Текст книги "Сын болотной ведьмы (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Татьяна Рябинина
Сын болотной ведьмы

Пролог

Темнота – непроглядная, густая и плотная. Показалось, ее можно резать ножом. И боль, разрывающая в клочья, выворачивающая суставы, раздвигающая кости. Заставляя стонать и кусать губы в кровь, она прокатывалась по всему телу тяжелыми мутными волнами, все чаще и чаще. И вдруг, сделав последний рывок, прекратилась, оставив лишь отголоски в животе и между широко разведенными ногами.

Тишина – живая, дышащая. Что-то происходило рядом. Кто-то дотрагивался до меня ледяными руками. Металлический предмет упал на пол, прокатился со звоном. По обнаженным ногам потянуло сквозняком, и я задрожала. Не столько от холода, сколько от страха.

Где я? Что со мной происходит? Почему так темно?

Но главное – кто я?!

Тишину разорвал крик новорожденного младенца.

– Все хорошо, госпожа, – услышала я немолодой женский голос. – Ваш ребенок… он родился в сорочке и не дышал. Но я его заставила. Ее… это девочка. Она родилась раньше срока, поэтому маленькая, но на вид вполне здоровая.

Ребенок? Я родила ребенка? Ну да, конечно, боль – это и были роды. Схватки. Я была беременна. Нет, не помнила этого, но… откуда-то знала. Как и то, что не хотела ребенка, однако все же примирилась и свыклась с мыслью о его предстоящем появлении на свет. Словно это пряталось в какой-то тайной глубине, где воспоминания становятся знанием. И сейчас слова женщины отозвались во мне не радостью, а всего лишь облегчением.

А что же я знала еще?

То, что я женщина – само собой. И то, что не родилась слепой, поскольку представляла, как выглядит окружающий мир. Но что со мной произошло?

Последнее – нет, единственное, – что я помнила: ослепительная вспышка света, обжигающая глаза сквозь веки, такая же жгучая вспышка боли – и темнота. Нет, было что-то еще – до того как она поглотила меня. Или уже потом, сквозь нее? Да, пожалуй, так. Невнятное восклицание. И сильные мужские руки, подхватившие под спину и колени, поднимая с холодной земли.

– Где я? – язык ворочался с трудом, огромный, шершавый. В горле пересохло.

– В замке, госпожа. В своей комнате.

– Я ничего не вижу. И… ничего не помню.

Все те же холодные пальцы осторожно коснулись моей руки.

– Вы попали под звездный дождь, госпожа. Никто не ждал его так рано в этом году. Какой-то мужчина подобрал вас на дороге и принес к воротам замка.

Звездный дождь… Эти слова не сказали мне ровным счетом ничего, хотя все та же темная глубина подсказывала: это что-то смертельно опасное.

– Но… кто я?

– Вы и этого не помните? Вас зовут Эллерия, вы супруга принца Гергиса. Ирита, ваша служанка, клянется, что не знает, как вы оказались ночью на лесной дороге, но принц ей не верит. Он очень сильно разгневан.

Голос женщины – видимо, это была повитуха – доносился теперь издали, сквозь плеск воды и жалобное кряхтение младенца.

Я словно висела в черной бездонной пустоте, куда долетали отзвуки реального мира. Отчаяние накатывало такими же тяжелыми волнами, как до этого схватки. По щекам покатились слезы.

– Вы выжили и не лишились рассудка, госпожа. Не всем попавшим под звездный дождь так везет. Вы молодая и красивая, у вас здоровая дочь, любящий муж, который со временем станет правителем. Не знаю, вернутся ли к вам зрение и память, но и без этого можно жить, поверьте.

В ее словах был здравый смысл, но они не слишком меня утешили. Да и кого на моем месте утешили бы? Возможно, позже, когда придет осознание, но не сейчас.

– Жаль, что вы не можете увидеть вашу девочку, – повитуха подошла и положила рядом со мной маленькое тельце, завернутое в пеленку. – Пусть она побудет с вами немного, пока я не отнесла ее в детскую. Вам нужно отдохнуть.

Протянув руку, я осторожно провела пальцами по крошечному личику.

– Она похожа на вас, госпожа.

Можно подумать, я представляла, как выгляжу. Она сказала, молодая и красивая – но это слишком неопределенно. Высокая или маленькая, стройная или полная, блондинка или брюнетка? Теперь я этого уже не узнаю. То есть мне расскажут, но в зеркале себя не увижу. Представить внешность по описанию можно лишь приблизительно.

Нащупав маленькие пальчики, я перебирала их по одному, словно пересчитывая. И прислушивалась к себе, пытаясь понять, что чувствую. Но с горечью вынуждена была признать, что пока не испытываю ничего. Я не помнила, как носила ее и ждала, как она шевелилась у меня в животе. Не помнила, как она была зачата…

Мой муж – какой он? Любила ли я его – то есть люблю ли? Почему-то при мысли о нем стало… не по себе. Еще более тоскливо и жутко, чем до этого.

Тяжелые шаги, звук распахнутой рывком двери.

– Поздравляю, господин. У вас дочь.

Я задрожала, как от порыва холодного ветра. Принц не ответил. Повитуха осторожно забрала ребенка – видимо, показать отцу или дать подержать. После долгой паузы я наконец услышала его голос, ровный и холодный:

– Оставьте нас, Нелла. Отнесите девочку в детскую.

Дверь закрылась, и он подошел ближе к кровати. Чего я ожидала? Слов благодарности? Поцелуя?

– Как вы, Лери? – это прозвучало все так же бесстрастно.

Поцелуй? Он даже не дотронулся до меня. И вряд ли я была этим огорчена.

– Спасибо, хорошо.

– Ничего не хотите мне объяснить?

– Я не знаю… – судорожно перехватило дыхание. – Не помню. И я не вижу.

– Вот как? – он хмыкнул и крепко, почти до боли, сжал мое запястье. – Звездный дождь… В это как раз могу поверить. В то, что не видите. Но не в то, что ничего не помните. Отдыхайте. Мы поговорим об этом позже.

1

Часть I. Эллерия

День шел за днем. Зрение так и не вернулось. Яркий свет я видела как мутное бледное пятно, но не различала даже очертаний предметов. То же самое было и с памятью. Все, что произошло со мной от рождения до звездного дождя, либо оказалось стертым, либо спряталось где-то очень глубоко. Я все-таки надеялась на второе, потому что оставались все те же глубинные знания. Например, те чувства, которые я испытывала, оказавшись рядом с тем или иным человеком, знакомым ранее.

Принц неизменно вызывал у меня страх и тоску. Новая служанка Мия – опасения и настороженность. Прежнюю, Ириту, имя которой, напротив, связывалось с доверием и симпатией, Гергис отправил в деревню. Я не сомневалась, что Мию он приставил ко мне для того, чтобы та доносила о каждом моем шаге.

Хотя какие там шаги! Через неделю лекарь разрешил мне встать с постели, напомнив о необходимости супружеского воздержания в течение полутора месяцев после родов. По комнате я научилась ходить без посторонней помощи, вытянув руки и ощупывая пространство перед собою, но за ее пределы, даже на прогулку в сад, выбиралась, лишь держась за Мию.

Дочь, которую Гергис, не спросив моего мнения, назвал Мариллой, приносили один раз в день – подержать на руках. Само собой, мне никто не позволил бы кормить ее: грудь туго стянули полотняными лентами на следующий день после родов. В деревне нашли кормилицу, которую мне даже не представили.

Я держала малышку на руках, вдыхая сладкий детский запах, и то, что тщетно искала в себе сразу после родов, пришло само собой: безусловная, безоговорочная любовь к своему ребенку. Как же я жалела, что не могу увидеть ее. Проводила пальцами по ее личику, перебирала мягкие шелковистые волосики, разговаривала с ней. Мия пыталась описать ее: светлые волосы, голубые глаза, курносый нос, маленький ротик, ручки в перевязочках. Я могла представлять дочь как угодно – но, разумеется, самым красивым младенцем на свете. Точно так же, как и себя – «высокую и стройную голубоглазую блондинку». При этом думая, что мир слепых людей, который они рисуют себе на основе описаний и на ощупь, сильно отличается от действительности. Разумеется, в лучшую сторону.

Несмотря на то, что я ни капли не доверяла Мии, обойтись без нее не могла. Начиная с простейших бытовых действий вроде мытья и одевания, заканчивая восстановлением по крупицам своей жизни. Доносить принцу было просто не о чем: потеря зрения и памяти сделали меня беспомощной и абсолютно зависимой от других людей.

Мои дни протекали одинаково. Пробуждение, утренний туалет, завтрак. Потом кормилица приносила Мариллу. После обеда, если позволяла погода, прогулка в саду. После ужина, который, как и обед с завтраком, накрывали в комнате, почти сразу сон. Заняться чем-то другим я не могла, поэтому весь день был заполнен разговорами с Мией, находившейся при мне неотлучно. Иногда она читала мне вслух, но делала это так заунывно, что я предпочитала задавать вопросы и слушать ответы.

Гергис своим обществом не докучал, что не могло не радовать. Сначала он упорно пытался заставить меня рассказать о той ночи. Куда или откуда шла, когда попала под звездный дождь. Но я твердила одно и то же: ничего не помню. Казалось бы, говорить правду легко. Но только не в том случае, когда тебе не верят. Тем не менее, ему пришлось отступиться, после чего он почти забыл о моем существовании. Лишь изредка заглядывал пожелать доброго утра или спокойной ночи.

Однако я не обольщалась, особенно вспоминая слова лекаря о супружеском воздержании. Когда пройдут полтора месяца – а они пройдут быстро, – мне придется снова лечь с ним в постель. Он молодой здоровый мужчина, я его жена… К тому же родила дочь, а будущему правителю нужен сын, наследник. Лучше даже, если не один. Разумеется, я не помнила ничего об этой стороне жизни, как и обо всем прочем, но от одной мысли о ней по телу бежали ледяные мурашки и волоски на руках вставали дыбом.

По рассказу Мии, два года назад принц выбрал меня в жены из сотни девушек высокого происхождения, которые съехались в столицу со всей страны. Мне тогда только исполнилось восемнадцать, а ему – двадцать пять. Правитель настаивал на том, чтобы единственный наследник наконец вступил в брак. Во время традиционных зимних балов Гергис присматривался к возможным невестам и остановил внимание на мне. Мой отец, Келлис Майар, хоть и принадлежал к знатному роду, занимал при дворе невысокую должность смотрителя покоев. Породниться с правителем – о такой чести он и не мечтал. Что думала об этом браке я? Вряд ли кого-то интересовало мое мнение.

На вопрос о том, как выглядит принц, Мия ответила с томным придыханием, что он необычайно красив и привлекателен. Высокий, статный, широкоплечий. Темные волосы, выразительные карие глаза, мужественные черты лица. Слушая ее, я предположила про себя, что она влюблена в Гергиса. И подумала, что вовсе не огорчилась бы, узнав об их связи. И даже о том, что у него десяток любовниц. Лишь бы никогда больше не притрагивался ко мне. Но рассчитывать на это не приходилось. Даже будь у него и правда десяток женщин, избежать супружеской постели мне вряд ли удалось бы.

Месяц спустя я уже чувствовала себя увереннее. Научилась пользоваться тростью и даже выходила сама в сад, хотя не сомневалась, что Мия крутится поблизости. Ее подробные рассказы дали мне приблизительное представление о жизни принцессы Эллерии, урожденной Майар. Основные события, привычки, интересы. Это было как каркас и стропила дома. Очертания определены, но не хватает стен и крыши. Чувств, мыслей, воспоминаний.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Возможно, что-то важное и полезное могла рассказать Ирита, но я не представляла, как с ней увидеться. Если б еще знать, кому в замке можно доверять. Будь я зрячей, помогло все то же глубинное отражение прежних чувств. Но сейчас я чаще всего не знала, кто находится рядом, пока человек не заговаривал со мной.

Лекарь, судя по голосу, пожилой, пахнущий сухой травой и воском, сначала осторожно надеялся, что зрение все же восстановится, но потом перестал даже заговаривать на эту тему. К этому моменту я уже все выяснила про звездный дождь и  вынуждена была согласиться с повитухой Неллой, что мне повезло.

Доподлинно никто не знал, что это такое и почему происходит. Раз в четыре года в самой середине лета звезды словно начинали осыпаться с неба с яркими вспышками, сливающимися в такое ослепительное сияние, что каждый оказавшийся в это время на открытом пространстве либо умирал, либо сходил с ума. В течение двух недель люди с наступлением темноты не выходили из домов и плотно занавешивали окна. Однако в этом году звездный дождь обрушился на землю почти на месяц раньше, когда его никто не ждал. К счастью, это произошло глубокой ночью, и пострадавших оказалось немного.

Но как в это время на лесной дороге очутилась я – одна, на восьмом месяце беременности? Можно было предполагать что угодно, но все равно это оставалось тайной, которая не давала покоя.

Марилла тем временем росла. Я не видела этого, но чувствовала – и на ощупь, и по весу, когда брала на руки. От прикосновения ее маленькой теплой ладошки к щеке на глаза наворачивались слезы. Оставалось лишь надеяться, что она понимает, кто я. Несмотря на то, что мы проводим вместе так мало времени.

Хотя… кто мне запретит проводить больше?

Я заставила Мию довести меня до детской и запомнила дорогу. По коридору направо, поворот налево и вторая по счету дверь. Теперь я приходила к Марилле утром и после прогулки. И оставалась столько, сколько хотела. Кормилица Рейна исправно докладывала, как девочка кушает, спит и делает прочие детские дела. Даже если ее раздражали мои визиты, меня это нисколько не волновало. Однако принцу доложили – может, Рейна, может, Мия.

– Вы, дорогая, похоже, достаточно окрепли, – сказал он как-то днем, остановившись на пороге моей комнаты. – Если у вас хватает сил, чтобы проводить столько времени с ребенком, вполне можете присутствовать на ужинах. Как подобает хозяйке.

Хозяйке? Меньше всего я чувствовала себя хозяйкой. Скорее, узницей.

Гергис, как по традиции полагалось совершеннолетнему наследнику, управлял северными провинциями Эскары. С весны до осени он жил в замке Одден, и я, разумеется, вместе с ним. На зиму, когда север заносило снегом, а холод стоял такой, что реки и озера промерзали до дна, мы перебирались на юг – в столицу, где в это время чередой шли балы и прочие увеселения. В замке у принца была своя свита, к тому же приезжали гости, поэтому на ужин в большом зале каждый вечер собиралось несколько десятков человек. Обо всем этом мне тоже рассказала Мия.

Еда для того, кто только еще привыкает к своей слепоте, – испытание. Есть на виду у толпы, оценивающей каждое твое движение… Заставлять меня делать это со стороны Гергиса было жестоко. Но разве могла я ослушаться?

Этим же вечером стало ясно: я ошиблась. Сидеть рядом с ним за столом, зная, что вокруг множество людей, наблюдающих за мной, – это оказалось не испытанием, а пыткой. Пришлось прибегнуть к хитрости.

Я попросила слугу, подававшего блюда, нарезать мясо на моей тарелке, чтобы можно было брать по кусочку. Бокал, отпив глоток, ставила прямо под рукой. С другой стороны клала салфетку. Из-за стола вышла почти голодной, но, по крайней мере, не опозорилась: не облила вином скатерть, не уронила кусок на колени, не шарила рукой в поисках тарелки.

Держа под локоть и не сказав ни единого слова, принц довел меня до дверей комнаты и удалился. Мне хотелось только одного: поскорее лечь в постель и уснуть, но не тут-то было!

– Я все приготовила, – тоном заговорщицы сказала Мия, подталкивая меня в сторону ванной комнаты.

– Что? – не поняла я.

– Ну как же? Полтора месяца после родов почти прошли. Вы все это время не ухаживали за собой, госпожа. Вряд ли принцу понравится, когда он…

Мия замолчала, но я так и видела ехидную усмешку на ее лице. Разумеется, придуманном. По моей просьбе она описала свою внешность: двадцатилетняя худощавая брюнетка, высокая, длинноволосая, с темными глазами. Но если себя я представляла по описанию красавицей, ее – наоборот, не слишком приятной. Видимо, перенося на образ отношение.

Ужин показался мне пыткой? Смешно! Пытку устроила Мия после обжигающе горячей ванны. Наверняка эта процедура приведения тела в пристойный вид была мне хорошо знакома, но помимо боли я испытывала самый настоящий ужас – всего лишь от одной мысли о том, что очень скоро придется разделить с мужем постель.

Что же такое происходило между нами, если близость с молодым привлекательным мужчиной вызывала у меня отвращение? Хотела бы я этого никогда не знать…

А не было ли оно как-то связано с тем, что я очутилась ночью одна в лесу?

2

К еде на людях я приноровилась за два-три вечера. Слуги сами, без лишних просьб, нарезали блюда на моей тарелке небольшими кусочками и, наливая вино в бокал, пододвигали его так, чтобы легче было брать. Но оставались еще танцы и прочие развлечения, в которых я, разумеется, не участвовала, хотя раньше наверняка их любила. Теперь же оставалось только сидеть и слушать музыку, получая хоть какое-то удовольствие.

Дамой принца за столом была я, но он предпочитал разговаривать с той, что слева. Только изредка перебрасывался со мной парой слов ни о чем – видимо, чтобы соблюсти приличия. Все это лишь подтверждало то, о чем я и так уже догадывалась. Между нами не было не только любви, но и мало-мальски добрых отношений.

– Скажите, Гергис, – решилась я в один из вечеров, когда начались танцы и музыка стала громче. – Почему вы выбрали в жены именно меня?

Короткий смешок, глоток вина из бокала.

– Вы отличались от других девушек красотой и приветливостью, Лери. И смотрели на меня с таким обожанием.

Вот как… Значит, он мне нравился. И, надо думать, я была счастлива стать принцессой. Но потом произошло что-то оттолкнувшее меня от него. Не у Мии же спрашивать.

– Кстати, не хотите потанцевать, дорогая?

– Но я же…

– Не беспокойтесь, я буду держать вас крепко.

Принц взял меня за руку, заставил подняться и повел за собой. Остановился, положил ладонь на талию, слегка подтолкнул. Ноги сами двигались в такт музыке: тело, в отличие от головы, ничего не забыло. Ну да, я наступила на собственный подол и еще Гергису на ногу, но он был начеку и не дал упасть, крепче прижав к себе.

Я поблагодарила, но… наверно, предпочла бы позорно растянуться у всех на виду, чем чувствовать сквозь одежду напряжение его плоти. Вполне естественное желание мужа, который держит в объятиях жену после долгих месяцев воздержания. Его дыхание сбилось, рука на моей талии стала тяжелой, опустилась чуть ниже.

– Вы ведь уже в порядке, Лери?

Притвориться, что не поняла, о чем он? Глупо. Сказать, что нет, не в порядке, – еще глупее. Лекарь Солтер осматривал меня два дня назад и сделал заключение, что я совершенно здорова. Уже сам по себе осмотр заставил испытать стыд и неловкость, но хуже всего было то, что Гергис, несомненно, знал о результатах. Поэтому я промолчала.

До конца ужина мы не обменялись больше ни единым словом, но мое сердце колотились так мелко и часто, что начало подташнивать. Слезы плескались где-то на подступах к глазам, и приходилось то и дело смаргивать, чтобы не выпустить их на волю.

Проводив до дверей комнаты, Гергис не ушел сразу, как обычно, пожелав спокойной ночи. Я оказалась в ловушке: притиснутой к стене между двумя его руками. Он не касался меня, но ощущение тесной близости было не меньше, чем во время танца. Колени дрожали, и я вжималась спиной в стену – чтобы не упасть. И чтобы отодвинуться от него подальше.

– Я приду к тебе сегодня, – губы жарко коснулись шеи под ухом.

Нет-нет-нет!

Но кто же ему запретит?

Шаги удалялись по коридору. Я выдохнула с облегчением: свободна – пусть ненадолго.

Мия, похоже, караулила под дверью и услышала слова Гергиса. Иначе чем объяснить, что после ванны она растерла меня пахнущим цветами маслом и расчесала волосы, хотя обычно заплетала на ночь в косу. И рубашку достала другую. Не полотняную с вышивкой, а шелковую с кружевом – холодную и скользкую.

– Скажи, Мия, – зябко передернув плечами, я нырнула под одеяло, – у нас с принцем не было общей спальни? До моей беременности?

– Здесь нет. А во дворце, насколько мне известно, была. Сразу после свадьбы, – в ее голосе звучала легкая усмешка. – Но вы сами настояли на отдельной, госпожа. Поэтому он приходит к вам. И уходит. Если я больше не нужна, спокойной ночи.

Дверь со скрипом закрылась, я осталась одна – в темноте и тишине, которую стоны ветра за окном только подчеркивали. И подумала, что сейчас ко мне может войти кто угодно. Я прожила с мужем два года, родила от него ребенка, но звездный дождь стер из памяти все связанное с ним – за исключением неприязни, которая вросла слишком глубоко. Если вдруг ко мне в постель проберется незнакомец и не скажет ни слова, смогу ли отличить его от Гергиса? Ведь я понятия не имею, какой он.

Разве что по запаху? То, как от него пахло, не казалось неприятным – в отличие от самого принца. Но не вызывало ни волнения, ни желания.

Желание… Я была уверена, что знакома с этим. Не просто какое-то смутное влечение, а именно желание по отношению к определенному мужчине. Но был ли это Гергис или кто-то другой?

Глядя в темноту широко открытыми глазами, я пыталась представить его, нарисовать вместо расплывчатого неопределенного образа более или менее четкий облик, опираясь на описания Мии и собственные впечатления и представления. Однако отношение накладывало отпечаток: нарисованный воображением портрет Гергиса вышел не более приятным, чем образ моей служанки-надзирательницы.

Я ждала его с мучительным нетерпением. Надеялась одновременно на то, что он все-таки не придет – и что придет. Рассчитывала перетерпеть – ведь терпела же как-то раньше, не умерла. Зато это уже не будет неизвестностью. И, возможно, на какое-то время Гергис оставит меня в покое.

Часы на башне пробили полночь, четверть, половину. И только я решила, что он передумал, из коридора донеслись шаги.

Дверь открылась – и снова закрылась, щелкнул замок. Шаги приблизились, замерли. Я знала, что Гергис смотрит на меня, и сжалась в комок – и внутренне, и буквально, съежившись под одеялом.

Шорох снимаемой одежды – и вот уже горячее обнаженное тело прижалось к моему, руки скользнули под рубашку.

– Лери… – шепот обжег ухо.

Я ожидала чего угодно: грубости, боли, унижения. Но его прикосновения, ласки, поцелуи оказались нежными и страстными. И все же... не смогли победить вросший страх и неприятие. Крепко зажмурившись, я просто ждала, когда все закончится, не отвечая ни малейшим движением.

И вдруг вспомнилось, как только что, вот так же закрыв глаза, пыталась его представить. И такое же мгновенное, как вспышка молнии: я делала это и раньше. Но воображала совсем другого мужчину. Не какого-то выдуманного – настоящего. В постели с мужем я думала о нем. О ком же?

Пальцы медленно обвели треугольник внизу живота, пробрались между судорожно стиснутыми ногами и замерли. Рассмеявшись негромко, Гергис убрал руку и встал с постели. Я слышала, как он одевается и идет к двери.

– Гергис?

Трудно сказать, чего оказалось больше в этом незаданном вопросе: облегчения или недоумения.

– Извини, дорогая, но я не любитель насиловать мертвые тела. Лучше подожду. Возможно, оно еще оживет. Спокойной ночи.

Насколько я успела узнать – снова! – своего мужа, на него это было не похоже. И то самое, глубинное, тоже подсказывало: раньше он взял бы свое, нисколько не заботясь о том, хочу ли я его и что вообще чувствую.

Шаги стихли в коридоре. Сев на край кровати, я стащила через голову скользкую рубашку и бросила ее на пол. Встав, подошла к комоду, выдвинула ящик, достала другую – мягкую, из тонкого полотна. Надела, легла обратно. Сон улетел куда-то далеко, на край света.

Снова и снова я перебирала свои мысли и предположения, пытаясь собрать картинку из отдельных кусочков.

Во время близости с Гергисом я думала о другом, представляя того на месте мужа. Была ли я влюблена в него еще до свадьбы? Или он появился уже потом? Гергис сказал, что два года назад, на зимних балах, я смотрела на него с обожанием. Но он мог принимать желаемое за действительное. Или же просто обманул. А может, и нет. Вполне вероятно, после свадьбы Гергис обращался со мной так, что сам подтолкнул меня к мечтам о другом мужчине – или даже в его объятия. Ведь не появились же страх и неприязнь на пустом месте.

Вопросы множились, нарастая один на другой, как снежный ком. Вплоть до того, действительно ли я родила дочь от Гергиса. Зачата она была в конце осени, когда мы жили в столице. Но что, если и мой возлюбленный оттуда? Он мог последовать за мной и поселиться в городке за лесом, чтобы мы виделись тайком. Если так, становилось понятно, куда или откуда я шла ночью.

Как бы там ни было, звездный дождь стер все из моей памяти, оставив лишь размытые следы, тающую в сумерках тень. Возможно, окажись я рядом с ним, узнав имя и услышав голос, почувствовала бы что-то. Наверняка Ирита была поверенной моих тайн. Я ломала голову над тем, как связаться с ней, и понимала, что не могу сделать этого. Любой, к кому рискнула бы обратиться, легко выдал бы меня принцу. Оставалось только ждать и надеяться… неизвестно на что.

Сделав круг, мысли вернулись к тому, с какой насмешкой Гергис бросил фразу о мертвых телах. Если между нами и раньше все было плохо, вряд ли он мог рассчитывать на то, что я соскучилась и приму его с радостью. Мертвое тело оживет? Крайне сомнительно.

Единственное пришедшее мне в голову: он и сам не рад тому, как все сложилось между нами. Возможно, сначала и было хорошо, а потом какие-то его поступки оттолкнули меня. И теперь он не знает, как все исправить. Хотя и надеется, будто я все забыла, не понимая, что ничего изменить уже невозможно.

Особенно учитывая, что где-то глубоко внутри меня прячутся чувства к другому мужчине.

Память представлялась мне домом, из которого звездный дождь вымыл все, что там находилось. Но остался запертый на замок подвал, где спрятано самое сокровенное. Если бы только подобрать ключ…

Утром мне страшно не хотелось просыпаться. Натянуть одеяло до ушей и лежать весь день.

– Наверно, ночь прошла хорошо, – заметила невинным тоном Мия.

– Прекрати! – вскипела я. – Чтобы больше не слышала от тебя ни слова об этом!

– Прошу прощения, госпожа, – после короткой заминки ответила она. – Как скажете.

Эту вспышку вряд ли можно было назвать разумной. Восстанавливать против себя надсмотрщицу не лучшая идея. Но, с другой стороны, я показала, что не такая уж и беспомощная овца, над которой прислуга может безнаказанно посмеиваться в кулачок.

За эти полтора месяца я потихоньку сжилась со своей слепотой. Перешагнула через досаду и отчаяние, свыклась с мыслью, что это навсегда, и училась жить с ней. И с мыслью, и со слепотой. Не сразу, но довольно скоро я заметила, как обострились все другие чувства, с помощью которых ориентировалась в пространстве: слух, обоняние и осязание. Кроме того, тоже не сразу, появилось кое-что новое. Например, я ощущала чье-то присутствие рядом, даже если человек не шевелился. Знала, насколько близко он находится. А еще – что на меня смотрят. Пожалуй, это было самым неприятным.