Текст книги "Девятое имя Кардинены (СИ)"

Автор книги: Татьяна Мудрая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Но тем троим, что заседали сейчас в одном из кабинетов, не имеющих выхода ни на галерею, ни в дворик, не дано было проникнуться общей атмосферой. Двое были чем-то неуловимо похожи: то ли глубоко загнанным внутрь инстинктом сторожевого пса, который просвечивал сквозь карий взгляд одного и холодновато-серый другого, то ли специфическим изяществом осанки, проистекающим от кровного родства человека и оружия. Оба сидели на стульях европейского образца перед мозаичной шестигранной тумбочкой, имеющей на себе кожаный футляр с красными печатями на шнурках.

Третий стоял. Он носил свой узкий парчовый халат, плотно расшитую круглую шапочку и тонкое белое покрывало с той беспечной грацией, которая в настоящем эросце стирает всякую грань между домом и улицей, интимностью и официозом. Его удлиненные, непроницаемой черноты глаза следили за сидящими с иронией.

– Это адресовано мне, – упрямо проговорил Стагир. – Кумар-хан может остаться, поскольку он вез послание, а вы, Таир-шах, удалились бы. Всё равно уж на ногах.

– Ты так давно мне талдычил, что я законный наследник и второе лицо в государстве, что я решил наконец сделать из этого логический вывод. Кумар-хан, сможете ли вы пересказать мне вкратце то, что вы битых два часа докладывали моему главному телохранителю и отцу контрразведки: наши нюхачи и шпионы, никак, насквозь высветились?

– Со Стагир-шахом я не говорил о них и тем более о себе самом в таком резком тоне. Собственно, я нисколько не кривил душой, ибо мы вели настоящую, добросовестную торговлю с государством Эдинер и выправили себе патент. Обороты были… впрочем, вам это неинтересно.

– Но наряду с этим наши негоцианты обязаны были проследить за тем, как Эдинер соблюдает условия перемирия, – ворчливо добавил Стагир. – Когда они стали влезать в это дело слишком усердно, их арестовали – точнее, арестовали товар на складах – и выслали за кордон. Это хоть и противно, однако естественно. Однако есть письмо сугубо личной адресации, которое они привезли.

– И ты, разумеется, хоть и досматривал внешне, и просвечивал ультразвуком, по привычке боишься, что оно взорвется, или отравлено, или в него завернуто чье-нибудь отрезанное ухо…

– Вы, как всегда, ошеломительно остроумны, мой господин, – флегматично заметил Кумар-хан. – Между прочим, нас тоже изолировали. Чтобы без лишних глаз перерыть наше личное достояние и подпортить казенное. Через сутки нас привели под конвоем к некоей особе женского пола – не даме и не кукен, а именно особе: в красном плаще, сапогах и при холодном оружии.

– Помнится, мы, Стагир, видели ее куда более беззащитной.

– Ее имя – Та-Эль Кардинена, и я не понимаю вашего намека, мой шах. Года три назад на его звук отзывались все горы, – продолжал Кумар. – Еще там был также некий седовласый молодец по имени Нойи, и военный сановник поперек себя шире, который отзывался на Маллора, и несколько анонимных зубоскалящих физиономий. Впрочем, в целом они были достаточно вежливы. Вручили послание, под сильной охраной довезли нас до границы и сдали на таможню, точно багаж.

– Опять будете острить, мой шах? – спросил Стагир.

– Над увесистыми любовными записками, что тебе пишет прекрасная ина Та-Эль? Отнюдь. Но по причине ревности вскрою самолично.

Он с треском рванул печати и рознял футляр. Оттуда выскочил рулончик полупрозрачных калек, обернутый двумя листами плотной бумаги – напечатанной на машинке и рукописной.

– Ага, вот оно, письмецо!

«Досточтимый Стагир-ини! Рискую обратиться к тебе как к частному лицу, ибо изготовление потребных вам чертежей, описи имущества и проч. и проч. полностью высосало из нас троих (меня, Нойи и Маллора) как физические силы, так и способность выражаться политично. А написать надо, чтобы вы там, в Эро, не сочли эдинцев совсем уж круглыми простофилями и олухами.

Твои го пытались получить на халяву то, что им с удовольствием бы продал каждый нижний чин, не говоря о высших. В народном государстве Эдинер такие каналы для утечки информации и встречного притока валюты считаются скорее добром, чем злом. Информация стоит меньше, чем твердые деньги, которые в конце концов оседают таки в госказне.

Однако самое пикантное в том, что эросцы были в своем праве. Будь они аккредитованными военными атташе, мы бы обязаны были их осведомлять, и куда более широко. Ибо мирный договор между нашими двумя домами пока длится.

Поскольку же кое-кто играл в куплю-продажу, сыграли и мы. Конфисковали товар (поэтому и прилагаем заверенную его опись), а также текущую выручку, не весьма жирную. Ты уж извини, но она пошла на пользу твоего дела: наше копировальное бюро авралило всю ночь, переснимая и перечерчивая ту часть законной вашей доли, которую вы пытались достать обходным путем. Говорят, за бугром есть такие копировальные машины ксероксы, которым спирт нужен исключительно для протирки узлов, ну а наши отечественные сканеры работают в гораздо менее экономичном режиме: валютное виски, джин или ром вовнутрь и домой в портфелях.

Вот, значит, теперь мы вам высылаем получившиеся чертежи. Буде же вы пожелаете, чтобы вам вернули электронику, медикаменты и модные тряпки (каюсь, мы не досмотрели, как Маллор-ини наложил на сие лапку, и очень увесистую), а также выдали информации на полную катушку – приезжайте официально. И по мере вашей возможности – поскорее, ибо наши благие обстоятельства могут измениться.

С неподдельным уважением Та-Эль Кардинена, доверенное лицо президента, имеющее при нем непонятный статус.

P.S. L’etat – s’est moi. Мир – тоже я. Пока еще.»

– И какого вы оба мнения? – спросил Таир-шах. – Стоит откликаться на зов?

– Мне – да. Между строк нам обещают большее и лучшее, чем на письме. Кроме того, я отвечаю за моих людей, – сердито ответил Стагир. – Коль уж они наследили, мне и подтирать.

– Ай-ай. Так отзываться о визите к прелестной даме! Я полагаю, мой батюшка старый шах, согласится, что она достойна большей чести. Поэтому посольство снова возглавляю лично я.

Бусина двадцатая. Альмандин

И опять танцевальный зал во Дворце Правительства, только это другой дворец, и уже не цветущие каштаны, а бледная осенняя медь вековых лип отражает свое подобие в гигантских зеркалах. Публика, как всегда, многочисленна, однако дам куда меньше, чем кавалеров в полувоенном и штатском неважного или слишком уж нарочито элегантного кроя.

На периферии танцевального круга прислонились к одной из колонн две фигуры в смокингах.

– Я был прав. Вам сюда ехать не следовало, – одними губами, но твердо сказал Стагир. – Мы не без оснований надеялись на прямой контакт с президентом, но он умер в самом начале переговоров. Бывает с застарелыми сердечниками, я согласен. Траур длился ровно неделю – и вот эти кяфиры позволяют себе веселиться и устраивать посланникам торжественные приемы, которых те вовсе не жаждут.

– Меня волнует иное, – в полный голос ответил Таир-шах. – Именно – здешние женщины, так красиво наряженные, с открытыми лицами и голыми плечами и грудью.

– Конечно. Нам они при случае помешают защищаться, а вот кое-кому другому стрелять в нас – нет.

Время от времени на отдаленном от них конце зала церемониймейстер выкликал имя, и новая персона во фраке, смокинге или мундире входила и раскланивалась.

– …Эль Кардинена… – объявил еле слышный бесстрастный голос.

Таир-шах отлепился от колонны. Она казалась моложе прежнего: округлилось лицо, манеры сделались гибче, изысканней. И платье было на ней удивительное. Узкое и длинное, как ваза, сплетенная из серебристого с чернью гипюра, сквозь прорези которой потаенно светилось нечто рыжевато-алое, подобно пламени под слоем углей и золы. Закрытое до кистей рук, на одной из которых – тяжелый перстень со щитом. Сердцевидный вырез на груди и рубиновая фероньера, свисающая из высокой прически на лоб, сообщали строгому, иконописному лицу удивительную нежность.

– Так и нацепила, даже не удосужилась переделать оправу, – язвительно прокомментировал Стагир.

– Ты про что? А, про мою подвеску.

Та-Эль посмотрела как бы сквозь них, с бесплотной любезностью в темно-серых глазах. Тотчас к ней подлетел Рони Ди, свой человек в окружении Марэма Гальдена, в отличном смокинге, который носил с грацией истинного вояки, и с кометной скоростью утащил вдаль.

– Грядут перемены. Как сплетничают, раньше она танцевала исключительно с полковником Нойи, – снова съязвил спутник Таир-шаха.

– Поменьше разноси сплетни, мой милый. Ты слишком проникся образом кавалерист-девицы, который внушил тебе Кумар. А она за это время выучилась наряжаться. И подавать тайные знаки мужчинам. Прикинь-ка: имея то усердие, которое понадобилось, чтобы сшить платье, подходящее к налобному украшению, можно было и сам рубин переоправить до неузнаваемости.

В зале еще доплясывали, когда исполняющий обязанности президента пригласил обоих посланцев в кабинет, расположенный в том же крыле здания. Робкий серый рассвет пробивался через тяжелые занавеси. Мебель тоже была тяжелая и роскошная: кресла, диваны, придвинутые к стенам наборные столики на фигурных ножках.

– Уважаемый Марэм-ини, – говорил Таир-шах, в казенной позе восседая на стуле, обтянутом скользким атласом. – Сразу же после ратификации мирного соглашения между Эро и Эдинером мы просили официального разрешения на присылку наших наблюдателей.

– Из того, что покойный Лон Эгр затягивал решение вопроса, вовсе не следует, что вы имели право предпринимать неофициальные шаги.

– Не стоит обвинять того, кто уже не может себя защитить, – вмешался Стагир.

– Помолчите, будьте так любезны. Марэм-ини, мне казалось, что меры, принятые против наших людей – вопрос иного порядка и не зависит от того, кто виновен: мы или вы.

– Вы, эросцы.

– Согласен. Однако ваша резкость и недвусмысленность противоречат этикету. Я имею в виду также и дипломатический. Быть может, вы столь же недвусмысленно поименуете и тех персон, кто не отказывался, но и не желал принять наших атташе? Персон из числа ныне здравствующих, я имею в виду.

Стагир снова вмешался:

– В Эдинере хорошо понимают, что любой ответ на просьбу, разрешение или отказ влечет за собой действие, и хотели предотвратить его, связав нам руки.

– Стагир, потерпите ради Аллаха. Марэм-ини! Я знаю, что вы с самого начала противились мирному договору. Теперь вы хотите сорвать его. Но какой в этом смысл, если через три месяца срок его всё равно истечет?

Марэм любезно пояснил:

– Дело не в моем личном мнении. Политическая ситуация в народном Эдинере неустойчива. Какая польза вам от моего решения, коль скоро я временное лицо?

– Пока временное, – не выдержал Стагир. – Вы понимаете, мой шах? Когда этого человека на штыках вбросят в президентское кресло, он сразу же двинется на Горную Страну. Ожидается это, видимо, раньше, чем через сезон. И ему выгодно, чтобы государство Эро пребывало в недоумении и нейтралитете, пока губят его потенциального союзника. А как только срок договора кончится, наш любезный Марэм Гальден скомандует своим войскам – и они обрушатся на Сухую Степь.

– Вы стянули к границе с Лэном военные силы и корчите из себя миротворцев, – на повышенных тонах вмешался Рони Ди. – А вот мы действительно хотим мира… на наших условиях. Не забывайте, что вы можете отсюда выйти другим путем и с куда большим числом сопровождающих, чем до того.

– Ты сказал грубо, – вполголоса выговорил ему начальник. – Но ты прав по существу. Давай-ка мне сюда полковника Нойи из соседней комнаты.

Стагир и его шах одним движением поднялись с сидений и выпрямились.

– Вы попрали три неотменимых древних закона, – сказал Таир совсем тихо, но в невероятной силой. – Обидели и ограбили купцов. Ваши торговцы у нас шпионят с чувством полнейшей безнаказанности, зная, что отобрать у них могут только информацию, но не личное достояние, свободу и жизнь. Далее: вы не соблюли условий мира только потому, что сочли их невыгодными. А теперь хотите сделать лиц со статусом неприкосновенности – пленниками или заложниками. Вот это третье нарушение – да будет оно для вас и вашей страны позором вечным и несмываемым!

– Ай, Таир-ини, вот тут вы явно перебрали патетики, – раздался от дверей смежного кабинета ясный и низкий голос. – Третьего не будет дано бедняге Марэму, так что не возводите на него напраслину!

Кардинена стояла в дверях, опираясь на руку своего седого полковника: очень спокойная, холеная, насмешливая.

– Да и вы поразмыслите, почтенный Стагир: ну затеют они большую драку с каганатом Эро, так этим кусом подавятся, если раньше лэнская кость поперек горла не встанет.

– Спасибо вам за дерзости, – наконец вспылил Марэм. – Я как раз подумал, что эросцам понадобится классный переводчик. Вы ведь их язык чуть ли не с детства помните?

Нойи попытался прорваться к Марэму, она его удержала. «Какой во всех их благородных порывах смысл, – подумал Стагир, – за дверями и в танцзале с самого начала было полно спецназа».

– Как же вы, Марэм-ини, позабыли о том, что так великолепно учитывал в своих совместных со мной предприятиях покойный Лон Эгр. Таир, Стагир! – она взяла их обоих за руки и, внезапно повысив голос, крикнула, будто на одних гортанных согласных: – Кху! Кх-ргх!

В ответ откуда-то извне донесся крик – то ли женщины, то ли мужчины, который от предельного ужаса завопил по-бабски. Кажется, почти сразу широкие парадные двери кабинета раскатились в стороны, и колонной по двое вошли латники в скользко блестящей и от этого как бы полупрозрачной, как алмазная сталь, броне, пластинчатой, как у жука, и гибкой. Шлемы с поднятыми щитками оставляли открытыми лишь глаза. Странного вида короткие ружья с толстым дулом поперек груди и большие щиты из того же металла, что и доспех…

Снаружи толпился деловитый народ: штатские в порванных пиджаках, фрачники с распахнутой грудью, даже несколько «бальных женщин», чья нагота стала ненамного более откровенной от применения к ним или уж, скорее, ими физической силы. К слабому удивлению обоих эросцев, паники почти не наблюдалось: придавили в начатке. Более того; цепочку инопланетян как бы дублировала вторая, из местных обитателей.

«А ведь это их прирученная Оддисена, – подумал Стагир. – Страшно впасть в руки Бога Живого, говорил брат; с какой стати это влезло в мои мозги сейчас?»

Головная часть стратенов-«броненосцев» дошла до Кардинены. Цепь раздвоилась: воины повернулись лицом друг к другу и оттеснили людскую массу щитами, образовав неширокий проход.

– Ну, господа послы, идемте.

– Погоди. А я? – Нойи отделился от косяка. – Раз я тебе друг, мое место рядом с тобой, а не с этими гребаными перевертышами. Бери и меня, что ли.

– Уж придется – после того, как ты сейчас от души высказался.

Их четверых вывели во внутренний двор, загородили поднятыми кверху щитами. Необходимость в этом была: из верхних окон заговорил снайпер, сталь со звоном отрикошетировала. Один из рыцарей дал туда залп из ракетомета. Сами они казались неуязвимыми.

– Держим Дворец полчаса, дольше не выйдет, – глухо предупредил старший доман. – И то мы стянули сюда почти всех городских братьев.

Все расселись по седлам: Кардинене подвели ее черного Бахра. Предводитель самолично располосовал ей кинжалом юбку до колена.

– О мое новое платье, я его первый раз надела! – продекламировала она с комическим надрывом. – Как один экс-ефрейтор свои парадные брюки.

Проскочили сквозь внешние ворота и карьером помчались по узким улицам, разбрасывая в стороны пешеходов, исполненных благоговейного ужаса.

Уже за городом Нойи посокрушался:

– Щиты у вас что надо, только личный военный броневичок был бы надежнее.

– Нельзя, – серьезно ответил доман, сдирая шлем с чернокудрявой головы. – И в город незаметно не введешь, и на штурм Дворца не погонишь. Мы думали прихватить банковский, но они по горло заняты, выручку в вечернее время развозят. А лошадь – дело здесь привычное. Даже наши панцири кое-кто на балу с пьяных глаз за маскарадные костюмы принял.

Отряд шел уже по грунтовой дороге сквозь влажные луга. Цивилизацию тут как ножом отрезало.

– Вот и конец легальному сотрудничеству, – рассуждал доман, чуть запыхавшись от быстрой езды. – И здесь, и в горах, где двоевластие. Ну и пошло оно в бесу. Куда теперь, ина Кардинена?

– Прихватим Кертсера – и пробиваемся к горам. Он моих домашних как раз в Эрк вывозил из нашего имения.

– Из Ано-А? Помню, – сказал Таир-шах. – Жалко, пожгут его теперь.

– Не посмеют. Что ни говори, а на нем печать Оддисены. Пограбят под сурдинку – это да.

– Ина, так мы все как есть нынче вне закона? – спросил Нойи.

– Нет, – она, смеясь, тряхнула вконец рассыпавшейся прической. – Это они вне закона.

«Они» – было всё народное государство Эдинер.

Бусина двадцать первая. Альмандин

Эдинские стратены довезли эроских послов, Танеиду и Друга до границы и повернули назад. Впрочем, отряда Керта хватило бы против любой банды, если бы на горном юге они еще оставались. Днем шли без опаски, вечерами разбивали лагерь в укромных местах, обходя селения стороной – не из опасений, из деликатности: слово «гость» слишком ко многому обязывало горцев, а гостями наши эдинцы были бы незваными.

В осенних горах поспели дикие груши, падали под копыта коням; лещина топорщила свои тройчатки над головами всадников. Та-Эль (ее из соображений приличия и удобства давно уже переодели в штаны) то и дело приподнималась и рвала орехи, давила в горсти: один себе, один Бахру.

– Мир на земле и в человеках благоволение, – счастливо зажмурился Нойи, подставляя лицо солнышку. – Во всяком случае, в тех человеках, которые сами по себе суть люди благоволения.

– Да, но «завтра перед полднем забушует буря, какой еще не видывала Шотландия», – задумчиво процитировала она кельтское предание. – Стоит нам дойти до Вечного Города, где с неких пор хозяйничает Оддисена. Уж там-то Марэма и иже с ним не любят. А здесь не слишком обожают как нас, так и вас, Таир-шах.

Он ехал то в середине отряда, для личной безопасности, то бок о бок с нею.

– Я понимаю, ина моя. Нам приходится, как вы говорите, не делать лишних телодвижений и не нарушать горского закона в совокупности с нашим шариатом, – кивнул Таир. – Сами горцы изредка охотятся с ружьем без собаки или беркута, тем более есть среди них и христиане, а чужакам нельзя.

– И еще. Стагир-хан, я не знаю, как блюдут порядок в Эро ваши подчиненные, но у Денгиля…

– Я слышал о Денгиле, женщина, – вдруг оборвал он ее.

На одном из привалов после довольно скудного и по преимуществу постного обеда (местные не любили торговать) разговор возобновился.

– Когда я увидел на вас мой камень, я понял, что вы союзник. Почему вы помогли нам – из-за моей соли? – спросил Таир.

– Делить соль – старый обычай, добрый, – уклончиво ответила Та-Эль.

– Значит, не из-за того только… Воин блюдет мир с врагом, пусть будущим, спасает ему жизнь – зачем?

– Ради того, что, хоть Запад с Востоком никогда не сойдут с места, наш архипелаг поменял их местами. Впрочем, когда-то на крайнем европейском Западе существовала истинно восточная империя – страна Аль-Андалус, прекраснейшая изо всех средневековых земель. Эро и Динан – как две руки Бога, если вы меня поняли.

– Ну, это прекрасно, то, что вы сказали, но это поэзия. А как насчет прозы?

– Ну…Похоже, вашим со Стагиром бренным существованиям ничто всерьез не угрожало. Хотя – почем знать? Вот шантажировать вашим пленением эроский парламент – это с Марэма бы сталось. Он хотел положить клеймо бесчестия на мою родину, чтобы все другие земли брезговали нашим народом и не мешали его хозяину обделывать свои делишки под тем или иным благородным лозунгом. Так что я во всем держу свою собственную руку и блюду свой личный интерес, мой шах.

Отряд уходил все глубже в горы. Эросцы временами переглядывались незаметно для прочих: Таир – с печальной усмешкой, Стагир – нетерпеливо прикусив губу. Город Лэн, желанная им цель, остался много южнее. Но мало ли какие дела хотели завершить их спутники вдали от больших дорог!

Однажды утром все спящие повскакали со своих попон и плащей от хлесткого выстрела. Метрах в двадцати от лагеря Стагир с карабином в руке обозревал скальный выступ одной из дальних вершин.

– То был козел или горный баран? – зло осведомилась Та-Эль.

– Если вам будет угодно выпустить мой рукав, я пойду подберу тушу и уже тогда отвечу.

– Нет, теперь ни с места – и все вокруг. Стагир, верните карабин тому, у кого одолжили. Ждем гостей. И чтобы никто из вас не заговаривал с людьми Волчьего Пастыря прежде меня и не противоречил мне. Даже Керт, хоть он почти что здешний!

Позже многим казалось, что она не успела и договорить, как на поляну, бывшую местом их ночлега, изо всех кустов вышли люди в защитных комбинезонах. Увидя столько чужеземцев, они вроде бы опешили, но тотчас же старший из них заговорил:

– Кто из вас убил в заповедном месте?

– Я, Та-Эль Кардинена, – негромкий ее голос прозвучал так веско, что все «лесники» уставились на нее.

Их доман смерил ее неприязненным взглядом.

– За вами по пятам идет из Эдина война, а смерть вы уже сюда принесли… Отдайте свое оружие.

– Вот охотничий нож. Затупился немного от того, что ветки у дороги резала. А больше ничего не имею.

– Я говорю о ваших спутниках.

– Они делу сторона. Боитесь их – не поедут, останутся меня ждать здесь.

– Куда вас везти и зачем?

– К Денгилю, вашему верховному доману. Добрые знакомые разбираются в своих делах сами между собой.

Стагир во время их беседы переводил глаза с одного на другую. Но тут сказал внезапно:

– Простите, Таир-шах. Я буду сопровождать ину Кардинену.

Отстегнул пояс с кархой, сбросил с плеча карабин – еще тот, чужой.

– Везите куда надо.

– Тогда уж поеду с моей иной и я, – сказал Нойи. – Такой я осел уродился.

Трое пленников безнадзорно сидели на круглом камне рядом с деревянной резиденцией владетеля гор. Вокруг кипела своя жизнь: стратены входили и выходили из дома и служб, чистили оружие, выгуливали коней. Женщины чистили обмундирование, в полушутку упражнялись в борьбе. Две из них, постарше иных, подвесили к перекладине освежеванного барашка, чтобы стекла кровь, и вытирали ее остатки чистой тряпицей. Оба взрослых пола были крепкие, моложавые, с отточенной резкостью движений. А вот дети стратенские – самые обыкновенные, только чуть поплотнее общединанской нормы. Собаки – тоже. Несколько валялось на траве; совсем близко к троим прошествовал важный ротвейлер, имея на поводе девочку лет пяти, и царственным жестом поднял заднюю ногу, оросивши их валун.

– Ну почему нельзя ни есть, ни даже пить? Ведь предлагали, – проныл Друг.

– Стагира спроси, он знаток местных обычаев, – ответила Та-Эль. – Может, соизволит ответить.

Стагир отвернулся от них обоих. Пленникам и впрямь приносили полные миски и кружки, с оттенком вежливого презрения ставили рядом, чуть позже уносили нетронутыми. Самого хозяина не было, как говорили, с утра, но ждали с часу на час.

– Стагир, а со мною не захотите побеседовать?

– Пожалуй.

– Что вы специально хотели подогреть страсти тогда, во Дворце, это я вполне понимаю. Ничем почти, по вашему мнению, не рискуя, выставить Эдинер в плохом свете перед шахом-отцом. Или вы оба и на плохой конец были согласны? В храбрости не откажешь ни вам, ни его наследнику. Но вот зачем было заниматься браконьерством, презрев и мои слова, и элементарную осторожность, и собственный ваш закон?

– Я не думал, что вы и на этот раз меня прикроете.

– Исчерпывающий ответ, право слово. И что за доля моя такая – с самоубийцами якшаться и перед хозяевами их покрывать?

Почто сразу после этих ее слов из-за рощицы появился летучий отряд. С ходу отыскал брод через мелкую речку, что пересекала ровную котловину, и пошел прямо к дому, разбрызгивая воду копытами.

– Вот и он, никак. Волк из побасенки. Судьбоносец наш, – подвел Нойи черту под их разговором.

А Денгиль, спрыгнув наземь со своего каракового жеребца, уже шагал к ним, полуоткрывая объятия и через плечо азартно крича кому-то в толпе:

– Эй, Далия! Барашка изжарили? Я и сам голоден, да еще радость мне – жена приехала!

Стагир недоуменно озирался вокруг, пытаясь вместить в себя происходящее. Та-Эль поднялась навстречу:

– Погоди. Не успел поздороваться, как уже за стол тащишь. Вначале хоть воды дай, горло промочить, – потянулась к фляге, которая висела у него на поясе. Денгиль снял ее, чуть заметно усмехнувшись. Отхлебнула, наморщила нос – и тут же передала по кругу Нойи. Тот глотнул с видимым удовлетворением, облизав губы, и сунул Стагиру, который машинально взял горлышко в рот – и перегнулся пополам от дикого кашля.

– Со времени нашей последней встречи ты явно распустился, – недовольно заметила Та-Эль. – Был трезвенник, а теперь коньяк вместо воды с собой возишь.

– Коньячный спирт, – поправил он. – Когда его женят с водой, вот тогда это получается немарочный коньяк, пойло рангом пониже. А вода у меня в бурдюке к седлу приторочена.

– Ну-ну, не оправдывайся. Выпили – веди теперь закусывать.

За столом в гостиной зале, когда жаркое было съедено, густой травяной чай с медом выпит и четверо остались одни, Денгиль как бы между делом спросил:

– Что тут без меня произошло, собственно говоря? Мышеловка поймала было красного зверя, да разорвало ее? Доман признался, что оторопел, когда ты ему назвала свое имя.

– Оторопеет эдакий. Он же вознамерился с полутора десятками воинов целый эскадрон обезоружить. А что до сути конфликта, дело мое простое: люди захотели свежатины и подстрелили старого козла. Могу заплатить твоему Братству штраф хоть серебром по весу.

– Заплатишь, когда вернешь себе Ано-А. Богатейшее имение, как мне сообщили.

– Ну, в горах всегда всё знают, – улыбнулась она.

– Официальные эдинерские круги, как всегда, замалчивают то, что произошло. Но здесь имеются… скажем так, все наиглавнейшие свидетели штурма Дворца легионерами. И все похожие на них люди со здешней стороны.

– Так-таки все? Вот как. Давно собрались?

– Вчера вечером.

– Тогда слушай, – Та-Эль отодвинула чайный прибор, и ложка, выпав, звякнула о блюдце. – Твой доман и многие его соратники говорят, что я навела на Лэн смерть и войну, а вот уж это обвинение серьезное. Не тебе тут вязать и разрешать.

– Ты права, как обыкновенно. Стало быть, истосковалась по Дому Тергов и беседе Старших?

Она встретилась глазами с обоими своими сотоварищами.

– Вот именно. Если ты меня туда сопроводишь.

– Тогда отдыхай до завтра. Седлают коней здесь рано.

…На ночь Та-Эль уложили, по причине тесноты, на ковре в светелке с пестроцветным фаянсовым умывальником: с левой стороны Друг, с правого боку – Враг.

– Это ж надо, – резюмировал Друг с унынием, – под суд легенов попали. Я ведь всё понял, хоть вы с Денгилем и скрытничали.

– Ина Кардинена, – сокрушенно произнес Враг, – я ведь и не помнил, что вы ему жена. Впрочем, слава была громкая, но мимолетная. Скажите, вы-то хоть не знали, что Денгиль мне брат?

– Нет. А что там за история?

– Он был нам с сестрой как отец. Но потом ушел из нашего толка на выучку в какой-то странный суфийский орден, не поймешь, правоверный или нет. Я обозвал его очень скверно… Мы не имеем права называть так рожденных в исламе и даже христиан и иудеев, чтобы проклятие не перекинулось на нас самих. По сути, я прогнал его от себя и из дома. Хотел увидеть сейчас.

– И не сам прийти, а чтобы тебя силой привели. Нет, право, я не знала!

И добавила совсем тихо и с лукавством:

– Разве что догадывалась…

Бусина двадцать вторая. Альмандин

В Дом Тергов друга Нойи, конечно, не взяли, отослав к сотоварищам с неким секретным словом Волчьего Пастыря. В конце концов, любая преданность должна быть ограничена разумом и обстоятельствами. Но Стагир, решительно ничего не объясняя, подседлал своего коня, вскочил на него и вклинился в ряды стратенов между братом и его женой. Почему-то это оказалось достаточным извинением. Денгиль всю дорогу общался со своим младшеньким, будто и не происходило размолвки, а ина Кардинена не настолько ценила свои одномоментные супружеские права, чтобы ревновать.

В самом Доме их разместили в соответствии с заданной установкой: братьев вместе, ину Та-Эль – отдельно от них и в другом секторе. Денгиль, который был здесь свой человек, наезжал и без особых дел, «на книжечки посмотреть», и на заседания Советов Девяти, подобные нынешнему, – ныне водил брата по Секторам. В Гимнастическом пофехтовали на рапирах; в Библиотечном порылись в арабских и персидских манускриптах; спускались в Сокровищницу и на подземные, ремесленные ярусы, отчего у Стагира пять часов кряду рябило в глазах, першило в горле и бухало в виски точно кузнечным молотом. Эпицентром их блужданий были три смежные комнаты в Легенском Секторе. Однако дверь была заложена изнутри на щеколду, а в коридоре двое стратенов перманентно сражались в маджонг.

В день, когда, наконец, легены из жилого сектора перешли в главный зал (ибо чрезвычайное заседание традиционно завершалось перед лицом Тергов и как бы скреплялось их немым присутствием), Денгиль не выдержал.

– Ты ведь знаешь, Стагир, что на советах я имею право наблюдения и соучастия. Всё же тут моя страна и моя власть. Ты таким правом не обладаешь, хотя у себя в стране ты, конечно, сила. Но один я сейчас боюсь идти. Пойдем вместе?

– Конечно.

Среди низкого леса беломраморных колонн Денгиль отыскал дубовую скамью, сел, пытаясь не скрипнуть, и потянул к себе брата.

Высокие кресла Девяти расположились прямо на мозаичной площадке у ног Тергов, что указывало на особую торжественность случая. Кардинена замыкала круг; из-за высокой спинки кресла виднелась гладкая светлая голова и подол длинного густо-алого платья. На фоне странного узора мозаики – угольно-черный по темно-серому, как пятна на шкуре черной пантеры, – этот красный цвет прямо-таки пылал. И надо всем царило каменное лицо Мужчины, язвительное, трагическое и страстное.

Все говорили спокойно, вполголоса, и именно это настораживало: Денгиль знал, что такая манера – если учесть несравненную психологическую выучку людей Оддисены – знаменует собой пик наивысшего напряжения. Он перегнулся вперед, вслушиваясь.

– Из-за двоих людей вы несравненно осложнили существование тысяч. Боевые отряды, конечно, не полностью себя демаскировали: но у стратенов из охраны президента страны и вашей собственной были контакты, друзья, семьи, в конце концов. Все это пришлось спешно выводить из-под удара и объявлять весь Эдин зоной молчания, – философствовал Сейхр нудным голосом. – С Лесом дела не так пока печальны, но в этом нет вашей заслуги.

– Велика беда – зарыться в землю до поры и без нужды не возникать, – тихо рявкнул Маллор. – В былые времена только в таком режиме и работали. А вот что эдинская часть Братства стала уязвима – это скверно. Всю свою историю мы были охотниками, а не дичью, потому что стояли если не над, то между схватками…