Текст книги "Двуликая луна"

Автор книги: Татьяна Величкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

Глава 3 Две судьбы

1998 год январь-июнь

Время пролетело так быстро и незаметно, казалось, только вчера они встречали Новый год, веселились, пели песни. Катя сидела над учебниками и во всю готовилась к сессии. Закрывая книгу, она вновь и вновь повторяла выученное и приступала к следующим темам. В голову ничего не шло, ее единственным желанием было хоть не надолго выйти на улицу и пройтись по заснеженным улицам города, вдохнуть морозный, январский воздух. И снова Катя вспомнила Сережу, они виделись пару раз, но всегда им кто-то мешал, и они не могли, оставшись наедине, поговорить по душам. Она открыла учебник, а перед глазами был он, со сдержанной улыбкой и с глазами, взгляд которых проникал в самую душу. Катя, улыбаясь, взяла листок и начала писать красным фломастером его имя. «Сережа», старательно выводила она, подрисовывая букве «С» и «Р» крылышки и сердечки, плюс «Катя» равняется Любовь.

Ей так хотелось с ним поговорить, и она ловила себя на мысли, что сильно соскучилась. Однако она была уверена в том, что при встрече снова будет задирать нос. Такая уж я уродилась, улыбнулась она сама себе и, отложив листок с вензелями, принялась учить английский.

Сергей в это время сидел в своей комнате в общежитии и читал письмо матери. Она была недовольна тем, что он не захотел приехать домой на зимние каникулы и как следует подготовиться под ее пристальным надзором. Так же мама вложила в конверт письмо от отца, который спрашивал, как у него дела и как он живет один в чужом городе. Отец просил, чтобы Сережа подумал о переводе в Москву, где он сможет устроить его в престижный ВУЗ.

– Что пишут предки? – спросил Костик, присаживаясь рядом.

– Все как обычно, – Сергей небрежно сунул письма в нижний ящик письменного стола. – Мама ноет, что я не приехал домой на каникулы, об этом она написала на пяти страницах. Отец завел старую шарманку о переезде к нему. Меня уже тошнит от этого, а мать, будто избавиться от меня по скорее хочет.

– Перестань, Серый, мама соскучилась, она же любит тебя, – Костик потрепал друга по взъерошенным волосам, – на кого ты стал похож без женского внимания.

– Не понял, – удивился Сергей и, посмотрев на Вахрутова, увидел, что у него новая стрижка, – тэ – эк, это кто это тебя так… кхе-кхе… любовно обработал?

– Угадай с трех раз, – улыбнувшись, Костик провел рукой по макушке.

– Тут и гадать не нужно, кто-то из девчонок.

– Кто-то, это у меня-то кто-то? – Костя недоуменно покачал головой, – да у меня кроме «Компа», девушек не было, до того как ты меня познакомил с Любашей.

– Так это Любаня, так тебя? Здорово, лучше, чем в парикмахерской.

Костя, улыбнувшись, вздохнул и, сцепив руки за головой, откинулся на спинку своей кровати.

– Ничего в голову не лезет, жду не дождусь окончания сессии.

– Наконец-то в твою голову полезли глупые мысли, – Сергей раскрыл учебник на следующей странице и попытался сосредоточиться. Он снова вспомнил Катю, и ему захотелось бросить все и отправиться к ней и хоть один день побыть вместе. Потом он начал себя одергивать, что Катя тоже готовиться и ей некогда, а вдруг она откажет, а так после всех экзаменов они точно встретятся. Сергей не был до конца уверен в том, что у них с ней что-нибудь получится, он всегда готовился к худшему, если дело касалось красивой девушки. Его избранница была не только хороша собой, а отличалась незаурядным характером, это он знал от ее друзей, самому с ней, к его сожалению, Сергею пришлось общаться меньше, чем хотелось. Он надеялся, как только закончится эта суматоха с экзаменами, у него будет время наверстать упущенное. Пока они встречались в институте, где, перебрасываясь парой фраз, снова растворялись в толпе студентов. Сергей надеялся, что и Кате в голову лезут мысли не только об учебе и, глядя в ее большущие глаза, видел это. Вернувшись к учебнику, он постарался заставить себя выучить еще пару абзацев, и с большим трудом это ему все-таки удалось.

Наконец, как кошмарный детский сон, закончилась сессия. Кате все давалось легко и ей не составило труда подготовиться, Сергей едва не получил тройку по истории, ворча себе под нос, зачем программисту знания древних. Сразу после окончания экзаменов, он набрался смелости и поднял трубку телефона. Сначала было занято, но он снова и снова набирал ее номер, пока в трубке не послышались длинные гудки. Сергей почувствовал, что футболка прилипла к телу.

– Да, – ответила Катя, – алло… может, не будем молчать…

– Привет, – спохватился он, – плохо слышно было…

– А теперь, хорошо? – весело сказала Катя, и Сережа понял, что она улыбается, по ее голосу он почувствовал, что она рада его слышать.

– Что делаешь… э-э… в смысле сегодня вечером?

– Пока еще не знаю, – протянула она, и казалось, Катерина что-то ждет от него. – Если только куда-нибудь с девчонками пойду.

– А… ну ладно… пока, – Сергей повесил трубку и понял, что выглядел полным идиотом, надо было ее… в кино, что ли пригласить, или… черт и денег маловато…

Он быстро поднялся к себе в комнату, где сидели Костик и Лешка, и, открыв тумбочку, начал искать заначку.

– Что ты потерял там, Серый? – спросил Костя, но тот не слушая его, продолжал рыться в ящике, пока не вытащил помятый конверт. Там было всего пятьдесят тысяч и он, положив деньги в задний карман, начал одевать куртку.

– Что случилось-то? – на этот раз к нему подступил Леша и, загородив проход, в упор посмотрел на него. – Ты это брось, я серьезно, если что, поможем.

– Все нормально, пацаны, я боюсь опоздать…

– На поезд что ли? – не отступал Бабенко.

– Какой же ты Лешка пытливый, потом расскажу, на встречу тороплюсь… – он протиснулся между дверным косяком и внушительным плечом друга, и понесся вниз к телефону.

Сбегая со ступенек, он думал, что скажет ей, позвонить, нет, по телефону у него что-то не получается. Распахнув дверь студенческого общежития, он быстрым шагом, переходящим в бег, поспешил к Катиному дому. По пути, он заскочил в цветочный магазин, но розы, были только они, стоили очень дорого. Подойдя к витрине с цветами в горшках, Сережа вытащил свой полтинник и, выбрав какой-то неизвестный ему цветок с длинным латинским названием, и отдал деньги продавцу. Она протянула ему горшок и парень, бережно взяв его, расстегнул куртку и спрятал маленький горшочек на своей груди. Запахнув куртку, он вышел из магазина и направился к дому Катерины. Он боялся идти слишком быстро, потому что цветочек был такой хрупкий и беззащитный, как ему казалось, и Сергей не хотел, чтобы он в пути сломался или помялся. Быстро, поднявшись на пятый этаж, он остановился, чтобы перевести дыхание и, собравшись с мыслями, нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги, повернулся замок и, когда дверь открылась, Сережа увидел женщину лет сорока, с приятным лицом и ярко-голубыми глазами. Опираясь на палочку, она изучающее посмотрела на парня, прежде, чем спросить.

– Вам кого, молодой человек?

– Здравствуйте, – улыбнулся Сережа, – вы, наверное, Катина мама?

– Да, – голос Марины Карловны заметно потеплел, – так вы к Катюше, проходите, она уже собиралась уходить. Катя! – позвала она дочь, – к тебе какой-то парень…

– Меня Сергей зовут, – он переминался с ноги на ногу. – А… вы мама Кати?

– Да, – она недоверчиво оглядела его. – Марина Карловна. Проходите, Сергей, куртку повесьте вотсюда…

– Извините, но… я не надолго, – он явно чувствовал себя не в своей тарелке, видя это, Марина Карловна, не стала больше его донимать и, открыв дверь на кухню, направилась дочитывать газету.

– А, это ты? – Катя попыталась сделать суровое лицо, – а зачем ты звонил мне, я тебя что-то не понимаю.

– Не могу справиться с волнением, когда говорю с тобой, – честно признался Сережа, – решил вот… зайти…

– Ну, проходи, – Катя сама не знала, как ей с ним себя вести, не хотелось показывать, что она очень рада его приходу.

– Может, погуляем немного, а то и тебе, наверное, надоело сидеть дома, пока готовилась к сессии.

Пожав плечами, Катя сказала, что согласна и пока погода хорошая, нельзя упускать такой шанс.

– Погоди, – задержал ее Сережа, расстегивая куртку, – вот… это тебе, я не знал… э-э… что подарить тебе, но очень хотелось… – он протянул ей маленький горшочек с цветком, – сделать тебе приятное…

– Какая прелесть! – не смогла сдержаться Катя, взяв из его рук такой своеобразный подарок. – Спасибо. Знаешь, мне ни кто не дарил таких цветов, в смысле которые ставят не в вазу, а… ну ты понял, неожиданно, – она подняла на него глаза, ей так хотелось поцеловать его под видом благодарности, но что-то удержало ее. – Подожди только, я оденусь, и пойдем гулять.

Нежно держа подаренный цветок, Катя, направилась в свою комнату. Поставив его на письменный стол, она склонилась над ним и, проведя пальцами по красивым зеленым листочкам с желтыми прожилками, тихо сказала:

– Теперь, ты будешь на моем столике, здесь целый день солнце, – улыбнувшись, она коснулась губами лепестков и подумала, что если Сережа еще раз попытается поцеловать ее, она не будет так отчаянно сопротивляться.

Приведя себя в порядок, Катя вышла в прихожую, он ждал ее, и это было так приятно.

– Куда вы? – Марина Карловна вышла вслед за дочерью.

– Мы не долго, мам, – Катя быстро набросила полушубок, – пройдемся немного.

– Не допоздна, – Марина Карловна изучающее смотрела на Сергея, стоит ли ему доверять ее единственное сокровище.

Выйдя из дома, они направились в сторону парка, где обычно гуляла молодежь. Шли они молча, каждый хотел что-то сказать, но не находил слов. Погода была чудесная. Ветра совсем не было. В голубой лазури неба, ярко светило солнце и от этого настроение становилось еще лучше.

– Как сдал сессию?

– Трудно было, – вздохнул Сергей, – по истории чуть тройку не получил, ну, а в остальном, все путем, а ты?

– Как обычно, все на пять.

– Молодец, с твоими талантами, тебе в Москву надо было ехать.

– Да ты что, кому я там нужна, а сам что же не поехал?

– У меня на то совсем другие причины, хотя где-то ты права, без связей и денег в Москве трудно куда-нибудь поступить. Мне, во всяком случае, так кажется.

Проходя мимо кинотеатра, Катя воскликнула, что ей так давно хочется посмотреть этот фильм. Сергей мысленно подсчитал остатки своих сбережений и, радостно вздохнув, пригласил ее в кино.

– Через полчаса начнется, пойдем, я куплю билеты.

Катя специально сказала, что ей нравится этот фильм, хотя она смотрела его несколько раз. Ей хотелось сидеть с ним рядом в темном зале кинотеатра и надеяться, что это будет последний ряд, а он будет держать ее за руку. Потом Катя подумала, а что если у Сережи это последние деньги, он ведь здесь совсем один, а она не понаслышке знала, как живут иногородние студенты. Несколько девочек с ее факультета приехали из окружных деревень и сидели на одних супах быстрого приготовления. А тут еще он потратился на цветок, а теперь я про кино брякнула.

– Погоди, – Катя потянула его за руку, – ну его это кино, сходим в другой раз, пойдем…

– Ты не думай, у меня есть деньги, – улыбнулся Сережа, ей показалось, что он тоже хочет пойти в темный зал кинозала, чтобы ничего не объясняя, не видя, так отчетливо друг друга, побыть с ней наедине.

– Просто я, не подумав, предложила, а ты… без мамы здесь…

– Я немного подрабатываю с Костиком, так что все в порядке, – сказал он, конечно же, соврав, что все в порядке, это были его последние гроши, но Сергей ни чуточки не жалел и радовался тому, что ему хватило и на подарок, и на кино с любимой девушкой.

– Ты тоже лечишь вирусы? – поинтересовалась Катя, поднимаясь по ступенькам кинотеатра.

– Немного. В основном, помогаю с установкой программ, ремонтом, так помаленьку.

Купив билеты, они вошли в просторный кинозал. Это был старый кинотеатр, на стенах местами облупилась краска, на некоторых плафонах не горели лампочки. Престарелые, продавленные кресла, придавали залу еще более запущенный вид. Одно радовало, что везде было чисто. Здесь еще никого не было, Сергей, начал подниматься наверх. Обернувшись, он улыбнулся и протянул Кате руку.

– Аккуратно, здесь такие ступени.

– Да, – согласилась она, взяв его за руку. Его ладонь была теплая и сильная, и Катя была уверена, что даже если будет висеть над пропастью, он сможет вытащить ее.

Усевшись по удобнее, они стали ждать начала сеанса, понемногу зал начал заполняться и когда их стало человек на десять больше, начал тихо меркнуть свет.

На экране появился Терминатор, оглядевший все вокруг внимательным взглядом робота. Когда он направился на поиски одежды в бар, Катя почувствовала, как по плечу скользнула рука Сергея. Он нежно, почти незаметно обнял ее и поняв, что не вызвал ее недовольства, улыбнулся, зная, что Катя не видит сейчас его.

Почти весь фильм они не проронили не слова, только когда робот из жидкого метала, стал забираться в машину, где ехали Сара Конер со своим сыном и Терминатором, Катя инстинктивно схватилась за его руку.

Когда все близилось к концу, они не заметили, что сидят уже довольно близко и голова Кати лежит на его плече.

– Знаешь, что мне сейчас хочется? – тихо спросил Сергей. Она догадывалась и не знала, как ответить ему.

– Мороженого? – спросила она первое, что ей пришло в голову.

– Не угадала, – Сергей, замолчав, посмотрел на большой экран, где Терминатор медленно опускался в расплавленный металл.

Поцеловать или нет, думал Сережа, а вдруг, она опять начнет обижаться… но ведь сейчас мы так близко, что чувствуем дыхание друг друга.

– Можно, я тебя поцелую? – неожиданно для Кати, да и для себя, спросил он, – ты мне так… нравишься…

Катя не знала, что ответить и пробормотала.

– Только так, чтобы ни кто не видел… – он не дал ей договорить и, коснувшись ее губ, понял, что она отвечает ему взаимностью. Они продолжали целоваться, не размыкая объятий, и Катя хотела, чтобы это никогда не кончалось. Его губы были такими горячими, солоноватыми на вкус и ее голова начала кружиться, а ноги стали ватными.

– Эй, молодежь! – вздрогнув, они посмотрели на источник громкого голоса. Фильм уже закончился и в зале ни кого не было, кроме пожилой билетерши, которая окликнула их, – нашли место лобызаться.

– Пойдем, – смутившись, Катя поспешила к выходу, ее одолевали противоречивые чувства, зачем я ему позволила, толком еще не успели пообщаться, дура, что он подумает, что я такая же доступная, как Наташка.

– Да постой же! – догнал ее запыхавшийся Сергей. – Как же ты быстро бегаешь.

Она вопросительно посмотрела на него, чувствуя, что со стыда готова провалиться сквозь землю.

– Ты самая хорошая на свете, – нашелся Сергей и, обняв ее уже не так робко, прижал ее к своей груди, потом, оторвав ее от себя, взял в ладони ее лицо и спросил, – я весь извелся, экзамены, чуть не завалил, у меня только один вопрос.

Еле заметно улыбнувшись, Катя прищурила правый глаз и лукаво посмотрела на него.

– И какой же?

– Да… или нет?

– В каком смысле? – она-то, конечно, понимала, что Сергей имеет в виду, но специально делала непонимающий вид.

– Ты… ты… будешь со мной встречаться? – в его глазах было что-то такое, что отказ был равносилен смертному приговору.

– А та ли я девушка, что нужна тебе? У меня противный характер, как меня называют, помнишь?

– Снежная королева, но ты совсем не похожа на нее, она холодная, злая тетка, – он коснулся носом ее носика, – ну вот опять, холодный нос. Пойдем к нам в общагу, посидим еще, чаю попьем, – ему так не хотелось расставаться с Катей.

– Нет, не хочу к вам, там ребята и… все такое…

– Ты не ответила, Катюша, – Сергей в упор посмотрел на нее, – у меня есть надежда, хоть маленькая?

– Только надежда дает нам силы преодолевать препятствия, даже если они кажутся неодолимыми, – улыбнулась Катя и, поцеловав его в щеку, сказала, что ей пора домой.

– А завтра… можно я тебе позвоню? – спросил он, чувствуя себя полным идиотом, потому что она уже отошла от него, – Катя, слышишь!

Она, обернувшись, помахала ему рукой.

– До завтра! – донеслось до него.

Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за ближайшим домом. «До завтра», пронеслось у Сергея в голове, это значит, что она согласна, просто не может так вот сразу сказать «да». Сердце радостно подпрыгивало в груди и с легкой головой, он направлялся к себе. Она скажет да, обязательно скажет, я чувствую, что нравлюсь ей, она не из тех девушек, что искусно играют роль влюбленной, да и зачем ей это. Она очень искренна, по этому дала поцеловать себя в кинотеатре, просто немного стеснительная. А может, она никогда раньше не целовалась? Вот я дурак, какой, набросился тогда в первый день знакомства, наверное, по этому она так реагировала.

Он вспомнил ее горячие губы, которые трепетно отдавались ласкам поцелуя, и ему и ей, было действительно хорошо, так, что они не заметили окончания фильма.

Впервые за все время, Кате захотелось поделиться с матерью, и она с упоением рассказывала о том, что чувствует.

– Я не знаю, как мне быть, как вести себя?

– Это должно тебе сердце подсказать, пока, мне кажется, ты все делаешь правильно, – Марина Карловна нежно обняла дочь. – Когда я познакомилась с твоим отцом, мне тоже казалось, что я все знаю и понимаю, а все вышло так непонятно, что я до сих пор не знаю, почему он меня оставил.

– Так он не умер?! – Катя в упор посмотрела на маму.

– Нет, доченька, с ним все в порядке и было время, когда он очень хотел вернуться, но тогда я была похожа на маленького дикого звереныша обиженного на весь мир. В каждом мужчине мне виделся твой отец и я, возненавидев его, не хотела общаться ни с кем из них. Потом, я пыталась забыть, уговаривала себя, но у меня не получалось… – она заплакала и Катя, глядя на мать, почувствовала, как все сжимается в груди.

– Мамочка, почему ты никогда не говорила о своих чувствах, почему ты все держала в себе? Если бы ты мне рассказала, то тебе стало легче, я так хотела хоть что-нибудь узнать об отце. Знаешь, я очень нуждалась в нем, когда у всех моих подруг были папы, я с завистью слушала их рассказы о совместных прогулках и играх.

– Прости меня, Катенька, прости…

– Ты не должна просить прощенья, я все понимаю, просто, зачем надо было лгать о том, что отец умер?

– Сначала ты была слишком маленькой, а потом… потом я боялась, что ты не поймешь, но когда ты рассказала о Сереже, я поняла, что могу тебе все рассказать, ты… незаметно стала взрослой, как быстро идет время.

Катя налила из кувшина компота и, устроившись поудобнее, положила свою голову матери на колени. Ей стало жаль маму, и не понятно, почему ее жизнь не складывается.

– Мама, а какой он был мой отец, я ведь на него похожа?

– Да, – улыбнулась Марина Карловна, – ты очень похожа на него. Когда я его увидела, то мне стало не по себе, такой он был красивый и статный, как герой из фильма, подумала тогда я. Он был очень обходителен, столько знал, что мы могли часами разговаривать. Он приехал работать в Серёдкино, где мы жили раньше, с письмом от сына моей тети, сестры папы. Он тогда был врачом, хирургом. Твой отец был на много старше меня, если мне тогда было двадцать один, то ему, по всей, видимости, уже далеко за тридцать. Я как могла, хотела ему во всем помочь, тогда я не понимала, что влюбилась, ведь раньше я ничего подобного не испытывала, а он нарочно держался на расстоянии, будто чувствовал это. Когда он нашел себе жилье на самом конце деревеньки, я помогла ему обжиться на новом месте. Как сейчас помню, в доме Никольских, они уехали в Ангарск на постоянное место жительство, было все в ужасном запустении. С потолка свисала густая паутина, покрытая пылью, и везде она лежала таким слоем, словно в этом домике не жили лет пять минимум. Серо – желтые занавески на окнах, липкая от накопившейся пыли посуда. Я не хотела, чтобы он разбирал все сам, мне очень нравилось приводить его новое жилье в порядок. Дмитрий не ожидал, что такой запущенный дом, уже к вечеру будет сверкать от чистоты, и мне приятно было бы видеть в его глазах радость. Однако я не узнала этого, потому что одно обстоятельство помешало мне. Раскладывая его вещи, я нашла дневник, это были какие-то записи на иностранном языке. Дневник был в красивой коричневой обложке из крокодиловой кожи, как я узнала позже. Все эти записи были странными, особенно на последних страницах, где запись велась на русском языке и где я прочитала о какой-то операции, это было что-то не вероятное, похожее на фантастику. Но почерк был очень не понятным, и я не все могла разобрать, а потом, я все время озиралась по сторонам, боясь, что он войдет. Ты знаешь, я никогда не читала чужих писем и мне казалось, что я совершаю нечто плохое, запретное, но мне так хотелось узнать побольше о нем, а спрашивать обо всем я не могла, стеснялась.

Вдруг я услышала шорох и, положив дневник обратно, накрыла его сложенными вещами Дмитрия. Окинув комнату критическим взглядом и поняв, что все выглядит, как нельзя лучше, я выскочила в открытое окно и понеслась домой. Отец сильно ругал меня, но смягчился, узнав, что я помогала Дмитрию Николаевичу, так мы все его тогда называли. Папа был очень болен, у него был туберкулез и он не хотел ехать в город, чтобы лечиться, он всегда не любил врачей, считая, что всем им нужно только напичкать человека всякими таблетками. Дмитрию чудом удалось убедить его отправиться на лечение, он поговорил с ним и в его словах не было ничего особенного, но папа понял, что болезнь может убить его, а я останусь совсем одна. Я помню, как тогда отец чуть не заплакал, этот крепкий и суровый мужчина, каким он был прежде. Да, болезнь ни кого не делает сильнее и лучше. Мне показалось, что ему стало не по себе от минутной слабости и, выйдя из комнаты, я оставила их наедине. Позже, Дмитрий сообщил, что отец согласился поехать в город пройти обследование и полный курс лечения, пока все не закончилось плачевно. Я была так благодарна твоему отцу, и надеялась, что он тоже испытывает ко мне какие-то чувства, потому, что чувствовала его не навязчивую заботу, ласковый взгляд, который он пытался скрыть, когда я, поворачиваясь, смотрела на него. Мы никогда не говорили о своих чувствах, как будто что-то мешало нам открыться. Целый год мы ходили друг другу в гости и даже не целовались, хотя каждый не мог и дня прожить без встречи. Нас очень сблизил мой несчастный случай, когда я, возвращаясь со станции, упала и сломала ногу. Вечер был тогда чудесный, морозный воздух. Я спускалась с пригорка и восхищенно смотрела на звездное небо и огни деревенских домов, тогда я была мечтательницей, как ты сейчас, – Марина Карловна погладила дочь по руке и продолжила, – не знаю, что произошло, последнее что помню, как все завертелось перед глазами и жуткую боль в ноге. Очнулась я в доме твоего отца, он услышал мой крик и, выбежав, увидел меня распластавшуюся на снегу без сознания. Тогда он сказал, какое счастье, что его дом на краю поселка, и именно в этот момент, он вышел во двор покурить. Иногда совпадения бывают и это спасло меня, так как был сильный мороз и неизвестно чем кончилась бы моя история. Придя в себя, я не сразу поняла где нахожусь и только склоненное надо мной любимое лицо, заставило меня улыбнуться, это было так глупо, улыбаться, когда нога разламывалась от боли. Он спросил, что я здесь одна делала и отругал за то, что поздно возвращалась. Я сказала, что была в Ангарске у отца и смогла сесть только на последний поезд. Дмитрий же сурово посмотрел на меня, как сейчас помню, серьезные карие глаза и сведенные на переносице брови. Потом он улыбнулся и мне казалось, что боль вся уйдет и ни какого перелома нет, но моя радость была преждевременной. Сапог не снимался, и его пришлось разрезать, Дмитрий, быстро осмотрев ногу, сказал, что это закрытый перелом и ей придется остаться у него. Я возмущалась, говорила, что соседи подумают, а он, улыбаясь, выслушал меня и сказал, что он как врач оставляет меня на стационарное лечение.

– Ты дома одна, о тебе не кому позаботиться, а у тебя серьезный перелом, как только станет немного лучше, нужно будет сделать рентген, жаль, что здесь пока нет этой установки, а пока… нужно вправить кости и накладывать гипс.

Он дал мне обезболивающее, но все равно я помню, как это было ужасно, Дмитрий сказал, что это необходимо, а то кости могут не правильно срастись и тогда снова нужно будет ломать.

– Я не понимаю, – прервала ее Катя, – если вы любили друг друга, что могло помешать вам?

– Не знаю, – Марина Карловна опустила глаза. – Есть одна догадка, но от этого ни кому не лучше. Было все так прекрасно, я надеялась, что после всего того, что произошло между нами, он сделает предложение, я была уверена в этом, и отец часто стал намекать на то, что уже вся деревня говорит о нас.

Он пропал внезапно, ноябрьским утром в 1978 году, когда я весело напевая, поднялась на крыльцо его дома, дверь была распахнута, и в доме никого не было. Это было ужасно. Я стояла, оцепенев от мысли, что будет со мной, когда все узнают, что Дмитрий оставил меня. Войдя в дом, я надеялась найти хоть записку или прощальное письмо. Ничего. Все было так, будто здесь его никогда и не было, ничего не осталось, ни фотографии, ни носового платка или авторучки. Я ходила из комнаты в комнату и думала, что, наверное, всего этого не было, и я его себе придумала. Я долго плакала и не находила себе места, но не могла вернуться к отцу и сказать, что произошло. Одно обстоятельство не давало мне на все это махнуть рукой и решительно сказать себе, что нужно забыть его. В то утро я бежала к твоему отцу, чтобы сообщить о том, что жду ребенка, нашего ребенка… это была ты… Об этом ни кто не знал и это было ужасно родить ребенка без мужа, за кого бы меня стали считать, меня перестали бы уважать. Первым моим желанием было покончить со всем этим и опьяневшая от слез боли и дикого разочарования, я вышла из дома Дмитрия и направилась к станции. Домой я не могла вернуться.

Становилось холодно, был уже конец ноября и мелкий моросящий дождь превратился в снежную крупу. Стеклянными глазами я смотрела перед собой и у меня было одно желание, дойти до станции и покончить с болью и стыдом, который обрушится на меня, когда все узнают об исчезновении Дмитрия и о том, что я беременна.

Когда я, мокрая до нитки, трясущаяся от озноба, подошла к станции, меня спасла одна женщина, видя мое состояние, она поняла, что я не в себе. Это была станционная смотрительница, тетя Вера. Я ее видела раньше, но мы не были знакомы. Она отвела меня к себе в каморку и, напоив горячим чаем, заставила переодеться, так как я промокла насквозь. Бывают же добрые люди и одна такая женщина спасла не только меня, но и тебя, доченька. Как я ей благодарна, что у меня есть ты.

Катя нежно взяла маму за руку и, чувствуя, что сейчас расплачется, спросила, почему же она ей ничего не рассказывала, почему она страдала одна, не находя утешения ни от подруг, ни от единственной дочери.

– Она спросила, что случилось и я ей выложила все, как на духу, может потому, что это был чужой человек и она спасла меня от роковой ошибки. Она долго молчала, а потом сказала:

– Все в жизни бывает, пожалей дитя, оно ни в чем не виновато, утихнет непогода, я попрошу мою сменщицу заменить меня, и провожу тебя домой. Я знаю тебя, как хорошую девушку, ни кто тебя не осудит, ни кто не посмеет сделать тебя еще более несчастной. А ребенок сделает тебя счастливой и жизнь твою наполнит смыслом.

Все так и вышло. То, чего я так боялась, не случилось, все наоборот сочувствовали мне и заступались перед отцом за меня. Отец, правда, очень переживал и… умер этой же зимой. Так я осталась совсем одна, если не считать односельчан, которые мне очень помогли в первое время.

Я долго винила себя в смерти отца и понимала, что все, что произошло, подтолкнуло его к преждевременной смерти.

Когда я получила письмо от твоего отца, я была готова разорвать его, не прочитав даже, но потом все-таки решила узнать, что в нем. В моей душе на тот момент не осталось ни капли любви к этому человеку, только ненависть и презрение. Я обвиняла его во всех бедах, в смерти отца, один Бог знает, как мне удалось пережить все это. Только ты, как сказала тетя Вера, давала мне силы, она не ошиблась и я ей всю жизнь буду благодарна, что она тогда удержала меня от опрометчивого шага свести счеты с жизнью.

После долгих раздумий, я решила ответить ему. В письме, я сообщила ему, что у него родилась дочь, но он ее никогда не увидит, даже если мир перевернется. Я ему все высказала, что думала о нем и больше не читала его писем, которые он еще долго присылал. Потом, он начал присылать денежные переводы, которые я по началу отсылала обратно, а потом спросила себя, зачем я это делаю. Шли годы, все менялось и с каждым годом мне становилось труднее, хотелось для тебя все сделать лучше, а не всегда получалось. Я стала принимать эти переводы, но спросишь, простила ли я его тем, что принимала их от него? Нет, никогда и, боюсь, что если увижу его, я… не знаю даже что сделаю… Теперь, тебе известно все, не знаю, что побудило твоего отца сбежать не оставив даже объяснения. В письме он ответил, что тогда были такие обстоятельства и он не мог, хотя очень хотел остаться. Теперь, спустя много лет, я понимаю, что он очень сожалел обо всем, но от этого ни кому не легче, ни мне, ни тебе, ни тем более ему.

Марина Карловна отвернулась к окну, чтобы скрыть набежавшие слезы и, вынув из пачки сигарету, закурила.

– По этому будь осторожна, дочка, не надо слишком доверять своим чувствам, жизнь такая штука, что от нее можно ожидать всего.

– Я хотела бы увидеть своего отца, – сказала Катя, и это стало неожиданностью для Марины Карловны. Она непонимающе посмотрела на Катю, не в силах, что-либо ответить. – Я хочу сама у него все узнать, почему он нас бросил, – она с вызовом посмотрела на мать, – тогда он перестанет быть в моих мечтах героем.

Мать, снова заплакав, опустила голову, на этот раз, ругая себя за то, что все рассказала дочери.

В Кате что-то изменилось, она так близко восприняла эту историю, что единственным ее желанием стало поскорее найти отца. Она спросила маму, где он сейчас.

– Последние лет пять в Москве, но я не думаю…

– Нет, мам, не беспокойся. Мне нужно окончить институт, и я не на столько глупа для необдуманных поступков.

– Что ты задумала?

– Все нормально, – Катя попыталась придать спокойное выражение лицу, но мать сразу поняла, что Катя что-то замыслила, и это ее насторожило.

* * * *

Был конец февраля. Зима ни как не хотела отступать, а разгуливалась все сильнее, трескучие морозы неистовали, а пронизывающий ветер пробирал до костей.

Человек с короткими седыми волосами, вышел из своего автомобиля и, подойдя к почтовому ящику, бросил туда письмо. Это был высокий, крепкий мужчина приблизительно пятидесяти лет, с темными глазами, в которых была тоска и какая-то недосказанность. Словно не боясь мороза, он закурил и еще немного постоял на улице. Потом, сев в машину отправился дальше.