Текст книги "Чья земля, того и вера (СИ)"

Автор книги: Татьяна Сальникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– А у тех, кого ты убиваешь, тоже есть матери?

– Да. – Капитан скрипнул зубами.

–  Значит, ты обижаешь их. Откуда же ты знаешь, кого защищать, а кого обижать? Я не понимаю…объясни мне!

– Видишь ли, защита – это отражение нападения. Если бы вы не украли детей, мы бы не пришли сюда, и никто бы не пострадал. Вы нападали – мы защищались.

– У вас так часто воруют детей?

– Нет. – Отчаянно сказал Литерный, уже понимая, к чему идет разговор.

– Зачем же вам столько защитников? Зачем еще люди нападают друг на друга?

– Это трудно объяснить. Люди делят…делят то, что называется «место под солнцем». Всем хочется занять самое лучшее. Для себя и своих детей. Так было всегда.

– Тогда ответьте мне, – горящие холодным огнем глаза монолитовца перебегали с Литерного на Ритку и обратно, – что такое: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным?» Многие, что приходят к Монолиту по колено в крови, говорят эти слова. И их не волнует вопрос цены, измеряющейся отобранными жизнями других людей. Я вижу, что они хотят совсем другого. Что такое счастье для всех, если счастье одного – это горе другого?

– Наверное, счастья для всех не бывает. Каждый должен его заработать сам.  – Ответила Рита. – Но делать несчастными других – это неправильно. Особенно если ты сильнее. Нельзя насильно уводить детей из дома только потому, что тебе этого захотелось.

– Я слышал слова «любовь», «дружба», я чувствовал обрывки чужих эмоций. Я хочу знать, что это такое, я хочу это испытать. Вы, взрослые, мне уже неинтересны. Все, кто ценой чужих жизней доползает до Исполнителя Желаний, все они просят одного и того же. Денег – себе, славы – себе, здоровья – для своих, знаний – тоже себе… Еще никто не попросил дружбы. А ваша любовь – это когда просят чего-то для другого, чтобы в результате получить что-то самому. Когда вы говорите «счастья для всех» – вы так не думаете. Вы имеете в виду «счастья для всех так, как я считаю нужным». Но такое желание невозможно исполнить. Вы все хотите использовать меня и друг друга в своих целях.

     Я хочу поговорить с теми, кто еще способен просто дружить и просто любить. Я хочу дружить. Я хочу понять, что такое доброта.

– Видишь ли…– Ритке было мучительно стыдно перед этим ребенком, наделенным беспредельной сверхъестественной силой, но лишенным общения с обычными, добрыми, любящими людьми. – Не все люди такие, как те, что приходят к тебе. Не все мы идем к Монолиту. Многие стараются сами решать свои проблемы, никого не обижая при этом. И уж, тем более, не пачкая руки в крови.

– Я хочу таких людей. Как вы, например. Но вы не хотите меня любить…

– Ну, во-первых, – вступил Литерный, – сюда попадают не самые добрые и дружелюбные люди на земле, чего уж там. Здесь нельзя выжить, не убивая. А дойти до Монолита могут только такие, которые убьют ради этого без колебаний. Так все тут устроено. А любить…ты, конечно, извини, но за что тебя любить? Ты знаешь, сколько людей погибло в твоей «игровой комнате»? Среди них были наши друзья, вот их мы любили…

– А разве матери любят детей за что-то? За что? Значит, меня никто не полюбит? Я не знаю, как жить по-другому. Мои Опекуны никогда не говорили мне ничего подобного.

– Да потому, что для твоих Опекунов люди – это биоматериал! – Не выдержав, крикнула Ритка. – Вот хотя бы этот человек, через которого ты сейчас говоришь с нами. Ведь у него тоже где-то есть мать!

– Но я же не знал…у меня нет матери…почему…я хочу…

     Монолитовец резко уронил голову на грудь. Через секунду он поднял глаза, снова пустые и плоские, повернулся, как на плацу, и отошел в сторону. Фигура в балахоне заметно съежилась и сгорбилась. Видимо, Опекуна по возвращении ждал серьезный разговор с его воспитанником.

 – Мы можем идти? – холодно спросила Рита.

– Да. – Просто ответил он. – Все желающие могут уходить. Мы подождем, пока вы покинете территорию излучателя, но потом он снова заработает.

     Победно улыбнувшись, Ритка повернулась к Генке.

– Гена, иди сюда, нам пора уходить. Ты поедешь домой, к маме. Она очень волнуется и ждет тебя. – Она протянула мальчишке руку, продолжая улыбаться.

– Спасибо, но я решил остаться здесь. Я очень ценю то, что вы все сделали для меня. – Решительно прозвучало в ответ.

     Казалось бы, Димку уже ничем нельзя было удивить. Но, услышав такие слова от городского дурачка, который умел только мычать, он чуть не замычал сам. Повнимательнее приглядевшись к Генке, он заметил, что изменилась даже внешность умственно отсталого парня. Куда девались пустые бессмысленные глаза и вечно открытый мокрый рот? Перед ними стоял совершенно нормальный пацан, ничем не отличающийся от своих сверстников.

– Гена, – оторопело проговорил Унтер, – ты что, не хочешь ехать домой? Ты знаешь, что мать там совсем извелась? С ума от беспокойства сходит, плачет все время!

– Здравствуй, Дима. – Генка улыбнулся открытой, доброй улыбкой. – Нет, я не хочу ехать домой. Потому, что как только я покину пределы периметра, я снова стану таким, каким ты меня помнишь. А я теперь не смогу так жить. Ты не представляешь, как это прекрасно – понимать то, что происходит вокруг тебя! Мне подарили целый мир. Пусть он не такой большой, как ваш, но раньше у меня не было и этого. Я столько уже узнал, я столько еще хочу узнать! Я теперь все могу понимать, я могу читать книги. Книги без картинок. – Он снова улыбнулся, как улыбаются люди ностальгическим воспоминанием о раннем детстве. – А мама…мама поймет. Я напишу ей, все объясню. Она будет очень рада за меня. Ведь она моя мама.

– Но ведь они не люди! Им нельзя доверять! Разве ты не боишься? Кто тебя защитит там, где нет людей?

– Я ухожу. – Твердо сказал Гена. – Мне дали то, чего у меня никогда не было и не будет в вашем мире. Клавочка, Дима, прощайте. Спасибо вам за все. Я так люблю вас. Я этого никогда не забуду.

     Слух неприятно царапнуло слово «вашем» – мальчик уже сделал свой выбор и поделил миры на свой и чужой. Спокойно повернувшись спиной к людям, Геннадий неторопливо пошел к закрытой двери в подземный бункер.

                                                               6

     Дальнейшее случилось в одно мгновение, но Димка все видел, как в замедленном кино. Быстро сделав шаг в сторону, Литерный вскинул к плечу автомат. В затылок бывшему городскому дурачку, а ныне неизвестному науке, новому виду Homo Sapiens Chernobolus глянул черный зрачок ствола, вынося безапелляционный приговор.

     Оглянувшись на капитана, Ритка, не раздумывая, метнулась между ним и мальчишкой. В тишине тихонько кашлянул «вал». Реакция у военстала оказалось прекрасной – ствол молниеносно ушел вверх. Но доли секунды Литерному все-таки не хватило.

     Маленькое тело  в непривычном комбинезоне на полдороге встретилось с короткой автоматной очередью. Вытянутую летящую фигурку в мгновение ока изломало свинцовым ударом. Даже не вскрикнув, Рита отлетела в сторону и, как брошенная кукла, покатилась вниз со склона по жухлой травяной щетине. Ударившись о комель толстого уродливого дерева, она осталась лежать на спине, широко раскинув руки.

     Литерный отшвырнул от себя автомат и, глухо застонав, кинулся к ней. Огромная рыжая чернобыльская собака, одетая в смешную жилетку и дурацкий чепчик, летела с другого конца поляны. От ее жуткого рева заложило уши.

     Димка растерянно оглянулся вокруг. Клава, распахнув глаза на пол-лица, переводила взгляд с Гены на Ритку и обратно. Генка спокойно стоял за спиной держащего наготове автомат монолитовца. Опекун молча смотрел на разыгравшуюся перед ним сцену. За их спинами мелькала белая физиономия всеми позабытого Пряжки. Вокруг сверкали глаза черных чернобыльских псов, медленно смыкавших кольцо вокруг обеих «сестричек».

     Унтер испугался, что собаки сейчас прикончат капитана к чертовой матери. Схватив Клавку за руку, он побежал вниз, прикрывая сестру от автомата сектанта своей спиной.

«Ведь каждый, кто на свете жил, Любимых убивал, Один – жестокостью, другой – Отравою похвал, Коварным поцелуем – трус, А смелый – наповал.» – речитативом билось в мозгу. Он почему-то запомнил, как отец читал эти стихи, чокаясь с матерью за столом. Когда подрос, нашел и прочитал «Балладу Рэдингской тюрьмы» Оскара Уайльда. И ужаснулся мрачным глубинам растревоженного разума, в которые ему пришлось заглянуть.

     Толкнув сестру за дерево, Унтер подбежал к Ритке.

     Как ни странно, Марго не тронула военстала. Они вдвоем склонились над неподвижным распростертым телом. «Вал» – хороший автомат, с отличной кучностью стрельбы и высокой бронебойной силой. Чудной комбинезон проводницы не сумел остановить лишь два шестнадцатиграммовых кусочка свинца. Даже мгновенно затвердевшая при ударе «жидкая броня» была пробита пулями, одна за другой в упор ударившими практически в одну точку. Над холмиком левой груди темнели два аккуратных отверстия. Литерный осторожно приподнял тело, заглянув за спину – выходных отверстий не было. Капитан снова застонал, как от невыносимой боли, и стал расстегивать комбинезон, добираясь до раны.

     Ритка дернулась. Ее рука шарила по траве, что-то судорожно ища. Марго тут же упала на землю и всем телом прижалась к «сестричке». Тонкие пальцы зарылись в собачью гриву и затихли. Веки девушки затрепетали, и она открыла глаза. Ее взгляд нашел военстала. Побелевшие губы шевельнулись.

– Миша…Мишенька…– чуть слышно прошептала она, – ты не виноват. Каждый сделал, что должен. И будь, что будет... – Она тяжело закашлялась, в горле заклокотало, на губах выступила ярко-алая, пузырящаяся кровь.

     Литерный осторожно стянул с ее плеча комбинезон, разорвал футболку и обнажил рану. Из двух небольших дырочек под ключицей толчками выплескивалась кровь. Капитан скрипнул зубами и схватил аптечку, которую уже держал наготове Унтер. Точными, привычными движениями он затампонировал рану кровоостанавливающей губкой и туго перемотал плечо. Поковырявшись в Риткином рюкзаке, выхватил длинную ленту контейнера для артефактов. Испачканными в крови руками Литерный торопливо открывал ячейки, одну за другой, пока, довольно охнув, не вытащил «Душу». Этот редкий, похожий на обломок толстого коралла, желтоватый, пульсирующий светом кусок непонятной субстанции порождала смертоносная «Карусель». Артефакт очень высоко ценился за то, что вливал в организм удивительные жизненные силы, останавливал кровотечение и резко повышал скорость регенерации тканей. Литерный аккуратно втиснул его между слоями окровавленного бинта, придавив рану. Сверху натянул комбинезон. Больше он ничего не мог сделать здесь, на опушке искалеченного людьми Рыжего Леса.

                                                                7                 

     Подхватив девушку на руки, капитан, не оглядываясь, широкими шагами двинулся прочь. Риткина рука безвольно лежала на холке осторожно идущей рядом рыжей чернобыльской собаки. За ним, аккуратно, след в след, уже привычно шел Унтер, обнимая за плечи дрожащую, всхлипывающую, спотыкающуюся, но живую и здоровую Клавдию.

     Огромный монстр с седой гривой упругой рысью обогнал военстала. Он уверенно пошел впереди, указывая дорогу человеку. Вокруг за деревьями мелькали черные гибкие тела еще нескольких чернобыльских псов. Их недобрые красные глаза раскаленными угольями горели в сгущающихся багровых сумерках.

      Внезапно Рита шевельнулась. Повернув голову, она встретила прощальный взгляд Генки, полный боли, понимания и благодарности. Человек в капюшоне не уходил. Он будто ждал чего-то, еще не сказанного. Будто понимал, что разговор людей с не людьми только начинается.

– Я вернусь. Ждите. – Очень тихо, но твердо сказала Ритка.

–  Нет уж. Мы вернемся. – Поправил ее Литерный.

– Да. – Прозвучало в ответ. – Вы вернетесь. Мы будем ждать.

19 октября 2008 г – 21 ноября 2009 г