Текст книги "Чья земля, того и вера (СИ)"

Автор книги: Татьяна Сальникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

                                  ЧЬЯ ЗЕМЛЯ, ТОГО И ВЕРА

                                        *                    *                   *

 – Кончай трястись, как овечий хвост, придурок малохольный! – мощная длань Коли Наждака сгребла жалобно затрещавшую ткань старенькой сталкерской куртки где-то в районе шкирки. Зубы парня, удостоенного Колиного внимания, отчетливо клацнули. Выпученные глаза преданно и бессмысленно смотрели прямо перед собой, то есть на Колин небритый подбородок. Мало кто из сталкеров, даже немелких долговцев, мог посмотреть Коле в глаза, не задирая головы.

– Чё случилось-то с тобой? Чего кудахчешь, яйцо снес? – Коля начинал терять терпение, что было небезопасно для окружающих. –  Куда бежать, в кого стрелять-то?

– Там…туда…я…а они…пся…ой…псы…– парень на глазах терял остатки и без того, видимо, потрясенного разума. Честно пытаясь показать, куда бежать, он взмахнул рукой, охватив, без малого, всю видимую часть Зоны.

– А может, он зомби? – задумчиво предположил Митя Дуплет – второй долговец. Еще минуту назад скучавший вместе с Колей на посту, он с удовольствием предвкушал бесплатную потеху. – Просто свеженький еще, говорящий. Давай стрельнем, чтобы проверить, а?

      У парня от такой перспективы в буквальном смысле подкосились ноги. В результате он повис, удерживаемый в вертикальном положении только Колиной окорокообразной ручищей.

– Да ладно тебе, Митяй, шо ж мы, звери, что ли? – Наждаку стало жалко зеленого бедолагу.

– Говори яснее, чумичка. Здесь уже никто тебя не тронет.

– Собаки… – просипел полуудавленный Колиными заботами пацан – целая стая. И этот…чернобыльский с ними. Штук тридцать. А он – здоровый, сизый весь…и черный. Стоит, не шевелится…а глаза горят! Патроны кончились, я перед этим еще от бандюков на Свалке отбивался… Сашка они там грохнули... в шею попали, кровь фонтаном – и на меня. Вся спина у меня…в его кровище…мать…его. Ой, да что ж я тете Оле-то теперь скажу? – горестно выкрикнул он и окончательно сел на землю. Обхватив голову руками и качаясь, новичок взахлеб разрыдался.

– Мы с ним с детского сада…и сюда тоже…и теперь…Что я ей скажу? – он опустил руки и уставился на двух долговцев снизу вверх умоляющим, потерянным взглядом. Будто у них был в запасе готовый ответ на этот извечный вопрос.

– Да ты еще сам до нее доберись! – Как мог, утешил его Дуплет. Он поднял парня с земли, извлек из кармана разгрузки полбутылки водки и протянул сталкеру.

– Ну-ка, прими лекарство, а то мы никогда от тебя толку не дождемся.

С бульканьем отхлебнув, парень закашлялся, из глаз брызнули слезы. Слегка придя в себя, он высморкался, утер глаза и продолжил уже более связно:

– Славка я. Славка Задира. С детства так прозвали. Санька и прозвал. Мы с ним от Кордона шли. Сидорович нас послал…отправил то есть. С поручением к бармену вашему. Флешку передать велел. Нас четверо было, новичков. Сказал: хоть один, мол, но дойдет. Сначала кабаны эти. Черт, ну и зверюги! Они же с лошадь размером, а клычищи какие! Ромку догнали, он как раз дробовик заряжал. Они по нему – как газонокосилки, требуха во все стороны…Мы завалили одного, а пока остальные на жратву отвлеклись – сбежали к черту. Шли, с детектора глаз не спускали, гайки опять же… Стаю собак видели, но они далеко были – не заметили нас. Ближе к вечеру Андрюха увидал что-то в кустах.  Подошел поближе, разглядеть – вдруг артефакт? – и как полыхнул, прям факелом, аж загудело все…

– Не, ну нахрена, спрашивается, жареному покойнику артефакты? И когда вы, салаги, это понимать начнете? Прутся сюда от мамкиной сиськи, романтика им в заднице свербит! – в сердцах крякнул Наждак – А уж если приперлись, так хоть глаза разуйте и по сторонам смотрите, здесь вам не пригородный лесопарк!

– Ага, мы смотрели…– хлюпнул носом от избытка чувств Славка. До него, похоже, начало доходить, что опасности последних дней позади. Он на глазах пьянел и слабел от водки и разом накатившего чувства облегчения.

–  Переночевали у костра, в каком-то сарае, с ребятами. По очереди до утра дежурили. На рассвете дальше пошли. Еще хотели на свалке оглядеться – там, говорят, артефакты бывают…Аномалий больше стало, я чуть в карусель не влетел, Санька меня выдернул: просек, что листья кружатся… Пока гайки кидали, не заметили, что бандиты там, трое. Окружили они нас. В общем…нет Саньки. Только кровь его на мне осталась. – Он опять наладился было всплакнуть, на этот раз уже пьяными слезами. Но, бросив взгляд на долговцев, передумал. Носового платка от этих устрашающих дядек вряд ли дождешься, а вот по сусалам  огрести – это запросто. Слушатели начинали всерьез терять терпение.

– Потом я один шел…помню плохо. Водки выпил, для храбрости. Аномалии обходил, по кустам шарился, мимо развалин каких-то… Вдруг слышу – сзади лай, совсем близко. Я как рванул вперед. А впереди – собаки! Слепые ведь, сволочи, шкура клочьями, язвы на них какие-то мерзкие. А зубы – это же охренеть, какие зубы! Вправо – зубы, влево – зубы. Я за пистолет – а он пустой, на бандюков все ушло. Осталось десяток патронов к обрезу. А уродов этих – штук тридцать, не меньше! И этот, вожак ихний – стоит, глазами светит, весь так и лоснится! Здоровый, гад, что твой телок. Я пальнул два раза, подранил парочку, а они кольцо сжимают…И зубы эти везде, и вонь от них такая – ужас! Перезарядить – и думать нечего…кранты мне, думаю…

– Ну и как ты выбрался-то, укротитель хренов? – не выдержал потока излияний Наждак, и без того прекрасно знакомый с особенностями и методами охоты слепых собак. – Ты ведь тут, перед нами, сопли на кулак мотаешь, а не в собачьих желудках перевариваешься!

– Да не знаю я! Не знаю! Я глаза закрыл со страху, стал хоть какую-никакую молитву вспоминать. А когда открыл, смотрю – уходят они, за чернобыльским следом, носы по ветру. А он, паскуда, оборачивается и сверкает на меня зенками своими. Как будто фотографирует, гад! Я чуть не обделался на фиг. Как до вас добрался, вообще не помню.

– Так обделанным и прискакал. Еще метров со ста блажить принялся: «Спасите, помогите! Стреляйте, бегите, они там!». Твое, полудурка, счастье, что тут на дороге ни одной аномалии. Висел бы сейчас по кустам, на ленточки каруселью раздерганный. И повиснешь, если будешь без ума по Зоне гойдать. Нервные тут долго не живут, щенок. Расслабился – значит, умер. Запомни, дядя Наждак плохому не научит.

– А за жизнь свою никчемушную сестричек тебе благодарить надо, если доведется увидеть. Они тебя спасли, чмо безмозглое, больше некому. Только Рыжик, одна на всю Зону, станет такого сопляка жалеть и время на тебя тратить. – Добавил Дуплет.

– Сестрички! – возмущенно вскинулся Наждак. – Сучки они, а не сестрички, причем обе…– неуверенно добавил он, почему-то потерев свою мощную пятую точку.

Дуплет радостно заржал:

– Что, Колюнчик, забыть не можешь? А не надо было Ритку в углу зажимать. Думал, сила есть – и дело в шляпе? Вот тебя Марго за зад-то твой откляченный и приласкала. Еще спасибо ей скажи, что ты с тех пор в хоре мальчиков не солируешь. Подумаешь, цапнула! От тебя не убудет. Вон, лось какой! – Митя явно с наслаждением вспоминал инцидент, смакуя подробности. – А уж как ты на базу-то прибежал, обеими руками задницу поддерживая! Эх, век не забуду такого представления! – мечтательно закатил глаза он.

– Ну ладно, попридержи, ишь, разошелся! – поскромнел  Наждак – Нашел, что вспоминать! С каждым может случиться – девка-то гарна, да и я хлопец – не промах. Эх! – в сердцах воскликнул он – ну что за жизнь у нас собачья! Одна баба на всю Зону, да и то…Чего рот раззявил? – Вдруг гаркнул он на заслушавшегося Задиру – Тебя Сидорыч послал? Ну и дуй, куда послали! Шевелись, недоделанный. Нечего тут уши развешивать. В баре тебе еще и не то расскажут!

                                                            «…Ничего не изменится, пока мы не научимся

                                                             как-то поступать с этой волосатой, мрачной, наглой,

                                                             ленивой, хитрой обезьяной, которая сидит внутри

                                                             каждого из нас. Пока не научимся как-то

                                                             воспитывать ее. Или усмирять. Или хотя бы

                                                             дрессировать. Или обманывать… Ведь только ее

                                                             передаем мы своим детям и внукам вместе с

                                                             генами. Только ее – и ничего кроме. (“Я старый

                                                             хакер, и я точно знаю, что нет на свете программы,

                                                             которую нельзя было бы улучшить. Но что значит

                                                             УЛУЧШИТЬ, когда речь идет о ДНК?..”)

                                                                      …Но вот ведь что поражает воображение: все

                                                                  довольны! Или – почти все. Или – почти довольны.

                                                                       Недовольные стонут, плачут и рыдают, молятся,

                                                                  бьются в припадках человеколюбия, и ничего не

                                                                  способны изменить. Святые. Отдающие себя в

                                                                   жертву. Бессильные фанатики.»

                                                                                           С.Витицкий  «Бессильные мира сего»

                                                            Пряжка

                                                                1

      Пряжкой его звали еще со школы. Фамилия у него была – Пряжинцев. Поскольку все так и норовили ее переврать, он всегда добавлял «От слова «пряжка» – Пряжинцев». Завербовавшись в войска Коалиции, охранявшие Кордон, Пряжка прекрасно устроился. Прапорщик нигде не пропадет, а уж тем более – в Зоне. Его быстро свели с нужными людьми. Артефакты плыли из Зоны, оружие, боеприпасы, консервы, спецкостюмы – им навстречу. Денежки текли не рекой, конечно, но журчали вполне устойчивым полноводным ручейком.

     Сержантом в его взводе был контрактник Дмитрий Леонтьев. Здоровый, красивый парень, десантник, мастерски владеющий всеми видами оружия, включая свои выдающиеся кулаки. Эх, как хорошо в каптерке под водочку слушались простые мечтания парня –  заработать денег, пристроить младших брата и сестренку, жениться…Вот только понятия о «заработать денег» были у приятелей в корне противоположные. Безотцовщина, воспитанный честными малороссийскими ментами, не признавал Димка пряжкинских способов заработка. И первым бы прибил прапора, если бы узнал о его кипучей деятельности.

      Ну, а пока сержант Леонтьев пребывал в блаженном неведении, жизнь Пряжки катилась своим чередом. Но в один, совсем не прекрасный, день плавное ее движение было грубо и безжалостно нарушено. Их роту с тихой и спокойной базы Российского контингента внезапно кинули в самое распроклятое пекло – поставили охранять один из постов на кордоне.

       И началось. Эти выбросы проклятые, как же прапорщик их ненавидел! Даже в бетонированном убежище, устроенном под казармой, даже после пол-литра, залитого для облегчения участи – невозможно было вытерпеть. В голове что-то звенело и гулко лопалось. Пряжкино собственное сознание тошнотворно проплывало мимо и куда-то утекало, живот сводило выворачивающей судорогой. И чуть ли не сутки потом болели все до единого зубы, черт побери!

       Но, как будто этого было мало – после каждого выброса, как заведенные, шеренги разнообразных, будто вырванных из нетрезвых кошмаров тварей, тупо перли на периметр. И тут уж – «калаш» в зубы – и вперед. Прапорщик ты там или кто – не важно. Прапорщики, в принципе, на вкус ничем не отличаются от обычных людей. Видимо. Ибо вряд ли прорвавшиеся монстры стали бы покупать у Пряжки патроны или тушенку. Употребили бы самого вовнутрь за милую душу.

       Правда, бизнес можно было вести и здесь. Пряжка все так же приторговывал казенным барахлишком. Собирал таможенную мзду со сталкеров, быстро разнюхавших, что через этот пост на кордоне всегда можно прошнырнуть в Зону и обратно. Но масштабы, конечно, были уже не те, что раньше.

       Да и не в деньгах дело. Не место было ему здесь. Всем своим существом, каждым сантиметром кишечника, Пряжка ненавидел Зону. И боялся ее до икоты. Вскоре после перевода в «действующие войска», страдая от невыносимой зубной боли, глухо и непрерывно матерясь, он прислушивался к очередной канонаде взрывов – это мутанты «разминировали» следовую полосу за колючей проволокой.

     Повесив автомат на плечо, Пряжка выбрался из каптерки. С привычной тоской он посмотрел туда, откуда обычно появлялись эти нелепые, омерзительные твари. В сущности, близко он их еще и не видел – не было такого желания. Бесформенные куски смердящего мяса, долетающие до колючки и в изобилии рассыпанные за ней, как-то не вызывали желания к ним присматриваться. А живые мутанты до поста практически не добегали. Особо везучих, которых не разнесло в клочки на минном поле, достреливали снайперы или пулеметчики.  Однажды в непосредственной близости оказались несколько каких-то облезлых, убогих псов. Еще как-то, с визгом и хрястом, в воротину ломилась тройка здоровенных, уродливых кабанов. Эти порождения Зоны были азартно размолочены солдатами, устроившими показательные стрельбища. Кабаньи клыки, поделенные между стрелками, составляли их особенную гордость. Пряжка же вообще не любил шум и стрельбу, он предпочитал иметь дело с барахлом и деньгами. Ну, не любит человек охоту, так что ж теперь?

       Итак, прапорщик, вооруженный по уставу, высунул нос на улицу, намереваясь убедиться, что там все в порядке. Но на этот раз все было совсем не в порядке. Из зоны перло. Оскальзываясь на ошметках сородичей, сопровождаемые диким многоголосым гамом, к ним приближались мутанты.  Они ломились плотной толпой, состоящей из оскаленных клыков, горящих глаз, кривых когтей и чего-то еще, совершенно невообразимого. Колючка их не сильно задержала. Десяток кабанов, как шипастый кулак, врезали в ворота, и те упали. Пряжка остолбенел. Ни бежать, ни думать он не мог. Кабаны с разгону налетели на бруствер,  сооруженный сразу за воротами, и увязли, тупо вспарывая клыками и копытами мешки с песком.

     Следом за кабанами появились псы. Они двигались, задрав тупоносые морды, и Пряжка с ужасом понял, что у них нет глаз. В глазницах выпирали какие-то бесформенные куски плоти, у некоторых поблескивали мутные бельма. Но, несмотря на слепоту, псы прекрасно ориентировались. Обойдя буйствующих кабанов, они нашли то, зачем пришли – людей. Солдаты поливали их автоматным огнем, но на смену упавшим животным бесконечными волнами накатывали новые. Пулеметы на вышках умолкли – боялись пострелять своих.  Ребята, зажатые в кольцо собаками и кабанами, обливаясь кровью, падали один за другим. Лейтенант Погодин что-то надсадно орал и размахивал пистолетом. Вокруг суетились солдаты, стреляя на бегу.

     Но и это был не конец спектакля. В освободившиеся ворота протиснулись несколько совсем уж невообразимых тварей. Бесформенные грязно-палевые туши, вздернутые на абсурдные крабьи конечности, враскачку обскакали вокруг бруствера и направились вглубь территории поста. Будто на экране телевизора Пряжка наблюдал, как одно из этих созданий сшибло рядового Захарченко, маленького, щуплого солдата-срочника. Подмяв под себя истошно орущего человека, жуткая скотина наступила на него непропорционально длинной, одетой в зазубренный хитин ногой. Острие скользнуло по бронежилету и, как нож в масло, вошло пареньку в низ живота. Крик перешел в визг, потом в булькающий хрип.

     Тварь приостановилась. Пряжка увидел на вросшей в туловище бугристой головенке, над маленьким, слюнявым, зубастым ротиком огромный, бессмысленный, мутный глаз. Полуприкрытый  набрякшим веком, глаз быстро вращался, выискивая следующую цель. Второй глаз, крохотный, бельмастый и заплывший, слепо пялился куда-то в сторону.  В центре этого кривого треугольника располагалось носовое отверстие, прикрытое колышущейся мембраной. Зрячий глаз остановился на Пряжке. Мембрана глубоко запала, потом резко вздулась наружу – монстр принюхался к тому, что увидел. Убедившись, что цель подходящая, мутант двинулся вперед. Внезапно споткнувшись, тварь озадаченно посмотрела себе под ноги. Оказалось, что гарпун ее передней конечности застрял в животе у несчастного Захарченко. Псевдоплоть что-то залопотала и стала стряхивать еще живого солдата с ноги. Пару раз дернув, она освободилась и двинулась к цели, не переставая быстро что-то бормотать, шлепая мокрыми губами. Последнее, что запомнил Пряжка – красно-сизые внутренности  враз умолкнувшего рядового Захарченко. Намотанные на хитиновые зазубрины, они болтались вокруг ноги монстра и волоклись за ним по пыльному асфальту. Потом Пряжка почувствовал толчок в бок, увидел чью-то руку с зажатым в ней штык-ножом и, наконец-то, провалился в благословенное небытие.

                                                                   2

     После того страшного дня, когда прорыв был остановлен буквально из последних сил, Пряжка мог думать только об одном – вырваться из этого ада как можно скорее. Он не понимал, как вообще люди могут находиться на одной планете со всем этим кровавым  ужасом.

«Да ладно тебе, человек ко всему привыкает. – Сказал в ответ на его стенания Димка – Кто-то же должен это делать. Опять же, платят неплохо!»

     Да, финансовую сторону надо было учитывать. Чтобы по-людски устроиться на гражданке, требовались немалые деньги. До нужной для безбедной жизни суммы Пряжке было еще, как до неба. А каждый день службы давался ему как год каторги. Выхода он не видел.

     А вот Леонтьев в тот день отличился. Это именно он, пробегая мимо Пряжки,  одним движением зашвырнул теряющего от страха сознание прапорщика в дверь каптерки. Вторым движением  Димка вогнал штык-нож в выпученный глаз псевдоплоти, как будто сошедшей с фотографии в учебке. Следующим движением он перерезал ей горло и, не останавливаясь, двинулся дальше. В ту минуту весь личный состав взвода наконец осознал, что шутки кончились. Ребята озверели не хуже монстров. Вряд ли оставшиеся дома мамочки сумели бы опознать в залитых вонючей аномальной кровищей, оскаленных мужиках своих любимых чадушек, которых они провожали в армию. Одного урока Зоны хватило, чтобы твердо усвоить – или зубами рвешь ты, или рвут тебя.

     Вскоре после этого, поздним теплым августовским вечером, в Пряжкину каптерку заглянул младший сержант Шитько, сегодня разводящий.

– Там вас спрашивают, товарищу прапорщик! – браво гаркнул он.

– Кому и чего надо? – лениво спросил никого не ждавший Пряжка.

– Так эта…мужик якысь-то. На КПП приперся.

     Забесплатно никакие мужики Пряжку никогда не спрашивали. В воздухе повеяло заманчивым денежным ароматом. Прапорщик резво двинулся к КПП. Незнакомец мерил шагами маленький асфальтовый пятачок перед воротами. Невзрачный, кругленький, бесцветный какой-то мужичонка. Увидев Пряжку, он быстро посмотрел, как показалось, на часы, потом снова на Пряжку, как будто сверял портрет с оригиналом. Убедившись, что перед ним то, что надо, посетитель, любезно улыбаясь,  двинулся навстречу.

– Здравствуйте, Александр Борисович! – первым начал он разговор. – Не уделите мне несколько минут? – а сам, взяв прапорщика за локоток, повлек его за угол КПП, подальше от  окон.

     Немного ошалев от такой простоты, Пряжка попытался было освободить локоть. Пальцы незнакомца сжались чуть сильнее, он повернулся, и в его глазах Пряжка увидел самую сильную власть в мире – власть денег. Из просителя мужичок как-то сразу превратился в работодателя.

– Вы кто? – только и нашелся спросить малость обалдевший прапорщик.

– Я-то?  Это неважно. Я просто посредник. Мне поручено кое-что вам передать.

Большой развесистый куст скрыл здание КПП и посредник, наконец, остановился.

– Для начала примите в знак честных намерений. – Он протянул Пряжке приятно хрустнувший конверт. – С вами хотят встретиться…– он едва заметно замялся, – …люди. С той стороны периметра. У них есть очень хорошо оплачиваемая работа, за которую вы могли бы взяться. Размер вознаграждения…– он снова посмотрел на часы, и тут Пряжка заметил, что это были не часы, а наручный миникомпьютер. Посредник ловко набрал на клавиатуре ряд цифр и показал его прапорщику. У Пряжки перехватило дыхание.  Этих денег хватало с лихвой на все его планы, и еще оставалось на домик в Ялте и парочку кругосветных путешествий в хорошей компании.

– Если вы согласитесь, то предоставите номер счета. Треть суммы будет переведена авансом,  остальное – после выполнения.

По мановению его пальца цифры исчезли с дисплея. Пряжка сглотнул.

– Что я  должен сделать?

–  Не имею ни малейшего представления. В мои обязанности входит подобрать несколько кандидатур для собеседования с заказчиком. А также позаботиться, чтобы вы как следует уяснили: все, что вы обсуждаете сейчас и обсудите позже, умрет вместе с вами.

  Пряжка заметно вздрогнул.

– Когда это случится – вам решать, любезнейший. В самое ближайшее время или лет эдак через много. Я думаю, что уже полученная вами сумма послужит неплохим подспорьем вашего молчания. Итак?

– Собеседование? – выдавил из себя абсолютно огорошенный прапорщик.

–  Завтра, в это же время, к воротам подойдут двое. С той стороны периметра. Проводите к себе в каптерку. В ваших интересах эту встречу не афишировать. Если не сговоритесь – проводите их обратно. То, что получили сейчас, оставите себе за беспокойство. Согласны?

– Д-д-д-а-а… – промямлил Пряжка – это можно…

     Посредник молча развернулся и пошел к дороге. Когда задумчивый прапорщик проходил через КПП, он услышал сытое урчание мотора отъезжающей иномарки.

     Всю ночь беспокойно ворочающегося Пряжку терзали разные мысли. Что за работа? Что за люди? Придут с той стороны периметра и уйдут обратно! Что им может быть нужно от обычного прапора?  Сумасшедшие деньги…что за них могут потребовать? За такую сумму любой на что угодно согласится…Треть суммы… тоже, в принципе, неплохо – для начала хватит на безбедную жизнь. Согласиться и смотаться к чертовой матери. Ищи-свищи его в большом мире из своей Зоны! Ага, а посредник? Глаза у него уж больно недобрые. Он-то – в большом мире. Черт его знает, найдет и прихватит за одно место…не сам, конечно. Подберет нужных людей, у него работа такая.

     Так ничего и не решив, уже под утро Пряжка заснул. Снилось ему что-то гадкое и липкое. И, чем больше он это гадкое от себя отдирал, тем сильнее оно к нему прилипало. Проснулся он в поту, настроение было омерзительное. К вечеру совсем извелся.

                                                                  3

     Странные это были люди. Тот, который стоял в углу и все время молчал, был одет в какой-то темный балахон, капюшон полностью скрывал лицо, даже кисти рук были закрыты рукавами.  Второй, который сидел за столом напротив Пряжки, производил впечатление заводной игрушки. Молодой, сильный, высокий парень, одетый в новый, дорогой (уж Пряжка-то в этом разбирался) защитный костюм. Прапорщик силился заглянуть ему в глаза, но собеседник упорно не отрывал взгляд от нетронутой чашки чая, предложенной ему хлебосольным хозяином. Каким-то деревянным, неживым голосом парень задал несколько общих вопросов. Пряжка старательно отвечал и вдруг почувствовал, будто кто-то сзади плотно обхватил его голову. Судорожно дернувшись, он увидел, что второй гость вышел из угла и подошел к столу.

   Через полчаса Пряжка отворил перед гостями калитку в воротине и проследил, как визитеры скрылись в бархатной августовской ночи.  «А ведь там заминировано…» – пришла в голову мысль. Но хозяин головы от нее лишь отмахнулся – не его ума это было дело. Как пришли, так и ушли. Не суть.

     Итак. Минимум – трое. Предпочтительно – не однополые. От десяти до семнадцати лет. Обязательное условие: ни алкоголем, ни наркотой не балующиеся. Это заказчик легко проверит. Если что – цена падает втрое. За каждый дополнительный экземпляр – плюс треть оговоренной суммы.  Завтра с утра первая часть денег будет у него на счету. Что еще? А, да – ПДА. Персональный миникомпьютер, он же средство связи. За двое суток до возвращения выйти на связь, доложить ситуацию и получить указания о способе передачи. Дальше – свобода и обеспеченная жизнь. Все.

     Следующим вечером Пряжка обиженно заявил Леонтьеву: «Что, Димон, загордел совсем? Не заходишь, забыл меня! Что там твои малые-то пишут, давненько ты мне их писем не читал. Заходи, приноси цыдульки ихние, послушаю, порадуюсь, как детки-то растут».

     А через пару недель выправил себе прапорщик отпуск по состоянию здоровья и отбыл в родные края. Димке Леонтьеву он обещал навестить по дороге его оболтусов, передать записку и гостинцев от брата.

      И только уже засыпая на верхней полке поезда, слушая стук колес и глядя на убегающие от него фонари, Пряжка понял: а ведь он ни на что не соглашался. Его и не спрашивали.

                                                        Дети 

                                                           1

Клавка торопливо бежала, привычно прыгая через переплетающиеся под ногами рельсы. Настроение было хоть куда – сегодня Армен-палаточник пребывал в ностальгическом настроении. В связи с этим он задарил ей целый пакет хот-догов,  не раскупленных пассажирами за последние дни. Хороший дядька –  всегда что-нибудь подкидывает и никогда не пристает, как другие. Только вздыхает и вспоминает жену и четырех дочек, оставшихся на исторической родине. Скучает по ним, бедолага.

     Теперь девчонка бежала к своим, одной рукой прижимая к животу пакет с едой, а другой пытаясь удержать за горлышки две выворачивающиеся из пальцев бутылки газировки. Обогнув пассажирскую платформу, она юркнула в узкий проход между двумя порожними товарняками. Еще немного пропетляла между разнокалиберными вагонами и, наконец, попала в тупик, где они с ребятами обжили один из старых пассажирских вагонов.

     Странно, но никто не выскочил к ней навстречу, чтобы первым ухватить что-нибудь вкусненькое.

–Э-э-э-й, народ! – крикнула она – Жрать принесли! Никому не надо, что ли?

Из окна вагона высунулась всклокоченная белая голова Толика.

– Клав, где ты бродишь-то? – возмущенно пропищал братец – Дуй сюда быстрее, тут у нас такое!

     С этими словами голова втянулась обратно и больше не показывалась. Задыхаясь от злости, Клавдия полезла на подножку, закинув вперед себя колу.

«Ну, гады! Паразиты!  Ни крошки не получите у меня!  Сама все сожру, даже если лопну!» – роились в голове оскорбленные мысли.

     Даже не пытаясь поднять с пола опостылевшие бутылки, она протиснулась в вагон. Они с ребятами давно выломали стенки нескольких купе и устроили одну большую «залу»  для посиделок. Остальные купе в конце вагона остались нетронутыми и назывались у них «кабинетами».

     Ввалившись в помещение, Клавдия остолбенела. Самодельный стол, занимавший центр комнаты, просто ломился от разной вкуснятины. Колбаса нескольких видов, растерзанная копченая курица, какие-то разноцветные пакетики, шоколадки, соки, апельсины – это только то, что бросилось в глаза первым.

     Девочка притулила свой жалкий сверток на дерматиновый диванчик, стоявший возле стола, и огляделась. Все были на месте: ее младший брат Толька, подружка-соседка Ниночка, верный рыцарь и по совместительству старший Нинкин брат Витек и, конечно же, Гена. Куда ж без него-то? Гена был среди них самым старшим. Ему уже стукнуло шестнадцать, но умственное развитие у парня остановилось на уровне трехлетнего ребенка. Зато силушкой природа не обделила убогого. Если уж здоровенный, курносый, веснушчатый Геннадий  начинал махать  пудовыми кулачищами, то сметал с лица земли все, что шевелится и уже не шевелится. Тетя Тамара, его мать, кассирша из привокзального универсама, давно махнула рукой на сына. Спецзаведений для таких, как он,  поблизости не было. Дома умом обиженного бугая не удержишь,  а Клавку он, на удивление, слушался. Бедная женщина лишь одевала, кормила и обстирывала сыночка, а за одно подкармливала и всю компанию за то, что присматривали за убогим. Клавдия иногда удивлялась странному промыслу судьбы. Вот почему так, нормальная же баба, Тамара – не пьющая, муж есть – а единственным сынком-то как обижена!  А вот их мамка – ведь трое здоровых ребятишек – а что творит!

                                                                 2

     Их с Толиком родительница, со своей бессменной товаркой – матерью Нинки и Витька – каждый день надиралась до невменяемости. В их двухкомнатной квартирке всегда толклись какие-то пьяные мужики и шло безудержное, безобразное пьяное веселье. Клавка ненавидела водку и истерически боялась пьяных. До конца своих дней она не забудет, как три года назад несколько вусмерть налакавшихся материных дружков, повалили ее на грязный, заплеванный пол прямо в полутемной прихожей. Как они елозили по ее телу потными лапами, смердели ей в лицо перегаром и бессвязно матерились. Как у стенки в луже крови бился и бессильно, истошно визжал девятилетний Толик. Мальчишка сунулся было защитить сестру, но его отшвырнули, как котенка, разбив затылок о бетонный угол. Как ее родная мамаша, бешено вращая налитыми водкой глазами, надсадно орала: «Ну, че ты рыпаисся, дура? Че тебе не нравится-то? Жалко тебе, жалко? Думаешь, лучше меня, что ли? Цена тебе такая же,  как нам всем, так что не ерепенься!» – и ее хохот переходил в какой-то хрип и бульканье.

       Шедший с тренировки Димка, услышав вопли еще из подъезда, ногой вышиб хлипкую дверь и остолбенел на пороге. Но ненадолго. Его глаза Клавдия тоже не забудет никогда. Она увидела в его глазах смерть. Они как будто повернулись внутрь Димкиной души, чтобы не видеть того, что сейчас сделают его руки. Беззвучно, пригнувшись, по-животному хладнокровно, брат двинулся вперед.

     Видимо, не только Клавдия его испугалась. Мать заблажила так, что зазвенели стекла. Мужики потеряли интерес к девчонке и кто ползком, кто на карачках шарахнулись в разные стороны. Освободившись от их туш, Клавка, как была, на спине, отталкиваясь руками и ногами,  заелозила по полу навстречу брату, вцепилась обеими руками в его штанину и тоже завопила: «Ди-и-и-и-ма, не на-а-до! Димочка, посадят тебя, на кого нас бросить хочешь?» – и повисла, как пиявка. Один Толик ничего этого не видел – к тому моменту глаза у него закатились и изо рта пошла пена.