Текст книги "Полет бабочки. Восстановить стертое"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Мороз-Воевода

(Рассказ)

Он посмотрел на часы. До полуночи оставалось всего двадцать минут. Юля давно должна была вернуться. Что-то случилось? Или у нее изменились намерения? Сидит у себя в номере и думает… о своем бывшем. А может, просто посмеялась над ним и пошла с соседкой на новогодний вечер. А он торчит тут как идиот перед бутылкой шампанского, уши развесил, слюни распустил.

Или все-таки пойти поискать ее?

Кирилл еще раз обозвал себя идиотом, подумал, что все-таки сорока его обманула, и вышел в коридор.

Свет притушен, никого. Он дошел до Юлиного номера, постучал. За дверью было тихо. Нажал на ручку – закрыто. Значит, правда, на дискотеку ушла. И зачем только было ему голову морочить?

Он вернулся к себе, оделся, взял со стола бутылку и пошел к лестнице. Сейчас только заглянет в бар, убедится, что Юля там, и пойдет в лес. Сядет на поляне на пень, дождется двенадцати, откроет шампанское, напьется и будет бродить по лесу в темноте, пока не замерзнет. Совсем. Мороз, блин, воевода! Да кому ты нужен, придурок! Жена ушла, Снегурочка тоже… бросила. Ну и фиг с ними.

Он спустился на один пролет и увидел на площадке лежащую женщину. Знакомая серебристо-серая дубленка, видимо, наброшенная на плечи, прикрывала голову. Вниз по ступенькам стекал тонкий ручеек крови…

– …Ну, вот ваш номер. – Горничная открыла дверь и посторонилась, пропуская Кирилла вперед. – Дверь балконная не заклеена, так что, может, дуть немного будет. Зато выйти сможете, видом полюбоваться. Вид у нас здесь красивый.

За окном темнел хвойный лес, но спорить Кирилл не стал – какая разница.

– Телевизор, холодильник – все работает. Телефон местный, списочек номеров на тумбочке. Городской телефон в холле, по нему можно и в другой город позвонить. Белье застелено, меняем два раза в неделю. Если что понадобится – звоните.

Пока Кирилл думал, стоит ли дать ей чаевые, горничная выскользнула из номера, прикрыв за собой дверь.

Поставив сумку на ковер, он сел на кровать и огляделся. Светлый платяной шкаф, синее кресло-качалка. На тумбочке маленький телевизор с комнатной антенной, в углу холодильник. Вот и вся обстановка. Плотные сине-зеленые шторы на окнах – от них в номере как-то мрачно и не слишком уютно. Впрочем, не только от штор. Еще не было четырех часов, а за окном уже смеркалось. Конец декабря – самые короткие дни года. Послезавтра – Спиридон-солнцеворот. Солнце на лето – зима на мороз.

Вот так… Замрет солнце, словно в раздумье, на сутки, а потом покатится к лету. Будет с каждым днем все дольше и дольше на небе красоваться. А все вокруг – радоваться. И расцветать потихоньку. Только вот ему, Кириллу, радоваться нечему. Солнце – пусть себе на лето разгорается. А ему лучше замереть в этом шатком равновесии. Лишь бы хуже не было. Так, как все эти полгода.

Странно, но у него даже предчувствий никаких не было. Все хорошо, все как всегда. Когда воздух есть, его не замечаешь. Дышишь себе и не задумываешься о нем. Разве что поворчишь иногда: какой-то он, воздух этот, не такой, озону бы грозового, свежести морской или там ароматов восточных. А исчез – и задохнулся. В тот самый момент, когда Маша пришла с работы, накрыла стол к ужину, села и сказала, что подала заявление на развод.

Он сначала подумал, что ослышался. Потом спросил глупо: «Почему?»

«Потому что не могу так больше».

«Как – так?»

«А вот так – никак».

Они прожили вместе четырнадцать лет. Особо страстной любви вроде и не было никогда. Встретились, понравились друг другу, поженились. Детей так и не завели. Сначала пытались лечиться, потом рукой махнули – нет, ну и не надо. И жили в общем-то каждый своей жизнью – спокойно и удобно. Сидели перед телевизором, ходили в гости, ездили отдыхать. И с интимом, кажется, все в порядке было. На женщин красивых Кирилл посматривал с интересом, но даже в мыслях ничего эдакого не допускал – считал супружескую неверность делом грязным и крайне непорядочным, так уж воспитали.

И вдруг – гром среди ясного неба. Ему и в голову не приходило, что Маша может быть чем-то недовольна. Всегда спокойная, улыбающаяся… Обычно она ему уступала. Но только не в этот раз. Как ни уговаривал, ни упрашивал – все равно собрала вещи и ушла. Не к кому-то другому – к родителям.

И жизнь кончилась. Ну, если и не кончилась, то остановилась. И так не слишком яркая и богатая событиями, она стала совершенно тупой и никчемной. Звонок будильника – и одна мысль: как прожить этот день, унылый и бесконечный, что бросить в темную, сосущую пустоту, прочно обосновавшуюся в душе. Иногда подступало отчаяние, острое, как битое стекло, и тогда хотелось умереть. Заснуть и не проснуться. Впрочем, засыпалось тоже с трудом – под кроватью прочно обосновалась бессонница, похожая на лисицу с мелкими зубами.

Наверно, он тосковал даже не по Маше, а по прежней жизни, которая никогда не вернется. По тихой, уютной жизни, похожей на разношенные домашние тапочки. Друзья говорили: хватит уже дурью маяться, найди себе нормальную женщину. Ты сейчас самый ценный кадр – тридцать пять лет, без жилищных и материальных проблем, даже алименты платить не надо. Посмотри в зеркало, красавец какой: высокий, стройный. Глаза синие, брюнет с благородной проседью. Он пытался искать – не получалось. Да и не хотелось. Хотелось покоя и тишины, а были только боль и смятение.

А потом вдруг пришла желанная тишина. Было ни хорошо и ни плохо – тихо. И он боялся спугнуть эту тишину. Взял отпуск и перед самым Новым годом уехал на Валдай. В крохотный пансионат на берегу петлистой речушки. Посреди дикого леса. Знакомый ездил, сказал, что помереть со скуки можно. То, что нужно.

Тишина внутри, тишина снаружи – он лечился ею. Видеть никого не хотелось. Завтрак, обед, ужин – вот и все общение. Необременительное. Столик на троих, соседи – старички-супруги. «Доброе утро – разрешите – передайте, пожалуйста – всего хорошего – спокойной ночи».

В первую же ночь выпал снег, которого уже и не ждали. Он падал медленно и мягко, огромными пушистыми хлопьями, к утру мрачный еловый лес за окном стал парадно-белым. Потом ударил мороз. Не просто какой-то там жалкий морозец, а самый настоящий морозище. Поверх снега лег похожий на крупную соль иней. Уставшее за год ленивое солнце подслеповато щурилось.

Кирилл плохо ходил на лыжах, а санки и прочую ерунду для катания с гор и вовсе презирал, считая детской забавой. Ему нравилось просто гулять по лесу. Вокруг главного корпуса был устроен терренкур, несколько дорожек уходили далеко в чащу, вот по ним он и бродил два раза в день. Это был настоящий ритуал.

Позавтракав, он натягивал куртку-аляску, теплые сапоги, меховую шапку и медленно шел среди заснеженных елей, наслаждаясь терпким морозным воздухом – и одиночеством. Изредка попадался кто-то навстречу, кивал ему, и Кирилл кивал в ответ – как милостивый хозяин здешних мест. «Мороз-Воевода дозором обходит владенья свои», – вспоминал он. Ему на самом деле нравилась эта игра – представлять себя властелином здешних лесов, снега, солнца.

После обеда он снова отправлялся в лес и бродил, пока снег не начинал маслянисто розоветь. Возвращался в сумерках, отогревался в качалке под теплым пледом, пил кофе. После ужина смотрел телевизор, читал и ложился спать. Сон приходил сразу же – глубокий и спокойный. В пансионате по вечерам показывали кино, устраивались танцы, был бар, бильярд, но его это не интересовало.

На пятый день своего затворничества Кирилл встретил на прогулке девушку, которую прежде не видел, – наверно, только что приехала. Она шла навстречу, засунув руки в карманы серебристо-серой короткой дубленки с капюшоном. Щеки на морозе раскраснелись, снег скрипел под белыми сапожками. Он кивнул ей – здесь так было принято, все раскланивались со всеми, как на водах в позапрошлом веке. Она улыбнулась – радостно, словно хорошему знакомому, и он не смог не улыбнуться в ответ. «Надо же, какая Снегурочка!»

Потом Кирилл встречал ее в столовой, в лесу, и они обменивались улыбками. Девушка, как и он, гуляла всегда одна, и почему-то ему показалось, что она тоже играет в эту немного смешную и немного стыдную – никому ведь не расскажешь, не поймут! – игру. В Мороза-Воеводу. С этого момента он словно начал играть вместе с ней. И в улыбку приветственную вкладывал вот что: в лесу нашем все в порядке, ели заснежены, сугробы никем не потревожены, только солнце, ветер и мы с тобой. Снегурочка – так он звал ее про себя – улыбалась, забавно морща нос и щурясь от снежного блеска, и ему хотелось думать, что она отвечает ему: да, все у нас в лесу отлично.

Утром в канун Нового года Кирилл проснулся и загрустил было. Вспомнилась Маша, елка, красиво упакованные подарки; вернулась много раз пережеванная мысль о том, что всего этого больше не будет. И вдруг кто-то постучался в балконную дверь снаружи.

«Снегурочка!» – мелькнула шальная мысль.

Уцепившись когтями за карниз, в окно заглядывала большая нарядная сорока. Она наклонила голову и смотрела на Кирилла задорно поблескивающим глазом.

Он вскочил с постели, раскрошил в руке оставшуюся с вечера булочку, осторожно подошел к балконной двери. «Только не улетай, пожалуйста!» Сорока уселась на ближайшем дереве и с интересом наблюдала за ним. Высыпав крошки, Кирилл вернулся в комнату. Сорока, подумав, слетела на балкон, поклевала, весело стрекотнула и скрылась в лесу.

Счастье, невыносимо яркое, как солнечный зимний день, накрыло его с головой. «Разве так бывает? – блаженно улыбаясь, спросил он то ли улетевшую сороку, то ли… Снегурочку? И добавил: – Сегодня я обязательно с ней познакомлюсь».

Но на завтраке Снегурочка не появилась, и Кирилл забеспокоился.

А вдруг она уехала? Завтра же Новый год. Побыла немного, отдохнула и уехала домой. Праздновать с семьей. Или с любимым человеком.

Впервые за неделю солнце спряталось за низкие тучи. Подул теплый ветер. Снег присыпало мелким лесным мусором. Больше не хотелось играть, и чаша весов качнулись в хорошо знакомую сторону темной тоски. Сорока, предчувствие счастья… Все обман.

Влажный снег сочно, как антоновское яблоко, хрустнул под чьей-то ногой. Кирилл поднял глаза.

– А знаете… – сказали они одновременно и засмеялись.

– Я подумала, что вы уехали, – сказала Снегурочка. – Пришла на завтрак, а вас нет.

– А я подумал, что вы уехали. Хотя… Все правильно, я на завтрак опоздал. С сорокой беседовал. Ко мне сорока на балкон прилетела, я ее крошками кормил.

– Правда? – удивилась Снегурочка. – К нам она тоже сегодня прилетала. Уселась на перила и стрекотала. Я почему-то подумала, что сегодня что-то хорошее должно произойти.

«И произошло!» – подумал Кирилл.

Снегурочку, как выяснилось, звали Юлей. Была она почти на десять лет младше Кирилла, а в пансионат приехала, как выразилась, «зализывать раны». «И вы тоже?» – удивился Кирилл.

Они гуляли, пока не замерзли, а после обеда, изменив традиции, долго сидели в баре за чашкой кофе. Новый год решили встречать вдвоем, в номере у Кирилла. Юля жила в двухместном с довольно неприятной соседкой.

– Я специально купила путевку в двухместный, чтобы не оставаться одной. Думала, веселее будет, а получилось… – вздохнула она.

Кириллу казалось, что он знал эту девушку всегда. «Банально, – он пытался охолодить себя сам. – Если женщина нравится, всегда кажется, что знал ее всю жизнь».

Договорились встретиться в одиннадцать. Но Кирилл уже в десять накрыл на стол и ходил по номеру, не в силах усидеть на месте. Как ребенок в ожидании Деда Мороза. Предвкушение перемен покалывало иголочками, как шампанское. Он ничего не загадывал, но почему-то был уверен: все сложится замечательно. Юля не рассказала ему, какие именно раны приехала зализывать на Валдай, но он понял так, что в данный момент у нее никого нет. Они друг другу понравились. Как там пелось в старой песне: «Новая встреча – лучшее средство от одиночества»?

Юля пришла сказочно красивая, в нарядном голубом платье. Светлые вьющиеся волосы, голубые глаза – и правда, Снегурочка. Принесла еловую ветку с маленьким стеклянным шариком.

– Утащила с елки в холле, – озорно усмехнувшись, призналась она и вдруг закусила губу. – Кирилл, я совсем забыла. Я сейчас быстренько сбегаю к себе и вернусь. У меня там… В общем, что-то вкусное. Пригодится к столу.

Юля сорвалась с места и выскользнула в коридор. Словно и не было…

Сжав зубы так, что в висках противно хрустнуло, Кирилл спустился на несколько ступенек, приподнял дубленку, пощупал пульс на шее…

Лежащая на площадке женщина была полнее Юли, вместо голубого платья на ней была длинная синяя юбка с белой блузкой. Кровь текла из-под коротких рыжеватых волос. В общем, не Юля, а ее соседка.

Невольный вздох облегчения – и сразу же мороз по коже: а где же тогда Юля? Почему на соседке Юлина дубленка? Что произошло? Упала? Столкнули? Кровь еще даже не начала запекаться, значит, все произошло совсем недавно. Его номер почти рядом с лестницей, но ни криков, ни шума он не слышал. Правда, телевизор работал, но совсем тихо.

Прикрыв женщину дубленкой, Кирилл поднялся обратно на свой этаж и спустился вниз на лифте. В холле развязно подмигивала разноцветными лампочками елка, из бара доносилась музыка. Он подошел к дежурной, уныло сидящей за стойкой ресепшена, и без лишних реверансов сообщил о мертвой женщине на лестнице. Реакция почтенной дамы с лакированной башней на голове его, мягко сказать, поразила. Невозмутимо, словно трупы в пансионате были самым обыденным делом, она отчеканила:

– Молодой человек, давайте не будем портить людям праздник. Подумав, добавила: – Давайте подождем пятнадцать минут до Нового года, а там уже будем думать, что делать.

Но подождать не удалось. С лестницы раздался дикий визг, и какая-то женщина, щедро обмотанная елочной мишурой, вывалилась в холл:

– Там, там… Убили!!!

Из бара, забыв про шампанское в бокалах и президента в телевизоре, валом повалил народ. Еще бы, Новый год – он каждый год бывает, а убийство – дело такое, нечастое. Началась суета, шум, беготня. Кирилл заглянул в бар – никого. Куда же делась Юля? Он забеспокоился не на шутку.

Милицию попытались вызвать, но, как выяснилось, раньше утра ее можно было не ждать. Зато появился крепенький лысоватый парень не слишком интеллектуального вида – видимо, местный секьюрити.

– Кто нашел? – сурово вопросил он.

– Вот он! – Палец дежурной торжествующе нацелился в Кирилла, который почувствовал себя Хомой Брутом перед Вием.

– А еще, а еще, – зачастила похожая на злобную моську старушонка, – он хороводился с девкой, которая ходила в этой дубленке, я точно помню. Она с этой, с убитой, в одном номере живет.

– И где девка? – заинтересовался секьюрити.

– Не знаю, – буркнул Кирилл. – Нет ее нигде. В номере нет, в баре тоже нет.

Вокруг него как-то сразу образовалась полоса отчуждения. Секьюрити почесал залысины и принял решение:

– Пожалуй, придется мне вас запереть на всякий случай. Пока милиция не приедет.

– С какой такой стати? – возмутился Кирилл. – Не имеете права.

– Да??? – глумливо изумился секьюрити.

Среди уже начавших праздновать мужчин моментально нашлись добровольные помощники, и через несколько минут Кирилл, изрядно помятый, сидел под замком в какой-то скверно пахнущей каморке на первом этаже. Орать и возмущаться было бесполезно, оставалось ждать милицию, но для порядка он все же постучал в дверь и подергал решетку на окне.

Вот это влип! А что, и разбираться не станут. Повесят на него убийство, поди доказывай, что не верблюд. Конечно, он не врач, да и женщину погибшую видел только мельком, но даже если она сломала шею или разбила голову, самостоятельно упав с лестницы, кто мешает заявить, что ей помогли упасть? Кто помог? Как кто – вот он, Кирилл Воеводин, сидит в чулане, пойман и обезврежен.

А Юля? Куда она все-таки запропастилась? А что, если?.. Если это ее рук дело? Ну, мало ли что между двумя женщинами произойти могло? Увидела, например, что соседка ее шубку решила на время позаимствовать. Ссора, случайный толчок… Лестница – дело такое, особенно когда ты на высоких каблуках. Испугалась и убежала. Куда только? На мороз раздетая?

Вот скажи, Кир, почему тебе вечно всякие гадости в голову лезут, а? Почему твой племянник четырехлетний, увидев на заборе букву «X», спрашивает: «Это значит Христос воскресе?», а ты сразу совсем другое думаешь? Странный вопрос, потому что у взрослого дяди голова всяким дерьмом набита так, что из ушей прет.

Кто-то тихонько поскребся в окно. Или послышалось? Нет, снова шорох. Он подошел, присмотрелся. Ничего не видно, свет мешает. Выключил, снова вернулся. Какая-то темная фигура, лица не разобрать. Юля? Нет, мужчина вроде. Рукой махнул, кажется, палец ко рту поднес: мол, тихо. Кирилл пожал плечами – и дальше что?

Фигура за окном исчезла. Прошло несколько минут, и он услышал осторожные шаги в коридоре. Замок щелкнул, дверь приоткрылась.

– Выходи! – прошептал невидимый спаситель. – Только тихо. И быстро.

Не успел Кирилл задуматься – а стоит ли бежать из-под замка, не будет ли потом хуже, как уже оказался в коридоре. Невысокая темная фигура манила его в сторону подвальной лестницы. Прижимаясь к стене, ступая на цыпочки, он направился к едва различимому силуэту. «Как в тупом боевике», – промелькнула мысль.

Когда Кирилл оказался на грязной подвальной лестнице, человек в черной куртке стоял внизу, у обитой металлом двери, и снова манил его. Это уже напоминало не боевик, а какой-то мистический триллер. Что он в подвале-то забыл?

– Не бойтесь, – тихо сказал спаситель. – Спускайтесь. Она здесь.

– Юля?

– Да.

– А что она тут делает?

– Сейчас все узнаете.

«Вот так вот лохов и разводят», – с тоской подумал Кирилл. И медленно начал спускаться. Потому что когда кругом театр абсурда, приходится действовать по наиболее логичной схеме. Даже если ничем хорошим это не кончится.

Продолжая наращивать саспенс, человек в черном ждал его за дверью в конце низенького коридорчика, по стене которого тянулись толстые потные трубы. Здесь было достаточно светло, и Кирилл смог наконец разглядеть его. Невысокий, смуглый, темноволосый, с восточным разрезом глаз. Лицо жесткое, словно армированное.

Наконец Кирилл очутился перед дверью с грозной надписью «Бойлерная. Не входить!». Его провожатый толкнул дверь, и они шагнули внутрь.

В крохотной комнатке стоял большой паровой котел, что-то тихонько шипело. Трубы, краны, циферблаты. Вспомнилось зачитанное некогда до дыр «Сияние» Стивена Кинга.

Юля лежала на полу рядом с котлом. Рот заклеен скотчем, руки и ноги плотно замотаны. Платье порвано, волосы растрепаны, на скуле багровая ссадина. Увидев Кирилла, она замычала, замотала головой. Кирилл бросился было к ней, но дуло пистолета остановило его рывок.

– Спокойно, – ласково сказал человек в черном. – Учти, здесь очень хорошая звукоизоляция. Можно взорвать фугас – никто не догадается.

– Это ты убил Юлину соседку?

– Делов-то, – усмехнулся человек в черном. – Она пыталась возражать против моей беседы с дамой. Оказалась, как говорится, не в том месте и не в то время. Каблуки, длинная юбка… Хватило маленькой подсечки. Даже рук пачкать не пришлось.

– Кто ты вообще такой? – Кирилл пытался хорохориться, но получалось плохо. Это перед телевизором хорошо воображать: да я бы на месте этого идиота…

– Слушай внимательно, гнида! – человек в черном приблизил лицо, а заодно и пистолет к самому лицу Кирилла. – Эта женщина – моя. А если не моя – значит, ничья. Понял? Я ее долго искал, когда она удрала. Как видишь, нашел. Я последний раз тебя спрашиваю. – Он повернулся к Юле и резким движением сорвал скотч с ее рта. – У тебя еще есть шанс вернуться и все исправить. Да или нет?

– Нет. Лучше сдохнуть.

– Желание дамы – закон. Смотрите сюда. Вот это – автоматический контроль давления в котле. Я его отключаю. А этот проводочек – сигнализация. Если автоматика не срабатывает, а давление поднимается до критического, у смотрителя звенит звоночек. Только сегодня он не прозвенит. Примерно через пять часов котел разнесет к ядрене матери. И вас заодно. Я уже буду далеко. А у вас еще останется время поболтать. Напоследок.

– Скотина тупая, – с ненавистью сказала Юля. – Ты даже убить не можешь нормально. Все из фильмов да из книг.

«Не зря я Кинга вспомнил, – подумал Кирилл. – Там тоже котел взорвался в конце концов».

Человек в черном подошел к Юле и наотмашь ударил ее по лицу. Она вскрикнула, из губы потекла кровь. Кирилл дернулся вперед, но получил мощный удар под дых, отлетел, ударился головой о стену и потерял сознание. А когда очнулся, его рот был заклеен, а ноги и руки за спиной были туго стянуты скотчем, как у Юли.

– Просто пристрелить вас – это слишком скучно. Всего хорошего!

Дверь захлопнулась.

Кирилл посмотрел на Юлю – она снова лежала с залепленным ртом. Он огляделся, но не увидел в комнате ничего острого, обо что можно было бы перетереть скотч. Руки начали неметь.

Он попытался вытолкнуть через плотно сжатые под скотчем губы тонкую струйку слюны. С трудом оттянул нижнюю челюсть вниз и начал протискивать сквозь зубы язык. От напряжения в ушах зазвенело, показалось, что вот-вот что-то лопнет внутри.

И все-таки ему удалось облизать губы. Он начал свирепо гримасничать, стараясь, чтобы скотч с внутренней стороны подмок и начал отклеиваться. На это ушло минут двадцать, не меньше. Содрав нашлепку о плечо, Кирилл подполз к Юле и наклонился над ней, пытаясь зубами подцепить уголок скотча на ее губах. Мельком подумал, что это напоминает какой-то совершенно невероятный поцелуй, но сейчас ему было не до эротических мыслей. Наконец он сорвал скотч. Юля заплакала.

– Кирилл, прости! Все из-за меня. Мне надо было тебе сказать, а я испугалась. Понимаешь, мы с ним два года прожили вместе. Сначала все хорошо было, а потом… Я не знаю точно, но, кажется, он начал какие-то наркотики принимать и совсем бешеный стал. Я хотела уйти – он меня избил и запер. А я все равно удрала. Сначала у подруги жила, потом она мне этот пансионат предложила: дешево, тихо и далеко. И она же, наверно, меня Артему и сдала. Иначе откуда он узнал, что я здесь? Я когда елку в вазу ставила, зачем-то на балкон посмотрела и вдруг увидела, что он там… Стоит и на нас смотрит. Сначала подумала, мерещится. А он мне рукой машет – чтобы я на улицу вышла.

– И ты побежала, – не удержался Кирилл.

– Я за тебя испугалась. Он же совершенно… в голову убитый. Подумала, может, уговорю его оставить меня в покое. Дура наивная. Если он сюда приехал, так точно не для того, чтобы красиво попрощаться.

– А твоя соседка?

– Оля? Она за мной вышла. Я ведь к себе забежала за дубленкой. Оля как раз в бар шла. Я впереди, она сзади. А Артем… Он уже на лестнице был. Схватил меня в охапку, потащил вниз. Оля хотела вмешаться, ну и… Он ее толкнул.

– А почему она под твоей дубленкой оказалась?

– Я ее на плечи накинула, а когда он меня схватил, она, ну, дубленка, упала. Оля подняла и в руках держала. Ну, так и получилось, что когда она по лестнице скатилась, оказалась под дубленкой… Кирилл, что мы делать-то будем?

– Орать бесполезно. Можем, конечно, попробовать, но сомневаюсь.

Они попробовали звать на помощь, но только голоса сорвали. Кирилл на коленях добрался до двери и принялся колотить в нее ногами. Прошло минут пятнадцать или больше, но никто так и не пришел.

– Спасение утопающих, как известно… Давай сюда руки.

Он принялся грызть скотч, то и дело касаясь губами тонких Юлиных запястий. И вдруг понял, что здорово завелся. Разозлился на себя, начал грызть сильнее, отплевываясь от отвратительного привкуса, – и чаще «целовать» Юлины руки. Такой вот замкнутый круг. Похоже, она понимала, что с ним происходит, потому что старательно прятала улыбку.

Потом уже Юля рвала и разгрызала скотч на его руках, а он уже не сердился, а млел, как кот, нализавшийся сметаны. Неслабая у них получалась любовная игра. Во всяком случае, очень даже оригинальная. И смертельная опасность рядом, буквально в паре метров – очень даже возбуждающе. Вот, кстати, что с котлом-то делать?

– Не получится у нас боевика, – притворно вздохнул Кирилл. – Там все за секунду до времени «Ч» благополучно разрешается, а у нас несколько часов в запасе.

– А ты знаешь, как с ним обращаться? – Похоже, Юля его оптимизма не разделяла.

Кирилл походил рядом с котлом взад-вперед, посмотрел на него внимательно. Что же этот псих поганый тут с ним делал? Что-то отключил, какой-то проводок оборвал. Проводок оборванный – вот он. Даже если и удастся его как-то скрутить да скотчем, с себя снятым, закрепить, – как узнать, что контакт есть? Да и смотритель, скорее всего, того… Напраздновался и спит. Как-то Кириллу слабо верилось в то, что обитатели пансионата, увидев тело Юлиной соседки, вдруг впали в мировую скорбь и разошлись по номерам. Скорее всего, еще активней набросились на запасы бармена.

Значит, надо или эту чертову автоматику как-то подключить или вручную давление сбрасывать. А как? Спросите чего полегче. Все его знания относительно паровых котлов базировались исключительно все на том же Стивене Кинге. Там вроде вентиль какой-то поворачивали. Или нет?

Впрочем, никакого вентиля он все равно у котла не обнаружил. Только какие-то кнопки, трубки. Нажать все подряд методом научного тыка? Нет уж, спасибо.

Положение становилось совсем несмешным. Он нашел какой-то циферблат со стрелкой. Стрелка колебалась делений за пять до красной черты. Что бы это значило? Уже начинать молиться – или, может, еще можно анекдот рассказать?

– Послушай, да он просто маньяк какой-то! – С досады Кирилл чуть не треснул кулаком по котлу. – Ну, решил он нас с тобой убить, ну так и убил бы. Зачем других людей впутывать? Не думаю, конечно, что весь пансионат в клочья разнесет, но наверняка еще кто-нибудь пострадает.

– Думаешь, ему есть до этого дело? – всхлипнула Юля. – Маньяк самый настоящий. Только не спрашивай, где мои глаза были. Так бы и отлупила себя за дурость.

Стрелка тем временем подпрыгнула еще на одно деление.

– Господи! – простонала Юля. И вдруг глаза ее расширились. – Смотри, Кирилл! Это что? Не автоматический контроль?

Она показала на кнопку, под которой красовалась полустертая надпись «machine check».

– Ты умница! – заорал Кирилл и едва сдержался, чтобы не сгрести ее борцовским захватом. – Я бы безуспешно искал какой-нибудь «automatic control».

Он нажал на кнопку. Сначала ничего не произошло, потом где-то глухо зашипело, и стрелка манометра опустилась сразу на несколько делений.

– Теперь бы еще выбраться отсюда, – вздохнула с облегчением Юля.

Выбраться не удалось. Когда утром навестить котел явился заспанный смотритель, он обнаружил Юлю и Кирилла спящими на полу – в уютном тесном объятье. Его вопли можно было сравнить разве что с трубой архангела в судный день. И даже рассказ о маньяке, убившем женщину и запершем их в бойлерной, смотрителя не слишком утихомирил.

Потом пошли объяснения с мрачным милиционером и не менее мрачным следователем, составление протоколов, осмотр их номеров. Кирилл невольно вздрогнул, увидев оставшиеся от вчерашнего сорочьего завтрака крошки, втоптанные в снег мужскими следами.

Они решили уехать.

– Пока еще придурка этого поймают, – сказал Кирилл голосом, не терпящим возражений. – Придется тебе у меня пожить, наверно.

Юля не ответила, только пожала плечами.

Автобус до ближайшей железнодорожной станции шел только вечером, поэтому они, собрав вещи, сидели у Кирилла в номере. Хотелось погулять на прощанье, но от мысли, что, возможно, рядом бродит психопат с пистолетом, становилось не по себе.

– Печально это все, – грустно сказала Юля. – Оля из-за меня погибла. И вообще…

– Не надо себя винить. – Кирилл обнял ее за плечи. – Это все он. Конечно, печально. Но… Нет худа без добра, прости за банальность. Если бы ты от него не удрала сюда, мы бы не встретились.

Он подошел к балкону, посмотрел на ельник. И все-таки решился.

– Знаешь, ты будешь смеяться, но я гулял по лесу и все время про себя повторял: «Мороз-Воевода дозором обходит владенья свои». И представлял, что это я – Мороз. А фамилия моя, между прочим, Воеводин. Ну вот, я же говорил, будешь смеяться.

Он обернулся. Юля улыбалась, прикрыв лицо ладонью.

– Еще бы. Хочешь верь, хочешь нет, но моя фамилия – Морозова.