Текст книги "Сын болотной ведьмы (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

15

Можно было сколько угодно притворяться, что я не знал, не хотел, не подумал. Или что понадеялся, будто она об этом не спросит. Лери? Я принимал ее за наивную девочку-дурочку?

Нет, я с самого начала знал, что так будет. Хотя и надеялся втайне, что удастся это обойти. Ну да, как мальчик-дурачок.

Конечно, я мог сказать лишь часть правды. Самый краешек. Да, записку нашел, забрал, но за ней не пошел. Зачем идти, если там никого не будет, буратино сам себе не враг, ночами по лесу шастать. Кто тебя подобрал, дорогая? Понятия не имею. Может, какой-нибудь сумасшедший, который под звездный дождь уже попадал раньше.

Кстати, а правда, если попасть под него один раз и выжить, иммунитет выработается?

Но если сказал А, теперь надо было говорить и Б. О том, что ее муж погиб, а я – некая сущность из другого мира, оккупировавшая его тело? Мозговой паразит? Вряд ли это обрадует ее и прибавит доверия ко мне. Впрочем, она может подумать, что звездный дождь все-таки свел меня с ума. Такой расклад меня тоже не слишком устраивал.

Если Лери выжила, но ослепла и потеряла память, значит, возможны варианты. Я предполагал, что с ней это случилось из-за беременности, которая как-то смягчила воздействие. Так, может, сказать, что я тоже потерял память, но не целиком, а местами-временами, да и помню лишь сами события, а не чувства? Куцое, конечно, объяснение и сразу тянет вопрос «а почему так?», но лучше, чем чистая правда.

Я уже открыл рот, чтобы сказать это, и тут Лери ответила на вопрос сама:

– Знаешь, я ведь думала об этом ночью. Кэрриган сказал, что это он меня нашел, и я удивилась: почему звездный дождь не подействовал на него. И мне в голову пришло, что, возможно, дело в колдовстве. Может, и на нем тоже какое-то заклятье. Я же не знала, что это был ты.

Я мгновенно оценил новый поворот темы. Наложила ведьма заклятье на Кэрригана, сделав его одной из пешек в своей игре, или нет, мне было безразлично. Вот уж к кому я не испытывал ни капли сочувствия. Даже если он вообще ни в чем не виноват. А вот касательно Гергиса и Лери… Если чары были на них обоих, почему она выжила, а он нет? Или все-таки дело в беременности, которая, наоборот, ее защитила?

Как бы там ни было, этот вариант показался вполне правдоподобным. Точнее, менее неправдоподобный, чем другие. И я уцепился за него, на ходу развивая тему.

– Я тоже думал об этом, Лери. Что дело в ее чарах. Из-за них мы с тобой не погибли. Но тебе досталось сильнее из-за беременности. А у меня последние два года – как в тумане. Что-то помню, что-то нет. А что помню – не могу объяснить, почему так поступал. Но, похоже, звездный дождь уничтожил это заклятье. Две силы взаимно погасили друг друга.

Слегка выпятив нижнюю губу, она схватилась за висящий на груди медальон и задумалась. А я смотрел на нее и невольно представлял, как поймал бы эту губу зубами и сжал слегка, поглаживая между ними языком. Для начала…

– Может быть, и так… – сказала Лери наконец, глядя куда-то на другой берег озера.

Фактически я обманул ее. Но… так было лучше. Для полной правды время еще не пришло. А может, и никогда не придет.

– Лери, – я взял ее за руки, – давай перечеркнем все это. То, что натворил я. То, что у тебя было с Кэрриганом. Ты не помнишь этого. Я… тоже почти не помню. Постараемся забыть и жить дальше. Ради Мариллы. Ради нас с тобой.

– Если бы получилось просто забыть, Гергис…

Глаза Лери снова налились слезами, и она закрыла лицо руками.

– Расскажи мне все, – я обнял ее и прижал к себе. – Что потребовала от тебя ведьма в обмен на помощь? Ведь ты же не просто так заговорила о внебрачных детях и о том, что они могут претендовать на трон? Кэрриган хочет именно этого, и ему нужна твоя поддержка, не так ли?

– Я не могу! – крикнула Лери, вскочив с бревна, но я заставил ее сесть обратно и стер слезы с щек.

– Почему? Не можешь сказать – почему? Что будет, если ты расскажешь?

– Когда мы вошли в дом, ведьма предложила вернуть мне или зрение, или память. На выбор, что-то одно. Я выбрала зрение. И тогда она сказала, что я должна помочь ее сыну. Если соглашусь, потом уже не смогу отказаться. А если откажусь… – она запнулась, но все же продолжила: – Если откажусь, то ослепну снова. Не только я, но еще и Марилла. И все мои дети будут рождаться слепыми.

– Вот как… – я убрал прядь волос с ее лица. – Ты согласилась, потому что не предполагала, как именно должна будешь помочь. Возможно, она тебя обманула, но вряд ли кто-то захочет такое проверить. На то и расчет. Послушай меня, Лери. То, что ты не можешь отказаться, означает лишь то, что ты должна участвовать в их плане. А вовсе не то, что не можешь мне об этом рассказать.

– А если узнает? – она зябко поежилась.

– Давай рассуждать здраво. Если б она была настолько могущественной ведьмой, чтобы знать, кто о чем говорит, Кэрриган давно уже был бы на троне. И не понадобились бы такие сложности. Расскажи, и мы вместе подумаем, что с этим делать. Поверь, я меньше всего хочу, чтобы ты и Марилла ослепли. И чтобы наши дети рождались слепыми.

Эти мои слова заставили ее опустить глаза и порозоветь ушами. Лери смотрела себе под ноги, теребя медальон, и молчала. Долго. Но все же  решилась и начала рассказывать.

– Значит, до нашего отъезда в Неллис вы с ним еще встретитесь? – уточнил я, когда она закончила. – Ну что ж, хорошо. Надо выяснить, как именно все это задумано. А там посмотрим. Время еще есть.

 30.

Не имело смысла скрывать, я не представлял, что делать. Сколько ни ломал голову, ничего путного в нее не приходило.

Самым радикальным выходом было бы пробраться в болотную хижину ночью и придушить ведьму вместе с ее сынком во сне. Пока она не проснулась и не наложила на Лери заклятье. Я не знал, в ее ли это силах, но проверять не хотелось. Жестоко? Да. Но я пошел бы на это. При одном условии: если б не сомневался, что проснуться не успеет. Однако уверенности такой у меня как раз и не было.

До отъезда в Неллис оставалось чуть больше месяца, хотя я опасался, что состояние здоровья Морана ухудшится, и тогда нам придется выехать раньше. Кэрриган не давал о себе знать. Напрасно Лери по два раза в день проверяла тайник. Да и кто мог принести записку, если Альгис стоял в страже на воротах?

– Может, я напишу сама? – предложила Лери.

– Ну и кто доставит ему твое послание? – возразил я. – Не снимать же мне Альгиса с караула. К тому же я сам приказал не спускать с него глаз. Подождем немного. Должен ведь Кэрриган как-то объявиться.

За этими словами цепочкой потянулась пока еще смутная мысль.

Чтобы увидеться с Лери, Кэрригану нужно пройти через болото. А потом вернуться обратно домой. Всю последнюю неделю после того, как мы с ней ездили на озеро, шли дожди. Тропа через топь должна была совсем раскиснуть. Интересно, как же они ходят по ней осенью, пока не ударят морозы? И весной, когда тает снег? Или не ходят вообще?

А что, если Кэрриган случайно поскользнется и упадет в трясину? Ну вот совершенно случайно?

Конечно, можно было бы дождаться, когда он назначит Лери встречу, схватить и казнить как заговорщика, готовившего свержение законного правителя. Или отправить в крепость на острова, откуда ни один долбанный граф Монте-Кристо не сбежит. Доказательства, суд? Смешно. Правитель Эскары и есть верховный судья. Нет Кэрригана – нет проблемы. Но…

Тут все было как с отказом Лери помогать и обещанием в этом случае слепоты ей и ее детям. Может, блеф. А может, и нет. Когда ведьма узнает, что сыночка обвинили в государственной измене, – а она непременно узнает! – воспримет это как донос Лери. Со всеми вытекающими последствиями. Ну а если утонул в болоте – кто виноват? Осторожнее надо ходить, под ноги смотреть.

Засада была в том, что сам я помочь ему не мог. Парнем Кэрриган, по словам Лери, был крепким, схватка один на один в таких условиях непредсказуема. Не будь я наследным принцем, рискнул бы, игра стоила свеч. Но государственный долг связывал руки. Приходилось расставлять приоритеты. Погибнуть и обречь страну на смуту? Так себе перспектива.

После долгих колебаний я вызвал Вестара. Ему, по крайней мере, ничего не понадобилось объяснять. Достаточно было только намекнуть о заговоре и о том, что в него пытались втянуть принцессу.

– Я все понял, господин, – поклонился он. – Можете на меня рассчитывать.

Этот парень, черноволосый, черноглазый, с непроницаемым, словно каменным лицом, был, что называется, вещью в себе. Доверяя ему, я шел на риск, но другого выхода не видел.

Моральный аспект? Все-таки, как ни крути, Кэрриган доводился Гергису единокровным братом. Да, что-то скребло. Но я сказал себе: во-первых, братом он доводится именно телу Гергиса, а не сознанию Игоря Званцева. А во-вторых, на войне как на войне. Не убьешь ты – убьют тебя. Кэрригана, например, родство с Гергисом не остановило. А ради Мариллы и Лери я не одному такому родственничку перегрыз бы глотку.

Говорить ей об этом я не собирался. Доверие и откровенность – это ценно, но далеко не всю правду стоит озвучивать. Догадается – ладно, нет – так будет лучше.

Между нами все начало оттаивать, но очень медленно. Теперь я проводил с Лери все свободное время, день за днем. Утром, сразу после завтрака, шел в детскую, где встречал ее, и мы вместе играли с Мариллой. Вместе обедали, гуляли в саду, если позволяла погода. Если нет – сидели в библиотеке или в другой комнате, которых в замке было более чем достаточно, и разговаривали. Я рассказывал ей обо всем, что удавалось выудить из памяти: о жизни в столице, о дворце и придворных, о правителе Моране и его покойной жене Элайзе, матери Гергиса. И то, что это была хаотичная россыпь картинок-фактов, очень даже неплохо вписывалось в легенду о колдовстве и звездном дожде.

Неприязнь Лери ко мне и страх не могли уйти сразу, как по мановению волшебной палочки, поскольку они въедаются так глубоко, что разуму трудно справиться с ними. Но с каждым днем это чувствовалось все меньше и меньше. И все чаще я ловил на себе ее задумчивый взгляд. И голос уже не был таким холодным, лишенным интонаций. Я не торопил ее – как будто приручал дикого пугливого зверя. Хотя тянуло меня к ней с такой силой, что едва мог себя сдерживать.

– В последнее время ты постоянно носишь этот медальон, – заметил я как-то раз, любуясь ею. – Красивый.

Улыбнувшись немного растерянно, Лери сняла его и открыла. Под выпуклой резной крышкой лежал плоский голубоватый камешек.

– Мне кажется, это осколок звездного дождя, – сказала она, и камень тускло блеснул под ее пальцами. – Я нашла его во дворе замка, когда мы вернулись от ведьмы. Он светится в темноте и может висеть в воздухе. А еще – только не смейся! – он помогает думать здраво.

– Какая полезная находка, – я осторожно коснулся шероховатой поверхности. – Жаль, что пока не подсказал, как справиться с ведьмой.

– Может, еще подскажет? – Лери забрала у меня медальон, наши пальцы встретились и задержались чуть дольше, чем при случайном прикосновении.

По вечерам, провожая после ужина до спальни, я целовал ее у двери. Ну, это, конечно, громко сказано, что целовал. Слегка касался губами ее губ, а потом желал спокойной ночи. Она не уклонялась, но… не более того. Но в тот вечер ее губы впервые дрогнули, словно в раздумье, ответить или нет.

– Доброй ночи, – тихо сказала она и юркнула за дверь. Закрыв ее у меня перед носом – но все же не захлопнув...

16

Часы на башне пробили полночь. Я стоял у окна, лбом в холодное стекло, но нисколько не помогало. Может, ванну ледяную принять? Не получится. В этой чертовой допотопщине температура воды в кране регламентировалась суточным расписанием. Холодная текла только в середине дня, когда заканчивалась горячая для утренних процедур, а для вечерних еще не грели.

Может, прикинуться инженерным гением и изобрести смеситель? В технике я разбирался на среднестатистическом мужском уровне, но принцип устройства вполне представлял.

Так, это все потом, а сейчас-то что?

Я мог забить на все и пойти к ней. Не выгнала бы. Но…

Твою мать, нет! Я хотел, чтобы хотела она. По-настоящему, а не «ладно, так уж и быть».

Мне мерещился ее запах – сладковато-прохладный, тревожный, похожий на аромат жасмина. Как мостик в прошлое. Я не помнил имени и лица девушки, в которую был влюблен очень давно, но где-то в глубине осталось томление летней ночи. Белой ночи, когда ветер, стряхнув лепестки с кустов, приносит через открытую балконную дверь их благоухание. Сейчас уже начиналась осень, и за окном стояла непроглядная темень, с которой не могли справиться факелы караульных у ворот. Однако я чувствовал себя мальчишкой, влюбленным впервые.

Думать о Лери, представлять ее – сейчас это было даже труднее, чем в ту ночь, когда я сначала пришел к ней в спальню, а потом ушел, не в силах в буквальном смысле пробиваться сквозь ее отвращение. Изменилось ли все на самом деле – или, точнее, начало меняться? Или я принимаю желаемое за действительное?

Утром я, как обычно, заглянул в детскую. Лери сидела у окна с дочкой на руках. Бледная, под глазами синева. И взгляд, который бросила в мою сторону – немного растерянный, смущенный.

Да ты ждала меня ночью? Правда? Ну извини, что не догадался. Или побоялся, что ошибаюсь.

Я подошел к ним, поцеловал Мариллу, коснулся губами лба Лери.

– Доброе утро, дорогая.

В это обыденное, затрепанное до бессмысленности обращение мне хотелось вложить то, о чем сказал ей на берегу озера. И еще больше. Поняла? Поверила? Во всяком случае, я заметил, как дрогнули ее руки и как тронуло румянцем щеки.

В этот день у меня хватало дел: перед отъездом надо было закончить то, что требовало моего непосредственного участия. До вечера я Лери больше не видел. Мы с ней договорились: если Кэрриган даст о себе знать, она придет ко мне сама или пришлет Мию с просьбой навестить ее.

Кстати, Мию я освободил от обязанностей надсмотрщицы и ежевечерних докладов. Трудно сказать, обрадовало ее это или огорчило, но я не сомневался, что личную прислугу лучше держать другом, нежели врагом. И Лери, как мне показалось, тоже стала ей доверять.

Вечером я немного задержался и пришел к ужину, когда свита уже сидела за столами. Вообще-то эти ритуальные сборища нагоняли на меня тоску. Завтрак и обед для прислуги и обитателей замка невысокого ранга накрывали в большом общем помещении при кухне. Тем, кто поважнее, приносили в комнаты. А вот ужины для ближнего круга и гостей в пиршественном зале – это было ежевечерней рутиной.

Все как в нашем средневековье. Еда под заунывную музыку, разговоры и ухаживания, немного танцев и каких-нибудь развлекушек, вроде пения или немудреных фокусов. Дамы демонстрировали туалеты и строили глазки кавалерам. Кавалеры беседовали между собой о серьезных мужских вещах: оружие, лошади, охота, женщины. И так изо дня в день. Если же выпадал праздник, различие было лишь в пышности нарядов и количестве гостей.

Когда я вошел, собравшиеся дружно поднялись. Никто не смел начинать трапезу в мое отсутствие, даже если б я опоздал на час. Либо должен был известить, что ужинать не буду, и милостиво разрешить приступать без меня.

Кивнув в ответ на поклоны, я сел и жестом позволил последовать моему примеру. Место рядом с моим пустовало. Лери не предупредила, что не придет, и я уже забеспокоился, но тут по залу словно прошелестел ветерок.

Она остановилась на пороге, дожидаясь, когда все, до единого, обратят на нее внимание, а потом медленно прошла через зал к главному столу. Все смотрели на нее, а меня так и вовсе бросило в жар.

На Лери было платье, которого я еще не видел, и хотя неплохо различал оттенки цветов, не мог подобрать в языке Эскары подходящего названия. Льдисто поблескивающая розовато-лиловая ткань отливала серым и голубым, от теплых тонов к холодным, соблазнительно подчеркивая все изгибы фигуры. Собранные в тяжелый узел волосы были убраны в сетку из серебряных нитей, пропущенные сквозь ее ячейки подвески с розовыми камнями бросали блики на лицо. Запах жасмина щекотал ноздри.

Я встал и церемонно наклонил голову, как требовал этикет. Лери ответила тем же и села, расправив складки юбки. В отличие от предыдущих вечеров, мы больше молчали. Как месяц назад, когда она впервые появилась за столом после родов. Слепая, беспомощная. Вот только молчание сейчас было совсем другим. Напряженным, вибрирующим, словно натянутая струна.

Когда заиграла та самая мелодия, под которую мы танцевали с ней, Лери искоса посмотрела на меня и тут же отвела взгляд. Ни говоря ни слова, я поднялся и подал ей руку.

Танцы в этом мире были достаточно целомудренными, но имелось в них несколько рискованных па, во время которых партнеры на мгновение прижимались друг к другу всем телом. Обнимая ее, я почувствовал, как она дрожит, и это точно был не страх.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Потом, у дверей спальни, Лери вдруг ответила на мой поцелуй. Сначала робко, неуверенно, затем все смелее и смелее. Я снова, как тем злополучным вечером, держал ее в ловушке своих рук, кровь стучала в ушах, и от желания темнело в глазах. Но только на этот раз в моих словах был вопрос, а не утверждение:

– Я приду к тебе сегодня?

Она покачала головой. Но прежде чем меня затопила волна разочарования, взяла за руку, открыла дверь в комнату и потянула за собой.

Мия вскочила со стула, и глаза у нее стали, как у совы. Но даже говорить ничего не пришлось – шмыгнула в дверь и исчезла.

– Видимо, тебе придется побыть моей прислугой, – сказала Лери, и ее голос, на несколько тонов ниже обычного, бархатной лапой провел по животу сверху вниз.

Когда она упала в болото, на ней было повседневное платье, которое сняла сама, распустив шнуровку по бокам. Но эта парадная конструкция оказалась намного сложнее. Я путался в крючках, шнурках и застежках, а Лери стояла и едва заметно улыбалась, опустив ресницы.

Можно было, конечно, сделать все проще. Задрать подол, стянуть местное подобие трусов, к которым крепились чулки. Но так поступил бы Гергис под чарами ведьмы. Вот уж чего я точно не собирался, так это повторять его. Даже если Лери этого не помнила.

– Пока все это расстегнешь, наверно, уже ничего не захочешь, – заметила она, подняв руки, чтобы снять подвески и сетку с волос.

Грудь приподнялась вслед за руками, и ткань обрисовала ее так четко, что невозможно было удержаться и не повторить пальцами этот изгиб.

– Или захочешь еще сильнее, – возразил я, с трудом проглотив слюну.

Направление ее взгляда из-под ресниц явно свидетельствовало о том, что ей захотелось проверить, так ли это.

Так, так, можешь не сомневаться. Куда уж сильнее-то!

Наконец я извлек ее из платья, как будто очистил мандарин от кожуры. Но под ним оказалось еще столько всякой ерунды – просто как издевательство. Но теперь мы справлялись уже в четыре руки. Пока Лери стягивала через голову рубашку и расстегивала крючки корсета, я занялся чулками, попутно касаясь губами атласной кожи на внутренней стороне бедер, заставляя ее дрожать от нетерпения.

Последним она сняла медальон. Волосы, отливая золотом, рассыпались по плечам.

– Как красиво! – выдохнул я, жадно рассматривая ее всю, в мельчайших подробностях.

Ее губы чуть приоткрылись, и я сделал то, чего хотел еще тогда, на озере. Поймал нижнюю зубами, слегка сжал, проводя по ней кончиком языка, собирая теплое, влажное дыхание. Ее глаза были так близко – потемневшие, как небо перед грозой, затуманенные желанием.

Словно иглой кольнуло: она хочет вовсе не меня. Нет, не Кэрригана, конечно. Гергиса. Того, кого полюбила когда-то, за кого вышла замуж. А мне лишь по недоразумению досталось его тело и те ее чувства, которые сейчас предназначались ему.

Я отогнал эту мысль.

Еще раз, по буквам. Гергис – это теперь я. Именно я с ней в эту минуту. Тот, кто заставил ее оттаять, забыть страх и недоверие.

Я поднял ее, опустил на кровать, наклонился над ней. Нужно было раздеться, и побыстрее, но так не хотелось отрываться от ее губ, от груди – нежной, упругой, так и просившейся в руку. Ее пальцы подобрались к моим пуговицам, неловко, торопливо, и тогда я все-таки встал. Быстро разделся, лег с ней рядом.

Как же она тянулась навстречу моим рукам и губам, полностью отдавая себя ласкам, пока мы оба не смогли больше терпеть эту сладкую пытку. Я вошел в нее, заполнил собою до краев, с каждым движением все сильнее, все больше сливаясь с ней в одно целое. Пока на нас снова не обрушился ослепительный звездный дождь…

Сквозь сон я услышал, как приоткрылась и тут же закрылась дверь.

Утро. Мия пришла будить свою хозяйку, но сообразила, что лучше уйти. Голова Лери лежала у меня на плече, волосы щекотали нос. Губы припухли, на щеке проступила краснота: борода, чтоб ей. Может все-таки сбрить эту фигню? Или лук наследника – государственный бренд?

Ресницы дрогнули, глаза открылись. И улыбка – такая, что оживит мертвого. Обняла за шею, прижалась, брови чуть приподнялись.

Ну да, ты ж не помнишь, как это – просыпаться утром с мужчиной в одной постели. Что он, может быть, спать хочет больше, чем тебя, но все равно в полной боеготовности. Но это не про меня. В смысле, спать уже не хочу.

Я встал, подошел к двери, закрыл на задвижку. Кстати, вот эта манера оставлять двери открытыми, чтобы слуги утром приходили будить-мыть-одевать, здорово раздражала. Хорошо, что вообще эта опция имелась, хотя ею и не пользовались. А пользовались бы, не вломилась бы Лери к Гергису в самый неподходящий момент, когда он драл какую-то девку.

Она смотрела на меня так же жадно, как я вчера на нее. Но и мне хотелось посмотреть на нее при дневном свете, а то ведь на болоте толком не успел. Подошел, стащил одеяло, и Лери потянулась навстречу моим взглядам, как вчера тянулась навстречу губам и рукам.

Впрочем, в последний момент я все-таки спохватился. Вечером настолько выбило предохранители, что о предохранении мыслей вообще не возникло. Забеременеть, если ребенку еще нет трех месяцев, – ну такое себе. Вопрос о том, были ли у нее после родов месячные и когда, превратил Лери в аленький цветочек, даже попа покраснела. Зарылась в подушку и пробормотала, что вот только что закончились.

Видимо, этот вопрос считался здесь жутко неприличным, а обсуждать его с мужчиной – просто адище. Даже с мужем. Всякие альтернативные варианты секса – норм, а это – ужас-ужас.

– Зачем тебе? – спросила, вытащив из подушки один глаз.

– Если только что закончились, возможно, не забеременеешь.

– Откуда ты знаешь?

Все ясно с вами, девушка. И с вашей медициной – тоже. Зачесалось ответить, что выяснил эмпирическим путем, но, во-первых, это прозвучало бы отвратительно, а во-вторых, не нашел в языке Эскары аналога.

– Лекарь сказал.

Вот так. Даже если ты побежишь к Солтеру за подробностями, в чем я сомневаюсь, всегда можно сказать, что это был другой лекарь. Не один же он на все замшелое королевство.

– Я думала, тебе нужен сын. Может, и не один.

– Нужен, – я провел пальцем вдоль ее позвоночника, и остановился на ямочках на пояснице, поглаживая тонкий пушок – чтобы ей стало щекотно и… не только. – И не один. Но не прямо сейчас. Ты родила совсем недавно. Надо отдохнуть. Мы будем об этом разговаривать? Или займемся чем-нибудь поинтереснее?

Судя по тому, как резко она повернулась, второй вариант ей понравился больше.