Текст книги "Сын болотной ведьмы (СИ)"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
11
Моего робота-пылесоса звали Вася. На пульт он не всегда реагировал, а вот на голос – безупречно. Куда я приказывал – туда и ехал. Спрашивать слугу, где комната моей жены, было бы как-то странно. Пришлось дать команду встроенному Васе. Тот посовещался с архивом Гергиса и выдал маршрут. Безошибочно.
Покои принцессы оказались довольно далеко от моих. Любопытно. Это только на время беременности, или у них всегда были отдельные спальни?
На полпути встретился высокий седой мужчина в черной свободной одежде.
Лекарь Солтер, выдал справку архив.
– Поздравляю, господин, – поклонился он. И добавил каким-то странным голосом: – С ребенком были сложности, но все завершилось благополучно.
– А принцесса?
– Она… пришла в себя.
Поклонившись еще раз, лекарь поспешно удалился.
Так, ясно. Интересно, остался ли в замке хотя бы один человек, который не знает, что ее нашли на дороге? Наверняка главная тема не кого родит жена принца, а от кого.
А кстати, кого она родила, лекарь не сказал. Хотя и без того ясно. Был бы сын – так бы и прозвучало. А не обтекаемое «ребенок».
По роскоши комната почти не уступала моей. Эллерия лежала на широкой кровати под одеялом, под боком – завернутый в пеленку красный сморщенный младенец. Выглядела она не лучшим образом: темные круги под глазами, слипшиеся от пота волосы, запекшиеся губы. И взгляд – рассеянный, невидящий. Услышав шаги, Эллерия повернулась в мою сторону, но посмотрела куда-то мимо, как будто я был прозрачным.
– Поздравляю, господин, у вас дочь.
Пожилая женщина в черном платье наклонилась над кроватью, взяла ребенка и подала мне. Я неловко подставил руки, и тут меня затопило ощущение полнейшей абсурдности происходящего.
Эта девочка – моя дочь. Плоть от плоти. Но я не имею к этому ни малейшего отношения. Впрочем, вполне вероятно, что автором проекта был вовсе не Гергис. Если уж они тут не смогли пока изобрести унитазы, то и с контрацепцией, надо думать, все фиговато. И к новорожденной принцессе… Марилле… Да, так, потому что Эллерия хотела назвать дочь этим именем. Так вот к принцессе Марилле я, возможно, не причастен ни сознанием, ни телом.
Я посмотрел на ту, мужем которой угораздило стать против воли, и почувствовал раздражение и злость, едкую, как серная кислота.
– Оставьте нас, Нелла, – имя снова всплыло само собой. Вместе с бонус-фактом: когда-то она принимала и меня. То есть Гергиса. – Отнесите девочку в детскую.
Подойдя ближе к кровати, я поинтересовался самочувствием Эллерии. Холодно и сухо. Муж и жена обращались друг к другу в форме, аналогичной нашему на «ты», но они с Гергисом по какой-то причине использовали «вы». По ее инициативе. Так же сделал и я, хотя и с сокращенным именем.
– Спасибо, хорошо, – ответила она, продолжая смотреть мимо меня, и это взбесило еще больше. Не хотелось выяснять отношения сейчас, когда она только что родила, но внезапно сорвало.
– Ничего не хотите объяснить?
На ее лице был такой ужас, что мне самому стало страшно.
– Я не знаю. Ничего не помню. И ничего не вижу.
Да, мадам? Не помните? Ретроградная амнезия? Как удобно!
Почти потеряв над собой контроль, я стиснул ее запястье, но вдруг снова обратил внимание на неподвижный взгляд. Резко махнул рукой перед ее глазами – никакой реакции.
Черт, да она и правда ослепла! Не умерла, не спятила, но ослепла от этого адского сияния. А вот память – ну уж нет, не поверю.
Высказав ей все это, я вышел и хлопнул дверью. Вернулся к себе, спугнул слугу, дремавшего на стуле.
– Я помогу, господин.
Видимо, он хотел помочь мне раздеться, однако я раздраженным жестом отправил его прочь. Куртка была застегнута не на пуговицы, а на какие-то идиотские крючки, с которыми руки справлялись на автомате. По краям штор уже пробивался утренний свет, но мне так хотелось спать, что аж мутило. Последним усилием выпутался из штанов и заполз под одеяло в белых подштанниках и рубашке, уснув прямо в движении.
Разумеется, первой утренней мыслью было то, что все приснилось. Но нет, увы. И утро уже не утро, а хорошо за полдень, и спальня Гергиса никуда не делась. И предстояло, стиснув зубы, вживаться в то, что Гергис теперь – это я.
Слуга по имени Цинтас – имена, пожалуй, выплывали из памяти легче всего – помог мне умыться, принес одежду и завтрак. Уминая средневековый бутерброд с какой-то копчениной, я думал о том, что повезло мне намного больше стандартных книжно-киношных попаданцев.
Те, которые оказывались в другом мире или в другом времени в своем теле, не знали местных реалий. Попавшие в чужое тело не знали впридачу ничего о прежней жизни этого самого тела. Мне досталась память предшественника, пусть даже в виде хаотичной свалки разрозненных фактов. Что-то вспоминалось легко, что-то приходилось упорно раскапывать. Но самым большим минусом оказалось то, что это были мертвые воспоминания без тени эмоций. Взять, к примеру, того же самого Цинтаса. Я понятия не имел, как Гергис относился к своему личному слуге. Можно ли ему вообще доверять? Тут я мог полагаться лишь на интуицию, наблюдения и логику.
Узнав, что Эллерия и младенец чувствуют себя нормально, я решил начать с рыжей служанки Ириты и допросил ее еще раз. Та мялась, блеяла, прятала глаза под лавку, но молчала, как партизанка. Принцесса ничем ей не уступала. Только ей и глаза отводить было не обязательно, поскольку она по-прежнему не видела. Ирита твердила, что ничего не знает, Эллерия – что ничего не помнит. Лекарь высказывал осторожную надежду, что слепота со временем пройдет, насчет памяти только пожимал плечами.
С Иритой я решил проблему радикально: просто-напросто выгнал из замка и запретил страже ее пускать. С Эллерией так поступить не мог, поэтому приставил к ней служанку, которая должна была стать моими глазами и ушами, докладывая о каждом шаге и слове своей госпожи. Откуда взялась уверенность, что симпатичная брюнетка Мия будет на моей стороне?
Сначала я подумал, это интуиция. Потом словно щелкнуло что-то в голове, и ребята из архива прислали порнофильм.
Вот оно как! Да ты, Гергис, оказывается, потаскун. При молодой красивой жене трахать служанок – ну такое себе. Не в этом ли причина, что Эллерия решила превратить тебя в марала с развесистыми рогами?
Ну что ж, если так, будем играть теми картами, которые сдал крупье. Рано или поздно, но я все выясню.
Очень медленно, но все же картинка начала проясняться. Это был реально пазл, потому что разрозненные кусочки никак не хотели становиться на свои места.
Память Гергиса сравнительно легко выдавала имена, лица, события, реалии, для этого не требовалось прилагать никаких усилий. Видел человека – и тут же вспоминал его имя, статус, связанные с ним факты. Все, кроме эмоций и чувств в его адрес. Это, конечно, сильно затрудняло коммуникацию, и поэтому пришлось по дефолту исходить из радикального «кругом враги». Впрочем, вряд ли это значительно отличалось от действительности. Какие друзья могут быть у наследного принца?
Так же легко удалось восстановить все, что было связано с государственными обязанностями. Как только наследнику правителя исполнялось восемнадцать лет, он получал должность наместника северных провинций и замок Одден в придачу. Традиция эта уходила в глубину веков. Гергис занимал пост уже девять лет и с обязанностями своими, насколько я мог судить, справлялся довольно успешно.
Да и в целом, собирая обрывки нитей воедино, можно было предположить, что парень он вполне с башкой. И тем непонятнее выглядел бардак в его личной жизни. Казалось, эта область в архиве спрятана в отдельную комнату за железной дверью, а на папках стоит гриф «совершенно секретно». Чтобы вытащить оттуда хоть какой-то мелкий факт, приходилось долго барабанить в эту дверь и писать заявки в трех экземплярах.
В прежней жизни я иногда так же настырно пытался вспомнить какой-нибудь мудреный термин, название книги или фильма. Но там, если уж приключался полный затык, можно было погуглить. Здесь – только мусолить вопрос до тех пор, пока из темной глубины не появится чудо-юдо-рыба-факт. И еще не обязательно именно тот, который необходим.
Канва выходила вот какая. В юности Гергис был довольно скромным, в разврате незамеченным. До женитьбы в двадцать пять лет в его реестре значились всего три женщины. Учитывая положение, можно сказать, вел монашеский образ жизни. Папенька настаивал на законном браке и рождении наследников, но предоставил сыну самому выбрать невесту. На одном из зимних балов тот и приметил Эллерию, дочь мелкого дворцового служащего.
Архивные кадры: танец в роскошном зале, ее лицо, светящееся от радости, затем свадьба, первая брачная ночь. Все такое сладко-сиропное, квинтэссенция сказочного счастья.
Ну и что же произошло потом? Когда я пытался вытянуть из нее хоть что-то о ночи звездного дождя, каждый раз наталкивался на выражение страха и неприязни, если не сказать хуже. И да, она упорно твердила, что ничего не помнит.
Мии я приказал предельно ясно: каждое слово, каждый шаг принцессы – обо всем докладывать мне. Она поклялась, что понятия не имеет, зачем Эллерия выходила из замка.
Если вдруг узнаю, сказал я, что ты о чем-то умолчала или, наоборот, что-то знала о той ночи и рассказала об этом принцессе, пожалеешь, что родилась на свет. Главное – чтобы звучало пострашнее. Мия, похоже, прониклась. А может, рассчитывала на то, что наша связь возобновится и это даст ей какие-то привилегии.
Мне удалось раскопать в памяти, что Гергис спал с ней всего два или три раза этой весной, когда приехал с Эллерией в замок из столицы. Меня Мия ни капли не привлекала, да и в целом я не собирался трахать все, что шевелится, как…
Как правитель Моран, родивший в законном браке всего одного сына, зато настрогавший целый взвод бастардов, еще будучи принцем. Очень умно, ничего не скажешь.
Я-то не собирался, а вот Гергис на протяжении последних двух лет именно этим и занимался. Как с цепи сорвался. Всего-то через полгода после свадьбы. Вот тут-то и залегала черная дыра. С чего вдруг его так раскочегарило? Должна же была быть какая-то причина, и что стало первичным: курица или яйцо? Начался этот неуправляемый кобеляж из-за холодности принцессы – или же она охладела к нему по причине его потаскунства? Как ни пытался я разыскать это в памяти Гергиса, ничего не получалось.
В доступе отказано.
День шел за днем, я чувствовал себя в шкуре Гергиса все увереннее – за исключением того, что касалось Эллерии. Мия каждый вечер приходила с докладом, подробно расписывая, чем принцесса занималась, о чем они разговаривали.
Зрение к ней так и не вернулось. Да и насчет памяти, как выяснилось, она не врала. Потому что иначе уже хоть в чем-нибудь, да прокололась бы. Мия целыми днями только и делала, что отвечала на ее вопросы. Лекарь разрешил Эллерии вставать с постели, и она пыталась привыкнуть к жизни в темноте: училась ходить и что-то делать без посторонней помощи.
Я заглядывал к ней в комнату утром и вечером – поздороваться, поинтересоваться самочувствием, пожелать спокойной ночи. И каждый раз натыкался на баррикаду, которую она выстроила между нами. И в этом тоже была нестыковка. Если она ничего не помнит, то откуда такой страх и отвращение? Не могли же настолько напугать ее мои расспросы и то, что я выгнал Ириту. Это явно из прошлого. Значит, о чем-то помнит. О том, чего не знаю я и что прячет память Гергиса.
Или все-таки нет? Я с горечью отмечал, как стремительно тают воспоминания о жизни Игоря Званцева, не мог вызвать из памяти имена, лица, события. Еще немного – и от моего прошлого останется лишь прозрачная дымка эмоций. Что, если то же самое произошло и с Эллерией? Нет, я не думал, что в ее тело в ту ночь тоже попала какая-нибудь посторонняя дамочка – тогда бы она как раз помнила все случившееся до звездного дождя. Но что-то такое похожее все же произошло. Звезды стерли из ее памяти события, но оставили чувства. В том числе и ко мне.
Я не представлял, как это изменить. Хотя бы уже потому, что не знал причины этих чувств, как не знал и причины, по которой сорвало Гергиса. Топтался на месте, колотясь башкой в закрытую дверь. Но хуже всего было то, что я смотрел на Эллерию и понимал, что хочу ее. Вспоминал, как нес ее в замок, вдыхая запах волос, чувствуя мягкие округлости ее тела. Злился на нее и на себя – и ничего не мог с этим поделать.
Прорыв случился через полтора месяца, в тот день, когда я узнал: Эллерия освоилась со своей слепотой настолько, что сама приходит в детскую и проводит там время с Мариллой.
12
Разумеется, о ней шептались, строили всякие нелестные предположения. Я понимал это по случайно пойманным обрывкам фраз, насмешливым взглядам, по тому, как резко и многозначительно прекращался разговор, когда я подходил к группке приближенных. Эллерии здорово повезло, что она ослепла и не могла всего этого видеть. И что сидела в основном в своей комнате, не общаясь ни с кем, кроме служанки. Но мысли о слухах и пересудах не могли не приходить ей в голову.
Я понимал, вечно так продолжаться не может. Рано или поздно Эллерии придется выйти на люди. Пусть даже она не увидит тщательно скрываемого злорадства на лицах, но чем дольше станет прятаться, тем сложнее ей будет решиться, справиться с собой. Именно поэтому я попросил ее – а фактически, приказал – присутствовать на общих ужинах, как подобает хозяйке замка. Вовсе не потому, что хотел поставить в неловкое положение.
Но, судя по выражению лица, Эллерия поняла это именно так. Что я выставил на всеобщее обозрение ее неизбежную при слепоте неловкость. И даже если бы знала, что я внимательно наблюдаю за ней и мгновенно пододвигаю тарелку и бокал ближе к руке, все равно бы не изменила своего мнения.
Да, я все еще злился на нее, но… другие чувства уверенно брали верх. Мне было ее жаль. И неловко за Гергиса, хотя сам я не имел никакого отношения к его поступкам. Классический испанский стыд, осложненный тем, что расхлебывать последствия приходилось мне. Ведь Гергисом теперь стал я. А еще хотелось хоть чем-то помочь. Она была такой трогательной в своей беспомощности.
А еще…
Вот с «еще» все было намного сложнее. После родов пролетело полтора месяца. Эллерия пришла в себя, немного похудела и стала заметно красивее. Ну ясное дело, ей не нужно было кормить ребенка, вставать к нему по ночам. Ну а в тот вечер, когда она впервые пришла в пиршественный зал, Мия явно постаралась, чтобы госпожа выглядела на все сто. У меня аж дух перехватило, едва ее увидел. Сидел за столом рядом и постоянно косился в ее сторону, пользуясь тем, что она об этом не знает. И вздрагивал, как школьник, случайно коснувшись ее руки или задев ногу под столом. А ночью увидел дорогую супругу во сне в таком сюжете, что утром пришлось менять подштанники.
Вышел из спальни, злющий, как пес, и тут же напоролся в коридоре на Айболита, который с видом заговорщика поведал, что принцесса уже достаточно здорова для исполнения супружеского долга.
Да чтоб вы все треснули!
Мне надо было заниматься административкой, а я думал о ней. И если бы все упиралось только в одно желание. Из памяти почти ушли лица и имена девушек, с которыми встречался в прошлой жизни, но, сравнивая чувства, я мог сказать точно: никому из них не удалось зацепить меня так сильно, как Эллерии. То, что она изменила мне? Во-первых, не мне. Во-вторых, у нее была на то причина.
Даже если она догадывалась, почему оказалась ночью в лесу, все равно не помнила того, с кем встречалась. И это, возможно, дало бы мне шанс – если б не ее неприязнь, залегшая глубже памяти.
И все же я не смог удержаться. На третий вечер, когда Эллерия спросила, почему я женился на ней, предохранители выбило. Этот кадр из памяти Гергиса: ее сияющее от радости лицо на балу – снова встал перед глазами. И я ответил. Так, как наверняка ответил бы на этот вопрос он. Не сомневаясь, что это правда. А потом, совершенно неожиданно для себя, предложил ей потанцевать.
Танцы в этом мире были безумно сложными. Наверно, им учились с детства, запоминая многократным повторением. Множество различных движений в строгой последовательности. Разумеется, я этой последовательности не знал, а Эллерия не помнила. Но тело двигалось на автопилоте – и мое, и ее. И лишь один раз она споткнулась, и я машинально подхватил ее, прижав к себе.
Кровь бросилась в голову – и не только в голову, разумеется. Понял: остановиться уже не смогу. Сказал, что приду к ней. В конце концов, у меня было такое право, и я мог его использовать, чтобы попытаться переломить ситуацию. Она не юная девственница, а с женщиной – положа руку на сердце или какое-нибудь другое место! – хороший секс может решить многое.
Это я так думал, баран тупорылый. Ходил по своей спальне из угла в угол, кусая костяшку пальца. Дал ей время, хотя готов был бежать бегом. А когда пришел, разделся и лег с ней рядом…
Кто бы знал, как я хотел, чтобы ей было хорошо, чтобы она оттаяла и постаралась забыть то, чего и так не помнила. Но как ни старался, Эллерия сжималась еще сильнее. Я буквально всей кожей чувствовал исходящую от нее волну холода и страха.
Ее губы, такие мягкие, теплые, желанные – ни разу не дрогнувшие, чтобы ответить мне. Грудь под пальцами – упругая, высокая. Тонкая талия, крутой изгиб бедер, атласная кожа, шелковистые распущенные волосы, дурманящий запах ночных цветов…
Она закрыла глаза и лежала, не шевелясь. Просто ждала, когда все закончится. Когда я уйду. Желание тела, от которого темнело в глаза, нашептывало, что я могу взять ее силой, по праву мужа, и плевать, хочет ли она меня или нет. Но что-то подсказывало: именно так поступал с ней Гергис. И кроме этого желания, было еще другое – желание взаимности. Желание – любви?
Коротко рассмеявшись, я встал и оделся, с трудом уместив в узкие штаны свое нацелившееся в зенит хозяйство. Кто не знает, как с этим справиться, но разве рукоделие решило бы проблему? Только сняло бы вожделение – и лишь на время.
– Гергис? – повисло в воздухе с недоумением.
– Я не любитель насиловать мертвые тела, – сказал я и вышел.
Той ночью мне не удалось заснуть ни на минуту. Лежал и смотрел в потолок, вставал, ходил по комнате, снова ложился. Если б только мог, надраил бы Гергису рожу до блеска. Но он был там, откуда не возвращаются. Ему проще – а вот что делать мне? Как приручить ее, как справиться с отвращением?
От бессилия и отчаяния хотелось выть на луну. Это была минута слабости. Но сдаваться я не собирался.
С той ночи прошло две недели. Я не сделал больше ни одной попытки растопить лед между нами. Вел себя с Эллерией ровно и сдержанно. Как и раньше, по утрам заходил поздороваться, а после ужина провожал до спальни и желал спокойной ночи. Но бог свидетель, как же тяжело мне это давалось – когда уже держал ее в объятиях и был в миллиметре от того, чтобы она стала моей.
Хотя к чему иллюзии? Моей она не стала бы, даже пойди я на поводу у желания. Не в том смысле, который я вкладывал в это. Только ее тело – его мне было слишком мало. Когда-то вполне мог довольствоваться этим. С ней – нет.
Сидеть рядом за ужином, разговаривать, смотреть на нее, каждый раз натыкаясь на испуганное выражение и ледяной тон, – вот что было пыткой. Чем бы я ни занимался, куда бы ни шел, в голове крутилось, как заевшая пластинка: что произошло между Эллерией и Гергисом и можно ли это исправить.
Тем временем лето подошло к концу. В северных провинциях оно мало отличалось от питерского – такое же короткое, холодное и дождливое. По-настоящему жарких дней набиралось хорошо если с десяток. В середине осени нам предстоял переезд в столицу. По правде, я не понимал, в чем смысл проводить там по полгода, оставляя за себя управляющего, но так уж было заведено.
Наступил первый день лунной недели. Исчисление времени в этом мире, как и у нас, строилось под солнце и луну. Один оборот земли вокруг солнца – год. Кстати, здесь знали, что земля вращается вокруг солнца, а не наоборот. Месяц – четыре фазы лунного цикла, двадцать восемь дней. А чтобы состыковать между собой солнце и луну, после трех месяцев каждого времени года добавлялась недостающая неделя, которую так и называли – лунной. К ней были прикручены всякие религиозные церемонии, достаточно мутные.
День выдался ясный и теплый, я вышел в сад и увидел Эллерию, сидящую на скамейке с Мариллой на руках. Мии рядом не было: я приказал ей во время прогулок принцессы держаться поодаль, но так, чтобы видеть все, чем она занимается и с кем разговаривает.
Трудно сказать, сколько я стоял и смотрел на них. А потом не выдержал, подошел и сел рядом. Марилла потянулась ко мне, и я забрал ее у Эллерии. И сразу же маленькая цепкая лапка ухватила меня за нос.
Я приходил к ней каждый день. Сначала – через не хочу. Это был не мой ребенок. Даже если Эллерия родила его от Гергиса и я, в силу обстоятельств, приходился девочке биологическим отцом, мое сознание в этом процессе не участвовало. Но именно оно подсказывало, что в сложившейся ситуации я должен ее если не полюбить, то хотя бы привыкнуть к ней. И я привыкал – постепенно. Она уже не казалась мне страшной и сморщенной. Напротив, вполне симпатичный ребенок. Нянька уверяла, что Марилла похожа на мать, и я действительно начал различать в ее маленьком личике черты Эллерии.
Но однажды девочка улыбнулась, протянула ручку и схватила меня за нос. И что-то во мне дрогнуло. И это стало нашим ежедневным ритуалом. Она улыбалась до ушей, пускала слюни мне на куртку и тискала мой нос. А я таял и тоже растекался в блаженной улыбке. И уже не думал о том, что к ее появлению на свет имею только формальное отношение – а может, и вообще никакого.
Пытаясь нащупать пальчики Мариллы, Эллерия коснулась моей руки, и я вздрогнул, словно дернуло током. А вслед за этим она задала вопрос, которым мучился все время: что произошло между нами, после чего ей хочется держаться от меня подальше. И это она еще мягко выразилась!
И вдруг ответ пришел сам собой – чередой вспышек-кадров, настолько отвратительных, что к горлу подкатила тошнота. Гергис грубо, по-хамски вел себя с ней в повседневном общении, но главное – в постели, умышленно причиняя боль, унижая, заставляя делать то, чего она не хотела. И хуже всего было всплывшее последним, задержавшись перед глазами гораздо дольше, в деталях.
Войдя в спальню Гергиса, Эллерия застала его в чем мать родила, верхом на какой-то девице. Нисколько не смутившись, тот предложил присоединиться. Когда жена назвала его скотиной, встал, отвесил ей оплеуху, швырнул на кровать и взял силой, зажимая рот ладонью. А потом выставил за дверь и продолжил с девушкой. Той же ночью Гергис пришел к Эллерии в спальню и повторил то же самое. Сказав в заключение, что будет трахать кого захочет и когда захочет, а ее дело – помалкивать и раздвигать ноги.
Вся эта кинохроника заняла от силы несколько секунд, но мне они показались вечностью. Прижимая к себе Мариллу, я впился через штаны ногтями в колено. Боль помогла взять себя в руки и ответить так спокойно, как только мог:
– Я вел себя с вами не лучшим образом. Слишком грубо. Мне очень жаль.
И предположил, что, может быть, теперь, когда она ничего этого не помнит, мы могли бы начать сначала.
Идиот! Ее отвращение наверняка залегло намного глубже памяти. И Эллерия немедленно это подтвердила. Заявив, что она все равно останется моей женой до самой смерти, я отдал ей Мариллу и ушел. Только после этого сообразив, насколько неоднозначно можно было истолковать эту мою фразу.
Себе хотелось надавать по роже. Что б я сделал с Гергисом, попадись он мне… Эллерия была права – натуральная скотина. Да нет, я бы назвал его совсем иначе.
День шел своей чередой. Я сидел в кабинете, ко мне заходили приехавшие с докладами чиновники, секретарь приносил на подпись какие-то бумаги. Я все читал, ставил печать, слушал, отдавал распоряжения, а в мыслях крутилось совсем другое.
Почему он вдруг так изменился? Что с ним произошло? Словно его заколдовали.
Заколдовали?..
