Текст книги "Эксклюзивно для Его Величества (СИ)"

Автор книги: Татьяна Кадуцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

– Вам плохо?.. Присядьте!

Принесли воды, шептали укрепляющее заклинание. А я сидела на деревянной скамье и чувствовала, что только что оборвала последние ниточки, связывающие меня с прошлой жизнью.

– Давайте помолимся! – предложил старенький жрец и взял мою руку.

Он шептал слова, а я сидела рядом и думала. Даже не верилось, что ещё месяц назад всё было иначе. Я шла по жизни, гордо вскинув голову и не оборачиваясь назад. Только вперёд! К новым целям, к новым успехам! И вот на полной скорости, я споткнулась, полетела кувырком. Больно! Обидно! А ещё появилось противное чувство поражения, когда из лидера гонки ты превратился в аутсайдера.

Я не могу сказать, что в храме на меня снизошло просветление. Вряд ли. Просто я признала, что на данном этапе проиграла. И мои метания улеглись. Вообще внутри ничего не осталось. Всё, чем я жила до этого дня, исчезло. Появилась только какая-то непривычная пустота, вакуум, засасывающий мои мысли и чувства. В каком-то смысле болезнь стала рубежом. До неё я надеялась, что скоро всё прояснится, и я буду жить как раньше. Теперь же поняла, что нет. Да, я по-прежнему ждала результатов расследования, по-прежнему хотела восстановить своё честное имя. Но теперь знала, что, вернувшись в Виридию, буду жить по-другому. И я не жалела о том, что сделала сегодня. Если до болезни я очищала от мусора и пыли папин дом, то теперь, похоже, очищала от грязи и хлама свою жизнь.

Одним словом, у меня получился очень насыщенный день. Домой я пришла поздно, вместе с отцом.

– Я не мог до тебя весь день дозвониться, – хмурился папа. – И Диана тебя потеряла.

Вместо объяснений, показала ему новый гилайон.

– Пап, запиши мой номер и не давай его никому. Я не хочу ни с кем видеться и общаться.

– Почему?

Признаваться в собственной ненужности было стыдно, и я сказала полуправду.

– Я понимаю, что это неправильно, но мне больно и обидно смотреть на своих… друзей, счастливых и улыбающихся… Они молоды, успешны, и я рада за них, честно!.. Но боюсь, нам больше не по пути.

– Доча…

Я перебила его.

– Пап, ты что-то говорил о работе в студии? Меня берут?

– Да.

– Тогда я готова.

– Ты ещё дохлая после болезни!

– Папа, я дохлая не от болезни, а от того, что целыми сутками сиднем сижу в четырёх стенах. Мне нужно нормальное занятие, а не котлеты лепить.

– Я понимаю, – кивнул отец, и добавил: – Но котлеты лепить тоже научись.

В карих глазах я заметила вспыхнувшие смешинки и улыбнулась в ответ.

– Научишь меня?

– Научу, доча.

В следующий понедельник я пошла с отцом в Фетскую телестудию, став пока обычным помощником режиссёра. Я ни в коем случае не собиралась сдаваться и опускать руки, хотя ждать становилось труднее с каждым днём. И всё чаще мне приходилось опираться на отца. Не в прямом смысле, конечно. Но одно дело сидеть дома, где меня никто, кроме папы, не видел. И совсем другое – телестудия, где все друг друга знали. И знали, кто такая София Арно. Рядом с отцом идти с расправленными плечами было намного легче, и не замечать любопытные, недоверчивые взгляды, тоже было легче. Уже многие слышали, что я в «грязном списке» (такая информация всегда разлетается с поразительной скоростью), и сейчас местные телевизионщики строили различные предположения насчёт случившегося. Тем более, о моей связи с королём тоже многие знали. Обычная логика подсказывала: раз я оказалась в «грязном списке» и король за меня не заступился, то попала я туда как раз таки при участии его величества. И вот тут начинался безграничный полёт фантазии: за что и чем я так прогневала короля?

Да ничем! Ничем!!! Я ничего не сделала!!! Хотелось заорать всем и каждому в отдельности…

– Софи… – окликнул папа. – Дыши, детка, дыши!

Я вздрогнула, выныривая из мысленного болота. Отец остановился, якобы позвонить, а на самом деле дал мне минутку перевести дыхание.

– Помнишь, как мы вчера лепили котлеты, – продолжал отвлекать папа. – Я в жизни не видел, чтобы так чистили лук. Ты же его разобрала на чешуйки!

Я еле сдержала смешок.

– Мог бы и не напоминать!

– Зато котлеты получились очень вкусными! – парировал отец.

– Твоя правда!

Мы шутили, хихикали, и как-то так получалось, что проходящие мимо люди видели меня с весёлой улыбкой на лице.

Николя Труаль ждал нас в своём кабинете. Невысокий мужчина с уже седыми висками поднялся со своего места и обаятельно улыбнулся. Даже не верилось, что он держит в узде всю Фетскую телестудию.

– Здравствуй, моя красавица! – господин Труаль тепло поздоровался со мной. – Давно тебя не видел! Совсем взрослая стала!.. Ну что? Готова поработать со стариком Николя?

– Какой же вы старик? – улыбнулась я в ответ. – Вы отлично выглядите! Прямо орёл! И работать с вами – большая честь для меня!

– Воспитанная! Сразу видно, не с папкой росла, – он насмешливо глянул в сторону приятеля. – Ты таких слов и не знаешь! У тебя после гоблинского цикла одни предлоги цензурными и остались.

Кристиан Арно сунул руки в карманы, насмешливо поглядывая на режиссёра.

– Слушай…орёл, ты бы не чирикал тут!

Николя Труаль засмеялся и, приобняв меня за плечи, повёл за собой.

Так я оказалась в команде разговорного шоу «Тема дня». Оно выходило каждый будний день, а выпуски посвящались самым разным проблемам и вопросам: политическим, социальным или значимым общественным событиям. Шеф-редактор прорабатывал общую идею, а потом сценаристы, разобрав темы, трудились над каждым выпуском по отдельности. Когда-то, учась в университете, я занималась чем-то подобным. Сейчас тот опыт пришёлся весьма кстати.

Наш шеф читал мои сценарии и хвалил отцу.

– Твоя дочь, Крис! Даже анализ ДНК делать не надо. И хватка! И ритм! Ты посмотри, какие она «дрова» подобрала!

Папа криво улыбался, кивал головой, и лишь я видела боль в его глазах. Потому что накануне тупо спалилась. Думала, что он ещё на работе, и бесилась дома, глядя по телевизору, как другие ведущие говорят мои слова.

А их Я должна говорить! Потому что я знаю как. Потому что я могу лучше!..

В общем, очередная истерика со слезами и соплями. Самой потом противно стало.

Но вариант сменить работу даже не рассматривался. Так я хоть как-то касалась телевидения. А оно – вся моя жизнь. И это не пустые слова. Я не представляла себя больше нигде. С одной стороны моя работа в студии была словно ржавый гвоздь в ране, который постоянно поворачивали, напоминая, чего я лишилась. Но с другой стороны, находясь здесь, слыша знакомые команды, чувствуя привычные запахи, я понимала, что ещё живу.

…

А жить пришлось учиться заново. Когда частный детектив вошёл в наш дом, я затаила дыхание и, как маленький ребёнок, ждала чуда.

Чуда не случилось. Увы!

– …Кристиан, София, мы изучили материалы, встретились со всеми, с кем можно было. И факты неопровержимы: это были вы, София. Вне всяких сомнений.

Я отшатнулась, буквально падая на спинку дивана. Продышалась.

– Но почему я ничего не помню?

– Вот этого я не могу сказать, – мужчина пожал плечами. – Возможно, что-то с вашим организмом?.. Человеческий мозг до конца не изучен, а мозг волшебников – особенно. Может, ваша магия повлияла на область, отвечающую за память?..

– Хватит! – оборвал его отец. – Вам платят за факты, а не за научные гипотезы!

Детектив нахмурился и положил на стол большой конверт.

– Здесь всё, что мы с помощниками смогли найти.

Отец мазнул взглядом по коричневому пакету и протянул чек.

– Благодарю вас за работу.

Столичный маг, сухо попрощавшись, направился к выходу. Я вышла следом. У калитки окликнула мужчину.

– Детектив Мацнев!

Он повернулся. Я подошла ближе.

– Скажите, а вы никогда не сталкивались с подобными случаями?

Мужчина покачал головой.

– Нет, София. Как я уже говорил вашему отцу, мы особенно интересовались мнением свидетелей о вашем поведении. И все они сказали, что ничего странного не заметили.

– У каждого своё понятие о странностях, – не удержалась я.

– Да, но в повседневном поведении у каждого человека есть набор отличительных черт. То, что подмечают наши близкие, то, что мы называем милыми мелочами и привычками. Когда человек находится под магическим воздействием, он безропотно выполняет чужую волю, но подсознание реагирует на это, и в поведении что-то поменяется. Понимаете? – детектив взъерошил короткие волосы. – Когда-то давно, ещё работая в полиции, я расследовал убийство молодой женщины. Главным подозреваемым был её муж, все улики указывали на него: отпечатки, следы крови на одежде, были свидетели, которые видели, как он шёл домой именно в это время. Но неожиданно соседка снизу вспомнила, что видела мужчину в парадной, и он сказал ей: «Здравствуйте!» Хотя до этого всегда шутил: «Не рассыпалась ещё, старая гнилушка?» Кажется, мелочь, а это несоответствие вызвало наши сомнения, мы пригласили архимага. И он нашёл след древнего заклинания на крови. Оказалось, коллега нашего подозреваемого таким образом пытался убрать конкурента на повышение: с помощью запретной магии заставил совершить преступление. Мужчина был оправдан.

– К чему вы мне это рассказываете?

Детектив внимательно посмотрел на меня.

– Я расспрашивал всех о вашем поведении: было ли что-то странное в словах, взглядах? Может, макияж броский, или вы анекдоты пошлые рассказывали?..

– Я не люблю пошлые анекдоты.

– Я знаю… В том-то и дело. У вас другие привычки, – и Мацнев повернулся ко мне всем корпусом. – Во время разговора с Камбером, волнуясь, вы перехватывали рукой волосы и перебрасывали их через плечо. Вы подписывали договор о покупке автолёта левой рукой, не потому что левша, а потому что вам так нравится, ведь левша – ваш отец. Вы, заказав десерт в ресторане, не ели ягоды на пирожном, потому что не любите, когда на них крем…

Я вытаращилась на мужчину. Он вздохнул и покачал головой.

– В этом деле слишком много мелочей, указывающих на вас, София! Я пересмотрел часы вашего домашнего видео и ваши репортажи. Сравнивал их с теми записями, которые удалось получить у ткачей… Лично я не сомневаюсь, что это были вы!

Детектив ушёл, а я стояла у калитки, не в силах поверить, что всё случившееся – моя вина. Что я сама погубила собственную жизнь. Но зачем и как?! И почему я этого не помню?! Обида? Месть? Не думаю. Я никогда не хотела навредить Авизару, даже злясь на него за будущий брак с принцессой Орестой… Автолёт? Да я о том «Кайрусе» и не вспоминала после Междумирья!.. Тогда зачем?!

Обернувшись, заметила на ступеньках отца. Не знаю, как давно он вышел и что успел услышать. Судя по нахмуренным бровям, много.

– Может, сходить к лекарям? – отец сунул руки в карманы. – Иногда амнезия становится следствием болезни или травмы…

– Папа, – перебила я его. – Я два раза проходила полное обследование в лучших лечебницах Виридии. Я здорова.

– Но должна же быть причина у твоей амнезии!

– Должна.

Отец вдруг оживился.

– А если это проклятие?

– Меня проверяли на магическое воздействие.

– А может это новое проклятие? Или, наоборот, из Изначальных. Может, мы просто не то ищем?..

Значит, папа услышал историю, рассказанную Мацневым. Я пожала плечами.

– Возможно.

– Давай проверим! Что мы теряем, в конце концов?!

И снова я загорелась надеждой. И снова меня ждало разочарование. В местном ковене нас выслушали, задали вопросы, поколдовали и наконец главный маг сказал:

– Во-первых, никакого долгосрочного проклятия мы не нашли. Во-вторых, прошло много времени. Месяц – достаточный срок, чтобы убрать следы, если было заклинание быстрого действия. И в-третьих, в Виридии вы проверялись у магистра Петкова и у магистра Стойчева. Это сильные маги и специалисты высокого уровня. Если бы на вас воздействовали заклинаниями, они обнаружили бы след.

– А моя память?

Глава ковена грустно улыбнулся.

– Порой наш разум выдаёт чудеса похлеще архимагов. Так что ждите. Однажды вы всё вспомните.

Когда?!

Николя Труаль с сочувствием смотрел на меня.

– Сама, значит? И зачем – не знаешь?.. Ну-ну! – он перевёл взгляд на моего отца. – А если это Белые волки? Они же менталисты? Для сильных оборотней провернуть такую штуку с Софи не составит большого труда.

Кристиан Арно тяжело вздохнул:

– Николя, когда ты в последний раз видел Белого волка в Аврее и особенно в Виридии?.. Да ткачи бы его на части разобрали ещё на границе!

Тут я была согласна с папой. Я Белых волков вживую вообще ни разу не видела. Да и других оборотней встречала в основном за пределами Авреи-Десетры. В соседней Ласанге, например, где зверолюди составляли треть населения, заселив южную степь. У нас они не жили, разве что далеко-далеко на севере обосновалась небольшая волчья стая. Но они не покидали свои льды никогда. И люди не пересекали невидимую границу в вечных снегах. Не спрашивайте почему! Мне сейчас не до противостояния магов и оборотней, своих забот выше крыши!.. Так что идея с ментальным вторжением Белых волков была такая же бредовая, как и идея с сестрой-близнецом.

Пока мужчины спорили, я прислушалась к себе и ничего не почувствовала: ни боли, ни разочарования. Какое-то чёрное безразличие и апатия. Наверное, я подсознательно была готова к тому, что никакого проклятия на мне нет. Надежда на это изначально была слабая.

– Софи… – ко мне подошёл отец.

Я через силу улыбнулась ему.

– Ничего, пап. Что-нибудь придумаем.

– Конечно, детка.

И я продолжала ходить на работу, что-то делала в доме, гуляла на улице, но всё это без вкуса, без желания. В телестудии машинально отвечала коллегам, когда они подходили, но даже толком не понимала, о чём меня спрашивают. Надежда на детектива, на то, что он сможет докопаться до правды, была для меня как ряд фонарей в туннеле. И я шла вперёд, ориентируясь на него и стараясь быстрее выбраться. А теперь эти фонари погасли, и я снова оказалась во тьме, не зная, куда идти дальше и кого просить о помощи. И как вообще мне можно помочь?..

Глава 8

Гораздо позже пришло понимание: как мне повезло, что на тот момент я работала. Если бы всё это время я сидела дома и ждала чуда, точно сошла бы с ума. А так подготовка шоу, студийная суета отвлекали. Я понимала, что от меня зависит работа целой команды и не могла её подвести. А ещё, наверное, пригодилась привычка брать себя в руки. Этому меня учили и мать, и отец.

– Неважно, что у тебя случилось: ты страдаешь от кишечной колики или поругалась с любимым человеком. Зритель не должен этого видеть, – наставляла мама.

– Говна у людей и в своей жизни хватает. Зачем им ещё твои проблемы?.. – вторил ей отец, но на свой, грубоватый манер. – Перед камерой отбрасывай всё и улыбайся, как будто ждала этой минуты всю жизнь.

Вот и сейчас я «улыбалась на камеру».

В Фете ко мне относились по-разному. Большинству, как ни странно, было безразлично, кто я и как сюда попала. Но были и те, кто пытался язвить, припоминая мой яркий старт год назад. А кто-то из жалости или лебезения перед отцом набивался в друзья. Коллеги из шоу звали в бар посидеть, расслабиться, но я отказывалась. Хватит! Надружилась уже!

Теперь у меня появилось свободное время. Я часто гуляла одна, спрятавшись за солнечными очками. Бродила по городу, по берегу реки, подолгу задерживаясь на уже пустынных пляжах. Часами сидела на лавочке и слушала шум бегущей воды. Я пыталась вспомнить тот проклятый день. И ничего! В голове были чёткие картинки, как я легла спать, как проснулась, как прошла порталом в студию. И ничего больше!.. Что со мной не так? Никто не мог ответить на этот вопрос. Да и никому не было до меня дела.

Совсем недавно мне наивно думалось, что я весьма важный, прямо незаменимый человек. А оказалось, нет. Мир прекрасно существовал без меня и даже не почувствовал, что я исчезла. Один папа переживал. Несмотря на суровый характер (а что вы хотели от военкора?), всё это время он трепетно заботился обо мне. Старался порадовать хоть какой-нибудь мелочью, например, новой кружкой с забавным рисунком или любимым мягким мороженым. В телестудии отец держался в стороне, понимая, что мне надо заново зарабатывать собственный авторитет, но я всё равно чувствовала его поддержку. Этакая невидимая никому страховка. И я держалась за неё.

Мы с папой сблизились как никогда прежде. Только сейчас я осознала и оценила, как много он сделал для меня за все эти годы. Раньше я довольствовалась мыслью, что отец не бросил и не забыл меня. И только теперь поняла, как трудно ему было приходить в дом Хейли, чтобы увидеться со мной. А в первый год после развода, когда меня конкретно ломало, папа был там частым гостем. Он приходил каждую неделю и старался порадовать приятными сюрпризами. По мере того, как я свыкалась с новыми реалиями, отцовские визиты и подарки становились реже, только на дни рождения и Йолль. Я большего и не требовала. Не в подарках же дело! Тем более я никогда не ощущала недостатка в деньгах. В этом плане отчим показал себя обязательным человеком, и баланс моей платёжной карточки всегда был положительным.

Оказывается, папа тоже открыл на моё имя счёт в банке и все эти годы регулярно переводил туда денежную сумму. Я узнала об этом, когда решила вернуть автолёт в салон «Ассиен», а деньги – Борису Камберу. Как и предупреждал консультант, мне вернули не всю стоимость «Кайруса.» И разницу редактору «Вечерних вестей» я доплачивала из своих. Для меня это оказалась не маленькая сумма. К маме и отчиму я принципиально не хотела обращаться за помощью. К бывшим приятелям тоже. Подумывала взять кредит в банке, но решила на всякий случай спросить у папы. Вот тогда и узнала, что у меня есть довольно приличный капитал.

Тем же вечером я услышала, как отец и мать ругаются по гилайону (перед этим я сообщила Хейли, что служащие салона придут за автолётом). Мама кричала, что не нужно никому ничего возвращать. А папа боялся, что Камбер начнёт склонять моё и без того потрёпанное имя: выставит меня расчётливой стервятницей, которая взяла деньги и кинула его. Мне кажется, вряд ли. Камбер был запуган ткачами и, скорее всего, опасался слежки. Поэтому держал рот закрытым. А я… Я просто хотела избавиться от всего, что связывало меня с той историей. И вернула деньги за интервью, которое не давала… Или давала?.. Я не знаю… Иногда я боялась, что сошла с ума!

– Не отчаивайся, детка! – говорил отец. – Что случилось, то случилось. К сожалению, прошлое мы изменить не можем. Но одна, даже масштабная неудача – не повод махнуть рукой на всю жизнь. Ты молодая, талантливая. Ты добьёшься своего! Я в тебя верю! И готов помочь!

Я смотрела на него, жадно ловя каждое слово. Это было то, чего мне не хватало: обычное ободрение, поддержка. Не жалость, а участие. И предлагал мне это только он – мой папа.

Вот теперь я оценила всё. И за золотым блеском украшений и дисконтных карт, подаренных Хейли, разглядела истину. Поняла, кто по-настоящему любит меня. Как же я радовалась, что не выбросила папины подарки: милые вещицы из разных стран, откуда он приходил на мои дни рождения. Ведьминская куколка, заговорённая на удачу, осколок зерука – камня, упавшего с неба… Теперь они были дороже всех брендовых сумочек и туфель. Ведь эти подарки были уникальны и неповторимы. Вещи не для хвастовства, а для памяти. Жаль только, что поняла я это такой ценой!..

Я была благодарна папе и господину Труалю. Они не отказались от меня, взяли на работу, не глядя на «грязный список» и вопреки всем негласным распоряжениям. Относились с уважением, признавая мои заслуги за прошедший год. День за днём я училась жить заново, без опоры на имя отчима и отца, а скорее вопреки им. Ведь сейчас моя фамилия больше вредила, чем помогала. Я жила, не рассчитывая ни на кого. Да и меня, по сути, теперь всерьёз мало кто воспринимал. На мне поставили жирный крест, и никто не считал нужным и целесообразным цацкаться со мной, тратить свои силы и время.

Когда-то, сразу после смены гилайонного номера и удаления страниц в соцсетях, я готовилась к тому, что знакомые (не все, но хотя бы кто-то) всё-таки будут искать меня. Так вот, зря. Не искал никто: ни однокурсники, ни коллеги. Ушла и ушла. Пропала и пропала. Мои бывшие друзья словно отрясли руки. Я совру, если скажу, что легко пережила это. Нелегко. Внутри всё горело. Не ярким огнём, а медленным жгучим пламенем тлели наивные юношеские принципы и убеждения. В итоге после нескольких месяцев изгнания, сплетен и косых взглядов я словно переплавилась внутри, прокалилась и стала другой. Совершенно иначе смотрела на мир вокруг себя. Теперь я чётко делила окружающих людей по группам или кругам, как демоны и тёмные эльфы. Основная масса находилась вообще за пределами моего внимания и интереса. Были соседи и нынешние коллеги, которых я поместила в третий круг, – те, с кем в силу обстоятельств приходилось общаться – коротко и по делу, без всяких разговоров по душам. И был папа в первом, ближайшем круге – самый дорогой и родной человек, единственный, кому я ещё доверяла. Вы спросите, кто был во втором круге?.. Никто! Второй круг – это пограничная зона, отделяющая своих от чужих.

Оказывается, для нормального общения не нужно много друзей и знакомых, хватит и одного, если он понимает тебя, дорожит тобой. И поверьте, мы с папой говорили не только о моих проблемах и неурядицах. Наоборот, с каждым днём делали это всё реже. Отец стал моим наставником как репортёр. Учил сам, открывая секреты и хитрости нашей профессии. Водил к своим приятелям, которые тоже добились успеха в репортёрской деятельности. Показывал, как работать с информацией, нещадно критиковал мои проекты, не пропуская ни одного огреха, и хвалил, если шоу с моим сценарием собирало просмотры.

Тем удивительнее для меня было узнать, что у отца есть личная жизнь. Естественно, я понимала, что он не хранит маме верность, всё-таки прошло больше двадцати лет после развода. Нельзя тосковать столько времени по тому, кто давно тебя забыл и счастлив с другим. Но за все эти годы я не видела рядом с папой другой женщины. А тут на тебе!.. Началось с того, что во время уборки я нашла ментоловые сигареты, длинные тонкие, точно не мужские. Тем более папа не курит. Вывод напрашивался сам собой: в доме была другая женщина. Лезть с расспросами я посчитала нетактичным. И ждала, что отец сам познакомит нас, если посчитает нужным. Но проходили дни, а я по-прежнему не знала имя таинственной незнакомки. Папа каждую свободную минуту находился рядом со мной, всегда ночевал дома, по гилайону разговаривал спокойно, не прячась и не шепчась. И история с сигаретами стала благополучно забываться.

Но однажды я встретила в съёмочном павильоне молодую женщину с длинными светлыми волосами. Кажется, до этого я видела её в бухгалтерии. Блондинка передала отцу папку, что-то показала ему в бумагах и сразу ушла, но я почему-то обратила на неё внимание. Может, сработало чутьё? Не знаю. А когда через несколько дней увидела её, выходящей из курилки и прячущей в сумочку ментоловые сигареты, поняла, что это и есть та самая таинственная незнакомка. Из любопытства я зашла на сайт телеканала и уже через полчаса всё выяснила: как зовут, где и кем работает, семейное положение. И после того дня словно прозрела! А папа с нашим бухгалтером то и дело стали попадаться мне на глаза. Как-то, зайдя в финотдел, я увидела там отца. Он стоял возле стола, за которым сидела та самая блондинка, и что-то доказывал, тыча пальцем в бумажку, а женщина слушала, кивала, потом словно невзначай поправила воротничок его рубашки. И папа даже бровью не повёл, как будто ничего особенного не случилось!.. В другой раз я заметила, как отец, проходя мимо, быстро приобнимает эту женщину за талию, а она улыбается ему, нежно, интимно. Так на посторонних мужчин не реагируют.

И вот сегодня я опять увидела их вместе.

– Софи? – отец тут же подошёл ко мне.

Женщина вежливо кивнула и снова занялась счетами. Я чмокнула папу в щёку.

– Я уже освободилась. Может, вместе домой пойдём?

– Нет, детка, боюсь, не получится… – отец покачал головой. – Мы ещё не закончили… И я хотел поговорить кое с кем.

Я осторожно выглянула из-за его плеча. Женщина что-то чёркала на бумаге, но мне показалось, что она украдкой поглядывает в нашу сторону.

– Лаура Катель, – выразительно протянула я и подмигнула папе: – А она симпатичная.

«Железный» Кристиан Арно смутился! Честное слово! На секунду, но смутился.

– Кто тебе сказал? – он тут же взял себя в руки и подбоченился, с интересом поглядывая на меня.

– Сама догадалась, не маленькая уже, – я пожала плечами. – Пап, всё нормально… Ну, тогда я пойду? Не хочу вам мешать.

– Ты не мешаешь.

– Да? – не поверила я. – Я сейчас живу с тобой и ни разу не видела Лауру в нашем доме. А это значит…

– Что у нас есть место, чтобы встречаться, – закончил отец и нахмурился: – И чтобы я ни слова не слышал о том, что ты мешаешь.

Больше я не приставала к отцу, всё-таки это деликатная тема в общении детей и родителей, особенно – дочери и отца. Но я была рада за папу. Он заслужил своё счастье.

А меня убивала моя нынешняя убогая жизнь! Убивала моя невидимость! Я привыкла всегда быть в центре внимания, в самой гуще событий. И понимание, что меня незаслуженно лишили этого, сводило с ума. Естественно, я думала о произошедшем, даже после визита детектива. Может быть, ещё чаще, чем до этого. Ждала, когда вернётся память, и гадала, почему я её потеряла.

Должна быть причина, по которой я сделала то, что сделала. Должна! Потому что я ни разу не помышляла ни о чём подобном. Даже зная, что Авизар скоро уйдёт, я не собиралась ему мстить и делать гадости. Значит, идея с таким громким разрывом отношений не моя. Но кто и как заставил меня это сделать?.. Неужели всё-таки из-за репортажа о работорговле? Неужели я подобралась так близко к верхушке этой цепочки, что стала представлять серьёзную опасность?.. И почему ударили так? Именно через Авизара? Как у них это получилось? Почему просто не убили, устроив несчастный случай? Или цель была не только я?.. Может, таким образом хотели припугнуть остальных журналистов? Может, боялись, что аврейский король, увлечённый молоденькой журналисткой, поручит расследовать её гибель, что опять же могло вывести ткачей на правильный след? А так Авизар убрал меня сам, своими руками!.. Не знаю. За эти месяцы я передумала столько всего! Особенно когда папа улетал на съёмки, и я оставалась одна дома. Думала… Думала… Думала… От бесконечных мыслей болела голова. Болела так сильно, что я ходила в аптеку за обезболивающим зельем. Лежала бессонными ночами в пустом доме и таращилась в окно. Вот тогда я начала курить.

Нудным, тоскливым вечером открыла домашний бар, чтобы налить себе вина, и увидела ту самую пачку. Машинально достала одну сигарету. Понюхала. Прикурила. И осторожно вдохнула горьковатый дым, прислушиваясь к собственным ощущениям. После первой глубокой затяжки зашлась дерущим кашлем, а потом появилось такое странное щекочущее чувство на языке! И я снова поднесла сигарету к губам. Принюхивалась к тонкому запаху ментола и смотрела на белые завитки, убегающие к потолку… Свою первую сигарету я не докурила, но мне понравилось. Было в этом действе что-то успокаивающее, то, что помогало мне расслабить внутреннюю пружину, вздохнуть свободнее. И следующим вечером я открыла пачку уже осознанно.

Знаю, нечем гордиться… Я обязательно брошу. Да я и не курю почти. Так, балуюсь иногда. Но мне правда легче становится. Не верите?.. Вот и папа не поверил. Такой скандал закатил, когда узнал! Он и так у меня любит крепко ругнуться, а в этот раз превзошёл сам себя. В его речи нормальными одни междометья и остались! Даже по заднице надавал. Я клятвенно пообещала, что брошу.

И какое-то время держалась, пока не увидела по телевизору Авизара с Камиллой Гальяно, одной из высокородных леди, представленной на нынешнем весеннем балу. Ничего особенного, обычная девица, над которой поработали стилисты. Но я видела, как король смотрел на неё. И я знала этот взгляд: Авизар хотел её! Он спал с этой породистой девкой!.. И не потому что, она – выгодная жена из Саноса, а потому что захотел сам! Захотел её, а не меня! Меня он давно выбросил и забыл, как…

– …Да ты мусор и есть!..

И летящий огонь! Одной сплошной стеной! С гулом несётся на меня!..

Меня трясло от застарелого страха и от измены короля. А я восприняла это именно как измену. Конечно, я понимала, что между нами всё кончено. Я злилась на Авизара за то, что он так поступил со мной: не поверил, сломал и, что хуже всего, не просто убрал меня из своей жизни, а вообще убрал из ЖИЗНИ, запретив заниматься любимым делом. Но это была его месть мне как журналисту, как человеку. Сегодня он предал меня как женщину. Это было ожидаемо, но всё равно больно!.. Даже не осознавала, что так приросла к королю, вопреки всем предостережениям и доводам разума. Я до сих пор думала о нём, не постоянно, но довольно часто. Иногда мне снились кошмары, когда Авизар бил меня, унижал в той квартире. А иногда снилось, что мы занимались любовью, так сладко, так нежно… И я не знаю, какие из этих снов были хуже.

Я ещё раз посмотрела на улыбающуюся пару и выключила телевизор. Прикурила сигарету, только сейчас обратив внимание на то, как дрожат мои руки… Жизнь в очередной раз отвесила мне оплеуху. Я с детства не знала отказа ни в чём. И моей самой большой трагедией и потерей стал развод родителей. Как компенсацию за это я получила известное имя, достаток, внимание окружающих. И вот сейчас методично, одно за другим теряла всё. Что следующее? Что у меня ещё осталось?.. Только продать меня саму вампирам!.. Почему эта мысль вызвала нервный смех. Я хохотала как ненормальная, пока на глазах не выступили слёзы. Даже не услышала, как хлопнула входная дверь.

– Софи?! Что?.. – перепуганный отец схватил меня за плечи. – Что опять?

– У его величества Авизара новая подруга.

– Тьфу! Чтоб тебя! Я уже думал, что серьёзное… – папа рухнул рядом и, отдышавшись, хмуро посмотрел на меня: – Софи, выбрось его из головы! Четыре месяца прошло! Всё! Забудь!

Четыре месяца! Вот так, переползая изо дня в день, прошли четыре месяца моей жизни. Скучно. Бесцельно. Неинтересно. Дрожащими руками я сделала новую затяжку, глотая горький дым.

– Софи! – угрожающе рявкнул отец на такую наглость с моей стороны.

– Прости, папа! – прохрипела я. – Но лучше так, чем снова захлёбываться слезами… Хватит! Наплакалась на всю жизнь вперёд.

Отец тяжело вздохнул и брезгливо глядя на тлеющую сигарету, зажатую между моими пальцами, сказал:

– Доча, не увлекайся ты этим делом. Потом захочешь бросить – и не сможешь. Себе же хуже делаешь. Ему-то что? Живёт в своём дворце, леди еб. т, а ты уже из человека превратилась в оголённый нерв – тонкий, звонкий. Потяни сильнее – и не выдержишь!..