Текст книги "Помереть не трудно (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Достав одну, я осмотрел изделие со всех сторон. Древко было неровным, словно сработанным вручную. Капля серы покрыта прозрачным воском – от головки исходил еле заметный запах мёда.

Крепко взяв спичку двумя пальцами, я с силой провёл головкой по дверце Чайки, с внутренней стороны… Пламя вспыхнуло сразу, ослепляюще яркое, желтое, как солнце. Поспешно схватив сигарету, я прикурил – огонёк сопровождал запах серы.

Выпустил дым и от облегчения прикрыл глаза…

– Нет, ты только посмотри на него, – голос звучал совсем рядом, и был до боли знаком. – Мы, значит, трудимся не покладая рук, не зная усталости, света белого не взвидев, а он тут курит. Как не стыдно, кадет!

…Они стояли на дороге, позади Чайки. Усталые, замотанные – это было заметно по бледным лицам и мокрым по колено ногам. На щеке Алекса пламенела свежая царапина. Владимир был без пиджака, в порванном жилете. Воротничок белой рубашки его был вымазан зелёным травяным соком, пуговиц на ней не хватало.

К молоту, небрежно зажатому в костистой ладони, пристали какие-то неаппетитного вида клочки.

– Где вы были, шеф? – я подавился дымом и закашлялся. – Я проснулся ночью. Вас нет, пошел искать, заблудился…

На меня смотрели скептически.

Честно говоря, я и сам уже сомневался: а были ли мои ночные приключения наяву? И если бы не погибший костюм, не испачканные в чёрной угольной копоти пальцы и не подарок в виде коробка спичек – я бы смело диагностировал сон. Чёткий, реалистичный, но всё ж таки – сон.

– Сашхен, прости пожалуйста, но что ты несёшь? – спросил Алекс, подходя ближе. – Какая ночь? Куда ты мог ходить? Нас и не было-то всего минут десять…

– Десять? – меня накрыло. Будто я вновь сижу у очага, в тесной избушке, на стене висит медвежья шкура, а за спиной корчится лохматая тень… – Десять? Да вас половину ночи не было! Я проснулся, вокруг – темнотища. Машина пустая. Вылез – стоит мужик в камуфляже…

– Какой мужик? – быстро спросил Владимир. Молот свой он аккуратно прислонил к колесу машины, а сам вытирал лицо и руки синим носовым платком.

– Откуда я знаю? – я уже кипел, как чайник. – Сказал, в Розенкрейцеровку идёт… Я – с ним. Шли минут сорок, – бросив недоверчивый взгляд на Чайку, а затем – на указатель у дороги, я понизил голос. – Нет, правда… Мы долго шли. Не менее получаса. Минут двадцать – зуб даю. Потом я услышал крики в лесу, думал, это вы. Пошел искать. Мужик остался, а я спас медведя…

– Сашхен, ты здоров? – шеф потрогал мне лоб, тревожно заглянул в глаза… – Какой мужик? Какой медведь? Мы колесили всю ночь по просёлочным дорогам. Никак не могли найти эту деревню лукавую… Ты уснул, мы решили не будить. И только под утро… Уже светло было… Выехали к этому указателю. Решили, перед тем, как в деревню соваться, освежиться. До ветру сходить…

– С молотом? – невинно спросил я, повернувшись к Владимиру. – А у вас, шеф, револьвер ещё не остыл, я чую запах пороха. Это ж какой должен был ветер, если без молота и ширинку не расстегнуть.

– Уел нас твой напарник, – громко сказал Владимир. – Не в бровь, а в глаз.

– С молотом, или без – это не существенно, – отмахнулся Алекс. – По моим внутренним часам, нас не было около десяти минут. Когда мы уходили – Сашхен сладко посапывал на заднем сиденьи. Было к тому времени уже светло. Мы напоследок решили посмотреть эту дорогу, повернули и почти сразу увидели указатель. Остановились, чтобы разбудить тебя и привести себя в порядок.

– Ну и как, привели? – я скептически оглядел их растерзанные рожи.

– На себя посмотри, – беззлобно фыркнул шеф. – Только новый костюм справили. Кучу денег, между прочим… Специально, чтобы перед Советом не обосра…

И тут зазвонил телефон.

Требовательно так, истерично. Нам всем сразу сделалось не по себе. Попереглядывавшись, выяснили, что телефон звонит из кармана Владимира.

Достав смартфон – плоский прямоугольник утонул в его ладони – и скривившись, словно ел лимон, московский дознаватель поднёс аппарат к уху и некоторое время молча слушал. Затем кивнул, словно бы тот, в трубке, мог его видеть, и посмотрел на Алекса.

– Заседание Совета сегодня. Через час. Мы должны ехать.

– Сегодня? – я впервые видел, как Алекс растерялся. – Но… Почему? Ведь обычно – после бала…

– Спроси чего полегче, – Владимир любовно уложил свой молот в багажник, и теперь озадаченно смотрел на Чайку.

Поясню: колея была довольно глубокая. В середине, на вздыбленном, как грива лошади, взгорке, росли лопухи, крапива, кустики аптечной ромашки… Перевалить, то бишь, развернуться в этой колее на низкопосаженной, как тарантас, Чайке – угробить всю ходовку. И это если повезёт мёртво не сесть на брюхо.

– В деревне должен найтись разворот, – сказал я. – Какая-нибудь центральная площадь, или ещё что…

– Некогда, – отмахнулся Владимир и взялся за передок. – Ну, чего стоите?

Мы с Алексом подхватили машину под багажник, и широко ступая, развернули мордой к Москве. Не скажу, что это было легко. Но и не тяжело. Во всяком случае, я ожидал большего…

– Что за заседание? – выбрались на шоссе мы на удивление быстро. Владимир бодро жал на газ, Чайка летела над дорогой.

– Совет будет принимать решение: выдать тебе лицензию, или… – Алекс замолчал.

– Или пустить в расход? – договорил я за него.

Сделалось муторно. Почему решение о моей судьбе должны принимать какие-то посторонние, совершенно чужие мне люди?

– Ну, не надо так круто, – сказал, не поворачивая головы, Владимир. – В Совете вполне адекватные люди.

– Адекватные? – на этот раз вспылил Алекс. – А кто принял закон о Тройчатке?

– Ну, у всех бывают перегибы, – постарался успокоить его Владимир.

– Из-за этих перегибов любое наше действие автоматически становится уголовно наказуемым, – проворчал шеф. – И вертись теперь, как уж на сковородке. Доказывай, что ты не индюк…

– Оставь в покое фауну, – Владимир прибавил газу и аккуратно обошел фуру, пылившую на всю дорогу песком из-под брезентового тента. – Они всё равно делают много хорошего.

Алекс посмотрел на друга, а потом поджал губы. Скорбно покачал головой…

– Володенька, а ты перестал быть либералом. Вспомни, ещё каких-то тридцать лет назад ты готов был сражаться с Советом до последней капли крови. А ведь это – те же самые люди.

– Времена меняются, – буркнул Владимир, вцепившись в рулевое колесо. Было видно, что костяшки пальцев его побелели от напряжения.

– Да-да-да, – раздраженно закивал шеф. – И мы должны измениться вместе с ними. Но ты?.. Ты же волком готов был выгрызать этот их бюрократизм, эти бесконечные пункты и подпункты о вменяемости и невменяемости. А теперь? Что изменилось?

– Изменился угол зрения, – грубо бросил Владимир. – Всё, знаешь ли, зависит: по какую сторону баррикад лично ты.

Я слушал во все уши, и ничего не понимал. Хотя говорили и по-русски, сейчас это был совершенно незнакомый язык.

– Если помнишь, я тоже состою в Совете, – флегматично сказал шеф. – И что греха таить, бывал я на этих баррикадах. И по ту сторону, и по эту. И даже сверху. Но я никогда, ни при каких обстоятельствах, не собираюсь быть ПОД.

Владимир ударил по тормозам. Чайка пошла юзом, и хорошо, что в этот момент на дороге, кроме нас, больше никого не было.

Меня кинуло на левую дверь.

Съехав на обочину, Владимир отстегнул ремень безопасности, и всем телом повернулся к нам, упёршись рукой в спинку сиденья.

– Ты думаешь, я прогнулся, да? – тихо спросил он. – Думаешь, встал на задние лапки и принялся жонглировать кусочком сахару? А ты знаешь, что это такое: когда к тебе приходят, и тащат в ночь, ничего не объяснив, молча… А потом бросают к стенке. И за что? Всего лишь за вирши. За крошечную рифму, две строки, которые ты сочинил на досуге, под настроение, когда за окном выла метель и от холода трещали деревья?..

– А за деревнею – дыра, – неожиданно сказал шеф таким голосом, что Владимир замолчал. – А в ту дыру, наверно, валилось солнце каждый день. Медленно. Но верно.

Установилась такая тишина, что стало слышно, как где-то в небе, над зеленеющими полями, поёт жаворонок.

– Ты помнишь, что было после того, как ты сочинил эту ману, Володенька? – тихо спросил Алекс.

– Катастрофа Юнкерса под Тифлисом. Смерть патриарха Тихона… Да что ты мне нудишь? – Владимир ударил кулаком по рулю. Вся машина содрогнулась. – Очень хорошо я всё помню. И поэтому – именно поэтому – я перестал быть либералом. Потому что лучше они – меня, чем я… всех остальных.

Мне припомнился мальчик Миша, которого мы встретили в поезде. Его навязчивая мелодия, и как этот самый поезд, завиваясь штопором, пронзал низкие тучи…

Владимир завёл двигатель, и злобно дёрнув длинный рычаг переключения передач, вырулил обратно на дорогу. Вдавил педаль газа.

– Я тебя не виню, – неожиданно сказал Алекс. – Ты всё делаешь правильно, Володенька, и я даже рад за тебя – за то, что ты теперь можешь обойтись… Извини. Я просто волнуюсь.

– Всё будет хорошо, – буркнул Владимир.

Дорога перед нами была бела и пуста.

Некоторое время Чайка летела невозбранно, в приоткрытых стёклах свистал ветер. Потом Алекс поёрзал на сиденье и спросил:

– Как ты думаешь: а почему Совет решил собраться именно сейчас?

Тон Алекса мне не понравился.

Я что хочу сказать: если уж он чувствует себя неуверенно, причём, до такой степени, что выражает это прилюдно… То что делать мне?

– Я лично смекаю, – после раздумий сказал Владимир. – Вервольфы подсуетились. Посуди сам: у них – неприятности, и расследовать их приезжает какой-то чужой дознаватель.

– А они привыкли к тебе, – кивнул Алекс. – Знают, чего ожидать, где соломки подстелить…

– А у тебя – ручной стригой, в роли помощника, – Владимир бросил мне через зеркальце дружелюбный взгляд и подмигнул. – Вот Пантелей и затемпературил. Решил разъяснить этого стригоя, а вместе с ним – и самого дознавателя.

– То есть, диверсия направлена против меня, – задумчиво кивнул Алекс. – Ну… это упрощает дело.

– Можно вопрос? – я всё-таки решил подать голос. – Почему, если вервольфы так хорошо относятся к Владимиру – расследование не поручили ему?

– Это очень просто, – пожал плечами Алекс. – Не поручают расследовать убийство жены – мужу. Дяде – оперировать племянницу. Адвокату-отцу защищать в суде преступника-сына…

– Я слишком долго работаю с вервольфами, – пояснил Владимир. Я их знаю, как облупленных, вдоль и поперёк. Знаю их слабые и сильные стороны, знаком с их заморочками и заскоками… И именно поэтому могу за деревьями не увидеть леса.

– Я понял, – кивнул я. – Вас они тоже знают, как облупленного. А нас – нет. Вот и решили напрячь всех, кого надо и кого не надо.

– Всё будет хорошо, – повторил Владимир.

Перед Чайкой как-то вдруг, неожиданно, выскочила Москва.

Глава 9

Город встретил неприветливо. Ревели автомобили на Кольцевой – с неё мы выбирались, как партизаны из окружения. В окна бил пыльный сухой ветер, но ни Владимир, ни Алекс почему-то не изъявили желания закрыть окна.

Москва грохотала, как миллион набитых камнями бочек.

– Мы скоро приедем, – вдруг сказал Владимир. – И поэтому позволю себе дать пару советов, – он подождал, что скажет Алекс, но тот лишь фыркнул, и демонстративно уставился в окно. – В Совете действительно адекватные люди, и поэтому не надо сарказма, ладно?

– А с чего ты взял, что будет сарказм? – подчёркнуто вежливо осведомился шеф.

Казалось, от их вчерашних, тёплых дружеских отношений, ничего не осталось.

– Я тебя умоляю, – вздохнул Владимир. – Сколько я тебя знаю, только так ты общаешься с властью.

– Кто-то же должен, – буркнул Алекс, сделавшись похожим на непослушного сорванца. – Кто-то, Володенька, должен быть в оппозиции. Напоминать этим напыщенным индюкам, что есть сила и кроме той, что у них…

– И напыщенными индюками их называть не надо, – мягко укорил Владимир. – Ты удивишься, но они и без тебя довольно много о себе понимают.

– Я бы сказал, слишком много.

– Ты опять за своё?

– Ладно, ладно, я постараюсь, – недовольно поднял ладони кверху Алекс. – Если тебе, Володенька, хочется, чтобы я был белым и пушистым – я буду белым и пушистым.

– Да не мне!.. – взвыл Владимир. – Это тебе самому нужно. И твоему кадету, – вновь быстрый взгляд в зеркало, на меня. – Чтобы не отнеслись к вам, аки к волкам позорным…

У меня зазвонил телефон.

К моему удивлению, не успел я ответить, как Алекс ловко выхватил трубку, активировал панель, и крикнул:

– Да?..

…бийство… – долетели до меня обрывки. – На складе…

– Легки на помине, – шеф бросил трубку на сиденье рядом со мной и торжествующе посмотрел на Владимира. – Заседание отменяется, господа присяжные заседатели! – крикнул он радостным полегчавшим голосом. – У нас тройное убийство. Разворачивай машину, Володя. Полетели.

– Ты не можешь так поступить, – с угрозой предупредил Владимир. – Так нельзя.

– Нельзя? – Алекс подскочил на сиденье и приблизил лицо к Владимиру. – Я тебе скажу, что такое нельзя… Нельзя оставлять трупы на солнцепёке – раздует. Нельзя упустить следы, которых через пару часов может уже и не быть. Нельзя бросать дело из-за чьих-то чужих амбиций.

– Александр Сергеевич… – начал московский дознаватель.

– Тамбовский волк тебе Александр Сергеевич, Володенька, – на удивление беззлобно, даже устало, ругнулся шеф. – У нас на руках тройное убийство. И согласись, это факт кроет все остальные.

– А как же Совет?

– Заседание состоится согласно регламенту, в ночь после бала, – отрубил шеф. – Я, если ты помнишь, тоже член Совета. А решение должно приниматься единогласно. Чего в данном случае я лично не наблюдаю.

– Просто все подумали, что в свете сложившихся обстоятельств… – и в третий раз короткий, теперь уже, неуверенный – взгляд на меня. – Ты пойдёшь остальным членам Совета навстречу.

– И пошел бы, – Алекс прижал растопыренную пятерню к груди. – Но ведь убийство, Володенька. Убийство.

– Ладно, я понял.

Включив поворотник, Владимир резко бросил машину вправо.

* * *

Склады компании «Семаргл» находились где-то на задворках, в громадной серой промзоне, вытянувшейся по берегу Москвы-реки.

Нас впустили в широкие ворота – после того, как и Алекс, и Владимир предъявили пропуска… Мне в лицо долго светили фонариком, так, что я уже начал терять терпение, но ничего не сказали.

На КПП, разумеется, дежурили вервольфы.

Оружия я при них не заметил, но с другой стороны, к чему волкам оружие? Они и так глотку любому порвут.

…Неожиданное избавление от заседания Совета вызвало у меня двойственные чувства. С одной стороны – облегчение. От того, что решение судьбы моей откладывается до какого-то мифического бала, который состоится аж в конце недели – бездна времени!

С другой – неправильно оставлять в тылу тикающую бомбу. Мне всегда казалось более целесообразным решать вопросы сразу, как только они возникают. Но тут я вспомнил отца: – Спешка нужна лишь при ловле блох… И успокоился. Бывает так, что проблема, если её не трогать, рассасывается сама собой.

Редко, но бывает.

Склады «Семаргла» походили на отдельный городской квартал. Контейнеры высились в два, а то и в три этажа, потом шел ряд белых железных ангаров, в которых, судя по запахам, дремала тяжелая техника.

Они строители, – вспомнил я. – Подъёмные краны, экскаваторы, бетономешалки… Грузовики. Всё это у них должно быть прямо здесь.

И тут я уловил запах крови. Его тяжелая маслянистая струйка влилась в запахи металла, машинного масла, сухого бетона и мраморной крошки. Пряно и удушающе пах политый солидолом горячий асфальт. Но запах звериной крови выделялся, как шелковая нить в шерстяном носке.

– Туда, – указал я в узкий проход между двумя стенами контейнеров.

– Нам дали другой адрес, – возразил Владимир. Все контейнеры и склады были помечены написанными крупно цифрами и буквами.

– Слушай его, Володенька, – Алекс мягко постучал московского дознавателя по плечу. – Сашхен знает, что говорит.

– Машина там не пройдёт, – упрямо буркнул Владимир, поворачивая в более широкий проезд.

– Значит, дальше мы сами, – заключил Алекс и прямо на ходу приоткрыл дверцу Чайки.

– Вот так, значит, да?.. – Владимир резко нажал тормоз, колодки взвизгнули. – Ты же мне обещал!

– Ты помнишь закон, – вздохнул шеф, открывая дверцу. – Консультировать официального дознавателя – сколько угодно. Участвовать в расследовании – ни в коем случае. А ты в последнее время так любишь Совет…

– Это что, месть? – голос московского дознавателя сделался несчастным.

Алекс несколько секунд смотрел на него удивлённо.

– Объезжай, как тебе показали охранники, – наконец сказал он. – Но раньше времени не появляйся. Ты меня понял?

– Понял.

Мы вышли.

– А с чего вы взяли, что для появления Владимира должно быть какое-то подходящее время? – тихо спросил я.

– Опыт, сын ошибок трудных. Дальше продолжать?

– И как он поймёт, что нужное время настало? – я давно научился пропускать колкости мимо ушей.

– Поймёт. Володя – он знаешь, вообще много чего понимает…

Пока мы шли вдоль контейнеров, запах становился всё гуще. К нему примешивались и другие, менее приятные, чем кровь. Запахи жизнедеятельности организма: развороченных мягких тканей, мочи, экскрементов…

Когда мы вышли на широкое место, где начинались ряды покрашенных белым ангаров, запах стал невыносим.

А через пару секунд я увидел – почему.

Как и сказали по телефону, здесь было три тела. Во всяком случае, торсов, на которых угадывались форменные комбинезоны с логотипом «Семаргла» было именно три.

Вся площадка перед одним из ангаров глянцево поблёскивала громадной лужей. От запахов у меня кружилась голова, по животу словно били молотом.

Тела погибших лежали в разных местах. Одно – сразу у входа, другое – чуть подальше, у ребристой стены. Третье – на самой границе сухого асфальта и кровавой лужи… На первый взгляд, оно было самым целым, но это лишь на первый.

Тело лежало вниз лицом, спина комбинезона была влажной, с какими-то сгустками. Голова вывернута под таким углом, что я невольно наклонился, чтобы понять: на чём она держится.

Тут же об этом пожалел: горло жертвы было вырвано полностью. В ране виднелись синюшно-фиолетовые трубочки вен, желтоватый кольцевой хрящ трахеи и белые мослы позвонков.

Резко поднявшись, я запрокинул голову к небу и попытался глубоко вдохнуть. Не помогло. Запах бил в ноздри, перед глазами стояли чуть подрагивающие трубочки…

– Это вервольфы? – я не сразу понял, о чём спрашивает Алекс.

– Что?..

– Убитые – вервольфы? – терпеливо повторил шеф.

– Да… Да, – сказал я увереннее. – Все трое – вервольфы.

Присев на корточки на самом краю тёмной лужи, шеф задумчиво глядел на тех двоих, до которых мы не могли дотянуться. Чтобы их внимательно осмотреть, пришлось бы ступить в кровь.

– На них явно напали, – сказал Алекс. – Тогда почему они не перекинулись?

– Может, на работе это запрещено, – высказался я. – Вы сами говорили, что вервольфы не должны показывать свою сущность обычным людям.

– Но защита собственной жизни – это базовый рефлекс. Когда тебя убивают, как-то в последнюю очередь будешь думать о правилах.

Шеф посмотрел на меня снизу вверх, прищурившись от солнца. А затем легко вскочил на ноги.

– Пошукай тут, кадет, – попросил он. – Чем пахнет, какие вызывает ассоциации…

– Пахнет кровью и развороченными кишками, – буркнул я. – Это превалирующие запахи. А ассоциации… Как вам: зверское кровавое убийство?

– Ты слишком часто употребляешь слово «кровь», – флегматично заметил шеф. – Соберись. И… Попытайся абстрагироваться. От всего… – он обвёл рукой площадку. – Этого. Попробуй уловить что-нибудь необычное. Или постороннее. Чужое этому месту.

Я отошел как можно дальше от лужи и закрыл глаза.

Пахло всё так же сильно, но здесь запах крови как бы размывался. И сквозь него просачивались другие. Запах горелых покрышек. Запах высокооктанового бензина. Запахи кожи – я имею в виду одежду, и немытых волос… Точнее, запах немытой шерсти.

Это другие, – понял я. – Они приехали на мотоциклах и напали на этих – я кивнул за спину, на лужу крови. Убитые, даже мёртвые, даже сквозь кровь – допускаю, я и вправду часто произношу это слово – пахли противоблошиным шампунем. А эти, другие, пахли просто зверем. Немытой псиной, прокисшим пивом и металлом.

Скорее всего, они приехали на мотоциклах. Эти трое оказались рядом – и были убиты.

Я высказал свои соображения Алексу.

– Согласен, – кивнул тот. – Тем более, что следы покрышек видны повсюду. Сфотографируй их на телефон, потом пробьём по базе. Может, что и проклюнется.

– Вообще всё это странно, – заметил я. – Ангар находится в центре складского массива. Как посторонние байкеры могли заехать так далеко? А как же КПП, камеры слежения, охранники, наконец? Сто пудов – это не ограбление.

– Об ограблении никто и не говорит, – шеф опять смотрел на тела, до которых мы не могли дотянуться. – Но у вервольфов есть ещё такие штуки, как клановые разборки. Битвы за территорию. За самок, наконец.

– За самок?

Я вспомнил девушку – пилота вертолёта. Как-то не увязывается в сознании её облик, и например то, что она будет спокойно стоять и смотреть, как её судьбу решают в драке. А потом покорится судьбе.

– На них напали неожиданно, – вдруг сказал шеф. – Эти вервольфы ничего в этот момент не делали. Видишь, как лежат трупы? Они сидели в ангаре. Услышали шум снаружи… Пошел посмотреть один. Его убили быстро, бесшумно. Поэтому второй, идя следом, ничего не заподозрил. Третий побежал за помощью, но не успел.

– Тогда что они делали в ангаре?

– Узнаем, когда войдём внутрь, – пожал плечами шеф. – Нужно перекинуть через это всё… – он кивнул на лужу и трупы. – Доску, что-ли.

– Погодите, – никаких досок я в пределах видимости не наблюдал. – А как же полиция? Официальное расследование? Эксперты, фотографы, судмедэксперты…

– Сашхен, ты еще не понял? – шеф мягко взял меня за руку и оттащил на шаг. Оказывается, носком ботинка я почти влез в лужу… – Мы – и есть полиция. Судмедэксперты и фотографы.

– И уборщики?

– Нет. Убирать будет специальная команда. Но – только после того, как я дам на это добро.

– То есть, кроме нас…

– Теперь ты понимаешь степень ответственности? – перебил шеф.

Я кивнул.

В Питере всегда кто-то был. Майор Котов, другие полицейские чины, патологоанатомы, лаборанты… Нас вызывали, как консультантов. Да, мы тоже ловили преступников – например, как в случае с Лавеем… Но в Петербурге нас всегда кто-то страховал.

– Извините, шеф… А в Москве, что ли, нет такой же… Ну, команды, как у нас? По борьбе со сверхъестественными преступлениями?

Алекс оглянулся на меня, подняв брови.

– Во-первых, кадет, ТАКОЙ команды больше нет. Мы – уникумы…

– Да-да, я понял. Очень приятно. Но всё-таки?

– Вервольфы, несмотря на весь гонор и предубеждение к пришлым, доверили расследование нам. Это означает, что никого другого они на свою территорию не пустят.

– Слушайте, это ведь уже не детские игры в казаки-разбойники, – я недоумённо пожал плечами. – Это убийство. Его не так-то просто утаить.

– Знаешь, в чём твоя ошибка, кадет? – Алекс подошел так близко, что я уловил запах его одеколона. Он почти выветрился, но от этого знакомого домашнего запаха мне сделалось чуточку легче. – Ты воспринимаешь вервольфов в первую очередь, как людей. А они не люди. У них звериные инстинкты, звериные правила поведения и звериная иерархия. Они сами рассматривают себя не как социум, а как стаю. Смекаешь?

– Вы хотите сказать, что для них, как для волков, войны за территорию – важная, неотъемлемая часть жизни, и убийства, то есть, сопутствующие потери – обычное дело.

– Именно.

– Значит, всё как у людей.

– Только у людей этим обычно занимаются государства, – усмехнулся Алекс. – И прикрывают беспредел умным словом «политика». А у вервольфов – всё по честному, как и написано в одной старой книге: око за око, зуб за зуб. Это и есть закон.

– Я понял. У людей те, кто убивает других, считаются преступниками. Их наказывают. А у вервольфов… Пока не убьёшь – даже аттестат зрелости не получишь. И в связи с этим, – я замолчал, пытаясь сформулировать мысль. – Мы расследуем не столько убийство, сколько… его подоплёку? Мотивы? Ищем связь с кладбищенскими смертями?

– Хорошо рассуждаешь, – похвалил Алекс.

– Тогда у меня ещё вопрос. Вы говорите: убийство для вервольфов – обычное дело. Как за хлебушком сходить. Но почему тогда вызвали нас? Раньше ведь как-то обходились?..

– Думаю, когда мы найдём ответ на этот твой вопрос, кадет, – шеф задумчиво достал пачку сигарет, посмотрел на неё, и сунул обратно в карман. – Мы поймём и всё остальное.

Вход в ангар нашелся с другой стороны – мы вызвали охранника с КПП после того, как осмотрели, зафиксировали и сфотографировали всё, что касалось трёх зарезанный служащих «Семаргла».

Охраннику предстояло позаботиться об уборке и похоронах – положа руку на сердце, я даже думать не хочу, что представляют собой похороны в стае…

Он же показал нам другой вход, точно такой же, на противоположной стороне ангара.

– Что-то подобное я и предполагал, – сказал шеф, обозревая трёхэтажные кровати, общие умывальники и странного вида кухню: никаких плит, зато множество холодильников, разделочных досок и ножей. – Общежитие для молодых волков.

Шеф повёл носом и невольно поморщился. Букет был потрясающий. Я бы даже сказал, сбивающий с ног.

Запах множества старых носков, потных рубашек, рабочих ботинок, чуть кисловатый привкус пива… Красной лентой вился запах мокрой псины, чуть приправленный противоблошиным шампунем – тем же, что и на убитых; оттенял всё это еле заметный запашок сырого мяса… шел он преимущественно от кухни, и это как-то успокаивало.

– Они что, все работают в одну смену? – спросил я, обозревая довольно обширное помещение. Если учитывать тройные нары, жило в нём человек триста…

– Жильцов удалили, чтобы исключить возможность общения с нами, – заметил Алекс, рассматривая ближайшую кровать.

Одеяло было скомкано, подушка сбилась на бок, наволочка покрыта лёгким налётом шерсти…

– Они налетели неожиданно, – я имел в виду байкеров. – Никто не ожидал, что они поведут себя именно так… Жестоко.

– Налетели, убили первых трёх, кто выбежал на шум, и молниеносно смылись, – закончил мою мысль шеф.

– Но почему никто не отправился в погоню?

– Это вызвало бы слишком большой резонанс снаружи, – Алекс имел в виду город за пределами промзоны. – Но не сомневайся: и погоня, и месть – обязательно состоятся. Ведь в этом и весь цимес.

– Тогда я не понимаю, почему вызвали нас, – я заглянул под кровать. Там был армейский рюкзак, с открытыми завязками. Сквозь горлышко было видно – и чуялось – что он набит нестиранной одеждой.

– Ты же сам сказал: чтобы установить, есть ли связь со смертями на кладбище.

– Там же проклятье, – вспомнил я. – Вы сами говорили: на кладбище проклятье. А здесь – обычный беспредел. Где имение – а где наводнение…

– Ты забыл, что проклятье там особого рода, – Алекс пошел к выходу. – Оно не имеет отношения к смертям непосредственно.

– А к чему имеет?

– Это мы должны выяснить. Чем сейчас и займёмся…

– Стойте, – закричал я страшным шепотом. – Подождите.

Алекс обернулся. Я давно заметил: когда его застали врасплох, он всегда принимал «позу дуэлянта»: вполоборота к противнику, одна рука за спиной, другая – вперед плечом – вытянута вдоль тела, готовая в любой миг выхватить пистолет…

– Вы знали, что нам не нужно сюда ехать, – сказал я, шагнув к Алексу и заглянув ему в глаза. – Вы догадывались, что убийства здесь не имеют никакого отношения к нашему делу. Просто вы не хотели встречаться с Советом, и ухватились за оказию.

– Ты не прав, – тихо сказал шеф. – На данном этапе расследования нельзя судить, что имеет отношение к делу, а что – нет. Мы обязаны проверять все версии, все ниточки. А что касается Совета… – заложив руки за спину, он покачался с носков на пятки. – Я никому не позволю диктовать себе условия. В конце концов, я состою в нём намного дольше, чем некоторые из ныне живущих.

– Иными словами, вы занозились на то, что Совет отнёсся к вам без должного уважения, – сказал я. – И хотите поставить его на место.

– Что-то в этом роде, – Алекс покрутил в воздухе указательным пальцем и вновь повернулся к выходу.

– А не получится ли, что ваша заносчивость выйдет боком нам обоим? – спросил я ему в спину.

– Поживём – увидим, кадет, – заложив руки в карманы штанов, он вышел из ангара.

Рёв мотоцикла раздался неожиданно. Машина вдруг взрезала воздух перед самым носом у Алекса, и если бы тот не отклонился – был бы снесён массивным сноровистым «Харлеем».

– Чёрт!.. – закричал шеф в сердцах. – Смотреть надо…

Но байкер, выставив ногу, уже разворачивал заднее колесо, и было понятно, что вот сейчас он понесётся на шефа снова.

Я дёрнул Алекса к себе, в проём двери, и услышал, как в тот, дальний от нас вход, вошли люди…

– Это ловушка, – сказал я патетическим шепотом. – Нас специально сюда заманили.

От тех, кто вошел в спальный ангар, я чувствовал запахи металла, кожи и знакомый, чуть кисловатый запах немытой шерсти.

– По-крупному решили сыграть, – азартно шепнул Алекс. – Не удалось угробить нас в парке, руками подростков – решили выпустить тяжелую артиллерию.

Перед глазами встали растерзанные трупы в луже крови… Да. Эти церемониться точно не станут – дознаватели мы, или ещё кто.

– Стрелять можно? – спросил я. Уверен, они меня слышали: звериный слух не хуже моего собственного.

Алекс отрицательно покачал головой и подвигал бровями.

Я понял. Если мы кого-нибудь убьём, хотя и в рамках самозащиты, для Совета это будет дурным сигналом.

– Ладно, – я снял потерявший вид пиджак и закатал рукава замурзанной рубашки. – Обойдёмся без смертоубийства.

– Нам придётся отступить, – сказал Алекс, оглядывая зачем-то потолок ангара.

– Что?..

– Нам придётся бежать, – повторил он. – Иначе нас убьют.

– Бежать?..

– Мы не имеем права убивать. И они это прекрасно знают.

За дверьми ангара слышался рёв уже не одного, а нескольких байков. От него подрагивали тонкие стены.

– Поздно, – сказал я. – Нас окружили со всех сторон. Прямо военная операция… Приманили. Дали войти. И окружили. Так что, шеф, другого выхода нет. Только прорываться с боем.

– Но Совет…

– Да плевали вы на Совет, – я уже слышал, как к нам подбираются те, что вошли в двери. – Две минуты назад вы сами об этом говорили.

– Слушай… – Алекс стремительно повернулся ко мне и схватил за лацканы жилетки. – Всё, что я говорил – ерунда, бравада. А сейчас всё по чесноку. Если мы кого-нибудь завалим – если ТЫ кого-нибудь завалишь – Совет не даст тебе лицензии. Они поставят тебя вне закона.

– Давайте решать проблемы по мере поступления, шеф, – от предчувствия драки так чесалась спина, что я аж подпрыгивал. – Я постараюсь никого не убить. Но если…

В этот момент я краем глаза уловил движение, и успел прыгнуть между Алексом и здоровенным мужиком в комбинезоне компании.