, плюнув в лицо Хозяйке. Хозяйка снова подняла руку на Веритас, в этот раз кулак, и как только она прикоснулась к ней, Тамара проснулась.
***
Тамара испытала ужас, будто ощутила прикосновение к своему телу.
– Нет…
– Пойдем. Давай вернемся в дом.
Руки подняли Тамару с досок, и она застонала в протесте. Она не хотела покидать реку до тех пор, пока была жива. Но у нее не было сил оттолкнуться и прыгнуть в воду. Она едва могла идти. Сколько она проспала? Сколько времени прошло с тех пор, как она ела? Сколько прошло после ухода Леви?
– Я не хочу уходить… – это все, что она смогла выдавить между вдохами.
В доме ее положили на тахту. Тахта была новой, купленной после наводнения. Сейчас был не сентябрь, но кто-то разжег камин, и он сиял, как улыбающийся демон за решеткой. Глаза Тамары медленно полубессознательно открылись и закрылись.
– Я не могу быть здесь, – сказала она себе, но кто-то услышал.
– Ты больна. Тебе нужен отдых.
– Я не больна.
– Малышка, ты всегда так говорила.
– Не называй меня малышкой, – ответила Тамара.
– Но ты моя малышка.
Тамара открыла глаза.
– Мама?
Глава 31
Мама омыла ее влажной мочалкой и помогла переодеться в чистую одежду. Тамара молчала, пока мать подняла ее руки, чтобы надеть футболку, и постучала по ногам, чтобы помочь натянуть ее любимые старые джинсы. Она снова была ребенком, окруженным заботой мамы. Тамара хотела ненавидеть это, но она скучала по ней. Мама наполовину тащила, наполовину несла ее в гостиную, прежде чем усадить на диван.
– Мама, что ты здесь делаешь? – спросила Тамара и легла на спину. У нее больше не было сил сидеть ровно.
Мать протянула ей чашку с водой, но Тамара только посмотрела на нее.
– Это просто вода, – заверила мама, сделав глоток, чтобы доказать, что это безопасно. – Пей.
Рука Тамары тряслась, принимая кружку из рук мамы. Мама помогла ей напиться. Как только жидкость коснулась губ, она выпила все до последней капли в несколько быстрых глотков.
– Я думала, это был кое-кто другой, а не ты, – ответила Тамара, обхватывая кружку. – Я хотела, чтобы это был кое-кто другой.
– Леви.
Тамара снова легла, но не закрыла глаза. Если она закроет их, то увидит Леви.
– Почему ты здесь? – поинтересовалась снова девушка. Комната была темной, кроме пылающего камина. Должно быть, мама развела его, чтобы согреть ее холодную кожу. Тамара посмотрела вниз на руки и увидела бугорки – комариные укусы. Она всю ночь пролежала на пирсе? Но до сих пор была ночь.
– Я твоя мама. Почему мне не быть здесь?
– Почему ты здесь? – снова задала вопрос Тамара, ее голос был словно лезвие ножа, зазубренное и блестящее.
– Я подумала, ты должна узнать правду.
– Немного поздно, мама.
Тамара повернула голову. Мама выглядела уставшей, но почти такой же красивой. На ней был неброский макияж, и крашеные светлые волосы уложены в низкий пучок на затылке. Она была в черном свитере с короткими рукавами и слаксах. Образ ей шел. Почти классический.
– Мне жаль насчет письма, – наконец произнесла мама. – Ты и Леви исчезли, и я не знала, как и где найти вас. Пришлось ждать вашего возвращения.
– А мы думали, почему ты отказалась от иска.
– Мне показалось, что это единственный оставшийся способ вернуть вас оттуда, куда вы убежали. Я оставила дюжины сообщений секретарю Дэниела. Ни одно не дошло?
– Леви принес мне письмо. Я выбросила его в океан. Он сказал секретарю судьи ничего нам не отправлять. Ты не можешь его осуждать. Ты отправила копов его убить.
Мать подняла руку в протесте.
– Я не делала ничего такого. Я сказала им привести тебя домой. И все.
– Они бы убили его, если бы я их не остановила.
– Прости. – Голос матери казался тонким, как тростинка, но Тамара поверила ей. Такой была Тамара. – Я не говорила им этого. Я получила твою записку и не знала, что еще делать. Твой дедушка…
– Ты имеешь в виду моего отца?
– Джордж, – уверенно произнесла мать. – Джордж должен был рассказать тебе в ночь наводнения. Он должен был рассказать тебе, кем он был, и кем был Леви, чтобы ты знала, почему вы не можете быть вместе. Думаю, он не успел рассказать тебе, верно? – Мать, наконец, посмотрела на нее.
– Нет, – ответила Тамара. – Не успел. – Она выдохнула и уставилась в потолок в ожидании, ее рука покоилась на животе, желая быть ближе к той частичке Леви, которая была внутри нее.
– Я была влюблена в Эрика, – снова начала мать. – Так влюблена. Но он обращался со мной, как с младшей сестрой. Я вешалась на него, а он отталкивал. Мне было всего семнадцать, и я думала, что смогу влюбить его в себя. Тогда я начала смотреть на Нэша, надеясь, что Эрик приревнует. Мы с Нэшем хорошо ладили, но и он обращался со мной, как с сестрой, хотя и по другим причинам. Когда я пыталась быть с ним, он оттолкнул меня, как и Эрик. Эрику нравились зрелые женщины, дикие женщины. А не глупые юные девушки. Я больше не хотела быть глупой. Однажды я оказалась дома, выискивая Эрика и Нэша. Никого из них не оказалось дома. Но был Джордж. Я излила ему душу, и он излил мне свою. Он хотел развестись с женой. Врачи говорили, она больше не сможет родить после Нэша, но Джордж хотел еще двух сыновей. Особенно после того, как узнал, что Нэша не интересовала женитьба, не интересовали женщины. Но твоя бабушка была старомодна. Она бы ни за что не дала ему развод. Ни за любовь, ни за деньги. Позже я узнала, что моя милая свекровь не была такой уж и старомодной. И что она была очень и очень зла на Джорджа. Вот почему она не хотела разводиться с ним. Она наказывала его.
– Из-за Леви?
Мама кивнула.
– Тогда я не знала. Только знала, что была одинока. Джордж сказал, будь он моложе и холост, то женился бы на мне. Я сказала, будь он холост, я бы вышла за него, и мне не важен его возраст. В тот день он уложил меня в постель и еще сотню раз после. Когда я узнала, что беременна, надеялась, он разведется и женится на мне. Но нет. У него была другая идея. Он пытался заставить Эрика жениться на мне, но Эрик не захотел. Эрик с большим удовольствием ушел бы в армию или убил себя, чем подчинился отцу и женился на какой-то глупой девчонке. И Нэш… теперь ты знаешь все о нем. Но Джордж уговорил его. Я солгала Нэшу и сказала, что ребенок от Дэниела Хедли. Я подумала, если он узнает, что ребенок от отца, то не захочет иметь со мной и ребенком ничего общего. Но он знал. Он все это время знал.
– Папа любил меня, – прошептала Тамара.
– Конечно, любил, – ответила мама. – Ты была его сводной сестрой.
Слезы полились из глаз Тамары. Ей хотелось, чтобы её стошнило. Вырвало. Но она сдержала все внутри и проглотила этот ком.
– Продолжай, – охрипнув от боли произнесла Тамара.
– Мы с Нэшем поженились. Я не знаю почему, он, наконец, уступил отцу. Может, он знал, что всё равно должен жениться, или люди начнут судачить о нем еще больше. Шесть месяцев спустя родилась ты. Девочка. Джордж был разочарован, но это был не конец света. Эрик все еще был жив во Вьетнаме. Нэш был жив. Затем Эрика убили. И Джордж потребовал от Нэша исполнить свой супружеский долг и подарить ему внука. Нэш только рассмеялся. И Джордж решил выполнить всю работу за него.
– Папа застукал вас вместе, верно? Так слышал Леви. Вот почему папа покончил с собой. Если бы ты не спала с дедушкой, папа мог бы быть еще жив.
Папа был бы жив, и Тамара жила бы с ним на Острове Невесты. Она бы спала в розовой комнате на клубничных простынях и была бы счастлива. Она бы никогда не встретила Леви. Если бы мама не убила папу.
– Спала с ним? – повторила мама, затем издала ужасающий смешок. – Это звучит почти романтично. Я была почти ребенком. Я больше не хотела иметь с ним ничего общего. Особенно после того, как он солгал мне, обрюхатил и отдал в брак с одним из его сыновей, продал как корову. Но Джордж уже знал о Леви. И знаешь, что он мне сказал? Он постоянно говорил: «Веди себя хорошо, Вирджиния, или я оставлю все Леви, а у тебя ничего не будет. Ты окажешься на улице, а Леви будет купаться в золоте».
– Что ты сделала?
Мама замолчала, и Тамара поняла, что произошло. То же, что произошло и с ней той ночью, когда река спасла ее. Но река не спасла маму.
– Я вела себя хорошо.
Эти слова были самыми мерзкими, которые Тамара когда-либо слышала.
– Джордж нанял Леви работать здесь, в этом доме. Нанял, чтобы утереть мне нос, чтобы я молчала, чтобы вела себя послушно. Нэш был мертв. Как и Эрик. Я не знала, почему он по-прежнему держал меня рядом. У него были другие женщины. Не только я. Я не знала, для чего он меня держал. Твоя бабушка пыталась покончить с собой после смерти Нэша и добилась лишь того, что превратила себе в овощ.
– Бабушка пыталась покончить с собой? Вы говорили, у нее был инсульт.
– Детка, она выпила все таблетки в доме. Это привело к повреждению мозга. Думаю, она прожила столько из-за ненависти к Джорджу. И я не виню ее за это.
– Почему ты никогда мне не рассказывала?
– Когда твой папа… – мама остановилась и поправила себя. – Нэш написал мне письмо перед смертью, где просил не говорить, что он не был тебе отцом. Он любил тебя, как собственную дочь, и не хотел, чтобы кто-то отнимал у него тебя. И, правда в том, что мне было стыдно, стыдно рассказать правду. Но, когда я застала тебя с Леви за поцелуем в конюшне, то поняла, что время пришло. Джордж собирался рассказать тебе. Если бы ты не убила его, возможно, он бы и рассказал.
– Значит, ты знаешь, что я его убила? – спросила Тамара. – Знала все это время? Но… – Мать обвинила ее в смерти Джорджа Мэддокса, но никогда не обвиняла в убийстве. Если она знала, почему не рассказала полиции?
– Он левша. Когда брал красную ленту в руки, он делал это правой рукой, потому что только так мог ее снять. Когда его нашли, она была на левой руке. Конечно, я знала, что ты убила его. Кто еще мог это сделать?
– Ты знала и не спросила меня, почему?
– Я пыталась защитить тебя. Тамара, ты могла сесть в тюрьму за убийство.
– Как думаешь, почему я его убила? Давай, расскажи мне.
– Не знаю. Думала, ты поссорилась с ним из-за Леви. Это не важно. Я просто знала, что ты сделала, и не жалела об этом.
– Хочешь знать, что произошло? Хочешь знать, почему мне не жаль? Ты сказала, что я должна выбрать между своим конем и работой Леви. Ты или убьешь моего коня, или уволишь Леви. Я пошла жаловаться дедушке, и он был так добр со мной. Он отправил меня принять ванну. Затем он пришел в мою спальню с бутылкой «Красной Нити». Он налил мне немного. И пока я пила, рассказал мне свою слезливую историю о том, как сильно хотел сына, и как мир забрал всех его детей. Затем он сказал, что у него есть идея, как мы могли бы друг другу помочь все уладить. Мама, хочешь знать, какой была идея?
– Нет. Тамара, нет…
– Он поцеловал меня, мама. Он поцеловал меня и грубо потащил в постель…
– Нет. – Мама мотала головой.
– И расстегнул штаны.
– Нет!
– А затем в спальню ворвалась вода, словно Бог услышал мои крики. Дедушка увидел ее, и когда на секунду отвлекся, я ударила его по голове лампой. Когда он не отключился, я ударила его подсвечником. А когда и тот не убил его, я опустила его голову под воду и утопила. Потому что понимала, если он выживет, то закончит начатое и заставит родить ему сына. Вот почему я его убила. А не потому, что он собирался уволить Леви. Не ради спасения коня от живодерни. Не потому, что я хотела унаследовать все его грязные деньги. Не потому, что он рассказал мне о тебе. И когда я была под ним и боролась, я знала – ты продала меня ему. Ты подставила меня, чтобы я отдалась ему и делала все, что он пожелает, чтобы мы могли оставаться в доме и при деньгах. Он сказал, что ты позволила ему сбить с меня спесь. Хочешь сказать, что не делала этого?
Мать выдохнула, тяжело и печально. Она смахнула слезы и кивнула.
– Я говорила ему это, – прошептала мама, ее голос был хриплым, а глаза закрыты. – Я сказала ему рассказать тебе о Леви. Он угрожал оставить «Красную Нить» и все остальное Леви, потому что тот был последним мужчиной Мэддокс. Думала, если будешь бояться все потерять из-за Леви, то будешь сторониться его. Джордж должен был только припугнуть тебя, чтобы ты вела себя достойно.
– Он напугал меня. Но я плохо себя вела, – ответила Тамара.
– Ты, правда, думала, что я продам твое тело?
– Трудно не верить женщине, угрожавшей застрелить моего коня. Ты правда думала, что он не сделает этого со мной после того, как поступил с тобой так же?
– После? – с недоверием спросила мать. – Не было никакого после, Тамара. Я не думала, что он пойдет к тебе. Он по-прежнему приходил ко мне.
– Мама… я не знала.
– Добро пожаловать в клуб. Я бы застрелила любого мужчину, женщину или животное на планете, чтобы спасти свою дочь от того, через что я прошла… Но вместо этого я предала тебя.
Тамара накрутила прядь волос на палец, свернув в рыжий завиток. Мама взяла еще одну прядь волос и потерла ее между большим и указательными пальцами.
– У нас с тобой одинаковый цвет волос, – заметила ее мать. – Под этой краской. Я так долго их крашу, что даже забыла, что тоже рыжая. Или нет, наверное, уже седая. Я даже не помню, как выгляжу, так давно не была собой.
– Ты действительно не продавала меня дедушке?
– Нет, детка. – Мама покачала головой. – Я бы сама его убила, если бы знала его планы. Я бы убила его голыми руками.
– Я сделала это за тебя, – ответила Тамара.
– Мне стоит тебя поблагодарить.
Тамара наклонилась вперед в объятия мамы. Все это время они могли быть союзниками. Еще один грех на счету Джорджа Мэддокса. Он не только забрал у нее отца, он и мать забрал.
– Ты ударила меня, – вспомнила Тамара.
– Мне не стоило, – произнесла мама, отстранившись и держа Тамару за плечи. – Я была так расстроена, увидев вас с Леви вместе. Но, Тамара, клянусь, я никогда не продавала тебя. Я сказала Джорджу, что у нас не осталось времени. Я просила поговорить с тобой. Просила рассказать правду. Сказала, чтобы он выбил из тебя дурь, если придется, но не говорила, что он может тебя взять. Если бы он не рассказал тебе правду, ты бы уже была беременна от Леви Шелби.
– Я беременна от него.
Мать согнулась пополам, закрыв лицо руками.
– Мама?
Мама резко встала.
– Завтра я отвезу тебя к врачу. Я знаю одного.
– Нет, – ответила Тамара.
– Он твой брат. Ты не можешь родить от него ребенка.
– Я оставлю его. – Тамара приняла решение, как только слова сорвались с ее губ.
– Уверена, он его не захочет.
– Он уехал, – подтвердила слова мамы Тамара. – Он оставил меня. Это не его решение.
– Он твой брат, – повторила мама. – У вас одна кровь. Для тебя неестественно носить его ребенка. Это против всего. Это против Божьей воли.
– Если Бог хочет забрать ребенка, он может его забрать. Мне плевать, что это грех. Я хочу его. – Она хотела этого ребенка. Веру заставили родить ребенка, которого она не хотела. Тамара не станет нести крест Веры, у которой не было выбора, кроме как рожать.
– Этот грех мой, – сказала мама. – Он на мне. Ты не можешь винить себя. Ни ты, ни Леви не можете винить себя. – Она схватила Тамару за предплечье и посмотрела ей в глаза. – Слышишь? Я сделала это. Ты не знала, кто ты, и он не знал, кто ты. А я знала. Я знала, кем вы оба были, но так и не рассказала вам, потому что не хотела, чтобы ты ненавидела меня. И ты так сильно любила папу. Я не могла забрать его у тебя, рассказав правду. Он не хотел, чтобы я рассказывала. И я тоже не хотела. А теперь мы расплачиваемся за эгоизм. Мы оба расплачиваемся.
Тамара медленно поднялась на ноги. Она положила руки на голову мамы, нежно, будто благословляя.
– Ты не виновата, – ответила Тамара.
Мама посмотрела на нее, на ее лице читалось удивление, как у новоиспеченной вдовы.
– Куда ты собралась?
– Домой, – просто сказала Тамара. Она вернется на Остров Невесты, в их дом. И будет ждать, когда Леви снова сможет на нее смотреть, а если не сможет, это не имело значения. Она будет видеть его каждый день в их ребенке.
– Это и есть твой дом.
– Он никогда не был моим домом.
Тамара вышла из комнаты в мрачный коридор и направилась к парадной двери, такой большой и молчаливой. Возле двери стоял ее чемодан, где она его и оставила. Только она закрыла его, а сейчас он стоял открытым.
Опустившись на колени, Тамара покопалась в одежде, сначала спокойно, а затем в панике ища то, чего, она была уверена, больше тут не было.
– Детка?
– Он пропал, – пробормотала Тамара.
– Что пропало?
– Мой пистолет. Дедушкин пистолет.
– Его взял Леви?
Тамара медленно кивнула. Значит, дедушка был прав. Совершенство создано для Небес, и, когда ты пытаешь принести совершенство на землю, дорого за него платишь. Идеальное лицо сморщивается от возраста. Идеальная любовь умирает от пренебрежения. Бурбон был идеальным напитком, поэтому ангелы столько забирали, пока он выдерживался. Они с Леви были идеально счастливы. Неудивительно, что сборщик долгов постучал в их дверь.
Это и была цена, которую Тамара должна была заплатить. Она больше никогда не увидит Леви.
Она поднялась с пола.
– Я должна идти, – сказала Тамара, поворачиваясь к маме. Она поцеловала ее в щеку. Ее кожа была гладкой и холодной, и пахла розами.
– Не уходи. – Мама схватила ее за руки. – Не оставляй меня одну. Я больна, Тамара. Доктора дают меньше года. Ты могла бы остаться со мной до моего ухода. Я смогу увидеть ребенка. И ты, и я, мы можем наладить отношения. Мы найдем способ.
Тамара почти рассмеялась ей в лицо. Она смеялась над ней. Она смеялась так же, как смеялся Нэш, когда мама рассказала, что отцом был Дэниел Хедли? Теперь ее мать умирала? Она оценила ложь. Она расценила ее как знак того, что мама любила ее достаточно сильно, чтобы попытаться сделать все, чтобы та осталась. Но Тамара не могла остаться, не в этом доме. В этом доме она была Мэддокс, и ее ребенок будет Мэддокс. Она вернется на Остров Невесты, где она была Шелби, и ее ребенок будет Шелби.
– Ни за что. – Тамара покачала головой. – Прощай, мама. Ты можешь жить в этом доме.
– Я умру в этом доме.
– Ты будешь не первой.
