Текст книги "Тригинта. Меч Токугавы (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Глава 10

ГЛАВА 10

ЯРРИСТ БАРБАРОССА

Замок Маннергейм, Австрия.

…«Настоящим заявляю, что артефакт, известный как Меч Токугавы Иэясу, называемый Дланью Господа, передан Ямада Наоми мною, Фортунато Лучано, в день третий месяца марта, сего года. Тем самым подчеркиваю, что Семья Лучано не имеет никаких претензий к госпоже Ямада и приносит извинения Командору, Ярристу Барбароссе, за то досадное недоразумение, что случилось с его воспитанницей на территории Тверской губернии. Разногласия с главой Семьи Носферрату улажены.»

– Какая беспринципная, хитрая бестия, этот Счастливчик!

– Почему же беспринципная? – с кроткой улыбкой спросила Голем.

От возмущения я не мог усидеть на месте. Лилит следила за мной глазами.

– Он мог послать это письмо, как только меч пропал.

– Возможно, Лучано не знал, кто именно его украл. – пожала она прекрасными эбеновыми плечами.

– Отлично знал! Старому кровососу не хуже моего известна история меча. Нетрудно предположить, кто мог совершить столь безрассудный поступок. Но нет, сначала он попытался убить мою ученицу, и, только когда не вышло, решил замять дело.

– Хотите сказать, дорогой друг, ему нечего бояться в случае смерти вашей ученицы?

– В случае её смерти ответственность легла бы на дом Носферрату, таковы правила. Счастливчик был бы чист.

– И вы не стали бы мстить?

– Никто! Ни Носферрату, ни сам Лучано, не смогли бы остаться в стороне! – чтобы унять поднявшийся ихор, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, отвернувшись от бесстрастного ока Голема. – Я несу ответственность перед Никодимом.

– Только ли это? – Лилит прищурила длинные, подведенные черными стрелками, глаза. – Вы же любите её, Яррист. Признайте.

Схватившись за резной столбик кровати, я сжал пальцы. Дерево жалобно хрустнуло, и я поспешно отдернул руку.

– Она… – я не мог подобрать слов. – Наоми поразила меня в самое сердце. Она не такая, как остальные. Вы знаете, были и другие Ш’хины, но она…

– Ваша Лолита.

Я осекся. Хотел возразить, но понял, что спорить с Големом бесполезно. Она знает.

Покаянно склонив голову, я поцеловал ей руку.

– А вы можете больно жалить, очаровательная Лилит.

– Приношу извинения.

– Не стоит. Вы, как всегда, более проницательны, чем мне бы хотелось. Пока что отец не догадывается, но, смею предположить, мои чувства по отношению к его приемной дочери приведут старика в ярость.

Лилит звонко рассмеялась. Будто по мраморному полу рассыпали горсть хрустальных шариков.

– Какой вы, в сущности, наивный ребенок, Яррист Барбаросса!

– Я? Ребенок? – я онемел от удивления.

– Неужели вы думаете, что Никодим, ваш отец, с самого начала не учитывал, что вы воспылаете к Ш’хине страстью? Ведь вы – тот, кто вы есть, и этого не изменить: – «И падут ниц ангелы, все, сколько их ни есть, перед светочем Ш’хины».

– Это совсем не то! Я… Простите, я не готов об этом говорить. – сердце бухало где-то в животе, ладони вспотели.

…Онабылавсеголишьбазарнойплясуньей: маленькаяцыганкасзолотымикольцамивушах. Когдаявиделеё, душазаходиласьотсчастья.

Амита. Памятьмоя…

Внезапно я почувствовал себя опустошенным. Отчаявшимся. Все мои планы, все начинания ни к чему не приведут. Навалилась такая тяжесть, словно крылья, предназначенные для полета в горних высях, вдруг стали каменными, и потянули к земле. Казалось: выйти на самый высокий балкон, сделать шаг и… рухнуть в пропасть. Обрести долгожданный покой.

– Я подвел отца. Я её отпустил, и, если она погибнет…

– Зачем вы забрали у нее меч? – голос хлестнул, как плеть.

– Я испугался! Господь свидетель, я… испугался. Она такая нежная, такая… Хрупкая! Длань Господа – не для неё. – упав на колени, я еле сдержался, чтобы не заломить руки. – Боже! Если б она не была той, кем является! Если б она была обычным человеком, земной женщиной!

– Ваша мать, благословенная Зарина, была обычной женщиной. И это не спасло её от Предназначения.

Поднявшись с колен, я добрался до кресла и рухнул в него, вытянув ноги. Но, через несколько секунд, представив, как я выгляжу со стороны, взял себя в руки. Архистратиг не может, упав на колени, заламывать руки. Не может проявить даже малейшую слабость. Не имеет права.

Поднявшись, я налил себе полный стакан скотча и выпил его, как воду. На мгновение мир раздвоился, но тут же встал на место. А жаль.

Демоны бы побрали эту каменную бабу. Всю печень выстригла.

– Скажу вам честно, прекрасная Лилит: я устал. За последний год я устал больше, чем за тридцать лет осады Ерушалайма. Бог мой, как тогда было просто! Я был рядовым рыцарем армии короля Филиппа Безобразного, выполнял приказы и ни о чем – решительно ни о чем, превышающем мои полномочия, не задумывался! Какое чудесное, прямо таки золотое было время…

– Вернемся к Ш’хине. Вы уверены, что ваши чувства не спровоцированы теми эманациями, что исходят…

…твояплясунья – неШ'хина, – сказалтогдаНикодим. Онапростая, ничем, кромекрасоты, непримечательнаядевочка. Тыошибся, сын. Тывлюблён, исветлюбвипринимаешьзаСветоч. Онапритягиваеттебясовсемпоинойпричине…

– Откудатызнаешь? – ощерилсяя. – Ведьтыеёдаженевидел!

– Язнаю. Верь. – сказалотец.

– Хотите знать, не пробуждается ли она? Нет. Пока нет.

– Думаете, план Никодима может не сработать?

Как ни странно, вспышка паники помогла мне успокоиться. Тому, чему суждено случиться – случится. Мне же остается следовать Плану.

– Ни о чем таком я не думаю. Не поверите, но это чистая правда. Я по самые уши погружен в земные проблемы и распри, пытаясь не допустить открытой войны Аляскинской республики с Американскими вампирами, и отвлекая короля Оберона от поползновений на Европейский союз… Слежу за тем, чтобы люди, не дай Бог, не сбросили ядерную бомбу на Персидский халифат…

– А еще переживаете, что Наоми вляпается в историю.

– Да пожалуйста, пусть вляпывается, мне не жалко! Только бы осталась цела.

– Встречаются два еврея на поминках. Один спрашивает: – как Шломо? Давно его видел? Другой отвечает: – да он же умер, Абрам, мы на его поминках! – Да что ты? – восклицает первый. – Ну… Здоровья ему на многие годы!

Глава 11

ГЛАВА 11

НАОМИ

Петербург.

Оставив крузер Коляна на людной заправке, мы пешком добрались до станции электрички. Затем метро, автобус, снова метро, маршрутка, такси, несколько пеших переходов, и наконец мы в центре, у ворот новой высотки.

– Ты здесь живешь? – задрав голову, я оглядывала здание. – А не боишься, что твою берлогу уже вычислили?

Тристан только фыркнул и повел меня внутрь.

Поднялись на грузовом лифте из гаража, прямо в просторный холл квартиры. Я с интересом огляделась. Черный ковер на паркете из светлого ясеня, черные же, непонятные панели на стенах цвета яичной скорлупы – язык не поворачивается назвать их картинами… Если это и есть прославленное сидхейское искусство, то я молчу.

– Проходи, будь как дома! – Тристан гостеприимно махнул рукой.

– Ты один живешь?

Так, на всякий случай. А то выйдет из кухни сидхейская мадам… Но жильем не пахло. Воздух такой, какой бывает в пустых домах.

– Теперь с тобой. – поймал мой взгляд и подмигнул. – Да ладно, ничего твоей девичьей чести не угрожает.

– Вот еще: всяких волчат бояться… – и тут я вспомнила, что нахожусь в гостях. – Извини. Ты сам меня провоцируешь.

– Ну, так же веселее, правда?

Глянул из-под длинной челки, ухмыльнулся и двинулся вглубь квартиры. Я покорно поплелась следом. Кроссовки, кое-где расползшиеся, с оборванными шнурками, сиротливо притулились у входной двери, как брошенные щенята.

– Твоя спальня. – он распахнул дверь в светлую, просторную комнату. – Ванная здесь же. Дальше – моя половина. Спальня, гостиная, кабинет и так далее… Без приглашения не входить. Шучу. Налево – кухня, столовая, направо – библиотека, зимний сад…

Вспомнился наш домик. Тот самый, в котором я выросла у дедушки с бабушкой. Три комнатки, удобства на улице. Летняя кухня, огород, виноградник, беседка.

Дедушка в сером саржевом кимоно сидит за низким столиком. Перед ним – тонкая рисовая бумага. Одним росчерком беличьей кисточки, едва касаясь листа, он пишет моё имя. Два иероглифа: «прежде всего, красота…»

– Эй, ты чего зависла?

Я моргнула, отвела взгляд от панорамы за широким, во всю стену, окном.

– Нерпивычно. Я выросла в предгорьях: степь, затем яблоневые сады на холмах, за ними – заснеженные вершины… Здесь не так.

– Домой хочешь?

Я дернула плечом. Какая разница, чего я хочу?

– Пойду в ванну. Слушай… – я замялась. – У меня из одежды – только то, что на себе. У тебя стиралка есть?

Штаны пропитались кровью, куртка – грязью, на майку вообще лучше не смотреть.

– Твои обноски реабилитации не подлежат. Выброси всё. Я тебе что-нибудь подыщу.

– Ух ты! На довольствие, стало быть, определяешь? А паек? – он не поддался. Только голову опустил и, по-моему, посчитал до десяти.

– Иди уже, замарашка.

– На себя посмотри.

…Не отказала себе в удовольствии понежиться в ванне. С пеной, лосьоном, пахнущим сиренью, и морской солью. Погрузившись в горячую воду по самую шею, поняла, насколько чудесно это забытое ощущение.

В стае мылись, как придется: в речке, на колонке, из-под шланга... Зиму проводили на море – в тепле, но без комфорта. Точнее, это мне было неуютно спать на земле, есть из походной миски и мыться холодной водой. Марико, помниться, ради меня даже перешла на горячее питание: по вечерам мы разводили костер, что-нибудь варили в котелке или жарили на вертеле… В зависимости от добычи. У оборотней почти никогда не бывало денег, всё нужное доставалось охотой, обменом или шабашкой по случаю.

Я год не спала в постели, на простынях. И не принимала горячую ванну. Закрыв глаза, лежа в ароматной пене, чувствовала, как уходит усталость, мышцы расслабляются, а кожа наполняется влагой. Да, к хорошему привыкаешь быстро. Правильно сказал Тристан: замарашка. Золушки из меня не выйдет, разве что какая-нибудь сиротка – Марыся.

На кровати ждала шелковая пижама. Черная. Мой новый друг, я смотрю, не отличается фантазией в выборе цветов.

…Штаны пришлось затянуть поясом, чтобы не спадали, а куртка сделана, как кимоно. Дедушка носил кимоно, саржевые или бумазейные – летом, простеганные сашико – зимой. Никодим носил халат пао или рубашку ханьфу… А вот Яррист предпочитал белоснежные сорочки из сидхейского хлопка – того, который чуть царапает кончики пальцев. И костюмы вампирских брэндов: Манчини, Борджа или Сфорца. Это когда вылезал из своего любимого камуфляжа.

Сашка, да и другие оборотни в стае, довольствовались кожаными косухами и джинсами, а меня Марико научила носить короткие замшевые юбочки с бахромой и ковбойские сапожки… Она же заставила отрастить волосы, которые Никодим стриг мне сам, портновскими ножницами, «под мальчика».

Надеть кимоно было всё равно, что заглянуть домой. Всего на минутку: заглянуть в комнаты, почувствовать родной запах…

На глаза навернулись слезы. В сто пятьдесят четвертый раз представила, как бы сложилась моя жизнь, не погибни дедушка с бабушкой.

Я могла бы стать художницей. Друг дедушки, дядя Улукбек, говорил, что у меня прирожденный талант к технике сумиё-э. Никодим тоже говорил, что у меня талант. Но не к рисованию.

Если бы я могла изменить судьбу! Завести нормального парня, уютный дом… Но будем смотреть правде в глаза: я – киллер. Я не должна быть ни с кем. Потому что… Потому что, стоит мне расслабиться, почувствовать вкус к жизни, как случается что-нибудь плохое и всё рушится.

Так было, когда я потеряла стариков. Так было, когда я наконец простила Никодима и поняла, что отныне моя семья – это он; Так было, когда я вообразила, что Яррист любит меня. Так было, когда я поверила, что смогу быть счастлива в стае оборотней…

– Эй, ты что, спишь? Зову, зову, а она и ухом не ведет. – я незаметно вытерла слезы. – А чего глаза на мокром месте?

– Мыло попало.

– Ага, конечно… – он скептически сморщил нос. – Ладно, не дрейфь. Я поесть приготовил, а потом… – он внезапно отвернулся.

– Что?

– Суп с котом.

Никак я не могу понять этого сидхе. То он милый, почти что друг, а то… Вот, как сейчас. Я расклеилась, а он, вместо того, чтобы утешить, надулся, как жаб.

Пока я плескалась в ванне, Тристан приготовил пасту с шампиньонами. Интересно, а где он продукты взял? Или у него вечный запас в морозилке? Ладно, на халяву, как говорится… А вообще недурно. Готовить он умеет.

– А почему сам не ешь?

– Сыт.

– И когда успел?

– Не твоя забота.

Я отложила вилку. В конце концов, что я такого сделала?

– Послушай, я могу уйти прямо сейчас, если ты передумал. Просто скажи.

Он невесело усмехнулся.

– Так и пойдешь, в моей пижаме?

Я дернула плечом и усмехнулась.

– Как-то я оказалась на Майорке. Без денег, паспорта и с огромным счетом в ресторане: Яррист привез отмечать мой день рождения. Он был мистер Романтик: цветы, шампанское, оркестр в мою честь… А потом извинился, и отошел в сортир. Всё.

Зачем я это рассказываю? Сама не знаю.

– И как ты выкрутилась? – Похоже, Тристан приходит в себя.

– По всякому. Тебе будет неинтересно.

– Ладно, не обижайся. Я не на тебя злюсь.

– А на кого?

Он вздохнул.

– Бэлль Морт. Я наконец-то вспомнил, где тебя видел. Портрет в галерее Тэйт… Отмытая, ты очень похожа на… саму себя.

Я нарисовала автопортрет лет в шестнадцать, под руководством дяди Улукбека. Он его очень хвалил, а потом, никого не спросив, отослал на какой-то престижный конкурс. В конце концов портрет попал в Лондон и неожиданно прославился.

Я была изображена в рыцарских доспехах. Под определенным углом лицо, под низко надвинутым шлемом с пышным плюмажем, превращалось в череп.

Бэлль Морт, Красавица-Смерть. Так окрестили портрет с легкой руки какого-то журналиста...

Мне понравилось, что греха таить, и я взяла этот псевдоним, когда стала охотницей на вампиров.

– Накрылась медным тазиком наша идея пристроить тебя в полк. Если я тебя узнал – и другие найдутся.

Мне аргумент Тристана показался слабоватым – мало ли, какой там портрет? Но спорить я не стала. Ему виднее.

Глава 12

ГЛАВА 12

ЯРРИСТ БАРБАРОССА

Замок Маннергейм, Австрия.

– Но ведь это вы сделали её убийцей!

– Вы говорите совсем как ди Кампанелла, прекрасная Лилит.

Всё чаще я жалел, что делю ложе с этой… стервой в каменном обличье. Казалось, Голем считает меня своей собственностью: как властная жена – мужа подкаблучника.

– Докажите, что мы с Гроссмейстером не правы.

Я невольно поморщился.

– Наоми воспитывалась в тепличных условиях. Дед, самурай до мозга костей, растил её так, как растили детей высшей аристократии в Японии: рисование, лирика, кэндо, беседы о Буси, танцы с боевым веером… Никого так не воспитывают вот уже сто с лишним лет!

– Но ведь вы и сами приверженец старых традиций, дорогой Яррист.

– Всему есть предел! У нее не было друзей – сверстников, только несколько учителей, которых отбирал сам барон. А потом, когда его не стало и воспитанием занялся Никодим…

Почему я всё время чувствую себя так, будто оправдываюсь? И вправду, как муж, не угодивший благоверной. Война… Как много в этом звуке. Хочу на войну. Подальше от этого проницательного взгляда и язвительного языка.

…Никодим в каком-то смысле продолжил традицию Ямады. Наоми не училась в школе, не общалась с другими детьми – словом, не получила навыков социальных, как сейчас модно говорить, взаимодействий. А в шестнадцать, на целых два года, девочку отправили в Иокогаму, в школу гейш.

Обучение искусству ниндзя требует наивысшего напряжения сил, как вы понимаете, времени ни на что другое не остается. Словом, к восемнадцати, когда она попала ко мне, Наоми, как говориться, совершенно «не нюхала жизни». Большой мир она представляла по рассказам Никодима, немногим телевизионным программам и учебникам. Плюс ко всему: голова забита Бусидо, Гири и чайной церемонией.

– И вы решили продемонстрировать ей эту самую жизнь.

– Она должна быть готова, иначе ничего не получится! Вы же понимаете, Лилит: Ш’хине придется действовать в реальном, лишенном условностей мире. Если она не будет его понимать…

– И, конечно, было обязательно начинать с убийств.

Я вышел на балкон, встал так, чтобы Голем меня не видела и несколько раз врезал кулаком по колонне, поддерживающей портик. Подождал, пока срастутся кости, а затем вернулся в спальню.

– Она выполняла штатные обязанности Рыцаря первой ступени. – я старался говорить так же бесстрастно, как на ассамблее, к примеру, ООН. Но там, честно говоря, было не в пример легче. – Отлов взбесившихся вампиров, уничтожение умертвий – Печати, как вы знаете, иногда эманируют слишком сильно и те, кому не посчастливилось оказаться поблизости, меняются необратимо. Общество нуждается в защите от этих тварей, иногда, к сожалению, имеющих человеческое обличье.

– Но она – всего лишь ребенок!

– Мне было тринадцать, когда я убил своего первого Носителя, Безумного Аль-Хазреда, забрав у него Печать Четвертого Благополучия.

– Вам помогла ваша мать, Зарина.

– Это правда. Моя благословенная мать послала восточный ветер. Под покровом бури я проник в крепость Ексерогорго незамеченным…

– Вы хотите сказать: Наоми, чтобы стать Ш'хиной, должна преодолеть ряд испытаний? – я поморщился.

– Не всё так банально, прекрасная Лилит. Вы же знаете: были и другие Ш'хины. Ни одна из инициированных не дожила до совершеннолетия: Рок преследовал их по пятам, несмотря на все наши усилия сохранить девушкам жизнь. В случае с Наоми Никодим решил нарушить все правила. Он задумал сделать оружием саму Ш'хину.

– По-сути, превратив её в живой артефакт.

– Д-да. Наверное. Не знаю.

Я застыл, как громом пораженный. Новая идея распахивала в сознании всё новые и новые, казалось бы, наглухо закрытые, двери…

Превратить живого человека в оружие. Точнее, в орудие. Орудие воли. Так же, как мастер выковывает новый клинок, придавая ему определенные качества: гибкость, остроту, закалку… Так же поступить и с человеком. Вложить только то, что нужно, остальное отбросив за ненадобностью.

Ш'хина должна выжить, любой ценой – считал Никодим. И я ему в этом помог: закалил её волю, ожесточил душу, натренировал тело… Я могу гордиться своей работой: Наоми стала божественным воином. Скорость её рефлексов превосходит всё, виденное мною раньше – у людей, разумеется. Она в одиночку справилась с Носферрату!

Но… что твориться в её душе? Интересно, мой отец задумывался хоть иногда: что твориться у девочки в душе? А я? Конечно, задумывался. Но считал это несущественным – на данном этапе. Главное, сохранить ей жизнь.

Неужели мы с Никодимом вновь просчитались? Слишком сосредоточившись на том, чтобы сохранить ей жизнь, упустили главное. То, что и должно сделать её Ш'хиной!

– Как можно сохранить жизнь ребенку, бросая его в водоворот сражений? – оказывается, я говорил вслух, и Лилит всё слышала.

Я вздохнул: она – Голем. Она просто не понимает. Каменная баба, созданная Творцом из Первичного хаоса и глины.

– Суть не в том, драгоценная, чтобы запереть её в самой высокой и неприступной башне. Так мы тоже делали, и это не работает. Суть в том, чтобы… даже оставшись в полном одиночестве, без всякой поддержки, она могла бы выжить. Несмотря ни на что.

– Но ведь есть другая крайность. – напомнила Лилит. – Ахамот.

– Она никогда не станет Ахамот! – рявкнул я.

– Наоми чуть не убила вас самого, дорогой друг.

– Вот именно! Она смогла удержаться. Преодолеть этот зов! Ей это не грозит.

– Кто знает, какие испытания её ждут. Стать чудовищем внутри, не меняясь снаружи – не об этом ли мы говорили недавно?

– Я верю. – я сказал так убежденно, как мог. Главное, напоминать себе об этом почаще.

Глава 13

ГЛАВА 13

НАОМИ

Петербург

Выйдя их душа следующим утром, обнаружила обновку, красиво разложенную на кровати. Не удержалась и погладила ткань: шелк цумуги ручной выделки. Такой гладкий, что хочется зарыться в ткань лицом… По лазурному фону – водяные лилии и стрекозы. И такую роскошь воплотили всего лишь в домашнем кимоно.

– Солнце, солнце, распахни оконца! – Тристан влетел в спальню без предупреждения, веселый, как жаворонок. Я напряглась, покрепче вцепившись в полотенце. Надо было догадаться, что он не будет соблюдать церемоний. – Вот он я, твое солнце! Как подарок? Понравился?

У меня защемило сердце. Ну почему он такой милый? Это ведь не правильно, я этого не заслужила. Собравшись с силами, я сказала холодно:

– Рисунок не тот.

– Чего? – у Тристана вытянулось лицо.

– Нужен цветочный мотив, только предвещающий лето.

– Какая разница, Фоморы тебя побери?

– Дарить летнее кимоно весной – жуткая безвкусица.

– Ладно, считай, что справилась. – пришла моя очередь обескураженно пучиться. – Ты как-то упоминала, что провела несколько лет в Японии, и у меня возникла одна идейка. Походу, всё получится.

– Поясни…

– Анклав Эдо – самый удаленный и изолированный, оттуда мало кто приезжает. Хочу выдать тебя за княжну. Если будешь выглядеть, как японская аристократочка, никто и не вспомнит о Бэлль Морт. Окончила, мол, школу и родители отправили в Европу, на мир посмотреть, себя показать…

– Ну конечно. Надо же как-то девушек из хороших семей замуж выдавать. – буркнула я сердито. Идея стать аристократкой что-то не очень нравилась. Другое дело – полк Фиан.

– Замуж, чтоб ты знала, можно только по генетической карте. С этим жестко.

– То есть, никаких тебе «по любви» и «сердцу не прикажешь»?

– Да почему? Люби, сколько влезет! Но потомство – только по расчету. Чтобы исключить «дикие гены». Ладно, не об этом сейчас. Во избежание недоразумений: ты говоришь по-японски?

– Домо оригато гоцзаимасьта. – я сложила руки перед грудью и поклонилась. – Тристан уважительно кивнул.

– Ты где училась?

– В школе гейш в Иокогаме, затем в Камакура.

– О как! А я-то предполагал какой-нибудь Шаолинь.

– Шао-Линь в Китае. И туда берут мальчиков. Для девочек – школа гейш. Игра на сямисене, чайная церемония и танцы с веером. – Тристан смотрел с недоверием. Я рассмеялась.

– Что смешного-то?

– Да так… вспомнила нашего мастера Иай-до. У нее был такой писклявый голосок… «Буредокаракетзики-о-ферихару-у»… – я изобразила, как это звучит. Тристан усмехнулся.

– Это тебе кажется смешным?

– Иногда, чтобы подчеркнуть доброе ко мне отношение, она говорила по русски: – Стряхните с кринки кровь… Очень смешно.

Тристан потряс головой и отмахнулся.

– Надевай кимоно. Заодно попрактикуешься. – скомандовал он.

– Зачем?

– Сегодня в Эрмитаже открытие выставки современного искусства сидхе Эрина. Там будут все на свете – отличная возможность представить тебя широкой публике, так что ты уж постарайся. Представлю тебя, как свою новую девушку.

– И в чем прикол?

– Потом узнаешь. Но это – идеальное прикрытие, уж поверь.

– Ладно. – мне и самой хотелось куда-нибудь выбраться. Нарядиться, посмотреть на нормальных людей, которые не убивают друг друга каждые пять минут. – Но кимоно нужно другое. Тем более у этого – домашние рукава. Слишком короткие.

– Да понял я, понял… Там, в прихожей несколько пакетов, тащи сюда.

– Сам тащи, а мне причесаться надо. Прямо не знаю, что с этим делать… Может, подстричь? – я стала осторожно драть волосы, после мытья похожие на клубок мокрых водорослей.

За последний год волосы сильно отросли, я к таким не привыкла.

– Дай сюда! – он дернул меня за руку, я отскочила, чуть не оставшись без полотенца.

– Чего?

– Отдай расческу. И присядь. – он требовательно протянул руку. Я осторожно села на краешек кровати, Тристан пристроился у меня за спиной. – Вот так… От кончиков, медленно и аккуратно…

Его дыхание щекотало шею, руки ловко разбирали длинные пряди. Я вновь пожалела о том, что одета только в полотенце. Хоть бы вчерашнюю пижаму напялила… По животу начал растекаться жар, в голове зашумело. Ну почему этот лукавый сидхе так на меня действует?

– Где ты научился обращаться с женскими волосами? Парикмахером работал? – он не обиделся.

– Моя мамочка обожала, когда её расчесывали. Правда, у братца получалось не в пример лучше…

Впервые он что-то рассказал о себе.

– А кто еще у тебя есть? Сестры? Невеста? Может, жена и дети? – то, что он молодо выглядит, еще ничего не значит. Тристану вполне может быть лет пятьдесят.

– Только отец.

– Чем занимается?

– На государственной должности. Он, как бы это сказать, функционер.

Тристан коленом наступил на полотенце, оно поползло вниз. Я судорожно вцепилась в край и вскочила.

– Хватит! Спасибо, дальше я сама. Феном вот подсушу…

– Чего ты боишься? – он подошел вплотную. Так, что я ощутила жар его тела.

– Я не боюсь. Просто…

Сидхе провел кончиками пальцев по моей спине и, стремительно наклонившись, легонько поцеловал в шею, под ухом. Стало невыносимо жарко, захотелось отбросить полотенце…

Вывернувшись из его рук, я сбежала в ванную. Не сейчас. Не с ним. Это слишком больно. Быть с кем-то, а потом всё потерять… Снова.

Надев пижаму, я выглянула из ванной, надеясь, что Тристан ушел. Но он ждал, глядя в окно.

– Вот… – вытащив из кармана коробочку, протянул её мне. – Это к кимоно.

Набор заколок для волос: нефритовые бабочки на длинных стальных иглах.

– Как красиво… – я улыбнулась.

У моей бабушки была серебряная заколка, борабори. Иногда, чтобы порадовать деда, она надевала кимоно и делала прическу. Только кимоно было очень простое, с набивным рисунком, а заколка всего одна. Мы вообще жили небогато…

Заколку дедушка подарил, на свадьбу. Такие украшения дарят женихи невестам. Тристан, наверное, об этом не знает.

– Прости. Такие заколки тоже не годятся.

– Да что с тобой такое? Белены объелась? Тихо свистишь, низко летаешь…

– Дорогие кандзаси носят только замужние дамы! – я чуть повысила голос. – Девушкам положены цветы и ленты, но ни в коем случае не глицинии. Те только для майко. – Тристан закатил глаза.

– С ума меня сведешь.

Я притворно-равнодушно пожала плечами.

– Сам хотел правдоподобия.

После того, как я довольствовалась одной сменой одежды круглый год, все эти хэйянские церемонии казались ненастоящими. Игра в театр.

– Одевайся! – пока я пряталась в ванной, пытаясь совладать с чувствами, Тристан принес другое кимоно, упакованное в рисовую бумагу. – Это, надеюсь, подойдет?

Я развернула похрустывающий сверток: пионы и бабочки. Фон – увядшая роза, густо-кофейный по подолу и прозрачно-розовый, как заря, к плечам. Оби, как и положено, черный.

Нижнее, батистовое кимоно – белоснежное, как вершина Фудзи зимой, узор – тоже бабочки, вышитые белым по белому.

Восхищенно присвистнув, я посмотрела на Тристана.

– Да вы меня балуете, господин сидхе. Это поистине королевский наряд.

– Для княжны из Эдо – в самый раз. Одевайся же!

Он чмокнул меня в щеку и убежал.

А я села на кровать, ткнулась лицом в колени и разревелась. Никак не могла успокоиться. Ну какая из меня княжна? Тоже мне, принцесса сидхе!

Подойдя к окну, я прижалась лбом к стеклу и стала смотреть на город. Машины, люди, мосты… Там живут те, кому не надо задумываться: будут ли они живы, например, завтра? Для кого Носферрату – не больше, чем ночная страшилка, а Орден – всего лишь красивая форма и помпезные парады по телевизору.

Вот если б… Если б я могла сбежать ото всех? Познакомиться с обычным парнем, каким-нибудь инженером. А еще лучше – писателем или художником. Гулять, ходить в кино, сидеть в кафешках – просто так, убивая время в компании друзей.

Забыть, как страшный сон, вампиров, оборотней, Рыцарей… Просто жить.