Текст книги "Полет бабочки. Восстановить стертое"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Не знаю, что и сказать. Так, на щуп, ничего нет особенного. Жалко, что вы ничего не помните. Чем болели, например. Рожать-то, думаю, вы вряд ли рожали, а вот аборты, выкидыши… Пойдемте, УЗИ вам сделаю, пока нет никого.

Она отвела меня в другой кабинет, уложила на кушетку, включила аппарат и начала, глядя на экран, водить по животу холодной железкой.

– Вот тут спаечки. Внешние. Это от травмы может быть. Спайки боль дают. Это пройдет со временем. Я вам дам обезболивающее на крайний случай. А так тепленькое что-нибудь на живот кладите. Только не горячее. Кстати, трубы расширены. Похоже, там внутри тоже спайки. Это с контрастным веществом надо рентген делать. Ладно, одевайтесь.

Пока я одевалась, Ирина Сергеевна достала из кармана халата небольшой ежедневник.

– Я сейчас ваши данные запишу. На тот случай, если снова ко мне придете. Фамилию скажите вашу.

Я сказала. Ирина Сергеевна начала записывать и вдруг остановилась.

– Слободина Марина Сергеевна, – повторила она и нахмурилась. – А ведь вы у меня были. В роддоме.

– Вы помните всех своих пациенток? Снизу? – попробовала пошутить я, чувствуя, как противно немеют губы.

– Я помню вашу фамилию, – сухо отрезала Ирина Сергеевна. – Вас – нет. А если помню фамилию, значит, было что-то серьезное. Мне самой интересно. Да и вам невредно будет о себе что-то узнать, так? Завтра я все равно буду в роддоме, там моя пациентка на сохранении лежит. Зайду в архив, полистаю старые журналы.

– Вы же говорите, что я не рожала.

– Категорически я этого не утверждала. Тем более в роддоме, к сожалению, не только рожают. Там еще и абортарий есть. И стационар для беременных.

На следующий день во время вечерней службы Ирина Сергеевна вошла в храм мрачнее тучи. Я разбирала под лестницей тряпки, но она меня не заметила, прошла и встала у солеи. Дождалась конца службы, подошла к священнику и стала что-то ему говорить. По тому быстрому взгляду, который он бросил в мою сторону, я поняла: говорит обо мне. Почему-то захотелось убежать и спрятаться. Сняв фартук, я быстро вышла во двор.

– Подождите! – догоняя, окликнула меня Ирина Сергеевна. – Давайте отойдем. На лавочку.

Мы сели. Сердце прыгало, как лягушка. Ирина Сергеевна молчала. Наконец она заговорила, глядя в сторону, еще более сухо и отрывисто, чем раньше:

– Я не знала, говорить вам или нет. Даже у батюшки спросила. Он сказал: как совесть подскажет. Я так думаю, лучше, чтобы вы знали. Может, еще поймете… что натворили. Как я поняла, вы действительно у меня были в роддоме. На аборт пришли. Теперь я вас хорошо вспомнила. Там все мрачные, даже распоследние потаскухи. А вы – в юбке до лобка, хи-хи да ха-ха. Первый вопрос – как скоро после аборта можно в койку к мужику прыгнуть. В бумажке из консультации срок десять недель. Стала вас смотреть – плод для десяти недель слишком крупный. Отправила на УЗИ, а там двойня. Вот тогда мне жутко стало. Абортов много сделала, никогда особо не переживала, а двойни ни разу не было. Это же чудо такое! Начала вас уговаривать: подумайте, мол. Тем более резус отрицательный, вообще потом может детей не быть больше. А вы: да какая на фиг разница, хоть один, хоть два, хоть десять, лишь бы избавиться поскорее. А не будет – ну и не надо, меньше беспокойства. Короче, не смогла я. К другому врачу отправила. И… вообще больше не смогла. Так что какой-то плюс от встречи с вами все-таки был. Для меня. Хотя детки эти убитые мне до сих пор снятся. И всегда будут сниться.

Она повернулась и, не прощаясь, пошла к воротам.

На этот раз я не плакала. Мне просто показалось, что сейчас умру. Тело словно растворилось и перестало что-то чувствовать, зато голова налилась горячим пульсирующим свинцом. Я сидела на скамейке и не могла пошевелиться. Вспомнились слова Валерия: «Столько ты мне горя принесла, особенно когда нашего…» «Когда нашего ребенка убила», – закончила про себя я. Он, наверно, даже и не знал, что двойня была.

Как все-таки права была баба Глаша, подумала я. Не надо было мне пытаться узнать о прошлом. Ничего хорошего из этого не вышло.

– Простите, вы – Марина? – спросил мужской голос.

Я подняла голову и увидела стоящего рядом высокого мужчину лет тридцати, который смотрел на меня с привычной смесью тщетно скрываемого ужаса и брезгливой жалости.

* * *

Вернувшийся из Москвы Сабельников энтузиазма Кречетова не поддержал.

– Лучше бы я этого не слышал, – проворчал он. – Потому что глухарь он и есть глухарь. Лежит себе в сейфе сто лет, есть-пить не просит.

– Кроме тех случаев, когда за него на ковер вызывают, – съехидничал Кречетов.

– Это можно и потерпеть, не впервой. Нет подвижек – и нет. Мы же не волшебники. Разве что придумаешь иногда что-то для видимости: ведется, мол, следствие, ведется, отстаньте. А тут надо новую вводную разматывать, из-под себя выпрыгивать и попу рвать до геморроя. А потом все равно окажется, что баба эта ни при чем. Что она вообще о чем-то или о ком-то другом говорила. Ты Билайн прозвонил?

– Прозвонил. Мимо. В искомый период дама сотовой связью не пользовалась.

– Вот и получается, что никаких зацепок нет. Подслушанный разговор да голубой «опель». Все. А если этот твой Ткаченко придумал все? Или плохо расслышал?

– Зачем ему придумывать?

– А так. Он к даме с распростертою душой, а она ему от ворот поворот. Даже дверь не открыла. Обидно, понимаешь. Нет, мы, конечно, дамочку на карандаш возьмем, но особо тут не на что рассчитывать. Хоть логика и присутствует. Чтоб сестричка не открыла рот и не спугнула богатенького жениха – убрать ее, далеко и надолго, желательно навсегда. И свалить все на неведомого кавказского кавалера. Однако…

– Однако зачем уродовать лицо, зачем везти так далеко, чтобы выбросить у самой трассы? – кивнул Кречетов. – Сплошные непонятки.

– Ну, зачем лицо уродовать – как раз не вопрос. Чтобы не опознали. Или не сразу опознали. А может, и не для этого, а просто на самом деле молотили чем под руку попалось. Зачем везти далеко? Во-первых, не забывай, что практически все подъезды к Суздальским озерам мимо жилых домов. К тому же вода подо льдом. Во-вторых, вполне естественное желание увезти труп подальше. Куда глаза гладят, где жилья нет. А потом в какой-то момент нервы сдают, и предполагаемый труп вываливают чуть ли не на шоссе. Ладно, допустим, мотив у нас есть, вернее, оболочка мотива. Надо бы разузнать содержимое. А именно, всю подноготную милой дамочки Инны Полесовой. И потрясем-ка для начала твоего Ткаченко. Пусть еще разок поможет, юный друг милиции.

* * *

Вернувшись в Питер, Андрей сделал то, чего не делал ровно семь лет. А именно, ушел в запой. Мощный такой запой, многодневный, с мыслями о самоубийстве и пьяными слезами на теплой маминой груди. Отец понимать «поганца» отказался наотрез и уехал к брату в Самару. «Разбирайся с этим придурком сама, если такая добрая», – сказал он маме. Мама мученически вздохнула и для начала позвонила Андрею на работу. Так и так, простыл в дороге. Лежит с температурой. Врача не вызывали, сами знаете, прописка временная, полис московский, сплошные проблемы. Сделайте милость, пойдите навстречу. Поскольку с запойной стороны Андрея в газете не знали, то навстречу пошли охотно – по городу бродил запоздалый грипп. Разве что удивились, что мама звонит. «Так плохо?» – участливо спросила секретарша главного Люся. «Температура тридцать девять», – вздохнула Ольга Павловна, поплевывая между тем через плечо и постукивая по спинке стула.

Вообще Андрей пил вполне умеренно, меру знал и от похмелья обычно не страдал. Но уж если слетал с тормозов… Случалось такое крайне редко, за всю жизнь раза три-четыре, но все эти разы мама помнила как совершеннейший кошмар. То она выслушивала его пьяные жалостливые бредни, то отнимала нож или веревку, то подставляла тазик. Конечно, для некоторых несчастных женщин это обычное дело, но отец Андрея, если и напивался, то сразу же тихонечко засыпал, поэтому подобные номера были для нее чем-то совершенно экстремальным.

В предыдущий раз поводом для запоя был разрыв с Инной. Что сейчас – она не знала. Андрей на этот счет упорно молчал, однако твердил без конца, что все бабы – суки. И не просто, а в ботах. Подумаешь, новость!

– Эй, алкаш, тебе Кречетов какой-то звонит. Что сказать? – поинтересовалась Ольга Павловна, сняв трубку.

– Бу-бу!

– Поняла. Вы слушаете? Андрей сейчас подойти не может, к сожалению. Передать что-нибудь?.. В милицию? Хорошо, передам… Ну, что ты еще натворил, маленький уродец? Тебе велено как можно скорее прибыть к этому самому Кречетову. В милицию.

«Маленький уродец» в это время лежал на диване с мокрым полотенцем на голове и держал в дрожащей ручонке запотевшую бутылку пива.

– Н-ничего… н-не н-натворил, – выжал он из себя, зеленея от усилий. – Н-не п-поеду.

– Ладно, – кротко согласилась мать. – Тогда я съезжу. Узнаю, в чем дело. Говори адрес.

– Еще чего! – моментально ожил Андрей. – Сам разберусь.

Ожить-то ожил, но собрать себя веничком на совочек смог только к вечеру. Ехать к Кречетову не хотелось, равно как и разговаривать с ним, но Андрей решил выбрать из двух зол меньшее. Однако по телефону Кречетов ничего говорить не стал, настаивая на личной встрече. Поэтому на следующий день Андрей к нему все-таки приехал.

– До чего мне все это надоело, – вздохнул он, выслушав Кречетова. И рассказал о поездке в Сочи. – На фиг! Не хочу больше с этим никакого дела иметь. Пусть съедят друг друга.

– А если я попрошу? – осторожно сделал ход Кречетов.

– А ты не проси, – парировал Андрей. – В конце концов, если я свалял дурака и пришел сюда в первый раз, это не значит, что я у вас теперь работаю.

– А статью написать?.. – обкусывая заусеницу у ногтя, еще более осторожно предположил Кречетов.

Андрей задумался. В конце концов, действительно хорошую статью можно написать только в том случае, если сам к вопросу не равнодушен. А уж здесь-то он всего себя вложил. Не слишком, конечно, порядочно, согласен, но… Короче, я не злопамятный, отомстил – и забыл.

– Что делать-то надо? – угрюмо спросил он.

– О подружке твоей бывшей разузнать поподробней. Я Полесову имею в виду.

– Мог бы и не уточнять. Слободина мне уж никак не подружка.

– Тебе виднее. Пока у нас две версии. Первая. Марина так достала свою сестрицу, что та решила от нее избавиться. В этом случае она вряд ли действовала обдуманно. Вторая. Марина ее шантажировала. Или Полесова боялась, что та станет ее шантажировать. Но в обоих случаях кто-то должен был ей помочь. Если не убивать, то хотя бы вывезти тело. Для начала неплохо бы поискать этого «кого-то». Тут тебе и карты в руки. Я – мент поганый, а ты – пресса.

– А материалы дела дашь посмотреть?

– Ты, Андрюха, прям торгаш. «Дашь, не дашь». Дам, дам. Только если клятвенно пообещаешь, что статья будет не раньше, чем следствие закончится.

Андрей, разумеется, пообещал и тут же начал прикидывать план действий. Слабое звено для любой женщины – это подруги. Вот с них и начнем, пожалуй.

* * *

Семь лет назад, когда Инна была еще на первом курсе института, подруг у нее было мало. Школу она окончила в Венгрии, если и были подружки, то там и в Москве. Новые как-то не слишком появлялись. Была какая-то однокурсница, Андрей это помнил, но имя из головы, разумеется, вылетело. То ли Саша, то ли Маша, то ли Наташа. Эта подружка его особенно интересовала еще и потому, что от нее он как раз мог узнать, почему Инна передумала ребенка рожать. Наверняка знает. Но поскольку эту самую Сашу-Машу предстояло еще найти, он решил заняться поисками позже и начать с того, что на поверхности. А именно, с бывших коллег.

В налоговой он прикинулся дурачком и спросил первую попавшуюся тетку, где Инну Куницыну найти.

– Так она еще зимой уволилась, – просветила его густо накрашенная блондинка, увешанная золотом.

– А кто вместо нее? Я из газеты, – уточнил Андрей.

– Да? – с подозрением посмотрела на него блондинка. – Вместо нее Алла Кольцова. В десятом кабинете.

Больше всего он боялся увидеть у десятого кабинета свирепую потную очередь, но рядом с ним никого не было. На двери висело исполненное красным фломастером объявление: «Приемные дни: понедельник и пятница, с 10 до 17. В остальные дни ВХОД ВОСПРЕЩЕН!!!»

Стукнув пару раз для соблюдения приличий, Андрей приоткрыл дверь. Три женщины пили чай и лениво общались.

– Гражданин, сегодня неприемный день! – рявкнула одна из них. – Выйдите!

– Завтра приходите! – добавила другая.

– Читать не умеете? – булькнула в чашку третья.

– Умею. Я из газеты. – Андрей постарался улыбнуться как можно обаятельней. – Насчет Инны Куницыной.

– Насчет Инны? – удивилась первая, лет тридцати, с длинными темными волосами, собранными в роскошный хвост. – А что она такого натворила, чтобы в газету попасть? Вы проходите, садитесь.

Андрей присел на стул рядом с ее столом. Женщины напряженно ждали, разве что рты не открыли.

– Видите ли, – осторожно начал Андрей и помахал на всякий случай своим удостоверением. – Мы ведем журналистское расследование. Это связано… Это связано со смертью ее родителей, – сказал он первое, что пришло в голову. – Они были сотрудниками МИДа и погибли в автокатастрофе при невыясненных обстоятельствах. Сейчас обнаружилось кое-что новое, и…

– И вы думаете, что Инна к этому причастна? – вытаращила глаза брюнетка, на бэджике которой было написано «Лариса Дмитриевна Вишневская».

– Мне хотелось бы узнать о ней побольше, – проигнорировал вопрос Андрей. – Ну, что она из себя представляла – как специалист, как человек?

– Хороший специалист, грамотный. Мы с ней три года проработали. Она же институт с отличием окончила. Хотела в аспирантуру пойти, но… Как раз тогда ее родители погибли, и ей пришлось работать, чтобы себя содержать. Хорошая девочка, спокойная, вежливая, аккуратная. Всегда все вовремя делала. Мы так жалели, что она уволилась, но что поделаешь. Нашла себе жениха богатого, наверно, он не захотел, чтобы она работала. Она-то ведь не собиралась уходить, буквально ни с того ни с сего подала заявление. Уговорила начальника, чтобы в тот же день ее отпустил.

– Вот так, ни с того ни с сего? – переспросил Андрей.

– Ну да. Это где-то в начале декабря было. Пришла на работу, мрачная, на себя не похожая. Сказала, что плохо себя чувствует. Я еще спросила, может, с женихом поссорилась, она даже не ответила. Села за стол, заявление написала и к начальнику пошла. Вернулась и стала вещи собирать. Я ее расспрашиваю, что случилось, она молчит. Потом сказала, что уходит. И все.

– И больше вы с ней не виделись?

– Нет. Трудовую ей в тот же день отдали, зарплату на карточку перевели. Так и не знаю, в чем дело. Начальника ведь не будешь спрашивать.

– А с кем она здесь дружила?

– Дружила? – усмехнулась Лариса. – Ну, это сильно сказано. Мы с ней в одном кабинете сидели, вот, можно сказать, и дружили. Она вообще не очень общительная. На свадьбу одну меня с работы пригласила. Свидетельницей.

– Вы были?

– Нет.

– Почему?

– Когда она уходила, – обиженно хмыкнула Лариса, – о свадьбе и не вспомнила. Я думала, она мне позвонит. Не позвонила. По-вашему, мне самой надо было напрашиваться?

– Скажите, она вас знакомила со своими приятелями?

– Нет. Я и жениха-то ее видела один раз, когда он к нам приходил вычет оформлять. Они же здесь и познакомились.

– Может, рассказывала что-то?

– Нет. То ли она все тщательно скрывала, то ли приятелей никаких просто не было. Обмолвилась как-то, что была у нее одна бурная ошибка молодости, снова на те же грабли наступать не тянет.

«Бурная ошибка молодости» слегка покраснел.

– Жарко тут у вас, – заметил он. – Ладно, девушки, спасибо вам за помощь.

Начальника осаждал народ, но Андрей к нему все же пробился и задал всего один вопрос: по какой причине он уволил Куницыну. Вконец замороченный начальник сразу же занял оборону:

– Да она мне голову так задурила, что легче было согласиться. Плакалась на всякие страшные проблемы, болезни и прочую ерунду. Сказала, что если я ее заявление не подпишу немедленно в приказ, то она все равно на работу больше не выйдет. Что я могу ее по какой угодно статье увольнять. А у меня тогда народу было – вот как сейчас. Я рукой махнул и подписал, лишь бы отстала. А что случилось? Почему вас это интересует?

Андрей заверил, что не случилось ровным счетом ничего такого, из-за чего могут быть неприятности. Начальника это успокоило.

Теперь предстояло искать то ли Машу, то ли Сашу. Или даже Наташу. Ну, это вообще без проблем. Пришел в деканат, профессионально вывихнул челюсть, выпросил список группы. Наврал с три короба, что собирается писать о тех, кто институт с отличием окончил, но в аспирантуру не пошел. Ну вот, об Инне Куницыной, например. Надо с бывшими однокурсниками поговорить, с куратором группы. На самом деле куратор ему был сто лет не нужен, а вот список группы, даже с телефонами, ему вручили на ура.

Наташи никакой в списке не было, уже легче. Зато были и Маша, и Саша.

Вернувшись домой, Андрей наскоро поужинал и сел терзать телефон. Мама, счастливая тем, что сыночек, похоже, пришел в себя, пошла к подруге – морально отдохнуть.

Для начала Андрей позвонил Марии Кирсановой.

– Она здесь больше не живет, – рявкнул злобный старушечий голос.

– А где живет? – Андрей скорчил невидимой собеседнице мину ласкового вампира.

– Не знаю и знать не хочу.

– Первый блин комом, блин, – констатировал Андрей и принялся набирать номер Александры Мальцевой.

– Да-у? – пропело в трубке сочное контральто. – Я вас слушаю.

Подумав, Андрей решил особо не церемониться и представился сотрудником милиции, интересующимся Инной Куницыной.

– Куницына? – переспросила Саша. – Да мы с ней вообще почти не общались. Так, «привет – пока». Это вам надо Маше Кирсановой позвонить, они с первого курса дружили.

– Звонил. Но на меня наорали и сказали, что она там не живет.

– А, это вас тетка ее обласкала, – усмехнулась Саша. – Да, действительно, Маша у мужа живет. Подождите, сейчас сотовый ее поищу. Вот, пишите.

Записав номер, Андрей подумал, что надо ковать железо… правильно, не отходя от кассы. Вдруг повезет.

– Скажите, а кто-нибудь из однокурсников ваших за Куницыной ухаживал?

Саша задумалась.

– Да нет, никто. Хотя, подождите. Точно, на втором курсе Юрка Жуков пытался. Правда, недолго. Ну, сразу своего не добился, а долго на кино-кафе рассусоливать – это он не любил. Нашел кого посговорчивей. Она вообще такая была, синий чулок, одним словом. Учиться, учиться и учиться. Ни на какие вечеринки, дискотеки не ходила. Ну, вот красный диплом и высидела. Только толку с него?

Александре явно хотелось поболтать, пусть даже с незнакомым милиционером. То ли вообще по жизни трещотка, то ли дома сидит и от дефицита общения мается. Впрочем, Андрею это было как-то без разницы, он то, что нужно, уже выяснил.

* * *

Маша Кирсанова на фокус с милиционером тоже легко купилась, продиктовала адрес и сказала, что ждет завтра в восемь часов. «Утра?!» – испугался Андрей. Оказалось, вечера. Впрочем, что в лоб, что по лбу, потому что жила Маша на другом конце города, у метро «Звездная».

Район этот Андрей знал плохо, фонари горели по одному на квартал, табличек с номерами домов не наблюдалось, а сами дома были до тошноты одинаковыми. Поэтому обшарпанную «башню», похожую на рабочее общежитие квартирного типа, он нашел только в половине девятого.

Дом действительно оказался бывшим общежитием. Теперь в новоявленных коммуналках кто только не жил: комнаты стоили до смешного дешево. В подъезде еще сохранилась застекленная будка вахтера, заваленная всяким хламом. Загаженный лифт скрипел и дрожал, на лестничной площадке противно пахло вареной свеклой.

Андрей нашел нужную квартиру, позвонил, дверь тут же распахнулась.

– Вы к Маше, да? – спросил практически без акцента высоченный угольно-черный негр в джинсовых шортах и босиком. – Проходите.

В тесную прихожую выходило несколько дверей. За одной плакал ребенок, за другой кто-то надсадно терзал пианино. С кухни выглянула маленькая темноволосая девушка в таких же джинсовых шортах и розовой майке. Шорты едва застегивались на круглом животике.

– Вы Ткаченко? – спросила она. – Очень приятно. А это мой муж, – кивнула она на негра, – Аурелио Мартинес. Арик, ты посиди пока на кухне, хорошо? За борщом присматривай. А вы проходите в комнату. Нет, ботинки не снимайте.

Андрей прошел за ней в тесную комнатушку, в которой едва помещались диван, шкаф, письменный стол и несколько стульев, заваленных одеждой. На полке примостился небольшой японский телевизор, на подоконнике – микроволновка.

– Садитесь. – Маша махнула рукой в сторону дивана, сама осторожно пристроилась на краешке стула. – Вы извините, у нас тут тесно. Мы эту комнату снимаем. Муж у меня с Кубы, аспирант, я тоже неместная, из Мурманска. Так вы сказали, что из милиции, по поводу Инны…

Андрей понял, что сейчас она попросит удостоверение показать, и бросился в кавалерийскую атаку.

– Собственно говоря, я как раз не из милиции, а из газеты. Мы ведем свое расследование, – тут он вывалил на Машу уже обкатанную байку о смерти родителей Инны. – Я не могу вам всего рассказать, но нам крайне важно узнать об Инне поподробнее.

– Неужели Инка могла влезть в какой-то криминал? – удивилась Маша. – Хотя… Ну, спрашивайте.

– Расскажите об отношениях Инны с мужчинами.

– Мне известно только об одном экземпляре. Это было еще на первом курсе. Такая любовь-морковь, умереть не встать. Журналист какой-то. Я его пару раз видела, но теперь бы и не узнала. Абсолютно никакой. И что Инка в нем нашла?

Андрей мысленно «поблагодарил» Машу за комплимент.

– И что же?

– Да ничего. Честно говоря, я не знаю, стоит ли вам все это рассказывать. Как-то все это… Напишете потом ерунду какую-нибудь, а я буду как оплеванная ходить.

– Лично о вас я ничего писать не собираюсь. Может, и вообще никакой статьи не будет.

– Да? – приподняла брови Маша. – Ладно. В общем, я все равно о нем ничего толком сказать не могу. Даже как звали. То ли Алексей, то ли Андрей, не помню. Кончилось у них все, как в плохом романе. Инка забеременела, намекнула раз, намекнула два – и ничего. Ладно б он ей сказал, что это не его ребенок, или просто ноги сделал бы. Так вообще ноль, никакой реакции, словно и не слышал. Ну, Инка ждала-ждала, а потом плюнула и… и совсем с ним рассталась. Решила рожать. И доходила она месяца до шестого. Никто из наших, кроме меня, не знал. Живота особо видно не было.

– И что с ней случилось?

– Упала в метро, на лестнице. То ли толкнул кто-то, то ли голова закружилась. В общем, не спасли. Потом какие-то осложнения начались. Короче, врачи сказали, что детей у нее больше не будет.

Андрей впился ногтями в ладонь. Вот оно что!

– С отцом ребенка она больше не виделась? – спросил он глупо, лишь бы не молчать.

– Нет. Если до того случая она еще надеялась, что он, может, придет, то потом… Сказала, что если и появится – спустит с лестницы.

Ну, теперь все ясно. Спасибо, что не спустила.

– После этого Инка вообще начала от мужиков шарахаться. Один парень с нашего курса пытался за ней приударить, но Инка делала вид, будто вообще не понимает, что ему от нее надо. И так до конца института. Никуда не ходила, ни с кем не встречалась. Словно заживо себя похоронила. Я пыталась ей доказать, что это глупо, что не все одинаковые – бесполезно.

– А после института вы с ней общались?

– Редко. Раза два-три в год, не больше. Я к ней на день рождения, она ко мне на день рождения. По телефону, правда, часто болтали. Когда у нее родители погибли, на похоронах была. Знала, что все у нее по-прежнему. Работает, никуда не ходит. А где-то в ноябре позвонила, сказала, что познакомилась с одним человеком. Может, даже замуж за него выйдет. И все, тишина. Потом я уже через десятые руки узнала, что Инка действительно замуж вышла. Обиделась на нее страшно. Могла бы и позвонить. Или боялась, что я на свадьбу стану напрашиваться? А месяц назад решила ей сама позвонить, дура набитая. Так она меня даже не узнала сначала. Или сделала вид, что не узнала. Поговорили минут пять. Вернее, я пыталась говорить, а она только мычала в ответ и ждала, когда же я распрощаюсь. Ну еще бы, у нее муж банкир, ей теперь со мной неинтересно. – Голос Маши дрогнул. – Ладно, и без нее обойдусь. Честно говоря, хотела ее в крестные своему малышу позвать, но… Арик говорит, нельзя крестных по материальному признаку выбирать. Наверно, он прав. Ему виднее, он примерный католик, а я так, не пойми что. Борща не хотите?

Андрей даже вздрогнул от неожиданности и покачал головой, хотя есть хотелось страшно, а добираться до дома предстояло часа три.

– Ну, как хотите, – печально выпятила губу Маша. – Впрочем, может, вы и правы.

– Насчет чего?

– Насчет борща. Готовить-то я толком и не умею. Разве что суп из пакета и яичницу. Арик меня учит, учит – все без толку.

Всю дорогу домой Андрей обдумывал услышанное. На душе резвились не кошки, а откормленные тигры. Амурские. «Все из-за тебя!» – урчали они, царапая его когтями, похожими на остро отточенные грабли.

По крайней мере, это похоже на мотив, отмахивался от них Андрей. Собралась замуж, а жених ничего о ее проблемах не знает. Ну и что? Мало что ли таких женщин, у которых детей быть не может? А если он очень ребенка хотел? Может, узнал бы и не женился бы на ней? Может, она его пузом к стене приперла? Сделала вид, что залетела. Ах, дорогой, у нас будет беби, побежали в загс. Она же сама по телефону кому-то говорила, что ей надоело беременную изображать.

Стоп, стоп! Кому говорила-то?

Так он и не выяснил ничего насчет ее загадочного кавалера. Все в один голос твердят, что Инночка прямо монашкой жила; между ним, Андреем, и женихом никого у нее не было.

Мало ли что там подруги говорят. Инна, конечно, уникальный экземпляр, но есть кое-кто, кто о человеке знает побольше подруг. Любопытные соседки. Сейчас, конечно, любопытные соседки вымирают как вид, чаще всем на всех наплевать. Вот он, например, не знает даже, как соседей зовут, и нисколько от этого не страдает. Но то он, а то одинокая бабушка, живущая в соседней квартире лет двести. Он точно помнил, что рядом с Инной как раз такая бабка и жила. Семь лет назад ей было около шестидесяти. Может, и жива еще.

* * *

Андрей давно уже убедился, что если человек, услышав заветные слова: «я из газеты», – не захлопнул перед твоим носом дверь («У-у, журналюги проклятые!»), то он будет чесать языком так, что только успевай записывать.

Соседка Инны, по счастью живая и здоровая, оказалась именно такой. Она даже интересоваться особо не стала, зачем газете понадобились Иннины кавалеры. Надо – значит, надо. А может, и не для газеты вовсе, а?

– Между прочим, я тебя прекрасно помню, хотя семь лет прошло, – заметила она, почесывая заросший жесткой седой щетиной подбородок. – Заходи, чего на лестнице стоять. Красть у меня все равно нечего.

На кухне, куда она провела Андрея, пахло селедкой. На единственном засаленном стуле дрых, свесив лапы, огромный сибирский кот.

– Поди погуляй, – бесцеремонно спихнула его бабка. – Садись.

– Нет, лучше вы садитесь, а я постою, – испугался за свои брюки Андрей.

Они попрепирались немного, кому именно занять заветный стул, потом бабка сдалась, подвинула ему шаткую табуретку, а сама церемонно опустилась на стул, – как на трон.

– Значит, слушай меня внимательно! – Она уставилась Андрею прямо в глаза совершенно сумасшедшим взглядом. Он подумал, что бабушка вряд ли дружит с головой, но делать было нечего, только слушать. – Я уж не знаю, что вы там с Инкой не поделили…

Бабка замолчала выжидательно, но Андрей явно не спешил удовлетворить ее любопытство, и она, вздохнув сердито, продолжила, теребя руками подол замызганного фартука.

– Короче, мужиков у нее то ли не было, то ли где-то в другом месте гуляла. Сюда не водила. Потом этот появился. Который муж у ней теперь.

– Про мужа не надо. Значит, больше никого? – безнадежно уточнил Андрей, поднимаясь со стула.

– Да ты сядь, сядь! – Бабка дернула его за рукав. – Что за народ! Недослушают и бежать. Уже перед самой их свадьбой встретила ее с каким-то. К ней шли. Лифт-то не работал, а я кошакам в подвал еду понесла. А они поднимались.

– Кошаки? – не удержался Андрей.

Бабка только зыркнула на него сердито и продолжила повествование:

– Вечер уже, поздно было. Даже не поздоровались! Раньше-то Инка завсегда здоровалась, а тут сделала вид, что меня не знает.

– Как он выглядел? – заинтересовался Андрей.

– Как выглядел? Ну, молодой, лет тридцать. Или нет? Может, и больше. Но вряд ли больше сорока. Тощий такой. Но мордатый. Одет хорошо. Пальто такое дорогое, черное, длинное. Знаешь, на кого похож? На судью, который по телевизору всякие дела разбирает, где еще баба толстая в очках всякие глупости говорит.

– Один раз только его видели?

– Один, один. Потом-то опять этот, жених ее, приходил все. А потом и вовсе здесь поселился.

– А когда это было, точнее не припомните?

– Ты что, милый, совсем того? – возмутилась бабка. – Прошло-то сколько времени. Одно могу сказать, это до пятнадцатого числа было. Потому что пятнадцатого у меня пенсия и я кошакам «Китикет» покупаю, а его дней на десять хватает. А тогда я кашу несла. Или суп, не помню. Но не «Китикет», точно. Потому что миска была, а не пакет, я еще боялась, что разолью. Так что ты, парень, молодец, что от Инки ноги сделал. Вот была б тебе женушка, ходил бы, рогами в дверях застревал. Она мне никогда не нравилась. В тихом омуте, сам знаешь…

Андрей уже хотел выйти, но услышал, как подъехал лифт, и остановился в прихожей. Лязгнул замок, дверь соседней квартиры хлопнула.

* * *

– А что ты сегодня так рано?

Инна выглядела, мягко говоря, плоховато, поэтому Денис отвел взгляд в сторону. И ответ прозвучал как-то неубедительно:

– К отцу ездил.

– И как он?

– Неважно. Давление высокое. Лежит. «Скорую» вызывали вчера вечером, предлагали в больницу – отказался. А ты как?

Он сел на диван и принялся лениво теребить узел галстука. Шевелиться лишний раз не хотелось.

– Да так. Тоже не очень. Голова кружится, тошнит.

– Может, к врачу надо?

– Недавно была. Все нормально. Просто токсикоз. Ужинать будешь?

– Дома поел.

– Да, здесь для тебя не дом, – вздохнула Инна, но осеклась и замолчала.

Денис подумал, что, раз скандал замер в зародыше, значит, последует просьба. И не ошибся.

– День… – нерешительно начала Инна, присаживаясь рядом на диван.

– Что?

– Детектив звонил…

– Сказал, что ни фига не нашел, пришлите денег на обратную дорогу.

– Да нет, как раз нашел.

– Ну и что? Выставил счет?

– У тебя плохое настроение?

– Да, – обрадовался Денис. – У меня плохое настроение. Поэтому сделай одолжение, избавь меня от россказней о твоей ненаглядной сестрице.