Текст книги "Разожги мой огонь (СИ)"
Автор книги: Татьяна Май
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Привычно кинул взгляд на гору, омываемую медным светом восхода, – она изо всех селений видна была, возвышалась над ними, напоминая о себе. Дескать, тут я, тут. Занимайтесь своей жизнью, копошитесь что муравьи, а я свое все одно возьму, как время придет. Сейчас-то не вился больше тягучий черный дым, пачкая небо. Затихла проклятая.
Не хотелось Редрику возвращаться. Хотелось до бесчувствия напиться, но внутренний жар и такого удовольствия не позволил. Выжег весь хмель, будто и не пил вовсе. И деваться некуда, кроме как обратно.
Прошел в темную конюшню, поманил своего коня. Тот в плечо ткнулся, фыркнул. Редрик потрепал верного друга по шее.
– А я ей и говорю: ежели слезы и дальше лить будешь, невестушка, не посмотрю на всю твою красу, уйду. – Скрипнула дверь, и в конюшню двое вошли, ведя в поводу своих животин. – Я жених хоть куда, а вот кислые девицы никому не по нраву, даже пускай они старостам дочерьми приходятся. Вон, говорю, Мелиссу вспомни: до последнего девка улыбалась, хоть и на смерть шла. А ты все ж таки под венец собираешься.
Имя царапнуло слух. Замер хозяин вулкана, прислушался, делая вид, что упряжь поправляет. А уж что упряжи на его коне отродясь не было, в темноте конюшни поди разбери.
Двое путников начали седельные сумки разбирать. Хозяин вулкана голову повернул. Тот, что повыше, с кудрями льняными, плечист был и парень хоть куда. Девицам такие нравились. И одет, пускай, по-дорожному, но богато – плащ с вышивкой золотом и сапоги крепкие. Да и конь лощеный, в упряжи серебряной, а в длинную гриву серебряные же бубенчики вплетены.
– А ты, Арвир, сам ведь за Мелиссой этой приударить был не дурак, – отвечал его спутник, низкорослый и рябой, но одетый столь же добротно. – Помню, как едва ль не каждое утро, перед тем как в лавку свою идти, у нее сайки покупал и зубы скалил.
Редрик замер. Теперь его бы и вся сила вулкана с места не сдвинула. Сомнений быть не могло. Вспыхнуло в памяти, как староста Деян с дочерью ювелира по имени Арвир поминали.
«Кто ж знал, что он такое удумает…»
«Лучше б он мне вовсе не говорил о том, так бы мне его любить проще было…»
«Мы с матерью твоей Арвиру теперь по гроб жизни обязаны будем. Не позволил осиротить нас на старость лет…»
Вот кто устроил так, чтоб Лисса к хозяину вулкана попала. Вот кому староста за смерть Лиссы булочную обещал отдать. Вот он, хлыщ, стоит румяный, здоровей некуда, в то время как Лисса…
Сжал хозяин вулкана кулаки с такой силой, что костяшки хрустнули. Пламя рвалось из-под пальцев, сдерживал его едва.
Тот, которого Арвиром звали, плечом дернул.
– Захаживал, было дело, обратного говорить не стану. Вот только Мелисса, хоть у огня ежечасно и вертелась, а в постели-то, Отцом-Солнцем клянусь, холодна была что снежная баба, – хохотнул.
Вспомнил хозяин вулкана, как обнимала да жаркими поцелуями его девица не скупясь одаривала, и тяжело сглотнул. Да и неужто Лисса на такого бы, как хлыщ этот, позарилась? Быть не может!
– Это ты когда ж ее прелестей вкусить успел? – протянул рябой изумленно. – Все ж знали, что она после смерти супруга своего Торвина ни с кем не миловалась.
Арвир метнул на него косой взгляд.
– Так уж и ни с кем…
– Да ну? – не поверил рябой.
– А то! – выпятил грудь колесом ювелир.
– А не про тебя разве сказывали, что Мелисса три седьмицы назад чугунком огрела да из булочной выгнала? – поддел рябой. – Плотникова жена в темноте толком не разглядела, но сказывала, что уж больно на тебя парень похож был.
– А ты, Ермей, как старая баба сплетни собираешь? – сморщил нос Арвир и потер голову. Но спросил так, что хозяин вулкана сразу понял – Ермею этому потом слова его аукнутся.
– Да ты не серчай, Арвир, я ж за что купил, за то и продаю. Не люб ты ей пришелся? – проницательно заметил рябой, снимая со своей лошади седло и сеном растирая ей спину.
– Люб, не люб – теперь уж все едино. Горячую девку, ее ж сразу видно. А эта и чудовище из-под горы, поди, заморозила. Огонь-то ведь не страшен тем, у кого кровь холодная. Не зря и гора стихла, даже дым не идет! – захохотал. Его лошадь ушами запрядала.
Тут уж не стерпел Редрик, вышел на свет.
– Ума-то, я смотрю, у тебя меньше, чем у скотины твоей.
– А ты кто таков будешь, любезный? – протянул Арвир удивленно, оглядывая Редрика сверху вниз. Испугаться не успел еще. Плечи расправил, чтоб противник сразу понял, с кем дело иметь придется. – Зачем прячешься да разговоры не для твоих ушей уготовленные подслушиваешь?
– Да вот сил терпеть не стало, когда услышал, как девицу чернишь.
– Брось, любезный, – отмахнулся Арвир, заметно расслабившись, – из-за девки еще недоставало ссору чинить.
Качнул головой хозяин вулкана, подошел ближе, сгреб пальцами ворот рубахи, подтянул к себе хлыща. Затрещала богатая ткань, поползла под хваткой Редрика.
– Она вас, тупоголовых, от смерти спасла, – зло проговорил хлыщу в вытянувшееся от удивления лицо.
Спутник Арвира благоразумно поодаль стоял, не совался.
– Ну спасла и ладно, – едва ль не заблеял хлыщ, обхватывая обеими руками запястье хозяина вулкана и стараясь оттянуть лапищу от горла. Когда понял, что не получается, побледнел. – Через седьмицу про то и не вспомнит никто.
– Любезный… – подал голос рябой. – Ты не серчай, ежели услыхал, что тебя оскорбило. Отпусти человека. Мы по мирному делу приехали – дары для невесты сторговать и…
– Стой, где стоишь, – велел хозяин вулкана. Посмотрел – будто водой ледяной плеснул. А голос так прозвучал, что рябой замер, поднял ладони вверх, показывая, что понял.
– Иди себе своей дорогой, любезный, – процедил хлыщ. – Какое тебе до девки этой дело?
– Супруга она моя, – сказал тихо, чтоб только он услышал.
Свободной рукой чуть стянул капюшон, позволяя хлыщу увидеть его взгляд огненный. И он увидел. Пискнул, будто пичуга, в силки попавшая, закатил глаза да обмяк.
Редрик не поверил сперва. Тряхнул для порядка, но хлыщ не шевелился. Хозяин вулкана хмыкнул брезгливо, потом разжал пальцы. Хлыщ к его ногам упал как куль с мукой.
– Все-то вы девиц чернить горазды, особливо когда они не слышат. – Редрик презрительно плюнул, поманил своего коня и вышел из конюшни. После услышал, как рябой к своему дружку рванулся.
Редрик постоял, подумал, не спалить ли конюшню, да рукой махнул. От нее и трактир займется, и рядом дома. Да и не в его привычках было тех, кто ответить не может, добивать. А уж для такого хлыща, когда очнется, позор еще похуже смерти будет.
В небе уж первые всполохи нового дня расцветали – искристого, ясного, яркого. Хозяин вулкана направил коня к горе. На душе еще гаже стало. Никогда своего лица людям из селений не открывал, а тут, смотри-ка, не сдержался.
Поморщился, ощутив новый прилив боли. Метка все жгла и жгла кожу. Да что ж с ней такое?
Оставил коня и едва ногу на первую ступень лестницы, ведущей в чертог свой, занес, к нему Огневик выкатился. Глаза сверкают, весь искрится, едва ль не подпрыгивает от нетерпения.
– Хозяин, того-самого, скорее!!!
– Случилось чего?
– Того-самого… Да скорее ж!!! – Рукой махнул и обратно наверх припустил.
Заинтересовался хозяин вулкана, пошел следом. Огневик бежал споро, не гляди, что ноги короткие. И сиял ярко, рассыпая по ступеням искры, будто первый день в горе этой. Чего это с ним?
Оказалось, в его же покои и ведет. Редрик, ближе подступив, почувствовал, как метка на предплечье втрое сильнее кожу кусать начала, словно до костей добраться пыталась.
Огневик уж в покоях скрылся. Редрик только и увидел промелькнувший яркий пунцовый бок. Ускорил шаг. А когда толкнул дверь и вошел, так и замер на месте. Сердце стукнуло раз, а потом будто с большой высоты вниз рванулось.
Из кресла у камина поднялась девица. Живая. Длинные волосы по плечам разбросаны, сама разрумянилась, губы сжаты, руки на груди сложены. И на него смотрит не то чтоб радостно. Огневик рядом с ней едва ль не приплясывает.
– Здрав будь, супруг, – свела темные брови Лисса, под которыми ясные глаза так и сверкали.
Глава 11
– Лисса…
– Не расскажешь, как так вышло? – спросила, а голос надломился.
Не могла забыть, как в кольце огня очнулась, как кричала и на помощь звала, пока не охрипла, как наконец решилась и к границе пламени подошла, а оно возьми и расступись передо мной. Без единого ожога вышла из огненного колодца того. В кольце обручальном, ожерелье да серьгах, дарах свадебных хозяина вулкана.
Потом уж и Огневика на кухоньке нашла. Дух так удивился, что почти весь пол искрами засыпал. Благо, тот каменный был, иначе не избежать пожара. Платье принес, напоил теплым молоком, сдобренным маслом, чтоб смягчить боль в горле, выслушал рассказ, в покои хозяина вулкана проводил, да так и не отходил ни на шаг, пока не почуял, что тот вернулся.
– Оставь нас, – велел хозяин вулкана Огневику.
Дух и с места не сдвинулся, лишь ближе к юбке моей подступил. Посмотрела на него, улыбнулась чуть и кивнула. Он только после того покои покинул. Не по нраву пришлось это хозяину вулкана, видела, как губы сжал в линию.
– Ну так что же? – поторопила его.
– А это у тебя спросить надобно, супруга. Неужто Изначальный Огонь не тронул?
Ежели и был удивлен, виду не подал. Прошел ближе, за подбородок взял, лицо мое повертел из стороны в сторону, будто проверить решил, не привиделась ли ему.
Тряхнула головой, высвобождаясь.
– Как видишь – не тронул. Я думала, что жизнь свою отдала, что не увидеть мне больше белого света… – Отшатнулась от него, прижала к груди руки, умолкла. Сердце, казалось, сейчас из груди выскочит. Да и было отчего. С жизнью своей вчера попрощалась. – Или… снова… надобно повторить? – последнее слово почти прошептала, мучительно краснея. Не знала, достанет ли сил еще раз в обрядовый зал спуститься.
– А тебе бы хотелось? – вздернул бровь.
Еще и смеется надо мной, проклятый!
Решив не поддаваться, спросила:
– Бывало такое прежде?
Вздохнул и кивнул.
– Единожды.
Вскинула голову с надеждой.
– И где та девица? Или позже ее Изначальный Огонь прибрал?
На миг отвел глаза, словно раздумывая, что ответить, но когда снова взор на меня обратил, невозможно было понять, правду ли говорит.
– Прибрал, да не Изначальный Огонь.
Вспомнила могильный камень неподалеку от яблоневого садика и имя на нем высеченное – «Веста»…
– А кто ж тог… Ай! – поморщилась, почувствовав, как кожу на предплечье жжет. Схватилась на него, растерла.
Вздрогнула, когда хозяин вулкана сделал шаг, ухватил меня за руку, стянул рукав платья повыше.
– Покоя мне не дает с того часа, как из пламени вышла, – прошептала жалобно.
Точно такую же у супруга своего вчера приметила – вился огненный завиток, искрился, норовя кожу выжечь. Но стоило хозяину вулкана до него дотронуться, боль ушла. Завиток так и продолжал сиять, вот только теперь спокойно, словно усмирил его хозяин вулкана одним своим прикосновением.
– Брачная метка это, – ответил, тяжело сглотнув. Пальцы его по коже моей так и порхали, обводя огненные яркие витки. Ласково почти. – Потому и моя жглась. Связаны мы с тобой теперь, девица.
– Связаны? – губы едва шевелились, настолько пересохли.
– Брачной клятвой. И меткой.
– И что же дальше? – хрипло спросила. Голос будто издалека откуда доносился.
– А ничего, – ответил, качнув головой. – Здесь будешь жить. В горе этой. Со мной. Сколько Изначальный Огонь отпустит.
Жить здесь⁈ С ним⁈
Тряхнула рукой, отшатнулась.
– Ты на меня, хозяин вулкана, не сердись, но жить с тобой не желаю. Я сюда шла, чтоб умереть. А раз выжила, позволь мне обратно – к своим – в селение вернуться. Там и умру спокойно среди тех, кто мне дорог. Хоть эту малость мне разреши.
Нехорошо усмехнулся хозяин вулкана, сложил на груди крепкие руки и смотрел почти с жалостью.
– Уверена, что ждут твоего возвращения? – спросил насмешливо.
– А как иначе?
Ничего не ответил. Покачал головой только.
Почувствовала, как раздражение изнутри жжет, да в грудь будто что толкает.
– Не веришь? Или боишься, что люди, прознав, что не умерла, перестанут хозяина вулкана бояться?
– Трясусь просто. От страха-то, – почти хохотнул.
– А что же тогда?
– Так ведь поживешь еще, девица.
– А тебе почем знать? Ты же и говорил, что вчерашняя ночь для меня последняя.
При словах этих вспомнила жгучие объятия хозяина вулкана, кожу его огненную, поцелуи неистовые, которыми тело мое покрывал, и вздрогнула. И не от страха вовсе. А еще мучительно стыдно стало. Прошлой ночью думала, что никогда его больше не увижу, потому и льнула к нему бесстыдно и поцелуями щедро одаривала. А теперь вот и в глаза смотреть не могу от острого смущения.
– Знаю, что не умрешь. – Задумался на несколько мгновений и продолжил: – Изначальный Огонь из тебя всю хворь выжег. Ежели и умрешь, так не от болезни.
Прислушалась к себе, поняла, что прав хозяин вулкана. Боль, дотоле в груди сидевшая, ушла. Насовсем. А что голос охрип, то сама виновата – меньше голосить надо было.
– Так и что же тогда? Не неволь меня! Отпусти! Раз Огонь Изначальный свою жертву принял, выходит, свободна я теперь!
Сделал шаг, навис надо мной. Тепло пахнуло горящей смолой и угольями. А искры красные из глаз так и жгли. Совсем как ночью…
– Нет, – сказал как отрезал. – У любой дороги поворот есть. Твоя дорога здесь его сделала.
– А у нас говорят, что дороги на перекрестке встречаются, а потом опять врозь бегут. Вот и мы с тобой так же – встретились да дальше побежали.
– Ты теперь супруга моя перед богами.
– Какими? – нахмурилась. – Ты одному богу и поклоняешься в горе этой.
– Мой бог теперь и твой тоже. А метка тебе и самой уйти не даст, Лисса. Жгла она тебя, потому что меня рядом не было.
– Вот еще! – не поверила. – Выдумки это все!
– Ну так возьми да проверь, – пожал плечами. – Ступай в свое селение. Только потом слезы не лей и меня не зови, чтоб обратно забрал.
– И не подумаю!
– Дело твое, – произнес равнодушно и собрался уходить.
Ухватила его за рукав, заставляя остановиться.
– Но… ежели уйду, пообещай, что люду в селениях вреда не причинишь.
– Вот как… – протянул насмешливо, кладя палец на мой подбородок и вынуждая приподнять голову. – Оставаться здесь не желаешь, а о милости просишь. Все вы, люди, одинаковые.
– Да откуда ж тебе про всех-то знать⁈
– Да и нескольких достаточно, чтоб понять.
– Я… – умолкла, собираясь с духом, а потом выпалила: – Я что угодно сделаю, только селения не трожь!
– Ты супруга моя. И так сделаешь, что скажу, – сказал уверенно, будто я ему принадлежу.
– Не нужен мне супруг! И ты не нужен!
Знала, что мои слова лишь веселят хозяина вулкана. И оттого собственное бессилие злило еще сильнее.
– А ночью иное говорила, – приблизив лицо, с насмешкой прошептал в самые губы. – Или обманывала? А, супруга?
Толкнула его в грудь, отстраняясь.
– Сбегу!
– Зачем сбегать? Я тебя не держу, – произнес спокойно. – Только вот что запомни, Лисса: ты для своих соплеменников теперь… как я.
– Как ты?.. Не понимаю…
– Ты мой огонь выдержала. И осталась жива. И кто же ты после этого?
– Кто? – откликнулась эхом, все еще не уразумев, о чем говорит.
– Чудовище, – пояснил почти с жалостью, – как я. Потому не удивляйся, когда от своих увидишь лишь испуг да недоверие. А не ровен час так и из селения погонят. Вилами да огнем, – оскалился на последнем слове. Видать, думал, это у него за улыбку сойдет, вот только не вышло. – Люди любят себе подобных только. Понятных.
Замотала головой с такой силой, что волосы по плечам еще сильнее рассыпались.
– Не верю я тебе! Мои соплеменники не такие! Они меня с самого детства знают!
– Не обожгись. Разочарование-то посильнее моего огня жжет, – хмыкнул только и вышел.
Долго смотрела на закрытую дверь. Дышала глубоко, приказывая себе успокоиться. Неправда! Ни за что не поверю!
Представила, как любимая подруга будет счастлива, меня увидев, как ее матушка с батюшкой обрадуются, как все соседи удивятся. А что хозяин вулкана говорит – глупости! Он с людьми и дела не имел, откуда ему их нравы знать!
– Что ж, девица, того-самого, остаешься, стало быть! – Огневик с довольным видом потирал яркие морковные ладони, появившись из-за двери.
– Нет, Огневик, я к своим вернусь, в селение родное, – проглотив колючий горький ком в горле, посмотрела на духа.
– Да куда ж…
– Я домой хочу. А здесь не мой дом.
– Так а как же… того-самого…
– Думаешь, прогонят меня? – не слушая, заметалась по комнате, но тут же махнула рукой, отсекая ответ: – Не верю! Молчи!
– Да я… того-самого… – Огневик почесал голову, одарил укоризненным взглядом, вздохнул и оставил меня одну.
* * *
Живая… Живая… Живая…
Слова так и стучали, падали, совсем как молот каменный, который он опускал и опускал на лежавшее перед ним острие будущего меча. Летели во все стороны искры, но хозяин вулкана и не замечал их.
Чудом сдержал удивление, увидев девицу. А сперва решил, что помстилось даже. Все смешалось в душе.
Пощадил Изначальный Огонь. Но отчего именно ее? Ведь не ведал он жалости и сострадания… У него смысл существования один – заманить жертву, перемолоть ее в своем огненном горниле, а потом, довольно урча, как сытый зверь, улечься спать. И так до следующей жертвы. Так отчего же Лисса из огня невредимой вышла?.. Не было ответа.
Удар.
Еще удар.
Металл истончался под мощными ударами хозяина вулкана, обретал форму. Пот глаза заливал, зрение туманил, но хозяин вулкана не утирал его.
Домой рвется, глупая.
Удар.
Знал, почему не хочет с ним оставаться. И не винил. Он бы и сам не захотел.
Еще удар.
Уверен был, что не примут ее соплеменники обратно. Ничего-то в людях не меняется. И не изменится никогда.
Не призна́ют.
Удар.
Отрекутся.
Еще удар.
Выгонят.
Еще один.
Ему-то это наверняка известно. А ей убедиться самой придется. Знал, что после зачахнет от тоски по дому в горе этой. И хоть понял уже, как девица духом сильна, но у всякой силы свой предел есть.
Но ему-то что за дело? Никогда его судьба невест не волновала. Приходили – и забирал их Изначальный Огонь. Хворых, ослабленных, угасающих. И сил-то в них не было своей судьбе противиться.
А в ней есть. И сила духа, и бесстрашие, и гордость. Да что о том думать… Оставшись в живых, только самой себе хуже сделала. Совсем как та, другая.
Нахмурился, отложил молот. А в памяти уже вспыхнуло, закружилось, как подхваченный ветром сухой лист, воспоминание, принося сердечную боль.
Глава 12
– Ты… жива… Я знал… Чувствовал…
– Уходи, Редрик.
– Я за тобой пришел, – произнес хрипло и перехватил меч поудобнее, чтоб в руке не скользил – от волнения ладони вспотели. – Идем. Ты не бойся, я смогу тебя защитить от него.
Покачала головой и с места не сдвинулась. Видел, как в уголках губ, которые столько раз целовал, складка залегла.
– Оставь меня, Редрик. Прошу.
– Оставить? – неверяще смотрел на хмурившуюся девицу.
Сердце от радости так и заходилось. Не знал, каких богов благодарить за то, что видит ее. Живой. Здоровой. Цветущей. Выходит, не успел еще обряд свершиться.
Готов был к ней броситься, да только девица глядела неласково, а после ее просьбы Редрика и вовсе будто ведром ледяной воды окатило.
– Ты верно услышал.
– Да ты ведь моя невеста. Ты мне обещана, как я могу уйти? – Сделал к ней шаг, но девица отступила. Тогда и он замер. – Что же ты?..
Досадливо поморщилась.
– Уходи. Не твоя я больше.
– А клятва как же? Или не помнишь, как в майскую ночь клятву перед богами давала?
– Помню. Но клятвы той больше нет. И девицы той больше нет.
Ветер трепал волосы цвета ореховой коры, а голубые глаза смотрели холодно. Присмотрелся к ней заново в свете отправляющегося на покой Отца-Солнца. На шее нитка бус гранатовых, платье богатое, каких в селении никогда не нашивали, косы прошитыми золотом лентами переплетены.
– А ты и верно другая, – проговорил задумчиво. – Да только причина известна, – прищурился, – это все колдовство его проклятое!
– Колдовство то любовью зовется.
– А со мной не любовь, выходит, была? Не люб тебе больше? – невесело усмехнулся.
Прикусила губу, сжала маленькие руки в кулаки. Видел, как поднимается и опускается грудь, словно воздуха его невесте не хватает.
Терпеливо ждал ответа.
– Ошиблась я, Редрик. Ты меня прости.
– Ошиблась? – нахмурился.
– За любовь я нежность принимала. И… и… привычку, – выпалила. – Мы же с тобой с малых лет знаем друг дружку. А когда родителей твоих и моих хворь болотная унесла, горе нас объединило. Неужто сам не помнишь?
– Говоришь ты складно, да только не верю тебе. Не могла за седьмицу ты так перемениться. – Мотнул головой, отсекая саму мысль. – Не верю.
– Твоя воля. Но жизнь моя теперь здесь, Редрик. Как и сердце.
– Да ведь чудовище…
Не дала договорить. Сложила руки к груди, топнула обутой в узорчатый башмачок ножкой.
– И чудовищу любовь ведома, иначе б не выжила. Да только и не чудовище он вовсе!
Отшатнулся, словно ударила его. Да и ударь, не было б так больно. Разлилась в сердце тоска, а в горле горечь. Не врала. Верила в то, о чем говорила.
– Ты сама на себя не похожа! – почти выкрикнул.
Покачала головой. И смотрела на него почти с жалостью.
– Это я раньше на себя похожа не была, а теперь вот она я. – Отступила на шаг, словно давая на себя посмотреть. – Как есть.
Смотрел и не узнавал ту, которой сердце отдал. Она и не она. Будто и впрямь кто огонь внутри ее зажег. Глаза так и светились. Любовью. Но не к нему. Только все одно не верил. Без колдовства тут не обошлось.
– Зачем же вышла ко мне? – спросил горько.
– Чтоб ты правду знал. Сил нет, как подумаю, что ты себе покоя не находишь. Сердце болит. – Вздохнула и прошептала жалобно, умоляюще: – Уходи, Редрик.
– А ну как в селениях узнают о том?
Покачала головой.
– Знаю, что никому не расскажешь. Такой уж ты… скрытный да молчаливый. Что у тебя на уме да на сердце одним богам ведомо.
– Такой уж я и есть.
– А он… он другой, – прошептала с жаром и тут же осеклась. И этот же жар щеки опалил. Махнула рукой. – Ты ступай домой, Редрик. Забудь меня. Девиц в селении много. Да и ты жених хоть куда, и…
– Не жалей меня, – проговорил хрипло, крепче сжимая в руке меч. Сам его седьмицу ковал, под ликом Отца-Солнца закалял, да в Матери-Земле отлежаться давал. – Что угодно от тебя снесу, кроме жалости.
– Редрик…
Отец-Солнце скрылся почти, оттого не увидел и не услышал, как явился из тьмы тот, кого всем сердцем ненавидел. Подошел крадучись, будто большой хищный зверь, по-хозяйски обвил рукой стан его, Редрика, невесты. И выглядел совсем как человек, только глаза, в которых пламенные искры скакали, и выдавали.
– А я-то думаю, куда моя супруга с праздника подевалась. – Перевел взгляд на Редрика, сверкнул красными сполохами взор. – Зачем пришел? – спросил лениво, растягивая слова.
Редрик меч крепче сжал.
– За невестой своей, – проговорил твердо.
– А железку свою для меня припас? – чуть не смеялся.
Девица за руку чудовище взяла, в лицо ему заглянула.
– Любимый, отпусти его с миром. Он никому ничего не скажет.
Усмехнулся, притянул к себе девицу, крепко поцеловал в губы.
Тут уж Редрик не выдержал – с рычанием кинулся вперед. Да только чудовище не пошевелилось даже. Щелкнуло пальцами, и тотчас одежда на Редрике занялась. В один миг боль такая по телу разлилась, какой никогда не испытывал.
Упал на колени, меч выпал из охваченных огнем рук. Сжал зубы и ни звука не произнес. Ежели Старуха-Смерть за ним придет сейчас, так не станет чудовище о милости молить. Только не перед невестой своей.
– Не надо, любимый! – услышал родной голос той, которая еще недавно его, Редрика, любимым называла. И от этого стало во сто крат больнее, чем от пожирающего плоть огня.
– Таких только так и надо. Чтоб знали и не совались, куда не следует, – услышал жестокое и насмешливое.
– Отпусти его, любимый.
– Поучу сперва маленько.
Подошел к почти уж лежавшему и ничего не чувствовавшему от боли Редрику, склонился над ним.
– Чтоб у горы моей тебя не видел, – полыхнули алые глаза, – жизнь твою жалкую только из-за супруги своей сохраню. А еще раз увижу – убью. Понял меня, кузнец?
– Веста… – прошептал Редрик, перед тем как во тьму уйти.
«Веста, Веста, Веста»… – охотно подхватил горный ветер.
* * *
Тряхнул хозяин вулкана головой, прогоняя видение. Отчего он это вспомнил?..
Ах да…
Та, другая, тоже поначалу здоровой да веселой казалась, а потом… Зажмурился, прогоняя оттиснутую в памяти страшную картину – яблоневые деревья, алый, будто кровь, закат и белое, как молоко, лицо его любимой. Бездвижные ресницы полукружьями на запавших щеках лежат, косы горный ветер треплет, губы приоткрыты…
То же и Лиссу ждет.
Выходит, лучше ей было в Изначальном Огне сгинуть.
* * *
Осмотрелась, увидела шкаф, достала оттуда плащ с капюшоном. Ровно в таком хозяин вулкана стоял передо мной. И хотя для меня одеяние длинновато оказалось, капюшон лицо хорошо скрывал. В чем и был прав мой супруг новообретенный, так в том, что не стоило сразу свое лицо соплеменникам показывать. Пойду к Алане. Лучше всего вечером, чтоб наверняка никому на глаза не попасться. А там уж ее батюшка за ночь придумает, как всем мое возвращение объяснить.
Вздрогнула, когда громкий размеренный стук донесся. Выходит, хозяин вулкана снова в кузне своей. И что за жизнь меня здесь ждет?.. От тоски зачахну и умру.
Прошла в яблоневый садик и сидела там до самого вечера, слушая отдаленный грохот кузнечного молота и кутаясь в плащ, пока Отец-Солнце на покой не ушел. Как день созрел, поднялась и спустилась тем же путем, каким в чертог хозяина вулкана пришла. Огневик не показывался, знать, крепко обиделся на меня. Прогнала кусавшее чувство вины.
Путь до селения предстоял не сказать что ближний – три четверти часа. Как приду, как раз и стемнеет. Но ноги сами несли к родному дому – что мне каких-то три четверти часа. Ерунда.
Прихватила в одном из держателей факел негаснущий. Пригодится, а то не ровен час ноги переломаю на горной тропе. Так и ждала окрика или еще чего, пока гора позади оставалась. Не может хозяин вулкана вот так запросто свою жертву отпустить. Не может. Но шагала и шагала, а грозного окрика не услышала, не принес горный ветер вслед приказ остановиться. А вот кожа на предплечье начинала саднить, словно с зажившей раны корочку содрали. От боли шипела сквозь зубы, пока к селению приближалась. Ничего. Доберусь до своих, расскажу все Алане, а там лекарь Ульх уж подскажет, как боль эту жгучую унять.
Слезы выступили, когда огни родного селения увидела. Издалека так и манили меня – теплые, живые, знакомые до боли. Последнюю часть пути почти бежала, кусая губы от нарастающей боли в руке.
Едва в селение ступила – факел мигнул и погас. Да он мне и не нужен больше. Оставила его на ближайшей скамье, а сама из последних сил заспешила к дому старосты. Ежели с горы бежала споро, сейчас словно к каждой ноге по пудовому камню привязали, едва переставляла их. А метка так и жглась, причиняла невыносимую боль, проклятая.
У храмового дома остановилась перевести дух, сдвинула капюшон, чтоб выступившую испарину с лица утереть. Все равно дойду. Должна. Вот только чуть передохну.
Из бочки с дождевой водой, что собирали для нужд храмового дома, зачерпнула горсть, выпила, смочила пересохшее горло, а потом и пылающую руку в воду опустила. Не помогло. Зажгло пуще прежнего. Зашипела от боли. Неужто и хозяин вулкана то же сейчас испытывает? Тряхнула головой, прогоняя о нем мысли. Нашла кого жалеть. Дуреха.
Услышала скрип отворяемых дверей, а потом и голоса.
– Завтра опять приду.
– Алана… – прошептала и вскинула голову. Голос любимой подруги, хоть и дрожавший, сразу узнала. Но что ж она так поздно тут делает? И одна к тому же…
– Ты, дитя, к замужеству готовься, – наставлял жрец, тот самый, что меня к хозяину вулкана провожал. – Матери-Земле и Отцу-Солнцу подношения начинай готовить, чтоб брак крепким был. Жениха своего привечай, рубаху ему вышей. Богам угодно, когда девица без дела не сидит.
– А Мелисса как же? – Видела, как Алана поднесла руку к глазам, потерла их.
Сердце дрогнуло. Переживает Алана, думая, что погубило меня чудовище из-под горы. А хозяин вулкана говорил: забыли обо мне! Ничего-то он не знает и не понимает!
– Алана… – прошептала, но голос не слушался. Да и перед газами все плыло, а ноги тряслись так, что того и гляди упаду.
– Подруга твоя уже в Солнечных Лугах Матери-Земли под ласковой дланью Отца-Солнца пребывает. Отпусти ее. И себя мучаешь, и ей покоя не даешь. А то ведь не ровен час станет приходить к тебе.
– Приходить? – ахнула Алана. – Это как же?
– А вот так: по ком долго слезы льют, те в тени обращаются и к беспокоящим их приходят, чтоб за собой утянуть. Так-то, дитя. Скорби время прошло, хозяин вулкана твою подругу забрал. А ты жить продолжай. Уяснила?
– Стараюсь я, – Алана жреца за руку ухватила, сжала, – да не могу. Не могу, как все… взять и позабыть…
– Надо, дитя, надо забыть и прошлое в прошлом оставить, иначе не обрести твоей подруге желанного покоя, не гулять ей в Солнечных Лугах, – высвободил руку жрец и начал к дверям пятиться. – А теперь домой ступай. Батюшка с матушкой за тебя волнуются. – Хлопнула створка.
– Завтра приду. Завтра, – лихорадочно шептала подруга, спускаясь со ступеней храмового дома.
– Алана… – позвала я, но получилось тихо. И такая слабость навалилась, что хоть ложись и не двигайся. Подруга уж споро к дому бежала. Вздохнула, отошла от бочки, служившей мне опорой, и медленно следом побрела. – Алана… – ночной ветерок донес-таки мой голос до подруги – видела, как остановилась, заозиралась беспокойно.
– Кто здесь?
– Это я, Алана. Мелисса…
– Мелисса? – позвала тоненько, приметив меня. Рванулась навстречу, а потом замерла и, передумав, шаг назад сделала, прижала руки к груди.
– Алана…
Шла к ней медленно, шатаясь, будто осенней медовухи перебрала, чувствуя, как Мать-Земля из-под ног уплывает. Перед глазами тоже все качалось. И мнилось уже, будто не одна подруга стоит, а три одинаковых.
– Чур меня! – взвизгнула вдруг Алана, отшатнулась, в ужасе лицо руками прикрыла. – Чур, нечистая!
– Алана, да ведь я это! Помоги… – протянула к ней трясущиеся руки. – Прошу!
Вскрикнула подруга, развернулась и побежала. Только и мелькал плащ да стучали легкие башмачки по утоптанной дороге.
– Алана… – прошептала, чувствуя, как последние силы покидают. И упала бы, не придержи кто-то.
Бледное лицо осветили выглянувшие из-за лоскутов туч лунные лучи. Черные глаза с красными искрами в глубине смотрели на меня с укором из-под сошедшихся на переносице темных бровей.
– Убедилась? – холодно спросил хозяин вулкана, подхватывая на руки.
– В чем?
– Чужая ты здесь.
– Глупости! Это все жрец! Он Алану напугал своими россказнями! – Хмыкнул только в ответ. – Пусти меня! – всхлипнула в горячую грудь.
– Не пущу.
– Все равно уйду от тебя! Завтра же! – Ничего не ответил, лишь крепче прижал. – Уйду, слышишь⁈ Не удержишь меня в своей горе проклятой! Слышишь или нет?
