Текст книги "Разожги мой огонь (СИ)"

Автор книги: Татьяна Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Знал, что не любила его Веста той любовью, какой он ее любил. Но признаться в том за столько лет самому себе не смог. А сейчас так легко это принял, что и дышать легче стало. Еще и одиночество проклятое виновато. Из-за него облик Весты почти священным в памяти оставался.

Знал, что больше оплакивать ее не станет. Даст Мать-Земля и Отец-Солнце, и впрямь свидятся в Солнечных Лугах. Может статься, тогда и прежнего хозяина вулкана простит. Только подумал о том и тут же свел брови. Нет! Уж этому прощения его никогда не видать. Из-за него теперь проклят на веки вечные, да на то же еще и Лиссу обрек.

– Редрик… – Голос супруги вмиг все лишнее из мыслей вымел. Сейчас только одно и было важно – ее отыскать. Отыскать и защитить. А в том, что ей защита нужна, уж не сомневался.

– Лисса! – В один конец улочки рванул – пусто. В другой стопы направил – никого. – Где же ты?

– В огне ответ ищи, – неслось вслед протяжное, совместное Весты и хозяина вулкана прежнего.

– Лисса! – крикнул с такой силой, что в груди зажгло.

– Редрик… – зов супруги его отозвался дрожью по крови.

Редрик на месте закружил, силясь понять, откуда голос Лиссы доносится. А когда понял, припустил вдвое быстрей. Пока бежал, небо мрачной вуалью туч затянуло, темно стало, как ночью.

На месте, что раньше главной площадью Вильзмира было, где Ночи Костров устраивали, а в счастливые времена ярмарки да игрища, кольца огненные полыхали. Языки пламени тянулись к чернильному небу, разбрасывали яркие искры. Каким-то чутьем звериным понял, что и Лисса в одном из колец этих.

– Редрик… – прозвучало протяжное, вторя его собственным мыслям и треску огненных змей.

Закружился меж кострами, выискивая ту, что звала. А потом вспомнил, что он хозяин вулкана, что огонь его воле покорен, взмахнул руками, рассек воздух, приказывая пламени стихнуть.

Вмиг шипящие обжигающие змеи притихли, улеглись смирными кольцами. Все костры на площади повиновались, кроме одного. А в кольце том она стояла – Лисса. В платье багряном с узором из сплетенных лоз, с косами, лентами перевитыми. Руками себя обняла, словно ей посреди пламени холодно, глазами большими влажными смотрела, и губами шевелила, будто что повторяла без остановки.

Редрик сразу понял – его зовет.

– Лисса! – кликнул хрипло и шагнул к ней, руки протянул. – Иди же ко мне…

Покачала головой и губы в линию сжала.

– Не можешь? Почему? Тебя ведь и сам Изначальный Огонь не тронул.

Не ответила, только сама себя все крепче руками обнимала. В волосах Лиссы Редрик седые пряди приметил. И только через несколько мгновений понял, что не седина то, а иней.

Догадавшись о чем, коснулся пламени рукой и смотрел, как по коже морозный узор побежал, тело холодом сковало, и кровь в жилах начала стыть. Да как такое быть может? Обман это, а не пламя!

А Лисса все шевелила губами, его звала. Не думая ни о чем, шагнул сквозь сполохи, что только видом своим жаркий огонь напоминали. Тотчас обняли тело морозные руки, в тело студеные иглы впились, но Редрик зубы сжал и вперед двинулся, к Лиссе. И хоть казалось, что разделяет их два шага всего, чем ближе подходил, тем дальше супруга его оказывалась. А потом и вовсе спиной к нему повернулась, приподняла юбку червленого платья, отчего мелькнули босые ноги, – у Редрика сразу в мыслях мелькнуло, что простудится дуреха! – и от него побежала. Только косы растрепавшиеся и мелькали, инеем присыпанные.

– Лисса! – Рванул следом, но нагнать так и не мог. – Лисса! – Бежал и бежал, искал ее в диком стылом пламени, что тянуло к нему ледяные руки. – Лисса! – Эхом морозных игл откликался огонь. – Лисса! Где же ты?..

* * *

– Лиса! – Судорожный вздох. – Лисса! – Хмурился, словно больно ему. – Лисса! – С такой силой полотно простыни сжимал, что поползла добротная ткань. – Лисса! Где же ты? – Звал и звал, метался на лежаке, как безумный.

– Здесь я, Редрик, – повторяла, склонившись над ним, гладила мокрое от выступившего холодного пота лицо, – здесь! С тобой. На мой голос иди. Возвращайся скорее. Ну же, Редрик, что за злые духи твой разум терзают?..

Затрясся в ознобе, хотя сам так и пылал. Накрыла его покрывалом, натянула до самой шеи.

– Мать-Земля и Отец-Солнце, защитите, молю! Вы Торвина моего в свои Солнечные Луга рано забрали – а уж сколько я молитв вам возносила, – так оставьте Редрика…

Звала и звала его, касалась лица кончиками пальцев, рассказывала что-то, что и сама бы потом не вспомнила – казалось, мой голос слыша, меньше в бреду мечется.

– Не уходи, Редрик. Вернись.

Выпростал руку из-под покрывала, зашарил ей поверх. Поспешно вложила свою ладонь в его, сжала.

– Лисса?..

– Здесь я. Здесь. С тобой, – повторила, как и десяток раз до того.

Открыл вдруг глаза – с трудом, медленно. Смотрел на меня и в то же время словно бы мимо.

– Не уйдешь? – выдохнул, но я разобрала. И словно теплым одеялом волной облегчения накрыло.

Замешкалась, но лишь на миг.

– Не уйду, Редрик.

Улыбка – настоящая, живая, такая, что ямочки на щеках прорезались, – на лице хозяина вулкана появилась. Закрыл глаза, пальцы ослабил, мои выпуская. Прислонилась к его груди щекой и услышала мерное «тук-тук-тук».

– Благодарю вас, Мать-Земля и Отец-Солнце, – прошептала одними губами, беззвучно.

Глава 26

– Лисса, – прохрипел. Голос на воронье карканье походил.

Девица в углу лежанки устроилась. Свернулась, как лисица в норе, разметала косы по постели. В какой-то миг сердце ухнуло вниз, к пяткам, когда подумал, что уж больно бледная. Потом присмотрелся, и по тому, как ровно грудь вздымалась, понял – спит.

Все вспомнил единым разом – и как дверь в кузню заклинило, а он пытался ее открыть, и как камни ему на голову посыпались, и сны свои странные, и голос той, что его звала, не давала в пучину тьмы окунуться. Той, что лежала сейчас, сложив лодочкой ладони под головой.

Пошевелился и сквозь крепко стиснутые зубы воздух втянул – рана на голове отозвалась острой, жгучей болью.

– Редрик…

Ну вот. Разбудил. Лисса уже на постели сидела и на него смотрела. В голубых глазах – тревога и грусть.

– Лисса… я… не хотел будить тебя.

– Выпей вот, – вскочила, с верстака в углу котелок прихватила и ему полную ложку уже трясущейся рукой ко рту подносила. – Отвар укрепляющий.

Положил свою руку поверх ее. Вздрогнула – Редрику только и оставалось надеяться, что не от отвращения, – но руки его не сбросила и в сторону не отвела. Послушно глотнул густое травяное варево.

– Благодарю.

– Огневика пришлось за травами нужными отправить. – Проворно вскочила с постели, едва допил, вернула котелок на верстак, потом к Редрику обернулась, сплела пальцы. – Как голова? Болит? Я ведь не сильна в лечении, только и помню, что тетушка Ирда про тебя сказывала, как лечила, когда… когда… – осеклась, свела брови, губу нижнюю прикусила, словно о сказанном пожалела, и умолкла. – Есть хочешь? Огневик на огне мясной бульон держит. Наваристый получился и вкусный. Он каждый день свежий варил. Только и ждали, когда в себя придешь.

Устремилась к дверям, взметнулась юбка алого платья, но Редрик хрипло выкрикнул:

– Постой!

Замерла.

– Еще немного со мной побудь. Ежели не сильно тебе надоел, – скривил краешек рта. Не привык, чтоб за ним ходили, как за младенцем неразумным. В постели хворым не лежал, почитай, с того самого дня, как прежний хозяин вулкана его с горы своей погнал.

Лисса помедлила чуть, потом кивнула. Подошла ближе, села на краешек лежака.

– Но поесть тебе все же надо. Ты несколько дней лежал словно мертвый.

– Позже, Лисса. День-то какой сейчас?

– Ежели с той ночи считать, как ты тут остался, то вечер четвертого. Огневик заходил, сказал, через три четверти часа Отец-Солнце на покой уйдет, – затараторила, перескакивая с одного на другое. – Хорошо, что тут лежанка есть, а то мы бы тебя и вдвоем с Огневиком не дотащили, да и… – Протянул руку, накрыл ее пальцы, сжал, заставив на полуслове умолкнуть.

– Благодарю тебя, Лисса. Знаю, что могла бы оставить меня с разбитой головой и никто бы за то не осудил.

– Ты меня из костлявых рук Старухи-Смерти тоже отнял. Я не забыла. Да и неужто хозяина вулкана так легко убить можно? – хмыкнула и поерзала, будто на колючем чем сидела.

– Убить не просто, но выздоравливал бы долго. Тело-то глупое, что ему… Гораздо хуже с духами злыми, что разум пытают. Ты духов тех прогнала.

Вздохнула глубоко. Так, что платье на груди натянулось. Засмотрелся. А она заметила. Понял по тому, как щеки вспыхнули.

– Ты Весту звал… – сказала и примолкла тотчас. – А потом уж меня…

Губы сжал в линию. Не привык лишнее болтать. А себя запросто так не переделаешь, как ни пытайся. Но и так же знал, что сейчас молчать не следует.

– Я ведь любил ее, Лисса, – произнес глухо, будто в горле что слова держало, не давало им на волю вырваться.

– Не нужно, Редрик, – покачала головой, но он продолжил.

– Ты ведь тоже Торвина своего любила.

Кивнула только. А Редрику, повстречай он этого Торвина, захотелось тому нос расквасить.

– А любовь, она такая. Кого ты в сердце впускаешь, уж оттуда ни за что не исчезнет. Найдет укромный угол, да там и останется.

– Сердце человеческое, оно большое, Редрик, – заметила Лисса мягко. – И любви там много помещается. И к людям, и к миру вокруг, и к богам.

Кивнул медленно, размышляя над ее словами.

– Много-то много, да только иной кто возьмет да и больше остальных места займет, – проговорил задумчиво. – Мы с Вестой росли рядом, соседями были. С малых лет друг дружку знали. А когда ее и моих родителей хворь болотная унесла в один год, решили дальше вместе держаться. Вдвоем завсегда легче. Клятвы друг дружке дали, что в срединный майский день супругами станем. – Умолк и устремил взгляд в стену, вспоминая, как Веста ему рубаху вышитую подарила. Думал, ежели умрет, то в свадебном даре ее. Рубаху ту потом, после того, как к горе сунулся, выбросить пришлось, так обгорела да кровью заляпалась.

– Не успели? – услышал робкое.

Взглянул на Лиссу. Та широко раскрытыми глазами на него смотрела, словно не веря, что он будто старая бабка разболтался. Ну да ежели уж начал, надобно продолжать.

– День жребия настал. – Свел брови, заново проживая тот день. – Судьи дочка вытянула его. Это уж я после узнал. А отправили к чудовищу из-под горы Весту.

– А ты как же?

– Старосте пришлось меня в остроге запереть. Но до того успел немало кулаками помахать, из судьи признание выбил, – усмехнулся невесело. – Впятером едва скрутили. А уж когда из острога выпустили, поздно было.

– Тетушка Ирда сказывала, ты к горе ходил.

– Ходил, – подтвердил, – да без толку. Хотел чудовищу из-под горы отомстить. За Весту, за всех девиц погубленных. Взял меч, что для воина одного выковал. Решил: ежели такова моя участь, пусть хозяин вулкана меня убьет. А жить мне больше незачем. Дурень… – осекся. Снова увидел Весту. Ветер лентами золотыми в ее косах играл, в глазах голубых небо отражалось.

– И хозяин вулкана прогнал тебя?

Хмыкнул Редрик.

– Веста ко мне вышла и уходить велела. Сказала, что меня и не любила никогда, а в хозяине вулкана обрела свое счастье. Выжила она после ночи у Изначального Огня.

– Неужто? – Лисса ахнула тихонько и пальцы к губам прижала.

Редрик кивнул.

– Почему – не спрашивай, то мне не ведомо.

– Не стану. А дальше что было?

– После и само чудовище из-под горы явилось.

– И впрямь чудовище было?

Редрик плечом дернул.

– Такое же, как я. Ни больше ни меньше. Надавал мне, дурню, затрещин таких, что кубарем с горы катился, – усмехнулся горько. – Тетушка Ирда после два полнолуния со мной возилась, выхаживала, как кутенка, только на свет появившегося. Ложку сам не мог ко рту поднести.

– А Веста?..

Редрик сглотнул.

– Последний раз ее уже мертвой видел.

– Выходит… еще раз к горе пошел… – качнула головой. – Ну конечно, пошел, иначе б тут не сидела, – протянула невесело.

– Думал я, Веста околдована, в толк не мог взять, что она хозяина вулкана и впрямь полюбила. И потому, как только на ноги встал, за новый меч взялся. Год я тот меч ковал, закалял его под лучами Отца-Солнца, в руках теплых Матери-Земли держал, хотел силой богов оружие напитать. Молитвы им возносил, чтоб они помогли чудовище из-под горы одолеть. А в один день проснулся – снова весна была, и яблони цвели, – вижу: лезвие меча будто инеем присыпано, и сполохи морозные на нем танцуют. Так и понял, что боги мне оружие против хозяина вулкана дали.

– Убил ты его? – отняла руки от Редрика, схватилась за горло, словно ей дышать тяжко стало.

– Убил. Да только битвой то сложно было назвать.

Умолк Редрик, припоминая. Пахло яблоневым цветом, полуденные лучи Отца-Солнца глаза слепили, а небо таким ярким было, что скажи кому – не поверят. Редрик так хорошо тот день запомнил, что спроси его кто еще через сто лет – расскажет о том без запинки.

– Сначала-то я у горы голосил, вызывал хозяина вулкана на честный бой, да только он на мой зов не ответил. Тогда уж я в чертог, что моей клеткой потом стал, вошел. Никто меня не остановил, никто не окликнул. Беспрепятственно ступал по владениям хозяина вулкана.

– А Веста как же? Нашел ты ее?

– Нашел. В саду яблоневом. Хозяин вулкана на руках ее держал. Бездыханную. Бледную. Простоволосую. – Редрик сглотнул. Пробовал разозлиться, как раньше бывало, когда о том вспоминал, да только злость подевалась куда-то. Только и осталась что ровная грусть, особенно после того, как недавно Весту счастливой видел. А сон то был или явь – поди пойми.

– Тогда ты его и убил?.. – Лисса прошептала.

Редрик кивнул.

– Но чести в том мало. Он и не противился. Даже рад был. Тогда-то я того и не приметил, такая мной злость владела, а уж позже, когда вспоминал да думал… И только кто ж знал, что с его смертью проклятие ко мне перейдет… А ведь это проклятие, Лисса, – проговорил хрипло, голос не слушался. – Самое страшное проклятие. Одиночеством зовется. Нет мне места ни среди простого люда, потому как я теперь иной, ни среди охранителей, потому как лишь немногие против своей воли такими стали. Ты про́клятым меня не зря назвала. Такой я и есть.

Положила свои ладони поверх его – теплые, мягкие, нежные, живые, словно силу в него вливавшие.

– Боги нам посылают только то, что мы пережить можем, Редрик. Большего не дадут.

Музыкой его имя с ее уст сорвалось.

– Прости меня, Лисса. За булочную, за то, что очаг твой разрушил… – Про очаг само вылетело. В памяти сполохами слова Лиссы вспыхивали про булочную, про дом родной, про ее воспоминания…

Замотала головой решительно, косы из стороны в сторону заходили.

– И ты меня тоже прости, Редрик. Не меньше твоего виновата. Когда в твоей кузне хозяйничала, только о своей обиде и думала, хотя и понимала, сколько любви и старания ты вложил, чтоб этой груде камней подобие дома придать. А я…

– Не нужно, Лисса. Ты всего не знаешь.

– А что знать должна?

Пальцы ее обхватил.

– Спустись, как Отец-Солнце на покой уйдет, туда, где костер жертвенный горел, когда тебя сюда привели.

– Зачем? – свела темные брови.

– Подруга твоя туда каждый вечер приходит.

– Алана? – выдохнула, а он кивнул.

– Она после Ночи Костров завела привычку приходить и склон горы слезами орошать. Ты поговори с ней, а то не ровен час гору слезами затопит, – чуть улыбнулся.

По губам Лиссы мягкая улыбка скользнула. Видел, что под глазами ее темные тени пролегли. И не спала, поди, все эти дни толком.

– Не о чем нам теперь разговаривать, – проговорила едва слышно, а сама взгляд на руку свою, что в его покоилась, опустила.

– Ты сперва сходи, а там уж и решишь.

– Отчего передумал? Помню ведь, как против был, чтоб в селение шла.

– Огневик сказал, тебе правду знать нужно. Теперь-то я с ним согласен.

Думал, выспрашивать начнет. Разомкнула коралловые губы, но вопрос с них совсем другой сорвался:

– А ты как же? – глянула на него из-под длинных ресниц.

– А я поем да с Огневиком потолкую. Есть о чем.

– Сейчас позову его, а сама в купальню схожу. Лежанку-то ты себе здесь сделал, а вот купальню не догадался, – наморщила нос.

Редрик улыбнулся. Улыбка, видать, вышла так себе, потому как Лисса на него едва ли не с беспокойством смотрела.

– А ты разве не слышала, что хозяин вулкана в лаве купается?

– Много чего про тебя говаривали, да не все правдой оказалось, – сказала, поднимаясь. Редрик подавил желание узнать, что ж правдой оказалось.

– Лисса, – позвал.

– М? – замерла в дверях.

– Ты помни, что правда, как настойка полыни, горькой может оказаться. В сердце ее не пускай, так легче будет.

– Настоящая правда, супруг, иной и не бывает. – Кивнула и вышла.

Редрик только и успел подумать, что Огневик прав был – сдюжит девица.

Глава 27

Как же хорошо было в горячей воде понежиться! От Редрика не отходила ни днем, ни ночью, об одежде свежей и думать забыла. И теперь в купальне пару напустила такого, что не могла сказать даже, в какой стороне камин.

Откинула голову на край ванны, глаза прикрыла. Мысли разные сновали. О многом передумала за те дни, что хозяин вулкана без памяти лежал. О том, к примеру, как важно прощать уметь. Обиды душу растравляют, в плен берут и разум, и нутро. Прощение всем нужно. Даже хозяину вулкана.

Думала и о том, что прошлое надо в прошлом оставлять. Нет, не забуду никогда ни жизнь свою в селении, ни супруга своего первого, ни подругу любимую, но отныне то будет в сундуке памяти храниться. А уж как возникнет охота о жизни прошлой что вспомнить, достану, полюбуюсь, всплакну, может статься, да опять в сундук припрячу.

Вздохнула глубоко. Смелость нужна немалая, чтоб дальше шагнуть.

«А что дальше?» – пронеслось в мыслях.

Жизнь здесь, в горе этой, с хозяином вулкана, вот что. Не случайно ведь говорят: ежели желаешь богов рассмешить – расскажи о наперед задуманном. Ну так и не стану ничего задумывать. Пускай идет все как идет. Раз богам угодно было, чтоб здесь оказалась и супругой Редрику стала, выходит, есть в том какой толк. Да и пока я жива – и другие девицы живы. Не осиротится больше ни одна семья. Дадут боги, проживу долго. От мысли той губы сами в улыбку сложились.

На сердце легче стало, когда свою судьбу приняла.

Теперь можно и к Алане спуститься. Любопытство так и жгло изнутри. Это что ж такое увидел Редрик в своих видениях, что переменил мнение и разрешил с Аланой встретиться. Он ведь про то не скажет. Выходит, ответ можно узнать, только к жертвенному костру сходив.

Свежее платье надела, волосы у камина наспех просушила, заплела косу, лентой перетянула, плащ набросила и по ступеням каменным заспешила. Снаружи Отец-Солнце уж на покой ушел, сгустились тени, разбросали чернильные пятна по склону. Горный ветер свои прохладные пальцы в волосы запустил, заиграл полами плаща и юбкой платья, хотя на площадку не вышла, стояла в тени расселины, где меня Огневик встречал, когда к хозяину вулкана невестой пришла.

Около пепелища, что от жертвенного костра осталось, – свечей зажженных с десяток. Пламя их колышется под ветром, изгибается, словно сбежать хочет. Стукнуло сердце, будто под дых кто ударил, – около свечей на коленях Алана стояла. По лицу блики скользят, светлые волосы по спине раскиданы, золотятся в неверном свете свечей. И это у Аланы-то, что никогда без лент в волосах из дому не выходила, не хотела, чтоб Арвир ее простоволосую увидел… А тут мало того, что кос не заплела, так еще и одна к чертогу чудовища из-под горы прийти не побоялась.

В свете свечей увидела, как губы подруги шевелятся.

– Знаю, Мелисса, что теперь уж тебе все едино, – донеслось с ветром. – Да только покоя мне нет до сих пор.

Тесно стало в груди. Бедная моя подруга, любимая сестра, хоть и не по крови. Сколько же боли может вместить твое сострадательное сердце?

Шагнула было к ней, протянув руки, да тут же опять в тень отступила. Слишком в памяти свежо было, как подруга от меня по ночному селению убегала. Не стоит пугать ее снова. Но как же хотелось подойти ближе, обнять, успокоить, сказать, что не зря заместо нее к хозяину вулкана пошла.

– Виновата перед тобой не меньше я, – продолжала бормотать Алана. – Не должна была тебя отпускать, да только смалодушничала. Думала, с Арвиром смогу после случившегося быть, но и его, выходит, не знала толком. Не быть мне ни невестой, ни женой, ни матерью. Да и легче-то не стало даже после того, как Арвира прогнала…

Примолкла Алана, утерла слезы руками. Не подозревала, что безмолвный слушатель у нее есть. А я все хмурилась. Неужто узнала, что Арвир в булочную мою приходил? Или соседи добрые чего нашептали?

Отвлеклась от мыслей, когда подруга вновь заговорила:

– Предательство не искупается ничем. Никогда. Только и остается верить, что уже сегодня встретимся с тобой, Мелисса, в Солнечных Лугах Матери-Земли под ласковой сенью Отца-Солнца. А уж как свидимся, загляну в твои глаза и укор немой станет мне вечной мукой…

Тут уж не смогла в тени остаться. Вышла из своего укрытия, шагнула к Алане, уперла руки в бока.

– Ты что это, Алана, удумала? Никак, ума решилась! О батюшке и матушке своих подумала? А что до глаз моих, можешь хоть сейчас в них заглянуть, там не один укор отыщется после таких речей!

– Мелисса… – Алана как стояла на коленях, так и осталась, только голову повернула, меня заслышав, да глаза расширила. Потом зажмурилась, ладонями глаза закрыла и давай бормотать: – Мелисса, ты уж и забери меня тогда, так еще лучше будет – смерть принять от той, кого сама на погибель отправила, и…

– Алана, на меня посмотри, – велела строго. Всегда с ней так говорила, когда она, об очередной проделке Арвира узнав, слезы лила. – Я на духа похожа не больше, чем ты.

Подруга осторожно пальцы разомкнула, глянула через них со страхом.

– Мелисса?..

– Дотронься до руки моей, сама убедишься, что из плоти и крови.

Протянула ей руку раскрытой ладонью вверх. Долго думала Алана, не решалась. Потом все же протянула дрожащие пальцы, коснулась едва. Я шаг сделала, заключила ее ледяную ладонь в свою.

– Видишь, теплая, – улыбнулась ей. – Какой же я дух?

– Мелисса, да как такое возможно-то?.. – жалобно произнесла. В глазах новые слезы налились. – Неужто колдовство какое?

Пожала плечами. Колдовство – не колдовство, и сама не знала.

– Изначальный Огонь меня не тронул. Сама бы дорого дала, чтоб узнать почему. – Потянула подругу за руку. – Поднимайся, на горном ветру и простуду схватить недолго.

Алана качнулась, но на ногах устояла. На щеках ее мокрые дорожки от слез серебрились.

– А хозяин вулкана как же? – прошептала, кинув опасливый взгляд мне за спину.

– Супруг он мой. А вот, – сдвинула вверх рукав платья, – метка брачная. После обряда появилась.

– А… а сам хозяин вулкана, – подруга голос до шепота понизила, – чудовище?

Перед глазами лицо Редрика стояло: упрямое, решительное, будто из камня высеченное. А еще беззащитное, словно потерял что важное, – это уж когда болел. Много часов провела, его изучая.

– В каждом из нас чудовище есть, ежели уж о том говорить. Большая трудность не дать этому чудовищу клыки показать.

– Мучил он тебя, Мелисса? – еще тише Алана спросила и всхлипнула.

Припомнила, как все тело в памятную ночь опаляло, только вот не от Изначального Огня близости. И даже сейчас, под ветром пронзительным, в жар бросило.

– Ежели скажу, что мучил, солгу – и тебе, и себе.

– А жрецы ведь сказывали…

– Много они чего сказывали, Алана, – невесело улыбнулась, – да не все правда. Хозяин вулкана жизнь мне спас. Думала, и до обряда не доживу, но он выходил.

Алана голову опустила, вырвала свои руки из моих, отошла на шаг.

– Открыться я тебе должна, Мелисса. Я виновата, что ты здесь оказалась.

– Нет, Алана, перестань, прошу. Слышала я, о чем ты говорила, да только не за что тебе себя казнить. Я по доброй воле к хозяину вулкана пошла и снова бы это сделала, ведь…

– Нет, Мелисса, ты послушай меня, послушай, – заговорила Алана лихорадочно, поднимая голову. По щекам слезы влажные дорожки чертили. – Это из-за меня Арвир все придумал, понимаешь? Он с лекарем сговорился, тот настой смешал, из-за которого ты и заболела. А батюшка… батюшка мой тем настоем тебя напоил. Помнишь, как ты к нам после жребия пришла, он медовухи бочонок свежий из погреба достал?

– Помню. – Деян и правда в тот вечер уж больно настойчив был, угощая.

– Вот. Там-то этот настой и был. А уж когда ты заболела, Ульх и не думал тебя лечить. Потчевал настоем тем же самым, что кашель вызывает. Это мне все Арвир рассказал, когда ты невестой к хозяину вулкана отправилась. Я когда узнала, места себе найти не могла. И ни Арвира, ни себя с того дня простить не могу. Себя – за трусость, его – за жестокосердие. Хоть он и сказал, что заради меня это сделал, да только верится с трудом. Это как же в человеке столько злобы может таиться?.. – Алана дышала тяжело, словно каждое слово ей с трудом давалось. – Думала я, что меня твой дух покарал, когда в булочной сидела, о тебе вспоминала, а она возьми да вспыхни. Едва с батюшкой выбежать успели.

Алана все говорила и говорила, а я припомнила бутылек в камине, что хозяин вулкана разбил. Выходит, узнал обо всем, потому и не дал мне настой тот выпить. И теперь-то наконец понятно стало, отчего булочную сжег – с гневом не совладал.

– Ну вот. Теперь ты правду знаешь, Мелисса. Приму от тебя и ненависть, и…

– Да как же я тебя ненавидеть могу, Алана! – Шагнула к ней, обхватила руками, прижала к себе. – Ты же мне все равно что сестра.

– Не поступают так сестры, – глухо ответила.

– Перестань, Алана, тебя я ни в чем не виню.

– А должна! Должна!

Отзывалась тоска Аланы в сердце безбрежной болью.

– Так ведь жива я. И ты. Понимаешь?

– Так ведь узница ты здесь, Мелисса… – ответила в тон.

Отстранилась, заглянула в мокрые от слез глаза подруги. Еще несколько дней назад сама так думала, теперь же только головой покачала.

– Любую мужнюю тогда узницей назвать можно, – вытерла со щек Аланы слезы.

– Ты же и сама себе не веришь! – впилась пальцами в мои плечи. – Пойдем со мной, Мелисса! Сбежим!

– Не могу, – покачала головой.

– Из-за метки?

– Из-за нее, да не только. Пока я тут, девицы могут спокойны быть. Моя жизнь теперь с этим местом связана. И с Редриком. – На удивленный взгляд Аланы пояснила: – Хозяина вулкана так зовут. – Решила не говорить, что он раньше человеком был. Не моя то тайна.

– Вот видишь, Мелисса… Тем ты от меня и отлична. Я-то о других и не подумала даже…. Но ведь… правду мне скажи: он… не обижает он тебя?

Помотала головой.

– Ни разу не обидел.

– Выходит… люб он тебе? – Алана губу кусала и на меня все смотрела.

Заговорила медленно, старательно подбирая слова:

– Сложно с ним, но с кем из мужей легко? Свою матушку спроси хотя бы, уверена, обратного она не скажет, – улыбнулась. – Ем досыта, сплю на пуховой перине, одета, обута. Приданое мне хозяин вулкана приготовил хорошее. За меня, Алана, сердце не терзай. Я свою участь приняла. Сама не ожидала, что жива останусь, так и жаловаться не могу.

– Твердо ты решила здесь остаться?

Кивнула только. Да и что тут скажешь.

– Ты сама себя прости, Алана. А я тебя никогда ни в чем не винила. – Подняла руку ладонью вверх, не давая ей слова сказать: – С этого мига новая жизнь начнется. И у тебя, и у меня. Слышишь? – Подождала, пока кивнет. – А теперь возвращайся к батюшке с матушкой, извелись, поди. Только прошу: не говори о том, что здесь видела. Ни к чему это. Одной тебе я решила открыться, хотела еще раньше, да только ты от меня сверкая пятками убежала, – улыбнулась.

– Так ведь жрец сказывал, что дух твой из-за слез моих упокоения найти не может… Вот я и решила… Глупая я гусыня.

Привлекла к себе подругу, обняла. Ветер из глаз слезы выдувал, и за то была ему благодарна. Нельзя, чтоб Алана их видела.

– Ты приходи иногда. На новую луну, к примеру. Ежели захочешь. Только одна. Тебя я всегда буду рада видеть. А в иные дни стану весточки тебе присылать.

– Приду, Мелисса, обязательно приду. – Алана отстранилась. – Да вот еще что: Арвир недоброе замышляет против хозяина вулкана.

– Арвир?

– Я ведь его прогнала, после того как обо всем узнала… То ли на это он обозлился, то ли еще на что, да только по селению толки разные ходят. Арвир и на Ночи Костров в представлении показывал, как хозяина вулкана убивает, а теперь знаешь что удумал? По тавернам да трактирам расхаживает, байки сказывает, что у хозяина вулкана богатства под горой несметные хранятся и, ежели его одолеть, то добром этим завладеть можно. Народ-то навроде как слушает, да только никто не спешит на хозяина вулкана идти, за придуманные богатства погибать никому неохота. А Арвир, сказывают, уже и мечи прикупил. Из-за моря привезли ему. Он бахвалился, что лезвием в полете перышко перерубить можно. Ты супруга своего предупреди.

– Предупрежу, Алана. Обязательно. Благодарю тебя. – Обнялись еще раз. – Свечу возьми, а то ноги на горной тропе переломаешь. – Наклонилась, чтоб одну из свечей взять, да так и замерла, когда увидела, что под ногами лежало. – Да неужто… – Тут уж слезы, и так с трудом сдерживаемые, из глаз полились.

– Я одеяльце твое из булочной забрала, Мелисса. Хотела в память о тебе оставить, знала, как оно тебе дорого, а сегодня принесла, чтоб тут его оставить…

Подняла единственную вещь, от родителей мне оставшуюся, прижала к сердцу, всхлипнула.

– Лучшего подарка-то и не придумать.

Алана свечу взяла, чье пламя на ветру извивалось, быстро губами до щеки моей дотронулась.

– Свидимся еще, Мелисса.

– Непременно свидимся.

Кожу вокруг глаз от слез свело, пока вслед Алане глядела. Проводила взглядом, а как только фигурка ее скрылась из виду, развернулась и пошла к расселине, что в горе чернела.

Глава 28

– Твоих рук дело? – хмуро смотрел на Огневика, пока тот из котелка в горшочек глиняный бульон наливал. Аромат плыл такой, что у Редрика под ложечкой засосало, а в животе будто волк взвыл, только вот хотел хозяин вулкана с духом до возвращения Лиссы потолковать.

Пока Лисса перед ним сидела, запрещал себе даже думать о том, кем она являлась, хотя теперь-то ясно понял, отчего глаза ее в первую же встречу знакомыми показались. Тогда-то даже мысли такой не допустил, а оно вон как обернулось. Однако ж можно ли доверять тому, что в бреду привиделось? Ежели б не Лиссы слова про одеяльце…

– Отвар-то? Моих, моих, хозяйка-то с вами сидела, – голос Огневика из раздумий тяжких вывел. Дух уж горшочек с густым варевом ему протягивал.

– Подожди ты с едой-то. Ответь сперва: твоих рук дело?

– Какое такое дело, хозяин? – шаркнул ножкой Огневик, а сам все горшочек Редрику в руки продолжал упорно впихивать.

– Не придуривайся, – Редрик горшочек отстранил.

– Как придуриваться-то, ежели в толк не возьму, о чем это вы! – дух возмущенно всеми искорками засверкал. Знай его Редрик хуже, обязательно бы поверил.