Текст книги "Душа в обмен на душу (СИ)"
Автор книги: Татьяна Семакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
4
Утро началось суматошно.
На двенадцать был назначен показ квартиры, глаза я продирала до одиннадцати, в итоге почти уехала в разных туфлях, но, благо, опомнилась у подъезда, обнаружив, что слегка припадаю на правую ногу.
Пока носилась, собираясь, было жарко, но уже через час на квартире поняла, что блузку без рукавов выбрала напрасно: ночью резко похолодало, зуб на зуб попадать отказывался, а предполагаемые покупатели шли сплошным потоком и крайне подолгу рассматривали огромную двуспальную кровать с балдахином и зеркалом под потолком.
– Тут бордель был, – брякнула, не выдержав. – Так что матрас рекомендую сменить.
– Фу, – скривилась женщина, а вот её супруг, до сего момента прохаживающийся с кислой миной, напротив, приободрился.
– Реально? – спросил с удивлением.
– А вы думали, ценник просто так такой низкий? Семьдесят четыре метра, огромный балкон, кухня двенадцать метров, шикарный ремонт. Накиньте ещё миллионов пять и тогда получите реальную стоимость этой квартиры.
– И что же её продают, раз она такая хорошая? – спрашивает женщина едко.
– Неудачный конец, – пожимаю плечами равнодушно. – Слишком много виагры. Сам виноват, но репутация заведения сильно пострадала, мадам Флёр, по документам Филатова, разумеется, срочно меняет локализацию.
– Тут кто-то умер?! – восклицает возмущённо. – Почему Вы сразу не сказали?!
– Умер, – киваю сухо и поднимаю палец вверх: – Счастливым человеком, попрошу заметить, – мужчина поджимает губы, чтобы не заржать, дамочка багровеет и тащит его за руку на выход, а я добавляю громко: – В квартирах, доставшихся кому-то в наследство, тоже кто-то, да умер! И ценник завтра будет на два миллиона выше!
– Мы возьмём! – отвечает мужчина на ходу. – Я позвоню через час!
– Само собой, говнюк ты похотливый… – бубню себе под нос, когда дверь за ними закрывается.
Выглядываю в окно с кухни, вижу смиренно ожидающую толпу, вздыхаю и обхватываю себя руками, пытаясь согреться.
– Помочь? – слышу слабый смешок со спины, от которого мгновенно бросает в жар.
«Уже» – вздыхаю мысленно и хочу развернуться, но Воронов подходит раньше, обняв со спины.
– Это было жёстко, Манюх, – хмыкает мне в затылок, – какой, нахер, бордель? Обычная хата с почасовой оплатой. Мужик окочурился, проститутка сбежала.
– Была обычная, стала элитной, – фыркаю, чувствуя, как согреваюсь до отметки близкой к кипению. – А ты тут каким боком?
– Тебя искал. По ощущениям – всю жизнь…
Делаю шаг вперёд, выскальзывая из его рук, и смотрю с безграничным удивлением, поражаясь даже не тому, как он может нести подобную ванильную чушь с серьёзной миной, а тому, как сильно она меня цепляет.
– Романтично, не? – уточняет, невинно хлопая ресницами.
– В квартире с почасовой оплатой? – у меня такая широкая искренняя улыбка через всё лицо, что его слегка перекосило. – Ну да, ну да… – добавляю пространно и обхожу его, похлопав по плечу.
– Взяла и всё испортила, – вздыхает удручённо и тут же оказывается рядом, спрашивая весело: – Домашнюю работу сделала?
– На троечку, – признаюсь честно, – вырубило где-то на распластавшейся под лестницей молодой женщине со сломанной шеей.
– Ты сегодня ещё циничнее меня… – тянет с наслаждением, закатывая глаза в порыве экстаза.
– Я голодная и холодная, а ты мешаешь, – отвечаю ворчливо и приветливо распахиваю входную дверь, оценивая покупателей. – Добрый день, проходите, осматривайтесь.
– Нам сказали, тут бордель был, – сурово говорит женщина, брезгливо морщась от соприкосновения подошвы ботинка с полом.
– Чего только не придумают, чтобы отпугнуть конкурентов! – говорю с улыбкой, слегка качая головой. – И тем не менее, ты поднялась, ханжа старая, – бурчу себе под нос, когда она отходит.
Воронов давится смехом, снимает с себя пиджак и накидывает мне на плечи.
– Сунь руку в правый карман, – шепчет на ухо.
– Если там презерватив или какая-нибудь мерзость, я тебя убью, – предупреждаю сурово и ловлю на себе самый честный взгляд в мире. – Ладно…
Сую руку и нащупываю горсть крошечных сушек. Воронов подмигивает и идёт окучивать моих клиентов, на раз-два справившись лично со мной.
«Кто этот милый парень и куда он дел заносчивого кретина, с которым я сталкивалась лбами четыре года?» – впадаю в глубокую задумчивость, похрустывая ванильной сушкой.
Смотрю, как меняются люди в квартире, но даже не прислушиваюсь, пока он не появляется в дверях кухни.
– Вроде все прошли, – говорит с улыбкой, – погнали, Манюх?
– Да я и пригрелась, и поела, – отвечаю вяло, разглядывая его красивое лицо с довольно крупным прямым носом, который, как ни странно, лишь прибавляет мужественности.
– Ты слопала мой завтрак, так что имей совесть, – во взгляде укор. Подходит, обнимает за плечи и ведёт к выходу. – Кстати, я на такси.
– Так вот почему ты такой обаяшка, – фыркаю весело.
– Я обаяшка? – переспрашивает с ухмылкой.
– А, не, показалось…
– Поздняк, Марь Санна, комплимент засчитан. Рули в ресторан, Степан там с талмудом из Росреестра, пройдёмся по всем владельцам, посмотрим, не пропустили ли кого.
– Да, я заметила, что ты не со смерти старухи ведёшь… как же это ты так опростоволосился? Самые сладенькие сделки проворонил.
– Каламбурист ты, Манюха, от Бога, – говорит с чувством, – но да, проворонил. Подключился пять лет назад, бесстыдно уведя клиента у твоего Елисеева.
– Даже так! – округлила глаза, продолжая смотреть на дорогу.
– Прикольно, да? – хмыкает Миша. – С чего бы ему отказываться от такой возможности вернуть себе свой золотой домик? Вообще ничего делать не надо. Пара юристов, пара подписей, пара инстанций, пара бригад, для сноса и для стройки. И все они у него на быстром наборе, после скорой, потому как оттяпать такой лакомый кусочек – не у каждого сердечко выдержит. Но он послал.
– Но он послал… – повторяю эхом. – А у тебя закрались обоснованные сомнения, не подаст ли он месть холодной.
– В том числе, – отвечает задумчиво, – а вот напрягать стало ещё когда Соломатин рухнул с крыши. Скажи на милость, нахрена он вообще туда полез?
– Скажи сначала, как он туда забрался… – бубню тихо.
– Это-то, как раз, не тайна. Там чердак есть, но по нему только ползком перемещаться можно. И симпатичное окошко имеется, через него на крышу вылезть не проблема. Так, ладно, я понял: нужна более… углублённая экскурсия, – тембр его голоса резко изменился, став бархатным, а от намёков начали розоветь щёки. – Неспешная, с полным погружением и…
– Завязывай, – осадила строго.
– Я только во вкус начал входить, а ты уже приказываешь на выход… – буркнул недовольно, тут же хохотнув: – Дай закончить, не будь жестока.
– Ты, я смотрю, ботинки-то разносил… – замечаю ненавязчиво.
– Да мы в городе, – фыркает Воронов беспечно, – такси не проблема.
– Миша, Миша… – вздыхаю тихо, – язык твой – враг твой.
– Зато тебе он будет нежным другом, – молвит томно, с трудом сдерживая смех.
– Это даже не остроумно, – отмахиваюсь с ленцой, но всё равно тупо улыбаюсь.
Да, шутка идиотская. Да, сам он – настоящий придурок. Да, я влюбляюсь и ровным счётом ничего не могу с этим поделать. Крошечные сушки в кармане! Откуда они там вообще взялись, это нечестно… я была слишком голодна, он застал меня врасплох!
– О чём замечталась, Манюх? – спрашивает весело.
– Вспоминаю, как раскрошила одну сушку во второй карман твоего дорогущего пиджака.
– Не гони, – хмыкает самодовольно, – если бы ты запустила в него свою ручку, непременно бы заинтересовалась тем, что там лежит.
– Там только крошки, – заявляю уверенно, внутренне сгорая от любопытства.
– А ты хороша… – тянет задумчиво и лезет в карман пиджака, который пристроил на своих ногах, а потом выдаёт довольно: – Не, всё на месте.
– Что там? – выпаливаю, бегло оборачиваясь.
– Так я тебе и сказал! – фыркает злорадно.
– Тебе столько, пять?! – возмущаюсь, резко перестаиваясь.
– Трижды два, – отвечает странно и серьёзно. – Шесть.
– Эту шутку я не поняла…
– А потому что это и не шутка… – продолжает говорить загадками и тут же переводит тему: – Так, ладненько. Обедаем, забираем распечатки и торопимся в наше гнёздышко. Аж зудит всё как хочется поскорее окунуться в атмосферу томящего ожидания.
– А это как понимать? – совершенно перестаю поспевать за его мыслью.
– А я не говорил? – уточняет невзначай. – Мы с ночёвкой, – собираюсь возмутиться, но он сбивает с мысли, поиграв пальцем с одним из крошечных сердечек на моём браслете: – Миленько.
Оставшуюся дорогу рулю на автопилоте, погрузившись во мрак воспоминаний.
Больница, первый выкидыш. Слёзы градом, я не была готова к такой жестокости судьбы, но врачи уверяли, что подобное случается довольно часто, что всё будет хорошо. Нужно лишь выждать, дать организму восстановиться, попробовать снова. При выписке, на стойке медсестёр, мне пожелали удачи и подарили первое сердечко, серебряного цвета, простецкое, но значащее слишком много.
Странно, но именно оно помогло смириться с утратой. В первый раз.
Во второй я испытала дикую обиду, но взяла его, прицепив на браслет, на котором, как я думала, навсегда останется лишь одно.
В третий накрыло волной отчаяния. Что, если будут ещё? Я не выдержу, просто не смогу.
Смогла, выдержала, с раздражением взяла сердечко и сказала себе – это последнее. И пришла ещё, со злобой внутри, с обидой, с обвинениями в пустоту.
Надо было остановиться… мама отговаривала, ругала, умоляла, убеждая, утверждая, что это не мой мужчина, что мы биологически не подходим друг другу, мой организм не принимает его.
Но я не послушала и повесила последнее, шестое, после которого приняла самое тяжёлое решение в своей жизни – перевязать маточные трубы и сохранить себе жизнь, потому что точно знала – не остановлюсь, не смогу. Буду испытывать судьбу снова и снова, надеясь до последнего вдоха.
И ни разу после этого не сняла браслет с руки, в какой-то момент перестав его замечать, слившись с ним.
– Манюх, чё скисла? – преувеличено бодрый голос Воронова кажется издевательским.
– Представила, сколько времени с тобой придётся провести, пока разбираемся, – отвечаю язвительно, высматривая место на парковке.
– Боишься, что долго не сможешь противостоять моему обаянию? – хмыкает на столько самодовольно, что хочется ему врезать.
В основном потому, что он прав.
– Боюсь, в доме станет на одну смерть больше ещё до продажи… – тяну певуче, ловко паркуясь в узком пространстве и блокируя двери с его стороны.
Мелочь, а приятно.
Разворачиваюсь, чтобы он видел мою искреннюю улыбку относительно его положения, выхожу и смотрю, как он корячится в салоне, перемещаясь на водительское место.
– Проверяешь возможности моего тела? – спрашивает озорно, захлопывая дверцу и нажимая на мой палец, лежащий на кнопке на брелке. – Готов продемонстрировать в более интимной обстановке…
Разворачиваюсь и капитулирую в ресторан, краснея от собственных мыслей, настырно лезущих в голову.
Степан уже сидит за столиком и лениво жуёт стейк, запивая шампанским из высокого бокала.
– Однако, – бурчу в сторону, практически не шевеля губами.
– Аристократ, – слабо хрюкает Воронов и немного ускоряется, подходя к столику на пару шагов раньше меня. – Стёп, печень тебе привет передавала.
– Чья, твоя? – хмыкает, поднимаясь и протягивая ему руку. – Мария, рад встрече.
Берёт мою руку в свою, переворачивает тыльной стороной и целует, продолжая смотреть в глаза.
– Взаимно, – жеманничаю, давя рвотный рефлекс.
Воронов заказывает глаза за его спиной и складывает пистолет из пальцев, приставляя к своему виску и имитируя выстрел.
Отвожу взгляд от обоих, пытаясь не улыбаться. Должно быть, выглядела смущённой, потому что, когда села и вновь посмотрела на Степана, на его лице играла довольная ухмылка.
– Маша, Вы могли бы попросить меня лично, – говорит Суриков, пододвигая ко мне папку, – исключив лишних посредников.
Так это я, выходит, об одолжении попросила? Миленько.
– Он всё равно был мне должен, – отмахиваюсь, наступая под столом Воронову на ботинок.
– Простите мне мою назойливость… – продолжает Степан, – но, разве это на столько необходимо? Прослеживать всех владельцев дома с момента постройки.
– А в этой папочке все владельцы? – на моём лице появляется блуждающая улыбка. – Росреестр функционирует лишь с 2008 года.
– Обижаете, Маша, – хвастливо вскидывает подбородок Степан. – Я нашёл всех. Впрочем, это было несложно, дом долгое время принадлежал лишь двум гражданам, прежде чем пошёл по рукам. Так к чему это?
– Вы правы, необходимости нет, – слабо киваю, прикрыв глаза. – Но я люблю делать всё основательно, оставшись со своим клиентом взаимно удовлетворёнными результатом.
Ну прям по школе Воронова пошла, сверля Степана взглядом. Но ответ пришёлся ему по душе.
– Не возражаете, если я поем? – спрашиваю, открывая меню. – Наелась сухомятки с голодухи, а хочется чего-то поизысканнее…
– Разумеется, – хмыкает Суриков.
«Ай!» – приходит сообщение от Воронова через полминуты.
– Ай! – повторяет громко и обиженно, когда мы выходим из ресторана, оставив Степана заливаться шампанским.
– Зато клиент доволен, – пожимаю плечами, даже не думая прятать ухмылку.
– Харя у него треснет от таких удовольствий… – ворчит себе под нос.
– Давно вы знакомы? Общение явно неформальное, – вспоминаю ремарку о печени.
– С института. Мы с ним, можно сказать, школу жизни вместе прошли, – отвечает, останавливаясь у машины. Представляю, что там за обучение было… – Ты же не заставишь меня вновь проходить через это унижение, правда?
«Через это – нет…».
– Униженный, – фыркаю, садясь за руль. И повторяю уже при закрытых дверях: – Да что ты знаешь об унижениях…
Прогреваю двигатель, выезжаю, останавливаюсь, но, чуть только он протягивает руку, плавно трогаюсь, продвигаясь на десяток сантиметров.
Должна признать, выдержка у него что надо. Он вышел из себя лишь на пятый раз.
Обошёл машину со свирепым лицом, открыл дверцу с моей стороны, пролез в салон и отстегнул меня.
– Эй-эй… – запаниковала, когда он потащил меня из моей же машины, прихватив мобильный из подставки.
– Эй-эй, – передразнил с ехидной моськой.
Присел, перекинул через плечо, и, не давая опомниться, понёс к багажнику.
– Сдурел?! – взвизгнула, когда он усадил меня в него.
– Звони, если начнёшь задыхаться, – ответил с ухмылкой.
Кинул мне телефон к груди, а пока я его ловила, задрал мои ноги, разворачивая всем телом внутри багажника.
Я замерла с открытым от возмущения ртом, он схватился обеими руками за дверцу, подмигнул и посоветовал заботливо:
– Голову пригни.
Тут же начал закрывать, я инстинктивно сгруппировалась и погрузилась в темноту.
– Придурок! – заорала что есть мочи.
Ну, думаю, сейчас потешится и выпустит. Ага, как же.
Машина пришла в движение, а я полезла в телефон, судорожно выискивая в записной книжке нужный номер.
– Мария! – обрадовался мне знакомый ДПСник, старый приятель бывшего мужа, которому я три месяца назад продала прекрасную трёшку в спальном районе за совершенно смешные деньги. – Чем обязан?
– Выручай, – вздохнула в динамик, уже чувствуя, как заканчивается кислород. – Но Андрею – ни слова.
– В чём дело? – посерьёзнел Виктор.
Я пояснила откуда мы выехали и куда держим путь и через пятнадцать минут неспешной езды в багажнике, через музыку, громкость которой нахально прибавил Воронов, вполне отчётливо услышала звук сирен.
Машина начала тормозить, перестраиваясь, музыка стихла, что происходило дальше я не слышала, но недовольное лицо Воронова, открывающего багажник, доставило мне массу положительных эмоций.
– Руки за голову! – заорал Витя, держа его на мушке.
– Серьёзно? – скривился Воронов, обернувшись на него через плечо.
Виктор бросил на меня вопросительный взгляд, а я с улыбкой свесила ноги из багажника, протягивая руку и позволяя себя героически освободить.
– Спасибо, дорогой, с меня должок.
– Могу его мордой в землю ткнуть, – сказал тихо, поглядывая на поджидающего в сторонке Воронова.
– Да я, вроде как, сама напросилась, – вздохнула, попрощалась и села за руль.
– Приятно, что ты это осознаёшь, – язвительно заметил Миша.
– Слух у тебя… – подивилась, бросив на него быстрый взгляд.
Сидит, зараза, довольный.
– Я думала, домом только старуха владела, до всех этих напастей, – вспомнила о деле, а он полез на заднее сиденье, за папками.
Пошелестел бумажками и буркнул:
– Я, кстати, тоже. Первый владелец – тип по фамилии Майер.
– Немец, что ли?
– Хрен его знает, но зовут Коленькой, по батюшке Сергеевич. Звали. Губарёвой дом достался по завещанию.
– Класс… – протянула недовольно.
Терпеть не могу недвижку по завещанию, вечно там недовольных волей усопшего толпа.
– Да ладно тебе, – фыркнул Воронов, – столько лет прошло, а до сих пор никто не объявился.
– Уверен? Может, призрак там уже давно поселился.
– Старухе было двадцать семь, когда она вступила в наследство. Этот призрак должен скрипеть суставами. Да и… в чём прикол? Пока я вижу только два мотива – слить меня (а теперь ещё и тебя) с рынка или уронить стоимость дома на столько, что его сможет купить простой смертный.
– Последнее, кстати, может случиться довольно скоро. Андрей говорил, что начали захаживать психи со своими приблудами.
– И это весьма любопытно, не находишь? Забор на столько высокий, а территория на столько большая, что самого дома почти не видно, если, скажем, просто проходить мимо по улице.
– Там столько народу побывало, из служивых… – поморщилась, наблюдая через лобовое стекло, как надвигаются чёрные тучи. – Плюс скорая, соседи. Один сказал другому и пошло-поехало.
– Но раньше-то никто не лазил, – продолжил настаивать Миша непонятно на чём. – С чего бы психам вдруг активизироваться?
– До психов только дошла молва, – парировала без особой охоты. – Это важно?
– Пока не знаю, просто люблю придираться, – хохотнул весело и подался вперёд, глядя на небо через лобовое стекло. – Погодка – шик.
– Считаешь? – состроила рожицу, видя, как гнутся деревья от порывов ветра.
– А чё? Романтика.
– Где ты и где романтика… – буркнула, въезжая в деревню.
Воронов слабо хмыкнул и ответом меня не удостоил, помалкивая, пока не прошли в дом.
– Стой тут, – сказал тихо.
Первым делом я щёлкнула выключателем, удостоверившись, что неполадки со светом устранены, он быстро пробежался по дому, вновь заставив люк под столом посудой, закончил осмотр второго этажа и спустился вниз с видом владельца.
Руки в карманах, озорной взгляд исподлобья, ухмылка, неспешный шаг. Внутри меня штормит похлеще, чем за окном.
– Ну что, Манюх, – говорит со смешком, – откуда предпочтёшь начать осмотр? Сверху или снизу?
– Чердак, – брякаю, скрестив руки под грудью, – просто покажи мне чердак.
– Пойдём, – отвечает обычным голосом и взгляд тут же меняется, становясь почти равнодушным.
Кивает на лестницу, возле которой замер, и просто смотрит, как я иду к нему, привалившись к перилам.
– Ты красавица, – почти шепчет, когда я делаю шаг на ступеньку, – не помню, говорил ли вслух.
Трусливо ускоряюсь и почти взлетаю на второй этаж, торопливо следуя по коридору между комнатами.
– До конца и остановись, – говорит мне вслед.
Дохожу до окна, задираю голову и вижу небольшое углубление в потолке, с ручкой.
– Чуть в сторону… – слегка отстраняет меня одной рукой, подпрыгивает, хватается за ручку и опускает люк весом своего тела.
Сказать, как он при этом выглядел? Сердце ёкнуло, вот как.
Начинает выезжать телескопическая лестница, он опускает её почти до пола и разводит руки в стороны:
– Вуаля. Полезешь?
– Посмотрю, – киваю сухо и скидываю туфли, начав подъем.
– У меня сегодня день рождения… – бормочет снизу, когда мой зад оказывается выше уровня его головы.
– В апреле, девятнадцатого, – отвечаю, осматривая узкое пространство от пола до крыши.
– Приятно, что ты помнишь, Манюх! Ну, что там?
Беру дохлую мышь за хвост и швыряю вниз.
– Несносная девчонка! – ржёт Воронов, довольно чувствительно прикладывая пятерню к моему заду.
– Воронов! – рявкаю сверху. – В апреле! Девятнадцатого!
И своим истеричным криком бужу какую-то птицу, с удобствами устроившуюся на тёплом чердаке. Она внезапно выпархивает прямо перед моим лицом, хлопая крыльями, я дёргаюсь назад, нога соскальзывает на лестнице, проваливаясь в пустоту, я ухаю вниз, но благополучно приземляюсь в крепкие объятия.
– Сегодня точно апрель, – улыбается Воронов, – девятнадцатое.
– Миш, пусти… – отвожу взгляд, тянусь ногами к полу.
Он тут же ставит меня на бренную землю и лезет наверх.
– На ворону похожа, – констатирует из проёма и забирается весь.
Через минуту слышу, как открывается окно, а ещё через время вижу, как он опускает ноги в люк, виснет на руках и спрыгивает вниз, слегка присев.
Вот обязательно выделываться? Я и так тут еле дышу…
– Оставим окно до дождя, – говорит, убирая лестницу и отряхивая колени.
– А как птица туда вообще попала? – тяну задумчиво и он вновь опускает лестницу, бормоча:
– Хороший вопрос… давай за мной, поработаешь осветителем.
Воронов забирается на чердак, я просовываю лишь голову и громко хихикаю, глядя на то, как он ползёт на четвереньках.
– Манюх, я чёт не понял… Хочешь сама поползать? Я не прочь. Я очень даже за! Как представлю, какие мне виды откроются, дыхание перехватывает.
– Ползи-ползи, – хмыкаю, включая фонарик на телефоне. – Отлично получается.
– Прозвучит странно, но поза для меня привычная… – бормочет себе под нос. Только намереваюсь прокомментировать, как он резко меняет тему: – Тут довольно ощутимая щель между полом и крышей. Похоже, на ремонте сэкономили.
– Полы не вздулись?
– Неа.
– Значит, что-то закрывает дыру с улицы по время дождя… статуя? Сунь руку, пощупай.
– Мне нравится твоё предложение только вне контекста, – замечает ворчливо и разворачивается, ползком перемещаясь обратно.
– Ты так глупо выглядишь, – говорю с удовольствием, широко улыбаясь.
– Прям как ты, ныряющая в багажник, – отвечает со смешком.
– Ты применил грубую мужскую силу, это нечестно и вообще, низко, – говорю с достоинством, вскидывая подбородок, и тут же начинаю спускаться, потому как он приближается слишком быстро.
Дожидается, когда я спущусь, виснет из люка на руках, а я говорю невзначай снизу:
– Потолки почти три метра, не выпендривайся. Я прониклась ещё в прошлый раз.
– Слава яйцам… – бормочет, пристраивая ноги на лестницу и начиная спускаться как нормальный человек, а не герой комиксов о супергероях, – кажется, я потянул сухожилие.
– Придурок… – качаю головой с блуждающей улыбкой.
«Но милый» – вздыхаю мысленно.
«С чего бы?» – уточняет голос разума.
«Пошёл ты…» – отвечаю ему певуче и, разумеется, про себя.
– Пойдём бумажки ковырять? – спрашивает Миша с улыбкой, закрыв лаз на чердак.
***
– Охо-хонечки хо-хо! – издаёт победный клич Воронов и я тут же отрываюсь от чтения.
– Что нашёл? – спрашиваю заинтриговано.
– Майер – чувак, по проекту которого построили этот дом. Выдающийся архитектор, по словам психа.
– Юницкий? – уточняю, хотя и так понятно.
– Ага. Почитай его показания.
– Андрей говорил, цитирую, «дифирамбы дому-убийце».
– На счёт дифирамб согласен. Но он мне и самому нравится, если не брать в расчёт ремонт. Несовершенное совершенство… так, ладно, это лирика. Кстати, о лирике…
– Миша-а-а-а… – зову нараспев, – не отвлекайся.
– Я пока и не сосредотачивался…
– Воронов, твою налево! – говорю строго, бровки хмурю, а он пялится с умилением. – Да ну прекрати уже, это даже не смешно…
– Ох, Манюха, знала бы ты что сейчас в моей голове происходит… так, ладно… давай с самого начала. Обратила внимание, что участок под домом Майера в два раза меньше?
– Губарёва имела в собственности соседний участок, – киваю с серьёзной миной.
– Имела… а не могла выразиться по-человечески? – бубнит себе под нос. – Так, ладно… имела, так имела, – я стоически выдерживаю непроницаемое выражение лица, а он продолжает: – Молодая женщина получает в наследство соседний участок и дом, в котором в последствии проживает, по крайней мере, в преклонном возрасте, раз уж тут скончалась. О чём нам это говорит?
– О том, что на старости лет её потянуло к земле, – отвечаю едко.
– У меня в голове нарисовалась другая картина…
– Какая? – спрашиваю со смешком.
– Любовь, – слабо пожимает плечами самый язвительный мужик из моего окружения, говоря абсолютно серьёзно. – Думаю, есть резон встретиться с Губарёвым. Я начинал с Лунева, ему продали Васнецовы, купившие у Губарёва, но среди бумаг остались его паспортные данные, телефон выяснить – не проблема.
– И зачем нам это?
– Марь Санна, а как же твоё стремление удовлетворить конечного заказчика? – округляет глаза, пялится на меня в «искреннем» недоумении.
– Я сейчас удовлетворю себя и сделаю тебе какую-нибудь пакость, – отвечаю честно.
– Услышал только начало и страшно проникся перспективой, – говорит быстро, подавшись чуть вперёд, ко мне, ближе.
– Так, ладно… – бормочу, невольно копируя его. Беру чистый блокнот и пишу, озвучивая: – Разговор с Губарёвым о его бабке.
– Погнали дальше, – с облегчением выдыхает Воронов. – Губарёв вступил в наследство и продал дом Васнецовым, те – Луневу, и всё через фирмочку, в которой ты работала.
– И тут появился ты, – закатываю глаза, а Миша вздыхает:
– И тут появился я.
Его томные вздохи напрягают, я прищуриваюсь и спрашиваю осторожно:
– Как ты во всё это влез?
– Вопрос своевременный, но отвечать на него мне страсть как не хочется, – морщится Воронов. – Опустим?
– Залупу тебе на воротник, – отвечаю резко, – рассказывай.
Глаза его округляются на столько, что кажется, будто они вот-вот выпадут. Присовокупить к этому совершенно идиотскую улыбку и неловкое молчание, но, я уже сказала…
– Просто расскажи, – морщусь, отводя взгляд.
– Марь Санна, ты ли это? – спрашивает медленно. – На воротник? Я не ослышался?
– Ты помнишь, что приехал на моей машине, да?
– Такси сюда – не проблема, – отмахивается вяло, – но… мне не показалось, правда ведь? Просто скажи…
– Да Господи Боже! – взрываюсь, потрясая бумагами в воздухе. – Ну, вырвалось! Обязательно акцентировать?!
– Не злись, не порть кайф, – отвечает с мягкой улыбкой.
– Рассказывай, Миш, или я поехала, – отвечаю спокойно.
– Шантаж – последнее дело… – бурчит недовольно и тянет время, задумчиво глядя в окно. Лишь только получив невежливый тычок пальцем в бок начинает говорить с неохотой: – Короче, была у меня невеста. Дальше продолжать или догадалась?
– Ща, погоди, кофеёк допью и посмотрю, что там на гуще, – кривлюсь в ответ.
– Была и сплыла, – подытоживает хмуро. – Решила, что дряблая жопа и мешок бабок лучше, чем подтянутый, но голый, зад.
– Да брось, пять лет назад ты уже был успешен, – говорю с укором.
– Успешен и несметно богат – охереть какая разница, Манюх.
Воронов старательно хмурится, глядя поверх моего плеча, и я чувствую, что это далеко не конец истории: напряжение, скопившееся вокруг него, ножом скоро можно будет резать.
– Выходит, ты ему просто отомстил? – спрашиваю, устав ждать продолжения.
– Ну… не просто, – отвечает, старательно напуская тумана. – Я увёл у него самый значимый объект на тот момент, потом обратно свою бабу, только чтобы самому бросить её через месяц, а потом… тебя.
– Чего?! – воскликнула возмущённо.
– Того, – проворчал неохотно и сполз по дивану, на котором мы обосновались, приняв расслабленную позу. – Если честно, я рассчитывал начать раскрывать карты несколько позже, но ты настырная, как стадо баранов…
– Если ты надеешься отделаться общими фразами – не трать моё время, – сказала сурово.
– Мы общались, – тут же начал рассказывать. – Не могу сказать, что прям дружили, скорее, бухали вместе. У меня свои мотивы, у него – свои.
– Детали, – перебила невежливо.
– Я – молод, он – опытен. Каждый взял своё от этой коллаборации.
– Конкретнее…
– С меня – девки, с него – сделки, – процедил сквозь зубы.
– Теперь понимаю, – кивнула невозмутимо. Подробности его похождений слушать совершенно не хотелось, как и ему их рассказывать, поэтому я добавила поспешно: – Погнали дальше.
– Каких-то там девок ему оказалось мало, он позарился на мою. А я сделал то, что могло зацепить его – увёл клиента.
– Я тут при чём?
– Ты… ценный экспонат, – Воронов повёл плечом и наконец-то посмотрел мне в глаза, улыбнувшись. – Помимо светлого ума, железной хватки и здорового цинизма, жена подающего надежды следователя в Следственном Комитете, а это кладезь информации, я сам на тот момент уже прочухал все прелести. И я подкинул тебе идею о том, что ты можешь справляться сама.
– Мне муж, вообще-то, намекнул… – бубню тихо.
– А ему – Матвей Кондратьев, сослуживец мой, а его – коллега. Помнишь свою первую квартиру? Ты тогда ещё даже не уволилась… настоящий притон наркоманов, четыре человека отравились бодяженным героином.
– Отлично помню, – чеканю в ответ, хмуро глядя на него. – Ты кем себя возомнил, а? Властителем судеб?
Смотреть на него стало тошно.
Поднимаюсь, хватаю сумку и иду на выход.
– Нет! – говорит громко, нервно. – Нет, Маш, нет! Да постой ты, блин… – догоняет, за руку хватает, удерживая, сам передо мной просачивается, в глаза заглядывает. – Ничего такого. Просто ты… он бы так и пользовался, понимаешь? Зарплата мизерная, а работала за десятерых. Я год на всё это смотрел. Год! Дело даже не в том, что он у меня бабу увёл, хрен с ней, я предложение сделал только потому что мать зудела…
Воронов шумно выдохнул и замолчал, продолжая гипнотизировать меня взглядом. Такой искренний, такой трогательный… руку мою наминает, даже не замечая этого. Разве можно так играть?
– Манюх, ну? – он улыбнулся, окончательно растопив лёд моего сердца. – Я правду сказал, не юлил. Пять лет тебя знаю и… ты сразу мне понравилась. Сразу. Хотел приударить, но там… я ж не слепой, видно же, что мужа любишь. Да и… муж. У меня, может, с головой не всё ладно, логика своеобразная, моральных ценностей не полный набор, но и классические мне не чужды. Не уходи, прошу. Да и… ну что я такого сделал? Помог тебе осознать, что ты способна на большее, только и всего. Елисеев – мудила конченый, рано или поздно ты пришла бы к тому же выводу, я лишь подсказал возможное направление.
Дышит часто, во взгляде тревога, граничащая с лёгким безумием. Не нужно быть ясновидящей, чтобы понимать – признание далось ему с трудом.
А ещё… сам того не зная, пять лет назад он выдернул меня из пучины отчаяния, погрузив с головой в работу, в новую, непривычную среду, на которой можно было сосредоточиться, забыв о личном, страшном. Спас от безумия, от депрессии.
А я стою тут вся из себя оскорблённая.
Облизываю пересохшие от волнения губы и говорю то, что должна была сказать с самого начала:
– Спасибо.
– Красива, умна, адекватна… – выговаривает осторожно. В глазах мелькает озорной чертёнок, а на губах появляется слабая блуждающая улыбка, притягивая к ним мой взгляд. – Снишься, что ли?








