Текст книги "Магия крови"
Автор книги: Тесса Греттон
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
Глава пятьдесят третья
Друсилла! Твоя мать никак не могла согласиться на то, чтобы назвать тебя этим именем. Мы рассказывали тебе об этом раньше. Это имя носила одна из римских императриц, но Эмили выяснила, что эта самая императрица была сестрой безумного Калигулы, появившегося на свет в результате кровосмесительной связи. Я не мог сказать ей, как и тебе, что Друсиллой звали мою мать. Она умерла в одиночестве, всеми забытая, и похоронили ее в простой могиле, над которой был установлен лишь столбик с ее именем.
Когда ты родилась, я рыдал. И, как я помню, впервые за пятнадцать лет размышлял о том, что привело меня к этому моменту. Я не изменил бы ничего на своем пути. Я не жалел – и не жалею – ни о чем.
Моя милая, моя дорогая Силла, все, что я пишу, останется с тобой, и ты, если сможешь, будешь следовать моим советам и идти по пути, указанному Богом. Или дьяволом. Я просил твоего брата и теперь прошу тебя: будьте самими собой. Когда Джозефин уйдет из жизни, забудьте о магии крови и простите меня, если сможете.
Глава пятьдесят четвертая
СИЛЛА
Во сне меня преследовали вороны, я многократно просыпалась, отмахиваясь от черных крыльев, которые оказывались моими простынями. Я потела, хрипела и, накрывая лицо мятой футболкой Риза, вдыхала запах сена и машинного масла.
Я понимала, что эти сны, свидетельствующие о моем недомогании, являются дурным предзнаменованием, но глубокой ночью меня это не сильно заботило. Я заставляла себя верить, что знакомый и родной запах никогда не выветрится, а Риз сейчас спит в соседней комнате. Я сходила с ума.
Сев в постели, я взяла мобильник. В темноте моей комнаты его дисплей излучал зловещее голубое свечение, отражаемое керамическими и стеклянными поверхностями моих масок; их пустые черные глазницы напоминали мне о Нике, о том, как сильно они ему не понравились, о том, как он кричал на меня, а затем ушел. «Скажи мне, кем ты хочешь быть, когда примешь решение».
Просматривая адресную книгу, я пропустила его имя и остановилась на Венди. Я так и не извинилась за то, что сказала на репетиции в тот день, когда мы примеряли наряды. Я набрала текст: «Прости меня за дикую выходку, скучаю по тебе. Спасибо, что пришла». Тут аппарат замигал, и я нажала зеленую клавишу. Сообщение отправлено. Половина третьего ночи.
Потом я легла и стала смотреть в потолок.
«Ты знаешь, что все это значит, Силла? – спросила меня как-то Джуди. – Это значит, что ты сильная».
Но я не чувствовала себя сильной. Я чувствовала себя одинокой и напуганной. Беспомощной. Отец сохранил свою тайну и ушел, оставив меня. Но взял с собой маму. Риз не смог защитить их. А если он не смог, то разве я смогу? Сейчас я хотела только одного – чтобы время повернулось вспять и вернулось к тому моменту, когда самыми серьезными проблемами были бойфренд и невозможность получить главную роль в пьесе. Зачем я вообще волновалась по таким пустяковым поводам? Но конечно же если уж говорить о моей прежней жизни, то я должна быть такой, как леди Макбет.
А может, я боюсь жить новой жизнью? Боюсь того, к чему она приведет? Я запуталась, и теперь не могу найти выход.
Вот Ник смог. Мой отец смог. Он изучал магию долгие годы. И Диакон. Тот самый Диакон, который прислал мне книгу заклинаний – он тоже выбрал путь крови.
Интересно, кто он? Где он? Помог бы он нам справиться с Джозефин? В своем письме он говорил, что отец всегда гордился мной и знал о моей силе.
Я осталась в живых благодаря родителям и Ризу. Благодаря тому, что они сражались за меня. Благодаря Нику и Джуди.
Ну, а что мне самой остается делать?
«Скажи мне, кем ты хочешь быть, когда примешь решение».
Выбора у меня не было.
Я проснулась рано и с первыми лучами утреннего солнца была уже на ногах. Я драила ванную комнату до тех пор, пока не почувствовала ломоту в плечах, но зато благодаря чистящему средству, которым я надышалась, голова моя стала легкой. Несмотря на бинт и толстые резиновые перчатки, ладонь неприятно ныла. Когда ванная комната засверкала чистотой, я пошла в кухню, переложила в кастрюлю овощи, оставшиеся после поминальной трапезы, потом отскребла микроволновую печь и привела в порядок. Однако настроение не улучшилось.
Джуди ушла около десяти. Она хотела встретиться с миссис Маргарет и позаниматься йогой, а потом пойти поесть пончиков. Она пыталась уговорить и меня выбраться из дома, но я прервала ее, обняв и крепко прижав к себе как раз в тот момент, когда она надевала оранжево-розовую с бирюзовым отливом воскресную шляпу. Коса ее была, как обычно, аккуратно уложена. Джуди похлопала меня по спине:
– Только прошу тебя, дорогая, не испорти мою шляпу.
Разжав объятия, я ответила:
– Прости.
Джуди потрепала меня по щеке:
– Я не надолго. Будь осторожна. У нас все будет в порядке.
Когда она, сев в свой обшарпанный крошечный «реббит», отъехала, я пожалела, что многое из ее жизни мне известно лишь с ее слов.
Через несколько минут я, чтобы придать себе силы, надела один из свитеров Риза, повесила на шею цепочку с нанизанными на нее кольцами и, прислонившись к двери отцовского кабинета, задумалась над тем, откуда начать поиски следов Диакона.
Я стояла, уставившись в пол, не в силах предпринять первого шага. Так ничего и не решив, я включила музыку. Проникновенные гитарные аккорды почему-то напомнили мне шуршание автомобильных шин.
В июле мы приглашали профессиональных уборщиков из Кейп-Джирардо для того, чтобы избавиться от пятен крови. Это придумала Джуди, когда Риз не дал ей оплатить похороны. В течение двух недель в доме пахло, как на химическом заводе. Меня это не трогало, а вот Риз без конца брюзжал, что его еда имеет такой вкус, словно ее держат в перекиси водорода. Он грозился купить курительные палочки или залить весь дом виски. Тогда я представляла себе, как дом превращается в огромный костер. Джуди купила цветы и расставила их по всему коридору. Розы, пионы, гвоздики: своим нежным ароматом они должны были нейтрализовать резкое зловоние химикалий.
Теперь в кабинете отца пахло застарелой пылью и книгами. Это была мертвая комната; все, что делало ее живой, было уничтожено – как и моя семья.
Стоя посредине кабинета, я чувствовала, как пустота тяжким грузом давит мне на плечи. Звучала проникновенная музыка, но, несмотря на это, в доме, казалось, царило молчание.
Я была совсем одна.
– Ну все, – решительно произнесла я, заглушив музыку.
Я осторожно прикоснулась к шраму на ладони. Он покраснел, как будто кровь стремилась бурным потом вырваться наружу. Кто я? Силла Кенникот, потерянная и растоптанная жизнью девушка, которая сама себя увечит? Которая боится собственной крови, постоянно плачет и медленно умирает в одиночестве? Или я Силла Кенникот – чародей и заклинатель? Надежный друг, способный управлять своей силой? Я знала правильный ответ, но свернуть на верный путь было все равно что перепрыгнуть через огненную расщелину.
Глава пятьдесят пятая
Силла, ты помнишь тот день, когда в тебе пробудилась магия? Риз до крови ободрал колено, и на тебя этот случай подействовал так сильно, что ты, единственная из нас, плакала. Тебе было пять лет. Ты положила свои маленькие ручки на его колено и плакала, плакала не переставая. Через минуту Риз вырвался и сказал:
– Прекрати, Силла, прекрати.
Рана его затянулась. Ты неосознанно использовала данную тебе силу, и твоего желания унять боль брата оказалось достаточно, чтобы разбудить магию и исцелить рану. Я был бесконечно горд тобой.
И я знаю, что теперь ты сможешь сделать все необходимое, если меня не станет.
Глава пятьдесят шестая
НИКОЛАС
Телефон зазвонил в половине двенадцатого, примерно через час после моего пробуждения.
– Да? – ответил я, не посмотрев на входящий номер, и был несколько удивлен, услышав голос Силлы:
– Ник.
Я и не думал, что она захочет говорить со мной после того, что случилось вчера. Я даже не был уверен, хочу ли я с ней говорить.
Я невольно посмотрел в сторону кладбища, за которым находился ее дом. Надо было рассказать ей про енота.
– Ты у себя? – спросила она.
– Да, – ответил я и кашлянул, прочищая горло.
– А я в отцовском кабинете, пытаюсь найти способ, как войти в контакт с Диаконом.
– А… это тот тип, который прислал книгу?
– Да. Теперь, когда книга в земле, он единственный человек, который может нам помочь справиться с Джозефин. Он ведь знал отца. И вероятно, знает ее.
Голос Силлы звучал уверенно и спокойно, как если бы она делилась со мной своими планами после сдачи выпускных экзаменов.
– А что, хорошая мысль.
Я сел и откинулся на спинку компьютерного кресла, пружины которого тут же жалобно заскрипели. Как раз сейчас настал подходящий момент, чтобы рассказать Силле о еноте. Но сначала я должен был убедиться, что она не находится в состоянии «черт с ней, с этой магией, да пропади она пропадом». Я сам попробую разобраться с проблемой. После короткой паузы она сказала:
– Я надеялась, что ты, может быть, придешь и поможешь мне.
– Да?
– Еще одна пара глаз не будет лишней. Я могу чего-нибудь не заметить, потому что привыкла к этой обстановке.
– Да.
– И знаешь, – она глубоко вздохнула, – я хочу извиниться лично.
– Отлично, – облегченно вздохнул я.
– Вот и хорошо, – произнесла она, по голосу я понял, что она улыбнулась.
– Я выхожу.
– Ник, будь осторожен. На газоне перед домом полно ворон.
Мы закончили разговор.
Отец и Лилит уехали на утренний спектакль какой-то ультрасовременной пьесы, к тому же для того, чтобы добраться до Сент-Луиса, им требовалось еще два часа, значит, времени у меня было достаточно и я не должен был объяснять причину своего ухода. Я быстро собрался и поехал.
Грузовик Риза стоял перед домом, и я припарковал машину рядом с ним. На капоте сидели три вороны и передергивали друг у друга розовую ленту. Не обращая на меня никакого внимания, они с дикими криками бросались друг на друга. Я, подойдя к входной двери, оказавшейся почему-то незапертой, прокричал:
– Силла? Ты где?!
Откуда-то из глубины лома доносилась музыка. Я вошел и направился к кабинету, дверь которого была открыта нараспашку.
– Силла? – Я заглянул внутрь.
Из переносного CD-плеера разносилась мелодия в стиле кантри, и я наклонился, чтобы уменьшить громкость. Силлы нигде не было, и только хаотическое нагромождение на письменном столе свидетельствовало о ее недавнем присутствии.
– Силла! – снова позвал я, обходя вокруг огромного письменного стола.
Медная лампа, излучавшая неяркий желтый свет, высветила ее макушку. Силла, скрестив ноги, сидела позади стола и рассматривала различные предметы, лежавшие у нее на подоле.
– О, Ник. – Она бережно ссыпала все безделушки на пол и встала. На ней был свитер примерно на пять размеров больше, чем нужно. – А я и не слышала, как ты вошел.
– Я и поверить не мог, что ты держишь входную дверь открытой.
Силла пожала плечами:
– Вороны на тебя не бросались?
– Нет.
Она внимательно посмотрела на меня. Лицо ее было настороженным, и это была не маска.
– Прости меня за вчерашнее… за мои слова о твоей матери.
– Ладно. Все это было глупо.
Ее губы дернулись.
– Я почти всю ночь не спала, думала об этом. И о тебе.
– Обо мне?
– Да и о себе тоже. О разных мелочах, которые никак не давали мне покоя. Я не хочу провести оставшуюся жизнь в страхе. В печали. Я хочу действовать. Даже если мне придется убить короля.
– Что?
– Ой, ну… – Силла посмотрела на меня с вызывающей улыбкой. – Как в леди Макбет. Я просто дразню тебя.
– Звучит не совсем обычно для нормального человека.
Я поводил большим пальцем по ее щеке. Она схватила меня за руку и заставила наклониться. Затем погладила мою ладонь. От глубокого пореза, сделанного прошлым вечером, осталась яркая розовая линия, похожая на шрам под ее ключицей.
– Магия… – как бы между прочим обронил я. – Давай я займусь твоей рукой.
– Я думаю… – она снова посмотрела на меня, – как раз сейчас мне и нужна эта рана. Она напоминает о вчерашнем вечере. О том, что ты сказал. – Она, сжав губы и придав лицу свирепое выражение, кивнула. – О том, кем я хочу быть.
Я поднес руку Силлы к губам и поцеловал кончики ее пальцев. Холод между нами растаял.
– Ну ладно. Давай займемся Диаконом, – произнес я.
С тяжелым вздохом Силла снова опустилась на пол и притянула к себе отобранные ранее предметы: пару старых очков, стеклянное пресс-папье, несколько длинных птичьих Перьев, заточенных для письма, с почти выдранным оперением.
Опустившись возле нее на корточки, я указал на перья:
– Неужто твой отец пользовался ими?
– У него был чернильный прибор и разные причиндалы. Они в верхнем ящике, вот тут. – Она осмотрела письменный стол, затем взяла очки и протянула их мне. – Не знаю, зачем они ему. Посмотри, стекла в них розовые.
– Розовые стекла? Я бы не прочь их поносить.
Оправа стекол была серебряной и причудливо изгибалась, образуя букву S, а дужки напоминали по форме сахарные тросточки.
– Ой, он действительно носил их! – воскликнул я.
– Ты… помнишь? – недоуменно переспросила Силла.
Роберт Кенникот смотрел на меня сквозь эти странные очки. «Робби не одобрил бы этого, Донна Харли. Ты зашла слишком далеко». Я закрыл глаза и потер их.
– Ник?
– Мама обычно смотрела на твоего отца через какое-то зеркало. Она пользовалась заклинанием, позволяющим видеть на расстоянии. И… я почти уверен, что помню, как он смотрел на меня сквозь эти очки, но говорил со мной так, будто я был мамой… И, Силла, – я встретил ее настороженный взгляд, – он сказал «Робби не одобрил бы» так, словно он был Робби. Но это, вне всякого сомнения, был твой отец.
– Так ты хочешь сказать, что кто-то проник в тело моего отца, – прошептала она.
– Что-то вроде того. Кто знает? – Я покачал головой. – Я не уверен. – Положив очки на место, я спросил: – А ты что думаешь?
– Надень их и скажи, что ты видишь.
Я послушался: надел очки, посмотрел на Силлу… и чуть не упал от неожиданности:
– Вот черт возьми!
Рука Силлы светилась. Красные нити исходили от нее и, завиваясь в спирали, тянулись ко мне.
– Ник? – Она опустилась на колени.
Красная аура волнами распространялась вокруг нее, напоминая мираж, непостоянный и колеблющийся, и окутывала меня.
– Да уж. Силла. – Мои глаза изумленно расширились, готовые вот-вот выскочить из орбит. – Эти очки обладают магическими свойствами.
Она нахмурилась:
– Что?
Я неохотно снял их. Моим глазам потребовалась примерно секунда на то, чтобы сфокусироваться. Я протянул очки Силле.
Та надела их, все еще хмурясь.
– Все в них выглядит немного желтым, – после недолгой паузы проворчала она.
– Посмотри на себя.
Она подняла руку и раскрыла рот от удивления.
– О, боже. – Она поднялась, продолжая оглядывать собственное тело. – Это изумительно. И так странно.
Я улыбнулся. В этих очках с изящными круглыми линзами, сползавшими ей на нос, она выглядела забавно.
– Так мы с тобой связаны, Николас. – Ее взгляд проследил за длинными завитками. – Возможно, благодаря тому, что ты делал прошлым вечером.
– Или из-за того, какие чувства я испытываю к тебе.
Она замерла, губы ее слегка приоткрылись.
– О, Ник…
Я смотрел на нее и думал о стихотворении, которое написал в понедельник. До того как произошли эти ужасные события.
Сглотнув, она медленно повернулась вокруг своей оси, внимательно изучая комнату.
– Интересно, сможем ли мы увидеть следы магии?
– Не знаю.
– О! – Она замерла на месте, устремив пристальный взгляд на одну из книжных полок.
– Сил?
Она подошла к тому месту, протянула руку и достала несколько книг в твердом переплете. Они с громким стуком упали на пол.
– Сияние с красно-золотым оттенком – не совсем то, что соединяет нас. – Она пожала плечами и надавила рукой на заднюю стенку полки. – Это фальшивая перегородка, мне кажется.
Стукнув по ней, она прислушалась. Звук удара отозвался эхом в пустоте. Я встал рядом с Силлой:
– Может быть, есть какая-либо защелка, открывающий механизм или что-то подобное?
Покусывая губу, Силла провела пальцем по кромке полки:
– Вот!
Она надавила на нижний угол, и панель отскочила. Силла осторожно достала ее и подала мне, а затем сунула руку внутрь. Вскоре ей удалось вытащить портфель, застегнутый наглухо кожаным ремешком, и небольшую тетрадь, обтянутую молескином.[35]35
Молескин (букв. «кротовая кожа») – плотная хлопчатобумажная ткань, окрашенная в черный цвет.
[Закрыть] Силла положила все это на письменный стол поверх груды исписанных листов с клейкими краями и старых счетов. Она быстро расстегнула кожаный ремешок и вынула пачку листов, исписанных мелким убористым почерком.
– Заклинания.
К первому, выбранному мной, заклинанию прилагался чертеж треугольника, вписанного в круг, далее следовали многочисленные пометки, стрелочки и трудно разбираемые слова. Наверху страницы я прочел: «Сначала треугольник, затем круг, в противном случае энергия не будет связана».
– Это почерк моего отца, – прошептала Силла. Она бегло просмотрела листы. – Господи, многое написано на латыни. Что-то вроде кодов. Придется попыхтеть, чтобы все это перевести. Но они выглядят так, как будто эта одна большая магическая формула – более полная, чем та, что в книге заклинаний.
Силла перевела взгляд на тетрадь и, отложив на время исписанные листы с заклинаниями, открыла ее. Обложка, которую она предварительно протерла рукавом, была совершенно черной; с краю, подобно язычку, свешивалась красная ленточка-закладка. С тяжелым вздохом Силла пролистала до заложенной страницы.
– Тысяча девятьсот четвертый год, – прочла она.
Я склонился к ней, ожидая продолжения.
– Я Джозефин Дарли, и я намерена жить вечно.
Силла выронила тетрадь. Подняв ее, я сказал:
– Давай отнесем это ко мне. Отец с Лилит уехали на весь день. Нам никто не помешает. Весь дом в нашем распоряжении.
– Хорошо, – кивнула Силла.
Глава пятьдесят седьмая
СИЛЛА
Я быстро нацарапала записку Джуди и сунула в рюкзак латинский словарь и все те вещи, которые мы нашли в отцовском тайнике. Пик прихватил немного соли из кладовой, а по пути к его машине мы набрали в пластиковый мешок камней, чтобы кидаться ими в ворон.
Птицы молча сопровождали нас, зависнув в небе практически над нами. Мне хотелось во весь голос закричать – так, чтобы Джозефин услышала, что у нас ее дневник и мы отыщем ее слабое место, а затем уничтожим ее.
К счастью, до дома Ника мы добрались без приключений. Вороны не подлетали к нам и даже не каркали. Они молча приземлились на газон, когда мы через гараж прошли в дом.
К моему удивлению, я еще способна была чувствовать волнение и даже приятный трепет. Именно эти эмоции охватили меня, когда я оказалась в комнате Ника. Театральные афиши и постеры наводили на мысль о том, что он собирал все самое яркое и красочное и развесил по стенам.
Мы расположились на полу, заваленном какими-то ужасными коврами: восточными и современными, расшитыми геометрическими фигурами. Хаос на полу полностью соответствовал характеру хозяина.
Ник подпер голову согнутой рукой, вытянул свои длинные ноги так, что почти уперся ими в стереосистему, и начал вслух читать дневник. Его пальцы тихонько отбивали такт какой-то странной мелодии, которую он называл шведской электроникой. Я, не отрываясь, смотрела на его лицо, запоминая каждую черточку. И слушала. Он, как видно, не потрудился утром причесаться как следует или хотя бы пригладить волосы, поэтому сейчас пряди торчали во все стороны. На ощупь они были мягкими и приятными.
Закрыв глаза, я растянулась на ковре рядом с ним. Ник как раз подошел к месту, где рассказывалось о том, как Джозефин обучалась магии под руководством таинственного доктора по имени Филипп; в дневнике рассказывалось об их уроках и теоретических рассуждениях, о многих десятилетиях, которые они прожили вместе.
Джозефин, без сомнений, была ненормальной, но мне казалось, что, если бы я не знала о том, какие ужасы она творила, и если она не убила моих родителей, мы бы с ней поладили. По крайней мере, с ней было бы интересно общаться. Джозефин была всецело поглощена магией и решила использовать ее для того, чтобы обеспечить себе хорошую и комфортную жизнь. К тому же она была влюблена. Я поняла, почему ей нравилось перевоплощаться в других людей, а рассказ о трудностях, которые из-за этого испытывал Филипп, помог мне прочувствовать, насколько отвратительными могут быть последствия подобных действий.
Она писала о жертвенности. Филипп учил ее, что для занятий магией нужно соблюдать баланс. Наша кровь сильна, но ведь ее можно использовать как для добрых, так и для злых дел. Ей необычайно повезло встретить такого учителя. Джозефин упоминала также и Диакона, который, по всей видимости, был старым чародеем. В моем сознании не укладывалось, что они в действительности прожили на свете так долго.
В дневнике было множество пятен, да и бумага во многих местах рассыпалась от времени, не говоря уже о том, что многие страницы вообще отсутствовали. Некоторые были вырваны, другие исписаны настолько неразборчивым почерком, что мы не могли их прочесть.
Здесь упоминался порошок для воскрешения – кармот, о котором говорила Джозефин. Он готовился из костей умерших, и именно благодаря ему они и могли жить вечно.
Ник, закончив чтение первого раздела, вдруг замолчал и задумчиво уставился на страницу.
– Ты думаешь об этом, да? – полушепотом спросила я.
– Об этом невозможно не думать.
Я взяла его за руку, и наши пальцы переплелись.
– Вечная жизнь, – прошептала я.
– А ведь сколько всего можно сделать. Все повидать. Путешествовать, учиться, делать… да все, что угодно.
– Попробовать разные профессии.
– Написать роман. А то и дюжину.
– Стать рок-звездой.
– И президентом, – со смехом дополнил он. – Хотя, как я полагаю, при проверке на эту должность могут возникнуть проблемы.
Но затем мы вспомнили, что за вечную жизнь положена цена и она ужасна. Я вздохнула, подавляя только что зародившиеся в душе соблазны. Сейчас у нас были другие проблемы.
– Удивительно, что отец не упоминал об этом. Я хочу сказать, он не упоминал ничего, что возбудило в ней такую ненависть к нему.
Ник, наклонившись, поцеловал меня:
– С этим мы разберемся.
Мы сделали перерыв и наскоро перекусили пиццей быстрого приготовления, после чего продолжили чтение.
После Второй мировой войны Джозефин становилась все более безумной; она в одиночку путешествовала по всей Америке, иногда ее сопровождал Диакон; затем она снова вернулась к Филиппу. Но ей было очень одиноко. После того как Ник прочитал ту часть, где Джозефин призналась, что подсыпала порошок для воскрешения в пищу Филиппа, он, перевернув страницу, остановился.
– О, господи… – простонал он.
– Что такое? – спросила я, подхватив дневник из его ослабевших рук.
Па следующей странице были строки, выведенные рукой моего отца.
Никогда я не совершал ничего хуже этого.
Мое настоящее имя Филипп Осборн, и я убил семнадцатилетнего юношу, потому что боялся умереть.
У меня перехватило дыхание, словно какой-то огромный, утыканный иголками ком застрял в горле. Я не хотела читать дальше, но должна была продолжить.
– О, господи, – шепотом повторила я. – Моим отцом был Филипп. Он… о, мой бог.
– Моя мать могла бы рассказать об этом, – произнес Ник сдавленным голосом. – Она знала, что он стал другим. Знала, что… что сделал Филипп.
Все знания, которые мы почерпнули из дневника Джозефин, вдруг завертелись в нашей голове, подобно калейдоскопу, а когда мы немного успокоились, все встало на свои места. Мой отец – Филипп. Врач-экспериментатор, учитель, один из тех, кого считали чародеями и демонами. Однако он посвятил жизнь другим людям. Он прикладывал все силы к тому, чтобы лечить и защищать их, и сделал много добрых дел.
Но ведь он создал Джозефин. А возможно, он любил ее?
Меня вновь затошнило, и голова закружилась. Ник забрал у меня дневник и стал его листать. Остановился он только тогда, когда увидел имя своей матери.
Ник опустил голову, не в силах совладать с собой. Я придвинулась к нему и стала читать вслух. Почти целую страницу занимало письмо отца ко мне и Ризу, которое он составил в последние часы жизни. В нем он многое объяснил. Мои глаза стали влажными, и я судорожно принялась тереть их.
По крайней мере, сейчас я получила ответ. Коснувшись руки Пика, я попросила:
– Прочти мне это. Это… и тебя касается тоже.
Дети мои, вы заслуживаете того, чтобы знать, почему я не обучал вас этим вещам.
Силле исполнилось семь, а Ризу девять, и именно в это время надо было начинать ваше обучение.
Однажды, вернувшись домой из школы, я вышел из машины и увидел, как перед нашим домом сидит какой-то мальчик лет восьми. Он с трудом поднялся, но почти сразу же опустился об ратно, как будто был ранен. Я, подойдя к нему, наклонился и протянул руку.
– Меня зовут Роберт, – сказал я. – А кто ты?
Но я и так знал его: лицо, глаза – я знал их. Он протянул мне оцарапанную, кровоточащую руку.
– Я упал, – прошептал он.
Как только я взял его раненую руку в свою, чтобы посмотреть, что с ней, он вцепился в мое запястье и встал, словно был полностью здоров.
– Я изгоняю тебя! – пронзительно закричал он и прижал вторую руку, которая тоже кровоточила, к моему лбу.
Моя голова взорвалась болью, но я сохранил контроль над своим телом, ведь оно принадлежало мне уже много лет. Заклинание этого ребенка не могло разрушить мою плоть. Так же как и заклинания женщины, влюбленной в того, чей дух обитал тут до меня. Я внимательно посмотрел в пустые глаза мальчика: в угольных зрачках не отражался свет.
– Ты не тот, за кого себя выдаешь.
Мальчик сердито посмотрел на меня и сказал:
– Отдай мне Робби!
Прошло уже столько лет с тех пор, как я последний раз видел Донну Харлай. Я прошептал усыпляющее заклинание, и мальчик упал, погрузившись в сон. Я перенес его в свою машину и отвез на ферму Харлаев. Мистер Харлай неприветливо и даже злобно встретил меня, но, когда я спросил, где Донна, он провел меня в ее спальню. Она в бесчувственном состоянии лежала на кровати. Мистер Харлай, так же как и я, все понял. Он сказал:
– Это ее сын! – И клятвенно заверил меня в том, что все уладит.
Вот таким образом я узнал о судьбе Донны; оказывается, у нее был сын, и ее настолько переполняла ненависть ко мне, что она воспользовалась его телом, его кровью ради попытки спасти давно ушедшего в мир иной Роберта Кенникота.
Глядя на нее и на мальчика, которого она использовала, я понял, что не смогу обучать моих детей магии. Я должен был спасти вас от подобных трагедий, защитить вас. Я обучил этому Джозефин, и вот чем это для меня обернулось. Зло и порок надолго сохраняются в крови, а история никогда не прощает нам, если мы плохо поступаем со своими детьми.
Ник положил ладонь на раскрытую книгу, прижав дневник к ковру.
– Я проснулся в ознобе и слышал, как дедушка ругал мать за то, что она натворила. За то, что она совершила столько ужасных вещей. Я знал.
Мы прижались друг к другу, и я опустила голову ему на плечо:
– Мы будем лучше, чем они.
– Да, – кивнул Ник. – Давай читать дальше. Выясним, что произошло. История моей матери уже в прошлом.
Мы снова склонились над дневником.
И я никогда, вплоть до сегодняшнего дня, не жалел о своем решении. Потому что Джозефин здесь, в Йелилане.
Она приходила в школу, и я видел ее мельком. Я пытался убедить себя, что мне просто померещилось. Как она могла найти меня здесь? Прошло тридцать лет, с тех пор как мы расстались. Видимо, жара подействовала на меня угнетающе.
Она ждала меня на улице, на парковке. И выглядела так же, как всегда. Красивое лицо, дикие глаза. На ее губах играла ярко-красная помада.
– Филипп, – прошептала она, – я не вижу своего отражения в твоих глазах.
Ее голос… О, господи, он, подобно острому ножу, проник в мою плоть. Ноги меня не слушались. Если ей известно, где я работаю, то и в моем доме она наверняка побывала. Она выяснила имя моей жены и детей. Солнце пекло невыносимо.
– Джозефин, – сказал я.
Ее пальцы сжались в кулаки.
– А я-то думала, что ты умер.
Я ничего не ответил.
– Я ведь любила тебя! – закричала она. – Я любила тебя сто лет!
– Оставь меня, Джозефин.
– Так же, как ты оставил меня, Филипп? Или Роберт? Может, мне следует называть тебя Робби, мой милый? – Она приблизилась ко мне своей прежней медленной и уверенной походкой.
Я молчал, оглядывая парковку, надеясь на то, что кто-нибудь появится, но в глубине души понимая, что лучше бы наша беседа прошла без свидетелей.
– Ну, и как ты переносишь нашу разлуку, Филипп? Мой доблестный, благочестивый доктор? Даже я всегда возвращаюсь в свое тело. – Она провела пальцами по своим губам, по груди.
Я испугался, я и сейчас боюсь. Ее глаза были дикими и черными, словно в ней больше не было человеческой души, а остались лишь хищнические инстинкты.
Под палящим солнцем мы молча смотрели друг на друга. Асфальт под нашими ногами размяк от жары, ее кожа лоснилась от пота. Отвернувшись от меня, Джозефин подошла к своей маленькой серебристой машине и уехала.
Я сразу же поспешил домой и велел Эмили быстро собрать вас; сказал, что мы едем в Канзас искать квартиру для Риза. Хороший предлог.
Магия глубоко пропитала даже землю вокруг нашего дома, поэтому я решил ждать Джозефин здесь. Я достал коробку, в которой храню средства защиты.
Я молюсь лишь о том, чтобы снова быть с вами и чтобы вы никогда не нашли этих записей; никогда не узнали о прошлом своего отца, о его грехах. А грехи мои воистину тяжкие.
Вот и все. Я не могла дышать и, от начала до конца, перечитала последнюю запись.
– Господи, Ник, – прошептала я. – Господи, ведь это последнее, что он сделал. – Я судорожно вздохнула.
– Да, нам есть над чем подумать. – Он погладил меня по спине, и его прикосновения согрели меня.
– Мне… мне нужно на воздух.
Прильнув друг к другу и взявшись за руки, мы спустились вниз. Я чувствовала невыносимую ломоту в костях. В моей голове с трудом укладывалось то, что мы сейчас прочитали. Я не могла представить, что мой отец на самом деле не был моим отцом. Или что мать Ника использовала собственного сына подобным образом.
Джозефин появилась в школе… может быть, в тот самый день, когда устраивали собеседование на должность психолога. И тогда она проникла в нашу жизнь. Только прочтя ее дневник, я по-настоящему осознала, насколько вероломной, самоуверенной и эгоистичной она была.
Пик провел меня через кухню и со вкусом обставленную гостиную, и вскоре мы вышли через стеклянную дверь во внутренний дворик. Там мы остановились, все так же держась за руки. Солнце уже опустилось за дом, а мне так хотелось погреться в его теплых лучах. Приглядевшись к аккуратно подстриженному газону, я заметила среди колыхавшейся от легкого ветра травы какие-то странные черные глыбы, в изобилии разбросанные на земле вблизи лесной опушки.
