Текст книги "Душа в обмен на душу (СИ)"

Автор книги: Татьяна Семакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Всем спасибо, можете сворачивать декорации! Детей не забудьте вернуть соседям!

– Придурок… – смеюсь беззвучно и осуждающе качаю головой.

– Вставай, нам пора, – говорит с ухмылкой, протягивает руки, за которые я тут же хватаюсь.

– Куда? – спрашиваю с любопытством.

– Сюрприз… – отвечает туманно.

Сажает в машину и заставляет закрыть глаза, прилаживая поверх свой галстук, прихваченный из квартиры.

– Чур не подглядывать, – говорит строго, – или поедешь в багажнике.

– Хоть намекни… – отвечаю ворчливо.

– Неа, – хмыкает самодовольно и трогается с места.

Едем относительно недолго… Относительно вечности, блин! Я вся извелась!

Он останавливается, выходит, помогает мне и ведёт дальше, подсказывая, где надо шагнуть повыше, а где – пошире. Стебётся, конечно, асфальт сменился идеальным газоном, плотным и упругим, не было ни единой преграды, но я старательно выполняла все условия, приняв правила игры. Подписалась уже, поздняк рыпаться.

– Я надеюсь, когда-нибудь ты полюбишь меня так же сильно, как и его… – начинает туманно.

– Андрюша? – мямлю нерешительно и протягиваю вперёд руки, ощупывая воздух.

– Ай! – восклицает возмущённо. – Это жестоко!

Ухмыляюсь и перемещаю руки, нащупывая ворот его рубашки. Тянусь, целую и возвращаюсь на исходную.

– Где мы? – спрашиваю, взяв его за руку.

– У нашего дома, – отвечает со смешком. – Угадай.

– Кар-кар! – услышала громкое откуда-то сверху, прыснула и сняла повязку.

– Вот мерзавка! – возмутился Миша и показал птице кулак, сверкнув на солнце печаткой.

Она тут же поднялась со статуи в воздух, пикируя вниз, Воронов убрал руку и сказал с достоинством:

– Я не желаю войны! – она развернулась, покружила в воздухе и вновь села на статую. – То-то же…

– Да начхать ей на тебя… – пробормотала я и выхватила из его руки ключи от своей машины.

– Куда?! – рявкнул Миша вслед.

– Стой там! – крикнула, не оборачиваясь.

Вернулась через минуту с верёвкой и потащила его за собой в дом.

– Я надеюсь, ты хочешь воплотить в жизнь какую-то извращённую сексуальную фантазию! – рыкнул грозно. – А не то, о чём я подумал!

Я остановилась на лестнице и сказала повелительно:

– Либо так, либо я не выйду за тебя.

– Охереть, – буркнул недовольно и около получаса вязал на моей талии верёвку, проверяя её надёжность.

– Если бы я могла родить, то уже это сделала! – не выдержала, начав нервно лупить ладонями по его рукам.

– А напомни-ка, на кой хер ты опять туда лезешь? – уточнил ненавязчиво.

– Проверить теорию, – ответила важно и полезла через чердачное окно на крышу. – Держи верёвку натянутой…

– Без сопливых! – воскликнул нервно, а я начала осторожно перемещаться по крыше.

И не менее осторожно сползать по черепице вниз, туда, где была статуя. Где любила сидеть ворона. Где она свила своё гнездо.

Сделала снимок на мобильный, стараясь не смотреть вниз, и крикнула сдавленно:

– Тяни!

Одна бы не справилась, но, к счастью, я теперь не одна.

Потный больше от внутреннего напряжения, чем от ощутимой физической нагрузки Воронов встретил меня хмурым взглядом.

– Я знаю, зачем сынок Соломатина полез на крышу, – осчастливила его своей лучезарной улыбкой и продемонстрировала фотографию гнезда.

– Вот куркуль! – возмутился и восхитился Воронов, разглядывая снимок. – Откуда она всё это натаскала?..

Золотые цепочки с подвесками и крестами были плотно вплетены в гнездо. Мелькали и кольца, и монеты, оно буквально сияло изнутри. Но мне была интересна лишь одна вещичка – позолоченная медаль за трезвость, которую Соломатин, по словам Суслиной, не выпускал из рук.

– Парня убила птица, – пожала плечами, разгадав последнюю загадку.

– А ты всё-таки нашла свой клад, – хмыкнул Миша.

Заглядываю в его зелёные глаза со всей нерастраченной нежностью, что копилась во мне годами, говорю со слабой улыбкой:

– И смотрю на него прямо сейчас.

Эпилог. Миша. Три месяца спустя

Когда-нибудь какой-нибудь жирный ублюдок сядет на мои розовые очки, неосторожно оставленные на соседнем сиденье скоростного поезда под названием «Абсолютное счастье». Когда-нибудь, но не сейчас.

Смотрю на Машку, на то, как она снуёт у плиты в одной моей футболке на голое тело, стараясь как можно быстрее накормить двух самых прожорливых двухлеток, мерзенько гундящих и путающихся под ногами, и ощущаю такой внутренний подъём, как будто взял первое место в триатлоне.

Толпа ликует, свистит, аплодирует, тренер с силой хлопает по спине, сдерживая скупую мужскую, сжимает мне плечо, впиваясь костлявыми пальцами, не выдерживает и шумно целует в губы, зажав моё лицо руками, прямо под объективами телекамер. Чувствую тяжесть золотой медали на своей шее, под широкой лентой, слышу хлопок открытой бутылки шампанского, ощущаю во рту его привкус.

Я пьян.

Влюблён до чёртиков, до трясучки, до покалывания в кончиках пальцев, которым вечно не хватает крови, она вся совершенно в другом месте.

– Александр! – слышу её строгий голос, режущий поток сознания.

Как она их различает? Один беглый взгляд и мелкий вредитель идентифицирован. С первого дня, с полпинка. Я, по первости, отличал только по одежде.

– Манюх… – зову тихо.

– М? – оборачивается через плечо, уставившись на меня своими льдинками.

Твою ж налево, какие у неё глаза красивые! Словно чистейшее горное озеро, в которое я ныряю изо дня в день, погружаясь всё глубже. Никогда бы не подумал, что буду мечтать оказаться на самом дне.

– Волнуешься? – улыбаюсь, голос до того приторный, что могу лишь подивиться, как у неё за эти месяцы задница не слиплась.

– Ясен пень! – восклицает возмущённо. – Минута промедления и эти троглодиты начнут грызть меня!

Язвит… кайф…

– Я пошутила! – взвизгивает, дёргая ногой. – Не пристраивайся! Сеня! Даже не думай, понял? Ещё раз меня укусишь, я… – выдыхает и говорит обречённо: – Да кого я обманываю, я ни черта не сделаю…

– Я помогу! – говорю решительно и встаю с видом супергероя. – Я знаю, что нужно делать. Доверься мне.

Маша оборачивается, окидывает меня взглядом, поджимает губы, пытаясь не улыбнуться, но быстро справляется с собой и спрашивает серьёзно и озабоченно:

– Думаешь, пора? Это крайняя мера…

– Уверен! Сегодня день нашей свадьбы, мы можем делать всё, что захотим! – отвечаю с запалом.

– Что ж… На счёт три. Раз, два, три…

– Ма-а-а-а! – тянем хором и обе тут же прибегают на крики.

– Вы больные? – спрашивает моя, оценив ситуацию и не увидев крови или, хотя бы, битого стекла под ногами.

– Орёте, как припадочные, – поддерживает будущая тёща, держа на руках избалованную до нельзя Пелагею. – К вам обоим детей близко подпускать нельзя! Мальчики, пойдёмте.

Процессия гордо удаляется, а я подкатываю к своей женщине, бесстыдно запуская руки под футболку.

– Фу, Манюх, трусики? – кривлюсь с отвращением, приспуская тонкое кружево большим пальцем.

– У меня оно есть, прикинь? – хмыкает в ответ, помешивая кашу одной рукой, а другой – омлет. Ибо её Величество Пелагея Михайловна предпочитает выбирать непосредственно перед трапезой. В отличии от пацанов, доедающих всё до последней крошки и требующих добавку.

– Абсолютно бесполезный предмет гардероба, – шепчу ей в шею, нежно целую, продвигаясь ниже.

Тесно прижимаюсь к ней своим прибором и вижу, с какой силой она вцепляется в лопатку, с остервенением копая бледно-жёлтую субстанцию. Чувствую, что завелась, сердце долбит так, что под ладонями на её животе ощущаю пульсацию, но конкретно в этом действии, в том, с какой силой она душит кухонный инвентарь, кроется подвох. Либо она едва сдерживается, чтобы самой не стащить трусики, либо…

– Если что-нибудь сгорит, я заставлю тебя побрить мошонку, – шипит злобно. – И только попробуй хоть раз почесаться.

Походу, второе. И, по идее, я должен был расстроиться, но могу лишь сдавленно ржать ей в затылок.

– Волнуюсь, – говорит тихо, выключает конфорки, откладывает лопатку и разворачивается, обхватывая меня за шею, заглядывая в глаза. – Сильнее, чем предполагала.

А я вот был спокоен до этой секунды! Теперь же её нервозность передалась и мне и, что самое обидное, даже не половым путём! Спасибо, блин!

– Да всё круто будет, – говорю уверенно, снисходительно улыбаюсь, целую её, чтобы глаза закрыла и не спалила страх в моих. – Быстрый секс, пока мы оба свободны?

– Решил порезвиться напоследок, кобель ты старый? – прищуривается на меня, пальцами под резинку трусов лезет.

Я и так был готов, но её нежные пальчики до исступления доводят. Хотя, должен заметить, подлянку я так же не исключал. С этой женщиной надо быть настороже двадцать четыре на семь.

Оттягивает резинку моих трусов и резко отпускает, бережно придерживая рвущееся на волю хозяйство подальше от зоны поражения.

– Ай! – всё равно возмущаюсь, хлопая её по ягодице.

Хотя, заботу оценил.

– Через полчаса приедет визажист, я ещё не мылась, а по-быстрому ты не умеешь, – раскладывает всё по полочкам с улыбкой, быстро целует и орёт, закрыв мне уши ладонями: – Завтрак!

«Простая, как хозяйственное мыло» – хмыкаю мысленно, но забираю свои слова обратно, заталкивая их себе так глубоко в глотку, что становится нечем дышать, когда я вижу её при полном параде. В классическом белом.

«Моя королева!» – взрывается в голове праздничный салют в честь дня Победы. Моей личной, над превратностями судьбы.

Смотрю на неё с восхищением, рот приоткрыл, вот-вот слюна капать начнёт, а вслух и двух слов сказать не могу.

– Ну? – спрашивает, не выдержав моего молчания, нервно разглаживая несуществующие складки.

– Накапай корвалола, а? – отвечаю сипло, закусывая нижнюю губу с такой силой, что чувствую привкус крови во рту.

Закатывает глаза и протягивает руку, которую я не отпускаю до самого ЗАГСа.

Накануне у нас состоялся серьёзный разговор. Пожалуй, самый серьёзный за все годы знакомства, самый волнительный, самый слезливый (еле сдержался, мужик я или где, в самом-то деле), но тянуть и дальше было нельзя.

– Манюх, мне тебе сказать кое-чё надо… – начал трусливо, завернув её в плед и подогнав бокал красненького.

– Да по твоим приготовлениям и так понятно, – фыркнула презрительно, шумно отхлебнула, на пару мгновений блаженно прикрыв глаза, и выдохнула, широко распахнув: – Готова.

Только рот открыл, только речь собрался двинуть, как она подняла руку и пробормотала:

– Погоди…

Выпила залпом всё (а налил я от души), передёрнула плечами и добавила сипло:

– Теперь готова. Пока ты будешь мямлить как раз накатит.

– Не так давно у меня состоялся разговор с твоим бывшим… – начинаю туманно, пытаясь приблизить обещанное «накатит», а она распахивает глаза в безграничном удивлении. – Он позвонил, не я.

– Всё чудесатей и чудесатей… – пропевает немного нервно. – И что же?

– Короче, суть в чём… – всё-таки начинаю мямлить, а Машка подленько ухмыляться. – Он же свою в Израиль возил, ну, ты знаешь…

– Миш, давай к сути, меня в сон чё-то клонит, – бросает хмуро. – И плесни ещё, мне прям максимально не нравится такой заход. Андрей сказал, всё прошло благополучно, Лиза идёт на поправку, но, если он соврал, клянусь, я ему что-нибудь отрежу и даже не пытайся меня остановить…

Пока она тараторит, я подливаю винишка и формулирую мысль.

– Ты можешь выносить, – отрываю пластырь с кровоточащей раны, а она выплёвывает на меня всё вино, которое успела набрать в рот, чтобы освободить его для возмущённого возгласа:

– Чего?!

– Не чего, а кого… – бормочу, слизывая каплю с верхней губы.

А ничё такое. Беру бутылку и хлещу из горла, прикрыв глаза. Маша терпеливо ждёт объяснений и я говорю уже спокойнее, членораздельнее:

– Он хранил все твои выписки, каждый анализ, все до единой бумажки, вообще всё. Клиника, в которой ты лежала последней – шарлатаны. Заболевание это в природе существует, но к тебе оно не имеет отношения, судя по тем же анализам. Плюс генетический тест, который они провели, липа. У них даже оборудования нет… и профессионалы это сразу поняли, они там такой херни понамешали… К слову, Андрюха с удовольствием накрыл всю контору, привлёк связи, поднажал, где надо… в общем, дело уже у прокурора. Так вот, израильские спецы сказали, что нужна лишь грамотная поддерживающая терапия. Риск выкидыша есть, сто процентов гарантию никто не даст, но, в целом, прогноз весьма обнадёживает.

Она молчала так долго, что от напряжения у меня начал подёргиваться глаз.

– Андрей вернулся два месяца назад, – говорит глухо, тихо.

– Ага, – брякаю, глядя на низкий столик.

Карандаши аккуратно собраны в коробку, на альбоме её каракули – тщетная попытка приобщить пацанов к искусству. Гораздо прикольнее было исчиркать диван, сломать все грифели и предпринять попытку засунуть их в нос. Машка ворчала, оттирая их художества, а я поржал. Классно было.

– И он сразу рассказал тебе… – продолжает вяло.

– Ага…

– И ты не сказал мне, потому что?..

Перевожу на неё взгляд и сердце сжимается. В глазах слёзы, нижняя губа дрожит и готова отпасть к полу в любую секунду. Точно пошлёт… на одной смазливой мордахе больше выезжать не получится. Ну, и что я буду без неё делать?

Беру ситуацию под контроль, пододвигаюсь, хватаю её за ногу, преданно заглядывая в её мутные от вставших слёз глаза, говорю с виной, с запалом:

– Потому что люблю тебя, Маш!

– Хороша любовь, раз от меня ты детей не хочешь! – бросает мне в лицо с обидой, моргает, злые слёзы по щекам катятся.

Ставит бокал на пол и тянется к кольцу с явным намерением его снять и швырнуть мне в лицо.

– Эй-эй, сдурела?! – перехватываю её руки с круглыми от возмущения глазами. – Я не хочу? Это тебе голоса в твоей голове сообщили?!

– Не вижу другой причины утаивать, – отвечает спокойно, на меня не смотрит и продолжает настырно и медленно освобождать свои руки.

– А как тебе такая? – уточняю ехидно. – Прости, Миша, поищу себе мужика без обременения!

Она замирает и переводит на меня гневный взгляд.

– Это ты ща моих детей обузой назвал? – уточняет деловито, выгнув правую бровь дугой.

Молчу и стоически пытаюсь не всплакнуть.

– Это ты сейчас так говоришь, а два месяца назад… – отвечаю ворчливо, стыдливо потупив взор, и тут же получаю качественный пинок. Спасибо, что не по яйцам.

Наступает тишина, которую я не решаюсь прервать.

– Я в последний раз чуть коньки не отбросила… – говорит задумчиво, поднимая свой бокал с пола и делая крошечный глоток. – И, в целом, у меня есть всё…

– А мне страшно до чёртиков тебя потерять, – выговариваю быстро и честно.

– Поженимся и обсудим, идёт? – Маша нерешительно улыбается, а я киваю:

– Идёт.

Выдыхаю и падаю головой на её колени.

Хер ли там обсуждать?

Свадебное путешествие мы не планировали, но, вылазку по проторённой Кириенко дорожке сделали. Бабок сольём немерено, но я как будто ради этого всю жизнь и впахивал.

Три месяца подготовки, уколы, от которых задница моей королевы приобрела благородный голубоватый оттенок, адовые перепады настроения, причём, не только у меня, но и у неё, от гормонов, клиника уже в Москве (тоже не ближний свет, но можно добраться без опасного перелёта), стаканчик в руку и предложение проследовать в уютный кабинетик для сдачи биоматериала.

Прохожу, представляю, сколько мужиков там тем же самым занимались, беру телефон и звоню по видео жене.

– Ну, как бы, Манюх… – говорю кисло, – атмосферка не располагает, знаешь ли.

Маша поджимает губы, но не выдерживает и начинает громко ржать. На столько, что я слышу её не только через гарнитуру в ухе, не только через дверь, но даже через вентиляцию. Стерео, мать её. Но, помогло. Делаю дело, отмахиваясь от мысли, что завёлся от того, что она надо мной насмехается.

Через две недели она суёт мне обоссаную палочку под нос, я молча подставляю ладонь, получаю пятюню, начинаю психовать. Если бы не дети и непривычная неудобная обстановка (пришлось пожить несколько недель в неуютной Москве), колпак бы сорвало сто процентов.

На УЗИ просим не говорить пол.

– А количество? – осторожно уточняет врач.

– Нет, – отвечаем в два голоса.

Тут предупредили, многоплодная беременность при ЭКО – обычное дело. А ещё затравили статистикой о том, что выживают не все, что могут поглотить друг друга… короче, хоррор какой-то. Нафиг-нафиг, за количеством мы не гнались, нам бы качество.

Машку штормило. Блевала она как в последний раз, по несколько раз на дню, всё остальное время сдерживала позывы. Худела, бледнела, но продолжала работать, заботиться о детях и тянуть на себе дом. Тогда я понял, какой я слабак.

Был и некий Рубикон.

– Сегодня я беременна на день дольше, – сказала тихо, боясь спугнуть удачу, светясь ослепительным внутренним светом от которого хотелось зажмуриться.

– Логично, – я иронично фыркнул и обнял жену, всё-таки прикрыв глаза и восхваляя все силы небесные, ведь сколько не ёрничай, отлично понимал, о чём она. Сегодня её самая длительная беременность.

На мой день рождения она милостиво разрешила мне пожарить себе стейк во дворе и там же его сожрать, почистить зубы, помыться под ледяной водой из шланга, переодеться и (так уж и быть) вернуться. От одного вида мяса её выворачивало наизнанку на протяжении всей беременности, так что жест я оценил. А ещё, как любящая жена, она подарила мне клетчатую фланелевую рубашку с баночкой нитроглицерина в нагрудном кармашке и научила Пелагейку ходить за мной по пятам с совком и щёткой, подметая воображаемый песок. Тогда я осознал в полной мере, что, если её не станет раньше меня, закроюсь в этом доме по примеру Майера.

Тем временем миновал первый триместр, тошнота постепенно начала отпускать, но начались боли.

– Нет повода для волнения, – увещевал врач, пятый по счёту. – Анализы в порядке, небольшая анемия, что тоже норма, скрининг отличный. Расслабьтесь, наслаждайтесь!

«Охереть ты умник!» – чуть не брякнул вслух.

– Полежал бы с моё в больницах, посмотрела бы на него… – бурчала Машка в лифте, держась за ещё плоский живот.

– Может, психосоматика? – задал, как мне казалось, резонный вопрос, но, по одному лишь взгляду жены понял, что рот свой открыл напрасно.

И начал молча ухаживать. Постельный режим преобладал, дети, дом, работа – на мне. Я не знаю, как я выжил, но тогда даже подумать об этом было некогда.

Начал расти живот, началось слабое шевеление внутри него, которое ощущала пока только она, я же догадывался по её слабой улыбке и слезам на глазах. Шевелятся, значит, живые. Как минимум один.

Но, настало и моё время. Мгновение, когда я почувствовал под ладонью пинок, навсегда останется в моей памяти как одно из самых охеренных в жизни. Что бы дальше не случилось.

Думал, когда придёт время везти её в больницу, когда передам её в руки специалистов, смогу немного выдохнуть. Наивный… я обгрыз ногти на пальцах рук, но, обгрыз бы и на ногах, если бы мог дотянуться не повредив спину.

Когда она позвонила, затаили дыхание даже дети и тёща. От последней у меня мозги разрываются через две минуты в одном помещении, о чём она никогда не узнает по многим причинам. И одна из них – она единственная женщина в моём окружении, называющая меня «Мишенька». А чё? Все любят, когда их гладят по шёрстке.

– Я всё, – сказала Маша вяло. – Вы…

– Мы в порядке, милая! – взволнованно запричитала тёща, а я поджал губы, сдерживая рвущийся смешок. – Как ты?!

– Вы… – вновь попробовала выговорить жена, но быстро сдалась, брякнув: – Сос.

– Выпотрошили, – подсказал охотно.

Тёща закатила глаза, мама хохотнула, а Маша облегчённо выдохнула.

– Сколько? – спрашиваю предательски дрогнувшим голосом.

– Все твои, – подленько фыркает жена в трубку.

– Блин! – начинаю раздражаться и хмуриться. – Мне к роддому телегу с соломой подогнать?! Сколько детей, Маша?! Сколько кресел надо?!

– Отстань, – ответила апатично. – Устала.

И повесила трубку.

– Коза, – прошипел сквозь зубы и промаялся ещё с неделю, пока их не выписали.

Вера, Надежда, Любовь. Ну, это я предложил, потому что символично, но был высмеян. Так что, Ярослава, Таисия и София (хоть тут продавил). Пилотками обложился по полной программе, от счастья своего окончательно кукухой поехал, вышел ночью на балкон с бутылкой шампанского в руке, и заорал, сорвав голос, перейдя на рык:

– Я победи-и-те-е-ль! Победитель! – и демонстративно откупорил бутылку, с хлопком, заливая себя и мрамор под ногами.

Вот только медали на шею не хватает. За трезвость. За Соломатинской, что ли, слазить?

Завыла соседская овчарка, чей голос я слышал впервые, а подкравшаяся со спины жена рявкнула вполголоса:

– Ты – придурок! Если проснётся хоть один, ты пожалеешь, что родился!

– Я победитель! – повторил взбудораженным шёпотом, развернувшись к ней.

Не выдержала и улыбнулась, прильнув к моей груди, обхватывая, словно я плюшевый, прижимаясь так тесно, что стало трудно дышать.

– Елисеев уже начал стройку в деревне? – спрашивает туманно, немного ослабляя захват аккурат в тот момент, когда у меня по всем признакам начала развиваться гипоксия.

– Нет, но готовится, – отвечаю, гадая, с чего вдруг такой вопрос. – Косов на него наседает, страсть как хочет поиметь свою дачку среди сливок нашего города. Лично мне пофиг, достаточно того, что он отвалил от тебя.

– Он отвалил, потому что беременная я была похожа на баржу, – отвечает жена со смешком.

Тактично помалкиваю.

На самом деле, пришлось поговорить с мужиком на его языке. Один батин дружок, плюс несколько его ребят, плюс кочерга из дома, который он так хотел… прикипел я к ней, в ладони лежит почти так же удачно, как грудь моей королевы.

Впрочем, в чём-то она права. К тому моменту, как его выписали из больницы, она изрядно покруглела. Очень сильно, если по чести. К концу срока я с трудом мог обхватить её двумя руками и слегка сдрейфил вообразив, что до конца своих дней буду перегибаться через её живот в попытке поцеловать.

– Комнат тут маловато… – продолжает жена мутить воду. Ухмыляюсь, жду продолжения. – Ценник сейчас на пике, но скоро рухнет…

– А как же любовь? – хмыкаю иронично.

Она отстраняется и смотрит на меня, как на идиота, отвечая язвительно:

– Это всего лишь дом, – и добавляет ворчливо: – Тут даже приведений нет…

Конец