Текст книги "Шрамы на ладонях (СИ)"

Автор книги: Татьяна Шипошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Иерархия контроля.

Над нижележащим контролем стоял вышележащий контроль! Чем выше ступень в иерархии, тем более приличный внешний вид приобретали органы контроля и наблюдения. (Контролёры, при этом, нарушали свои правила так же, как и все).

По сути, методы устрашения для тех, кто работал, оставались одними и теми же – перевод на нижнюю ступень, телесное наказание, смерть. Или – просто исчезновение. Только Ео пока не могла понять, как и куда.

В сельской местности нижней ступенью иерархии, или первой категорией жителей, считались потребительские отряды. Правда, местность назвать "сельской" было трудно. Судя по рапортам контролёров, там давно уже всё погрязло в полном развале и запустении.

Работники потреботрядов жили в бараках и постоянно находились под охраной, в отличие от относительно свободных мусорщиков (городских обладателей низшей ступени бытия).

Лишь часть земли возделывалась. Но как! Надо понимать – как и всё остальное. Урожай с горем пополам собирали и перевозили на маленькие заводики, где и производились продукты.

Те, кто возделывал землю, стояли ниже тех, кто работал на заводиках. На заводиках рабочие имели вторую категорию, а их непосредственные начальники – третью.

Имелись ещё строительные отряды. Вторая от конца степень городской иерархии. Вторая категория городских жителей. Часто эти отряды занимались не строительством, а разбором обвалившихся зданий.

Строили так же плохо, как и разбирали завалы.

В городах люди жили в отдельных комнатушках. Отдельная комнатушка полагалась только с третьей ступени иерархии, как это произошло с Ео. Чем выше ступень, тем мягче и светлее форма, тем лучше еда, тем лучше жильё.

Всё разумно! Но никто не желает соблюдать Правила. Все стремятся что-то получить, ничего не давая взамен. Стремятся не делать ничего. Или делать то, что заблагорассудится. Неизвестно, что хуже.

Каждый из людей находится под контролем. Там, где работает. И там, где живёт. Чтоб хотя бы страх попасть в низшую ступень заставил человека делать хоть что-нибудь.

Это Ео поняла, когда раскладывала бумаги в папки с названием: "Город, контроль".

Поучалось, что люди нижнего мира просто ничего не делали без контроля!

"Неужели так может быть?" – думала Ео, разбирая бумаги.

Выходило, что так.

Нет, не этому учили её в верхнем мире! Там учили тщательно и добровольно выполнять своё дело. Там учили с достоинством занимать своё место в иерархии!

Где ты, верхний мир? Верхний мир недосягаем.

Он остался в прошлом.

В прошлом! Как ни обидно... Как ни больно...

В настоящем – Ео сидела в пыльной комнате, заполненной бумагами, и смотрела на серо-фиолетовое небо за окном.

Так как Ео сидела на полу, возле бумаг, она, как раз, и видела в окошко только небо. Не считая верхушек серых развалин.

ГЛАВА 19

Чрезвычайно редко в нижнем мире случались повышения людей по иерархической лестнице. Так, как произошло с ней.

Такие события отмечались в бумагах. Ео нашла даже короткую бумажку относительно себя.

Она нашла в бумагах ещё три рапорта, о людях, переведённых за год на более высокие ступени. На всякий случай Ео запомнила их имена и адреса. Записывать она побоялась. Из угла комнаты на неё постоянно глазела камера контроля.

Камеры контроля наблюдали и за подчинёнными, и за надзирателями.

Согласно иерархии!

Где и как заканчивалась иерархия, Ео разобраться не смогла. Сколько иерархических ступеней существует – тоже. Начальник Ео стоял на четвёртой степени, его начальник – на пятой.

Ео ещё интересовали бумаги с информацией о том, где висят камеры контроля, и как ведут наблюдение по ним. Но в той куче, что разбирала Ео, таких бумаг не попадалось.

Вероятно, за камерами следил или начальник, или его специальный зам. Тот, кто следил, докладывал вышестоящему начальству.

Ведь как-то отследили её на мусорке!

В разделе "Контроль, контроль", который разбирала Ео, в основном собирались короткие и неграмотно написанные ежедневные рапорты охранников и контролёров, стоящих над нижними ступенями.

Теперь Ео неплохо разбиралась в «категориях» жителей, в их «льготах» и «правах». Первая категория – мусорщики и те, кто работал в сельских потреботрядах. Им не полагалось новой форменной одежды. Им полагались обноски высших категорий. Мусорщики питались сами, а в потреботрядах еду выдавали регулярно. Кашу, лепёшки, овощи. Не густо. Только, чтоб не умереть с голоду. По крайней мере, бумаги о расходах еды Ео подшивала в чётком хронологическом порядке.

Во вторую категорию входили все рабочие и строители. Им полагалась чёрная форма, и жилье – хоть и в бараках, но поделенное на клетушки. Правда, строителям разрешались ещё и обноски – на время работы с камнями, растворами и красками.

Третья категория, куда сейчас попала Ео, составляли мелкие служащие, замы и помощники начальников – в конторах, на заводиках, в других городских службах. Они носили форму посветлее, жили в отдельных комнатках и имели право на кое-какие личные вещи.

Контроль каждой категории был выше на одну ступень.

Более крупные начальники имели четвёртую категорию. Имелась и пятая категория, и шестая. Возможно, существовали, и седьмая, и восьмая. Пред-элита. Та самая, в дом представителя которой занесло её вместе с Дааном.

Сколько ступеней в пред-элите, Ео пока не выяснила. Может, и десять.

На самом верху иерархии нижнего мира находилась элита. Непонятная и недоступная.

Имелось и ещё кое-что.

Иногда на улицах встречались люди в чёрных плащах до пола, в низко надвинутых капюшонах, с лицами, закрытыми чёрной сеткой. Правда, не такой глухой, как в верхнем мире. Но лиц их, всё равно, нельзя было разглядеть.

О, Ео очень хорошо знала, что это за люди!

Никаких бумаг о них она не находила. Существование этих людей оставалось окутано тайной, хотя они и встречались на улицах!

Если в верхнем мире Ео видела такого человека один единственный раз, то здесь они появлялись часто, оставляя за собой шлейф всё того же, неприятного запаха. Ео несколько раз уже успела столкнуться с ними, когда шла по улице, с работы и на работу.

Сердце замирало... Но...

Несколько раз Ео подмывало спросить у начальника об этих людях, но каждый раз ей что-то мешало.

Страшновато спрашивать...

ГЛАВА 20

Разбирая и анализируя бумаги, Ео начала думать.

О нижнем мире. О его жителях. И, конечно – о себе.

О том, почему она оказалась в нижнем мире. Пора забытья закончилась. Пришла пора осмысливать своё положение.

Ох, каким же трудным делом это оказалось!

Анализ своего падения Ео начала с самого начала своей жизни. Некоторое время она потратила, вспоминая детство. Особенно – тот период, после которого родителям пришлось тащить её на Совет.

Чего ей не хватало? Куда она стремилась тогда?

Разве не помнит она, как сладко замирало сердце, когда она нарушала Правила и ждала, чем всё закончится?

Почему все называли её сначала смелой и напористой, а потом – упрямой и строптивой? Не в этом ли кроется разгадка?

Вопросы повисали в воздухе, и дальше вопросов дело не двигалось.

Ох, как же трудно оказалось искать и признавать свою вину, даже наедине с собой! Даже тогда, когда всё давно прошло...

Человек – странное существо. Ведь каждый, в глубине души, способен отличить, когда виноват он сам, а когда обстоятельства складываются трагически. И нельзя их изменить.

Но чувство вины может ощутить и вынести на своих плечах только сильный человек.

Так, чтобы правда не сломала человека.

Нужно обладать достаточно крепким характером, чтоб сказать, пусть даже самому себе: "Вот, здесь я был виноват". Или: "Вот, за эту вину я несу наказание".

Слабого человека чувство вины может сломать. Даже – свести с ума.

А ещё... человек инстинктивно пытается ускользнуть от чувства вины. Уворачивается, как угорь. Человек стремиться оградить сам себя от признания вины. Нам всем хочется заслониться от того, что нам тяжко.

Тогда человек начинает искать виноватого. Как хорошо, когда в том, что он поступил так, а не иначе, виноват кто-то!

Разве Ео – не человек?

В голове Ео мелькали обвинения и претензии к родителям. Наверняка, это родители делали что-то не так, раз она выросла такой упрямой!

Да! Родители!

Сладко искать виноватого! Чувство собственной ответственности за содеянное отодвигается.

Отодвигается, отодвигается... А если ещё виноватых несколько!

Ео начала обвинять факультет – за то, что там допускались дополнительные занятия. И что на этих занятиях студенты могли оказаться предоставленными сами себе!

Разве нет?

Она обвиняла информационные Центры, особенно Центр редкой информации, – за то, что в них не осуществлялось должного контроля за доступом к информации.

Вот! Вот главное!

Почему никто не остановил человека в чёрном плаще, с таким подозрительным лицом, идущего по факультету! Почему никто не остановил человека, несущего невинным студентам сок дерева Го?!

Неужели в Отделении Порядка и Защиты все спали, и видели сны, когда это всё происходило?

ГЛАВА 21

Тут Ео остановилась в своих размышлениях.

Видимо потому, что слово "контроль" засело в её мозгу за время разбора конторских бумаг, она, наконец, произнесла ту самую, на данный момент ключевую, фразу:

"Почему же в верхнем мире нет никакого контроля?"

"Почему же в верхнем мире нет никакого контроля?"

Несколько раз Ео повторила эту фразу про себя. Мысль казалась совершенно правильной! Но почему-то эта правильная мысль не приносила успокоения.

"Но в верхнем мире вообще нет такого контроля, как в нижнем! Иначе... верхний мир ничем не отличался бы от нижнего..."

В верхнем мире люди свободно, по своей воле, по традиции, по обучению, наконец, но сами выполняют Законы и Правила.

Свободно! Вот в чём отличие!

Там есть только предупреждения. Но принуждения – нет. Нет ничего, кроме обучения и воспитания.

Ведь тогда, на Совете, ей рассказали, что много предупреждений даётся человеку только в детстве.

Чем взрослее человек, тем больше у него свободы. Но тем больше у него сознательности! (должно быть... должно быть...)

Тут Ео вспомнила, что к ней, всё-таки, подходила девушка из Отделения Порядка и Защиты. Там, на ступеньках информационного Центра. Девушка, которая куда-то записывала какое-то предупреждение.

"Да, это не "контроль", – подумала Ео. – Кого может остановить такой контроль?"

И тут же Ео пришлось ответить самой себе: "Такой контроль может остановить только того, кто может контролировать сам себя".

Как обидно! Видимо, за ней наблюдали! И в Центре редкой информации, и до того, как она выменяла пропуск в этот Центр.

Если выслали Лао – значит, не могли не знать и о ней? Ведь Мио не могла не рассказать, что рассказ о соке дерева Го предназначался вовсе не ей, а мне?

А вот если бы... если бы кто-то подошёл к ней, из Отделения Порядка и Защиты, и сказал бы: "Не ищи сок дерева Го – провалишься в нижний мир!"

Перестала бы она искать этот сок? Остановилась бы? Или нет?

Скорее всего, ответила бы: "Не трогайте меня! Мне очень хочется, и я всё равно сделаю всё, что хочу. Нижнего мира не существует, это сказки!!"

Да, вероятно, так и случилось бы. А если бы сок вырвали у неё из рук, и сослали её на Остров, она бы плакала и рыдала.

Не о том, что её выслали, а о том, что сок вырвали у неё их рук.

Ео прикрыла глаза.

Да, так и произошло бы. Так и произошло...

Тут перед закрытыми глазами Ео всплыл экран монитора. Сначала фраза о том, что "Ложное распространение рассказов о чудодейственном дереве Го запрещено правилами Совета".

Разве это – не предупреждение?

Но разве это предупреждение её остановило? Разве это предупреждение могло её остановить?

А что там было написано дальше? Там, в Центре редкой информации? Там высвечивалось что-то ещё, что показалось ей совершенно лишним и непонятным!

Вот...

"Наказание за употребление сока дерева Го может заключаться в самом употреблении".

"Наказание за употребление сока дерева Го может заключаться в самом употреблении".

Сложно понять, пока не прочувствуешь на себе. Понять, что наказание заключено в самом употреблении.

Если бы она не попробовала... Если бы она не поднесла ко рту злополучную склянку, возможно, она сейчас жила бы на Острове, вместе с Лао. И жалела бы о том, что её лишили желаемого. Как, вероятно, жалеет сейчас Лао.

Но она попробовала... И вот.

"Наказание за употребление сока дерева Го может заключаться в самом употреблении".

Употребление – прямой путь в нижний мир. Островом не отделаешься.

Ах, как горько! Потому, что логично.

Дальше Ео в своих размышлениях не продвинулась.

Потому что дальше...

Потому что дальше следовало приступить вплотную к самой себе.

Страшно! И больно. Так больно...

Как же трудно это – причинять душевную боль самому себе... Это даже больнее, чем порезать собственные ладони...

ГЛАВА 22

Между тем, время шло. Почти все бумаги в конторе нашли свои места в соответствующих папках. Ео аккуратно расставила папки по полочкам. Подписала каждую папку. Раскладывать же вновь поступающие бумаги не представляло для неё никакого труда.

Оставался только раздел о "Домах для больных и старых" и "похоронный" раздел, которые начальник велел оставить напоследок, как самые неважные.

Отчитываться начальник ездил в соседний город, каждый раз отвозя бумаги по одному из разделов. Начальник не скрывал, что доволен – бумаги, разобранные Ео, ему не приходилось разбирать ещё раз.

Ео не то, что начала скучать, но у неё появилось свободное время. Она вымыла в своей конторской комнате полы, оконные стёкла и даже стены. Она застелила полочки белой бумагой. Начальник только качал головой, глядя на всё это.

– Не стоит... не стоит... – говорил он.

– Почему, господин начальник? – спрашивала Ео.

Начальник криво усмехался, и ничего не отвечал. Или отвечал что-то вроде:

– Слишком хорошо – всё равно, что плохо.

Однажды начальник вошёл в комнату, где работала Ео, за какой-то бумагой. Ео быстро нашла то, что он просил.

Взяв бумагу в руки, начальник неожиданно произнёс:

– Мне бы дослужить с тобой до отпуска...

Ео насторожилась. Она уже знала, что могут значить эти слова.

Начальник медлил и почему-то не уходил. У самого выхода он обернулся к Ео, и сказал, чуть запинаясь:

– Меня зовут Ник. Ты можешь так называть меня... иногда... если хочешь...

– Спасибо, – пробормотала Ео. – Спасибо, господин начальник. Спасибо... Ник.

Ео, конечно, давно узнала, как зовут начальника. Его подпись стояла на многих бумагах. Но...

Чтобы начальник, да сам...

Светло-карие глаза господина начальника смотрели так... даже ласково... если может существовать в нижнем мире что-то ласковое...

Дверь хлопнула, и Ео осталась одна в своей комнате.

Что-то дрогнуло в сердце Ео. Именно в этот момент дрогнуло сердце Ео. Позже, чем у господина начальника.

Но ничего, что касается чувств, проявлять наружно не стоило. Это не могло иметь продолжения. Это могло только принести осложнения в эту жизнь, и так непростую и трудную.

Ео только поправила волосы, тряхнула головой, словно пытаясь отбросить мелькнувшее чувство, и вернулась к своим бумагам.

Отношения господина начальника к Ео, как отношения начальника к подчинённой, можно было назвать прекрасными. Для нижнего мира, разумеется.

Господин начальник никогда не бил Ео, только кричал на неё. Иногда Ео ловила взгляд начальника, и в этом взгляде не видела зла. Наоборот.

Грустный взгляд Ника иногда вызывал у Ео такое же щемящее чувство, как воспоминания о верхнем мире.

И притронуться нельзя, и вспоминать больно.

Но хочется вспоминать, и притронуться хочется. Ох, как хочется...

А начальник... что ж... "Если присмотреться, то он даже симпатичный, – думала Ео. – Но "отпуск"... Б-р-р... лучше об этом не думать..."

Страшно думать об этом "отпуске", который неотвратимо приближался. А дело заключалось вот в чём.

ГЛАВА 23

Все отношения между людьми в нижнем мире содержались под контролем. В том числе и отношения мужчин и женщин. В бумагах, по крайней мере, не встречалось ни намёка на иные отношения людей, кроме служебных. До поры, до времени!

Ео поначалу даже удивлялась. Почему это на улицах не видно парочек, и никто не проявляет явного интереса к противоположному полу?

Разбирая бумаги – поняла, почему.

В течение года в нижнем мире никто не подступал ни к кому с любовными предложениями. Ни мужчина к женщине, ни женщина к мужчине.

Нет, может, кто-то и подступал... Но только там, где не имелось контролёров или камер контроля. А найти такое место – ох, как сложно!

За нарушение могли наказать или убить. В зависимости от категории человека. Исключений не предполагалось. Ео попались всего два рапорта за год – о том, как поймали и наказали "прелюбодейные" парочки.

В первом случае мужчину и женщину убили контролёры, а во втором – женщина убита, а мужчина отправлен на мусорку.

Эти правила касались низших категорий. Уж точно – включая четвёртую.

Вопрос "любви" решался просто. В конце года объявлялись две недели свободы. Что-то вроде всеобщего отпуска. Это время так и называлось: "отпуск".

Люди не ходили на работу. Продукты выдавались заранее. Каждый мог встречаться, с кем хотел. И сколько хотел. В пределах своей иерархической категории, разумеется. Мог так же вышестоящий выбрать нижестоящего, но не наоборот.

Двое могли проводить "отпуск" по взаимному согласию, или по согласию менять партнёров. Но если возникали какие-то споры, то право выбора оставалось за мужчиной.

Драки и убийства, в эти две недели, случались и между мужчинами, и между женщинами. На эти две недели в нижнем мире приходилось самое большое количество убийств. И смертей вообще.

Через положенный срок в нижнем мире рождалось некоторое количество детей. Рожениц и матерей с детьми собирали: кого в особые бараки, кого в особые строения, "Дома", – строго по иерархическому принципу.

Дома для матерей с новорождёнными так и назывались: "Дом новорождённых ?1, Дом ?2, ?3, ? 4". Цифра соответствовали категории родителей. Если один из родителей занимал более высокую категорию, она считалась главной.

В конторе у Ео бумаги касались людей до четвёртой категории. Как подобное происходит дальше, она не могла знать. И спросить не у кого.

Матери общались с детьми примерно год, а потом подросших детей собирали в "Дома детей". Тоже, под номерами.

Получалось, что новое поступление детей в эти дома происходило всегда в одно и то же время. Видимо, для удобства управления.

Детей рождалось не много. Иногда "Дома" объединялись. Например, мог быть "Дом ?1-2", или "Дом ?3-4"

В "Домах детей ?1-2" дети содержались до двенадцати лет, а в "Домах детей ?3-4" – до четырнадцати лет. Под наблюдением надзирателей, или "воспитателей".

Дети обучались в зависимости от категории дома, а затем их направляли на работы, в соответствии со своей категорией. Дальнейшее их обучение происходило (если происходило) уже на работе.

Ео не была бы собой, если бы не обратила внимания на цифры.

Разбирая бумаги, она даже потеряла некоторое время, чтобы выбрать цифры из нескольких отчётов. Повернувшись спиной к камере контроля, Ео складывала и вычитала эти цифры, хотя это совершенно не входило в её обязанности.

Количество рожениц не совпадало с количеством детей, поступающих в детские дома! И количество поступающих не совпадало с числом выходящих из детских домов детей. Дети умирали.

Оказалось, можно отследить, какая часть новорождённых, и какая часть более старших детей просто умирала, не дойдя до выпускного возраста. За прошедший гол количество детей оказалось меньше количества рожениц на треть.

В который раз Ео убеждалась, как невысока цена жизни человека в мире Эмит-дуо. Нет. Не просто человека, а человека нижней категории.

В одном только Ео не сомневалась. В том, что весь этот процесс откуда-то регулировался и кем-то контролировался.

Как и все процессы в мире Эмит-дуо. Если система существовала долгое время, и даже называлась "миром Эмит-дуо", значит, как-то эта система регулировалась.

Странный мир.

Никогда бы Ео в такое не поверила, если бы...

ГЛАВА 24

Когда Ео разложила бумаги почти по всем разделам, начальник разрешил ей уйти с работы на три часа раньше. Ей предоставили второй выходной.

Наверно, Ник просто относился к ней снисходительно. Никаких правил насчёт выходных Ео в бумагах не встречала.

Но кто же откажется от выходного!

– Надеюсь, я увижу тебя завтра с целыми руками, – чуть улыбнулся господин начальник, отпуская Ео. – Лучше выспись как следует.

– Да, господин начальник, – заверила его Ео. – Что упало, то пропало.

Идти в тоннель, в этот раз, Ео не собиралась. Зачем резать руки и бередить душу! Ведь ничего не изменилось в её жизни, после второй попытки. Идти к стеклянной лестнице бесполезно. Хоть Ео и продолжало туда тянуть...

Ео давно знала, как использует эти три часа, когда (и если) их получит.

План на второй выходной давно составлен! Адреса троих, получивших за год повышение по службе, накрепко держались в памяти Ео.

Вторая половина дня оказалась для этого весьма кстати. Идти к этим людям по адресам Ео не решилась. Они всё равно не открыли бы ей двери. Просто потому, что в мире Эмит-дуо никто никому не открывал дверей.

Она нашла в бумагах место работы двоих из удачливой троицы. И отправилась на работу этих людей, в надежде найти их и поговорить.

Первой из переведенных из второй категории в третью оказалась женщина, работающая в «Доме детей ? 1-2».

Ео потихоньку подошла к "Дому". "Домом" оказалось полуразрушенное двухэтажное здание, обнесённое забором из камней и каменных блоков. На воротах, больше напоминающих пролом, стоял охранник в грубой чёрной форме.

Ео сначала обошла "Дом" вокруг. В проломы каменного забора она разглядела нескольких оборванных и грязных детей. Одни сидели на корточках, кружком. Другие в одиночку слонялись по пустому двору.

Наконец, Ео всё-таки решила обратиться к охраннику:

– Не можете ли вы пустить меня в "Дом"?

– Зачем?

– Ну... мне нужен один человек. Женщина. Она у вас надсмотрщик. Воспитатель.

– Не велено в "Дом" пускать посторонних. Как её зовут? Ту, которую тебе надо?

– Альда Сума.

– А, Альда! Знаю. Ладно. Сейчас. Эй, Оча! – крикнул охранник в сторону стайки мальчишек.

Худенький подросток, видимо, Оча, подбежал к охраннику.

– Альду позови! Скажи, её тут спрашивают.

– Дай... дай хоть лепёшку... – начал канючить Оча. – Чего я тебе так бегать буду...

– Иди, иди! А то получишь у меня!

Оча убежал, а охранник повернулся к Ео, словно бы ища сочувствия, и проворчал:

– Ох, надоели! Сколько можно клянчить!

ГЛАВА 25

– Да они же голодные, – поняла Ео.

– А я разве сытый? Разве я могу их всех накормить?

– Их же там, в "Доме", кормят.

– Собак лучше кормят, чем детей в "Доме ?1-2", – вздохнул сторож. – Вон, идёт ваша Альда.

К пролому в заборе приближалась довольно молодая женщина в форме служащей третьей категории. На лице женщины "проглядывали" отголоски красоты.

"Она упала с верхнего мира, как и я!" – такая мысль мелькнула у Ео сразу, как только она взглянула на женщину.

– Кто тут ищет меня? Ты?

Женщина смотрела на Ео вызывающе и подозрительно.

– Я...

Тут Ео подумала, что женщина имеет полное право не разговаривать с ней, а развернуться, и уйти. Почему эта женщина должна с ней откровенничать?

– Что надо?

– Извините... мы не могли бы отойти?

– Что ещё за тайны такие? – возмутилась женщина, но отошла с Ео чуть поодаль, вдоль забора.

– Извините...

Тут Ео решила высказать всё сразу. Ответит, так ответит. Нет – ну, что ж...

– Я пришла, чтоб спросить: вы... вы упали с верхнего мира?

Женщина вздрогнула.

– Не пугайтесь, – продолжила Ео. – Я тоже... Я тоже упала. Просто я решила разыскать хоть одного человека, чтоб спросить... Как? Почему... За что?

– Почему я должна тебе верить? – спросила женщина.

– Вот, – Ео протянула женщине ладони. – Вот. Я хотела подняться. Два раза.

– Ну, да... – женщина невесело усмехнулась и протянула Ео свои ладони.

Ладони в шрамах.

– Вот... Рассказывай тогда сначала ты, за что свалилась, – убрала ладони Альда Сума.

Ео пришлось начать первой. Про сок дерева Го.

– Да, такое бывает, – покачала головой Альда. – А я... рассказывать не хочется. Ладно, слушай. У меня уже были муж и ребёнок. Всё, как у всех. Муж добрый, ласковый. Но я... мне казалось, что мне нужен другой. Муж моей коллеги по работе. Он казался мне и красивее, и умнее, и ласковее.

Женщине, видимо, не легко давался рассказ. Голос ей прерывался:

– Я стала кокетничать и всячески привлекать его. Но он не поддался. Тогда я... Нет...

Альда прикрыла ладонью лицо.

– Не говорите, если не можете, не надо! – остановила её Ео.

– Могу, – усмехнулась Альда. – Я подстроила, чтоб с его женой, на работе, произошёл несчастный случай. Его жена погибла по моей вине. Упала с высоты и разбилась. Я подошла к краю вышки, с которой она свалилась. Я оступилась. Стала падать. Но не погибла. А прилетела сюда. Вот, и всё. Ты это хотела услышать?

– Н-не знаю.

Ео, и вправду, не знала, что она хотела услышать. И зачем она вообще решила отыскать этих людей, переведенных в более высокую категорию.

У каждого человека – своя тайна. В которой ему иногда трудно признаваться, даже себе.

ГЛАВА 26

– А как... вы оказались тут, в «Доме»? – спросила Ео.

Женщина уже пришла в себя. Голос её не дрожал, лицо приняло обычное суровое выражение.

– Это – просто. Сначала я ходила по нижнему миру, как неприкаянная. Прибилась сюда, к "Дому", уборщицей. А тут же дети. Обездоленные, злые, голодные. Я стала их жалеть. Помогать. Подкармливать. Ну, тут меня по камере контроля отследили, и сделали надзирателем. Категория номер три.

Тут женщина повернулась к Ео, и вдруг закрыла лицо руками:

– Ты не представляешь, как трудно мне здесь... Как тяжко мне смотреть на этих детей... Они умирают на моих руках... Но и здесь... не знаю, скольких я должна спасти от смерти, чтоб ко мне перестала являться она... та, что упала с вышки. Понимаешь? Ты это понимаешь? Или никто на свете не поймёт этого, никогда?

Женщина отошла от Ео на несколько шагов и махнула рукой:

– Прощай. Желаю тебе... впрочем, чего желать...

Через минуту голос женщины звучал уже с другой стороны каменного полуразваленного забора:

– Дети! Не разбредаться по двору! Тут сидите, чтоб я вас видела!

С тяжёлым сердцем Ео покинула «Дом детей ?1-2». Она жалела женщину, жалела этих неприкаянных, голодных детей.

Жалела о том, что не догадалась взять с собой пару лепёшек.

Её стало немного легче, когда она решила, что обязательно вернётся к этому "Дому" с лепёшками и сахаром.

Время ещё оставалось, и Ео решила попробовать найти ещё одного человека, получившего "повышение".

Второй из получивших повышение по категории, работал там, где производят одежду. Его перевели из пошивочного цеха – в контролёры. Тоже – из второй категории – в третью.

Она отправилась к месту службы этого человека. Как и в первом случае.

Небольшую пошивочную мастерскую Ео нашла довольно быстро. Но не стала никого вызывать. Решила подождать.

Целый час ей пришлось сидеть напротив мастерской на каменной плите, ожидая конца рабочего дня.

Чахлая травка склонялась к ногам Ео. Серо-фиолетовое небо хмурилось, как всегда. Пасмурно и прохладно. Прохладно и пасмурно.

В окне мастерской мелькали склонённые фигуры людей. Даже на улице слышались крики подгоняющих:

– Не сидеть! Прекратить бездельничать!

– Строчку ровнее! Нитки бережём!

И ругань, ругань... Ео до сих пор не могла привыкнуть к грязным ругательным словам, которые звучали здесь повсеместно.

Её начальник – и тот ругался ими. Даже на неё... Правда, иногда Ео казалось, что её господин начальник, как актёр, ругается на камеру. На камеру контроля, как на кинокамеру...

Пока Ео мёрзла и размышляла, стало темнеть. Рабочий день закончился. Тяжёлая масса людей выплеснулась из дверей мастерской. Серые, злые, усталые лица... Многие избиты – на лицах видны кровоподтёки.

Рабочие мастерской, как и все работники второй категории, жили не в отдельных комнатках, а в бараках, в больших комнатах на десять-двенадцать человек. Иногда между кроватями стояли перегородки, а иногда – нет.

Продуктовые наборы люди несли с собой в серых пакетах. Набор второй категории беднее, чем набор третьей категории, который получала Ео. Это она знала по бумагам. В этом наборе не полагалось ни сахара, ни фруктов, ни масла.

Люди плотно прижимали к себе пакеты. Ведь кто-то мог вырвать пакет, и убежать. Поди, догони!

ГЛАВА 27

Некоторые рабочие шли и ругались вслух. Правда, негромко. Остальные, видимо, ругались про себя. Чаще всего в ругани повторялось имя Ардат.

А ведь человек по имени Ардат и нужен Ео!

Последними из дверей мастерской вышли трое контролёров. Две женщины и мужчина. Ео нужен был мужчина. Она двинулась по улице за контролёрами, ожидая, пока мужчина останется один.

Ео слышала разговор контролёров.

– Ты уж слишком, – сказала Ардату одна из женщин.

В ответ раздалась грязная ругань.

– Ничего не делают! – проскользнуло между ругательств.

– Так у нас не никого не останется. За день двоих – это слишком, – продолжала женщина.

– Чтобы другим неповадно было! – хрипло отозвался Ардат. – Пусть боятся!

– Он выслуживается! – усмехнулась вторая женщина. – А то ему придётся снова шить. И кричать на тех, кто сидит рядом!

– Не твоё дело, – рявкнул Ардат. – Я и тебя могу... научить, как надо работать!

– А за меня – на мусорку пойдёшь! Попробуй только, тронь меня пальцем. Дальше мусорки улетишь – никто не поймает.

– Я-то на мусорку, а вот ты...

– Ладно вам, – остановила спорящих первая женщина. – Двое в день – ну что ж с того. Зато завтра будет перерыв. Да, Ардат? А то – провалишься, и поминай, как звали! За превышение власти. Шить станет некому.

Ардат разразился руганью:

– Не провалюсь. Если никто не выведет – никого не трону! – едва разобрала Ео членораздельные слова среди ругательств.

Разобрала, и начала потихоньку отставать от идущей впереди троицы.

Нет, с этим человеком ей не о чем говорить.

Значит, вот кто ещё получает повышение по службе... Хорошо шил... Был строг к бездельникам... Да... бил их, бездельников. Может, даже кого-то убил. Вот чем надо выделиться, чтобы переселиться из барака в отдельную комнатушку!

Интересно, до какого предела можно губить людей?

"Куда это он может провалиться?" – мимоходом подумала Ео.

Но даже думать об этом человеке ей больше не хотелось. Тошнота подкатила к горлу. Ео повернулась, и увидела, как к дверям мастерской подкатили водители со своей тачкой. Они вошли в двери мастерской.

Через некоторое время вышли, вынесли и по очереди бросили на тачку тела двух человек.

Жертвы Ардата.

Безымянные, бессловесные жертвы Ардата.

Ео ответнулась и начала потихоньку возвращаться к своему дому. Выходной заканчивался.

Идти никуда больше не хотелось.

"Потом третьего по адресу найду, – думала Ео. – Может, он не такой... Не всё так плохо. Может, он тоже упал с верхнего мира, как и я... или как та женщина, Альда."