Текст книги "Помереть не трудно (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6

От неожиданности все замерли. В свете фонарей сцена выглядела контрастной, как на чёрно-белой фотоплёнке.

Несколько крупных волков, изготовившихся к прыжку, тёмные стволы деревьев – тени от веток расчерчивают тропинку на неровные ромбы; а под фонарём, облитый глянцевым светом, словно плащом, застыл Алекс с поднятой рукой. В руке зажат револьвер, дулом вверх.

– А ну, ша. Малявки, – сказал он негромко. Но слова, казалось, всё равно разнеслись по всему парку – такая после выстрела наступила тишина. – Повеселились – и будет.

Волки развернули к нему окровавленные морды и смотрели внимательно, не отрываясь. Алекс убрал револьвер.

Один из волков, приподняв верхнюю губу, зарычал. Револьвер, как по волшебству, возник в руке шефа, но теперь он был направлен точно в лоб волку.

– Рыпнешься – и твои мозги подельники слижут с тропинки, – дружелюбно пообещал Алекс. Волк плюхнулся на задницу и застучал хвостом по земле. – Вот то-то же, – похвалил шеф. – Хороший пёсик.

В желтых глазах волка мелькнул огонь, но рычать он поостерёгся.

– Перекидывайтесь, – приказал шеф. – Нужно поговорить. И не вздумайте слинять, крикнул он вслед хвостам, исчезнувшим за кустами. – Иначе Совет узнает о вашей самодеятельности.

Пока шеф укрощал волков, я старался перевести дыхание. Сердце стучало глухо, как в печной трубе. В глазах прыгали белые искры. Я весь был залит кровью – раны от волчьих зубов были не глубокими, но болезненными. Самым неприятным оказалась разорванная щека. Кровь бежать перестала, но я чувствовал, что при желании смогу просунуть в дыру язык…

С плеча свисал довольно крупный лоскут кожи, икроножное сухожилие было перекушено, и здоровенный кусок задницы был выхвачен, словно каминными щипцами – вот это было по-настоящему унизительно.

Но со мной что-то происходило. Кожа горела, словно присыпанная раскалённым песком, было мне нестерпимо жарко, пульс стучал в животе, отдавался эхом в висках, давил на глазные яблоки… Дыхание сделалось быстрым, словно я только что пробежал стометровку.

И самое главное: пощупав в очередной раз дыру в щеке, я понял, что она стала меньше. Я скосил глаза на плечо. Не скажу, что рана затягивалась на глазах, но подсыхала она весьма заметно. На ногу я уже мог наступать.

Болело всё, как чёрт знает что. Хоть вой. Так плохо я чувствовал себя только тогда, когда у меня из брюха доставали осколки мины…

Зажмурившись, сжав зубы и кулаки, я закусил губу, а волна боли и жара нарастала, делалась плотнее, густела, накрывала с головой… И когда показалось, что сил моих больше нет терпеть – пошла на убыль.

От облегчения я чуть не заплакал – остановило то, что из-за кустов неуверенно, по-одному, начали выходить подростки.

Одетые в спортивные костюмы, в модные белые кроссовки, увешанные множеством цепей, цепочек и прочих фенечек, больше всего походили они на гопников, из какого-нибудь Чертаново.

Кое-кто из них лишь предвкушал избавление от прыщей…

– Ну, гаврики, колитесь: кто вас послал, – весело предложил Алекс.

– Никто, – перекинувшись, пацаны осмелели. – Это мы так играем.

Говорил вожак. Был он рыж, конопат и довольно широк в плечах. На шее его болталась самая толстая золотая цепь.

– Ну что ж, – скучно пожал плечами шеф. – За удовольствия надо платить, – он по-очереди посмотрел в глаза всем волчатам. – Сейчас я вызову представителя Совета. Мы составим протокол – о причинении тяжких телесных… – шеф кивком указал на меня. – Вас привлекут за разбой, охоту на мирных граждан и раскрытие своей сущности непосвященным. В курсе, что за это бывает?

Вожак неуверенно оглянулся на остальных членов стаи. А затем вновь повернулся к шефу.

– Да он нелюдь, – быстрый взгляд на меня. – Нам ещё спасибо скажут.

– За нападение на дознавателя? При исполнении? – Шеф театрально возвёл указующий перст в мою сторону. – Ты в этом так уверен?

Алекс бросил взгляд в мою сторону. Я, надеясь, что понимаю всё правильно, достал телефон и начал набирать какой-то произвольно выбранный номер…

– Подождите, – вожак облизал губы. – С ним… с ним же не случилось ничего плохого. У него и царапин не осталось, – он оглядел меня с ног до головы и нервно шмыгнул носом.

– Дело ведь не в том, осталось, или не осталось, – шеф проникновенно приложил руки к груди. – Дело в самом прецеденте. Вы перекинулись в общественном месте. Напали на приезжего дознавателя, – он ловко выхватил значок и дал волчонку его хорошенько рассмотреть. – А теперь ждёте, что вас почешут за ушком?

Из-за спины вожака послышался дружный стон.

– Мы не знали, что вы – это вы, – сказал тот, что стоял справа, с более смышленым лицом, чем у других. – Нам приказали просто попугать.

– Неправда, – тихо сказал шеф. – Вам приказали нас убить, – он немного помолчал, глядя на пацанов. – И делали вы это не в первый раз. Так что выход один: или вы говорите, кто за вами стоит, или я вызываю представителя Совета. Вас закуют в цепи и отправят на серебряные рудники. Там вы быстро сойдёте с ума, перестанете владеть второй сущностью, и вас усыпят, как бешеных псов.

– Мы не можем сказать, – повесил голову вожак. – На нас наложили Слово.

В глазах его наконец-то засквозило понимание своего незавидного положения. А затем – отчаяние и обречённость.

– Выхода всего два, – шеф подошел к вожаку. Стояли они близко-близко, я видел, как дыхание волчонка оседает у шефа на лице… – Или вы пойдёте с повинной сами… – он качнулся с носков на пятки. – Или вас потащу я. В первом случае Слово с вас снимут аккуратно, знающие люди, и вы всё расскажете добровольно. Во втором… Слово выжгут клещами. А потом вы тоже всё расскажете. Только вместе со словами выхаркаете свои души. Итак?..

Вожак целую секунду смотрел Алексу в глаза. Тяжело дышал. Ноздри его носа раздувались, губы дрожали. Потом он сник, отвернулся и опустив голову, пошел по лунной дорожке прочь. Стая потянулась за ним.

Я подошел к шефу. Мы глядели вслед волчатам, пока они не скрылись в тенях. И только потом Алекс закурил. Предложил сигарету и мне, но я отказался. На душе было паршиво.

– Они ведь совсем ещё дети, – тихо сказал я. – Гормоны, первые игры в иерархию… Их правда ждут рудники?

– Кто-то сделал с этими детьми ужасную вещь: всячески потакал их дурным наклонностям, – Алекс скорбно покачал головой. – Они – убийцы. И должны быть наказаны. А как – решать не мне.

Я поёжился. Всё тело зудело. Там, где еще пару минут назад были рваные раны, шелушилась новая розовая кожа. Я почесал плечо.

– Что со мной?

– Считай, это бонус от пребывания в рядах нелюди, – Алекс говорил своим обычным тоном, но чувствовалось, что встреча с волчатами оставила в его душе неприятный осадок. – Сила, регенерация, острый нюх, зрение, как у полярной совы…

– А бабка что-то говорила о лицензии, – я вспомнил старуху-ведьму с пуделем.

– Мы, человеки, завидуем и боимся вас, – усмехнулся шеф. – Поэтому и жаждем всячески осложнить существование… Не переживай, кадет. Выправим мы тебе лицензию. Это – одна из причин, по которой я и согласился ехать в Москву… – он оглядел меня с ног до головы и добавил сквозь зубы: – Госсподи, где ж ты так извозился-то? Ну чистый свин.

Ноги по колено у меня были в засохшей болотной жиже. Одна штанина промокла от крови, как и плечо, с оторванным рукавом куртки. Рубаха спереди аж заскорузла – натекло из щеки…

Сам Алекс выглядел, как денди, только что вышедший на прогулку: безупречной чистоты пиджак, воротник рубашки аж светится под луной, перчатки имеют первозданный жемчужно-серый оттенок, и даже туфли, которыми он безжалостно месил кочки на болоте, были лишь слегка запачканы в чёрной, и потому почти невидной грязи…

– Ну как я тебя с приличными людьми знакомить буду?

– Извините, – я развёл руками. К ладоням пристали клочки волчьей шерсти. – Ванну принять не успел.

– Ванну?.. – лицо шефа стало задумчивым. – А ведь это отличная мысль!

– Мы же собирались встретиться с Владимиром, – напомнил я.

– Он всё равно раньше полуночи не появится, – отмахнулся шеф. – Вызывай таксомотор. Поедем вот по этому адресу, – достав толстую визитницу, он вытащил чёрный прямоугольник и протянул мне.

– Я думал, отель в другой стороне.

– И всё бы тебе спорить, кадет. Вызывай. Раньше сядем – раньше выйдем.

Я понял, почему Алекс, не чинясь, вызвал такси: адрес, который он дал, находился далеко за пределами Москва-сити, в переулках старого города, среди покосившихся хрущевок, двухэтажных домиков с античными крышами и фальшивыми колоннами, и детских площадок, в которых главной достопримечательностью была песочница, наполненная прошлогодними окурками.

Дубы здесь разрослись особенно мощно, закрывая небо переплетёнными над дорогой ветвями.

Мы спустились по нескольким замшелым ступеням в сырой полуподвал, перегороженный сетчатой дверью – за такими обычно располагаются пункты приёма пустых бутылок…

Но пройдя замусоренный тамбур, с серыми бетонными стенами, исписанными неприличными словами из баллончика с краской, мы оказались в совершенно другом мире.

Не знаю, как описать. Дорогой бутик. Впрочем, я решил, что это бутик лишь по тому, что у дальней стены богато убранной комнаты громоздился набитый штуками тканей шкаф, а на пьедестале стоял манекен, облачённый в вечерний фрак.

Пахло горячим утюгом и печеньем с корицей.

Когда мы вошли, на двери мелодично звякнул колокольчик. На его звуки к нам тут же выплыла пожилая дама.

Вид её вызвал из глубин памяти детский образ старухи Шапокляк. Тот же острый нос, та же нелепая шляпка. Не хватало громадного ридикюля на сгибе локтя, и крысы на поводке…

– Господин Голем! – пропищала Шапокляк, кидаясь к шефу, словно он её давно утерянный близкий родственник. – Как я рада вас видеть.

– А уж как я рад, госпожа Цибульская, – шеф осклабился и припал к ручке, затянутой в сетчатую перчатку без пальцев. Меня от таких всегда в дрожь бросало.

– Какими судьбами в Столице? – ворковала старуха. – Работаете?

– К сожалению, да, – с притворной тяжестью вздохнул шеф. – Вот, хочу представить Совету протеже… – и он указал на меня столь небрежным жестом, словно я был не более, чем прислоненный к стене зонтик.

Шапокляк оглядела меня пристально-профессиональным взглядом из-под очков. Глаза её, водянисто-голубые, на мгновение расширились, кончик острого носа побледнел, но на этом – всё. Ни про мою изодранную в хлам одежду, ни про принадлежность к роду нежити она ничего не сказала. Что значит – воспитание…

– Костюм деловой? – сухим профессиональным голосом вопросила Шапокляк. – Для работы?

– Да.

– Всего один? – старуха скептически выгнула нарисованную бровь.

– Вы, как всегда правы, пани Цибульская. Сделайте десяток. Ох уж эти ученики…

– Будете в Москве всю неделю? Остаётесь на бал?

– Ах да, ещё ведь этот бал… – шеф почесал в затылке. – А знаете что, дорогая? Будем решать вопросы по мере возникновения.

– Учтите: фрак за пару минут я состряпать не смогу.

– Учту, – Алекс куртуазно поклонился.

– А для вас? – старуха понизила голос. – Только в этом сезоне… Цилиндры из шелка ферганских шелкопрядов…

– Ну как я могу устоять!..

Следующие полтора часа я провёл, как во сне. Старуха увлекла меня куда-то вглубь тесных переходов, по которым сновали лысоватые личности в нарукавниках и с складными метрами, повешенными на шею.

Сначала меня втолкнули в ванную, размером с некрупный стадион. Дали мусорный мешок – для одежды – и оставили, слава богам, одного.

Когда я, чистый и оглушенный, в банном пушистом до полу халате, вышел из ванной, меня увлекли в комнату, полностью окруженную зеркалами, с помостом в середине. Взгромоздили на этот помост, безжалостно сорвали халат, и лысоватые личности, негромко переговариваясь на птичьем языке, стали меня обмерять.

– Что это было? – спросил я, когда вырвался к шефу, подстриженный и побритый, с благоухающими цветочной водой волосами, с маникюром, – мне никогда в жизни не делали маникюр! – и переодетый во всё новое, вплоть до трусов.

– Это называется обслуживание по первому разряду, – отмахнулся Алекс, критически оглядывая мои, затянутые в неброскую английскую шерсть, бока. – Ай да Сашхен, ай да сукин сын… Хорош. Вот теперь можно и к Володеньке.

Для завершения гардероба мне на голову нахлобучили щегольскую шляпу. Шапокляк прищурилась, сдвинула её на одну бровь и сказала:

– Вот так и носите, юноша. Вам очень идёт.

В новом костюме и шляпе я был похож на Сэма Спэйда, которому только что поручили отыскать Мальтийского Сокола.

– Вы серьёзно? – я вертелся перед узким зеркалом в первом зале, рядом с манекеном, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. – Шляпа?

– Ты должен уяснить для себя одну вещь, кадет, – Алекс подошел и отеческим жестом поправил мне галстук. – Головной убор – это очень, очень серьёзно. Он определяет, кто ты есть на самом деле. И очень помогает в тех случаях, когда голубь какнет на макушку.

– Почему вы раньше даже не упоминали, что существуют какие-то там лицензии? – спросил я, когда мы поднялись по ступеням на улицу и зашагали под сумеречными дубами.

– Потому что раньше это было не важно, – сказал шеф. – Понимаешь, в Петербурге… У нас как бы другое королевство. Сопредельное, дружественное, но самостоятельное. Совет не любит соваться в Питер, ещё со времён Петра Алексеича, и мы там сами по себе. К тому же, я не хотел тебя волновать.

– Волновать? – в пиджаке, жилетке и крахмальной сорочке я чувствовал себя, как рыцарь, закованный в консервную банку. – Какие-то люди будут решать, позволить мне жить, или умереть, словно я какой-то…

– Ты – стригой, – оборвал мою тираду Алекс. – Да, это не было твоим выбором, но это так. Прими это как данность. Ты – нелюдь, нежить, сверхъестественное существо. Твой метаболизм и особенности физиологии предполагают питание жизненными энергиями других людей. Ты – потенциальная угроза обществу. И в обязанности Совета входит это общество защищать. А значит, оценивать степень опасности, исходящей от кого бы то ни было. Хоть вервольфа, хоть стригоя.

– Кстати, о вервольфах, – не дожидаясь просьбы Алекса, я набрал в приложении вызов такси. – Как так вышло, что Владимир, да и Совет, если уж на то пошло, прощелкали стаю подростков-убийц?

– Думаю, что им всё сходило с рук потому, что жаловаться было некому, – Алекс прищурился на зелёный маячок подъезжающего такси. – Тот, кто отдавал приказ, был уверен, что волчата покончат с нами. И свидетелей не останется. Он не учёл, что стая нарвётся на стригоя. Существо, по меньшей мере равное им по силе.

– Да они меня чуть не порвали, – смутился я.

– Просто ты не успел разозлиться, – шеф открыл дверцу такси и пригласил меня садиться. Будто я наследный принц, или другая важная шишка. – Тебя тренировали сражаться с солдатами, а не с детьми. Поэтому рефлексы спали, и ты отбивался вполноги.

– А что это за бал, о котором вы говорили со старухой Шап… С госпожой Цибульской?

– О, Весенний Бал, – мечтательно улыбнулся шеф. – Такое, знаешь ли… мероприятие. Общественное.

– Что-то вы темните.

– И ничего я не темню, – отмахнулся Алекс. – Просто это надо видеть своими глазами. Никакие разговоры не помогут.

– И когда он состоится?

– Через неделю. Надеюсь, к тому времени мы успеем закончить наше расследование.

– А уж я как надеюсь, – пробормотал я себе под нос.

Не увидеть Мириам ещё неделю… Интересно, что-нибудь останется от наших отношений, когда я вернусь?

Алекс говорил, что она – воплощение женского начала. И по этой причине совершенно неспособна на долгий и прочный союз с одним человеком… А я – однолюб. Как и отец.

После того, как мама умерла, у него были женщины – он не говорил, но я и сам об этом догадывался. Но ни одна из них не смогла занять в его сердце достаточно места…

– Приехали, – сказал Алекс. – Выходи.

Кабачок «Вяленый баклажан» сиял неоновой рекламой, изнутри грохотали какие-то скороговорки, а снаружи стояла очередь – видимо из тех, кто жаждал вкусить разрешенных удовольствий.

Алекс, разумеется, прошел мимо всей очереди в её голову, туда, где за бархатным канатом высилась туша охранника.

Вервольф, – оценил я уже с первого взгляда.

Он равнодушно смотрел на толпу. На девчонок, в своих лёгких нарядах чувствующих себя в ночном парке довольно зябко; на парней, которым за отсутствием воспитания даже в голову не приходило предложить девчонкам свои хипстерские укороченные пиджачки…

Потом взгляд мой дёрнулся к банде подростков в спортивных костюмах и с рыжевьём везде, где можно и где нельзя. Но это были обычные люди и я утратил к ним интерес.

– Две жабы в платьях, – не останавливаясь, сообщил Алекс охраннику, и тот успел снять бархатный канат в тот миг, когда шеф должен был на него наткнуться.

– Что за жабы? – спросил я, стараясь из-за его плеча разглядеть внутренности кабачка.

– Пароль такой, – пожал плечами шеф. – Уже много лет – один и тот же. Просто у Володи чувство юмора… Слишком постмодернистское.

Внутри было странно. Никаких столиков, никакой сцены – как я представлял себе кабачок. Было обширное пространство, заполненное народом. С потолка, укреплённого тавровыми балками, светили яркие софиты. Их толстые, почти осязаемые лучи пересекались на крошечном пятачке в центре площадки, окруженной плотным кольцом людей. В лучах стояли двое…

Точнее, трое – считая Владимира. Тот стоял меж двух парней, в руке его был микрофон. Неизменная кепка съехала на затылок, пиджак отсутствовал, жилетка расстёгнута, а рукава белой рубашки закатаны до локтя.

– Итак, в баттле сегодня участвуют Ген, – он наклонил голову в сторону одного из парней – бородатого татуированного шибздика в кожаной куртке и скинхедских ботинках. – И Чебуран, – кивок в сторону второго, высокого тощего парня с курчавой шевелюрой и характерным семитским носом. – Ген коренной московский поэт, много знает, и ловко придумывает ответ. Таких поэтов я повидал – ни один столь искусно стихов не слагал. Как начнёт читать – только держись. Или ногами к взрыву, как на атомной войне, ложись. Противостоит ему Чебуран. Приехал он из сопредельной республики Азербиджан. Откроет рот – льётся из него не мёд и пахлава, а сорок тонн отборнейшего дерьма. Завалит конкурента по самое не балуйся. Ругается – только залюбуйся…

В этот момент Владимир увидел Алекса. Их взгляды пересеклись, Владимир не глядя сунул микрофон кому-то в руки и пошел к нам, раздвигая толпу.

Не останавливаясь, кивнул на ходу, и мы пошли куда-то вглубь зала, к массивным металлическим лестницам, ведущим на верхнюю галерею.

– Ну, – произнёс Владимир, зажав в пальцах крошечную рюмку, из которой пахло горькой полынью и лимоном, – За встречу.

Они с Алексом выпили. Я воздержался.

В кабинет Владимира не доносилось ни единого звука с площадки, на которой бесновались участники баттла, поддерживаемые каждый своей командой. Весь зал, сектор за сектором, был виден на широких мониторах, украшавших одну из стен кабинета. Но звука мониторы не передавали, от чего толпа на экранах, облитая электрическим светом, выглядела несколько сюрреалистично. Сразу вспомнился фильм «Блэйд». Это где показывают сначала обычный ночной клуб, а потом из форсунок под потолком начинает брызгать кровь…

– А где твой подопечный? – поинтересовался шеф.

– Митроха? – поморщился Владимир так, словно у него ныл больной зуб. – Забрали его у меня.

– Давно?

– Сразу после Питера, – наш хозяин взял крошечную бутылочку зеленоватого стекла, и накапал в две рюмки по второй. – Мы там в Петергофе знаешь, как развлеклись!.. Не слышал?.. Хочешь, расскажу?

– Позже, – вежливо отклонил шеф. – Давай лучше о кладбище. Ты знал, что там таки есть проклятье?

– Догадывался, – вяло кивнул Владимир. – Но ты же знаешь, Сергеич, я твоими талантами не обладаю. Ауры щупать, источники силы находить, проклятья, опять же, видеть… Я человек простой. От сохи. Дай мне молоток – и я расшибу им чью-нибудь бошку. А колдовство, магия – шмагия – это не моё.

– Но охранять наследника ты взялся.

– Было дело, – откинувшись на стуле, Владимир добыл из ящика стола портсигар, из него – папиросу, и постучав пустым кончиком о сгиб большого пальца, закурил. Дым поплыл по кабинету сизый, как утренний туман. – Но у меня его забрали.

– Как так? – флегматично спросил шеф. После выпитого, глаза его увлажнились, в них добавилось живого блеска. На щеках выступил румянец.

– Пантелей дёрнул за кое-какие ниточки в Совете, – поморщился Владимир.

– У Совета появились ниточки, за которые можно дёргать? – поднял брови шеф. – Интересно…

– Ты же его видел, – Владимир проникновенно посмотрел шефу в глаза. – Такому человеку трудно отказать.

– Ты хотел сказать: вервольфу, – хмыкнул шеф.

– Они ведь поэтому тебя и позвали, – приложив огромные ручищи к груди, продолжил Владимир. – Меня с волками связывают давние узы. Слишком много пройдено вместе. И мне…

– И тебе сложно адекватно оценивать уровень угрозы, – кивнул шеф. – Понимаю. Но всё равно обидно, да?

– Не без того.

– Будем работать вместе, – решил шеф. – Я не собираюсь держать тебя за дурачка. Совет – Советом, а дружба дружбой.

– Я перед тобой в долгу, – пыхнул папиросой Владимир.

– На том свете сочтёмся, – отмахнулся Алекс.

– Так что всё-таки с кладбищем? – не удержался я. Понимаю: в разговоры старших по званию встревать не положено, но всё это нагнетание вокруг Совета заставило меня нервничать. Хотелось уже отвлечься на что-нибудь конструктивное.

– А что с ним? – невинно спросил Алекс. – С проклятьем мы вроде бы разобрались…

– Да нифига. Какого рода проклятье, могло ли оно поспособствовать смерти людей… Мужик этот лукавый, с малиной.

– Мужик? – живо переспросил Владимир. – Какой мужик?

– Отирался там один, в медвежьей шкуре… – я покрутил шеей: жесткий воротничок просто таки впивался в кожу. Как гаррота. – Из лесу вышел. Советовал на кладбище больше не ходить. Грозил, что съедят.

– Кто?

– Не знаю, кто, – я смотрел на мониторы. Гулянка внизу набирала обороты: людское море волновалось, лучи софитов метались по залу, выхватывая из толпы то одно лицо, то другое. – Нам просто пригрозили… Да нет, запретили, являться туда после темноты.

– И правильно, – одобрил Владимир. – Нечего шалаться по ночному кладбищу, – движения его сделались резкими, а голос глубоким, словно он говорил в пустую бочку.

Алекс сидел прямо, с серьёзным лицом, и неотрывно смотрел в какую-то точку, мне невидимую.

Да они наклюкались! – понял я через секунду. – Выпили по два напёрстка, и наклюкались в зюзю. Ничего себе, настоечка…

– Да не по кладбищу шалаться, – казалось, шеф с трудом разлепляет губы. Голос у него стал медленный и тягучий, как мёд. – А к ним в деревню. Розенкр… Розенкрр-рей-церка, – он интеллигентно икнул и потупил взор. – Деревня летом, – вдруг сказал он задумчивым голосом. – Любил бы я тебя… Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи…

– Но-но, – Владимир вскинул голову, как задремавшая лошадь. – Без импровизаций.

– Прости, – шеф повёл пьяными глазами. – Не удержался.

Я ничего не понимал.

Вроде бы мы шли на серьёзную встречу, обменяться информацией по важному делу, миг – и всё пошло прахом. Как так-то?..

– Нет там никакой деревни, – вдруг сказал Владимир почти трезво. – Нет, и не было никогда.

– А вот и есть, – упрямо заявил шеф. – Кадет, подтверди.

– О деревне мы знаем лишь со слов мужика, – послушно сказал я.

– Нич-чего не понимаю, – Владимир поднялся, затем опустился на колени, прямо на пол, и принялся рыться под столом. – Какие-то деревни, мужики… – он выбрался, держа в руке огромный молот. Тот самый, который я уже видел в Питере. – Давайте прямо сейчас всё и проверим.

– Но мужик особенно подчеркнул, что после темноты приходить нельзя, – напомнил я.

– Вот поэтому нужно сделать это именно сейчас, – глубокомысленно поднял указательный палец Алекс. – Ноч-чью.