Текст книги "Помереть не трудно (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Интересно: а меня он может вот так… ради идеи?

Я посмотрел на часы. Ходики с еловыми шишками вместо гирь исправно отмеряли секунды.

– Десять утра, – мне дико, до одури захотелось выпить. Но моя рюмка стояла нетронутой, и впредь так и будет.

– Нич-чего себе! – вскричал шеф, вскакивая и чуть не опрокидывая табурет. – Еле-еле хватит, чтобы поспать.

Мы с Владимиром переглянулись.

– Сергеич, ты не перегрелся? Какой сон? – спросил московский дознаватель.

– Обыкновенный, – пожал плечами Алекс. – Надеюсь, у тебя найдутся продавленный диван и кушетка для двух уставших друзей?

Он встретил дружное непонимание.

– Ладно, слушайте, – шеф взял алюминиевый чайник, наполнил его водой, и ловко запустив примус, водрузил его на горелку. В кухне запахло горячим металлом и керосином. – Всё так или иначе решиться на балу. Мы об этом уже говорили, – он по-очереди посмотрел нам в глаза. – Сейчас рыпаться смысла нет – только нарвёмся на очередные неприятности. – Бал начинается в десять. У нас будет целых два часа, чтобы во всём разобраться – прорва времени!

– Ты уверен? – неожиданно робко спросил Владимир.

– Нет, – честно ответил Алекс. Чайник засвистел, и он, обжигаясь, снял его с примуса. – Но другого плана я пока не придумал. Если хотите слышать всё до конца, скажу: мы с этим делом облажались. Ладно, я облажался. Думал, приеду в Москву – и тут же всё станет ясно. Я забылся. Привык, что в Питере все меня боятся. Старею, наверное…

– То есть, ты предлагаешь просто идти на бал, там поставить на карту всё, вплоть до наших жизней, и ждать, что нам подарит судьба, – уточнил Владимир.

– Да.

– Ладно, – кивнул Московский дознаватель.

И теперь оба смотрели на меня.

– Не то, чтобы у меня был выбор, – я пожал плечами и представил, что будет с Мириам и девочками, если мы не вернёмся. – Но я тоже согласен.

– Тогда пьём чай – и на боковую, – повелел шеф. – Пани Цибульская ждёт нас к девяти вечера.

Глава 19

Мы были похожи на пингвинов. Помните такой мультик: Мадагаскар? Шкипер, Рико и Ковальски… Это были мы.

Пани Цибульская обрядила нас в жесткие чёрные фраки, крахмальные манишки, белые перчатки – я чувствовал себя, как в гробу. Только почему-то не лежал, а ходил, прямо так, облачённый в последнее своё пристанище.

– Отлично выглядишь, – заметил Алекс, встав позади меня у огромного, в рост человека, зеркала.

Волосы я собрал в хвост. Белизной они соперничали с цветом манишки. но кожа на лице была смуглой, не растерявшей ещё солнечный загар. Оттенённые чернотой фрака серебряные, словно бы покрытые фольгой глаза излучали призрачный свет. Скулы заострились. Черты лица, ещё год назад несколько округлые и мягкие, удивляли твёрдостью линий. Губы приобрели горькую складку, тени под глазами сделались глубже…

– Красавец, – мрачным тоном констатировал Владимир, завязывая галстук. Что характерно: даже обрядившись во фрак, картуза своего он не снял. – Все дамы будут мечтать о твоём имени в своей бальной книжке. Только ты этого, того… Не увлекайся.

– Да я вообще ничем таким заниматься не собираюсь, – я представил, как кружусь в вальсе с Мириам. На ней васильковое платье, к корсажу приколот букетик камелий… а за улыбку и полцарства отдать не жалко. – У нас неоконченное расследование. Помните?

На бал ехали с шиком: в Чайке Владимира, отмытой и отполированной до нестерпимого блеску.

Гостиный двор – именно здесь и проходил бал Летнего равноденствия – встретил ослепительной иллюминацией, натёртым до зеркального блеска паркетом и россыпями бриллиантов, на которые гости, что греха таить, не поскупились.

– Мне казалось, здесь гораздо меньше места, – ошарашено застыв на пороге, я оглядывал громадный, теряющийся вдали, зал.

– Помилуй, мон шер, чтобы вместить всю прорву гостей, одного Гостиного двора мало, – усмехнулся Алекс. – Ежегодный Весенний бал – событие, которое не пропускает никто. Сюда съезжаются дебютантки – молодые ведьмочки, демонессы, инкубы – в поисках кавалеров, предложений и друзей. Считают своим долгом посетить практикующие маги – в их мире важно, чтобы о тебе помнили. Разнообразные сверхъестественные существа. В обычное время они слишком пугливы, и таятся по дальним лесам и высоким башням, но в ночь Весеннего бала все равны – никто не бывает забыт или обижен.

Я как раз наблюдал за господином, у которого вместо лица была маска филина. После слов шефа я как-то сразу понял, что мощный чёрный клюв и громадные янтарные глаза – это вовсе не маска.

– А вот и наши друзья вервольфы, – объявил Алекс, искоса кивая на делегацию крупных мужиков. Фраки сидели на них, как броня на танках. Во главе процессии шествовал директор «Семаргла» – Пантелей Митрофанович Степной. По руку с ним плыла молоденькая волчица, в бальном платье похожая на экзотический хищный цветок.

Шеф легонько подтолкнул меня в спину, и мы сделали несколько шагов в глубину зала. Над двойной, расходящейся изящными арками лестницей был устроен балкон для оркестра – сквозь фигурную решетку я видел ряды скрипок, виолончелей, серебряных труб и пюпитры с лёгкими, как шелковые бабочки, нотными листами.

К нам спиной стоял дирижер: его выгнутая наподобие лука спина была обтянута золотым фраком, фалды которого топорщились острым раздвоенным ласточкиным хвостом.

В тот миг, когда я поднял голову, дирижер повернулся в зал и казалось, посмотрел прямо на меня. Он взмахнул палочкой…

Бал обрушился сразу, светом, звуком и запахом. Свет исходил от миллиона свечей в кованых, похожих на деревья канделябрах. От них истекали волны жара, вместе с запахами горячего воска и мёда, который смешивался с парфюмом мужчин и ароматом живых орхидей, украшавших причёски женщин.

Натёртый до зеркального блеска паркет, в котором отражались огоньки свечей, фигуры гостей и куполообразный, с лазурными фресками потолок, походил на сказочное озеро, скрывающее в своих глубинах таинственный волшебный сад…

– Потолок временно позаимствован у Сикстинской капеллы, – громко вещал Алекс. Он раскраснелся, глаза озорно и предвкушающе поблёскивали. Говорил он смело, во весь голос – рёв оркестра покрывал все остальные звуки…

Хачатурян, знаменитый вальс «Маскарад», – я помнил его по экранизации «Войны и Мира».

Звуки накатывали волнами, как прибой. Они оказывали совершенно физическое действие – толпы гостей, до того бесцельно бродившие по залу, вдруг образовали пары и закружились, закружились вокруг нас…

– Один мой знакомый, – наклонившись, пробасил Владимир. – Около сотни лет назад, побывав на этом балу, был так впечатлён, что не удержался, и описал его в своём романе.

– И его не наказали? – спросил я. – Прочитав роман, ваш Совет не казнил великого писателя? – кажется, я догадывался, о ком говорил Владимир…

– В этом не было необходимости, – вступил в разговор Алекс. – Неужели ты думаешь, что ему кто-то поверил? Как и несчастный герой собственной повести, бедный Мастер был помещен в психиатрическое учреждение, где и скончался… Впрочем, не будем о грустном. Вперёд! У нас много дел, – и Алекс ловко повлёк меня меж кружащих в вальсе пар.

Я будто бы попал в фильм. Женщины в бальных платьях, все, как на подбор – красавицы; мужчины во фраках, в белоснежных кителях с аксельбантами, с медалями, в начищенных до блеска сапогах, при шпагах…

Среди толпы вдруг мелькнуло лицо Спичкина.

Меня словно бы огрели посудной тряпкой по лицу. Среди блистательных дам и кавалеров, Секретарь смотрелся, как жевачка на подошве итальянского ботинка.

– Как думаете: нас сразу арестуют, или позволят дойти до подножия лестницы? – за небрежным тоном я пытался скрыть нервический мандраж, который охватил меня при виде Спичкина.

– Никого не трогают на Великом балу, – сказал Алекс, с удовольствием оглядывая зал. Его взгляд скользил по хорошеньким женским лицам, окруженным изящными локонами, по низким вырезам бальных платьев, по изящным ручкам, затянутым в белые перчатки до локтя, по ножкам в шелковых туфельках… – Видишь гардемаринов? В синем с золотом? – он указал на ряд одиноких фигур в простенках, вдоль лестничной балюстрады и на высокой галерее. – Это големы. Каждый из них вооружен Словом ищейки – мы о нём тебе рассказывали. Если на балу возникнут проблемы, каждый из них готов спустить заклятье с поводка.

– Наша милиция нас бережёт, – пробормотал я. – Сначала посадит – потом стережет… Совет не доверяет никому, так ведь? Даже своим гостям.

– Особенно гостям, – улыбнулся шеф. – Маги – сплошь альфа-самцы. Не то, что на башмак плюнуть – посмотреть косо не смей. А вервольфы? Из разных стай? Ведьмы, чертовки, колдуны, минотавры, горгоны… Стригои, опять же.

– Хотите сказать, стригои – это как бы… аристократия, по сравнению с вурдалаками, раз их допускают на бал. Высший свет.

– Повезло тебе, правда? – мило улыбнулся шеф, посылая воздушный поцелуй красотке с алыми перьями в причёске. – Я вас ненадолго оставлю, ладно? – он весь уже был там, в предощущении флирта…

– Сергеич, может, не надо? – взмолился Владимир. – Времени до полуночи – с воробьиный клюв.

– Амурные похождения заряжают энергией, – отмахнулся Алекс, провожая взглядом уже другую красотку – в ярком оранжевом платье похожую на тигровую лилию. – Пятнадцать минут – и я вернусь к вам бодрый, полный идей и энтузиазма по их воплощению.

И он упорхнул.

– Смотрите, там Неясыть, – я совсем неподобающе дёрнул Владимира за рукав фрака. – А с ним…

Там было около дюжины стригоев. Разодетые в пух и прах, важные, как павлины… Я заметил среди них нескольких женщин.

– А ты думал? – Владимир проследил за моим взглядом. – Опасные, кстати сказать, создания… – он невольно поёжился. – Гулял я как-то с одной дамой. Совершенно очаровательной, Авророй звали. Я был мальчишка, и я был дурак. Чертовски влюбчивый дурак… Думал, что инкуба – это круто. Что я – особенный, неповторимый, раз на меня обратила внимание ТАКАЯ женщина… Чуть не застрелился, честное слово. Она меня совершенно очаровала. А потом чуть не выпила всю кровь. Фигурально выражаясь, – его взгляд пробежался по череде неподвижных, как статуи, големов. – Если кто из них с тобой заговорит, мой тебе совет: беги. Просто поворачивайся, и уходи. В глаза не смотри, пасть не открывай.

– Так неудобно же, – честно говоря, некоторые дамы-стригои были очень даже…

– Неудобно – штаны через голову надевать, приклеившись к потолку. А придётся. От этих инкуб всего можно ожидать. Очнёшься голый и связанный в тёмной подворотне… И вообще: идём отсюда. Выпьем. Вон там – бар.

– Не получится, – вздохнул я и кивнул на делегацию стригоев, которая, во главе с князем Неясытью, двигалась в нашу сторону.

– Тогда я сам, – неожиданно засобирался Владимир. – Выпью, о планиде своей несчастливой подумаю…

И я остался один.

– Владыка, – Неясыть очевидно понял, что я тоже не прочь сбежать, и поднял руку в приветствии ещё издалека. Оставалось надеяться, что он не станет падать на колено, как тогда, у бойцовского клуба.

Не стал.

– Смею отнять толику вашего драгоценного внимания, чтобы представить ваших подданных, – церемонно возвестил он, подойдя ближе. – Граф Ботория, – он повёл рукой в сторону высокого господина с очень чёрными волосами и неприятно красными губами.

– К вашим услугам, – граф щелкнул каблуками.

– Госпожа Тофана, – прекрасные зелёные глаза и огненно-рыжие волосы. Платье изумрудного оттенка переливается так, что больно глазам.

– Очарована, – она что-то сделала своими глазами. Такое, что мне физически сделалось больно… Но боль эта была приятной. Желанной.

Моргнув, я сбросил наваждение и взяв даму за кончики пальцев, клюнул надушенную перчатку.

– Я в восхищении, – вспомнилась вдруг цитата, и я не удержался.

Остальные были: баронесса Драгула – седая дама с чрезвычайно длинной и узкой шеей, ещё один граф – Артемий Сологуб, отрекомендовавшийся книгопечатником и просветителем. И барон Портнов. Заводчик скаковых лошадей…

Они были очарованы, ошарашены, раздавлены и впечатлены. И все, как один, предлагали свои услуги.

Ни Алекса, ни Владимира рядом не наблюдалось, и разъяснить мне, глупому, что вообще происходит-то? Было не кому.

Извинившись, я отвёл в сторону Неясыть.

– Эм… Понимаю, что жаловаться, вроде как, не на что, но вынужден спросить: зачем этот балаган? Кто все эти люди?

– Они не люди.

Невозмутимостью князя Неясыти можно было подпирать Пизанскую башню.

– Ну, стригои – разве это что-то меняет?

– Это многое объясняет, – вежливо, но снисходительно, словно младенцу, ответил Неясыть. – Я вам уже говорил, что среди нас давно не появлялось мастера Вашей силы, – он поклонился проплывающей мимо и громко хохочущей паре. – Признаюсь: я не люблю драк. Да, когда-то я находил в них некоторую прелесть, и побеждал – иначе не носил бы титула князя… Но с тех пор я повзрослел. Остепенился. Научился ценить комфорт и спокойную жизнь. Поэтому сразу признал ваше превосходство и присягнул на верность. Эти… существа, – он повёл глазами в сторону кучки почтительно замерших стригоев – жаждут проделать то же самое. Мы прилюдно признаём ваше первенство, Владыка.

– Тем самым ограждая себя и своих присных от враждебных намерений с моей стороны.

– Я и сам бы не выразился лучше, – кивнул князь. – Нам не нужны разборки. Не нужны… трения, конфликты, сопровождающие любое восхождение по иерархической лестнице. Мы всё это проходили. А сейчас хотим лишь покоя. И безопасности.

– Признавая меня своим мастером вы ожидаете, что я буду вас защищать, – я слегка разозлился. Меня-то ведь никто не спрашивал…

– Это входит в условия договора, – флегматично кивнул Неясыть. – Права предполагают, что будут и обязанности.

– Но я не хочу, – осознавая, что веду себя как испорченный младенец, я не мог остановиться. – Я не хочу быть вашим мастером. Не желаю защищать кучку убийц и подонков, не вижу причины становится одним из вас.

Я его обидел. Я это чувствовал, и это было видно. Но может быть, так и надо? Расставить сразу все точки, прояснить все скользкие моменты и идти дальше? Впрочем, «дальше» у меня было только до полуночи – ибо не верил я ни на йоту, что нам удастся найти доказательства к сроку, который предоставил Великий князь Скопин-Шуйский.

– Вы ещё молоды, Владыка, – проговорил Неясыть. – Молоды и неопытны. Вы многого не понимаете – и только поэтому я не буду на вас обижаться. Но вы скоро поймёте. Поймёте, и тогда сами придёте ко мне… А я буду ждать. До скорой встречи, Владыка, – он склонил голову, и сделал шаг назад.

– Один момент, князь, – тот вскинул полные надежды глаза. – Не называйте меня владыкой. Как я уже сказал, это – не моё.

– Как вам будет угодно, мастер.

Они ушли. Я стоял, как оплёванный. Это был как раз тот момент, когда один идиот совершает несусветную глупость, а другим за него стыдно… Так вот: в данной ситуации идиотом был я.

И в этот момент я увидел Мириам.

Я не поверил своим глазам – даже потянулся протереть их, но побоялся испачкать перчатки. Как?.. Откуда?.. Почему я ничего не знал?..

Вопросы вспыхивали в моей голове, а глаза жадно ловили малейшее движение. Крошечный поворот головы, качание туго завитого локона, блеск глаз, трепет лепестков камелии в бутоньерке…

Она только начала спускаться по лестнице, и свет тысячи свечей диадемой окружал её рыжие кудри.

Платье цвета морской волны удивительно подчёркивало глаза – то синие, как морская глубь, то зелёные, как апрельский берёзовый лист. Кожа была бледной, как всегда, покрытой лёгким налётом веснушек – словно обсыпанная золотой пыльцой. Её дыхание отдавало розовым маслом, а тело пахло кувшинками и летним тенистым прудом с прохладной водой…

Конечно, всех этих мелочей, стоя так далеко от неё, я заметить не мог. Но воображение, стоило увидеть любимый образ, заработало на всю катушку.

Я не сразу понял, что Мириам не одна.

Время разбилось, как зеркало, на отдельные мгновения.

Миг – и я вижу любимую девушку.

Ещё миг – осознав, что это не игры воображения, не морок, что Мириам действительно здесь, на балу, во плоти – всплеск восторга, порыв бежать к ней, кричать в голос её имя, любым способом привлечь её внимание…

Следующий миг – и я стою, закаменев. Глаза не моргают, сердце прекратило биться. Дыхание прервалось, кровь перестала бежать по венам.

Это был миг абсолютного покоя. Замерло всё. Дирижер застыл, не успев взмахнуть палочкой, смычки на скрипках остановились, трубы задохнулись на полувздохе. Остановились пары, официанты, что разносили напитки среди гостей, и даже пламя свечей вспыхнув, перестало колебаться от движений воздуха – потому что и воздух перестал двигаться.

И в этот миг, который я не смогу забыть никогда, всё моё внимание сосредоточилось на спутнике Мириам.

Я рассматривал его с исступлённой ревностью, подмечая каждую деталь, любую мелочь – и всё равно я о нём ровным счётом ничего не запомнил. Он так и остался в моей памяти чёрным пятном, вырезанной из бархатной бумаги безликой фигуркой.

А Мириам продолжала спускаться. Где-то на середине лестницы наши глаза встретились, и… Время пошло заново.

Она улыбнулась. Она взмахнула рукой. Она, сказав что-то своему кавалеру, высвободила руку и полетела ко мне… Мне казалось, что она летит: ноги Мириам почти не касались ступеней.

– Саша! Как я рада тебя видеть.

– Здравствуй, Мириам.

Словно мы – не близкие друг другу люди, а просто знакомые. Например, бывшие одноклассники.

– Где Алекс? Наверняка, танцует с какой-нибудь красоткой.

– Давно ты в Москве? – слова вырвались помимо воли.

– Почти неделю, – она снова улыбнулась. Словно ничего особенного не случилось.

– Почему не позвонила?

– Не хотела отрывать тебя от дел, – она так мило пожала плечиками, окутанными газовой шалью, что мне сделалось плохо. – К тому же, я приехала не одна… – она оглянулась на кавалера, застывшего в двух шагах позади.

Он ел Мириам глазами. Было видно, что она для него – весь мир, и ещё космос в придачу. Знакомое чувство, приятель, – усмехнулся я. – Наверняка у меня такой же взгляд.

– Виктор, – её кавалер вспомнил о приличиях первым. Шагнул вперёд, протянул руку.

Её новый любовник, – добавил про себя я

– Александр, – я пожал эту протянутую руку, хотя больше всего на свете мне хотелось её оторвать.

Но я вспомнил взгляд Алекса. Голодный, сосущий, готовый уничтожить весь мир ради одного поцелуя… Наверное, я теперь буду смотреть на Мириам точно так же. А через некоторое время этот её мажонок – тоже…

То, что кавалер Мириам – маг, я догадался сразу, как только прикоснулся к его руке.

Но это ничего не меняет, приятель, – подумал я. – Она бросит тебя точно так же, как и всех нас…

Мириам не виновата, – одёрнул я сам себя. Вспомни, что говорил Алекс. Она – такая. И не может иначе.

– Идём, – кавалер увлёк Мириам за собой, и они тут же закружились в танце.

Я поднёс руку ко рту – оказалось, кто-то из официантов сунул мне фужер с шампанским – и почувствовал на языке кровь. Сам того не замечая, я раскусил фужер. На зубах мерзко захрустело, осколки стекла смешались с моей кровью. По подбородку потекло шампанское.

Я ничего не замечал. Ни боли, ни острых порезов, которые исполосовали мой рот изнутри. Ни стекла, которое воспитание не позволяло выплюнуть на пол…

Интересно, если я его проглочу… Долго придётся мучится? – мысль была мутная и какая-то отстранённая. Словно бы не моя.

Бал вокруг кружился, как в детском калейдоскопе, мелькали краски, лица, надрывная музыка резала уши… А потом в эту какофонию проникло лицо Алекса.

– Дыши, кадет, – приказал он, и я стал дышать. – Танцуй!

Откуда ни возьмись, перед моими глазами оказалось женское лицо, нежные руки обхватили мою талию, к груди прижалась пышная мягкая грудь…

И я стал танцевать.

Не видя ничего, не обращая внимания ни на что…

Женские лица – смуглые, бледные, румяные – сменялись одно за другим, зал кружился то быстрее, то медленнее, иногда меня переполняла энергия. Кажется, я питался от своих партнёрш. Потом настигало чувство пустоты – я растрачивал эту энергию щедро, как сеятель, не скупясь поделиться ни с кем.

Ноги двигались сами.

Блондинки, брюнетки, девушки с льняными, как светлый мёд, волосами, или желтыми – как одуванчик… Они что-то говорили, я, кажется отвечал впопад – женские лица не выражали обиды и даже смеялись.

А потом передо мной мелькнул огненно-рыжий локон. Сердце подскочило к горлу, я даже почувствовал его пряный вкус на языке.

– Фрида, – сказала обладательница рыжих волос. – Меня зовут Фрида.

У неё был тонкий стан, платье под моими руками змеилось и переливалось, как живое. Глубокий вырез открывал крошечную татуировку на правой груди: изумрудную ящерку, будто бы припавшую к молочно-белой коже…

Мы долго танцевали – медленней, ещё медленней; а потом она увлекла меня куда-то вверх по лестнице, за галерею, сквозь анфиладу комнат, где гости на мягких диванах отдыхали, пили шампанское и смеялись.

Потом было какое-то тёмное помещение, набитое, казалось, бархатными портьерами. Там было тепло, мягко и влажно.

У Фриды были горячие губы и требовательный язык. Пальцы ловко скользили по моему телу, отыскивая места, прикосновение к которым вызывало чистый, ничем не замутнённый экстаз.

Мы с Фридой двигались в едином, доступном лишь любовникам ритме, древнем, как прибой первородного океана, как приливы, которые вызывает луна, как биение сердца хищника, крадущегося по следу жертвы…

Я чувствовал, как повинуясь этому ритму, отчаяние медленно, капля за каплей, покидает моё тело, делая его звонким, словно хрустальный бокал. И таким же пустым.

Я не помню, в какой момент на моей шее, над самой ярёмной веной, оказались острые Фридины клыки… Что-то во мне побуждало сопротивляться, не дать себя укусить, но я насильно загнал этот голос в пустоту, в небытие. Я не хотел ничего больше знать. Я не хотел больше поступать правильно. Я хотел только одного: умереть.

Свет врезался в мой тёмный и мягкий мир, подобно лезвию сабли. Глазам стало больно, как и всему телу. Рядом со мной зашипели – это инкуба уползала от ослепляющего света вглубь комнаты, в угол, за портьеру…

– Вот ты где, – обыденно, словно застал меня не в постели с женщиной, а за кухонным столом, с чашкой чая, возвестил Алекс. – А я тебя везде ищу. Одевайся, – он швырнул в меня какой-то тёмной тряпицей и я понял, что это мои брюки. – Скоро полночь. Нас ожидает великий князь Шуйский.

– Я никуда не пойду.

Голос показался чужим. Да и всё происходящее я воспринимал как бы со стороны. Недавнее прошлое казалось фильмом, давней и полузабытой историей.

Это не я встретил на балу Мириам – с другим… Это не я танцевал с красотками – с другими; и это не я лежу сейчас на скомканной постели, а за кроватью, в углу, поспешно одевается инкуба…

– Вставай, мон шер. Не заставляй тащить тебя волоком. Ты знаешь: я могу.

– Мне всё равно.

И это действительно было так.

Вздохнув, Алекс присел на кровать. Разгладил зачем-то покрывало – малиновое, с золотым шитьём.

– Я тебя понимаю, тёзка, – сказал он, рассматривая витой шнур, который тянулся по одной из стоек балдахина.

Мы в спальне, – мысль пришла и ушла, ничего в сознании не потревожив. – А я думал, это какой-то чулан…

– Я тебя понимаю, как никто другой, – повторил шеф. – Сам неделю бухал без просыху… Хорошо ещё в бордель сходить – очень освежает. Завести ничего не значащую интрижку, совершить парочку глупостей… Таких, например, как дуэль. Все эти нехитрые приёмы чрезвычайно эффективно возвращают к жизни, – дотянувшись до резного столика, он взял хрустальный графин, откупорил пробку и понюхав содержимое, протянул мне.

– Я не буду пить, – я угрюмо оттолкнул его руку.

– Это просто вода, – Алекс подержал графин на весу, и не дождавшись моей реакции, водрузил обратно на столик. – К сожалению, на все эти приятные и благотворные для разбитого сердца процедуры у нас нет времени, – продолжил он. – Поверь, всё, что мог в данных обстоятельствах – я сделал. Кстати, спасибо тебе, Фрида. С меня причитается.

Рыжая инкуба уже оделась, пришла в себя и теперь не спеша удалилась, послав мне воздушный поцелуй.

– Я хочу умереть, – сказал я. Почувствовал, как жалко это звучит, но упрямо сжал губы.

– Нет, не хочешь. Ты хочешь мести. Наказать наглеца, посягнувшего на святое – твою девушку… Хочешь покарать изменницу. Не отнекивайся, сам такой. Знаю: тебе эти чувства кажутся недостойными чести офицера, и поэтому ты приговорил себя к смерти.

– Я давно уже не офицер.

– Хорошо, к чести благородного стригоя.

Я невольно усмехнулся. Во-первых, шеф был прав. И во-вторых он тоже был прав. Упоминание чести затронуло что-то во моей душе.

Хватит. Хватит быть капризным дитятей. Хватит позволять шефу прибирать за тобой. Хватит драть когтем по сердцу – у тебя его нет. Отныне ты – нежить. Твои подружки – инкубы, да ведьмы. А на честных живых девушек и глядеть не смей.

– Дайте одеться, – хмуро сказал я, спуская ноги с кровати.

– Портков можешь не искать, – вскользь заметил Алекс. – Фрида обычно рвёт бельё.

Коридор был сумрачен и тих – как в ночном отеле. Шаги утопали в толстом ковре.

– Вы нашли мага? – голос мой звучал робко. Понятное дело: пока я придавался самокопанию в обществе красоток, Алекс трудился в поте лица.

– Нет, – ответил шеф. – Знаешь, как-то было не до того. То одна, то другая…

Я остановился.

– Позвольте: а зачем мы тогда туда идём? Чтобы признать, что мы облажались, при всём честном народе?

– И для этого нужна определённая смелость.

– Ладно, – я пожал плечами. – Если вам всё равно, то мне – тем более.

– Дознаватель! – я не слышал этого голоса с первого дня пребывания в Москве. Но узнал сразу.

– Честь имею, господин Степной, – коротко поклонился Алекс.

Мы его видели, мельком. Но потом я о вервольфе как-то забыл. Впрочем, как и обо всех остальных.

– Вы нашли убийцу? – сразу быка за рога.

– Всему своё время, господин директор.

– Вы убили моего брата. И племянника, – сказал он так, словно говорил о погоде. – Разумеется, вы понимаете, что я не могу этого простить.

– Сатисфакцию вы можете получить, как только закончится Совет, – Алекс надменно задрал подбородок. – Если посчитаете, что это необходимо.

Вервольф хотел что-то сказать, но к нам приближалась ещё одна пара гостей.

– Здравствуй, папа. Дознаватель. Александр… – Геннадий Степной единственный протянул руку мне. Пожал, как равному. И улыбнулся, глядя в глаза.

Под руку с ним стояла Хельга. Та самая девушка-пилот, одновременно – вервольф. Волосы жидким золотом стекали ей на плечи, платье скорее открывало, чем прятало великолепно оформленную фигуру…

Что-то здесь не так, – скорее почуял, чем осознал я. – Старший Степной очень удивился, увидев сына. Да ещё и под ручку с волчицей.

Директор «Семаргла» никак не выказал своего удивления – не то воспитание, не та закалка. Но исходящие от его крупного тела феромоны не давали ошибиться.

Смятение. Удивление, замешательство, злость – он что-то понял, этот матёрый волк, но при нас, при мне с Алексом, не мог спросить у сына напрямую.

– Здесь проходит закрытое заседание Совета, – холодно сказал Алекс, когда Геннадий, опережая всех, взялся за тяжелую ручку двустворчатой двери.

– Я в курсе, – улыбнулся тот. – И может вы удивитесь, но я имею право здесь находиться, – пропустив вперёд свою даму, он шагнул в двери. – Скоро всё изменится, дознаватель. Скоро всё очень сильно изменится.

И он исчез внутри.

Мы вошли следом.

Зал был похож на Колизей. Внизу – крохотная сцена, от неё амфитеатром расходятся круги кресел. Почти все уже заняты.

Взгляд то и дело выхватывал знакомые и полузнакомые лица… Но прежде всего, я удивился, сколько здесь было народу. Человек двести – не меньше.

– А я тебе говорил, Совет – не совсем то, что ты себе воображал, – шепнул Алекс и подтолкнул меня в спину. – Смотри, вон Володенька.

Из второго ряда нам действительно махал Владимир. Рядом с ним пустовало два кресла…

Мы пришли в зал заседаний последними. Двустворчатые двери за нами закрылись, по сторонам от них встали два голема. Вообще, ребят в сине-золотой форме здесь было удивительно много.

Наверное, заседания проходят с большими прениями, – подумал я, усаживаясь на своё место.

Председательствовал Великий князь Скопин-Шуйский. Он выглядел всё таким же старым, полупрозрачным. Но шпагу, которую я ранее принял за трость, держал уверенно.

Оглядев собрание, он на мгновение задержал взгляд на моём лице – мне сразу сделалось не по себе. Накатили нехорошие предчувствия…

– Слушается дело стригоя Стрельникова, – громовым голосом возвестил Великий князь. В зале повисла напряженная тишина.