Текст книги "Тригинта. Меч Токугавы (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зимина

Соавторы: Дмитрий Зимин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава 38

ГЛАВА 38

НАОМИ

…Всё-таки Оман. Стоим на обочине ровной, как туго натянутое полотно, трассы, под биллбордом, с которого интеллигентно и седобородо улыбается дяденька в парчовом халате, очках и масаре – цветном платке, накрученном на голову. Добренький такой, на вид, мужичок. И не скажешь, что вампир…

Раскаленный воздух зыбко дрожит, асфальт сверкает серебряными лужами-мираджами, из-под ног взвиваются злые пыльные смерчики.

Впереди – темная полоска зелени с торчащими тут и там светлыми коробками зданий, а еще дальше, до самого горизонта – густая индиговая синь…

– Что будем делать?

Ростов пожимает плечами.

– Дойдем до города. Узнаем, где мы. Раздобудем денег.

– Ограбим кого-нибудь?

– Здесь за воровство отрубают руку.

– И как мы…

– Посмотрим.

Мы начинаем долгих спуск к морю.

Базар. Прежде всего – пряности. Красные, желтые, черные и зеленые россыпи. Над ними вьются облачка золотистой пыльцы и реет смесь терпких, пробирающих до самых печенок, запахов.

Дальше – рыба. Белые, с багровыми провалами беззубых пастей, вывороченные брюхи акул, серо-зеленые, замшелые, панцири мечехвостов, гигантская, покрытая серыми пятнами, туша групера… Рыба лежит прямо на каменной брусчатке, на мокрых тряпицах.

Золотой ряд, за ним – струящиеся волны прозрачных тканей, расшитые бисером и стразами платья, парчовые туфли, будто снятые с ножки Шахерезады, серебряные, покрытые чеканкой, узкогорлые кувшины, расписные блюда…

После скудости и однообразия желтых дюн, колючего запаха пыли и рыбной вони жареных змей, голова идет кругом.

Голубые, зеленые, синие пенджаби женщин, с развевающимися, закинутыми на спину шарфами, красные джамбии мужчин, фески, масары, бороды, серьги, янтарные и нефритовые бусы, блеск золотых цепочек, фальшивых алмазов и изумрудов.

Крики, смех, споры, шарканье множества подошв и шелест одежд... Люди. Я и забыла, что на свете так много людей.

Ростов, держа за руку, как маленькую девочку, вел меня всё дальше, мимо хихикающих коз, надменных, взирающих свысока верблюдов, поджарых остророгих коров…

Наконец мы оказываемся на утоптанном пыльном пятаке, окруженном матерчатыми кибитками. Здесь было почти тихо – звуки базара долетали приглушенно, напоминая прибой.

В центре площадки, на тощем коврике, парень, гордым профилем и осанкой напоминающий молодого Шота Руставели, как его изображают в книжках. Томные, влажные, как черные маслины, глаза, изящная бородка, гладкая смуглая грудь под распахнутыми полами выцветшего, но всё ещё роскошного шелкового халата… Перед парнем – низкий столик, на нем – три мельхиоровых стаканчика донцами кверху. Ну конечно! Старая, как мир, игра в "наперстки".

Некоторое время мы молча наблюдаем. Перед каталой сидит горбоносый дед. Нетерпеливо дергая крашеной в морковный цвет бородой, он тыкает похожим на сучок пальцем в стаканчик, и разражается проклятиями, когда под ним ничего не оказывается. Катала, не меняясь в лице, пускает шарик на очередной круг… Парень даже не жульничает, он настолько хорош, что этого не требуется.

– Сделайте одолжение, Наоми, улыбнитесь.

– С чего бы?

– С того, что я собираюсь играть на вас, и хочу, чтобы вы понравились молодому человеку.

– Чтобы он привел меня к себе домой, а я убила его самого, всех чад и домочадцев, вплоть до детей и старух, и даже ослов и коз, а затем впустила вас и мы всласть пограбили их жилище?

– Да вы перегрелись на солнце, дорогуша.

– Это вы перегрелись! Катала – профессионал, каких поискать. Он обдерёт нас до нитки… Собственно, только нитки у нас и есть, так что играть он не будет.

– Вот поэтому я и поставлю вас.

– Ставьте себя. Так будет справедливее.

– Мужчинами торговать запрещено. – я вздохнула.

– Хорошо. Только имейте в виду: парень мне нравится. Вот возьму и уйду к молодому и красивому…

– Да ради Бога! Развяжете мне руки.

– Ах вот как?

Парень, краем уха прислушивающийся к нашей перепалке, бросил что-то по-арабски Ростову. Барон ответил. Парень рассмеялся. Старик, его клиент, злобно на нас зыркнув, сплюнул презрительно себе под ноги и поднялся.

– Что он сказал? – барон пожал плечами.

– Спросил, почему я не задам трепку паршивой рабыне, которая смеет так нагло разговаривать с хозяином. – у меня отвисла челюсть.

– А вы?

– Я ответил, что слишком стар для такой строптивой девчонки, и охотно обменял бы её на что-нибудь более полезное. Например, на пачку новых риалов.

У меня непроизвольно дернулась щека. А ведь он и вправду выглядит стариком, мой непобедимый барон… Волосы и борода совершенно белые, кожа обветрилась и почернела, одежда болтается, как на пугале.

Нам нужны деньги. Поесть, переодеться, найти хамам и хорошенько вымыться… Поспать.

– Ладно, играйте. Но если проиграете – я за себя не отвечаю.

– Не волнуйтесь. Я выиграю.

Грубо дернув за руку, барон подвел меня к катале и поставил рядом с ним. Сам, подогнув ноги, уселся напротив и величественно кивнул.

– Что сначала? Мыться или поесть? – подбрасывая рулик замызганных бумажек, спросил барон.

– Сначала еда. Вон там плов продают… – я сглотнула слюну. – Потом мыться, и переодеться во что-нибудь чистое, а потом… Еще раз поесть. И я хочу дыню. Огромную, как дирижабль, и сладкую, как бочка мёда. Нам… Хватит? – я кивнула на деньги. Барон рассмеялся.

– На одежду и хороший обед – хватит. А дальше… Тут должны быть гномы. У них можно взять кредит.

– Гномы? Здесь?

– Неподалеку, в Саади – самый большой рынок золота и драгоценных камней.

– А где золото – там и гномы, – кивнула я. – Заодно и шпионят для короля Нибелунга…

…Столовые приборы к уличному плову не полагались, его насыпали в дешевые глиняные тарелки с облупленными краями. Но это была пища богов! Рис, желтый от куркумы, остро-пряный, рассыпчатый, с кусочками баранины, с чесноком, обжигающе-горячий, ароматный – я уминала его в ладони горкой, а затем отправляла в рот.

– Обычно на таких базарах не протолкнуться от туристов, именно они – основные покупатели дутого золота, дешевых камней, одежды ручной работы… – заметил барон, оглядывая базарные ряды.

– Рядом с каталой сидел местный дед, а не турист.

– Правильно. – Ростов ел более сдержанно, чем я. В его тарелке была еще половина, когда я подобрала последние крошки. – О чем это говорит?

Тоскливо вздыхают торговцы начинающей пованивать рыбой, в золотых и шелковых рядах – слишком тихо и пусто. Никто не бьется об заклад, не заключает выгодных сделок, даже воришек, и тех не видать… Ах да. С местными законами особо не поворуешь.

Пока мы ели, мимо прошло несколько вампиров. Они не были вооружены, не вели себя агрессивно, но народ всё равно расступался и провожал кровососов враждебными взглядами.

Люди должны зарабатывать. Нет туристов – нет и торговли. Никто не покупает рыбу, пряности, фрукты, побрякушки – не на что содержать семьи… Если границы закрыли, значит, война начнется со дня на день.

Ростов, расправившись наконец со своей порцией плова, вожделенно посмотрел на дымящийся казан, затем – на тощую пачку мятых бумажек, зажатых в кулаке, и вздохнул.

– Идемте. Нужно одеться поприличнее, мы слишком бросаемся в глаза даже среди местной бедноты.

Барон привел меня к двустворчатым зеленым дверям в сплошной, выкрашенной белой известью, глинобитной стене.

– Это хамам. Вымойтесь, закажите массаж тертым кунжутным семенем… Говорите только по-немецки, англичан здесь не любят.

– А вы?

– Встретимся через пару часов. В этой бане сегодня женский день… – он кивнул на листок с объявлением, приколотый у входа.

Глава 39

ГЛАВА 39

НАОМИ

Оман, г. Мерхаб.

Добрые тетки-банщицы, отмыв меня, накормили халвой, изюмом и напоили сладким, с терпкой кислинкой щербетом. Я ни от чего не отказывалась, а они знай подавали разные восточные вкусности, и только сокрушенно цокали языками над моими просвечивающими под кожей ребрами…

Потом покрасили мои выгоревшие волосы басмой, насурьмили брови, нарумянили и умастили маслом миндальных косточек.

Затем принесли наряд: пенджаби лазурного цвета, расшитое бисером и шелком, к нему – чудесный голубой газовый шарф. Остроносые туфли из плотной парчи оказались на редкость мягкими и удобными.

Я испугалась: только сейчас сообразила, что денег-то у меня нет! В панике попыталась отказаться от наряда, но одна из девушек на плохом немецком объяснила, что платье принес посыльный, и что за всё уплачено. Ладно… Только сдается мне, шелковое пенджаби с ручной вышивкой стоит больше, чем та жалкая пачка мелких купюр, что у нас была.

Оглядев себя в зеркале, вымытую, с потемневшими после краски волосами, наряженную и причесанную по последней местной моде, пришлось признать, что не так уж всё и плохо: больше всего я походила на сидхейскую манекенщицу, изнуренную голоданием…

На углу поджидал почти что прежний барон: летний костюм, белая рубашка, на шее – цепь из дутого золота, на запястье – золотые часы. Волосы он успел подстричь, бороду – сбрить, и без нее сразу помолодел лет на двадцать.

– Барон, зачем вам такие вульгарные котлы?

– Изображаю богатого предпринимателя.

Меня барон тоже разглядывал не без удовольствия. Чему-то кивал про себя, будто прикидывал: – вот теперь-то за нее дадут настоящую цену!

– А что вы предпринимаете?

– Привез оружие для будущей войны.

– Ой, как плохо… Вновь взялись за старое, да?

Барон свсем по-старому дернул шрамом.

– Вы же хотели подобраться к Асламу? Это – самый быстрый способ.

…Городок назывался Мерхаб. Желто-коричневые немощеные улицы, саманные дома с плоскими крышами, все окна наглухо закрыты резными, но растрескавшимися ставнями…

Мы спускались к берегу по козьей тропе, вздымая подошвами облачка пыли. Казалось, из-за каждой двери за нами следят настороженные глаза. Солнце, как желток в теплый бульон, медленно опускалось в прозрачно-розовое море.

Впереди, на причалах, было дикое столпотворение. Приставали мелкие суденышки, в них высились груды рыбы, укрытые мокрыми сетями, и тут же, возле лодок, начиналась торговля.

Летела чешуя, шлепались внутренности, под ударами длинных ножей отскакивали рыбьи головы с белесыми выпученными глазами, щелкали замшелые клешни крабов, влажно шелестели пересыпаемые в короба креветки…

На берег мы пришли поужинать. Я опасалась, что после этих запахов, душных вечерних звуков, криков торговцев, пропадет аппетит, но все оказалось не так уж плохо.

Жаровни стояли в стороне от причалов, а рядом с ними – большие морские контейнеры, со входами, занавешенными плотным полиэтиленом. Внутри – кондиционер и пара столиков, покрытых чистой клеенкой. Заказ делаешь снаружи, а потом, пока рыба готовится, можно посидеть в тишине и прохладе, освежаясь ледяной лимонной водой…

– Можно спросить, барон? – я выцедила полный стакан воды и теперь обсасывала лимонную шкурку. – Вы как-то упомянули, что были знакомы с моей матерью. Какая она? Вы давно её видели?

Ростов некоторое время молчал, будто собирался с мыслями.

– Признаться, я не был знаком с ней лично. Моя жена состояла в свите Нимэйн, и я просто видел её несколько раз, на приемах. Вы действительно очень похожи. Манера двигаться, характерный поворот головы, то, как вы дергаете плечом, когда чем-то недовольны…

– Это было до того, как я родилась?

– Да. Опережая вопрос, о вашем отце я не знаю ничего. Простите.

– А… Она правда больна? Тристан сказал, что после смерти отца она как бы не в себе…

– Вы хотите знать, почему она не воспитала вас сама?

Я уставилась в поцарапанную клеенку. Губы свело судорогой. Может, дело во мне? Может, она чувствовала во мне что-то неправильное…

– Сидхе никогда не берут на воспитание человеческих детей.

– Почему?

– Их потомство развивается медленнее, но затем быстро взрослеет. Человеческие дети за ними не поспевают. – я помотала головой. Какие-то слишком общие отговорки, что-то здесь не так. – Наоми… – мягко позвал барон. – Неужели вы думаете, что мать не хотела быть с вами? То, что вас растил именно дед – необходимость, ни в коем случае не прихоть. Так было нужно, поверьте.

– Из-за моего предназначения, Ктулху его заешь?

– Вы не должны были родиться. Нимэйн не должна была встретиться с вашим отцом, сыном Ямады, не должна была влюбиться, не должна была забеременеть… Но, чему суждено было случиться – случилось. От Судьбы не уйдешь. Барон Ямада взял на себя огромную ответственность…

– А вам всем пришлось приспосабливаться к новым обстоятельствам. – заключила я. – Когда вам стало известно, что я – та самая?

Барон грустно усмехнулся. Затем протянул руку через стол и взял мою ладонь. Сжал на мгновение, и отпустил.

– Как только вы родились. Когда вы открыли глаза, мы все почувствовали, что в мир явилась Ш'хина. Господь – по крайней мере, его частица, – вновь был с нами.

– Для меня это слишком сложно. – в голове теснились образы, мысли… – Что мне делать, Иван? Я ведь не знаю, как быть этой самой Ш'хиной! И не говорите, что я просто должна оставаться собой…

– Да я и не собирался. На самом деле, было бы гораздо лучше, если бы вы перестали быть… "собой". Вы понимаете, о чем я? – я закатила глаза.

– Вы хотели сказать, если б я перестала быть взбалмошной, безответственной и капризной? Но я – это я, дорогой барон. У меня злой язык, не очень чистые мысли и скорые на расправу руки. И я, Ктулху меня заешь, в одном-единственном жизненном кредо полностью согласна с кровососами: нет человека – нет проблемы. Поэтому собираюсь и дальше делать то, что считаю должным.

– Например?

– Пойти и убить Аслама. Без всяких этих ваших штучек с торговлей оружием. Я тут подумала: он же наверняка в Маскате, в тамошнем дворце… – я наклонилась над столом, чтобы только Ростов мог слышать. – Давайте я просто просочусь туда и всё сделаю… Вы же знаете, меня как раз этому и учили.

– Упрямая… – покачал головой Ростов. – Совсем, как моя дочь.

– У вас есть дочь?

– Да. несмотря на то, что я – мерзавец и негодяй…

– Да причем тут это! Я просто… не ожидала. Хотя теперь понятно, почему вы так терпеливы к моим вытребенькам. Опыт, так сказать. У Ярриста наверняка такого нет.

– Когда Ниоба умерла, Нив было всего три года.

– Вы сами её растили? – барон кивнул. – Это здорово. Нет, правда…

Мне стало грустно. Мои родители… Почему они отказались от меня? Все эти сказочки об отличиях сидхе – ерунда. Пример тому Тристан: мы с ним очень похожи, и мы – почти ровесники.

– Наоми, ваш дед был одним из самых замечательных людей, что когда-либо жили на Земле. И он очень вас любил.

– Я знаю. Я тоже его любила… Расскажите лучше о дочери. Пожалуйста.

Ростов рассеянно уставился в пустоту.

– Нив была сложным ребенком. На какие только ухищрения мне не приходилось идти…

– Была? Только не говорите, что она тоже…

– Упаси Господь. Просто она выросла. Стала актрисой… – Ростов улыбнулся. – Нивэллин живет сейчас в Скандинавии…

– Подождите, ваша дочь – актриса Нивеллин Скай? – я задохнулась. – Ничего себе! Она же звезда… Такая красавица!

– Вся в мать.

– Неправда, у неё ваши волосы. И глаза. А она тоже… вервольф?

– Первый раз Нив перекинулась в два года. Меня не было рядом… Когда я вернулся, её детская представляла поле битвы: повсюду пух из разодранных подушек, растерзанные куклы, но больше всего она огорчилась, когда поняла, что во втором облике съела канарейку. Своего любимого Лимончика. Нив тогда сказала, что не хочет быть волком. Не хочет быть зверем.

Резануло по сердцу. "Не хочет быть зверем". Перед глазами возникло лицо Сашки. Вот он улыбается, вывалив язык, привычно щуря глаза на огонь, а потом резко поворачивает голову, насторожив уши…

Некоторое время мы сидели, погрузившись каждый в свои мысли, и вот внесли шкворчащую сковороду. И с нее, с пылу с жару, прямо на банановые листья, сгрузили заказ: запеченные и уже расколотые пополам колюче-оранжевые клешни крабов, бело-розовые внутри, исходящие паром, и кусочки палтуса, нанизанные на прутики, и еще крошечные, длиной с мизинец, рыбешки, зажаренные целиком, золотые, хрустящие от головы до самого хвостика, веером с краешка листа... Всю эту роскошь нужно полить струйкой свежевыжатого, прозрачно-зеленого оливкового масла и сбрызнуть соком лимона. Еще были нарезанные дольками авокадо и кисло-сладкая, прекрасно оттеняющая вкус жареной рыбы, маракуйя. Мне очень понравились самые маленькие рыбки, которых можно было есть целиком.

– А еще этот рынок зовется Бедным, – пояснял Ростов, ловко разделывая крабью клешню – потому, что здесь это стоит полриала порция. В городе, на рынке – уже пять. А, например, в Мариотте, который немного дальше по берегу, в приличном ресторане – около ста… Вот и получается: Бедный рынок.

– Если не хотите говорить об Асламе, дорогой барон, скажите, откуда вы знаете Командора? – есть мы закончили, и теперь пили чай с пахлавой.

Ростов вздохнул, затем откусил кусок пирожного, прожевал, запил чаем… Я, не отрываясь смотрела ему в глаза.

– Видите ли, Наоми… Яррист – мой брат. Младший брат.

А я даже не удивилась: давно подозревала что-то эдакое... Их манеры, привычки в одежде, то, как Ростов несколько раз проговаривался, говоря об ангелах "мы"… Слепой козе уже было видно, что барон – не простой вервольф.

– Всё, как в старых книжках: крылья, золотой ихор, огненный меч? – спросила я.

– У каждого свои таланты.

Я прикрыла глаза. Значит, чувства, что я испытывала к Ярристу – вовсе не из-за того, что он – ангел. Его красота, притягательность, свет, что он излучает… То, что в его присутствии мысли путались и я становилась мягкой и послушной, как глина в руках опытного гончара…

Яррист Барбаросса. Рядом с ним я испытываю неподдельное счастье, а когда он прикасается ко мне – всепоглощающее, острое наслаждение. Наверное, даже умерев, я буду любить его. И гореть.

– Знаете, если бы это вы стали моим учителем… – неожиданно сказала я. – Возможно, моя жизнь сложилась бы по-другому. Почему меня отдали Ярристу? Если б я его не знала, если б я никогда с ним не встречалась…

– То, чему суждено случиться – случится.

Я сжала кулаки. Кто сказал, что от судьбы не уйдешь? Что всё должно быть именно так, а не иначе? Неужели всё это предопределил Он, а нам только и остается, что слепо следовать Его плану?

– Успокойтесь, Наоми. – Ростов вновь взял меня за руку. – Этого уже не изменить. И Он тут ни при чем, поверьте.

– Откуда вы знаете, о чем я сейчас думаю?

Барон насторожился. Уши его дернулись, заострились, глаза вдруг зажелтели.

– Что случилось? – спросила я шепотом.

– Тихо! Делайте, что я скажу: сейчас бегите и спрячьтесь, а потом доберитесь до Мальты и расскажите про Храфстр! – и он выбил из-под меня стул.

Я упала на пол, снаружи затрещали выстрелы. Пули били навылет сквозь жестяные стенки контейнера. Ростов уже был у выхода. Нырнув сквозь нарезанный полосками полиэтилен, он канул во тьму. Не иначе, барон решил отвлечь нападающих на себя, чтобы дать мне уйти. Снаружи послышались звуки борьбы и резкие крики на арабском. Ладно…

На улице было не очень-то и темно: берег освещался фонарями, у каждого контейнера тоже горела лампочка. Я выскользнула наружу и прыгнула на плечи вампира, стоящего ко мне спиной. Свернула ему шею и прыгнула к следующему…

Почему они больше не стреляют? Патроны кончились? Или… Нас хотят взять живьем! – я вспомнила, что дырки от пуль были слишком высоко. Ну конечно! Не смогли поймать в пустыне – и выставили сторожей везде, где только можно.

Вокруг меня валялось пять… уже шесть вампиров, умерших настоящей смертью. Где Ростов?

Взревел двигатель. Подхватив чей-то автомат, я побежала на звук. Машина – огромный черный катафалк – шустро пылила в сторону автострады, ведущей в Маскат. Странно… Барон, не побоявшись встать против Храфстры, дал себя захватить каким-то паршивым кровососам? Или… Он сделал это намеренно!

Святые Серафимы! зачем он так со мной? Ктулху меня заешь, не передать словами, что я почувствовала! Обиду, горечь, злость, раздражение, возбуждение после боя, отходняк… В горле пересохло.

Вернувшись в пробитый контейнер, я взяла уцелевший кувшин и выпила всю воду. Постаралась успокоиться и подумать, что делать дальше. Бежать на Мальту? Не может быть и речи! Ярристу, в крайнем случае, можно просто позвонить – если я решу, что информация про Храфстр того стоит…

В любом случае, надо спрятаться. Вряд ли те вампиры – единственные, кого за нами отправили. На пирсе была куча народу, при появлении кровососов они просто попадали на землю, прикрыв головы руками. Хотя прошло минут пять, никто еще даже не пошевелился.

Короткими перебежками миновав рынок и причалы, я скрылась в извилистом темном переулке. Взобралась на дувал, а затем и на плоскую крышу ближайшего дома. Прячась в тенях, бесшумно перепрыгнула на следующую…

В одном из двориков сушился на веревке хиджаб. Сдернув его, я спряталась за толстый ствол лавра и натянула черное платье поверх своего пенджаби. Теперь убрать волосы, накинуть никаб, и – готово. Я – арабская женщина. Главное, следить за походкой…