Текст книги "Лотос пришлого бога"

Автор книги: Татьяна Грай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Питон, однако, не подох. Но видно было, что он отчаянно зауважал Эрика. Довольный скульптор фыркнул в змею еще и из белого флакона, и питон сдался.

Он издал странный скрежещущий звук, развернулся и медленно уполз из холла на улицу, неторопливо перелившись через низкий порог.

– Ага! – радостно заорал Эрик. – Испугался, погань!

Он услышал за спиной шорох и резко обернулся.

Из полуоткрытой двери мастерской высунулась голова африканской кобры.

Змея распустила капюшон и противно шипела.

– Эй, только не вздумай плеваться! – предостерег ее Эрик. – В момент башку срублю!

Кобра, похоже, Эрику не поверила.

Она плотно блокировала вход в мастерскую, и Эрику ничего не оставалось, кроме как пробиваться на свой творческий плацдарм с боем. Он выхватил из кучи оружия распылитель, и кобра, обсыпанная ядовито-зеленой красящей пудрой, испуганно растаяла.

– Вот так! – вежливо сказал Эрик. – Не лезь в чужой дом без спросу!

Он наконец вошел в мастерскую – и ахнул.

По рабочим столам и незаконченным скульптурам шустро ползали носатые гадюки, тигровые ужи, песчаные удавчики... Во всех креслах уютно устроились золотистые полозы, а с люстры свисало целое семейство крупных гремучек. Прямо возле шкафа с ромом, спрятавшись за ножкой маленького стола, на котором все еще стояли кувшин и бутылка, притаилась мексиканская королевская змея – красная, с черно-желтыми поясками... Болотная черная гадюка забралась на стол и нагло сунулась в бокал с остатками рома.

Последним штрихом в невероятной картине был оседлавший бутылку с ромом скорпион.

– А-а-а!... – обезумев от ярости, заорал Эрик. – Ну, я вам покажу!...

И начался бой великого скульптора с толпой мерзких бескрылых драконов.

...Винцент Харвич, убедившись, что Мрачный Карлик возвращаться не намерен, долго наблюдал за скульптором. Не менее получаса молодой инспектор стоял под окном мастерской и смотрел, как Эрик Бах воюет с тенями. Во все стороны летели струи краски, брызги разбавителя, Эрик швырял в стены штихели, прыгал, вертелся на месте, размахивая руками... то и дело взрывались детские хлопушки, выбрасывая фонтаны яркого конфетти... а Эрик орал:

– Так вас, гады ползучие! Меня вам не достать!

Наконец молодой инспектор повернулся и ушел. Тут ловить было нечего.

11.

Чита важно восседала за столом между Винклером и Харвичем, и перед ней стояла тарелка с маленькими сливочными печеньями. Кроха пристроился прямо на столе по другую сторону от Винцента, и на тарелке попугая лежал, само собой, пирожок с капустой. Даниил Петрович, болтая, по обыкновению, всякую ерунду, время от времени бросал оценивающий взгляд на Харвича и окружавший его зоопарк, и наконец сообщил:

– Ты похож на Робинзона Крузо.

– А? – не понял Харвич.

– Ну, у того тоже, как мне помнится, была целая компания всяких зверей... или я его с кем-то перепутал?

– При чем тут Робинзон Крузо? – удивился Саймон Корнилович. – Мы же не на необитаемом острове!

– А по мне так очень похоже, – сказал Ольшес. – А почему мне не дали такого печенья? – Он ткнул пальцем в тарелку Читы, и обезьяна тут же угрожающе оскалила зубы и прикрыла тарелку рукой. – Да не съем я твое, что ты в самом деле!

– Возьми сам на кухне, если надо, – сказал доктор Френсис. – А она сегодня пострадала, ей полагается особый уход и особое нежное отношение.

– Ну, если не обращать внимания на некоторую лысоватость, – сказал Даниил Петрович, – так и не очень-то она похожа на пострадавшую.

– Ты забываешь о глубокой психологической травме, – напомнил Левинский. – Ей сейчас нужен максимум внимания. Ее ведь чуть не убили!

– Ох, попадись мне этот негодяй... – пробормотал Саймон Корнилович.

– Если он тебе попадется, – неожиданно серьезно произнес Ольшес, – ты уж, пожалуйста, отойди от него подальше в сторонку, ладно?

Разведчики уставились на инспектора, не веря собственным ушам. Чтобы Данила – и вдруг заговорил всерьез? Да еще на сугубо служебную тему?

– Дан, – осторожно спросил доктор Френсис, – ты вообще-то как себя чувствуешь? Не простыл? Может, у тебя живот болит? Или коленку ушиб?

Харвич захохотал, как сумасшедший, и напуганный взрывом его смеха Кроха крякнул по-утиному и, с шумом и треском замахав крыльями, удрал на шкаф. И оттуда стал с большим подозрением во взоре рассматривать сидевших за столом людей. Кроха вообще, похоже, страдал повышенной подозрительностью.

Обиженный донельзя Даниил Петрович нагрузил на свою тарелку огромную порцию малинового крема и сообщил:

– Пока все не съем – не утешусь. Меня, кажется, побили в соревновании на вредность!

– Ничего, ты быстро возьмешь свое, – фыркнул Кейт Левинский. – А что касается того типа, Лепски, так и я, пожалуй, не отказался бы с ним поговорить. Уж так бы припечатал!

– Знаешь, от чего помер великий селекционер Мичурин? – с загадочным видом спросил Даниил Петрович, облизывая ложку. – Он полез на ёлку за укропом, упал – его и завалило арбузами.

Левинский разинул рот и вытаращил глаза, совершенно не понимая, о чем речь.

– Вас не затруднит разъяснить нам, примитивным существам, вашу глубокую мысль, многоуважаемый сэр? – подчеркнуто учтивым тоном поинтересовался доктор Френсис. Командир же вдруг впал в глубокую задумчивость и долго смотрел на Ольшеса, а потом несколько раз нервно мигнул и дернулся, вроде бы решив вскочить и бежать куда-то – но тут же передумал, и, вздохнув, повернулся к Чите и осторожно погладил ее по голове. Чита в ответ на жест командира громко фыркнула и почесала живот.

Ольшес тем временем приступил к разъяснениям.

– Видите ли, досточтимые сэры, есть в мире дела и есть специалисты. И каждое дело предназначено для того, кто способен с ним справиться. Да если и не способен – все равно он специалист. А потому...

– Если не способен – какой же он специалист? – перебил торжественную речь Даниила Петровича инженер.

– Веди себя хорошо, мальчик! – строго осадил его Ольшес. – Не мешай дяде говорить!

– А чем ему наша Чита не угодила? – спросил Винклер.

– Не знаю! – развел руками Даниил Петрович. – Вообще не представляю!

– Врешь! – уверенно бросил командир.

Харвич хихикнул и сказал:

– Если даже и врет – все равно не признается.

– И ты, Брут! – возмутился Ольшес. – А еще коллега! Ты обязан всегда меня поддерживать, стоять насмерть за каждое высказанное мной утверждение, а ты... Ну, тоска!

И Ольшес снова принялся за крем.

– Чите что-то известно, – сказал Кейт Левинский. – И этот самый Лепски ее невзлюбил за то, что наша красавица знает некую тайну.

– Чита, что это за тайна? – спросил Даниил Петрович, кокетливо посмотрев на орангутаниху. – Может, поведаешь, а? Тут все свои, стесняться нечего.

Чита взвизгнула и швырнула в него печеньем.

– Ну, это уж слишком! – возмутился Ольшес. – Зачем же доводить дело до рукоприкладства?

– Да она же не руки к тебе приложила, а печенье, – уточнил доктор Френсис.

– Это несущественная деталь, – отмахнулся Даниил Петрович. – Но вообще мне давно уже интересно, зачем эти представители фауны суетятся вокруг нас. Что Чита, что попугай... Кроха, ну чего ты там сидишь, как в засаде? Иди сюда!

Кроха внял призыву и мгновенно перелетел на прежнее место.

– Ага! – обрадовался Ольшес. – Кроха, у меня к тебе вопрос. Как ты попал в эти края? Кто тебя привез? Или ты ничего не помнишь? Может, у тебя уже старческий склероз начался?

Попугай возмущенно тюкнул клювом по краю тарелки и рявкнул:

– Минар – р-родина попугаев!

– Да неужели? – искренне удивился Даниил Петрович. – А наши там землю роют, пытаются выяснить, откуда ты тут взялся! Значит, ты местный?

– Стар-рый Кроха, – неожиданно загрустил попугай. – Стар-ренький Кроха...

– Ну, ты у нас хоть куда! – постарался утешить его Харвич. – За тобой и молодым птичкам не угнаться. Разве еще кто сможет слопать столько пирожков?

– Пир-рожок с капустой, – удовлетворенно сообщил Кроха и принялся подбирать оставшиеся на тарелке крошки.

– А... – осторожно начал Винклер, но, поймав взгляд Ольшеса, замолчал. Но видно было, что у командира имеется некий вопрос, а может, и не один, а штук эдак десять-пятнадцать... Просто сейчас был не самый подходящий момент.

Поскольку инспектора так и не сказали разведчикам ничего существенного и не предложили никакой конкретной программы действий на следующий день, то после ужина и кофе все разошлись по своим комнатам. Впрочем, это можно было с уверенностью сказать только о докторе Френсисе и инженере. Куда подевался инспектор Харвич, Винклер не знал. А инспектор Ольшес вышел из коттеджа, и командир, испугавшись, что Даниил Петрович в очередной раз ускользнет от него, бросился следом за инспектором.

– Дан, а Дан, – окликнул Саймон Корнилович остановившегося неподалеку от крыльца Ольшеса. – А вот скажи, пожалуйста...

– Не скажу, – мгновенно ответил инспектор.

– Но ты же не знаешь, о чем я! – возмутился командир.

– Знаю. Отстань.

– Не отстану. Почему эти звери тут толкутся? И почему ты до сих пор не взял вампира? Ты же знаешь, кто он и где живет. Чего-то я не понимаю.

– Ты ничего не понимаешь, да тебе и ни к чему. Пошли-ка лучше к пруду, посидим у воды. Уж очень вечер хорош.

Винклер мгновенно преисполнился самых черных предчувствий. Чтобы Данила – и вдруг заметил, какая нынче погода? Нет, это не к добру.

Они устроились на маленьком пригорке, вокруг которого покачивали головками засыпающие лютики. Командир, у которого упрямства было не меньше, чем у некоторых инспекторов, спросил:

– Чего он хотел от Читы, этот вампир? И почему попугай тут у нас только что гнезда не свил? Ему-то что надо? И зачем Ливадзе выясняет историю этих зверей?

– Саймон, ты меня удивляешь. Можно подумать, ты никогда не сталкивался с подобными пересечениями линий.

– А...

Винклер надолго замолчал, но Даниил Петрович и не стремился продолжить беседу. Он просто смотрел на темную воду, на лотосы, на ультрамариновое небо... но, похоже, ничего не видел.

Наконец Саймон Корнилович, хорошенько все обдумав, медленно заговорил:

– Значит, мы угодили в узловую точку... вот не повезло! Попугай и обезьяна... они как-то были связаны в прошлых жизнях с этим вампиром? Или занимались чем-то подобным, а теперь стремятся отработать свои ошибки... они хотят помочь тебе, это ясно. Но ведь они появились на Минаре задолго до того, как сюда переехал Лепски... впрочем, это как раз неважно. Значит, их кармические линии пересекаются... И Чита уже что-то предприняла, и Лепски об этом узнал, и со злости чуть не убил ее... а Кроха?

– Он тоже кое-что предпринял, – тихо сказал Даниил Петрович.

– Ты имеешь в виду тот камешек, который мешал аллигатору?

– Да.

– Надеюсь, Лепски не захочется и Кроху тоже подстрелить, пробормотал Винклер. – С попугаем справиться несложно.

– Не захочется. О Крохе он ничего не знает. Потому что ничего не знает об осколке камня.

Командир искоса посмотрел на Даниила Петровича. Что-то уж очень разоткровенничался инспектор. С чего бы это?

– Данила, а почему вы с Винцентом до сих пор не...

– Рано, – отрезал инспектор.

– Ну, это, конечно, ваши дела, я в них ничего не понимаю... но ведь вампир, да еще интеллектуальный... а вдруг еще кого сожрет?

– Больше никого не сожрет.

– Ты уверен?

– Был бы уверен – давно бы домой улетел.

– Ох, Дан, – посетовал Саймон Корнилович, – до чего же у меня работа нервная!

– У тебя? – поднял брови Даниил Петрович.

– А у кого же? Как только экспедиция с инспектором – так просто хоть ложись и умирай! Ничего не знаю, ни о чем мне не говорят, все тайны какие-то, заговоры... а потом вдруг – бабах! Взрыв, фейерверк, пальба со всех сторон!

– Никакой пальбы в этот раз не будет, – заверил его Ольшес. – У Лепски и пистолета-то нет.

– Как это нет? А Читу он что, из пальца подстрелил?

– А, ну да. Я забыл. Но это ведь просто энергетическая пулялка, и все.

– Ах, разумеется. Вам, инспекторам, циклобласт подавай, тогда вы, пожалуй, согласитесь – это оружие.

– Ну, во всяком случае, похоже на него.

– Данила! – взревел командир экспедиции. – Прекрати надо мной издеваться!

– Саймон, что с тобой? – обеспокоился инспектор. – С чего ты взял, что я над тобой издеваюсь?

Винклер горестно покачал головой и ничего не ответил. Он вспомнил о погибшем альпинисте Кхоне Лорике, чье тело захватил неведомый йогин, и подумал о том, что если на Минаре пересеклись кармические линии трех бывших магов и одного активно действующего, то по сравнению с тем, что эта команда в состоянии натворить, выстрел из циклобласта, способного сжечь целую планету, и вправду может показаться не более чем хлопком мухобойки. Да если еще йогин выйдет из пассивного состояния и примется за дело...

Саймон Корнилович решил, что надо бы спросить Данилу, когда можно ожидать начала основных событий... но инспектор уже исчез.

Впрочем, командира это ничуть не удивило.

12.

Эрик сел и осторожно повернул голову вправо, потом влево... Голова отозвалась взрывной болью. Эрик, застонав шепотом, чтобы не усугубить положение дел, попробовал осторожно пошевелить руками. Руки были на месте. Ноги, как выяснилось чуть позже, тоже. Ага, значит, змеи до него так и не добрались. И скорпион не сумел его тяпнуть, хотя и старался изо всех сил. Ну, Эрик и не сомневался в том, что одержит победу над нечистью...

Скульптор медленно опустился на четвереньки и отправился в долгий и сложный поход через мастерскую, стремясь к спасительной цели. Мысли Эрика, раздробленные и рассеянные, то обращались к событиям вчерашнего дня, то пытались сгруппироваться вокруг работы – в те моменты, когда Эрику приходилось преодолевать какой-нибудь вставший на пути инструмент вроде вонзившегося в пол штихеля... но в основном в голове скульптора мелькали обрывки идеи врага.

Врагами, кажется, были Мрачные Карлики... вот только он забыл, почему. Эрик попытался сосредоточиться на неприятных человечках – но тут же решил, что лучше немного подождать. Вспомнить он всегда успеет. Сейчас не это главное.

В бутылке с ромом было полным-полно пауков и тараканов. Скульптор с отвращением отшвырнул бутылку, и она покатилась по пятнам пролитой и рассыпанной краски. Эрик, уставясь на нее бессмысленным взглядом, тихо застонал. Придется идти на кухню...

Добраться до кухни оказалось не так-то просто. В коридоре сидел невесть откуда взявшийся отвратительный черно-зеленый бородавчатый осьминог. Он вытягивал щупальца, пытаясь дотянуться до скульптора, и Эрику пришлось красться вдоль самой стены, уворачиваясь от мерзких желтых присосок. Но Эрик проявил характер и справился с задачей.

Приоткрыв дверь в кухню, он осторожно заглянул внутрь. Вроде бы никого...

Эрик крадучись подобрался к шкафчику, медленно открыл дверцу... нет, никаких сюрпризов. Схватив бутылку, Эрик жадно глотнул – и тут же все его внутренности стиснула жестокая судорога. Скульптора вывернуло прямо на пол. Впрочем, ему было не привыкать. Немного отдышавшись, Эрик выпил воды из-под крана и снова приложился к рому. На этот раз помогло. Головная боль отступила, руки немного окрепли... и Эрик снова вспомнил о враге.

Карлики?... Нет, он никак не мог сообразить, при чем тут мрачные малыши. Мрачные-премрачные... м-м-м...

И вдруг на него снизошло озарение.

Мюррей!..

Его единственный и настоящий враг – Мюррей Лепски!

Это он во всем виноват. Он и его дурацкий булыжник. Точно-точно. Ведь Лепски когда-то подсунул в скульптуру Эрика какой-то камень... нарочно, чтобы напакостить, чтобы испортить великое произведение... Тут в памяти Эрика всплыло вчерашнее нашествие змей... а, ну да, все правильно. Мюррей подослал Карликов, а Карлики принесли змей. Все сходится!

Открытие так ошеломило Эрика, что он не устоял на ногах и сел на пол.

Мюррей... Жизнь Эрика была прекрасна, пока в нее не затесался этот трижды проклятый программист.

И чего он привязался к Баху?

Ну да, на самом деле, кажется, Лепски не запихивал камень в "Лотос". Он зачем-то дал камень Эрику, а Эрик расколотил тот дурацкий булыжник, вот только он забыл, почему он это сделал... да, собственно, какая разница? Как будто мало вокруг всяких камней! Разбили один – возьми другой. И не приставай к человеку. Можно подумать, Эрик испортил уникальный бриллиант, какую-нибудь там "Звезду Египта" или "Графа Орлова"!

Но Лепски – последний гад и последнее ничтожество, и он из-за паршивого кремня или что там такое было способен просто уничтожить творческую личность, выматывая из нее душу... и уж сколько времени это тянется? Не сосчитать! И при этом Мюррей полный дурак. Он и не понял сразу, что Эрик вложил в "Лотос пришлого бога" только половину камушка. Хо-хо! Да он вообще ничего не соображает, этот Лепски! И Эрик ему покажет, где раки зимуют. Уж получит этот Лепски, уж он пожалеет, что подстраивал Эрику все эти пакости!.. Уж он так пожалеет...

Эрик впал в глубочайшую задумчивость.

Как бы ему покрепче отомстить Мюррею?

Идея родилась не сразу. Но зато она была такой безупречной и блистательной, что Эрик взвыл от восторга.

Ну конечно!

Эрик захохотал во все горло, и у него тут же снова заболела голова. Эрик немножко выпил и пошел в мастерскую.

Он сделает портрет Мюррея... ха-ха!.. и это будет такое, такое... и выставит это в Скульптурном Заповеднике! Ха!

Любой и каждый при первом же взгляде на бюст поймет: перед ним отъявленный негодяй. Да, Мюррей всю оставшуюся жизнь будет сожалеть о том, что не давал Эрику покоя. Сотни тысяч людей увидят каталог, и каждый подумает: "Вот мерзавец, так мерзавец! Мюррея будут узнавать во всех галактиках, он просто не сможет выйти из дома! Ого-го! Вот это здорово!

Тысячи людей придут посмотреть на новую работу великого Эрика Баха. И все поймут, почувствуют, какой отвратительный и непорядочный человек этот Мюррей Лепски!

Бюст, кстати, так и будет называться: "Портрет прохиндея"!

Эрик перевернул на поддон одну банку пластика, другую, третью... черт, везде пауки, везде тараканы, везде мухи и клопы... Наплевать! Он будет лепить из того, что есть. Пусть из бюста торчат усы дохлых тараканов! Это лишь подчеркнет основную идею! Усилит ее! Углубит! В конце концов, придаст произведению неповторимый шарм. Индивидуальность... впрочем, индивидуальности Эрику и так не занимать.

Скульптор сосредоточился, вспоминая лицо Мюррея. И вдруг обнаружил, что не может мысленно нарисовать ни единой черты ненавистного ему человека. Эрик удивился. Он всегда гордился своей зрительной памятью, он всегда умел воспроизвести в рисунке, на холсте или в скульптуре любой предмет, увиденный им хотя бы однажды, мельком... а уж люди, вызвавшие у него хоть какой-то эмоциональный отклик, навсегда запечатлевались в его уме, и стоило ему на секунду сосредоточиться, как их лица всплывали перед ним во всех мельчайших подробностях... но Мюррея Лепски словно кто-то стер здоровенным ластиком.

Эрик расстроился. Усевшись на пол у стены, он обхватил голову руками и стал представлять себе Мюррея. Вот Лепски входит в его мастерскую, вот достает из спортивной сумки камень, завернутый в мягкий шелковый лоскут... вот отсчитывает деньги... Но он видел только тело и руки Мюррея. Лица по-прежнему не было. Не было даже головы.

Эрик затосковал.

Лепски... проклятый Лепски подослал к нему Мрачных Карликов, а эти экзотические человечки с непрерывно вращающимися синими шарами вместо глаз навели на скульптора порчу, как пить дать. И что же теперь делать? Что делать, что делать, что делать...

В памяти Эрика смутно забрезжило нечто, связанное с порчей, магией вообще... а, ну да, об этом когда-то, много-много лет назад, говорил его школьный учитель... Что внутри, то и снаружи... что бы это значило?.. Ах, да... учитель постоянно твердил, что чистый ум не подвластен воздействию черных сил, что нельзя заворожить человека, осознающего себя до конца... что Мара бессилен перед твердым духом... фу, что за ерунда! Мара может все. На то он и Мара. И Карлики могут все. Они тоже не промах. А вот Лепски... Лепски свое получит. Потому что и Эрик Бах не из дураков. И уж с каким-то Мюрреем он совладает.

Неважно, что сейчас его лицо ускользает от Эрика.

Нужно просто пойти и посмотреть на него еще раз. Эрик давно уже узнал, где живет этот проныра, хотя Лепски об этом и не догадывался. Лепски всегда считал Эрика круглым идиотом. Что ж, пришла пора убедить его в обратном.

И вот сейчас Эрик поедет в соседний город, и...

Эрик вдруг почувствовал необычайный прилив сил. В это мгновение он мог бы запросто смахнуть любую гору, вставшую на его пути, победить толпу хоть карликов, хоть великанов, хоть самого Мару, достань у того глупости сунуться под руку великому маэстро Эрику Баху. Мюррей Лепски? Комар, мошка, микроб! Тень микроба! Эрик стал большим, как звездолет. Ничто не сможет остановить его. Он велик, велик, он огромен и могуществен... он самый большой в мире!.. Он может растоптать целую планету, галактику, вселенную!.. И он будет сражаться за свою свободу! Берегитесь, подонки! Маэстро выходит на тропу войны!

Эрик Бах издал боевой клич и помчался в гараж.

Выгнав из "летучки" набившихся туда скользких жаб и вертких холодных ящериц, Эрик вывел старенькую машину во двор и стремительно взмыл в небо. Направление – на северо-запад. Цель – окраина соседнего городка, дом самого отвратительного типа, когда-либо рождавшегося во всех известных галактиках... уж повеселится сегодня Эрик! Уж отведет душу!

Пожалуй, Лепски на всю оставшуюся жизнь забудет само слово "камень". И при виде самого невинного камушка его будут трясти судороги.

А кстати, о камнях.

Эрик посмотрел вниз. Нет, на этих лужайках ничего подходящего не найти.

Он повернул направо. Там высились подходящие пригорки. На их склонах наверняка можно набрать приличное количество камушков...

Эрик посадил "летучку" у подножия невысокого холма, южный склон которого представлял собой сплошную каменистую россыпь. Радостно повизгивая, скульптор набрал камней в сумку и в пару пакетов, нашедшихся в "летучке", и, погрузив добычу в машину, продолжил путь к дому своего главного врага.

И вот наконец он увидел нужную ему улицу.

Но тут у него в голове что-то громко загудело и застучало, словно кто-то включил древний, донельзя изношенный электрический мотор... и гул все нарастал и нарастал, пока глаза Эрика не заслезились, а из ушей не потек белый туман, густой и вязкий... и что-то застрекотало в носу, как будто туда забрался крошечный нахальный кузнечик... лихорадочно забилось сердце, выстукивая какую-то очень знакомую мелодию... но Эрик, как ни силился, не мог вспомнить ее названия... ведь он знает ее, знает... он часто слышит эту глупую навязчивую песенку... как же она называется?..

Эрик долго тряс головой, пытаясь вышибить из мозгов дурацкий шлягер. А потом долго вспоминал, где он находится и зачем сюда явился. И вспомнил. Он прилетел сюда, чтобы сокрушить своего главного врага.

"Летучка" скульптора зависла в воздухе над домом Мюррея Лепски.

13.

...Лепски уже устал проклинать себя. Ну как он мог настолько потерять самообладание, что принялся палить в эту трижды проклятую обезьяну? Можно ли было совершить более глупый, более нерациональный поступок? Тем более, что обезьяна ему нужна. Именно она унесла куклу чревовещателя, и вряд ли без помощи отвратительного животного удастся отыскать вторую часть Камня Мудрости. Ладно, там рядом были земляне, они наверняка успели вовремя, так что за жизнь орангутана можно не тревожиться... а вдруг от нервной встряски зверюга потеряет память?

Ожесточенно сплюнув, Лепски снова принялся за вычисления. Вообще-то он был почти уверен, что при его нынешних возможностях он сумеет обойтись и без Камня. Нужно только отыскать правильную формулу. А она есть, есть в памяти инспектора-особиста, высосанной Мюрреем... там много чего есть, вот только почему-то не все удается реализовать. И формула, позволяющая пользоваться чужими умами, в уме Гарева тоже имелась, это Мюррей знал точно, – он лишь никак не мог вспомнить ее саму. Он надеялся найти необходимые ему слова с помощью логики и медитации, и потратил на это уже много дней, – но добыча ускользала. Время от времени Лепски, чтобы дать небольшой отдых уставшему сознанию, проверял на практике какое-нибудь из специальных инспекторских умений. Кое-что выходило отлично. Но иной раз Мюррей получал совершенно непредсказуемый результат.

Например, когда он, не пожалев ради эксперимента заднюю стену собственного гаража, попробовал растворить руками цемент и камни, как это мог запросто сделать инспектор Гарев, его вдруг зашвырнуло на крышу дома... и если бы он давным-давно не научился левитировать, то уж точно не обошлось бы без пары-другой сломанных ребер. Но Мюррей плавно слетел на землю, и тем дело и обошлось.

Чуть позже в тот же день Лепски взялся за служебную формулу, с помощью которой инспектора-особисты запросто останавливали любое средство передвижения, кроме, разве что, звездолетов, и, устроившись в центре города, в сквере, над которым проходила основная трасса, решил немножко поразвлечься и сбить не что-нибудь, а полицейскую "летучку". О том, что из этого вышло, Мюррею и вспоминать не хотелось. "Летучка" как ни в чем не бывало промчалась над ним, даже не вильнув, – а через минуту над сквером возникло сразу шесть патрульных машин... да, Лепски вполне мог угодить за решетку. Но тут Мюррей винил лишь себя самого. Наверняка в моторах полицейских машин стоят соответствующие защитные устройства, и он вполне мог догадаться об этом заранее.

А чем закончилась попытка забраться в компьютерную сеть Федеральной безопасности? Мюррей набрал код допуска Гарева, он произнес необходимые формулы и пароли, и что он получил в ответ? На его мониторе торжественно нарисовался громадный кукиш! Ну и шуточки у этих федералов... самые что ни на есть дурацкие шуточки! Но как компьютер мог догадаться, что с ним говорит не инспектор? Вот уж задачка, так задачка! Интересная, кстати, задачка. И в ближайшем будущем нужно будет ею заняться. Решение наверняка простое, но нестандартное. Ничего, поищем – найдем.

Лепски встал и прошелся по кабинету. Нет, голой математикой здесь ничего не добьешься, это ясно. Формулу захвата чужого ума необходимо вспомнить. Раз она была в сознании инспектора – значит, она есть теперь в сознании Лепски. А то, что она ускользает, может значить только одно: на нее наложен запрет. Нужно какое-то специальное посвящение, чтобы формула заработала. Конечно, все инспектора получают особую подготовку, и прежде чем приступают к настоящей работе, проводят несколько дней в Дхарма-центре... и уж чем там их накачивают монахи – никому не известно. Однако Лепски был уверен: эта проблема имеет решение. Можно обойтись и без посвящений.

Да, наверняка. Надо только как следует сосредоточиться, постараться... Он многого достиг и многому научился, он давно стал опытным и сильным магом, хотя и никогда не стремился демонстрировать свою силу кому попало... и техника трансцедентной медитации была им досконально изучена еще в юности, и Мюррей отлично знал: если заглянуть в собственное сознание глубоко-глубоко, до самого донышка, – можно вытащить оттуда все, что угодно. В том числе и упрямую формулу. Ну, может быть, придется потратить на это довольно много времени... да ведь деваться-то некуда. Камень Мудрости, похоже, все-таки потерян навсегда. Впрочем, если он доберется до обезьяны и выпотрошит ее мозг с помощью некоего отличного аппарата, а потом сумеет вытрясти из Эрика, где тот спрятал голову бога...

По крыше дома внезапно загрохотали камни.

Лепски вздрогнул. Что случилось?..

Он глянул на боковой экран.

А, это сумасшедший скульптор... только его тут и не хватало. Впрочем...

На ловца и зверь бежит. Конечно, человеческое сознание его машина не умеет сканировать, только сознание животных, но попробовать можно... если добавить еще чуточку очень сильного гипноза, несколько специфических формул...

Лепски остановился посреди кабинета и, мгновенно сконцентрировавшись, произнес несколько слов... потом начертил в воздухе перед собой магический знак, потом тихо, монотонно пропел заклинание... а потом подошел к окну и выглянул наружу.

"Летучка" Эрика опустилась на лужайку перед входом. Конечно, разве может глупый механизм не подчиниться такому приказу?

Но безумный скульптор требовал особого подхода. Будь Эрик нормальным человеком, он и реагировал бы на заклинания и формулы, как все нормальные люди. Однако сознание маэстро работало в очень и очень нестандартном режиме. Мюррею до сих пор не приходилось применять свое искусство к душевнобольным, но он был уверен: Эрик в конце концов поддастся внушению и выложит все, как на духу. А почему бы и нет? Да уж, угораздило Мюррея связаться с чокнутым... ну, впрочем, он тогда еще плохо разбирался в таких вещах. Это уж потом, когда он попользовался знаниями доктора медицинских наук, опытного психиатра, он сумел оценить степень расстройства ума Эрика Баха. А до того он считал скульптора обычным забулдыгой.

Мюррей, стоя у окна, наблюдал за Эриком, осторожно выглядывавшим из бокового окна "летучки". Скульптор, похоже, не очень хорошо понимал, где он очутился и почему. Ну, можно начинать...

Лепски стал тихо, осторожно напевать заклинание, сопровождая пение сложными движениями рук...

...Эрик, с трудом преодолевая сопротивление ставшего вдруг густым, как клубничное желе, воздуха, выбрался из "летучки" и растерянно уставился на незнакомый дом. Что это за странное и подозрительное явление? Как этот дом попал сюда? Кто его принес? Зачем? И кто унес и спрятал его собственный коттедж? Ну и ну!..

Эрик рассердился. Наверняка это опять штучки Мюррея и его Карликов. Точно, можно не сомневаться. Негодяй Лепски затеял новую авантюру... но ему не одолеть великого Эрика Баха. Эрик оглянулся на "летучку". Есть там что-нибудь подходящее? Кажется, должно быть. Он ведь прежде всегда возил с собой скульптурный резак... на случай, если где-нибудь по дороге попадется подходящий для работы камень или хороший, не сгнивший пень... так, где он лежит?

Эрик заполз в кабину и принялся шарить под сиденьями. Чужой домик надо порезать в мелкие клочки, и тогда Лепски поневоле вернет на место дом Эрика... вернет, никуда не денется... ага, вот он!

Эрик пискнул от восторга, нащупав наконец необходимый инструмент. Вытащив резак, скульптор крепко стиснул его в руках и, пятясь задом, снова вылез из машины. Сейчас мы с вами разберемся, ребята... Карлики, Мюррей... Мюррей, Карлики... змеи... при чем тут змеи?..

Внезапно началась метель.

Со всех сторон на Эрика посыпались холодные мокрые хлопья снега, они кружились перед глазами скульптора, набивались в волосы, в глаза, в уши... Эрик удивленно открыл рот, и тут же горсть снежинок впихнулась между его губами... Эрик выплюнул их и посмотрел наверх. Небо было ясным. Ни облачка... сквозь снеговые вихри скульптор видел ясную синеву. Ну, решил скульптор, это уже окончательное и бесповоротное свинство.