Текст книги "Помереть не трудно (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зимина
Соавторы: Дмитрий Зимин
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Глава 12
Стригоев было много. Двадцать пять, тридцать особей. Я даже не мог представить себе, что в Москве, средоточии власти мифического Совета – их будет столько.
– Ну, что встал? – толкнул меня в спину Алекс. – Двигай вон к тому пустому столику.
– Извините, милостивые государи, но у нас – приватная вечеринка.
Он словно соткался из теней. Пират, – сразу подумал я. Красная бандана, густые бакенбарды, золотое кольцо в ухе, на шее – яркий платок, кожаный жилет увешан драгоценными брошами, как ёлка – игрушками на рождество…
Было в нём что-то от циркового распорядителя.
А ещё он был стригоем. Самым сильным из всех, кого я до сих пор видел.
Поясню: с некоторых пор я стал чувствовать силу. Или, как ещё говорят, потенциал любого существа. Человека, вервольфа, а в данном случае – не мёртвого.
Алекс, например, сиял, как факел – яркий, цвета раскалённого клинка. Мириам излучала мягкий золотистый свет раннего утра. Отец Прохор был похож на белый столп ослепительного света, бьющий из земли прямо в небо.
Обычные люди – я имею в виду, прохожих на улице, к которым я обыкновенно не приглядывался – напоминали мириады церковных свечек в соборе: какие-то горели ярче, какие-то приглушенно, как светляки; некоторые мерцали едва различимо…
Здесь, в клубе, была та же картина: россыпь свечных огоньков, изредка разбавленных факелами разной степени интенсивности.
Вервольфы, кстати сказать, почти все светились в красно-зелёном диапазоне – предполагаю, из-за из двойственной сущности.
Стригой, который стоял сейчас перед нами, слепил глаза, как пламя ацетиленовой горелки, поднесённой близко к лицу. Только пламя это было холодным, ледяным. Я бы даже сказал, оно было антипламенем. Такого я ещё не видел.
– Вечеринка? – развязно переспросил шеф. – Прекрасно. Мы как раз приглашены.
Стригой сузил глаза. Радужка их была бледной, словно бы выцветшей.
– Сомневаюсь, – речь его оставалась вежливой, хотя в голосе и прорезались стальные нотки. – Ибо я сам рассылал приглашения. И вас, милостивые государи, в списке не было.
В дальнем углу, рядом с крошечной сценой, сидела компания вервольфов: запах я учуял прежде, чем их увидел. Перед ними стояло несколько кувшинов с тёмным пивом, на тарелках влажно поблёскивали сырые стейки, а воздух вокруг загустел от табачного дыма.
На том вервольфе, что сидел спиной ко мне, была чёрная куртка со знакомой уже эмблемой: горящей волчьей головой на фоне лунного диска.
Всё это время стригой в красной бандане не отрываясь изучал меня. Он перебегал взглядом с лица на одежду, на руки, задержался на спрятанном под пиджаком пистолете… Я почувствовал укол удовлетворения: в костюме, сшитом пани Цибульской, мне наконец-то не приходилось краснеть за свой затрапезный вид.
Вот тебе и вторая выгода, – прозвучал в голове ехидный голос шефа. Я даже вздрогнул, и бросил на него подозрительный взгляд – но Алекс ничего не говорил.
– Очень жаль, – притворно вздохнул он наконец. – Нас уверяли, что это заведение достойно всяческих похвал. Но нет, так нет. Найдём какое-нибудь другое.
И тронув меня за рукав, шеф повернулся, чтобы уйти.
– Я не говорил, что вам здесь не рады, – с удивительным самообладанием заявил стригой. – Мой долг – предупредить. У нас собирается не совсем обычное общество, очень тесная компания. И главное правило – никаких раздоров. Вы должны вести себя вежливо, не вступать в конфликты и не затевать ссор.
– Помилуйте, светлый князь, – Алекс прижал руку к сердцу. – Ну разве мы похожи на господ, которые ходят в кабак с целью затеять ссору?
– Чутьё подсказывает мне, что – да, – улыбнулся, показав клыки, стригой. – Вы – те самые господа.
– Хорошо, – кивнул шеф. – Обещаю со своей стороны, что ни я, ни мой друг ни словом, ни делом никак не оскорбим ваших гостей. Впрочем, за остальных я ответственности не несу… – он добавил это вскользь, как бы между прочим, но стригой дал понять, что принимает оговорку.
– В таком случае, добро пожаловать в клуб «Астарта», – он гостеприимно повёл рукой вглубь помещения. – Выбирайте место по душе и наслаждайтесь представлением. Меня зовут Неясыть. Обращайтесь, коли возникнут вопросы.
Стригой коротко поклонился и растворился в тенях – я честно не заметил, как он ушел.
Мы с Алексом спустились в зал и заняли свободный столик. Был он не так уж близко от сцены, в довольно сумрачном углу. Багряная парчовая скатерть свешивалась почти до полу, на ней уютно светился крошечный светильник, накрытый шалью.
Не сговариваясь, мы с шефом заняли места лицом к залу. Это оказалось не слишком удобно в плане общения, и кроме того, привлекло несколько подозрительных взглядов, но шеф лишь мило улыбнулся соседям и немного отодвинул свой стул – чтобы легче было встать, если придёт нужда.
Что характерно: стригой, который нас встречал, прекрасно заметил и револьвер Алекса, и мой собственный пистолет, но ничего по этому поводу не предпринял. Ограничился предупреждением – и всё. Интересно: действительно ли все приглашенные господа блюдут культуру общения, или же предупреждение было формальностью – мол, я вас предупредил, а остальное не моё дело…
Официантка, возникшая у столика, привлекла моё пристальное внимание. Она была… необычной. Не в плане красоты – экзотической, яркой, почти болезненной. А своей неприкрытой, выставляемой на показ «инаковостью».
У неё были длинные раскосые глаза, зелёные, с золотыми крапинками. Высокие острые скулы, смуглая кожа – на ум пришло сравнение «бархатная». Пышная грудь, осиная талия – эти скудные эпитеты не могут передать того взрыва чувств, что я испытал.
Хищная, – вот что приходило в голову в первый момент. – Опасная. Быстрая.
Волосы девушки были белыми – такими же, как у меня. И казалось, что краска здесь ни при чём, они были серебристыми, как лунный луч, от природы. И ещё: по всему телу девушки шли полосы. В полумраке зала оставалось только гадать: странная ли это татуировка, или боевая раскраска, которой украшали себя некоторые полинезийские племена…
– Кадет, – голос, а скорее пинок Алекса по голени вывели меня из ступора. – Не стоит заставлять ждать столь ослепительную особу, – говорил он со мной, но улыбался, не отводя взгляда ни на мгновение, девушке. – Сделай заказ, дьявол тебя побери, и позволь даме удалиться, пока я не получил разрыв сердца, лицезрея черты, достойные самых чувственных и смелых стихов.
Промямлив что-то про клюквенный сок, я уткнулся взглядом в стол. Что-то с этой девушкой было не так. Очень сильно не так, но что – я пока понять не мог.
– Ммм… насчёт стихов – вы же это не серьёзно? – сказал я просто так, лишь бы что-нибудь сказать.
– Я до сих пор в завязке, если ты об этом, – пробормотал шеф, оглядывая зал. Он старался смотреть как бы вскользь, ненавязчиво, но всё равно многие, почувствовав, что на них смотрят – оборачивались. – Дополнительные коллизии с Советом мне не нужны.
Официантка вернулась. На подносе она легко, словно это была стопка салфеток, удерживала две тяжелые кружки, кувшин с пивом толстого литого стекла, и такой же – с кроваво-красной жидкостью. Увидев, как тяжело плещется о гладкие стенки рубиновый прибой, я чуть не возмутился – опять меня за стригоя принимают!.. Но вовремя вспомнил, что сам заказал клюквенный сок…
Расставив напитки, она удалилась, позволив полюбоваться плавной грациозной походкой.
– Если бы Елена была хотя бы в половину так прекрасна, от Трои не осталось бы камня на камне, – как бы про себя, под нос, пробормотал шеф.
И вновь он возник ниоткуда, соткался из воздуха и света свечей, которыми освещался зал клуба – я забыл об этом упомянуть? Так вот: никакого электричества здесь не было и в помине.
Под потолком медленно раскачивались люстры, размером и формой похожие на тележные колёса. Они были утыканы, усажены и уставлены свечами.
В зале, перекрывая запахи разнообразных существ, пахло раскалённым свечным воском и ладаном.
Свет множества свечей создавал поистине удивительные эффекты. Он словно живой метался по стенам, окутывал посетителей загадочными тенями, плясал на натёртом до блеска полу, отбрасывал мятущиеся блики на скатерти…
В этих тенях легко спрятаться, – подумал я, глядя на стригоя в винно-красной бандане, подошедшего к нашему столику.
Золотая серьга в его ухе словно бы жила своей жизнью: покачивалась, ловила свет свечей, и отбрасывала ослепительные блики, от которых становилось больно глазам.
– У вас всё хорошо? – покровительственно спросил Неясыть.
– Всё великолепно, светлейший князь. – Мы в восхищении. Поражены, раздавлены, сломлены. Столько стиля! Обаяния! Такта!..
Алекс невыносимо грассировал. Алекс выспренно помахивал руками. Алекс закатывал глаза и тряс головой. И становилось ясно одно: мой шеф нарывался. Внешне придраться было не к чему, но то, каким тоном он говорил…
Стригой – флибустьер тоже прекрасно это понял. Сверкнув ещё раз серьгой, подал кому-то сигнал глазами и испарился.
Я оглянулся – туда, куда смотрел флибустьер, но никого не заметил.
– Почему вы назвали его князем? – спросил я Алекса, осторожно пробуя клюквенный сок.
От первого же глотка челюсти свело кислотой и необыкновенной свежестью.
– Таков его титул, – пожал плечами Алекс, с удовольствием наливая себе тёмного портера, и пробуя его, и одобрительно причмокивая, и промокая салфеткой пену на верхней губе…
Я с завистью сглотнул.
С тех пор, как Лавей поставил на мне свою метку, я больше не переносил алкалоиды. Впрочем, пить-то я мог. Но что-то в моём изменившемся метаболизме не давало наступить даже легчайшей стадии опьянения, переводя организм сразу к жесточайшему похмелью… После нескольких неудачных экспериментов я решил, что оно того не стоит.
– Титул? – переспросил я. Уровень жидкости в кувшине Алекса стремительно убавлялся, и мне ничего не оставалось, кроме как завистливо сглатывать в такт его глоткам.
– Некоторые зовут его Мастером. Как самого сильного стригоя в городе… Но сам Неясыть предпочитает титул Светлый Князь.
– И он тоже… обращался к Совету за лицензией? – я просто не мог представить этого флибустьера, пирата, согнувшимся в низком поклоне, с протянутой рукой.
– Он из другой фракции, – неохотно ответил Алекс. – Видишь ли, Сашхен, не все… подчиняются Совету. Много копий сломано из-за этих разногласий, но в конце концов Совет и… другие пришли к соглашению. Главное – не попадаться друг другу на глаза.
– Вооруженный нейтралитет?
– В буквальном смысле – не попадаться. За тех, кто на свою беду контактирует с противником – никто ответственности не несёт.
– То есть, разборки между фракциями никем не запрещены? И любой может замочить любого?
– Ты до сих пор ничего не понимаешь, кадет, – вздохнул Алекс. Пиво в его кувшине уже кончилось, и он знаком подозвал ту же официантку. – Ты не учитываешь, что любого в НАШЕМ мире – чертовски трудно убить. Мы все – хищники. А если вспомнить этологию – чем лучше оснащён хищник, тем больше у него сдерживающих маркеров. Внутренний кодекс чести, если угодно. Никто не нарывается просто потому, что может. Иначе естественный отбор давно уже вывел бы нас за рамки эволюции.
И тут мне в голову пришла мысль…
– Позвольте, шеф! Вы неоднократно упоминали, что тоже состоите в этом Совете. И тем не менее, пришли сюда. Вы действительно полагаетесь на эти самые… маркеры? Или настолько безрассудны, что решили пойти на свой страх и риск?
– Я достаточно долго живу на свете, чтобы ощутить некоторую скуку от однообразности бытия, – шеф достал свою трубку и принялся её раскуривать. – Так что, считай, риск – это приправа, с которой блюдо под названием «вечность» перестаёт быть пресным.
Я заткнулся. По опыту: коли шеф начал говорить высоким штилем – жди беды. Что характерно: инициатором и зачинщиком этой самой беды являлся, как правило, он сам. Это значит – он что-то нашел. Какую-то деталь, зацепку. И вцепившись в неё, как бульдог в грелку, будет трясти и рвать, пока не посыплются опилки.
И в этот момент на сцене, до того пустой, что-то грохнуло, разбилось, задребезжало – и вдруг оказалось, что там размещается целый оркестр – барабаны, контрабас, две гитары и клавишник. Посредине всего, на шатком стуле, сидел ещё один. В драной вязаной кофте, с соломенного цвета волосами, стянутыми на лбу кожаным ремешком. У него тоже была гитара… И если бы я не знал, что Курт Кобейн вышиб себе мозги выстрелом из собственного ружья, я бы руку дал на отсечение, что это – он и есть.
– Не торопись делать выводы, кадет, – словно прочитал мои мысли Алекс.
И тут парень в кофте взял несколько аккордов. Я подскочил. Да нет, не может быть!.. Это подделка. Кавер-группа. Имитаторы.
Но когда он открыл рот и запел…
Я выпучился на шефа.
– Но… как же так?.. – Алекс молча развёл руками. – Скажете, что и Элвис не умер?
– Элвис? – переспросил шеф и улыбнулся. – Элвис просто улетел домой. Шучу. Наслаждайся, Сашхен. Нечасто удаётся видеть настоящего мастера за работой.
И откинувшись на мягком удобном стуле, Алекс полузакрыл глаза и отдался музыке. Но я упрямо подёргал его за рукав.
– Вы говорили, что мастерам не позволено исполнять свои произведения. Что от этого случаются всякие беды и разнообразные казни египетские…
– Не в этом случае, – усмехнулся шеф, выпрямился и поглядел на сцену с каким-то голодным выражением. – К добру или худу, этот мастер совершенно безопасен. Его талант выгорел вместе с нервными клетками, которые день за днём, год за годом выжигал наркотик. Он может сколько угодно сочинять маны, и лично исполнять их. Ничего не будет. «Мы поставили ему пределом скудные пределы естества. И как пчёлы в улье опустелом дурно пахнут мёртвые слова»…
– Но… Почему? Неужели жизнь его была так тяжела, что он искал утешение в наркотике?
– Его наказали, – со значением сказал Алекс. – Смекаешь?
Одна песня закончилась, началась другая. Я не отрываясь смотрел на сцену. На грустного парня в растянутой вязаной кофте… И всё же вокруг него клубилась сила. Она окружала его ореолом, нимбом. Но было видно: этой силе нет доступа в глубины его души…
– За что? – спросил я. – За что его могли наказать?
– Он думал, что может изменить мир.
Я замолчал. Закурил, и стал просто смотреть на сцену. И изредка – на Алекса.
Было видно, что шеф расстроен. Что он никак не ожидал увидеть здесь… такое. Вид больного мастера дёргал какой-то нерв в его душе.
– Может, уйдём? – спросил я. – Время терпит. Поищем того мага в другой раз.
– От себя не убежишь, – отмахнулся шеф.
И я понял, что так сильно его гнетёт: он примерял участь мастера на себя
Да, Алексу не позволено заниматься тем, что он любит больше всего на свете. Но: ему остаётся сила, он может невозбранно черпать могущество из неиссякаемого источника – его таланта, его дара.
И неизвестно, что лучше: иметь возможность пользоваться талантом, как инструментом – творить, купаться в лучах славы… Или стать таким, каков он есть сейчас. Непримиримым, яростным… Вечным.
Я ещё раз посмотрел на сцену. Пел, перебирал струны гитары, мастер с закрытыми глазами. Он не замечал ни публики, ни огней небольшой рампы. Чувствовалось, что внутри него – только музыка. Остальные были не более, чем статистами.
Наконец, после десятка песен, он поднялся, и ни на кого не глядя, удалился. Раздались робкие хлопки – и не потому, что благодарить певца было не за что. Просто казалось: ему это совсем, совсем не нужно…
После ухода мастера шеф встрепенулся. Кажется, ему сделалось легче от того, что музыка прекратилась.
На сцену как раз выскочили две девицы, одетые в бронелифчики. Бёдра их, обтянутые короткими кольчужными юбочками, мягко покачивались, стройные ноги, обутые в высокие сандалии со шнуровкой, ритмично ударяли в пол.
Валькирии, – пришла в голову мысль. – Девы божественного огня…
И как же я угадал! Девушки держали в руках жезлы, концы которых, при ударе об пол, заполыхали золотыми искрами. И они начали вертеть этими жезлами, превращая их в огненные колёса. Зрелище завораживало.
Навертевшись, девицы отложили жезлы и принялись выдыхать огонь друг на друга – их тела извивались во всполохах пламени, но почему-то не казалось, что девушкам от этого больно.
– Саламандры, – ответил Алекс на мой невысказанный вопрос. – Богини вечного пламени. Кстати, о маге, которого нам нужно отыскать, – добавил он другим, деловым тоном. – Ты ничего необычного не замечаешь?
Я уставился на шефа, как на чудо морское.
– Легче сказать, что здесь обычного, – сказал я наконец, с трудом подбирая слова. – Мы с вами. Это и есть самое обычное в этом зале. Всё остальное – за гранью моего понимания.
– И всё же присмотрись, – шеф игнорировал мои мольбы о помощи.
Когда я, некоторое время назад, предлагал ему уйти – надеялся, что он согласится. Мне хотелось отсюда выбраться. Глотнуть свежего ночного воздуху, избавиться от липких любопытных взглядов, выдохнуть из лёгких запах ладана и воска…
– Что я должен искать? – вместо всего того, что было у меня в голове, сказал я.
– Помнишь, какая аура была у ведьмы? Ищи нечто похожее.
Откинувшись на стуле, я стал обозревать публику. Вам приходилось когда-нибудь грезить? Блуждать взглядом, ни на чём конкретно не останавливаясь, позволяя мыслям течь, как им вздумается? Вот этим сейчас занимался и я.
Приёму меня обучил Гиллель, когда я пожаловался на головную боль – от того, что приходится контролировать себя, чтобы не видеть ауры постоянно…
Кладбищенский сторож показал парочку приёмов, благодаря которым я научился «включать» и «выключать» способность видеть ауры по желанию, не затрачивая на этот процесс никакой дополнительной энергии.
И сейчас, «включив» свой дар, я искал нечто особенное: тёплый, камерный свет керосиновой лампы, окруженный голубым ореолом.
Блуждая взглядом по залу, я наткнулся на группу вервольфов. Я и забыл о них – до того увлёкся представлением… Но теперь, почувствовав нечто знакомое, сосредоточился, и посмотрел более пристально. Ну конечно. Как я сразу её не узнал. Девушка – пилот вертолёта из компании «Семаргл». Интересно: а что она делает с байкерами? Мысль зацепилась – и канула в подсознание, с тем, чтобы вспомниться в более подходящее время…
Сейчас у меня другая задача. Колдун. Или маг – как кому больше нравится.
Я его чуть не проглядел: это был очень слабенький огонёк. Он мерцал, как искра на кончике фитиля, плавающего в плошке с жиром. Но без сомнения, это был он.
– Вон там, – я взглядом указал направление Алексу. – Тщедушный фертик в желтой футболке. Лысый. На правой руке – котлы размером с кулак.
– Вижу, – Алекс делал вид, что продолжает следить за представлением на сцене – там извивалась полуголая красотка в блёстках.
Кожа её была похожа на змеиную чешую, девушка словно текла внутри этой кожи. Казалось, каждая мышца её красивого изгибистого тела работает отдельно от других. Зрелище реально гипнотизировало – если пристально смотреть на её танец…
– Думаете, это он? – спросил я, с трудом оторвавшись. Девушка напомнила мне кобру, которая пляшет под дудку факира… – Аура слабовата для искусного мага.
– Как раз напротив, – прищурился Алекс. – Когда сила есть – особого ума не надо. А вот с небольшим даром приходится идти на всякие ухищрения. Помнишь, ведьма говорила, что работа была выполнена ювелирно?.. – Шеф хищно оскалился. – Надо брать.
– Погодите, – я припомнил слова Неясыти о неприменении насилия. – Может, попробуем просто поговорить? Спросим – послушаем, что он ответит… Ну что мы теряем?
– Поговорить? – кажется, внезапно шеф утратил к происходящему весь интерес. Возможно, вспоминал наставления светлого князя… – Хорошая мысль. Сходи.
– Я?..
– Инициатива наказуема исполнением, – пожал плечами шеф.
Я поднялся и направился через зал к магу.
Приблизившись, я сразу понял, что фертик – не такая уж мелкая сошка, как мне показалось. Он сидел на мягком диванчике, привольно раскинув руки по спинке, на шее – замысловатое украшение из ремешков, цепочек и каких-то то-ли клыков, то-ли косточек. Вокруг располагалась свита. Три девушки, во всём похожие на тех, что выступали на сцене; огромный мужик в обтягивающем пиджаке, из которого высовывалась рукоять пистолета, и скучного вида пожилой господин в мятом костюме. Волосы его были грязноваты, как и манжеты рубашки, как и воротничок. Плечи кургузого пиджачка усыпала перхоть… Он и сидел как бы отдельно. Хотя стол у них был общий, уставленный разнообразной посудой и бутылками.
Я не знал, что сказать. В переговорах я всецело полагался на Алекса, который всегда всех знал и казалось, мог найти общий язык хоть с чёртом лысым.
Ещё когда я шел через зал, то подумал, что фертик похож на мафиозного босса, или звезду экрана – по той почтительности, что относились к нему другие.
Но меня никто не остановил. Мужик с пистолетом, похожий на телохранителя, остался сидеть на месте, девушки проявили слабый интерес – как к гусенице, случайно упавшей на стол. Один только мятый господин с перхотью проявил хоть какой-то интерес – окинул таким взглядом, словно прикидывал, сколько я стою.
– Здравствуйте, – немного стесняясь, сказал я, глядя на мага. – Меня зовут…
– Не надо, – перебил фертик. – Ты новенький. И пока не проявишь себя – неважно, кто ты такой. Пришел засвидетельствовать почтение – молодец. Мы тебя увидели. Теперь ступай.
Я растерялся.
– Да собственно, я не по этому поводу. Мы ведём расследование, и я просто хотел задать несколько вопросов…
В это время одна из девушек наклонилась к уху мага, и что-то прошептала. Глаза фертика округлились. Были они голубыми, цвета утреннего неба, и очень яркие. Зубы сверкнули в задорной мальчишеской улыбке.
– Вот значит как, – протянул он. – Прихвостень Совета. А-яй-яй, как нехорошо… Такой молодой, и уже предатель.
– Я всего лишь веду расследование…
– Пошел вон.
В глазах мага сверкнула угроза.
– Но вы даже не знаете, о чём я хочу…
– Мы не ведём никаких дел с Советом, – отчеканил маг. – Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
Я глубоко вздохнул, гася эмоции.
– Тогда я вынужден предупредить, что вы являетесь подозреваемым. И нам всё равно придётся поговорить. Только теперь это будет допрос. А допросы… – я усмехнулся и навис над столом. – Я вести умею.
Повернувшись, я пошел обратно, внутренне гадая: в какие неприятности я только что нас втравил.
Чтобы вы понимали: шел я спокойно. Между столиками было достаточное расстояние, чтобы никого не задевать. Никакого особого движения вокруг тоже не было – даже официантки куда-то запропастились.
И всё-таки меня толкнули.
Это было похоже на сильный порыв воздуха, ударивший в спину. И так как я ничего подобного не ожидал – со всего маху налетел на столик, за которым сидели вервольфы.
Наверное, мою бдительность притупили заявления Неясыти о неприменении насилия в клубе.
И я не предполагал, что маг нападёт сразу, как только я отвернусь.
Я что хочу сказать: в любом случае, я вёл себя глупо. Нельзя расслабляться. Ни на секунду. Ни на миг. Даже наедине с собой – нельзя. Потому что платить за слабость приходится всегда…
– Простите, – соскользнув со стола, в который врезался грудью, я попытался отряхнуть с рубашки брызги пива, но только сделал хуже. На меня смотрели шесть пар мигом пожелтевших глаз. – Простите мою неуклюжесть, – оглянувшись, я поймал изучающий, ждущий взгляд мага. – Я закажу вам новый кувшин пива.
– Да ну? – один из вервольфов поднялся и навис надо мной. – Своим появлением ты испортил нам вечер, – сказал он тихо.
– Ещё раз простите меня великодушно, – оставаться вежливым, когда над тобой нависает груда пьяного, пахнущего псиной мяса, довольно сложно. – Меня толкнули, и я нечаянно налетел на ваш столик. Приношу извинения. И готов компенсировать ущерб. Надеюсь, этого будет достаточно.
А потом я вновь совершил глупость. Можно, конечно, сказать, что этот вервольф – рыжий, с наглыми глазами и широкой, во все сорок два зуба, ухмылкой, сразу меня невзлюбил. Но это – не оправдание. Я просто не смог удержаться…
Небрежно достал бумажник, вынул, не глядя, какую-то крупную купюру, и бросил её на залитый пивом стол. Прямо в лужу.








